У нас в студии была руководитель социального отдела Бишкекской епархии Елена Иванова.
Наша гостья рассказала о том, как оказалась в Киргизии и начала заниматься там благотворительной деятельностью, а также какие социальные проекты в настоящее время она помогает реализовывать в Бишкекской епархии.
Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.
Т. Ларсен
— Добрый день, это проект «Делатели» на радио ВЕРА, в студии Тутта Ларсен.
В. Рулинский
— Василий Рулинский. У нас в гостях Елена Иванова, сестра милосердия, руководитель социального отдела Бишкекской епархии. Добрый день, Лена.
Т. Ларсен
— Здравствуйте, Лена.
Е. Иванова
— Здравствуйте.
В. Рулинский
— Лена, вы проделали большой путь.
Т. Ларсен
— «Бишкекская епархия» уже звучит просто как-то космически практически.
В. Рулинский
— Так и есть, мне кажется, это тысячи километров, многовато до Москвы, да, и прилетела Лена, вот мы очень рады видеть. Лена — человек, который в своё время произвёл совершенно какой-то фурор, мне кажется. Лена сделала вместе с сёстрами милосердия ковидный стационар в здании епархии, когда бишкекская система здравоохранения просто отказывалась работать, и стала принимать всех людей прямо в здании епархии в разгар ковида, и много-много других историй было про неё. Вот расскажите, как вообще вы оказались в Бишкекской епархии? И в Бишкекской епархии, можно сказать, в столице Киргизии, не побоюсь этого слова, происходит такое дело, когда сёстры милосердия организовывают ковидный стационар — это как вообще? Как вы к этому пришли?
Е. Иванова
— Ну, когда началась эпидемия, я думаю, что ни здравоохранение к этому не было готово, ни другие структуры, то есть полетело всё, город был закрыт, было невозможно получить квалифицированную медицинскую помощь, и очень много было случаев, когда люди, доходя до ручки больницы, просто погибали, не имея возможности получить помощь. В это время мы занимались развозом продуктов, потому что город заблокировали, у нас стояли блокпосты, люди с оружием, то есть всё серьёзно, и те люди, которые остались за этими блокпостами, они не имели возможности получить какую-то помощь. Мы наладили в одном из мессенджеров общение обратное, и они нам присылали локацию свою, присылали документы, мы формировали пакеты. Опять же, спасибо Синодальному отделу, тогда благодаря статье Марины Ахмедовой, что-то порядка 700 тысяч рублей за три дня нам накидали...
В. Рулинский
— А у Марины Ахмедовой вышла как раз статья «Русская сестра киргиза» про Лену и её трудовые будни в это время.
Е. Иванова
— Да, я думала, я сквозь землю провалюсь, когда это прочитала.
Т. Ларсен
— Почему, почему? Очень хороший материал, он очень такой, как кино, читаешь просто, да.
В. Рулинский
— Я когда перечитывал сейчас, готовясь к эфиру, просто честно скажу, я едва сдерживал слёзы. Вот я не буду ничего описывать в терминах про тебя, Лен, чтобы тебя не смущать, но реально вот я едва сдерживаю слёзы. Кто ещё не читал «Русская сестра Киргиза» — журнал «Эксперт», на сайте можно почитать.
Е. Иванова
— Вот, и мы, собственно говоря, этим занимались, у нас были СИЗы (средства индивидуальной защиты), мы соблюдали все необходимые формы защиты, но и первая волна сошла, самая тяжёлая, когда погибло очень много людей, мы немножко расслабились, открылись храмы, пошёл народ, мы стали, скажем так, всё меньше прибегать к средствам индивидуальной защиты, и в итоге мы заболели. Заболели мы всем отделом, мы чуть не потеряли водителя нашего, но как-то вот так, Божьей милостью всё обошлось. А у нас в то время был проект один — «Простоквашино», то есть нам добрые люди безвозмездно передали земельный участок с домом.
В. Рулинский
— В Бишкеке?
Е. Иванова
— Да. И мы там с сёстрами выращивали овощи, в общем, такое у нас было для нашей трапезы.
Т. Ларсен
— Сельхозугодья развели.
Е. Иванова
— Да-да-да. И я помню, когда уже нам стало легче, легче, легче, мы с Надей вспомнили, как в самый вот такой тяжёлый момент, мы жили как раз в этом домике, мы решили, что нам нужно пойти в больницу. А начали открываться муниципальные такие дневные стационары, то есть они открывались в домах спорта, в ДК, ещё где-то. Мы пошли в ближайший, мы там пробыли порядка четырёх часов, помощь нам не удалось получить, но к тому моменту, когда мы вернулись домой живые, слава Богу, мы чётко поняли, что делать не нужно, то есть мы увидели то, что не подготовлены были все. На самом деле, ситуация была очень тяжёлая...
В. Рулинский
— К ковиду?
Е. Иванова
— Вот именно к такой ситуации, когда большое количество людей заболевает одновременно и всем нужна помощь, то есть задействовали Минздрав и старшекурсников медицинских учреждений, и люди-добровольцы подключались, всё, но этого не хватало. И вот когда мы уже, так скажем, поняли, что болезнь наступает, и мы лежим, а мы с Надей в одной комнате спали, время полдвенадцатого, я говорю: «Надя, а давай мы откроем стационар, потому что вот...» Она говорит: «А давай!» Полдвенадцатого ночи, я пишу архиерею, тогда у нас был владыка Даниил, я говорю: «Владыка Даниил, вот такая мысль, вот вы как думаете?»
В. Рулинский
— А епархия закрыта уже в этот момент?
Е. Иванова
— Епархию открыли уже на тот момент, да, но карантин всё равно был. И вот он говорит: «Ну давайте». Памятуя о том, что в Москве немножко раньше времени, я пишу отцу Игорю...
В. Рулинский
— Отец Игорь Куликов у нас был в эфире здесь, координатор региональной службы.
Е. Иванова
— Да. Я говорю: «Знаете, у нас такая мысль появилась, вот наши подопечные, они вообще остались за чертой, потому что, допустим, люди, которые «хорошие», «домашние», скажем так, у них хоть какая-то возможность была помощь-то получить, а все наши бездомные, многодетные, они из дома-то не могли выйти. Отец Игорь говорит: «Ну, давайте об этом поговорим». И вот, я как сейчас помню, такое было удалённое совещание, иеромонах Пантелеимон и ещё пять человек, такая комиссия, и я на том конце, в «зуме» связи почему-то не получилось, и мы разговаривали по громкой связи. И вот я так слышу, они мне задают вопросы такие адекватные, а я им отвечаю, и вот, знаете, так разговаривают очень аккуратно, потому что нужно понимать, что такое в России, к примеру, сделать действительно невозможно — взять и на неспециализированном учреждении открыть дневной стационар. И они, естественно, переживали, потому что деньги нужны для этого, нужна ещё куча...
В. Рулинский
— Ну, я помню это совещание с другой стороны, действительно, мы задаём вопросы, ну как: у Лены нет лицензии на медицинскую помощь, помещение никогда для медицинских целей не использовалось, ну естественно, вопросов много. Скорее, такое, знаете, скептическое: ну что они там в Бишкеке ещё выдумали?
Е. Иванова
— Да-да. И потом отец Пантелеимон говорит: «Знаете, Лена, вот я вас слушаю, и вы отвечаете адекватно, вроде всё так разумно и аргументированно...»
Т. Ларсен
— «Вы вроде в себе... Что ж вы делаете?»
Е. Иванова
— Да, ну, и, собственно говоря, мы договорились тогда с Минздравом, причём устно, мы пригласили к себе Санэпиднадзор, они приехали, выдали нам предписание, которое мы выполнили полностью их 13 пунктов, очень мы им благодарны, они сказали, что такое дело хорошее, нужно помочь — ну, открывайте. Ну, вот так вот мы открылись.
В. Рулинский
— Что это было? Как это проработало? Что это такое вообще?
Е. Иванова
— Как это было: у нас были три замечательных доктора, причём это добровольцы. Один из них кандидат наук, заведующий кафедрой семейной медицины, Михаил Чуракаев. Другой доктор на тот момент был главврачом частной клиники, высококлассный нейрохирург, но поскольку частные клиники закрылись в тот момент, у него было свободное время...
В. Рулинский
— Ну, серьёзная вообще команда получается.
Е. Иванова
— У нас был фельдшер, то есть медицинские манипуляции, кислородная поддержка. Ну, естественно, мы оплачивали КТ, в котором тогда у всех была большая необходимость, и выдавали сразу медицинские препараты, которые показаны были врачом.
В. Рулинский
— И люди-то пошли?
Е. Иванова
— Люди пошли.
Т. Ларсен
— И к вам не приходили вот эти вот СЭС, пожарные?
Е. Иванова
— Никто. Им было просто не до нас, у них было очень много работы.
Т. Ларсен
— Вот да, не было бы счастья, как кажется...
Е. Иванова
— Нет, они молодцы, они оказали нам такую поддержку, чтобы мы могли это реализовать. И плюсом, когда приходили наши подопечные, они получали и консультацию, назначение лечения, оплату обследования, медикаменты и продуктовую поддержку, потому что очень много осталось без работы людей, то есть закрылись все рынки, а рынки в Азии огромные, это целые города, то есть город в городе, и у всех семьи, семьи многодетные, то есть пять, шесть, семь, восемь девять, и бывает, что в какой-то семье ребенок с инвалидностью еще, то есть там дополнительно нужны медикаменты, нужны средства по уходу, подгузники и все остальное. Поэтому, ну, вот так, Божьей милостью как-то вот. А еще мы договорились, тоже у нас были добровольцы местные, с пафосным названием. «Ангелы на дорогах», они сколотили такую импровизированную «скорую помощь», поставили туда кислородные баллоны. И вот, когда у нас были тяжелые, и в условиях нашего стационара дневного было им помочь невозможно, мы, значит, вот их вызывали, они к нам «прилетали». Чем они отличались: во-первых, они очень здорово наловчились на том, чтобы довозить людей до больницы и пробивать там им места, то есть, они говорят: «Мы не уйдем, мы сейчас вот просто его занесем, нравится вам это или нет». И действительно, они вот очень много людей спасли таким образом, что они, вопреки всему, просто этих людей действительно до койки, до реанимации, до насилия.
Т. Ларсен
— Вы говорите: «наши подопечные», я правильно понимаю, что это были не только прихожане храма, не только люди вокруг епархии, не только русские, не только православные?
Е. Иванова
— Всё верно, к нам приходили все те, кто приходит к нам за помощью постоянно. Прихожан вот, наверное, было не так много, всё-таки они на изоляции старались быть, но и те люди, которые просто мимо проходили, потому что у нас висел баннер, что «здесь вы можете получить вот это, вот это, вот это», поэтому милости просим.
В. Рулинский
— А вы в центре Бишкека, да?
Е. Иванова
— Скажем так, недалеко от центра.
В. Рулинский
— Ну, то есть получается, у вас какое соотношение мусульман, православных получают помощь вообще?
Е. Иванова
— Знаете, я вам скажу, что русских примерно шесть процентов.
В. Рулинский
— Шесть процентов?
Е. Иванова
— Да. Из них православных по факту крещения, наверное, больше, а так, наверное, ну вот из этих шести, может, один процент.
В. Рулинский
— Получается, мусульмане приходят в православную епархию получать помощь?
Е. Иванова
— Да, вы знаете, у нас отдел необычный, у нас отдел, как раньше было модное слово: интернациональный. Сейчас мы скажем, что это всё многонациональный и ещё многоконфессиональный, у нас трудятся и мусульмане, у нас вот буддист наш водитель чудесный, Эдуард.
В. Рулинский
— Неожиданно.
Е. Иванова
— Да. И у нас двое человек: повар и разнорабочий, они из Сирии.
Т. Ларсен
— Вот это да!
Е. Иванова
— Да, очень интересная история, причём Хамед Сулайман (такое звучное имя) молодой человек, 27 лет, с высшим образованием экономическим, банковский работник, он вынужден был, ну там действительно тяжёлая очень ситуация. А его мама русская, они познакомились в Ленинграде с его отцом в советское время и оканчивали технический вуз вместе, потом туда уехали. И вот сейчас они у нас пока трудятся.
Т. Ларсен
— А каким образом вообще люди о вас узнали? Почему они именно к вам пошли за помощью в самом начале, ещё до того, как вы стационар организовали — просто потому, что церкви доверяют? Или что их сподвигло?
Е. Иванова
— Ну, наверное, в церковь всегда ведь за помощью шли, это безусловно. Но вот с того момента, как была образована епархия, через год был образован социальный отдел. И потихонечку, потихонечку город-то ведь небольшой, то есть там, несмотря на то что полтора миллиона примерно жителей, он территориально очень компактный, очень аккуратный и все друг друга знают. Чтобы вы представляли: Кыргызстан по территории занимает примерно как один хороший российский регион, то есть он небольшой и действительно, все друг друга знают, и один человек пришёл, сарафанное радио работает, помощь получил. Причём мы действительно работаем по принципу: мы помогаем всем, мы помогаем всем вне зависимости от национальности, вероисповедания и каких-то ещё моментов.
В. Рулинский
— Ну, собственно, как милосердный самарянин, как в Евангелии-то и написано, как надо помогать, невзирая на какие-то там кто ты, что ты. Главное, если человек нуждается, так мы и помогаем.
В. Рулинский
— Это программа «Делатели» на радио ВЕРА, в студии Тута Ларсен.
Т. Ларсен
— Василий Рулинский.
В. Рулинский
— У нас в гостях Елена Иванова, руководитель Социального отдела Бишкекской епархии. Если у вас есть желание присоединиться к помощи, поддержать эту работу, можно зайти на сайт miloserdie.kg
Т. Ларсен
— Вот именно о таких делателях мы рассказываем в этом проекте на радио ВЕРА. Но вот создание Социального отдела при епархии в другой стране — это же требует каких-то ресурсов и материальных, и человеческих, вам как-то там на месте кто-то помогал?
Е. Иванова
— Вы знаете, тоже интересно сложилось. Вообще, я туда, когда приехала, я заняла должность руководителя юридической службы епархиальной.
В. Рулинский
— Образование было соответствующее?
Е. Иванова
— Да. Но дело в том, что с 10-го года я как раз этим занималась на своём приходе, где крестили моих родителей, меня, моих детей, и у нас уже была социальная деятельность, то есть я была с этим знакома, и это мне было близко. И в какой-то момент, отделу было четыре года, я помню, прошло полтора года после того, как я приехала в Бишкек, я доделывала архив юридических документов, архивирование и сканирование, то есть, создавала какой-то электронный архив, и когда я всё закончила — я помню этот день — я знаю, что у нас канцелярия зашивается, а мы рядом находимся, я захожу и говорю: «Ну, я закончила, давайте я вам помогу». Владыка стоит и смотрит документы в руках, и они все переглядываются. Я говорю: «Что происходит?» Он говорит: «Н, уволился руководитель Социального отдела...
В. Рулинский
— Зашла в нужный момент.
Е. Иванова
— «...третий за четыре года». Он говорит: «Ну, давай, мать». Я говорю: «Владыка, нет...» Он говорит: «Благословляю!» Ну, собственно говоря, и я приняла дела, посмотрела, что там есть, скажем так, план боя наметила. Но мне повезло очень с коллективом, то есть у меня сёстры, они вот прям в разведку можно ходить, поэтому я говорю: «А давайте вот это?» Они говорят: «А давайте!» «А давайте вот это?» — «А давайте!» И вот шесть лет прошло, я помню, наверное, первые года три мы вряд ли спали, мы всё время куда-то бежали, бежали, бежали...
Т. Ларсен
— А что вы делали? В чём заключается социальное служение Русской Православной Церкви в Бишкеке?
Е. Иванова
— Ну, нужно сказать, что, во-первых, мы живём в других реалиях совершенно, то есть те социальные гарантии, которые имеют возможность получить граждане России, к сожалению, такой возможности нет в Бишкеке и запрос на помощь, он там огромный, поэтому в принципе нам нужно было только реагировать на те запросы, которые нам поступали. Потому что, допустим, я понимаю, что любой проект, его невозможно высосать из пальца, на него должен быть запрос, он должен быть востребован, и мы какие-то просто придумывали, придумывали... У нас было здание, в этом здании была ризная, кто-то жил, паломнический отдел там размещался, ещё что-то, и мы потихоньку, потихоньку начинаем запускать проекты, то есть если кормили мы до этого на улице, мы открыли трапезную для малоимущих и бездомных, заняли кабинетик. И вот так, потихоньку, потихоньку, мы открыли приют для кризисных беременных мам с младенцами...
В. Рулинский
— Я помню, очень неожиданно там присоединилась даже к помощи посольство по-моему, ФРГ, да? Участвовали, даже денежку какую-то дали.
Т. Ларсен
— Ого!
Е. Иванова
— Да, это был такой международный проект трёх стран, то есть «Православную инициативу» мы выиграли, грант выиграли в посольстве ФРГ, и наши были средства отдела. Но вот тогда всю силу, которую Господь нам и помощь посылал, я прочувствовала на себе, почему — потому что я одновременно писала этот проект в две организации-грантодатели. И в одну мы писали, допустим, на проведение ремонта, а вторую на приобретение оборудования. Я понимала, что если я выиграю только один, то это... ну, всё.
Т. Ларсен
— Смысла в этом нет, да?
Е. Иванова
— Это одно — смысла нет. Это, в общем-то, так и по головке-то никто не погладит за такие вещи.
В. Рулинский
— Да, взял на обязательство про всё.
Е. Иванова
— Да. И мы молились, конечно, с сёстрами, и всё получилось, слава Богу. И так потихоньку у нас образовалось общество православных врачей, в которое потом пришли совершенно разные доктора.
В. Рулинский
— Не православные?
Е. Иванова
— Нет, мусульмане. Потихонечку назрела проблема с тем, что у нас стали развиваться проекты по кормлению, потому что всё-таки самый первый запрос — это еда, человек без еды не может. И это был «автобус милосердия», который у нас уже издыхал, и вот благодаря, опять же, Синодальному отделу, который нам помог в сборе, у нас новый автобус, это кормление на дому маломобильных пенсионеров.
В. Рулинский
— То есть вы отвозите продуктовые наборы как бы с помощью этого автобуса?
Е. Иванова
— Нет, это вот именно горячее питание и, опять же, наша трапезная для малоимущих и бездомных. И получилось так, что до этого готовила нам трапезная собора Воскресенского, на территории которой мы находимся, который, кстати, стоит на Жибе́к-Жолы́, что в переводе означает Шелковый путь знаменитый. И мы понимаем, что у них мощностей не хватает, и нам нужна своя кухня, а у нас, во-первых, нет помещений, очень тесно, и мы решаем отдать под это кабинет приема посетителей. И снова я пишу в посольство Германии проект и пишу на «Православную инициативу», что-то мы там заработали сами на ярмарках. И, опять же, Божьей милостью нам денег все дали, мы открыли прекрасную кухню, то есть сделали пристрой к нашему отделу. У нас такой сейчас очень уютный «ковчег», где никому не тесно, где всем есть место всегда. И мамы с малышами, и у меня сестры ходят на работу, то есть у нас так вот как-то родили, и через два месяца они выходят с малышами работать, потому что, во-первых, им нужна поддержка финансовая...
В. Рулинский
— Вы имеете в виду: мамы, которые вот в кризисном центре?
Е. Иванова
— Нет, мамы, которые наши сестры милосердия — у нас бесконечно рождается кто-то в отделе, (смеются) вот это просто такая радость! Вы понимаете, я всегда хотела большую семью, но так не сложилось, но вокруг меня всегда младенцы, это вот такое чудо, они подрастают, мы видим, как они растут...
В. Рулинский
— Такая компенсация.
Е. Иванова
— Да.
Т. Ларсен
— Слушайте, а как сказывается на жизни прихода вообще все это социальное служение в епархии Киргизской? Как-то, не знаю, может, прирастает, может, благодарные киргизы приходят, крестятся, или поддерживают, или помогают вам огород, например, ваш поддерживать?
Е. Иванова
— Вы знаете, нужно сказать, что вообще люди в Кыргызстане, они очень благодарные, они восточные, они вот мягкие очень, то есть они считают, что россияне, они суровые такие, а там все очень мягко, и кто чем может, они в ответ благодарят. Мы сначала смущались, потом поняли, что для них это очень тоже важно, например, у нас есть такой Альбек, он инвалид по слуху, у него умерла жена, остались дети, и вот мы эту семью поддерживаем, и он нам приносит варенье, которое в казанах в огромных варит сам. И вот, когда наступает зима, он приносит это варенье, говорит: «Вот, сестры (он очень плохо говорит по-русски), вот, я принес вам, сварил сам...», рассказывает, как это все прошло, как он варил, мы ему: «чон рахмат», да, «большое спасибо» по-кыргызски, очень всегда трогательные такие моменты. Кто-то носочки свяжет, принесет. Ну, то есть мы всегда получаем в ответ от них такую благодарность, которую не ждем, ведь мы-то свои, скажем так, потребности в этом служении, в первую очередь мы свою радость-то получаем. Потому что мы размышляли долго, пришли к тому, что без Бога помогать...ну если не нельзя, то очень сложно, обязательно рано или поздно либо обуревает гордыня, либо человек разочаровывается — вот он пришел спасти мир, вот он говорит...
Т. Ларсен
— А мир сопротивляется спасению...
В. Рулинский
— Не поддается! (смеются)
Е. Иванова
— Всё! Полгода проходит, и он говорит: «Да ну, все тут не так, я вообще хотел по-другому, на самом деле». Поэтому вот эта мотивация, она очень важна, и мы всегда понимаем, что они-то для нас, когда к нам приходят, они для нас важнее, потому что мы получаем возможность им помочь, от этого испытывая колоссальную радость, и радуемся, то есть у нас такой большой отдел радости. Тут как-то мы с Надей сидели...
В. Рулинский
— Надя — это помощница ваша?
Е. Иванова
— Да, Надя — это вот удивительный человек, журналист, лет десять последние она социальный журналист, она пишет так, что рыдают все и с радостью помогают. Ну, а она очень такая харизматичная, очень веселая. И приходил мужчина, я не помню, с какой просьбой, я говорю: «Ну, вроде да...но он странный, ну, давай подождем», документы были нужны. Она так на меня посмотрела и говорит: «Вот ты знаешь, все, кто нас знает, мы всем кажемся очень странными». Я говорю: «Да? А почему?» Она говорит: «Ну вот мы все какие-то очень интересные...»
Т. Ларсен
— Блаженненькие.
Е. Иванова
— Да, наверное так, но там это слово скорее не используется, мы все такие, у нас прямо коллектив подобрался, у меня потрясающие вообще сестры.
Т. Ларсен
— Мы о них расскажем чуть-чуть попозже. Это проект «Делатели» на радио ВЕРА.
В. Рулинский
— А у нас в гостях Елена Иванова, руководитель Социального отдела Бишкекской епархии. Если у вас есть желание поддержать работу социального отдела этой замечательной епархии, это можно сделать на сайте miloserdie.kg
Т. Ларсен
— Вернемся через минуту.
Т. Ларсен
— Вы слушаете проект «Делатели» на радио ВЕРА, я Тутта Ларсен...
В. Рулинский
— Я Василий Рулинский. У нас в гостях Елена Иванова, руководитель Социального отдела Бишкекской епархии. Лена сейчас начала рассказывать про замечательных сестер, которые вокруг нее сейчас трудятся, сестер милосердия. Лена, расскажите, собственно, кто эти люди. Мы про Надю немножко узнали, про таланты ее как журналиста, кто еще трудится и как они появились именно в епархии Социального отдела?
Е. Иванова
— Надо сказать, когда я пришла, сестричество уже было, и они так, ну, поначалу не сильно рады мне были.
Т. Ларсен
— Почему?
Е. Иванова
— Ну, у них же, в общем-то, уже все сложилось, а я сказала, что давайте мы вот так будем делать, и вот так. И те штатные сестры, которые в отделе были постоянно трудоустроены, они поддерживали, а та часть сестер, которые были, скажем так, внештатные, им не все нравилось, потому что немножко все было иначе, и они так долго сопротивлялись, но как-то потом, слава богу. И я когда со всем этим познакомилась, я говорю: «ну зачем быть сестрой милосердия, можно, собственно говоря, и так помогать», говорю: «я не хочу, я не буду». Это был декабрь 2016 года. А 11 февраля 2017 года у меня прошло посвящение в сёстры. На тот момент я стала очень много читать о сестричествах, вот о Первом Крестовоздвиженском, о сёстрах, меня это глубоко потрясло.
В. Рулинский
— Крымская война XIX века, да?
Е. Иванова
— Да. И меня это потрясло просто, я думаю, что я так же хочу, вот они же смогли, я же тоже могу, и потом, я же должна быть примером своим сёстрам, потому что там кому-то 80 с лишним уже, а они так на меня: «Девочка, кто вы?» И я думаю: ну вот, может быть, когда-то, но потом я приобрела удивительное, но вещью это не назовёшь... чудеса, чудеса, потому что когда сестра милосердия даёт обет своего служения, и когда это произошло, вдруг силы и помощь стали приходить просто вот в неограниченных количествах, возможно, даже больше, чем на тот момент у нас был запрос. То есть такой «пинок» появился, как бы: «вы давайте, девочки, шевелитесь», и мы только вот успевали, мы берём-передаём, берём-передаём, и всё как-то стало очень развиваться быстро. И вот были у меня две пожилых сестры в отделе, Лидия Николаевна и Ирина Ивановна, замечательные, очень такие смиренные женщины, которые много лет уже трудятся. Вот Лидия Николаевна, она тренер по баскетболу.
Т. Ларсен
— Вот это да!
Е. Иванова
— Да, вот она у нас лучше всех работает с подопечными, с лежачими, она им и ЛФК проведёт, и артикуляционную гимнастику сделает. Ирина Ивановна, наша кормилица, она такая более медленная, и вот она говорит: «Не ругаемся, сейчас я всем всё положу», она такая вот очень интересная. Есть матушка Елизавета, фельдшер, она из Узбекистана, она наполовину узбечка, наполовину русская. Вот диакон Виктор, её супруг, он всё время мучается от того, что она всё время на работе, и ей куда-то надо бежать, а теперь она ещё поступила в Свято-Тихоновский учиться на социальную деятельность. И я говорю: «Ну, отец, тебе ничего не остаётся, кроме как в этом участвовать самому».
В. Рулинский
— Он ещё не начал участвовать?
Е. Иванова
— Начал, конечно. Ну, это же неизбежно, оно же распространяется, невозможно от этого как-то спастись. Ну, собственно говоря, из сестёр все, а дальше есть сотрудники, которые не являются сёстрами милосердия, но при этом они большую ношу несут, это наши повара, это наши техслужащие, водители. Вы знаете, я открыла для себя интересную вещь: если человек верующий, даже если он не твоего вероисповедания, то с ним гораздо проще говорить о каких-то...
Т. Ларсен
— Найти общие какие-то смыслы.
Е. Иванова
— Да, потому что они видят это как бы через призму своей религии, но они понимают, о чём я говорю, поэтому для меня это открытие было, с ними гораздо проще, чем с людьми, допустим, твоей же национальности, но неверующими. Поэтому мы достаточно давно уже работаем вместе и тоже проходили разные ситуации, работать в среде единомышленников — это огромная радость и возможность сделать больше, то есть, когда все гребём в одну сторону, пусть каждый по своим каким-то мотивациям, но я не знаю, есть ли такие опыты, допустим, в других отделах, потому что кто-то говорит принципиально, что человек должен быть православным, ещё что-то. Я говорю, приходят к нам добровольцы, к примеру, они же очень часто бывают кто кем, кто-то бывает атеистом, кто-то православный по факту крещения, ещё как-то, но при этом под чутким добрым руководством ведь они делают всё вместе, правда? Поэтому я думаю, что в данном случае очень важно, что человек делает это добросовестно.
В. Рулинский
— Лена, а вот сколько у вас подопечных вообще сейчас получается в общей сложности?
Е. Иванова
— В общей сложности у нас постоянных двести семей.
В. Рулинский
— Лена, вот получается, вы привозите, например, какую-то помощь, как-то им помогаете, но, скажем, изменить качественно и серьёзно их жизнь, помимо, ну, вот продуктовый набор — да, вы их покормили, вы не дали им умереть с голода, безусловно, но всё-таки вы же не можете изменить вообще, ну, прямо серьёзно их жизнь — здесь не проявляется какого-то чувства, ну не то, что отчаяния, но какого-то не до конца реализованного такого желания помочь, вот оно не сильно гложет от того, что ты всё-таки можешь сделать очень мало?
Е. Иванова
— Безусловно, гложет, но, скажем так, жить не мешает в плане каком: мы себя за это не укоряем, мы делаем по силам то, что можем, но мечтать нам никто не запретил, поэтому нам бы очень хотелось, чтобы у нас был хороший, большой социальный отдел, на первом этаже которого мы бы разместили богадельню...
В. Рулинский
— Да, это ваша отдельная мечта, я знаю.
Е. Иванова
— Да, в которой было бы радостно жить, понимаете, потому что я вот как-то была здесь в мае в одном доме престарелых, и вы знаете, всё чисто...
Т. Ларсен
— В России?
Е. Иванова
— Нет, я, если можно, не буду говорить.
Т. Ларсен
— А, окей, хорошо.
Е. Иванова
— Вот, и всё чисто и всё хорошо, там порядка 60-ти человек проживает, но, вы знаете, первое, что бросилось мне в глаза: они ходят по коридору, они сидят на диванах и вот какие-то очень унылые, и я говорю: «Батюшка, а почему так?» Он говорит: «Я не знаю». Я говорю: вот я хочу богадельню, чтобы у меня сидели там мужики, в домино в «козла» резались, бабушки там частушки пели, ну, чтобы там жизнь была, потому что чем тогда мы отличаемся от тех муниципальных домов престарелых, в которых так печально? Мне хочется, чтобы там действительно вот... Дом это им не заменит, безусловно, но чтобы они могли продлить какую-то свою активную старость интересную, мне бы очень хотелось, чтобы на втором этаже был дом для мамы и, в общем, все те помещения, которые нам необходимы. Вот эскизный проект у нас уже есть, теперь дело за малым — где-то найти миллион долларов, который позволит нам это всё реализовать.
Т. Ларсен
— Мне нравится, знаешь, кто-то хочет сумочку, кто-то бриллианты, кто-то детей, кто-то мужа хорошего...
В. Рулинский
— А кто-то миллион долларов на богадельню.
Т. Ларсен
— А кто-то говорит: я хочу, чтобы у меня богадельня вот такая вот была! (смеются) Лен, а откуда вообще вы пришли к этому служению? И как вы оказались в Бишкеке?
Е. Иванова
— Как к служению? Знаете, у меня так всё прозаично, просто. Моя бабушка Пелагея, Царствие ей Небесное, по маминой линии, удивительный человек совершенно, вот сколько я её помню, она молилась, вот она молилась, лампадка дома теплилась, и она так ненавязчиво потихонечку мне вот что-то объясняла, что-то рассказывала. И оно, конечно, удивительно оказывается, складывалось где-то, чтобы потом принести какие-то свои плоды, и в храм, в который она ходила, там вот я говорила, и родителей моих крестили, и меня, и моих детей, и у нас там был совершенно замечательный священник, сейчас он уже протоиерей, многодетный, священник Андрей Лебедев, он на тот момент был настоятелем прихода в маленьком городке, город Уржу́м на Вятке, там десять тысяч населения. И, по-моему, в 10-м году Святейший благословил на каждом из приходов чтобы был социальный работник, и он на амвон вышел на проповедь и сказал: «Вот так и так, все, кто хочет...» — а я вот прям слушаю, думаю: вот мне туда! — «...то давайте после службы, вот сейчас в 11 часов подходите в трапезную». Я и подошла. Одна.
В. Рулинский
— Больше желающих не нашлось.
Е. Иванова
— Я говорю: «А где остальные?» Он говорит: «Ну, вы есть, я есть, еще Галина Алексеевна», удивительный совершенно человек, тяжелая у нее жизнь была, она теряла близких людей, она такая уже возрастная, и вот втроем, «на коленках», мы придумали открыть Центр гуманитарной помощи, ну, что-то такое, вот потихонечку-потихонечку. А город маленький, у меня подруга нашлась в соцзащите населения, она говорит: «Ну, это делать нельзя, но я вам помогу». То есть люди с ограниченными возможностями здоровья, она нам так...
Т. Ларсен
— Открыла вам их личности.
Е. Иванова
— Да, и вот потихонечку-потихонечку эта работа началась. И я на тот момент трудилась на госслужбе, ничего не подозревая, ходила радостно на работу, а в какой-то момент перестали у нас на приходе звонить колокола. Это, знаете, страшная вещь, когда они звонили всегда, и слышно это было по всему городу, потому что храм стоит на пригорочке, в таком хорошем месте на берегу реки, я подхожу, говорю: «Батюшка, что, как так-то?» Он говорит: «Так уехал звонарь на север, на заработки». Я говорю: «Дайте я попробую».
Т. Ларсен
— Лена, опасный вы человек, вообще, на любую авантюру.
Е. Иванова
— Он говорит, вы знаете, там, говорит, 40 метров и лестницы приставные, вот деревянные. Я говорю: «Ну я только попробую». Он говорит: «Ну попробуйте». Ну, собственно говоря, и все, это уже прямо, я на эту колокольню прямо взлетала, вот у меня радость была огромная. Город маленький, все друг друга знают, я звоню, там мне снизу... А потом делили епархии, соответственно, и нашу тоже разделили, Вятскую, и выделилась вот Уржумская епархия, в которую назначили архиереем епископа Даниила. И помню, так минус 20, и я в ушанке, в ватнике такая, слажу с колокольни, он так на меня смотрит, говорит: «Ты юрист?» Я говорю: «Ну да». Он говорит: «Ну, нам юрист нужен».
Т. Ларсен
— «Слезай с колокольни!»
В. Рулинский
— Быстро там у вас в Уржуме дела делаются. (смеются)
Е. Иванова
— У меня семь лет госслужбы, то есть я понимаю, во-первых, предложение такое как-то, ну вот оно вот так сделано, и как на него реагировать? С другой стороны, архиерей, с благословением. Я пришла домой, посоветовались с домашними, и что-то мне так по душе это стало, ну вот и пришла я, оставила госслужбу свою и пришла работать в епархию. Там мы написали первый социальный проект для родителей и детей, чем он отличался от каких-то кружков — тем, что не родители детей там оставляли и потом забирали, а педагоги учили, обучали родителей вместе со своими детьми заниматься, то есть там кукольный театр, ещё какие-то такие вещи, ну и потихонечку какие-то евангельские беседы. И очень радостно, что вот половина из этих родителей и детей, они потом у нас стали прихожанами, и я надеюсь, это вот до сих пор так. И в какой-то момент нашего архиерея переводят в Бишкек. У меня в этот момент случается такая личная, как мне казалось на тот момент, трагедия: мой 20-летний брак распадается, и проходит пара месяцев, я владыке говорю: «Помолитесь что-то вот так тяжеловато...» Он говорит: «Слушай, приезжай, а? Тут работы поле непаханное». Ну вот так я и приехала. В этом году владыку перевели на другую епархию. А я поняла, что я, в принципе, оттуда уехать уже никуда не могу.
В. Рулинский
— Срослась?
Е. Иванова
— Всё. Всё моё, всё родное. И ещё столько предстоит сделать, вот владыка Савватий приехал, и он как-то так заинтересовался нашей работой. И я очень надеюсь, что нам удастся всё-таки реализовать этот проект, потому что он невероятный, красивый, интересный. Мы там вымеряли и выверяли все, с какой стороны, какой ширины дверь, чтобы тут колясочка проехала...То есть вот это идеальное такое здание Социального отдела, скажем так, для всех подопечных, где всем будет тепло, хорошо, уютно и радостно.
В. Рулинский
— Поддержать этот проект можно на сайте miloserdie.kg, найти информацию.
В. Рулинский
— Это программа «Делатели» на радио ВЕРА в студии Тута Ларсен.
Т. Ларсен
— И Василий Рулинский.
В. Рулинский
— У нас в гостях Елена Иванова, руководитель социального отдела Бишкекской епархии. Лена, вот ты переехала в Бишкек, стала руководителем Социального отдела, приняла дела, но всё-таки, насколько представление о том, что ты увидишь в Бишкеке и в Киргизии совпадало и совпало с тем, что ты потом увидела? Насколько ты была шокирована тем, что на тебя свалилось, и что тебе предстояло?
Е. Иванова
— Ну, вы знаете, во-первых, я, конечно, ознакомилась с теми государственными социальными возможностями, которые можно получить по линии соцзащиты, а оказалось, что практически ничего. Я была очень печально удивлена тому, что очень много детей с инвалидностью, колоссально много. К примеру, если вот у нас в предыдущей епархии на район в 30 тысяч человек тяжелых детей было порядка 20, то здесь их просто огромное количество. И семьям очень тяжело, там в помощи нуждаются уже не только дети, там и мамы, к сожалению, очень часто отцы оставляют семьи, если у них ребенок с инвалидностью. И это прямо...
Т. Ларсен
— Даже если при этом есть много здоровых детей в семье, отцы уходят?
Е. Иванова
— Да.
В. Рулинский
— Это везде, не только в Киргизии, но и в России тоже очень часто.
Е. Иванова
— И эти мамы очень часто остаются, во-первых, ребенок с инвалидностью на руках, малыш, который вот-вот только родился недавно, заработать возможностей нет, мама остается в крайне уязвимом положении, и вот они обращаются к нам. Тут мы, конечно, вот такие семьи стараемся опекать максимально, то есть оказывать им всю ту поддержку, которая необходима не только больному ребенку, но и всей семье, это и одежда, и медикаменты, и опять же, средства по уходу, и какая-то радость, то есть, если у нас какой-то досуг намечается, мы их приглашаем. И страшно то, что эти мамы, они потом... Эта ситуация не может закончиться быстро, если вдруг не встретится какой-то там добрый человек и не станет эту семью содержать, но это вот такая редкость, потому что даже если самый маленький ребенок, он вырастет, ребенок с тяжелой инвалидностью, он...
Т. Ларсен
— ...останется беспомощным.
Е. Иванова
— Конечно, поэтому они вынуждены быть дома. И как-то такой вопрос, помню: «ну вот, а сколько вы будете им помогать?» Я говорю: столько, сколько будет нужно, ну а как? Это уже та мера ответственности наша. — «Почему? Нужно быть добрым-добреньким, да?» Вроде вот... Я говорю: да мы не добренькие. Мы, если берем что-то, мы все-таки несем за это ответственность, потому что помощь нельзя оказать вот так вот, а потом... Это то же самое беременной сказать: «Слушай, ну ты рожай, да? Всё, мы с тобой». А потом, когда она родит, сказать: «Слушай, ну ты молодец, что родила, но давай дальше сама». Поэтому если мы говорим беременной, которая к нам приходит: «ты рожай, а мы тебя поддержим», то мы ее поддерживаем до тех пор, пока она не начнет жить самостоятельно, то есть, мы когда ее выпускаем из приюта, это либо она живет на квартире, мы оплачиваем ей квартиру, еще как-то помогаем. Но та ответственность, которую мы на себя берем, мы стараемся все-таки ее нести.
Т. Ларсен
— Мне ужасно интересно узнать, что из себя представляет приход вообще? Кто вот эти люди, которые ходят в русский православный храм в Бишкеке?
Е. Иванова
— Так же, как и здесь, такие же самые люди.
Т. Ларсен
— Русские или ?..
Е. Иванова
— Русских 90 процентов. Может быть, немного есть корейцев православных, пара есть кыргызов, но в основном русские.
Т. Ларсен
— Они там родились или это осколки советского прошлого?
Е. Иванова
— Да, это еще с момента переселения русских из России в Кыргызстан и там уже поколение я уже не знаю какое. Но видите, в чем дело по поводу того национального состава прихода: скажем, в мусульманских странах традиции своего вероисповедания, они очень мощные, поэтому тут, к сожалению, по-другому или к счастью, уж не знаю, для кого как, видимо, по-другому быть, наверное, не может.
В. Рулинский
— На вас никак мусульмане не обижались за то, что вы активную социальную деятельность ведете? Насколько я понимаю, вообще такой вот сильный акцент на социальной деятельности, это же во многом такой миссионерский, можно так расценить, ход. Или это все-таки очень гладко у вас там проходит со мусульманами?
Е. Иванова
— Вы знаете, у нас очень много добровольцев мусульман, у нас очень много жертвователей мусульман, причем мы их нарочно не узнавали, они приходили сами, говорят: «Слушайте, мы вот ездим...», например, приехало такси местное, и привезли нам такую тушку мяса. Говорят: «Мы смотрим — вы все кормите, кормите...», человек незнакомый. Есть люди, которые приезжают, к примеру, раз в месяц, раз в два месяца, выгружают машину еды мешками, и говорят: «Ну все, до новых встреч». Причем они всегда просят помолиться, и мы молимся всегда обо всех, жертвователях, благотворителях, и если они просят о ком-то помолиться...
Т. Ларсен
— И не важно, какое у них в крещении имя.
Е. Иванова
— Да, мы вообще всегда говорим: «мы дружим про добро со всеми», кто, как, тут уже у каждого свой путь, и, наверное, он делает свой выбор.
Т. Ларсен
— Вы вот сказали, Лен, что вы уже поняли, что это ваше место, родное ваше там все, и вы оттуда никуда, и вы «оттуда никуда» не потому, что у вас там есть какая-то ответственность и какие-то обязательства, а потому что там, как я это поняла, что вас там что-то держит, что-то вас там греет именно в этом месте, именно среди этих людей — что это?
Е. Иванова
— Ну, наверное, это ощущение своей нужности, потому что, мне кажется, человеку без этого невозможно. То есть я понимаю, что я нужна моим сестрам, я нужна моим подопечным, и я вообще не представляю, иногда в какой-то момент я вот так думаю: ну вот чем бы я могла заниматься, если бы я этим не занималась? Ну, кроме юриспруденции? И поняла, что мне неинтересно больше ничего абсолютно. И еще один момент я поняла: была бы я православная или нет, в какой бы стране я не выросла, я поняла, что для меня само вот это вот делание помощи ближнему, оно не зависит от моей веры, моя вера помогла, допустим, мне понять, что это для меня, как для человека православного, но даже если бы я была, не знаю — атеисткой, мне кажется, всё равно бы этим занималась, и Господь бы всё равно привёл рано или поздно.
В. Рулинский
— Ну а как же заповедь Христа о том, что любить Бога и любить ближнего? Любить ближнего — это же одна из двух главных заповедей.
Е. Иванова
— Да.
В. Рулинский
— А ты говоришь, что она никак не связана.
Е. Иванова
— Нет, я имею в виду, что если бы я была не православной, я бы всё равно этим занималась, и я так надеюсь, что Господь бы меня всё равно привёл.
В. Рулинский
— Ну вот, значит, всё равно душа-христианка, она бы пришла.
Е. Иванова
— Конечно, если бы я была атеисткой, Господь бы меня всё равно привёл.
В. Рулинский
— И стала бы я православной. (смеются)
Е. Иванова
— Конечно, В этом отношении мне очень повезло, потому что я иногда иду по улице, вот идут люди мимо, а я вот думаю: интересно, о чём они думают? Интересно, они знают Бога или нет? Я никого не хочу осудить или ещё что-то, но мне кажется, что настолько пусто жить и настолько страшно, потому что я, допустим, знаю, что у меня есть Он, Который за всем за этим приглядывает и на Которого я могу опереться, потому что очень часто бывают такие ситуации, когда ты не можешь принять решение, и я говорю: «Ну, Господи, управь, помоги, потому что я не знаю, как», и Он управляет совершенно чудесными какими-то такими путями.
Т. Ларсен
— Ну, расскажите как, хотя бы какую-нибудь историю.
Е. Иванова
— На примере истории...Да я не знаю, в каких-то даже бытовых моментах, не пафосную можно такую историю из быта?
Т. Ларсен
— Конечно.
Е. Иванова
— Вот у меня появилась маленькая дочка, и нам нужно было сменить квартиру, потому что нужно было детскую, сын большой, и всё как-то не получалось и не получалось, то квартира не подходит, то ещё что-то. Я говорю, слушай, ну, наверное, это вот...
Т. Ларсен
— Не даёт Господь.
Е. Иванова
— Ну да, я говорю: «Господи, ну, Ты покажи». Пошла я в гости к друзьям и увидела их квартиру — ну, просто вот, думаю, вот это то, что я всю жизнь хотела! Вот же она прямо, такая удобная, уютная, прямо гнездо. И через какое-то время мне звонит вот доктор, эта замечательная, и говорит: «Слушай, Алёна, мы уезжаем, мы продаём квартиру — вам не надо?» То есть вот какие-то моменты, их нужно просто уметь отпустить. И по поводу интересного случая: с просьбами с разными обращаются, вот если можно, расскажу сейчас, тут разбег очень большой, от клопов и до тяжёлой болезни. Как-то вызывает архиерей, говорит: «Слушайте, мне пришло письмо», я читаю: «Дорогой Владыка, пожалуйста, я знаю, что вы знаете такую молитву на исход клопов из дома».
В. Рулинский
— Смешно.
Е. Иванова
— Говорит: «Помолитесь, пожалуйста, потому что жизни никакой нет. Вот зовут-то меня Клавдия...», и он мне говорит: «Ну, я помолился, теперь вы».
В. Рулинский
— Теперь вы за дело!
Е. Иванова
— Да, да, да. Ну, конечно, мы к бабушке приехали, её вымыли, переодели, посадили на каталку и увезли гулять. Пришли люди из службы, всё обработали, всё сделали. Но вот вера эта бабушкина, вот смотрите, она же вот как проявилась интересно, то есть владыке письмо написала, тут помолилась, и всё случилось. Но на самом деле вот те просьбы тяжёлые, с которыми мы сами справиться не можем, мы, конечно, всегда обращаемся в Синодальный отдел, мучаем диакона Игоря, у него своих там хватает дел, действительно. У нас сейчас очень тяжёлая ситуация с одним замечательным пацаном, его зовут Даниил Дмитриенко, ему 15 лет, он занимается уличным воркаутом, вот он такие крутит фортели на турниках, с дядей специально у себя во дворе сварил турник, и вот в какой-то момент он внезапно заболевает апластической анемией — это болезнь костного мозга, когда вот все показатели крови стремятся к нулю, и пластическая анемия тяжёлой формы, и он нуждается в операции по трансплантации костного мозга. Проблема в том, что в Кыргызстане эти операции не проводятся, за рубежом они очень дорогие, и вот счёт выставила индийская клиника, счёт на 60 тысяч долларов, и в общем-то половину средств мы уже собрали, но проблема в том, что когда отправляли анализ крови на типирование, то есть на установление соответствия донора и реципиента, то они почему-то устно ответ дали, что — да, мама подходит, но при этом не подтвердили это документально, и вот у нас есть такое подозрение, что они лукавят для того, чтобы операцию провести и руками развести. Поэтому мы, опять же, обратились в Синодальный отдел с просьбой, если возможно, подобрать клинику в России, этому мальчику помочь, вот мы половину уже собрали, нам очень нужна помощь. И такая хорошая история, один наш замечательный совершенно священник, иерей Александр Пелин, которого мы вымаливали долго, чтобы он стал нашим духовником, и это произошло, это просто вот тоже чудо, мы молились, молились, Господь сказал: ну ладно уже, вот вам, теперь вот он с нами мучается. Он, когда эту историю прочитал, проникся настолько, переживал, приехал домой, он многодетный папа, рассадил детей и говорит: «Слушайте, какая вот у вас есть мечта?» Вот там начали рассказывать дети то, то, то. Он говорит: «А я хочу вам еще про одну мечту прочитать», и когда он рассказывал историю, которая, кстати, тоже есть на miloserdie.kg, там такая фраза, что «вот Даня, лежит, смотрит в окно и мечтает вернуться на турник». К концу этой истории дети плакали, вытряхивали свои копилки, сначала сказали, что: «Ну а чем мы поможем? У нас нет таких денег». Он говорит, вот золотые его слова, он говорит: «Вы знаете, всегда можно сделать больше, чем ноль, и если сможем, что-то соберем, передадим». Но у детей проснулось желание Даню поддержать, и они стали писать письма поддержки маме Екатерине и вот Даниилу, передали эти письма. А старший сын у отца Александра учится в Воронеже, он тоже узнал эту историю, снял ролик про Даню, то есть эта история, цепочка доброты стала расходиться. И мы очень надеемся, что все-таки с Божьей помощью мы вот мальчику сможем помочь все вместе.
Т. Ларсен
— А как можно поддержать Даню, как можно пожертвовать, если кто-то сейчас нас слушает и хочет это сделать?
Е. Иванова
— Вот Даню можно поддержать, перечислив средства на его лечение, вся информация тоже размещена на сайте miloserdie.kg, там несколько статей о нем
В. Рулинский
— Есть еще общий проект Синодального отдела по благотворительности на сайте mirom.help, можно перевести средства на поддержку тех людей, кто нуждается в помощи, и все эти запросы поступают к нам из социальных отделов всех епархий, не только из Киргизии, из всех епархий Русской Церкви, которые их обрабатывают, просматривают, и самые такие вот сложные передают нам для того, чтобы мы собрали денежку и выделили эти средства. Поэтому если конкретно вот по этой истории, то miloserdie.kg, а если у вас есть желание прямо системно так вот поддержать всю деятельность, то это mirom.help сайт. Лена, это, конечно, замечательно, что у нас в Киргизии есть такой островок любви, надежды, милосердия, это вообще, конечно, честно скажу, вот для меня твой пример один из самых ярких в Русской Церкви, потому что в такой, можно сказать, не совсем простой среде, непростом окружении, вот это знамя Христовой любви поддерживать в том виде, в котором вы это делаете, это на самом деле очень большое дело. Я вам искренне признателен и, как просил молитв один из твоих героев, я также прошу молитв за всех за нас, потому что, мне кажется, там у вас прямая связь с Богом, уж Он вас слышит практически сразу.
Т. Ларсен
— Спасибо большое, Лена. Это был проект «Делатели» на радио ВЕРА.
Е. Иванова
— Спасибо. Всего доброго.
Все выпуски программы Делатели
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер