«Всевышний благословил начало святого дела вожделенным успехом», — записал в своём путевом дневнике за первое февраля тысяча восемьсот двадцать пятого года архимандрит Вениамин (Смирнов). «При дороге, — продолжал он, — за восемьдесят вёрст от города Мезени, миссионеры усмотрели юрту, или подвижной дом; нашедши в нём девятнадцать самоедов, предложили им первую евангельскую проповедь».
Самоедами называли народ ненцев, которые жили на обширных просторах крайнего Севера, в том числе в Архангельской губернии. Архимандрит же Вениамин был начальником миссии, посланной в кочевья ненцев для проповеди христианской веры. Те девятнадцать самоедов вскоре приняли святое крещение в Мезени и стали, используя выражение апостола Павла, начатком христианства на ненецкой земле.
Отцу Вениамину была доверена честь стать апостолом ненцев. Прекрасно образованный, он имел педагогический опыт, служил смотрителем архангельских духовных училищ и руководителем Архангельского комитета Библейского общества. А самое главное, архимандрит Вениамин имел горячее желание проповедовать православную веру.
После первых успехов миссии пришли и первые испытания, связанные с происками злонамеренных людей. Некоторые русские поселенцы-предприниматели использовали ненцев как дешёвую, по сути рабскую трудовую силу. Такие люди, покровительствуемые отдельными чиновниками, не были заинтересованы в том, чтобы ненцы изменяли свою жизнь к лучшему, узнавали христианство и получали защиту Церкви. Несмотря на прямое повеление императора Александра Первого о проповеди среди ненцев, они специально распускали слухи, что миссионеры действуют без разрешения царя и подбирают, кого забрать в рекруты. При том, что ненцы официально были освобождены от воинской повинности.
Эти настроения привели к тому, что в ходе поездки на полуостров Канин Нос летом тысяча восемьсот двадцать пятого года ненцы очень холодно встретили проповедь отца Вениамина. Сопровождавший его полицейский исправник неожиданно рассердился на собравшихся ненцев, стал их ругать и даже вынул шпагу. Ненцы бросились к оружию и кричали: «Не хотим креститься!» И хотя дальше распри дело не дошло, ненец, который вёз архимандрита Вениамина обратно, намеренно оставил его погибать на болоте. Священник был вовремя обнаружен и спасён тем самым исправником. Глубоко потрясённый, промокший и грязный, отец Вениамин вернулся в Мезень больным и лечился затем целый год.
Казалось бы, какая может быть миссия после этого? Однако несмотря на произошедшее отец Вениамин считал, что ненцы «очень кротки нравом и весьма смирны», а их враждебность вызвана той грубостью, пример которой показал исправник.
За время болезни миссионер изучил язык ненцев, начал переводить на него Священное Писание и молитвы. В тысяча восемьсот двадцать шестом году он прибыл в заполярный Пустозёрск у реки Печора, откуда со своей походной церковью совершал миссионерские поездки в Тиманскую и Большеземельскую тундры. При посещении последней произошло чудо: во время крещения исцелился ненец Таселей Вылкин, у которого были парализованы обе руки. Это чудо произвело большое впечатление на многих. Ненцы специально приезжали посмотреть на исцелившегося Вылкина. «Проповедники Евангелия, — писал отец Вениамин, — ясно видели руку Божию, содействующую трудам их».
Летом тысяча восемьсот двадцать седьмого года произошло ещё одно удивительное событие: на острове Вайгач в Северном Ледовитом океане новообращённые ненцы разрушили своё древнее капище. На его месте отец Вениамин установил православный крест.
Всего за пять лет миссионерского служения в ненецкой тундре были крещены три тысячи триста три человека — большинство из четырёх тысяч ненцев, живших в Архангельской губернии. В тысяча восемьсот тридцатом году труды миссии были завершены: для ненцев было организовано три постоянных прихода, а архимандрита Вениамина отозвали в Архангельск. За свои труды он получил орден святого Владимира третьей степени.
Отошёл ко Господу отец Вениамин в тысяча восемьсот сорок восьмом году в возрасте шестидесяти шести лет. Он оставил о себе память не только как миссионер, но и как лингвист и этнограф: составил словарь и учебник грамматики ненецкого языка, а также написал очерки о быте ненцев.
«Белые птицы»
Белые голуби в чистом весеннем небе — это очень поэтично. «На волю птичку выпускаю...» — писал Пушкин о празднике Благовещения. Однажды в Екатеринбурге я видела, как епископ открывал после праздничной службы большую клетку — и стая белоснежных птиц ринулась в небеса...
Но сейчас я живу в Переславле-Залесском, чудесном старинном городе, где сам воздух, кажется, пропитан православными традициями — однако птиц на Благовещение из клеток не выпускают. В конце утренней службы в храме на самом берегу Плещеева озера батюшка обращается к нам с проповедью. Он рассказывает о благой вести, что принёс Деве Марии Архангел Гавриил, о смирении Марии перед этой вестью, а значит — перед Богом, о грядущем Спасителе. И вот мы выходим из храма к озеру — в полной уверенности, что Господь любит каждого из нас, если пришёл в наш грешный мир. Жаль только, что птиц здесь не выпускают...
Мои размышления прерывают... птицы! Я замечаю вдруг стаю, что кружит над ледяной озёрной гладью. Неужели чайки вернулись? Нет, им рано. Пригляделась — да это голуби! Белые-белые! Откуда они? Может, из ближайшей голубятни — я знаю, тут есть недалеко... А впрочем, какая разница! Они кружат над нами — белые птицы, знак наших надежд и любви Господней. И в этом — высшая поэзия.
Все выпуски программы Утро в прозе
Тайная вечеря – первая Пасха
Первой Пасхой христиан была Тайная Вечеря — та Пасха, которую праздновал Сам Иисус Христос в Иерусалиме накануне Своего ареста и казни. Праздник еврейского народа в воспоминание об освобождении его из египетского рабства стал тогда на Тайной Вечери преддверием крестной смерти Сына Божьего.
Наверно, ученики Христа искренне удивлялись тому, что праздник столь разительно отличается от той традиционной еврейской Пасхи, ведь были изменены ее установления.
Во-первых, Учитель праздновал Пасху в чужом доме, а ее полагалось праздновать обязательно в своем узком семейном кругу.
Согласно установленному древнему ритуалу, Пасху ели стоя и будучи готовыми к дороге — то есть одетыми и подпоясанными, с посохом в руке. Так полагалось в память о спешном бегстве евреев из Египта. В Евангелии же сказано, что «настал час, Он возлёг, и двенадцать Апостолов с Ним». Господь и Его ученики возлегли, не как рабы, а как свободные люди. И куда-то торопиться ради спасения им уже было не нужно, ведь Спаситель — с ними.
И вот Господь, как сказано в Евангелии, «взяв чашу и благодарив, сказал: приимите её и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придёт Царствие Божие. И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Моё, которое за вас предаётся; сие творите в Моё воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается». Так Господь устанавливает великое таинство будущей Церкви — евхаристию. Учеников же в те минуты, может быть, больше всего удивило то, что хлеб для Пасхи выбран квасный, дрожжевой — вовсе не тот, пресный, который положено есть на Пасху.
Первую Новозаветную Пасху Спаситель совершал по-новому. И смысл ее был направлен уже не в прошлое, а в будущее, ко Второму Пришествию Христа. И особое спокойствие, торжественная неторопливость, с которой, несмотря на присутствие на трапезе предателя Иуды, совершалась первая христианская Пасха, свидетельствовала о том, что народ Христов — это уже не рабы земного царя, от которого надо бежать ночью, а Царство Божие — не дальняя земля за горами. Царство Божие — внутри нас.
2 мая. О духовном смысле Омовения ног Христом апостолам
Сегодня 2 мая. Церковь вспоминает Омовение ног Христом апостолам.
О духовном смысле этого события, — протоиерей Владимир Кашлюк.