«Вера и творчество». Ольга Пшеницына

У нас в гостях была хореограф, танцовщица, балетмейстер Ольга Пшеницына.

Ольга рассказала о своем непростом пути к вере, а также об отношении к своей профессии, в основе которой лежит танец. Наша гостья объяснила, почему хочет получить миссионерское образование, и как на её жизнь повлияло духовное наследие митрополита Антония Сурожского. По словам Ольги, главное в творчестве — это душевное намерение, которое человек вкладывает в свое занятие.

---

Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева

К. Лаврентьева

– Добрый вечер, уважаемые радиослушатели. «Вечер воскресенья» на радио «Вера» приветствует вас. У микрофона мой коллега Игорь Цуканов...

И. Цуканов

– Здравствуйте.

К. Лаврентьева

– И я, Кира Лаврентьева. У нас в гостях Ольга Пшеницына.

О. Пшеницына

– Здравствуйте.

К. Лаврентьева

– Хореограф, танцовщица. И как вы еще себя представляли, представьтесь лучше сами.

О. Пшеницына

– Артистка, наверное.

К. Лаврентьева

– Артистка.

И. Цуканов

– Балетмейстер.

К. Лаврентьева

– Замечательно, что вы сегодня к нам пришли. И в этом часе мы будем говорить на тему христианин и общество. Ольга, скажите, пожалуйста, как вы пришли в Православную Церковь.

О. Пшеницына

– Слава Богу, Господь привел. Хотя у меня был очень непростой поиск и путешествие. Но я давно уже воцерковлена, где-то, наверное, больше десяти лет, больше пятнадцати, так приблизительно. Но искала я долго и гуляла так, с приключениями. Меня крестили лет в тринадцать и потом забросили. Я еще так не ориентировалась, потому что я росла в военной среде, и совершенно не было никакого воспитания и православных ценностей в окружении, вообще нигде. И мне было так непонятно многое. И какие-то книжки, которые случайно попадались, они были совершенно непонятного такого толка, полуэзотерические, полу каких-то таких, псевдодуховных направлений. И в то время это было, какая-то некая мода на увлечение разной такой еще эзотерикой, когда открылась какая-то свобода печати, разных там шарлатанов, экспериментов, приключений, разных поисков духовного развития, пути и так далее. И, конечно, как бы я начала все это фильтровать, искать, экспериментировать, что-то пытаться найти. Душа просила с самого начала, я вот сколько помню, с крещения я помню вот эту любовь, которая произошла в душе, как бы душа окунулась в Божий источник. И я очень хорошо помню этот момент крещения, и помню, что дальше я: а что дальше, как идти, куда идти, что делать? А как это, что это, как это понимать? И я начала просто искать, искать все что возможно.

К. Лаврентьева

– То есть проводника какого-то рядом верующего не было.

О. Пшеницына

– Вообще никого не было.

К. Лаврентьева

– А как вы тогда пришли к крещению? Прошу прощения, что перебиваю.

О. Пшеницына

– Мне кажется, меня крестили родственники больше, наверное, по привычке.

К. Лаврентьева

– По традиции.

О. Пшеницына

– По традиции по привычке, наверное, просто крестили и оставили. Причем это даже не от родителей шло, а больше там от двоюродных теть, бабушек, как-то вот вообще по сложным родственным связям. И как-то все это было очень быстро забыто. Крестили и все. Я уже больше особо не помню, что как-то говорили, вспоминали про это. И у меня было ощущение полной пустоты в знаниях, в понятиях, и начала что-то исследовать сама. И поскольку и ум, и душа очень жаждали понятия, я начала какие-то книги читать и еще по незнанию, по неведению увлеклась какими-то там направлениями разными и стала уже исследовать, и постепенно прошла какие-то некие эксперименты там с разными религиями даже. Потом меня занесло и в буддизм, занесло и в йогу, и в какие-то там всякие, поскольку я с детства занималась танцами, у меня были как бы такие еще телесно-танцевальные способности, то мне как-то в то время было модно разные делать эксперименты с телесными практиками, и меня еще занесло во всякие танцевальные психофизические там приключения. К сожалению, вот через все это пришлось пройти. Но, может быть, это неслучайно, потому что сейчас уже, как бы так фильтруя, просматривая весь этот свой путь, я понимаю, насколько опасно вообще сейчас современной молодежи находиться вот в этом открытом, свободном как бы таком некоем экуменическом, открытом, религиозной свободе...

И. Цуканов

– Пространстве.

О. Пшеницына

– Пространстве, когда вроде бы все доступно, и так общепринято понятие, что религий много, а путь к Богу может быть любой, главное иди к Богу и так далее, Бог один и путей к нему много. Вот это самое страшное заблуждение, которое сейчас попадается. Практически вот все как бы я наблюдаю среди своих учеников, молодежи, друзей вот такого же юного возраста, которые как бы еще на пути становления и поиска. И я понимаю, насколько это опасно для юного ума. Потому что вот, казалось бы, молодежь, вот я сейчас попадаю в театральные вузы или там в хореографические институты, где молодежь 15–16 лет, вот они с жаждой слушают своих педагогов и мастеров, и все что им говорят, они записывают прямо на подкорку, и с этим живут и верят в это. И насколько опасно вот не дать знания и понимания, как, что, чего, чтобы они хотя бы сами могли сделать выбор. Даже если они как бы в своей свободе пытаются как-то еще идти, но хотя бы чтобы у них был выбор и понимание того, что и как.

И. Цуканов

– Понимали, где какая сторона света и ориентироваться.

О. Пшеницына

– Да, потому что они-то совершенно искренно верят и думают, что все так и должно быть, что все хорошо, и вот, пожалуйста, и главное там будь человеком.

К. Лаврентьева

– А вам как преподавателю удается, может быть, как-то ненавязчиво донести свою веру студентам?

О. Пшеницына

– У меня была бы, конечно, мечта, если бы у меня были силы и мне бы по моему разумению дана было бы какая-то миссионерская позиция, я была бы счастлива, если бы смогла бы как-то передать. Но вот все что я могу, я просто как бы делаю с любовью с большой и, если возникают вопросы, связанные с духовными поисками, я обязательно говорю, рассказываю все. Все что знаю и стараюсь...

К. Лаврентьева

– А какая реакция со стороны аудитории?

О. Пшеницына

– Ой, очень разная. Очень часто даже агрессивно-отрицательная, неприязненная бывает. А бывает, наоборот, откликаются, и души очень открытые и искренние, и как-то так, и такое единомыслие и созвучие возникает. Очень по-разному. Мне бы очень хотелось бы какое-то получить, может быть, миссионерское образование, потому что хочется научиться говорить об этом. Потому что сейчас в душе уже есть как понимание, а как чувство, как вера, хочется это научиться...

И. Цуканов

– Выражать.

О. Пшеницына

– Выражать и говорить, объяснять, отвечать на вопросы. Потому что вопросов очень много. Я, например, недавно было, такой смешной случай, поделилась мыслью своей, ну просто выложила пост в Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) о том, что сейчас так стал распространен порок гомосексуализма. И такая оказалась опасная тема, что у меня чуть ли не половина друзей меня заблокировали, и поднялся страшный скандал. У меня даже со стороны начальства в Большом театре у меня возникли проблемы даже, меня стали блокировать, запрещать, как-то угрожать. Я была в шоке. Хотя просто никого лично там не оскорбляла, а затронула саму тему порока этого. И насколько опасная тема оказалась. И сейчас тоже раздувается вот эта тема с отцом Дмитрием Смирновым. Казалось бы, логичные вещи. Это же естественно, ребята, ну конечно же, там свободное сожительство, это же блуд, это ну настолько очевидные вещи. Но для людей, которые живут уже в раках каких-то стереотипов, там снимают, например, вот почему меня тоже очень эта тема задевает, потому что в актерской среде, там вот все средства массовой информации, кино, телевидения, сериалы, вот сейчас идет. И настолько этот формат вот этого свободного сожительства, это считается нормой, что, например, если ты в этом не существуешь, тебя считают просто каким-то изгоем, ненормальным просто человеком. То есть вот этот стереотип поведения, он навязывается изначально уже в вузах, в образовательной системе. То есть когда закладывается какая-то основа инструментов психофизики актеров, там уже даются какие-то ценности, указания о том, как тебе быть как человеку, как себя развивать как артиста, чтобы ты был развитым, творческим, открытым, свободным. И насколько вот эти все понятия, они выходят за рамки именно вот христианских ценностей. И у педагогов нет этого четкого понятия разделения.

К. Лаврентьева

– Ольга, смотрите, вы соприкоснулись с буддизмом, да, с какими-то восточными учениями, как вы сами нам сейчас рассказывали, с разными увлечениями в танце, такими немножко, эзотерическими. То есть вы сами опытно прикоснулись к тому, что к православию, по сути, отношения не имеет.

О. Пшеницына

– Да.

К. Лаврентьева

– Но тем не менее вернулись в Православную Церковь, вернулись в христианство. Что это был за путь и как вообще это произошло?

И. Цуканов

– Что вам помогло нащупать дорогу вот в Церковь?

К. Лаврентьева

– В Церковь, да.

О. Пшеницына

– Вообще только Господь Бог спас меня, потому что я не знаю, куда бы завела меня эта моя такая экстатическая позиция, вот такого, вот этих всех практик. Это и настолько опасно, настолько страшно, я еще такой человек увлеченный, и в молодости вообще была без головы, скажу честно. И страшно вспомнить, что, если бы не Господь Бог, я бы либо сошла с ума, либо погибла бы точно. Вот сто процентов, абсолютно убеждена. Просто в какой-то момент, наверное, из-за того, что я слишком сильно хотела, искала, и вот меня просто какой-то был такой посыл вот гиперактивности и погружения во все, что было доступно. Мне казалось, чем больше я буду знать со всех сторон, тем лучше и ближе я буду к Богу. Мне казалось так. То есть я мешала все, читала все, была везде.

К. Лаврентьева

– Чем это опасно было для вас? Вот сейчас, когда уже прошло столько лет.

О. Пшеницына

– Сумасшествием. Это было бы абсолютно точно, либо шизофрения, либо какое-то сумасшествие, и сумасшедший дом, психиатрическая.

К. Лаврентьева

– Ну сумасшествие все-таки медицинский диагноз, а чем это опасно для души?

О. Пшеницына

– Для души это гибелью. Ну это все, в ловушке бесов ты находишься, и тебе все вот эти знания, которые дают, хотя достаточно правдивые знания, они даются опять же вот этими падшими духами, которые тебя начинают вести уже и доводят до гибели.

К. Лаврентьева

– Это все вы уже поняли, когда пришли в Православную Церковь,

О. Пшеницына

– Да, причем у меня был один момент очень яркий. Я помню, как я это осознала. Я очень хорошо помню, зашла в Зачатьевский монастырь, кто-то мне сказал, причем находясь совершенно там в других там типа...

И. Цуканов

– Мирах.

О. Пшеницына

– Мирах, да. Кто-то мне сказал, что есть какая-то удивительная красивая икона там, в Зачатьевском монастыре. И я думаю: дай-ка схожу, интересно же все-таки, и там надо еще что-то найти, там собрать что-то для себя, для души. И зашла, такая самоуверенная, стою, красиво, мне все нравится. А мне, главное, в церкви, я в церковь тоже заходила, мне все нравилось, все так красиво было, все наполнено. Я еще такая вся сильная была, казалось бы. И захожу, и как-то так вот совпало, тоже, наверное, не случайно, был какой-то знак, и я так резко поворачиваю голову, и в этот момент начинает гореть праздничная икона возле алтаря.

К. Лаврентьева

– Гореть.

О. Пшеницына

– Гореть. Загорается.

К. Лаврентьева

– Огнем.

О. Пшеницына

– Да, то есть свечи, ну наверное, как-то свечи упали просто.

К. Лаврентьева

– И подожгли ее.

О. Пшеницына

– И подожгли, да, и начинает гореть вот так. И монахиня вбегает и начинает на меня так смотреть, как будто я какое-то исчадие ада. Я стою, как бес там, в церкви. А я понимаю, что это просто ну какое-то такое совпадение. Я как бы такая гордая стою, сильная, смотрю на все, мне нравится. И смотрю вроде, как горит праздничная икона, и в этот момент понимаю, что меня это забавляет. Представляете? То есть в этот момент я поняла, что вот именно сейчас во мне бесы находятся. В этот момент я просто настолько это явно увидела, почувствовала, что вот эта вся моя сила внутри меня, она бесовская. То есть все вот эти практики, энергии, приключения, все что я набиралась, как казалось бы, достижений и таких сверхспособностей для себя и для своей профессии, для жизни, мне казалось бы, я в этот момент вижу и смотрю, что это все ловушка, это все бесовское. И я понимаю, что все, я попала, то есть я погибаю. В этот момент, когда Господь так устроил, что как-то в этот момент у меня осмыслилось. И я думаю, я поняла, что так, значит мне нужно срочно прийти на службу сюда. И мне, я себе поставила такую цель, что я, не знаю почему, но я приду сюда на Рождество, в этот Зачатьевский монастырь, и буду всю ночь стоять на Рождественской службе. И я пришла. И тут меня начало очень сильно ломать. И я стою в церкви, и меня вот так шатает, и тошнит, и мне плохо, и я не знаю, как вообще, я мечтаю только оттуда вырваться, бегом скорее убежать и только, прямо вот физически не могла находиться там. И в этот момент я вот просто понимаю, что вот это мне сейчас надо умереть, потому что если я не умру вот здесь прямо, я лучше умру прямо здесь, в церкви, но зато это правильно будет. И вот прямо...

К. Лаврентьева

– Вы имеете в виду: умереть –вы как наказание это воспринимали в этот момент? Или умереть в светлом месте каком-то, что я пришла в храм, вот, значит, надо мне тут умереть. Что это было за внутреннее...

О. Пшеницына

– Нет. У меня просто во время службы началась вот такая сильная ломка в теле. После всех этих практик и разной мешанины, которую я накопила, у меня началась в теле большая очень ломка. Меня просто очень сильно било внутри, я не могла там находиться во время службы. И я прямо поняла, что я не могу, я прямо сейчас умру, прямо на месте. И я вот умом поняла, что единственное, чтобы мне спастись, я должна умереть здесь. Вот прямо умереть. И я осталась до самого конца. И вот прекрасно помню вот это свое второе рождение, когда вышла после литургии, утром это было, она была почему-то очень длинная, там в Зачатьевском монастыре, не помню, мне казалось, что часов пять она шла, казалось. То есть, я помню, вышла уже на рассвете, уже светало. И я выхожу вот в сад после храма, в монастыре там, и я вижу эти звезды, и я понимаю, что вот я родилась второй раз в своей жизни по-настоящему. И у меня затянулось все. Вот у меня было ощущение, что у меня был миллиард осколков в душе, вот эти постоянные, я относилась к этому, как к каким-то сокровищам, что у меня вот эти все бесконечные миллиард переживаний, которые давали, мне казалось тогда, на тот момент глубокую такую духовность. Поскольку я видела очень многие вещи, чувствовала, была очень настолько утонченно чувствительна ко всему, что вот эти все осколки внутри души, разбитой души, они мне давали какие-то миллиард знаний просто. И как бы казалось, это был мой путь саморазвития такой. Но в этот момент вот было ощущение, что вот эти все осколки, они все затянулись, и как в одно зеркало вернулись обратно, и стали отражать небо. Вот было чувство полного, вот абсолютного полного рождения с нуля, вот абсолютной чистоты, абсолютной любви, радости и покоя. Покоя такого, что вот это было абсолютное счастье.

И. Цуканов

– Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У микрофона моя коллега, Кира Лаврентьева, меня зовут Игорь Цуканов. И я напоминаю, что у нас сегодня в гостях хореограф, балетмейстер Ольга Пшеницына, Ольга, конечно, потрясающий такой опыт, о котором вы рассказали. Но вот хочется спросить, вы же к тому времени уже занимались танцем и достаточно серьезно, видимо. После того, как произошло вот это второе рождение, как вы говорите, у вас не было мысли бросить вот все, чем вы занимались, включая и танец тоже?

О. Пшеницына

– Очень хороший вопрос. Потому что абсолютно полная переоценка телесности произошла. Полная переоценка. И до того момента, пока я в христианском смысле не приняла понятие телесности по-христиански, у меня были очень большие сомнения. Потому что, конечно, потом я пошла уже дальше в церковь, я стала ходить на службы, исповедаться, причащаться. Через несколько лет Господь меня привел к духовнику в Даниловом монастыре. И до сих пор это моя путеводная звезда в жизни, и многие вещи, которые мне до сих пор, если возникают сомнения, всегда первый это мой батюшка, который помогает мне всегда. И в отношении телесности, я потом стала специально изучать эту тему. Потому что тело не разрушается, но нельзя разделять душу и тело в христианстве, это настолько тело как храм души, он должен быть как бы подготовлен как сосуд и должен быть именно очищен в правильном понимании. Поэтому такого отрицания тела не было. Но у меня очень много, конечно же, произошло очень как бы таких изменений в понимании того, что, как, чего. Потому что сама танцевальная практика, она очень различна. Потому что, начиная там от балета, народного, фольклорного танца, там современных неопостановок, там неоклассика, модерн, джаз или просто какие-то любые танцевальные там, хореографические импровизации и техники, любая танцевальная антропология, она вот настолько разная. И тут ну как бы надо подходить к такой теме, что само тело по себе, оно не греховно. То есть оно само по себе, тело это сосуд Божий. И просто надо очень четко понимать, что такое грех. Очень четко понимать. И именно для этого нужно читать святых отцов. Потому что без путеводительства святых отцов невозможно своим умом понять даже, в принципе, библейские тексты.

К. Лаврентьева

– Если возвращаться к вашей профессии, то насколько у вас были или не было противоречий с танцами, когда вы уже стали христианкой?

О. Пшеницына

– Какой-то пример бы...

К. Лаврентьева

– Понятно, что тело это сосуд души, и понятно, что ничего скверного в теле нет. Если говорить о танцах в вашем случае, что вы несете этой профессией в мир вот на сегодняшний день?

О. Пшеницына

– Я считаю, что так, очень зависит от мотивации человека в искусстве. Если, например, танцовщица своим танцем, скажем так...

К. Лаврентьева

– Вызывает похоть, например.

О. Пшеницына

– Вызывает похоть, да, или вызывает какие-то блудные чувства, скажем так, ну прямым текстом, развращает и начинает как бы себя подавать с позиции такой вот дурной страстности. Страстности не в плане эмоций или там какой-то радости, а страстности именно в плане дурной страстности, которая ведет к каким-то вот таким нехорошим...

К. Лаврентьева

– Движениям.

О. Пшеницына

– Состояниям, да, и к похоти, то это опять же дело не в теле, а дело именно вот в этом намерении души, то что хочет сам человек, сам по себе. И что для этого человека страсть сама по себе. Точнее не страсть даже, а грех, что то есть танцовщица с понятием греха, с внутренним понятием, если у нее это понятие расшатано и она как бы или он, и невнятно относится вообще к вот этим телесным отношениям в понятии греха, то тогда и танец, он будет как бы таким искушением неким для зрителя, который будет чувствовать энергетически его. То есть, например, какой-то экстатический танцор танцует, ну так банально, похотливо, там, например, какие-то дешевые восточные танцы, танец живота, который ну дешевый, я имею в виду, такой некрасивый формат, или там грубо говорят, стрип-танец, которой я терпеть не могу, ну если в этом ключе понятие танца, конечно, это не есть хорошо, и я такие вещи не принимаю.

К. Лаврентьева

– А что хорошо?

О. Пшеницына

– Танец как искусство, которое несет художественную жизнь духа на сцене, который выражается телом. Я это вижу в хорошем балете, например. Даже в народных танцах. Хотя народные танцы, они ближе к таким народным традициям и они более простые, чем культурные традиции там в театрах и в балетах, например, то чаще народные танцы они более простые и более примитивные, более такие телесные, скажем так. Более живые и, может, эмоциональные. Но даже там, если люди, у них есть четкие понятия ценностей внутренних, то все равно их танец через любой стиль танца – народного, характерного, балетного, он все равно будет транслировать другую энергию. Я считаю, что это зависит только от человека. Поэтому здесь это вопрос индивидуальности и вопрос души.

И. Цуканов

– Того, видимо, что человек вкладывает, да, в свое дело.

О. Пшеницына

– Того что вкладывает, да, и совсем не вопрос тела. Потому что тоже есть такой стереотип, когда вот общаешься с кем-то из людей театра, они говорят: ой, ну вот же там Церковь, они же все против театра, и вообще это все бесовское.

К. Лаврентьева

– Вот к этому вопросу предлагаю вернуться после маленькой паузы. «Вечер воскресенья» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. У нас в гостях танцовщица, хореограф, актриса Ольга Пшеницына. У микрофона мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Мы вернемся через несколько секунд.

И. Цуканов

– Добрый вечер еще раз, дорогие радиослушатели. Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева.

К. Лаврентьева

– Еще раз здравствуйте.

И. Цуканов

– Меня зовут Игорь Цуканов. И сегодня у нас в гостях Ольга Пшеницына, танцовщица, хореограф, балетмейстер. Вы вот сейчас активно работаете, сотрудничаете с Большим театром, если я правильно понимаю, да, в частности. Но вот вы сказали о том, что очень часто люди, ну танцовщицы, скажем, вкладывают в свое искусство ну какие-то неправильные там интенции, да, неправильные, так сказать, представления о том, ради чего это искусство существует. И что в идеале, вот если я вас правильно понял, движение тела, да, оно должно передавать движение души. В общем, то есть тело должно быть как бы проводником вот таких вот каких-то духовных движений, которые происходят в человеке. Но очень тоже часто, когда говорят, например, о фламенко, да, – а фламенко это то, чем вы тоже занимаетесь, – на первый план всегда выходит вот эта вот страстность этого танца. Ну я просто видел вот какой-то телеэфир с вашим участием, все вопросы, которые вам там задавали, они были примерно такие, что вот ну фламенко – это же страсть, это такое вот, что-то такое вот, эмоции. А эмоции это все-таки такая душевная жизнь, и от них очень легко вот как раз перейти к тем самым ну каким-то греховным, греховному пониманию того же танца. Все-таки как здесь разделить одно от другого, и как вот вы нащупали что ли правильный подход к танцу, вот лично вы в вашем опыте? Как вот не перейти в это страстное начало, скажем так, удержаться на этом острие?

О. Пшеницына

– Да, вообще самому по себе очень сложно находиться. Если ты просто сам остаешься сам в себе и что-то даже изнутри, казалось бы, выбираешь хорошее и откидываешь плохое, казалось бы, то очень легко заблудиться самому и впасть в какое-то даже некое прельщение. Это очень опасно. И здесь только с помощью советов, с помощью советов, во-первых, духовного отца, потому что по всем вопросам, по всем самым сложным и тонким моментам, которые у меня возникают, и ответ дает, и понимание, направление, наставление дает духовный отец. Потом, когда ты начинаешь читать много святых отцов и много литературы, у тебя уже проясняется, и отпадают многие вещи, которые за ненадобностью они уже как бы лишние становятся. И ты начинаешь просто видеть вот эти зерна, которые стоит взращивать и плевелы, которые нужно отбрасывать и вообще даже не обращать внимания. А фламенко это всего лишь инструмент, это один из танцевальных стилей, направлений. Вместо фламенко это может быть индийский танец, аргентинское танго, латино, это могут быть бальные танцы, это может быть балет. Вот для меня высочайшее искусство и самое прекрасное в танце это балет. Ну поскольку у меня в детстве не было хореографического образования и не было возможности там, поскольку семья была военная, мы ездили много, и в нашей военной среде там не было возможности как-то посвящать ни искусству, ни танцу времени, то меня не отдали в балетную школу. И я уже там сама, как могла, обучалась в каких-то любительских студиях, кружках, и потом уже в зрелом возрасте сама начала проходить обучение уже специально танцевальное и на практике. Потому что практически все мое образование, как танцевально-исполнительское так и хореографическое, оно именно практическое. Оно больше не образовательное, то есть я не училась специально именно в высших хореографических вузах, а именно проходила на практике все, я училась так, телом.

И. Цуканов

– Но вот это поразительно. То есть можно не получить такого профессионального образования и тем не менее выступать в Большом театре, получается.

О. Пшеницына

– В Большом театре я не выступаю, я там хореограф. Но работаю как артистка и солистка балета тоже в разных и балетных постановках, и танцевальных спектаклях в том числе. Но это все опять же индивидуальный путь. Я не могу сказать, что так да, так можно, но, конечно же, профессионально я бы обязательно бы рекомендовала поступать, потому что это необходимость. Ну просто у меня так именно лично сложилось, что у меня не было возможности. И поэтому все как бы самообразование хореографическое, оно было из практики. И поэтому здесь вот, когда ты уже анализируешь и ищешь инструменты для телесной выразительности той мысли, той задачи, того спектакля, который ты ставишь, то инструмент, сам стиль – там фламенко или что-то еще, это лишь как бы язык, это форма выражения. На самом деле самое важное, что ты хочешь этим передать. Поэтому само понятие страстности во фламенко это также некий стереотип. То же самое как фламенко – это Кармен, красная роза, цветок и так далее – это все как бы штампы, которые опять же очень узкие. Так же как в православии есть эти смешные штампы – там батюшки на автомобилях, там театр это бесовщина, – ну такие вещи, которые вот чисто гуляют, больше как народные пословицы. Это все, конечно же, неправда и зависит опять же сугубо индивидуально от человека – от помыслов, от мотивации, от желания выразить именно душевный смысл. Потому что искусство дает возможность душевной реализации и какой-то более яркой какой-то эмоциональной выразительности вот тех душевных порывов, которые человек чувствует в себе как творческая личность. Потому что творчество как дар Божий, творчество именно оно заложено в каждом человеке. И вся наша жизнь это просто творчество во всех его гранях – не обязательно на сцене, не обязательно в искусстве, но творчество в любой профессии. Поэтому вот эта творческая жилка, она присуща каждому и каждый выражает вот теми инструментами, силами, которые заложены именно в его природе, способностях. Но самое главное это вот это намерение, душевное намерение и выбор, который душа делает на пути к Богу.

К. Лаврентьева

– Ольга, очень интересно. На самом деле спасибо вам огромное за ту откровенность, да, которую вы сегодня проявляете в нашем разговоре. И действительно танцы и православие это довольно интересная тема. Потому что если, например, в русской богослужебной традиции, понятное дело, что танцы это неприемлемая такая история. Но в Латинской Америке, например, Православная Церковь, она крестные ходы проводит в таком стиле, что люди идут и пританцовывают. Или, например, вот буквально вчера читала или сегодня даже, когда готовилась к интервью, что в Африке это известная история, что во время богослужения допустимы танцы и после богослужения прихожане обходят храм, просто танцуя, танцуя и славя Христа.

И. Цуканов

– Да даже и на Ближнем Востоке, в Арабской Церкви.

К. Лаврентьева

– А в Иерусалиме православные палестинцы, да, как они празднуют схождение Благодатного огня и как они проявляют свои чувства на Пасху. То есть танец действительно может быть проявлением даже религиозных чувств, получается так.

О. Пшеницына

– Для меня танец это ликование, ликование души. И мне очень нравятся, конечно, эти традиции в Восточной Церкви, вот да, в Эфиопской я даже слышала, да, по-моему.

К. Лаврентьева

– Есть, да.

О. Пшеницына

– В арабской православной традиции, там танцуют красиво, здорово, я бы хотела посмотреть.

К. Лаврентьева

– Да и в Ветхом Завете мы помним царя Давида...

И. Цуканов

– Скакал перед ковчегом.

К. Лаврентьева

– Скачущего и пляшущего перед Господом.

О. Пшеницына

– Да, мне кажется, душа, она пляшет, она танцует, потому что это так же, то же самое, и поет и танцует, это же вот те эмоции, которые выражают именно ликование души от радости встречи с Богом.

К. Лаврентьева

– Что для вас лично дает ваша профессия? Вот если не говорить, да, о духовном внутреннем преломлении профессии и веры, а что дает конкретно танец вам?

О. Пшеницына

– Танец мне дает некую телесную эстетику, какой-то красоты сокровенности тела в мире.

К. Лаврентьева

– Вы бы могли заниматься другой профессией, ну так, чисто потенциально?

О. Пшеницына

– Да, я могла бы заниматься музыкой, я думаю.

К. Лаврентьева

– То есть все, что касается...

О. Пшеницына

– Я могла быть музыкантом.

И. Цуканов

– Сейчас я, видимо, выдам маленький, ну не то чтобы секрет, но перед эфиром с Ольгой как раз говорили о том, что она закончила регентско-певческие курсы. И вы поете на клиросе, да, вот в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре и не только, если я правильно понимаю.

О. Пшеницына

– В Даниловом монастыре, да.

И. Цуканов

– В Даниловом монастыре.

К. Лаврентьева

– То есть у вас музыкальная вот эта одаренность, она по жизни с вами.

О. Пшеницына

– Ну я училась, у нас замечательные курсы при Даниловом монастыре, регентско-певческие курсы. А основатель, руководитель этих курсов потрясающий педагог и музыкант Ирина Варапаева. И у нас эти курсы, они уже много-много лет, очень сильно, с очень сильным образованием. И я поступила туда, поскольку уже стала прихожанкой Данилова монастыря, и сразу заинтересовалась какими-то программами культурными, творческими, которые там происходят. И в Патриаршем центре пошла на эти регентско-певческие курсы. Училась довольно долго, потому что так мне трудно давалось, я без музыкального образования. И сложно было, поскольку там очень все серьезно, глубоко и потрясающие педагоги. Причем педагоги сами еще преподаватели Московской духовной академии уже. И у нас и вот Ирина Михайловна, замечательный искусствовед, преподаватель и хора, и сольфеджио, а сейчас она руководитель, у нас образовался новый ансамбль вокально-певческий, как раз при регентско-певческих курсах, где сейчас руководитель Ирина Варапаева. И там наши педагоги и некоторые певчие поют, и мы даже выступаем с концертами. И учиться там было мне довольно сложно, хотя обучение идет два года, и я там училась почти семь лет, как двоечница, но до сих пор мечтаю туда опять вернуться. Потому что там столько знаний, столько интересного всего, и замечательно у нас лекции ведет Георгий Леонидович Сафонов, руководитель праздничного хора Данилова монастыря, вот знаменитый хор. И у нас сейчас есть и практика в Даниловом монастыре, и в Сретенском храме самого Данилова монастыря, который молодежный. И вот там у нас литургии, у нас есть камерный хор при Патриаршем центре, с руководителем регентом Никитой Сергеевым, я тоже там пою в ансамбле. Поэтому Господь так устроил чудесным образом, что это вот стало необходимостью для меня. Потому что это все, а казалось бы, танец и пение, но это вообще одно и то же для меня оказалось. Вот по внутреннему посылу это то состояние, которое выражает именно духовный какой-то путь.

К. Лаврентьева

– Ольга, слушаю вас и восхищаюсь. Восхищаюсь и сейчас объясню, чем. Сегодня наша программа выходит в первое воскресенье Великого поста, когда Святая Церковь празднует Торжество Православия. И напомню для наших радиослушателей, что праздник этот пошел с 3 марта 843 года, когда царица Феодора собрала иерархов Церкви и исповедников иконопочитания и низложила иконоборческого патриарха, на тот момент его звали вроде бы Иоанн, да. Низложила и восстановила традицию иконопочитания, решения Седьмого Вселенского Собора. И получается, что день Торжества Православия – это день торжества над ересями. И получается, что наш сегодняшний разговор так или иначе все время возвращается к моменту, когда вы вернулись в Церковь, пройдя определенный, очень трудный, нелегкий путь – с восточными учениями, с разными эзотерическими учениями. И, слава Богу, что он позади. И слушая вас, я понимаю, что сегодня у нас торжество православия вот в вашем конкретном случае. Так что я поздравляю наших слушателей, вас, Ольга, еще раз поздравляю и славлю Господа, что вот так вот здорово и хорошо получилось в вашей жизни.

О. Пшеницына

– Слава Богу за все. Это большое счастье.

И. Цуканов

– А еще я вынес из нашей короткой такой беседы перед эфиром, что на вас такое большое влияние оказали книги владыки Антония Сурожского. Вот можно ли сказать, что он тоже был одним из ваших наставников?

К. Лаврентьева

– Судя по всему, ваша беседа перед эфиром имела очень плодотворный характер.

О. Пшеницына

– С Антония Сурожского началось, можно так сказать, мое воцерковление. Это книги, которые самые первые, вот эти удивительные попались мне как раз после того, как я уже прошла ту литургию переломную, которая перевернула мою жизнь, вернула меня. И мне попались книги Антония Сурожского, и я поняла, что эти книги, невозможно напиться, ты пьешь, пьешь, читаешь залпом просто, и они в душу, просто как бездонный колодец чистейшей хрустальной воды. И они вот просто меня омывали полностью, всю мою душу.

К. Лаврентьева

– Вы помните что-то конкретное, что вас потрясло, поразило?

О. Пшеницына

– Все, абсолютно все.

К. Лаврентьева

– Есть какие-то фразы, которые вам могли бы цитировать в разговоре с друзьями, например? Вот я прочитал у владыки Антония, вот это вот меня, совершенно в душу мне выстрелило.

О. Пшеницына

– Вот последняя фраза меня очень понравилась, о том что Великий пост это не скорбное состояние духа, а большая радость, потому что душа наконец-то вот она концентрируется на Боге еще больше. Потому что именно вот это сугубое состояние Великого поста, когда ты себя не истязаешь и не избиваешь, не загоняешь в какое-то там подземное помещение своей как бы телесной кельи, а ты, наоборот, радуешься от того, что еще можно ближе, еще глубже концентрироваться, посвящать время Богу. И поэтому вот это вот предстоящее сейчас время Великого поста, оно для меня, я его жду каждый год. Это не то, что я вот: ой, сейчас вот это время, это сейчас самое сложное будет, надо себя так вот прямо заставлять. А наоборот, это такая радость. И как раз вот это, по мысли Антония Сурожского, у него есть замечательная, не помню наизусть слово, но именно слова о радости во время Великого поста, и это красота и именно сконцентрированность в любви.

И. Цуканов

– Я могу процитировать, я из вашего Фейсбука (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) выписал эту цитату.

О. Пшеницына

– Ой, да, спасибо, замечательно,

И. Цуканов

– Период духовного напряжения – это время радости, время возвращения домой.

О. Пшеницына

– Да.

И. Цуканов

– Действительно замечательная фраза.

О. Пшеницына

– Замечательная. И владыка Антоний Сурожский, я вот настолько полюбила, хотя, к сожалению, никогда не была знакома. Но вот знаю очень много людей, которые с ним общались, связаны, была на конференции Антония Сурожского. И вот эта любовь, она прямо передается через книги, через людей, которые его знали и очень вдохновляет. И это для меня источник вдохновения.

И. Цуканов

– «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У микрофона мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. У нас в гостях Ольга Пшеницына, танцовщица, хореограф, балетмейстер. Ольга, не могу не спросить. Вы работаете в очень творческой среде, понятно, что театральная среда это довольно сложная история. И, наверное, она сложная для христианина. Вы рассказывали в начале нашей программы, что даже студенты на попытки проповеди с вашей стороны не всегда реагируют положительно, а иногда даже агрессивно, не побоимся этого слова. Насколько есть место неприятию, агрессии в среде ваших коллег, когда они узнают например, что вы ходите в храм?

О. Пшеницына

– Ну я об этом не трублю так везде.

К. Лаврентьева

– Но это сложно не заметить.

О. Пшеницына

– Вообще я всегда просто разговариваю на эту тему, если возникает вопросы, либо интерес.

К. Лаврентьева

– А они возникают?

О. Пшеницына

– Я специально не хожу как миссионер и не проповедую в театре, например, о христианстве. Потому что это ну такие вещи, это по особому благословению Бога, это люди, которые имеют к этому призвание миссионерское и благословение. Я просто стараюсь с любовью относиться к людям вокруг, насколько по моим силам это возможно. И насколько есть возможность, при вопросах, при ситуациях, при каких-то столкновениях или запросах дать какое-то ну что-то, что может кому-то чего-то помочь. Если есть такая возможность, я обязательно говорю, если нет – я как бы особо об этом не распространяюсь.

К. Лаврентьева

– Ну а бывает такое, что подходят и прямо спрашивают: Ольга, а вот какой вот сегодня праздник церковный или...

О. Пшеницына

– Да, бывает. Но это в основном люди, которые уже в Церкви, и меня, кстати, в театре очень много церковных людей, между прочим, и даже среди режиссеров, артистов, музыкантов, и в Большом театре много воцерковленных людей, что чудесно. И поэтому когда сталкиваешься с людьми воцерковленными, это просто такая радость сотворчества и душевного единства, и как-то вот чувствуешь, что нет такого разделения, наоборот, чувствуешь себя хорошо очень. Очень много сейчас есть, как-то сейчас свободнее. Но есть агрессивные прямо противоборцы, кто прямо категорически борется... Но здесь нужно правильно держать позицию.

И. Цуканов

– Мне кажется, что это вообще в актерской, в творческой среде люди очень часто живут на пике каких-то вот таких эмоциональных переживаний. Ну потому что творчество, оно, в общем, идет рука об руку с эмоциями. А от эмоций и до страстей, в общем, недалеко. И поэтому, конечно, видимо, вот в этой творческой среде ну как-то сложно остаться в стороне от этого выбора. Либо человек выбирает ну Бога, скажем, да, так или иначе он становится верующим, либо человек становится неверующим, но тогда он становится активным неверующим. Потому что сложно этот выбор не сделать, сложно пройти эту развилку. Вот не знаю, согласны вы с этим или нет.

О. Пшеницына

– Да.

И. Цуканов

– Я еще хотел спросить. Вот актеры, которые играют, скажем, в театре ну или в кино, они часто ну как-то вот им легко видеть реакцию зрителей на то, что они делают. Ну они получают какие-то письма там, ну сейчас уже, видимо, скорее отклики в социальных сетях, где-то еще, и для них это важно, вот эта обратная связь. Ну как раз важно, видимо, потому что, вы сказали, что они что-то вкладывают в свое искусство, в свою игру, и им важно понимать, как слово наше отзовется. А вот в вашем случае, у вас все-таки не словесное искусство, а вот искусство такого выражения в танце, выражения в музыке того, что есть у вас внутри. Вот для вас важна реакция людей и можете ли, есть ли у вас какой-то способ ее узнать, получить вот этот обратный отклик?

О. Пшеницына

– Наверное, это чувствуется больше энергетически. То есть как ты передаешь и вот с какой душой выходит человек после концерта или спектакля, есть какая-то радость от этого, либо человек погружается в какие-то вот там тяжелые состояния, депрессию, невротизм или что-то в таком духе. То есть это все ну как бы на таком психологическом уровне происходит. Потому что душа все равно чувствует, и зритель, он подсознательно чувствует то состояние, которое заложено режиссером, постановщиком или даже артистом. Например, если режиссер даже не вкладывает какие-то специальные указания или там сверхзадача даже не указана, что нужно там сделать то-то, все равно ты как артист ты можешь найти свое толкование этой роли и передать какую-то важную мысль. А вот ну у меня, например, была сейчас последняя работа интересная в ледовом шоу-балете «Золушка» у Валерия Плющенко, я там играла роль мачехи. Злая роль, отрицательный персонаж – мачеха. И ну то есть ее не надо было как-то оправдывать чем-то и как-то делать ее позитивной, потому что это было бы за рамки режиссуры. То есть нужно было сыграть ее как-то прямо очень убедительно отрицательной, но в то же время она должна как-то перевернуть и привести к какому-то пониманию зрителя. И вот эта работа, она как бы идет именно актерская. То есть не было такого, что режиссер говорит: вот играй так-то, так-то, или делай такие-то задачи по действию, или ставится сверхзадача. То есть ты когда включаешь здесь, вот ты просто начинаешь относиться к персонажу, как, допустим, к какому-то примеру какой-то личности, которая живет, и ты, тебе нужно найти в ней человеческие качества, в которых этот персонаж страдает, мучается или любит, или, наоборот, закрыт.

К. Лаврентьева

– Вот в данном примере вам удалось найти эти качества?

О. Пшеницына

– Вот хороший вопрос. Потому что все, что я пыталась там сначала найти такого позитивного, этого не было там. Ну просто я не стала придумывать.

К. Лаврентьева

– Ну там по определению этого нет.

О. Пшеницына

– Там по определению этого нет. Просто так заложено, такой персонаж, он просто изначально отрицательный. И просто придумывать какие-то положительные качества было невозможно.

И. Цуканов

– Это было бы просто неправдой.

О. Пшеницына

– Неправдой, да. И я думала, как вот можно это зло сыграть. Казалось бы, хороший вопрос: как сыграть зло? И я просто взяла, его сыграла через юмор. И он сразу как бы снял вот этот налет этой агрессии и разрушения. То есть юмор, он дал оценку как бы посмотреть на это зло сверху и понять, что это зло, оно было инструментом для того, чтобы добро победило. И то есть я персонаж свой сыграла так, что этот персонаж злой по умыслу, он стал инструментом в доброте, то есть он как бы дал, он раскрыл именно доброту Золушки.

К. Лаврентьева

– То есть беспросветности какой-то такой не осталось у зрителя.

О. Пшеницына

– Да. И вот если дать как бы чуть-чуть легкости и как бы немножко сверху посмотреть на персонаж и сыграть его через юмор, мне очень помогла Фаина Раневская. И какой-то вот вариант вот этого юмора, легкости и какого-то игрового состоянии зла, которое приводит к добру, он мне помог очень сыграть этот персонаж, и я получила какую-то радость от этой игры даже.

И. Цуканов

– Вот интересно, мы разговаривали в одной из передач тоже с гостем, с актером, и он сказал, что ему играть отрицательных персонажей проще, не то что ему, а по его мнению, вообще играть.

О. Пшеницына

– Ну они характерные, это интересно.

И. Цуканов

– Да, они более яркие. А вы-то говорите, что вам как раз было это сложно, да, впустить в себя это зло или что, в чем была проблема?

О. Пшеницына

– Ну если по живому так перевоплощаться в человека, в персонажа, в зло, прямо проживать эти злые качества, искать их в себе это очень опасно вообще, это такой опасный путь исследования души. Поэтому вот этот психологический театр, когда ты играешь... Просто в театре есть разные техники игры, очень разные, и есть психологический театр и реальный, есть как бы абстрактный такой, отстраненный и ну очень много разных психотехник. Здесь нужно найти правильно, наверное, правильную атмосферу образа, который вот соответствует задаче режиссера, чтобы работала как бы сама сверхзадача. Потому что важно именно работать в ансамбле. Не придумывать что-то свое новое, а именно вот внутри всей истории. И, конечно, если ты себя исследуешь, так прямо реально, по-живому перевоплощаешься в злого персонажа, начинаешь искать, копать в себе вот злые качества и наблюдать их в жизни, это очень опасно вообще.

И. Цуканов

– Можно раскопать много чего. И потом не закопать.

О. Пшеницына

– Да, то есть ты можешь поддаться влиянию и начинать как бы реально видеть мир через призму этого персонажа. Вообще эти вещи очень довольно опасны. И потому вот что я очень боюсь в психотехниках актерских, когда там развивают интуитивное мышление и эмоциональную чувствительность именно в психофизике, я бы сказала так, организма всего, как актерского инструмента, и при этом не имеют четких понятий фундамента духовного, это колоссально опасная вещь. Потому что тебя будет заносить. И я знаю огромное количество актеров, которых штормит, и они вообще неустойчивы. Они даже не то что там сами постоянно попадают в разные ситуации и там находятся на грани выживаемости, так они еще и в ансамблевой работе очень сильно подводят как театр, так и команду и так далее. То есть это вообще очень опасная вещь.

К. Лаврентьева

– Но ведь это можно действительно так слиться с ролью своей, что потом уже не знать, где заканчиваешься ты и начинается твой сценический персонаж.

О. Пшеницына

– Вот, опять же, да, если не иметь этого фундамента, если ты постоянно не исследуешь себя на исповеди, в таинствах покаяния, если ты не читаешь святых отцов, если ты не ходишь на службы и не причащаешься, то просто так фактически ты попадаешь в ловушку. Потому что невозможно самим духовного руководствоваться, без таинств, невозможно. Потому что Господь, Он дает нам все, и Он дает и в жизни творческие инструменты, Он дает нам быть кем угодно. Любые твои мечты могут воплотиться, любые твои вот самые-самые глубокие сокровенные пожелания, они все могут воплотиться. Нет такого, что там что-то запретное, кроме греха, конечно. И вот если человек умом своим четко отказался от греха и понимает, что если он даже падает, если он совершает по немощи как-то ошибки, грехопадения, то первое что, надо бежать на исповедь, надо бежать в церковь, надо искать духовного наставничества. Потому что без этого погибнет человек, погибнет душа. Особенно в таком океане эмоций, страстей, переживаний и бесконечного там, до бесконечных там всяких состояний, ну без руководства невозможно выжить. Поэтому, конечно, вот все что нужно, это просто молиться, просить Господа, чтобы Господь послал и духовника, и просвещение, понимание, руководство. И самое главное, вот регулярно ходить, обязательно ходить на службы в церковь. Потому что это помогает очень понимать и как-то открываться глубже.

И. Цуканов

– Все-таки вот как вы понимаете, допустим, вот спектакль сыгран, да, как вот вы понимаете, удалось ли вам сегодня ну сделать какое-то доброе дело своим вот этим творчеством или сегодня что-то вот не задалось? По каким критериям, скажем так, вы судите себя и свое творчество вот в каждой конкретной ситуации, как это понять? Ведь с каким чувством ушли зрители – ну это не всегда понятно, да. Вот есть ли у вас какие-то критерии, по которым вы можете судить себя?

К. Лаврентьева

– С каким чувством, например, уходите вы?

О. Пшеницына

– Ну внутри всегда есть какое-то состояние – либо тяжести, либо внутренней радости. И какая бы работа ни была, независимо от того, что это идет, спектакль, либо концерт, внутри вот происходит, даже если ты выложился в очень сложной работе, которая там даже психологически сложна, все равно есть какая-то отдача. И ты просто по атмосфере чувствуешь, что это состояние покоя, радости и какой-то вот легкости, либо это депрессивно-тяжелое состояние, которое уже там разрушительно начинает давить и что-то сделал ты не то. Это чисто вот в атмосфере чувствуется, внутренне, интуитивно. Конечно же, обратную связь так вот конкретно сложно получить. Но иногда, часто люди пишут, часто после спектакля, и есть какая-то обратная связь, в тех же сейчас есть возможность в соцсетях как-то общаться. Даже очень многие зрители очень часто пишут просто какие-то отзывы, либо слова, вопросы задают. То есть какая-то есть. Ну это понятно, что единичные случаи, но все равно.

И. Цуканов

– Тем приятнее всегда получать эту реакцию.

О. Пшеницына

– Приятно, да, интересно. И там потом даже какие-то важные вещи спрашивают, и сам начинаешь задумываться. Потому что не все же видно, не то, что ты там совершенно сделал какую-то хорошую работу, а много еще есть над чем работать.

И. Цуканов

– Ольга, спасибо вам большое за сегодняшнюю беседу, она у нас прошла в какой-то атмосфере такой радости. И ваша история, которой вы с нами поделились, вашего прихода вот в Церковь. И вообще мне показалась очень важной мысль о том, что многое зависит от того, что ты вкладываешь в свое дело. И в конечном счете вот та радость, которая в человеке остается, по ней можно видеть, угодно ли Богу то, чем ты занимаешься или нет. И мне как-то вот особенно ценно то, что вы рассказали, потому что, конечно, современная жизнь, она вот вся такая, люди все живут действительно в атмосфере такой вседозволенности и как бы выбора, то есть ты можешь пойти в эту сторону и в ту сторону. И очень важно и ценно, когда находится человек, который рассказывает о том, как он выбрал свой путь. Вот, мне кажется, ваш путь, он для многих может быть очень полезным и важным. Спасибо вам за рассказ.

О. Пшеницына

– Слава Богу за все. Большое спасибо, мне очень приятно здесь было присутствовать. А всем зрителям я желаю духовной радости, сил на предстоящий Великий пост. И с праздником всех.

И. Цуканов

– Да, взаимно. И мы вам тоже этого желаем.

О. Пшеницына

– Спаси Господи.

К. Лаврентьева

– Спасибо огромное. До свидания.

И. Цуканов

– Я напоминаю, что у нас в гостях была сегодня Ольга Пшеницына, хореограф, балетмейстер, танцовщица. Вместе с нами сегодня провела этот вечер. У микрофона была моя коллега Кира Лаврентьева, я Игорь Цуканов. И до новых встреч. Всего доброго.

К. Лаврентьева

– И до свидания.