В этом выпуске своими светлыми историями о переменах в жизни, связанных с приходом к Богу, поделились ведущие радио ВЕРА Александр Ананьев, Алла Митрофанова, Алексей Пичугин, а также наш гость — настоятель московского храма Михаила Архангела в Куркине протоиерей Андрей Юревич.
Ведущий: Александр Ананьев
Александр Ананьев:
— Здравствуйте, друзья, добрый вечер! Я читаю комментарии под публикациями программы «Светлый вечер» в социальных сетях, оставшихся у нас в наличии, и чувствую себя абсолютно счастливым человеком. «Понедельник — мой любимый день, теперь», — пишет один. «Спасибо вам за праздник», — пишет другой. «Какое это счастье — быть в студии рядом с вами в студии радио «Вера», — пишет третий. Проект «Светлые истории» на радио «Вера» стал событием, и мы сами удивляемся и радуемся тому, как вы это воспринимаете, какими важным стали для вас эти даже не программы, даже не проекты, даже не подкаст, прости меня, Господи, за это слово, а именно беседы дорогих друг другу друзей. «Светлые истории». Мы собираемся в студии радио «Вера», ведущие радио «Вера», наши гости и рассказываем истории из жизни, объединённые одной темой. И прежде, чем я расскажу вам о том, какая тема у нас выбрана сегодня, разрешите мне представить вам тех, кто собрался в студии. Дорогой гость, замечательный священник, частый гость на радио «Вера», настоятель храма Михаила Архангела в Куркино протоиерей Андрей Юревич, здравствуйте, отец Андрей, добрый вечер.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Добрый вечер!
Александр Ананьев:
Вот уж, наверное, у кого историй в жизни таких, которые хочется рассказать, а потом пересказать, немало.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Ну что-то есть, что-то есть.
Александр Ананьев:
— Что-то есть. Целиком и полностью состоящий из прекрасных историй, и уж тем более историй, связанных с церковью, с верой, с Богом, мой дорогой коллега Алексей Пичугин.
Алексей Пичугин:
— Добрый вечер, здравствуйте!
Александр Ананьев:
— Ну и наконец в красном платье, которое вы можете увидеть, если заглянете в YouTube и на социальные наши странички в социальных сетях, где будет выложена видеозапись нашей сегодняшней беседы, моя жена, ведущая радио «Вера», Алла Митрофанова.
Алла Митрофанова:
— Здравствуйте.
Александр Ананьев:
— Обязательно смотрите и слушайте «Светлые истории», это возможность присоединиться к нам, буквально, в студии радио «Вера». А тема сегодня потрясающая, интересная, яркая. И если у вас, кстати, будет ваша история на эту тему, обязательно напишите, очень приятно читать, когда люди делятся, очень приятно читать эти истории. Кардинальные перемены в нашей жизни, моя жизнь поменялась, я открыл дверь храма, и что-то важное в моей жизни изменилось. Я пришел к Богу, и моя жизнь пошла в другую сторону, может быть, в неожиданную сторону, на радость мне. А, может быть, может быть всё, что угодно. У меня есть своя история, у отца Андрея своя, у Алексея Пичугина своя, а начнём мы с истории красавицы Аллы Митрофановой, которая очень хорошо помнит то время, когда она пришла к Богу, и когда её жизнь поменялась.
Алла Митрофанова:
— Ты знаешь, эту историю уже рассказывала я так или иначе, и поскольку нам сегодня можно не только о себе говорить, но и о других людях, о наших близких или друзьях, чьи истории мы знаем хорошо, пожалуй, как раз воспользуюсь этой возможностью, мне бы хотелось о своей подруге рассказать. Мы учились вместе в институте, имени её я, естественно, называть не буду.
Александр Ананьев:
— Пусть её зовут Элеонора. Обидно когда у человека нет имени.
Алла Митрофанова:
— Пусть её зовут...
Алексей Пичугин:
— И пропадает такое ...
Алла Митрофанова:
— Пусть её зовут Татьяна.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Можно Клеопатра, тут недавно одну монахиню я встречал где-то.
Алла Митрофанова:
— Кстати, это замечательное имя. Назовём её Татьяной, потому что история будет связана с Татьянинским храмом в Москве на Маховой, храм при МГУ, домовый храм. Так получилось, что вот эта Татьяна, она из всех из нас первая вышла замуж. Это был студенческий брак. Вообще история такая абсолютно женская, я думаю, что сейчас многие женщины поймут, и может быть, даже в чем-то себя и узнают.
Александр Ананьев:
— А какие-то мужчины выйдут из светлой студии радио «Вера». Это женская история.
Алла Митрофанова:
— Женская история. Но не будем ограничивающие такие убеждения создавать, истории, на самом деле, про многих из нас. Это был студенческий брак уже на третьем курсе, по-моему, они поженились, замечательный молодой человек, который жил в Петербурге, потому что там учился. И они ездили друг к другу в гости постоянно, то он в Москву, то она к нему в Петербург, и как это бывает, не всегда, но бывает, к сожалению, со студенческими браками, тем более, когда молодых людей разделяет расстояние, продержалась это всё недолго. К сожалению, они развелись.
Александр Ананьев:
-Я уточню: она была атеисткой в то время.
Алла Митрофанова:
— Она никогда не была атеисткой, она просто не была церковным человеком, и для неё, мы очень близко общались, мы близкие подруги, и тогда, и сейчас, но для неё было много вопросов, связанных с особенностями церковной жизни, которые она не могла для себя принять, непонятно ей было до конца зачем. Она гениальный логик, у неё, она одна из лучших на курсе, голова у неё просто во всех направлениях работает прекрасно, и она из тех людей, кому важно не только ощутить, но и логически понять, она была в поиске, скажем так. И постоянно в этом поиске возникали какие-то дополнительные вопросы. Ну вот к примеру: вот она развелась, это такая боль, сама я через развод не проходила, но те кто проходил, думаю, что они понимают, о чем идёт речь. Ну это крах мира в этот момент. Ты подписался под чем-то, что для тебя на всю оставшуюся жизнь, что называется, главная вводная, и все это схлопывается, и это все очень страшно, на самом деле. Тем более когда речь идёт о таких молодых людях, и в общем там любовь была чуть ли не с детского сада, и дальше она попадает в ситуацию... А я все это время хожу в храм, и она периодически мне какие-то вопросы задаёт, и я по неофитству совершенно по-идиотски ей на эти вопросы отвечаю: где-то рублю с плеча, где-то совершенно не в тему там что-то, и так далее. Пытаюсь её как-то зазвать на Рождество, на Пасху, криво, косо. Естественно, ничего не получается. И она встречает молодого человека, с которым у неё начинаются, ну скажем так, романтические отношения. Драма состоит в том, что для неё, она человек, воспитанный в пусть и не в церковной семье, но в системе координат, где в общем-то глубокие отношения возможны только в браке, а у этого молодого человека есть параллельные отношения, он встречается уже давно с какой-то девушкой, которую он не собирается бросать, и при этом параллельно ему очень нравится моя подруга, и он встречается ещё и с ней. И все там у них по полной программе. И она входит в эти отношения в состоянии когда ей важно как-то снова почувствовать себя женщиной, почувствовать себя любимой, почувствовать заботу о себе со стороны мужчины. И оказывается она в ситуации, когда она и двигаться дальше не может, потому что он ей сразу сказал, что жениться на ней не собирается, и отказаться от этих отношений она не может, потому что тогда она остается совсем на пепелище. И все это время она продолжает задавать какие-то вопросы, связанные с отношениями с Богом, отношениями со Христом, как там внутри церкви, что там происходит. Я ей пытаюсь объяснить, но понятно, кто я такая, чтобы мочь что-то объяснить. Как важны в первую очередь отношения с Богом, и она понимает, поскольку она великолепный логик, она понимает прекрасно, что если она хочет отношений с Богом, то ей нужно выходить из тех отношений, которые у неё сейчас, потому что, по сути, это саморазрушение. И надо сказать, что за неё многие очень молились, и в какой-то момент произошло чудо. Продолжалось это на протяжении, наверное, двух или трёх лет. Все эти годы, я помню, как я ломала руку, как она заботилась обо мне, то есть она по природе своей абсолютная христианка, но вот эти человеческие преграды, которые мы сами себе создаем, они нам, конечно, мешают с Богом встретиться и, наверное, эти отношения, в которых она была, можно назвать эмоциональной зависимостью, не знаю, как это правильно было бы обозначить. Ей в них, и в этом для неё была своя выгода, потому что она почувствовала себя, вот то, что растопталось внутри неё в результате развода.
Александр Ананьев:
— Недостойная здоровых отношений?
Алла Митрофанова:
— Да. И помимо этого, что вот есть хотя бы кто-то, кто её принимает, любит и видит в ней женщину. В общем, все было тяжело. И в какой-то момент, думаю, что молитва близких за неё оказалось решающей. В какой-то момент она сказала: хватит. Начинался Великий пост, и она приняла решение, ну как вызов такой, что она хочет быть с Богом, и она хочет войти в этот Великий пост, и этот Великий пост, в первую очередь, на пути к Богу, с Богом попытаться провести. И как многие неофиты она по полной программе начала поститься, очень сурово спрашивала с себя, не спрашивая, кстати говоря, с других, спрашивая с себя, очень жёстко себя анализировала, очень глубоко готовилась к исповеди, очень серьезно. Очень ... с каким-то внутренним трепетом причащалась, результатом стало то, что вот эти её отношения постепенно стали уходить, ну понятно, что церковная жизнь с этими отношениями, она была несовместима, и она сделала выбор в пользу церковной жизни. И я помню вот эту нашу с ней первую совместную Пасху. Я увидела человека, который летает на крыльях, это была какая-то её новая жизнь совершенно новая, в которой она перестала бояться, потому что что нас втягивает в такие отношения зависимость или созависимости? Страх, на самом деле, что если ты отпустишь, как помните, в этом анекдоте, когда падает в пропасть человек, хватается за ветку и говорит: Господи, ну если Ты есть, ну помоги мне, вытащи. Господь говорит: ну хорошо, вытащу тебя, отпускай ветку, Я тебя поймаю. Господи, я что дурак что ли? Извини, конечно. Вот отпустить ветку, перестать держаться за что-то такое, что нас вталкивает в нездоровые ситуации, требует огромной смелости, и она эту смелость проявила просто во всей полноте. Она вообще очень храбрый и отважный человек. А дальше было больше. Очень скоро она познакомилось с удивительным парнем, который увидел в ней не просто главную женщину своей жизни, он увидел в ней подарок от Бога, потому что сам он был к тому моменту тоже прошедший через множество самых разных испытаний, прошедший через горячие точки, и сохранивший какую-то цельность свою психическую, ушедший в отставку, продолжавший уже трудиться как-то на гражданке, когда он встретил вот эту нашу Татьяну, он просто понял, что это главное сокровище его жизни. По-моему, он был тоже верующим человеком, ну как-то вместе они оказались в результате в храме. Они поженились и обвенчались, у них сейчас пятеро детей, она занимается потрясающими гуманитарными проектами, связанными с поддержкой регионов по своей вот такой неиссякаемой инициативе, он поддерживает её абсолютно во всём, очень помогает с детьми, и эта семья, которая, знаете, они исполнены жизни, и исполнены счастья. И они, когда все вместе едут в храм, это такое, конечно, ну как настоящее свидетельство, мне кажется, о чуде, которое возможно в нашей жизни, когда мы в неё пускаем Господа Бога. Потому что знаю сотни историй, если не тысячи, к сожалению, когда женщины, пройдя через какие-то очень серьезные вот такие разрывы и испытания, продолжают оставаться в отношениях, которые разрушают. И боясь при этом сделать какой-то шаг в другую сторону, при том, что Господь стоит и только ждёт: сделай шаг навстречу мне, и все устроится, ты увидишь, как это устроится. И это будет не так, как ты ждёшь, это будет иначе.
Александр Ананьев:
— Я сейчас сделаю вывод, из этой твоей светлой истории, потрясающей абсолютно, которую обязательно хочется пересказать тем, кто сейчас находится в такой ситуации, я сделаю вывод, отец Андрей, я вас попрошу его прокомментировать. Так это или не так.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Историю или вывод?
Александр Ананьев:
— Вывод. История? Ну что её комментировать? Это прекрасная история, достойная романа.
Алла Митрофанова:
— И историю можно комментировать, конечно.
Александр Ананьев:
— У вас не складывается личная жизнь? Девушка, не ищи мужа, иди в церковь — ищи Бога.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Ну здесь как бы, на мой взгляд, путается причина со следствием. То есть девушка, хоть она и логик, перед дней рациональной такой дилеммы не стояло, она не решала для себя, наверное, этих вопросов. Мне кажется, что вообще в отношениях с Богом рынок не подразумевается. Здесь все очень, с одной стороны, промыслительно, а с другой стороны, случайно. Здесь все происходит вдруг, здесь все происходит импровизацией со стороны человека. Хотя Господь, конечно, ведёт. И вот не ищи, а иди в церковь, по-моему, здесь такого посыла даже и не было, то что Алла рассказала.
Алла Митрофанова:
— Здесь, наверное, другое. Здесь если... «Ищите Царствия Божия, всё остальное приложится», скорее, вот это.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Конечно, конечно, да, то есть она искала действительно, и там сказано: ищите не просто царства Божия, а правды его. Она искала правды этой, правда Царства Божия, она искала правды жизни, она, может быть, не понимала какой правды, но она искала, чтобы жить не по лжи.
Алла Митрофанова:
— Бога она искала, это точно.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Жить не по лжи — это само собой, за этим стоит Господь всегда. И она искала Бога, и вот она искала и нашла. А всё остальное уже прикладывается, причём прикладывается, как Алла рассказала в гораздо большей степени, чем мы ждём. Мы делаем ставки и ожидаем 1%, это всем экономистам сейчас хорошо бы, наверное, было бы знать, а получаем процент в 1000 раз больше от Бога.
Александр Ананьев:
— «Светлые истории» на радио «Вера», здесь Алексей Пичугин, Алла Митрофанова, я Александр Ананьев и наш дорогой собеседник и гость настоятель храма Михаила Архангела в Куркино протоиерей Андрей Юревич. Отец Андрей, хочу попросить вас поделиться своей историей. Напомню тему нашей сегодняшней программы, она столь же проста, сколь неимоверно сложна. Кардинальные перемены в жизни — я открыл двери храма, моя жизнь поменялась.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Но она действительно потрясающая эта тема. Она потрясающая по сути своей, но она потрясающая столько же и для меня самого. Ничего не хочу сказать об истории Аллы уничижающего, это замечательно, ну как-то я для себя выбрал как священник позицию такую, что самое убедительное свидетельства — это свидетельство, когда бывает от себя, из своей жизни.
Алла Митрофанова:
— А мы здесь и рассказываем из своей жизни, просто свою историю рассказывала я не раз.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Ну вот в этом смысле я, наверное, сейчас тоже буду повторяться, потому что эту историю из своей жизни я рассказываю регулярно. И никогда, до сих пор она не перестаёт даже меня самого как-то вдохновлять, и будоражит моё воображение, мою память. Ну то есть о себе. Жизнь первая московская, как я её называю, у нас так получилось, что у меня и у матушки, жизнь у нас разделилась на три части. Первая московская, сибирская, и вторая московская. Я до сих пор все пытаюсь писать мемуары, которые я назвал по аналогии с некоторый тоже книгой: «Сибирь туда и обратно». И вот в первую московскую жизнь, которая до 25 лет происходила — это была, в общем, довольно типичная, наверное, жизнь молодого человека позднесоветского времени москвича, школьника, студента школьника, три года отработавшего архитектором по распределению.
Алексей Пичугин:
— Простите, я помню эту вашу историю по нашим старым программам, а вы три года по распределению архитектором ещё ведь не в Сибири работали?
Протоиерей Андрей Юревич:
— Нет, нет, здесь. И почему для меня это важно, потому что некоторые путают, что мы по распределению оказались в Сибири, нет, Сибирь, поездка в Сибирь была абсолютно добровольной. Это был наш выбор, в общем, та жизнь, она была во всём типична, может быть, за исключением одного, за исключением поисков. Хотя допускаю, что у многих точно такие же поиски были, потом я понял, что это поиск Бога, но тогда это были поиски смыслов неких философских. Кто я такой, зачем я живу, откуда мир, куда он идёт, что будет после смерти, что такое я, зачем я в этой жизни, каково моё предназначение, как его исполнить? И прочее, прочее, прочее... Что такое любовь? Вот в поисках ответов на эти вопросы я, допустим, читал не художественные произведения Толстого, а его именно публицистические, философские книги, вот о любви, в частности, Льва Толстого. Тут есть интересные некоторые моменты, однажды мне приснился потрясающий сон, я сейчас даже о нём рассказывать не буду, это отдельная история, потом я понял, что он какой-то провидческий, визионерский сон, потому что он был какой-то, Он меня потряс, я проснулся в холодном поту. Но это было за несколько лет до нашего отъезда, и вот в 25 лет мы принимаем решение уехать из Москвы, я почему запомнил вот эпохальное время, как раз умер Брежнев только в это время, это был ноябрь восемь второго года, наше решение с этим было не связано, просто как-то так совпало. И мы уезжаем, значит, 83-й год, мы уезжаем в Сибирь, такой махровый застой. От этого застоя мы уезжаем в эту самую светлую Сибирь, как нам казалось, неизвестно куда, мы на карте не смогли найти эту точку, мы едем четверо суток на поезде, мы везём с собой валенки, мы везём с собой еду, потому что понимаем, что кроме Москвы, есть во всём Советском Союзе нечего совершенно. И в общем, мы не ошиблись, мы приехали туда примерно к той картине, но зато была потрясающая работа, через две недели я стал главным архитектором города, матушка, тогда ещё далеко не матушка, стала вторым у меня архитектором и последним во всём городе, вот мы вдвоём делали очень большие дела, это было очень интересно, через четыре года я стал членом Союза архитекторов, мы проектировали, жизнь была потрясающей, у нас уже было двое детей, две девочки, мы уже где-то начинали ждать третьего, потом это оказался мальчик. И тут произошла встреча, произошла встреча с человеком, как обычно это бывает, как сказано, если не увидишь отблеска Божьего света в глазах другого человека, то поверить трудно. Произошла встреча — протоиерей Геннадий Фаст, Енисейск, произошла встреча, 88-й, потом 89-й год, две Пасхи подряд. В 89-м году, я так плакатно, на Пасху он приезжает к нам домой 50 км в соседний наш городок Лесосибирск. В результате беседы и встречи дарит маленькое такое, похоже на миссионерское издание Евангелие от Иоанна, что интересно, именно Иоанн, именно такой вот сложный. И я уезжаю в Москву, май месяц, 89-го года, я еду в Москву к родным на двухнедельный отпуск, и в дороге я читаю вот это Евангелие от Иоанна. И вот здесь, потом, когда через достаточно много лет я прочитал историю митрополита Антония Сурожского, как вот он в 14 лет, читая Евангелие от Марка, почувствовал, что рядом стоит Христос, я это почувствовал в 32 года, читая Евангелие от Иоанна, но ощущения, наверное, были, когда я читал, думал: так, это все про меня. Это было совершенно просто потрясающе.
Алексей Пичугин:
— А до встречи с отцом Геннадием у вас были какие-то попытки что-то узнать о христианстве, православии?
Протоиерей Андрей Юревич:
— Да, попытки были такие, поскольку главный архитектор — это работник номенклатуры, значит, я был заведующий отделом в исполкоме, завотделом по делам строительства архитектуры, у меня вся номенклатура города была знакомая, я у знакомого работника местного отделения КГБ выпросил Библию, а у них она положена была быть, для того, чтобы знать, с кем бороться. Выпросил и прочитал туда одну единственную книгу, угадайте какую?
Алексей Пичугин:
Ну Бытие, наверное?
Протоиерей Андрей Юревич:
— Экклезиаст. Вот почему-то Экклезиаста интеллигенция очень любила, вот всё это томление духа, вот все это было очень интеллигентское: суета и томление духа. Вот это было моё знакомство, всё. И так я в Москве, я читаю Евангелие от Иоанна, и вот здесь встреча, здесь действительно настоящая встреча, я вот просто почувствовал всем своим глубинным нутром, что со мной происходит, я восхищен ну не до третьего неба, но я куда-то совершенно улетел просто. Я помню, как сейчас, я помню не только памятью ума, я помню это все кожей, я помню свои ощущения, как все это было, я помню свои глаза, я ничего не замечал, я ничего не видел, я делал массу дел, я покупал какие-то книги, а тогда всё открылось, кооперативные книжные подвалы, развал, было так интересно, 89-й год, и я сам кооператив свой организовал проектный, ушел из исполкома. Но потом эти книги оказались мне совсем не нужны, было много каких-то встреч всяких внешних, но все это шло как-то внешне и мимо, а на самом деле, в глубине: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». И вот это все во мне как Иисусова молитва раз за разом, раз за разом, раз за разом. Я совершенно просто обалдел, когда я приехал, то некоторые сказали: у него крыша съехала. Потом даже родные говорили через некоторое время, через год-полтора, вот матушку, ну будущую матушку, вылечить ещё можно, а этого уже в Кащенко, это точно надо сдавать. То есть вот это была абсолютная перемена, и она повлекла за собой очень много. Я вернулся из этого отпуска, и внешне я был в той же самой одежде, я был в тех же самых белых джинсах, в той же самой футболке, конечно же, без бороды, она у меня не выросла за эти две недели, я об этом не думал, но внутренне я был уже другой, я уехал туда, ну так если вот по абсолютному значению неверующим, а вернулся верующим. И теперь я могу свидетельствовать об этом всегда, я говорю — это рождение свыше, это был май 89-го года, после этого были потрясающие вещи, после этого лета, когда я почти каждый день ездил в Енисейск к отцу Геннадию со списком вопросов на автобусе, на первом автобусе уезжал, на последнем приезжал, у меня была свобода, я был председатель кооператива, и я все время положил на это. Летом этого же 89-го года объявили конкурс на проектирование храма 1000-летию крещения Руси здесь в Москве, в Борисовских прудах огромный храм, Христа Спасителя тогда ещё в идее не было. На 10 000 человек, я участвовал в этом конкурсе, сделал этот проект один, руками чертил, отмывал, там китайской тушью, значит чаем и всем остальным, я вставал в 5 утра каждый день, я ложился в 12 ночи, я спал по 4 часа, я успел сделать этот проект за пол года к декабрю, с последним поездом, отдав проводникам, отвёз же опять же в валенках с каким-то соседом на грузовике этот проект четыре метровых подрамника, он уехал, он участвовал в выставке, недалеко вот здесь вот на Фрунзенской набережной, и кстати, в двадцатку вошёл. И с этого началась моя, кстати сказать, жизнь церковного архитектора тоже. После этого началась ещё жизнь и пастыря, потому что, буквально, через полгода, я уже начал вести в Енисейске воскресную школу, курс молодого бойца, так сказать, закончив, а потом в Лесосибирске, ста ну предводителем филиала, скажем так, прихода Енисейского, а потом выборы священника, и вот так жизнь абсолютно вся перевернулась.
Александр Ананьев:
— У меня будет к вам вопрос, однако после короткой полезной информации на светлом радио, у нас сейчас минутная пауза, а через минуту мы вернёмся в студии радио «Веры» и продолжим рассказывать светлые истории.
Александр Ананьев:
— Слушать и смотреть можно «Светлые истории» на радио «Вера». Слушать, конечно же, в эфире и на сайте радио вера.ru, а смотреть можно из любой точки мира, где бы вы ни были, в социальных сетях, в первую очередь, на ютубе, здесь Алексей Пичугин, Алла Митрофанова и настоятель храма Михаила Архангела в Куркино протоиерей Андрей Юревич. Отец Андрей, я хочу вернуться к вашей только что рассказанной истории. Вот у меня осталось ощущение, что вы не выбирали, я хочу, чтоб было так, и человек вообще не способен выбрать: я хочу, чтоб было вот так, человек может просто ждать, верить, надеяться, что однажды Господь протянет ему руку, руками близкого друга даст ему Евангелие или поступит как-то иначе, и вот тогда, и только тогда, не раньше, человек придёт к Богу, мы же не выбираем, я правильно это понимаю?
Протоиерей Андрей Юревич:
— Да. Я не выбирал, я действительно был выбран. Как в книге Песнь песней, одно из толкований отношения Суламифи и Соломона — это отношение Бога и души человеческой. То есть вообще-то жених должен выбирать невесту, а не невеста жениха. И вот Господь как жених выбрал себе одну из невест, то есть мою душу, я был выбран, позван и ничтоже вопреки глагола.
Александр Ананьев:
— Последний вопрос, нас сейчас слушает, ну условно говоря, назовём его Пётр, Пётр сейчас находится в поиске, в поиске ответов, в поиске смыслов, он понимает, что он ещё не пришел к Богу, но как это сделать, он не знает, но фактически находится в том же положении, в котором т находились вы не задолго до. Что ему делать?
Протоиерей Андрей Юревич:
— Я думаю, если он действительно находится в поиске, ему нужно продолжать делать то же самое, только гораздо более напряженно. Я совершенно уверен, что напряженный поиск рано или поздно, по словам «ищите и найдёте», этот поиск увенчается обязательно нахождением этого сокровища. То есть в поисках сокровища, если это сокровище Господь, обязательно найдёшь, если только будешь искать напряженно, и если действительно ты ищешь Его, потому что за ним мы можем поставить, что угодно, мы можем искать, на самом деле, не Его. Мы можем искать на самом деле самих себя, вот некий такой эгоизм.
Александр Ананьев:
— Или жену, или мужа.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Ну это само собой, да, это понятно, ну вот себя, я, свое собственное я раскрыть, раскрыть свое я. Вот не я надо искать, а то что вне меня, и то что гораздо более ценнее, чем я.
Александр Ананьев:
— Алексей Пичугин, судя по взгляду, ему тоже есть что рассказать на тему, позволю себе напомнить тему: кардинальные перемены в моей жизни, я пришел к Богу и моя жизнь или жизнь моего друга, моих родных, близких мне людей поменялась.
Алексей Пичугин:
— Сейчас, прежде чем я начну рассказывать, хочу нашим слушателям и зрителям сказать, что отец Андрей сейчас вспоминал отца Геннадия Фаста, благодаря которому во многом случился его приход в церковь, у нас несколько назад с ним была замечательная программа на радио «Вера», и если кто-то заинтересовался, в наших архивах на сайте радио вера.ru можно найти. Я потому что помню, на эту программу меня попросили привезти отца Геннадия на машине, потому что он участвовал в какой-то конференции библеистов в РГГУ она проходила, я его из РГГУ забирал, и мы по пробкам долго достаточно ехали к нам в студию, и это была замечательная встречи, я за это очень благодарен вам, отец Андрей.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Ещё в машине побеседовать успели?
Алексей Пичугин:
— Да, в машине, долго мы по пробкам ехали, я, честно говоря, запомнил больше его ту беседу в пробке, чем то, о чем мы говорили в программе, в студии, но это была совершенно замечательная встреча, я надеюсь, что батюшка ещё приедет и мы ещё побеседуем и встретимся. Ну хорошо, теперь моя история, она, наверное, про меня в какой-то мере, про мой приход в церковь, но это рассказывать я буду совсем не про себя. На дворе 1960- какой-то год, естественно, меня никакого нет, и есть молодой человек — Александр Александрович Шумаев. Он совсем молодой, ему на тот момент 20, ну или как вам было тогда 25 лет, ну такой из полудиссидентских кругов, творческой интеллигенции, работающий как и многие не по специальности где-то фотографом, водителем, в археологических экспедициях рабочим, многие из людей, которые не могли никак устроиться по специальности работать, достаточно критично относились к советскому строю как-то вот себя так находили. Но никакого отношения к церкви, к вере не было, даже и не задумывался, и друзья сказали, давай-ка съездим к отцу Александру Меню, многие ездили, а молодой священник, тогда ещё совсем молодой отец Александр Мень уже был достаточно известен, и к нему ездили. И вот произошла первая встреча, мне кажется, они больше никогда и не встречались, но вот как-то он рассказывал всегда, он запомнил, что отец Александр ему, все сидели, что-то обсуждали, он его в сторонку отозвал и говорит: что ты делаешь в своей жизни? Ты же когда-нибудь станешь священником, но до этого времени ещё десятилетия, он про это забыл, жизнь продолжалась своим чередом, а потом где-то в семидесятые годы крестилась его жена. Это тоже не произвело на него никакого особого впечатления, но постепенно вот как-то жена его стала приезжать в один московский храм в Алтуфьево к совсем тогда ещё молодому отцу Дмитрию Смирнову, к нему тоже тогда много ездили, кто-то ездил в Новую деревню к отцу Александру Меню, кто-то в Алтуфьево к отцу Дмитрию Смирнову, и вот Александр тоже стал туда приезжать. И в 84-м году он крестился, и опять же, это тоже, наверное, только первые шаги его в церкви, поскольку они москвичи, жили на даче, за городом, храма не было вообще никакого, ну там до Москвы 20 км, до ближайшего храм вообще неизвестно сколько, но он нашел небольшую деревенскую церковь открытую, её многие знают, теперь это Новая Москва, село Вороново, в этом Вороново служил настоятелем храма игумен Пантелеймон, что важно. Игумен Пантелеймон был сыном очень известного архиерея, архиерей этот прежде чем принять монашество, был женатым священником: Мелхиседек (Лебедев), на тот момент он только вернулся из Европы, где служил сколько-то лет, и стал архиепископом Свердловским, а жил он недалеко от Подольска, дом был недалеко от Подольска, понятно, что он тоже в какой-то мере москвич, всё его служение происходило в Подмосковье, пока он был белым священником, более того, он был даже последним настоятелем храма в свое время перед его закрытием, а первым настоятелем этого храма после его открытия был ещё один его сын. И вот в этом Вороново этот Пантелеймон, игумен Пантелеймон был не очень здоровым человеком, у него был тяжелейший диабет, а будущий отец Александр, тогда просто Александр Шумаев, приезжал ему помогать на службах, алтарничал, и так как у него были права, а у Пантелеймона был автомобиль, за который он не мог сесть и доехать до дома, потому что вот служба заканчивалась, на большее у него сил не хватало, такой у него был диабет. И он Сашу просил, чтобы он его отвозил до дома, там не очень далеко, он его отвозил, пока не встретил, а все это происходило в первые годы после крещения, пока он там не встретился с Владыкой Мелхиседеком, который приехал к себе домой в Подмосковье на несколько дней из Свердловска. И они разговорились, тот говорит: слушай, ну ты же готовый священник. Он говорит: ну вот я только крестился недавно. Всё хорошо, приезжай ко мне в Свердловск, я тебя рукоположу. Он приехал к нему в Свердловск, тот говорит: ты где хочешь служить? Ну как-то у него не было, как я понимаю, никаких особых идей, где можно было бы служить, он говорит: ну вот куда пошлёте. Он говорит ну давай посмотри, поезди. Они посмотрели, поездили с супругой и нашли заброшенный храм в селе Сылва, в сторону Перми это немного от Свердловска, теперь Екатеринбурга, как-то я вот всё мечтал туда съездить, пока не доехал. И достаточно быстро он стал священником, ну вот он приехал, его сразу рукоположили в дьяконы, и почти сразу в священники, и он служил вот в этой сфере. Потом по семейным обстоятельствам, у него достаточно тяжело болела мама в Москве, это уже была вторая половина девяностых, из этой Сылвы он уехал, за мамой надо было ухаживать, и он перевёлся, это тогда ещё было достаточно просто сделать, из Екатеринбургской епархии в Подмосковье. Под Подольск тоже, где было это Вороново, предлагали разные места, но вот как-то, я вот эту историю рассказываю тоже потому что промысел абсолютно не линейный, на мой взгляд, и какие-то вещи, которые в нашей жизни, в том числе в моей, происходят, я никак по-другому рассматривать не могу, но это цепочка каких-то очень странных зачастую событий, разорванных, между которыми могут быть годы, не обязательно вот это что-то произошло сегодня и завтра, я вижу: вот оно, Господи, это чудо, также и здесь вот у него Подольский район он постоянно всплывал, и он оказался настоятелем небольшого разрушенного храма в Подольском районе. Храм этот отреставрировали, в какой-то момент я эту историю рассказывал, по-моему, даже здесь в нашей программе «Светлые истории», так случилось, что я с утра проснулся, у нас там дача рядом, и понял, что хочу пойти в церковь, сегодня суббота, я помню, что в церкви по субботам вечером служба, мне было 15 лет, я вот пришел, ещё недовосстановлен тот храм, и стал туда ходить. Прошло сколько-то лет, отца Александра, к сожалению, не стало, он погиб, я работал на радио, уже много лет как работал на радио, и у нас было на той радиостанции, где я работал, ведущая новостей, её зовут Лена, может быть, она нас сейчас слышит, и она такая совершенно не церковная, ну на тот момент была, не знаю, нецерковный человек, и она мне рассказывает историю, про церковь с ней заговорили, знала, одного высокопоставленного священника, я, говорит, встречалась с его сыном, ну это история интересная, выяснилось, что это тот самый Мелхиседек, а сын? А сын, говорит, вот, к сожалению, сделал мне предложение, я ему ответила отказом, ну вот как-то я себя не видела с ним в семье, хотя мы очень с ним дружили, но вот как-то не сложились вот эти отношения до конца, до финальной точки, до брака. И он постригся в монахи и стал игуменом Пантелеймоном. Я сижу, я веду программу, она читает новости, мы обсуждаем эту историю в кулуарах, и я понимаю, что это какая-то финальная точка истории моего воцерковления, потому что оно может быть, произошло, может быть, нет, но вот если бы она не сказала... Я сижу напротив человека, который совершенно незнакомому мне человеку этому игумену Пантелеймону, которого на тот момент уже больше 20 или 15 лет как не было в живых, он умер в итоге от этого диабета, не отказала, то, может быть, ничего бы этого не было, не было бы этого Вороново, не пришел бы туда отец Александр, не познакомился бы он с архиепископом Мелхиседеком, не стал бы он священником, и не было бы вот всего этого пути к селу Никулино Подольского района, и не пришел бы я туда, или пришел бы не туда, и как бы моя жизнь наверняка, 100%, была бы иной. Но Бог мне показал человека, с которого все начиналось. Вот такая история.
Александр Ананьев:
— Кардинальные перемены в моей жизни или в жизни тех, кого я знаю, кого люблю, сегодня в гостях в студии радио «Вера» настоятель храма Михаила Архангела в Куркино протоиерей Андрей Юревич, я Александр Ананьев, здесь же Алла Митрофанова, и только что свою историю рассказал Алексей Пичугин. Кому принадлежит вот это сравнение нашей земной жизни с вышивкой, которую мы видим только с изнаночной стороны, со всеми торчащими нитками, вот этими пересекающимися непонятными линиями, смотришь: не понятно, бардак какой-то, некрасиво, ну кто так выживает? Потом Господь так поворачивает тебе не с изнаночной, а с лицевой стороны, и ты видишь прекрасную, абсолютно логичную, задуманную с самого начала вот эту картину, и думаешь: так вот оно оказывается почему так было. Я слушал тебя сейчас всю дорогу и думал: вот она эта вышивка.
Алексей Пичугин:
— Но эта вышивка действительно очень красивая, но очень запутанный, наверное, узор. Смотришь на него, вглядываешься и понимаешь, что он прекрасен.
Александр Ананьев:
— Причём самое удивительное, какой бы кто выбор ни сделал на этом пути, а могли сделать другой выбор, вышивка все равно была бы прекрасной, логичной и удивительной.
Алексей Пичугин:
— Я мог никогда не узнать вот эту Елену, или не узнать её жизненную историю, мы никогда с ней о церкви не говорили. И уж понятно, что никоим образом, даже если бы мы с ней 10 лет проработали вместе, это могло не открыться.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Ещё, что удивительно, что эта вышивка, вот это её лицевая сторона, вернее, нет, лицевая сторона очень красивая, интересная, и кажется, что ты не знаешь, что там все эти узлы, стежки с той стороны, но они через некоторое время становятся видны, либо это переворачивается и ты уже можешь туда заглянуть, либо оно просто проявляется как-то, но только через некоторое время, по-разному совершенно это может быть. Вот сейчас Алексей рассказывал, и он говорит 15 лет, ещё что-то. Вот у меня, например: зачем мы поехали в Сибирь именно в это Маклаково в Лесосибирск? Потому что, оказывается, ну там просто была возможность, и там надо было некоторое время побыть в каком-то отстое таком, а потом через восемь лет познакомиться в соседнем городе именно с отцом Геннадием, у каждого человека есть тот человек, который может только он способствовать ему прийти в церковь. Вот, оказывается, что во всей России за 4000 км был только один вот этот тогда ещё совсем молодой, он всего на два года меня старше, хотя и выглядел старцем тогда уже отец Геннадий, который мог нас привести к Богу, не в Москве. Кого-то мог только отец Дмитрий Смирнов, кого-то только отец Александр Мень, а вот нас только отец Геннадий. И для этого надо было уехать за восемь лет до того, как с ним познакомиться, что-то поработать, шесть лет главным архитектором, потом оказалось, что это все нужно для строительства тех храмов и того прихода в том городе, все эти знакомства, все это было промыслительно, но оно открывается через годы, и поэтому, когда сейчас нам многие вещи не понятны, дорогие мои, я вам говорю, это всё откроется, через годы, кто-то не успеет узнать, узнает там, а кто-то успеет узнать уже здесь. И это будет потрясающе, когда мы поймём: ах вот оно, оказывается, как и для чего было нужно.
Александр Ананьев:
— Любимое выражение Аллы Митрофановой.
Протоиерей Андрей Юревич:
— А я думал, что сейчас скажу: любимая.
Александр Ананьев:
— Любимая, мы ещё к этому вернёмся, и подробно расскажем эту историю, отец Андрей. Любимое выражение Аллы Митрофановой, которое неожиданно получило продолжение, она вот так вот, когда видит лицевую сторону этой вышивки, она говорит: Господи, как это прекрасно, Господь — великий режиссёр. И наш дорогой друг священник Александр Сатомский из Ярославля, когда мы опять же ехали на машине из Москвы в Ярославль, я ему говорю: вот, отец Александр, Господь — великий режиссёр. На что этот мудрый молодой священник поднял палец и говорит: да, но только иммерсивного спектакля. Потрясающе. Для тех, кто не знает, иммерсивный спектакль — это спектакль, где зрители принимают непосредственное участие в самом спектакле.
Алла Митрофанова:
— И влияют на ход повествования.
Александр Ананьев:
— И влияют на ход повествования, на сюжет и на финал. И спектакль получается прекрасным.
Протоиерей Андрей Юревич:
— То есть каждый спектакль неповторим.
Александр Ананьев:
— Да, спектакли не повторяются, и при этом они прекрасны, и у спектакля есть режиссёр. Но без вас, без зрителей не...
Протоиерей Андрей Юревич:
— Вот это синергия наших воль: води Бога и человека.
Александр Ананьев:
— Да, Господь — великий режиссёр иммерсивного спектакля под названием «Жизнь».
Алексей Пичугин:
— Но нам надо ещё успеть послушать твою историю.
Александр Ананьев:
— Ну моя история она как раз про меня и Аллу Сергеевну. Я хочу рассказать её немножко с неожиданного ракурса, у меня вот всё, вот я сейчас смотрю на эту вышивку с лицевой стороны, и я просто восхищаюсь тому, как это все получилось, настолько явно, настолько осязаемо, настолько выпукло, что можно только радоваться, удивляться и благодарить Бога за это. Когда я был юн, молод, неопытен, я хотел, чтобы у меня были отношения с крутой женщиной, ну в смысле с девушкой, я просто был молод и хотел нормальных отношений, и Господь на меня посмотрел сверху, как я сейчас это понимаю, и говорит: нет ничего невозможного, возьми, Александр, но ты неправильно формулируешь задачу. Я тогда сказал: а я хочу, чтобы у меня была крутая работа, Господь говорит: хорошо, нет ничего возможного, возьми крутую работу, но ты неправильно формулируешь задачу. И всё чего бы я ни просил у Бога, я просил: что я не хочу работать в городе Дзержинске Нижегородской области, я хочу работать в Нижнем Новгороде, Он говорит: не вопрос, пожалуйста, но Саша, ты неправильно формулируешь задачу. Тогда я хочу работать в Москве, Он говорит: хорошо, пожалуйста, но опять же ты не говоришь главного. Ты не замечаешь. Раз за разом терпеливый Господь исполнял все мои желания.
Алла Митрофанова:
— Ты с Ним тогда не был знаком, это важный момент.
Александр Ананьев:
— Я не верю, что есть люди, которые... Ну они могут, конечно, прятаться в кустах голые и говорить: я не вижу Тебя.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Ну то есть обращался не к этой личности, а какому-то нечто.
Александр Ананьев:
— Слушайте, я всегда обращался к Богу, как мне кажется, ну понятно, что я понимал, что я сам что могу? Я могу только хотеть, как трёхлетний ребёнок, а Господь как любящий отец скажет: ну хорошо, надо, возьми. Хочешь засунуть пальцы в розетку? Ну засунь, кто же тебе запретит. Я конечно, тебя спасу, но сам будешь виноват. И вот так раз за разом все мои желания исполнялись, и чем больше они исполнялись, тем больше я погрязал в какую-то мглу, потому что я не понимал, зачем все это? Ну хорошо, есть у меня отношения, пожалуйста, есть у меня семья какая-то, пожалуйста. Есть у меня работа, самая крутая радиостанция в России, пожалуйста, но ответа на вопрос: зачем все это? нет. И все это оно приходило, я это держал в руках, оно разрушалось, приходило, потом разрушалось. В конечном итоге я оказался в Иордании на месте крещения Христа, и я сформулировал вот именно там, наверное, это было также как и в вашей жизни, отец Андрей, не вот я понял, решил, сформулировал сам. Да оно это было не сам, оно тебя накрыло посреди этих ивовых кустов, как медный таз, и тебе дальше пришлось с этим жить, я вдруг понял, что я не хочу, чтобы у меня была там семья, хотя я очень хочу, но я уже не верю, что у меня будет нормальная семья, я не хочу, чтобы у меня была работа хорошая, хотя хочу, но это не главное, я очень хочу прийти к Богу. И вот тут такое впечатление, что Господь так обрадовался: прекрасно, вот теперь, теперь ты попросил действительно то, что надо, наконец-то Я от тебя услышал правильное желание. И вот Он так сел напротив меня и говорит: ну хорошо, а теперь давай вспомним все, все, все твои желания. Чего ты хотел? Идеальную женщину, крепкую семью, лучшую работу — и вот он все это упаковывает в один большой такой красочно оформленный короб, обёрнутый в подарочную бумагу с ленточкой, с цветами и говорит: на. И знакомит меня с Аллой Митрофановой, девушкой, которая работает в...первое, что я о ней узнал, хорошо, второе, что я о ней узнал, что она работает в монастыре на радиостанции, на радио «Вера», первое что я узнал, что у неё самые красивые лодыжки, а потом, что она работает в монастыре, и у меня так дух перехватило, потому что я вдруг точно понял, что вот, вот, вот ответ на все мои вопросы. Вот, вот эта женщина, и в тот же самый момент я понял, что у меня есть всё, я не увольнялся с той работы. Господь взял мою предыдущую работу: что это такое? Это твоя работа, о которой ты мечтал? Тебе это точно надо? Давай-ка уберём это, я знаю, что ты сейчас будешь ругаться, возмущаться, давай это мы выбросим, у меня для тебя есть нечто более прекрасное. Вот это что такое? Давай-ка мы это тоже уберём, оно тебе не надо просто, ты вот просто не понимаешь. И спустя очень короткое время я обвенчавшись с лучшей женщиной на свете, осознал себя работающим в кругу лучших людей на радио «Вера», в журнале «Фома», я просил отношений с Богом, отец Андрей, вы можете себе представить, что человек, крестившийся в 40 лет, дальше работает вот там, где работа подразумевает четыре встречи с лучшими священниками страны в неделю. То есть я четыре раза в неделю по часу общаюсь с лучшими священниками страны. А всё остальное время я общаюсь с лучшей женщиной на свете. И это лучшее, что со мной могло случиться. К чему это я?40 лет, ровно 40 лет, я неправильно формулировал вопросы, на 40-м году я правильно сформулировал, и Господь сказал: слава Богу, всё молодец, вот теперь на. К сожалению...
Протоиерей Андрей Юревич:
— Ещё, Александр, можно сказать, что, сформулировать так в конце, лучшая женщина на свете — это Алла Митрофанова, самая лучшая радиостудия — это радио «Вера» в мире, и что-то третье ещё, да?
Александр Ананьев:
— Что-то третье ещё? На самом деле, возможно всё. Господь даст всё, ты только правильно формулируй, не ищи жену, не ищи работу, не ищи денег, не ищи город, не ищи ничего, ищи Бога и у тебя все будет.
Алла Митрофанова:
— Мне кажется, здесь важный такой момент, Господь дает, действительно дает много, даже когда мы не ищем встречи с Ним, дальше вопрос: а достаточно ли у нас своего внутреннего ресурса, мудрости какой-то, чтобы это удержать, чтобы это не превратилось в твоих руках в пепел, потому что мне кажется, что без Богп мы, на самом деле ...
Александр Ананьев:
— Без Бога все превратится в пепел. Как и превращалось на протяжении 40 лет.
Протоиерей Андрей Юревич:
— Кстати, то, что рассказал потрясающую историю Александр, я её немножечко наблюдал со стороны, со стороны Аллы как раз. Эту потрясающую историю, нечасто мы здесь с ней виделись, но тем не менее её потрясения, её переменны и вхождение с этой же стороны вот в эти отношения, в семью, я видел, как она это рассказывала.
Александр Ананьев:
— Ну и слава Богу. К сожалению, время наше подошло концу, нас можно не только слушать, но и смотреть, найдите «Светлые истории» на радио «Вера» в ютубе, в наших социальных сетях во всех, которые есть, мы стараемся быть везде, присоединяйтесь к нам, и слушайте нас по понедельникам, понедельник отныне — лучший день на радио «Вера». Сегодня с вами были настоятель храма Михаила Архангела протоиерей Андрей Юревич, спасибо большое, отец Андрей, Алла Митрофанова, Алексей Пичугин, я Александр Ананьев, до новых встреч.
Протоиерей Андрей Юревич:
— До свидания.
Алла Митрофанова:
— До свидания.
«Фольклорный ансамбль „Веретенце“». Валерия Петрушина
У нас в гостях была руководитель детского фольклорного ансамбля «Веретенце» Валерия Петрушина.
Мы говорили с нашей гостьей о таком феномене, как духовные стихи, о том, какое влияние Крещение Руси оказало на народный фольклор, а также о том, как через устное народное творчество и изучение традиционной русской культуры можно раскрывать для современных детей духовные смыслы.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья! В студии у микрофона — Константин Мацан. В гостях у нас сегодня — руководитель детского фольклорного — добавлю — легендарного ансамбля «Веретенце» Валерия Петрушина. Добрый вечер!
В. Петрушина:
— Добрый вечер!
К. Мацан:
— Ну действительно, для людей, которые занимаются фольклорной музыкой или просто интересуются этой традицией, ансамбль «Веретенце» — это абсолютное имя. Это бренд, как сегодня бы сказали — и не нужно дополнительно пояснять.
Для тех, кто, может быть, с вот этой частью музыкальной культуры не знаком, или не интересовался — можно сказать, что в 81-м году, давно, Елена Алексеевна Краснопевцева создала вот такой уникальный коллектив, где дети поют именно фольклорные народные русские песни. Причем само это выражение — русская народная песня — так очень много ассоциаций вызывает; но это — настоящие, это не лубочные, это настоящие русские песни, в том числе собранные по экспедициям, и так далее.
Вот сегодня Вы этим коллективом руководите, и Вы сами в нем с детства поете. На сайте написана удивительно смешная — ну, смешная в хорошем смысле слова — история, что когда Вас спрашивали в детстве, кем Вы хотите быть, Вы говорили: «Еленой Алексеевной». То есть, руководителем коллектива. Вы у нее учились... Ну вот — мечты сбываются!
Я вообще вижу, что большинство педагогов — это люди, которые прошли так или иначе через ансамбль. Вы помните, как Вы впервые там оказались?
В. Петрушина:
— Дело в том, что действительно в 5 лет мы попали в этот удивительный коллектив. Но я мечтала стать даже не руководителем на тот момент. То есть, когда я говорила о том, что я мечтала стать Еленой Алексеевной Краснопевцевой, я мечтала стать именно таким педагогом — который полностью жертвенно служит детям, служит своему делу...
И я, если честно, действительно, анализируя прошедший такой свой, ну наверное, недолгий путь еще, очень рада, что я выбрала именно этот пример еще в действительно самом таком глубоком детстве для подражания. Потому что именно благодаря Елене Алексеевне, когда она стала воцерковляться, мы все воцерковились вслед за ней.
То есть, для нас это, конечно — наверное, один из самых таких больших шагов, который она вот в нашу жизнь внесла. Помимо того, что она нас научила любить, уважать, ценить культуру нашего народа... Не только нашего. Но когда занимаешься традицией своего народа — нет вариантов, как не уважать традиции, культуру других народов.
Помимо этого, она когда стала воцерковляться, это тоже был небыстрый путь. Это тоже уже был путь такой осознанный — и она в осознанном возрасте пришла в храм, и соответственно, мы уже, будучи 20-летними ребятами, пошли за ней, не зная того, куда...
К. Мацан:
— То есть, какая-то, Вы помните, перемена вот была у Елены Алексеевны...
В. Петрушина:
— Помню, конечно...
К. Мацан:
— До воцерковления... И постепенно что-то меняться начало... А вот как это было тогда вами воспринято, и как в этом смысле Ваш процесс воцерковления вслед за ней сложился? Что Вы начали вдруг за ней вместе в храм ходить, или она впервые на репетицию принесла там какие-то духовные канты — сказала, что вот это из Евангелия, оказывается... Ну что-то... Как это было?
В. Петрушина:
— Вы знаете, это очень интересный момент. Я помню Елену Алексеевну вот прямо с пяти лет своих. И для меня она всегда была вот таким примером для подражания, ее работа с детьми. То есть, я не могу сказать сейчас со стороны педагога, что она делала такого; но со стороны ребенка я видела такую любовь к детям, что... Это настолько подкупало, что с ней всегда хотелось рядом находиться.
Несмотря на то, что Елена Алексеевна была строгой — то есть, в каких-то моментах она как бы могла проявить характер — в воспитательных целях, естественно. Вот все равно мы всегда хотели быть рядом с ней.
И когда пошел ее процесс воцерковления — это, конечно, ее личный сугубо путь; но с нашей точки зрения это было настолько непривычно, непонятно, и это было, ну... Для нас было полное непонимание.
Дело в том, что мы когда пришли, у нас не было вот, например, в нашей группе практически воцерковленных семей, от слова «совсем». То есть, люди, которые просто любили традиционную культуру и увлекались (возможно, я сейчас сугубо свое личное мнение говорю) такой внешней стороной. То есть, вот нравится, как красиво звучит музыка, красиво выглядят костюмы, красиво выглядят танцы — не углубляясь в суть вещей.
Когда стала Елена Алексеевна воцерковляться, много ребят ушло. Но поскольку вот для нас она была таким примером, мы решили, что Елена Алексеевна не может идти в неправильную сторону (смеется) — у нас была такая убежденность. И собственно, действительно так оно и стало. Мы пошли за ней...
И я помню вот отца Георгия Болгарского, который вот как раз рядом с Еленой Алексеевной был в то время, отца Владимира Теплова, которые взялись ее вот окормлять в то время. И как мы, молодежь, приезжали к нему пить чай, и он нам рассказывал, притом на каком-то нашем таком понятном языке — не припомню, какие фразы, но помню, что было настолько понятно, приятно, интересно и здорово... И вот мы стали идти за вот Еленой Алексеевной по этому пути...
К. Мацан:
— А как-то на творчестве, на репертуаре это сказалось?
В. Петрушина:
— Да, безусловно, это сказалось на репертуаре. Дело в том, что мы много раз... Много у нас записей было духовных стихов еще вот до этого момента. Но полное осознание пришло вообще содержания этих текстов, как раз когда мы стали уже сами на этот путь становиться.
Я даже помню тот момент, когда Елена Алексеевна... Мы были в экспедиции... Тоже нам лет, наверное, по 15 было, и нам очень хотелось гулять, а не сидеть и слушать, да — это было для нас тяжело. В общем, мы знали, что это такой тяжелый труд, а нам очень хотелось побегать в футбол с местными ребятами, покупаться в речке...
А Елена Алексеевна нас отправила — говорит, вот идите к такой-то бабушке... Татьяна Матвеевна Кошелева — если я сейчас не ошибаюсь, вроде, правильно назвала — она вот поет духовные стихи. И я помню вот, что она поет, поет — а нам так это тяжело дается! Мы слушаем с таким трудом, и мечтаем об этой речке — вот это я помню...
Она достала тетрадочку — они все всегда вот духовные стихи передавали в тетрадках... И открывает, говорит: «Сейчас я вам вот этот духовный стих спою, вот этот...». И потом, когда мы стали прослушивать эти записи, мы конечно, поняли, что у нас такое сокровище!
И я сразу собралась — когда уже, ну, пришло какое-то понимание, с кем мы брали вообще интервью в тот момент, да, если можно так назвать — я сразу позвонила и говорю: «Татьяна Матвеевна, мы сейчас к Вам, я выезжаю». И я села в машину, взяла своих двух маленьких там вообще детей (2 и 4 года... 2 и 5), и мы поехали к Татьяне Матвеевне еще раз — записывать духовные стихи... Уже с той целью, что я задавала вопросы более такие глубокие — как она пришла в храм, как они исповедовали свою веру, несмотря на такой сложный период...
К. Мацан:
— И что она отвечала?
В. Петрушина:
— Ну там очень интересно, у нас прямо целая экспедиционная запись получилась. Она рассказывала, что ее семья была воцерковленной, папа пел в храме. А потом, когда запретили, в общем, они как-то перестали ходить в храм. И как-то она так спокойно об этом говорит — ну вот, не надо было там, нам не разрешали... Хотя были и другие случаи — я сейчас о них тоже расскажу...
Но при этом она говорит: «Я всегда стремилась, вот у меня внутри всегда было это желание петь духовные стихи». И когда она работала в коровнике — тогда все работали в колхозах, а женщины в основном работали именно вот в таких коровниках — говорит, «я работала со сменщицей, у нее была тетрадочка с духовными стихами, и я каждый раз приходила и все переписывала, все переписывала от руки»... И она вот, эта тетрадочка, сохранилась, у меня она есть, и все эти фотографии этих духовных стихов...
К сожалению, сейчас мы до Татьяны Матвеевны уже доехать никак не можем, они находятся в самом эпицентре событий — мы в Плехово не могли попасть уже достаточно давно, сейчас там полностью закрыто...
К. Мацан:
— А где это?
В. Петрушина:
— Это Курская область, Суджанский район...
К. Мацан:
— Да, по последним новостям это часто мелькающее название, к сожалению...
В. Петрушина:
— Да, да, да... При том, что мы записывали ведь то, как они прошли и войну 45-го года — они были детьми тогда, и это такие тяжелые рассказы, очень тяжелые... И конечно, я думаю, что им сейчас там тоже нелегко, и мы, к сожалению, не можем до них дозвониться до многих вот. Но живем вот воспоминаниями этих встреч, того, что они могли нам тогда рассказать...
К. Мацан:
— А может, мы что-нибудь послушаем, какую-нибудь музыку — небольшой фрагмент, чтобы мы вот не только говорили о народном пении...
В. Петрушина:
— Давайте, конечно! Я бы с удовольствием как раз поставила, может быть, духовный стих в исполнении Татьяны Матвеевны, который мы с ней записали. Вот я думаю, что слушателям будет интересно послушать, как она поет, и насладиться ее звучанием...
К. Мацан:
— Ну вот что это был за духовный стих, расскажите про него. Имеют ли стихи духовные называние какое-то?
В. Петрушина:
— Да, все народные песни и духовные стихи имеют название по первым словам. «Не ропщи на суровую долю» назывался этот духовный стих, и исполняла его Татьяна Матвеевна и Дарья Семеновна Ходасова — тоже одна из наших легендарных бабушек, которая нам передавала очень много интересных знаний...
К. Мацан:
— Вот слова «наших легендарных бабушек» нужно пояснить, потому что для вас это — ваши легендарные бабушки, но вот я эти фамилии слышу впервые — кто это?
В. Петрушина:
— Да, да, я согласна с Вами. Дело в том, что... Почему мы называем их легендарными? Это те самые бабушки, которые, когда мы приезжали в экспедиции, они... Мы старались останавливаться, ну, именно у них — они этого очень ждали, и прямо иногда даже были споры: «Я возьму к себе 14 человек». — «Ты слишком много берешь, отдай мне хотя бы какую-то часть детей»...
И эти бабушки — они были главными носителями песенной традиции сел. Дело в том, что в селе могли петь все, и в деревнях; но такими главными носителями были, ну... далеко не каждый мог петь и вести песню, и знать столько всего.
И вот баба Даша как раз наша дорогая — она была одной из главных песенниц села Плехово. Ее голос можно услышать на многих аудиозаписях вот экспедиционных, мы много ее записывали — поэтому это для нас бабушка-легенда, с потрясающей судьбой, потому что она нам рассказывала потрясающие истории из своей жизни.
Она достаточно тяжело ходила, она заболела раком — и мы тогда всем коллективом сбрасывались регулярно, собирали денежные средства, чтобы как-то облегчить ей ее страдания и мучения. Мы ей присылали вот лекарства, которые могли хоть как-то помочь, обезболить... И мы были у нее прямо за три месяца, мы успели к ней приехать. Мы зашли педагогическим составом — нас было трое педагогов — с ней попрощаться. Но она не выдержала, говорит: «Я хочу выйти к детям». И под руки мы вывели ее во двор, и ребята, которые были с нами в экспедиции — они плясали ей «Тимоню»... Мы не могли стоять, потому что...
К. Мацан:
— «Тимоню»?
В. Петрушина:
— «Тимоню», да...
К. Мацан:
— Кто такой Тимоня?
В. Петрушина:
— Это карагод как раз Курской области, это визитная карточка этой области. Карагод «Тимоня» — он не плясался нигде больше, ни в каких областях. В каждой области есть такие именно традиционные либо наигрыши, либо песни, либо хороводы. Вот «Тимоня» — это такой карагод с припевками под оркестр народных инструментов там... Сейчас назову такие неизвестные, наверное, названия — кугиклы...
К. Мацан:
— Красивые слова — кугиклы... А что это?
В. Петрушина:
— Красивые, да... Кугиклы — это такие тростниковые палочки, в них дуешь и такой звук красивый издается. Мы можем потом наигрыш включить и послушать...
К. Мацан:
— Валерия Петрушина, руководитель детского фольклорного ансамбля «Веретенце», сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Так, про бабушку Вы начали рассказывать...
В. Петрушина:
— Да, и вот она вышла — и говорила нам такие слова относительно традиции, и о том, как важно ее беречь, и о том, как важно ее передавать, и о том, что то, что передано нам — это такое сокровище... Чем старше вот я становлюсь, чем больше я работаю с детьми, чем больше сама прохожу через какие-то, может быть, жизненные трудности — тем больше понимаю, что это такой, вы знаете, это такой некий код преодоления невзгод, каких-то житейских трудностей. Там настолько много всего...
И я понимаю, о чем говорила баба Даша. И я счастлива бесконечно, что у нас была возможность и туда съездить, и просто с ними хотя бы рядом посидеть. Это уникальные люди, которые уходят, обладающие потрясающим опытом, потрясающей любовью к человеку и глубочайшей верой в Бога.
Мы когда приезжали, и когда они говорили о смерти, они говорили: «Ну все, мы уже скоро пойдем домой»...
К. Мацан:
— Ничего себе...
В. Петрушина:
— «Мы домой»... Говорит: «Ну что уж я здесь так долго, когда уже я пойду домой»... Это вот такое отношение было к смерти. И они нам много рассказали и много передали этих знаний, как это можно преодолеть. И как вообще правильно относиться к смерти...
К. Мацан:
— А можете чем-то поделиться? Ну, не совсем чем-то, может быть, сугубо личным. Что вы слышали, что еще они говорили? Может быть, это связано с песнями. Может быть, бывает такое, что вот там тяжелая какая-то жизненная ситуация, где ты ищешь какой-то для себя точки опоры, и вспоминаешь: а вот в песне там такой текст — ну ведь правда же... Как-то это укрепляет...
В. Петрушина:
— Да, безусловно! Я вам даже больше скажу: если послушать лирические песни любого региона — там нету какого-то счастья, радости, здоровья (смеется) — там в основном какие-то такие достаточно серьезные сюжеты. Ну во-первых, это, конечно, сакральный смысл зашифрованный — и мы много чего уже не поймем в наше время, и это печально. Успели потерять...
Ну возможно, это тоже промыслительно... Когда я анализирую этот момент, мы много что уже можем не понять из того, что было зашифровано в этих песнях.
В свадебных песнях — там достаточно серьезный такой смысл именно на жизнь семьи заложен. Важность сохранения семьи — это в принципе основа, на мой взгляд (ну и не только мой взгляд), строя деревенского. То есть, мы идем от семьи. Семья — и потом дальше идет, например, улица — и все были настолько сплоченными, все были друг за друга... Потом уже шла деревня, деревня — в уезде...
Там не было такого, что «я один сам за себя». Да, я один, но только как часть целого. Для них не было ничего страшнее, чем быть не частью целого, своего сообщества. И это прививалось сразу в семье. Ты один, да, мы тебя любим, ты сам по-своему уникален; но ты — часть семьи, и ты не можешь быть вне семьи.
И удивительно, как отношение к детям в то время... Взрослый — его авторитет непоколебим и непогрешим. И это настолько, на мой взгляд, мудро! Потому что мы сейчас тоже изобретаем велосипед — как правильно воспитывать детей, правильно давать им свободу — не правильно... Я понимаю, что мы так мечемся из-за того, что мы потеряли вот этот устой. И нам тоже, наверное, через это надо проходить снова, чтобы, может быть, выстроить какую-то более устойчивую конструкцию воспитания и передачи ее из поколения в поколение...
До нас это дошло в каких-то очень таких сугубо маленьких гранях. Это касается воспитания детей — то, что нам говорили и чему нас учили, передавали — нам было в то время непонятно, мы были молодыми ребятами, у нас не было своих детей. Сейчас это становится все более и более понятным...
Ну и вот к нам приезжала Нина Петровна Попова — она уроженка села Подсередня Белгородской области, а сейчас живет недалеко от Москвы. И как раз я ее приглашала — у нас была такая экспедиция в нашем дворце, пришли практически все наши дети и родители, человек 30 сидело в зале... Я задавала ей вопросы, и Нина Петровна нам рассказывала. И как раз мы поднимали эти темы воспитания...
И она говорила о том, как важно детей воспитывать, как важно им говорить... Она говорит: «Вот я бежала по улице с подружками, а меня бабушки останавливают и говорят: «А ты чего это так бежишь? И с нами не поздоровалась, и бежишь некрасиво... Девушка должна идти по улице степенно, учись — должна ступать с ноги на ногу...».
И говорит, не то что не обижались на такие слова, замечания, а очень за это благодарили! Более того, эти бабушки потом придут, говорит, «и моей маме скажут: а вот Нинка не поздоровалась...». А мама придет и еще скажет: «Ах ты здороваться не умеешь?». То есть, меня, говорит, со всех сторон...
То есть, авторитет взрослых был непоколебим. Авторитет старшего был непоколебим. Они настолько считались хранителями мудрости и хранителями традиций... То есть, то, что они говорят — так и нужно за этим идти и за этим следовать.
Вот эта притча, которая известна, да — когда убивали стариков, говоря: зачем нам старики, зачем нам их кормить, это же просто... Вот как бы они уже старые, ничего работать не могут, а мы, молодежь, должны на них работать... И решили убивать всех стариков. А один мужик спрятал своего отца и сохранил ему жизнь. И потом благодаря этому дедушке они смогли все отстроить заново — потому что все у них пошло сикось-накось... Они все, к сожалению, потеряли. И благодаря вот этим дедушкам они поняли, что нет — нужно хранить эту мудрость, ее нужно беречь...
И интересно — есть песни с текстом дохристианского периода, когда стариков на масленицу сажали в сани и спускали в реку...
К. Мацан:
— Ничего себе... Это прямо какие-то исторические источники достоверные?
В. Петрушина:
— Ну мы просто когда анализировали песни и разговаривали, почему так, что там и как там — это вот очень интересно... Кстати, один из самых вот древних духовных стихов — это духовный стих о потопе. То, что вот мы знаем, эти песни и тексты — они датируются очень-очень ранним периодом. Вот им уже больше там четырехсот лет, если я не ошибаюсь...
А то, что дохристианские — потому что ну не было в традиции христианской... Там уже все по-другому было...
К. Мацан:
— Это очень интересная тема — то есть, получается, Вы видите разницу между духовными стихами дохристианскими и уже потом... относящимися ко времени после крещения Руси — Вы это имеете в виду?
В. Петрушина:
— Да... Это тема очень страшная для меня, такая опасная. Но если пришло время вот об этом говорить...
К. Мацан:
— Давайте поговорим! А что в ней опасного?
В. Петрушина:
— Сейчас скажу. Когда мы анализировали... Дело в том, что вся традиция — она переходила из уст в уста, из поколения в поколение. Когда произошло крещение Руси... Я просто думаю, что здесь, в этом вопросе более компетентны священнослужители, которые занимаются традиционной культурой. Но я сейчас скажу то, что мы обсуждали, о чем мы говорили...
Весь пласт вот этих накопленных традиций — он стал обращаться не на человека, не на божества, а стал обращаться непосредственно к Богу. И вся эта традиция — она как раз и повернулась... Вот все было для Бога!
Удивительные танки и карагоды записаны в Курской области. Их записала Анна Васильевна Руднева в 60-х годах. Эти танки, которые она описала, включали в себя около тысячи человек, и имели определенные рисунки. Эти рисунки не видно с земли — когда ты в процессе, в участии, их не видно. Их можно увидеть только сверху. Вот в чем дело...
К. Мацан:
— То есть как бы, чтобы Бог смотрел и видел...
В. Петрушина:
— Да, да, да... То есть вот, это такие интересные очень моменты... Я объясню, почему тема для меня тяжелая...
К. Мацан:
— Давайте мы маленькую интригу вот сейчас подвесим — и в следующей части программы Вы объясните, почему тема тяжелая. А сейчас, перед небольшим перерывом — еще какой-нибудь музыкальный фрагмент послушаем...
В. Петрушина:
— Хорошо...
Звучит фрагмент духовного стиха «Не ропщи»
К. Мацан:
— Я напомню, что сегодня с нами в программе «Светлый вечер» — Валерия Петрушина, руководитель детского фольклорного ансамбля «Веретенце». Мы скоро вернемся к нашему разговору — не переключайтесь.
К. Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. В студии у микрофона — Константин Мацан, в гостях у нас сегодня — Валерия Петрушина, руководитель детского фольклорного ансамбля «Веретенце». И мы остановились на такой теме, как есть ли разница между, не знаю... дохристианскими и христианскими мотивами.
Ну очевидно, разница есть. Чувствуют ли ее те, кто занимается вот фольклорной музыкой? Потому что... Вопрос важный, потому что вот для меня как человека со стороны есть некоторая фольклорная культура, да — я в это глубоко не погружен, я в этом не разбираюсь — есть некоторая русская народная песня в таком высоком, настоящем, аутентичном смысле...
И оказывается, там внутри есть еще оттенки. И для Вас как для человека, который этой культурой занимается, есть разница все-таки — к чему эти песни восходят (если я правильно Вас слышу): к истории Руси как уже христианизированного государства, или, не знаю... к представлению о Руси как языческих племенах...
Вопрос действительно важный, потому что сегодня мы все чаще слышим, скажем так, в открытом пространстве, в публичных разговорах, что вот настоящая, подлинная русская культура — это вот культура языческая, славянская какая-то древняя совсем; а вот все, что христианское — это уже более позднее...
Хотя историки убедительно показывают на источниках, что у нас нет исторических свидетельств подлинных о дохристианской Руси, о том, что там было. То есть, мы когда говорим Древняя Русь — мы уже сразу по определению говорим о Руси христианской. Поэтому всякие там, не знаю, какие-то неоязыческие «Велесовы книги» — давно историками показано, что это новодел 19 века, который маскируется под старину. Но на самом деле, никакой подлинной старины там нет — это обманка в этом смысле.
Вот как Вы с этой темой сталкиваетесь?
В. Петрушина:
— Мы с этой темой не то чтобы сталкиваемся... Дело в том, что это волей-неволей происходит при разговорах, и при общении, и при трансляции традиционной культуры. Дело в том, что поскольку я являюсь руководителем детского фольклорного ансамбля, к нам приходят дети...
Ну, это настолько неразрывно связанные два понятия — православие и традиционная культура. Они связаны друг с другом ну вот во единое целое...
Была потрясающая фраза, ее сказал отец Владимир Теплов: что наша страна Россия — это как птица, летящая на двух больших крылах; имя одному крылу — православие, а другому — традиционная культура; и имя птице — святая Русь. Я полностью в этом убеждена и поддерживаю это выражение. Мы стоим на тех традициях, которые нам удалось перенять и взять...
И вся традиция, на мой взгляд — она уже настолько христианская, что переворачивать ее и коверкать в сторону язычества — это просто кощунство. Это неправильно. Это домысливание, и это желание, ну, наверное, каких-то определенных сил — я имею в виду темных сил — сделать из нашей традиционной культуры что-то такое, служащее неоязычеству.
К неоязычеству традиционная культура не имеет никакого отношения. Когда просто прикасаешься к этому чистому источнику... У меня недавно было такое откровение, именно в музыкальном плане, что традиционное вот пение и музыка звучащая — она просто очищает и сердце, и душу. И исполнение этого музыкального материала — оно также этому способствует.
И я, возможно, проведу такую аналогию... Возможно, она будет звучать не совсем корректно, но все же — то есть вот, когда мы приступаем к святым таинствам, человек может очиститься, да, и обновиться, стать другим и воскреснуть, и полностью преобразиться. И на мой взгляд, человек, который слушает традиционную культуру, традиционную музыку — он также может обновиться в музыкальном плане и услышать совершенно для себя новые смыслы.
Особенно в наше нынешнее время. Потому что то, как открывается традиционная культура сейчас — для меня это что-то фантастическое. Мы пели все эти песни на протяжении вот 40 лет, и только сейчас я понимаю смысл того, о чем мы пели.
Даже вот духовный стих «Мы пред образом Твоим замрем в поклоне» — стих, посвященный Пресвятой Богородице, и там такой текст:
О, сколько раз вступалась Ты за Русь!
Не сосчитать сражений тех, не сосчитать.
О, сколько раз незримо с Воинством Святым
Вела к победе православную Ты рать!
Спаси от глада, от потопа, от меча,
Огня и ересей безбожных на Руси,
Междоусобиц и от множества врагов
Святую Русь Твою, Владычица, спаси...
Ну то есть, это же просто текст, который непосредственно... Для меня эти тексты открылись таким полным убеждением, ну... В нашей стране, я как бы уверена ну вот на 1000%, что мы находимся под заступничеством и покровительством Пресвятой Богородицы...
К. Мацан:
— Вот когда мы слушали в первой части программы духовный стих, где, казалось бы... Ну, я сейчас точно не вспомню слова, но слушаешь — и казалось бы, простые вещи: не ропщите на Бога, доверяйте...
В. Петрушина:
— На суровую долю, да... Крест покорно неси...
К. Мацан:
— Верьте... Как, я помню, мне один такой очень образованный человек с философским образованием, преподаватель философии, рассказывал про свою бабушку — очень простую деревенскую крестьянку, которая... или это прабабушка, какая-то дальняя родственница... которая, когда умирала, к ней приступили ее дети, внуки и спросили: «Дай какой-то нам, ну, совет вот, наставление»... И она ответила очень просто: «Живите так, как Бог велит».
И в этом — смысл жизни. Вот мне этот мой собеседник-философ говорил: вот мы там, философы, ищем смысл жизни, концепции, какие-то задачи, самореализация — человек вот окружен огромным количеством очень сложных конструктов мыслительных. А здесь вот простой человек говорит, в чем смысл жизни: живите так, как Бог велит. И все! И она так жила...
И вроде бы человеку современного сознания это сложно принять — потому что как-то это слишком просто, это слишком как-то даже банально... А на самом деле, вот слушаешь там духовный стих — и он тебе открывается, и как-то не умом, а сердцем, как истина. Оно так и есть — а как еще может быть?
В. Петрушина:
— Да, безусловно! Я полностью поддерживаю, так и есть. Там удивительные тексты... И вот как раз о чем мы говорили, да — по преодолению сложностей. «Крест тяжелый» — такой интересный духовный стих, и он повествует о страданиях Христа на Голгофе. И потом такой идет текст:
Если ты — Его раб верный,
То ты должен крест нести,
Омывая путь слезами,
Вслед за Господом идти.
И Царицу Мать Господню
Себе в помощь призывай —
Помогать Она ти будет,
Только ты не унывай.
Тогда Ангел твой Хранитель
С тобой рядышком пойдет,
Крест нести тебе поможет,
И всему конец придет...
К. Мацан:
— На все времена слова! А вот я еще подумал, когда Вы рассказывали про семейные песни... Вы сказали, если я Вас правильно услышал, что там такая тема — о важности сохранения семьи и заботы о семье. То есть, люди, видимо, во все времена сталкивались с тем, что семейная жизнь — она требует терпения и смирения...
И представление о таких крестьянских семьях благостных, беззаботных, которые как-то вот... ну, выдали там — у меня так прабабушку — выдали замуж, вот «лишний рот» из семьи отдали в другой дом... И как-то у меня было такое ощущение, что ну вот какие-то крестьянские люди — они простые. Отдали — ну, она так и живет, и не ропщет, и горя не знает, и ни о чем не задумывается...
Но все — люди, все же — живые... Все, видимо, ставят себе вопросы: как и почему я вот с этим сталкиваюсь, как мне дальше донести, как мне с этим жить? Вот там в семье неурядицы — как их пройти? Всегда, видимо, это было — и у самых простых людей, и у самых образованных людей, и в деревнях, и в городах...
И вот люди во все времена с этими трудностями сталкивались и как-то через них проходили — значит, и мы можем...
В. Петрушина:
— Да, мы-то можем, конечно! Я считаю, что у нас вообще сейчас — век, когда мы можем использовать такой огромный накопленный опыт и поколений, и, ну... Опираясь уже на знания — там у нас сейчас, да, широко развивается и психологическая поддержка... Потому что раньше-то ее и не было. Раньше только священник мог вот помочь, наставить, и он как раз эту роль играл вот в жизни семьи.
И тогда в принципе даже не было, если честно, вопросов о том, что, может, не надо (смеется) — то есть, это настолько было важно...
К. Мацан:
— Почему я еще об этом говорю — потому что это вот то, что мне сейчас в голову приходит в ходе беседы с Вами. Вот Вы очень точно говорите: не было вопроса — а может там, не надо семьи, а может там, развестись с мужем, уйти из семьи, уйти в закат красиво... И кто-то скажет: что ну а что? Семья — экономическая ячейка общества. Просто была деревня — как ты выживешь, если ты один, если ты там без мужа? Это тоже правильно...
То есть, можно это объяснить и просто чисто такими экономическими — по-марксистски так объяснить — причинами. Ну это вот такой социум, так устроен; а сейчас мы — люди свободные, в городах, можно и уйти...
Но мне почему-то кажется, что это всего не объясняет. Что люди вот семью хранили, держали и жили всю жизнь вот с одним мужем, с одной женой — не только потому что так проще экономически, социально. Были в этом и какие-то внутренние, духовные причины: что так верно, вот в этом правда, вот так правильно — прожить жизнь перед Богом с семьей, с одним мужем, с одной женой, воспитывая детей, потом внуков — что так как-то по человечески верно...
А вот остальное — какое-то вот уже... Разное бывает... Разное бывает во всех семьях, понятно — и в тех, наверное, разное бывало, и разводились, и так далее — все это понятно. Но какой-то был идеал и устроение внутреннее — хотя бы идеал, который считали, что так нужно, и к этому нужно стремиться...
В. Петрушина:
— Да, безусловно, конечно... Дело в том, что вот то, что мы записывали, повествования — это был уже 20 век, и там было действительно как раз такое серьезное... Ну, было много что направлено на распад семьи...
Потому что когда мы спрашивали, такие приезжали наивные и говорили: «Расскажите, какие вам колыбельные пела там мама...» — бабушки на нас смотрели и говорили: «Нам мама не пела никаких колыбельных. Мы вообще маму не видели. Мама приходила поздно-поздно вечером, и отец так же. Они работали в колхозах и нам ничего не пели»...
То есть, тогда уже вот пошли такие детские садики, когда людей, детей объединяли...
К. Мацан:
— Коллективизация, колхозы...
В. Петрушина:
— Да-да-да... Всех отправляли на работы... И когда там «за тунеядство» — такие статьи, да, и мамы были вынуждены уходить от детей на три месяца...
К. Мацан:
— Монахов преследовали за тунеядство, потому что они молились...
В. Петрушина:
— Да...
К. Мацан:
— А не в артели работали...
В. Петрушина:
— Поэтому у нас вот, да, такие свидетельства достаточно тяжелые все, если их вот... Как семья преодолевала в тот момент эти трудности. И именно, на мой взгляд, именно тогда вот начались... Тот образ, который складывался достаточно долго — что в деревне много пьют, и это такая непродуктивная история деревенская, что мол там можно — там можно только пить и ничего не делать, и как-то вот, в общем, разлагаться...
Это совершенно не так. Это, ну... Просто такой вот был исторически временной период, мне кажется, и его так достаточно массированно давали в массы.
А семья была крайне важна. Не только вот экономически — это все я не буду отрицать, это действительно было важно. И когда много детей — это важно, потому что тогда семья будет много работать, все... Будет много труда, а труд облагораживает, трудиться необходимо.
В 5 лет девочка уже себе пряла на дерюге, она училась прясть нить — из конопли, изо льна там, да вот — из тех растений, в разных областях по-разному. То есть, она уже знала, что это такое. Нужно трудиться, если ты хочешь обшить всю свою семью — трудись. Женщине нужно было одеть мужа, жену — себя, да, детей — это все, конечно...
Самые такие кропотливые, красивые, тонкие работы — они передавались из поколения в поколение. И они дошли до наших времен, и мы этому несказанно рады. Мы вот держим костюмы и выступаем в костюмах, которым по 200 лет — и конечно, это уникально...
К. Мацан:
— Ничего себе...
В. Петрушина:
— Да, и какое это качество работы, и какой это труд — ну не передаваемые какие-то эмоции. Вот, и семья — это четкая иерархия. Четкая иерархия, что действительно — ну, по крайней мере, тогда, когда это складывалось... Возможно, мы сейчас пришли к другому периоду, когда нам нужно как-то пересматривать — у нас и женщины ведущие роли занимают, и мужчины там как-то у нас такие вот... уже более такие, может быть, равные роли...
Тогда, безусловно, отец был самым главным в семье. И не начинали кушать, пока папа не начал есть. То есть, могли по лбу дети получить, да, за то, что вот как бы не соблюдали субординацию. Папа в семье все решал. Папа по труду мужскому, мама — женский кут, женский вот — кухня там, ткать, прясть — вот все, чем занималась женщина.
Было четкое распределение обязанностей, и никогда мужик не лез в бабий мир, баба не лезла в мир мужика — то есть, такого там... Было четко вот это распределение, и это даже не обговаривалось, не обсуждалось. Ну и, мне кажется, даже не было ни у кого мысли вот — пойти наточить косу женщине, например, или мужику спрясть нитку — ну какие-то вот такие моменты...
К. Мацан:
— Валерия Петрушина, руководитель детского фольклорного ансамбля «Веретенце», сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Ну вот когда мы говорим, и так вот умиленно говорим, о традиционной культуре — мы, конечно, сейчас не призываем снова бить детей ложками по голове там...
В. Петрушина:
— Безусловно...
К. Мацан:
— Или как-то искусственно, как сейчас принято говорить, «косплеить», да — нарядиться в кафтаны и сесть дома...
В. Петрушина:
— Не-не-не...
К. Мацан:
— Но мы скорее говорим, как мне представляется, о том, что была какая-то нормальность — ну, нормально, когда большая семья, муж в семье главный, в том смысле что он самый ответственный, он за все несет ответственность. Ведь быть главным — это не про власть и не про право давать ложкой, а про то, что в итоге на тебя замыкается последняя и главная забота о семье. И все, что в семье происходит — это не может не быть зоной твоей ответственности...
То есть, мы говорим о том, что семья должна быть какой-то внутренне организованной, какая-то крепость — в хорошем смысле слова. Ну вот на этом фоне мне интересно Вас спросить про современную жизнь ансамбля «Веретенце», про тех детей, которые к вам приходят. Вот Вы сами помните своих сверстников, ровесников, когда Вы были ребенком в этом ансамбле — это другое поколение...
Сейчас дети пришли, они другие. Какие поколенческие перемены Вы видите? Что заставляет сегодня детей обращаться вот к этой традиции и именно ходить заниматься фольклорной музыкой? Насколько Вам, не знаю, просто или непросто до них донести те смыслы, в том числе духовные, которые Вас волнуют внутри этого творчества?
В. Петрушина:
— К нам приходят детки самых разных возрастов. Но в основном они занимаются с самого детства. Что, конечно, облегчает нам труды — и родителям, и самим детям. То есть, когда ребенку уже там 12, 13, 14 лет, мне звонят, и мама говорит, хочет привести, например, ребенка — мне уже нужно с ним лично поговорить, с ребенком: понимает ли он, чем мы будем заниматься, потому что...
Здорово — мы уже упоминали эту тему — заниматься внешней какой-то историей, то есть традицией... Занятия традиционной культурой — это не про самолюбование, как может показаться. К сожалению, да, мы живем в такое время — а может, к счастью — и у нас система, в которой мы должны популяризировать традиционную культуру, мы должны выступать... И мы выступаем действительно на самых разных площадках — начиная от Красной площади, Зарядья, Зала церковных соборов...
Но вот я, например, как руководитель за этим очень четко слежу. Когда я вижу, что у нас идут перекосы... У нас был момент, когда я поняла, что что-то тут не то: я вижу, что в детях уже взращиваются какие-то другие качества, мне не нравится это... То есть, я напрямую не буду об этом говорить, потому что как бы в этом есть и часть моей заслуги, и мне нужно как бы этот момент развернуть...
Тогда у нас начался проект «Дорогою добра», и в рамках этого проекта мы ездим с концертами в детские дома, в дома престарелых, в тюрьмы, в онкологические центры, в хосписы, где мы уже можем... Там уже не до самолюбования. То есть, одно дело, когда тебе рукоплещет зал; другое дело — когда тебя вот слушают люди, которые сейчас находятся в таких сложных ситуациях...
Но при этом я хочу сказать, что это лично мои самые любимые концерты. И ребята их тоже... Какой отклик! Там ты понимаешь, что ты занимаешься настоящим делом... Тут мы выступали зимой в хосписе, и мы начали петь, вышли с колядкой. И одна женщина — она не могла вот практически говорить и ходить — это был такой хоспис для уже пожилых людей... Она просто начала плакать. Притом громко — она прямо навзрыд начала плакать, и не могла остановиться...
И подошли медсестры, говорят: «Давайте, может быть, мы Вас уведем». Она говорит: «Нет-нет, я хочу это слушать». И я вижу, и я понимаю, что она просто услышала настоящую музыку, и это коснулось ее души... И иногда это действительно такой эмоциональный отклик, что хочется плакать.
Я порой сама приезжаю в деревню, и когда я слушаю бабушек, я просто рыдаю навзрыд, я не могу — у меня все вот на разрыв моей души идет, потому что... Я не могу объяснить этот феномен — это просто невозможно, ты не можешь остановиться, ты просто рыдаешь от соприкосновения с какой-то невероятной чистотой, и это вместить в себя порой очень тяжело...
Но дети испугались, говорят: «Ой, мы, наверное, расстроили вот эту женщину». Я говорю: «Нет-нет, мы не расстроили»... Мы после таких концертов всегда обычно разговариваем с ребятами — что они видели, что им понравилось, что было сложно...
Потому что эта публика иногда — вот в детских домах там, например, в домах инвалидов — непредсказуемая публика. То есть, детишки могут и вскочить, и подбежать, и дернуть, и хлопнуть, и еще какие-нибудь интересные вещи... Но они учатся — вот наши ребята — они учатся с этим как-то преодолевать, работать, нести радость, нести любовь, нести вот эти знания, традиции в эти места также...
Каких-то вот граней между поколениями... Не могу сказать, что она какая-то вот четко прослеживается. Я могу сказать о таких моментах, например. Во-первых, что петь может каждый ребенок — не бывает не поющих детей. Разница только в количестве занятий.
То есть, бывают дети, которые, ну, настолько Господь даровал — они поют сразу чисто. Бывают дети, которым просто нужно слушать много, и много вот петь, петь, петь, петь, петь... И лет через пять — ну пускай это будет такой труд, да — они все равно запоют. То есть, вот это моя убежденность — что они все, дети все могут петь.
Бывают просто сложности такого поведенческого характера, потому что сейчас много ребят, которые, например, не усидчивые, которым тяжело слушать, воспринимать. Но при этом я вижу, что традиционная культура — она потрясающе помогает все это преодолеть! Это все настолько заложено, опять-таки, в этих и «потешках», и «тетешках», и пальчиковых играх, и ну вот во всем... То, что у нас есть, это наследство — можно благодаря этому преодолеть даже вот такие сложные поведенческие трудности.
Вот сейчас нейропсихология, да — это тоже сейчас такой развивающийся у нас, ну и не только в нашей стране, сегмент, да — он востребован, потому что много детей, которые действительно... Которым сложно себя как-то контролировать. Родители все переживают, волнуются — ну как вот ребенка там... Не запоминает тексты, не пишет, например там, зеркалит буквы...
Естественно, нужна консультация специалиста-нейропсихолога, да. И вот сейчас всякие там придумывают разные задания, да, не медикаментозные — чтобы ребенка вот как-то скорректировать...
На мой взгляд, вот занятия традиционной культурой — они прекрасно все это корректируют. Те, кто ведет традиционную культуру в коррекционных школах — они вот могут мои слова подтвердить на 1000 процентов. Они видят прекрасно, как у детей все меняется с помощью занятий традиционной культурой...
К. Мацан:
— А есть примеры того, как через занятия традиционной культурой вот на Ваших глазах ребенок проявлял интерес там к церкви, или как-то воцерковлялся, или родители вдруг для себя через это что-то новое в жизни открывали?
В. Петрушина:
— Да, у меня есть несколько примеров и такого обращения, и в обратную сторону. У меня был потрясающий пример, когда вот забрали ребенка из коллектива, потому что мы пели «Христос Воскресе» — говорят, мы, в общем, как раз «не приемлем»...
К. Мацан:
— То есть, родители у вас забрали...
В. Петрушина:
— Да... Говорят, «традиционная культура — это все-таки неоязыческая, поэтому никаких «Христос Воскресе»...
К. Мацан:
— Прямо на этом основании, да, забрали?
В. Петрушина:
— Да, да... Ну как бы я не препятствовала — говорю, это Ваш выбор. Я уважаю любой выбор, как бы ничего, как Вы скажете, так и будет — Ваше чадо... И прекрасно как бы вот разошлись...
А по поводу вот родителей, которые обращаются к традиционной культуре... У нас много... У нас практически все семьи, конечно, воцерковленные. То есть, они уже приходят со знаниями такими христианской веры — ну вот узнать, как традиционно вот это все было, уклад. У нас родительская школа есть, на которую приходят родители, с которыми мы поем песни, с которыми мы учимся двигаться, с которыми вот мы все-все-все проговариваем, уже более о таких глубинных смыслах...
И конечно, если так вот сравнивать — я работаю с детишками там 2-3 лет и со взрослой родительской школой также. Маленькие дети — настолько это все в них органично! Насколько они все это сразу слышат... Они — балалайка играет — всё! Вот если включить какую-то музыку — ребенок сразу начинает двигаться, начинает как-то вот там пружинить, у него ножки, всё — ну вот, настолько это все... Там прямо буквально добавить какие-то нюансы... Они уже и ручки поднимают, ну все это — прямо органика полная. Они и слышат, и интонируют, и эти игры — то есть, для них это такое веселье и радость...
И со взрослыми, когда вот начинаем — я вижу, насколько вот тяжело порой взрослому элементарно как-то... ну вот сложно себя раскачать. Конечно, это под гнетом каких-то житейских проблем, да... Но вот тело — оно как бы закрепощается с возрастом. Так что сейчас такие популярные практики — мол, «пропрыгаться», там... Давайте возьмем какие-нибудь индийские танцы, давайте возьмем какие-нибудь еще танцы — в общем, из других культур давайте возьмем, чтобы нам это как-то помогло...
Все это у нас уже есть, ребята! Все уже было пройдено тысячу лет назад... Поэтому спокойно можно это брать, этот источник, и им пользоваться...
К. Мацан:
— Давайте под занавес нашей беседы еще что-нибудь послушаем, какой-то фрагмент...
В. Петрушина:
— Да, давайте послушаем — может, как раз духовный стих «Мы пред образом Твоим замрем в поклоне» в исполнении нашего коллектива...
К. Мацан:
— Спасибо огромное! Валерия Петрушина, руководитель детского фольклорного ансамбля «Веретенце», была сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Спасибо огромное за глубокий разговор про музыку, и главное — про смыслы, которые все мы, слушатели, можем почерпнуть в русской традиционной народной музыкальной культуре.
В студии у микрофона был Константин Мацан, спасибо, до свидания!
Все выпуски программы Светлый вечер
«Поддержка детей с инвалидностью». Протоиерей Андрей Савенков
У нас в гостях был руководитель отдела по благотворительности и социальному служению Алатырской епархии и центра помощи детям с инвалидностью «Лука» протоиерей Андрей Савенков.
Наш гость рассказал о своем приходе к вере, как начал заниматься социальным служением и о том, в чем особенности поддержки детей с инвалидностью и их родителей.
Александр Степанович Попов: гениальный физик, подаривший миру радио
Жизнь современного человека немыслима без мобильной связи, телевидения и интернета. Но немногие знают, что эти и другие технологии обязаны своим появлением изобретению Александра Степановича Попова, которое он сделал 7 мая 1895 года, ставшей датой появления радио.
Александр Степанович, с детства увлекавшийся электротехникой, несмотря на то, что в его семье было много священнослужителей, что казалось бы должно было определить его судьбу, после окончания семинарии поступил на физико-математический факультет Петербургского Университета. Посвятив свою жизнь науке, он с трепетом и уважением относился к священству, и позднее говорил, что все свои знания и труд отдает своей Родине.
Что стало вдохновением Александра Степановича, какой труд лежал в основе одного из важнейших изобретений человечества? Как устройство, подаренное миру великим ученым, помогло спасти российский броненосец «Генерал Апраксин»?
Литургия в Максимовской церкви посёлка Турьинские рудники, что на северном Урале, подошла к концу. На клиросе — особом месте, где располагается церковный хор — собирал ноты один из певчих, высокий русоволосый мальчик. Это был Саша Попов, сын настоятеля храма, священника Степана Петровича Попова. В их старинном роду испокон веков было немало священнослужителей. Саша знал: придёт время, станет священником и он.
После Богослужения вместе с отцом Александр отправился в бесплатную школу для детей рудницких рабочих, которую батюшка недавно открыл в посёлке. Едва они вошли, раздался звонок на урок. Но сколько Саша ни крутил головой, он так и не понял, кто же звонит в колокольчик. Отец улыбнулся и показал рукою куда-то вверх. Там, на стене, почти под самым потолком, висела небольшая деревянная коробка. На ней было закреплено медное полушарие, по которому сбоку постукивал железный молоточек. От конструкции по стене тянулся длинный провод. «Электрический звонок», — объяснил сыну священник. В тот самый момент Сашу Попова впервые посетила мысль о том, как это, наверное, удивительно и интересно — создавать такие приборы.
Неподалёку от посёлка находился горнодобывающий завод. Саша стал туда наведываться. Часами мог рассматривать станки, паровые машины и прочие механизмы. А по ночам штудировал учебники по физике и математике. К 1877 году, когда за плечами у Александра уже были духовное училище и семинария, молодой человек понял, что священство, к которому он относился с трепетом и уважением — всё же не его путь. Попов твёрдо решил связать жизнь с наукой. Особенно привлекала его электротехника. Исследованиями в этой, тогда ещё относительно новой области, Александр стал заниматься на физико-математическом факультете Петербургского университета. Способный студент, он уже к третьему курсу получил должность ассистента профессора. В 1880-м году Попова пригласили экспертом на первую Петербургскую электротехническую выставку. Чего там только не было! Телефон Бэлла, телеграф Якоби. Александр увлекательно и подробно рассказывал посетителям выставки о том, каким образом устроены и действуют все эти потрясающие изобретения. Мог ли он тогда представить себе, что очень скоро и сам сделает открытие, которое изменит мир?
В 1895 году Александр Степанович, к тому времени уже кандидат физических наук, читал курс гальванотхники в Кронштадтской морской военной академии. Именно тогда ему в голову и пришла мысль о возможности с помощью электромагнитных волн установить между кораблями постоянную и мгновенную связь. Взяв за основу грозоотметчик — прибор, созданный немецким физиком Генрихом Герцем — Попов разработал приёмник-передатчик электромагнитных колебаний и продемонстрировал его на заседании Русского физического общества. Сохранился протокол собрания, в котором сказано: «Несмотря на значительное расстояние и каменные стены, расположенные на пути распространения электрических волн, звонок прибора громко звучал». Завершая свой доклад, Попов заметил, что при дальнейшем усовершенствовании его прибор может быть применен к передаче сигналов на дальнее расстояние. 7 мая 1895 года — день, когда Александр Степанович представил свой прибор учёной общественности — с тех пор принято считать датой рождения радио.
Первая текстовая радиограмма с помощью приёмника Попова была передана уже в следующем году. Тогда она смогла преодолеть всего 250 метров. Но уже через пару лет Попов сумел увеличить это расстояние до нескольких сотен километров. Когда в 1899 году у шведского острова Готланд сел на мель российский броненосец «Генерал Апраксин», Попов из Кронштадта успешно провёл более четырёхсот сеансов радиосвязи с кораблём. Это помогло спасти судно.
Быть может, кто-то удивится, но всё, к чему мы привыкли в наши дни: телевидение, мобильная связь, интернет — вышло из того самого прибора, первого радиоприёмника Попова. С утренних радиопрограмм мы начинаем день, едем в автомобиле, ловя любимую волну. Изобретение не только является неотъемлемой частью нашей повседневной жизни, но и помогает решать важнейшие задачи в развитии технологий, в медицине, в военном деле и других отраслях. Александр Степанович, без сомнения, был бы этому очень рад. Ведь не зря он говорил: «Все свои знания, весь свой труд, все свои достижения я отдаю моей Родине».
Все выпуски программы Жизнь как служение