В нашей студии был настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митино священник Стахий Колотвин.
Разговор шел о значении сдержанности в словах для духовной жизни, что в христианстве понимается под празднословием и почему это считается грехом.
Ведущий: Александр Ананьев
А.Ананьев:
— Добрый вечер, дорогие друзья! Меня зовут Александр Ананьев, и я — самый настоящий неофит.
Я крестился чуть больше года назад, и у меня — много вопросов, как их должно быть много у человека, который только-только делает первые шаги в храме.
И я счастлив, что каждую неделю здесь, в студии светлого радио, у меня есть блестящая, уникальная, золотая возможность задать эти вопросы тем, кто готов на них ответить, тем, у кого есть на них ответы.
Разрешите представить вам моего сегодняшнего гостя, настоятеля храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священника Стахия Колотвина.
Добрый вечер, отец Стахий!
О.Стахий:
— Добрый вечер, Александр!
А.Ананьев:
— Когда мы с Вами обсуждали за дверью студии радио «Вера» нашу беседу предстоящую, Вы очень метко пошутили, что, наверное, уместнее было бы включить микрофоны, поздороваться со слушателями, и просто час помолчать. Потому, что сегодня я хочу поговорить с Вами о празднословии. О том, что такое празднословие, о том, как его распознать, как его понимать. И беседа будет... самое главное, чтобы она не превратилась в празднословие. Очень важно, чтобы Вы, в какой-то момент мне сказали: «Александр, а вот это уже — празднословие», и чтобы я как-то держал себя в руках.
Откуда я узнал о празднословии? Конечно же, из молитвы Ефрема Сирина. Праздность, уныние, любоначалие и празднословие. Почему из всего длинного, скорбного списка наших возможных грехов он выделил именно вот эти четыре?
О.Стахий:
— Конечно, Ефрем Сирин был монах, и, прежде всего, те поучения, которые он давал, в том числе и через молитву, он давал монахам. Поэтому, в данном случае, мы смотрим, чем же занимается монах.
Монах спасается, прежде всего, через послушание. Потому, что даже... там... нестяжание, или... там... жизнь постническая, и, уж тем более, безбрачие — это для монаха вторично.
Самое главное — послушание. А как это проявить в обычной жизни монашеской? Монах что, в основном, делает? Ну, в принципе, все знают — монахи молятся.
Но, на самом деле, монах молиться постоянно должен, как и каждый христианин — апостол Павел об этом говорит — но вот так, целенаправленно и усиленно — это тоже все понимают — что новоначальный монах не в силах это делать, если его от всего ограничить и оставить ему только молитву.
Поэтому, новоначальный монах — трудится. Он выполняет послушания, как некоторые физические труды, или умственные труды, в монастыре.
И, если мы посмотрим, то человек, который приезжает трудником в монастырь сейчас, на несколько дней, он вообще... то есть, на службы... там... приходит, но, в основном, он именно — приехал потрудиться. Человек приезжает не на несколько дней, и не на месяц, а собирается остаться на годы, и попробовать себя — готов он для монашеской жизни, или нет.
Он — послушник. Он уже больше молится, но, всё равно, в основном, он в трудах пребывает.
Монах рясофорный — ещё побольше молится, поменьше трудится.
И так — до великой схимы. А схимник — далеко не каждый монах в нашей русской традиции становится схимником. Потому, что схимник уже, можно сказать... духовник монастыря считает, что этот монах настолько достиг некоторых... нельзя сказать даже «высот», а — основ монашеской жизни, что он может отвлечься от послушаний, и целиком сосредоточиться на молитве.
Так вот. Поэтому, мы смотрим, и, в молитве Ефрема Сирина, видим, что — первое, что надо избежать — это праздность. Потому, что, понятное дело, если ты уже великий схимник, ты не найдёшь праздности, даже если ты пальцем о палец не ударишь. Потому, что ты будешь в молитве пребывать — за свою душу грешную и за весь мир. А вот если ты только делаешь первые шаги...
Ефрем Сирин, хотя он писал это, уже будучи, конечно, человеком святой жизни, но, по своей скромности, конечно, он себя осознавал, что: «Нет, я только новоначальный монах, и, Господи, сохрани меня от вот этого!» То есть, что? Избежать праздности.
Опять же, человек, который уходит в монастырь, для него нужно понимать: это не выбор, что... там... «несчастная любовь», или «жизнь не удалась, карьера не построилась», всё... там... сгорело...
А.Ананьев:
— ... или просто уйти от выплаты ипотеки?
О.Стахий:
— Ой... ну, это... да, там... может быть, если бы я и решился бы на ипотеку ( я пока не решаюсь ), я бы тоже, может быть, подумал, что лучше бы в монастырь уйти! Но, правда, детей куда-то надо было бы пристроить...
А так, слава Тебе, Господи, монах уходит в монастырь не унывать, а радоваться. Потому, что спасение наше — через радость. Что в миру, что в монастыре.
И самый правильный монах... как, вот, понять, что рядом с тобой монах — монах, рядом с которым ты чувствуешь радость. Не буйное какое-то веселье, а который у тебя не вызывает тоску. Если ты видишь, что кто-то — как мрачная туча...
Причём, бывают очень строгие монахи — и священники-монахи, и даже епископы — но с которыми, по-настоящему, радостно.
Вот, человек, который меня сподвиг на то, чтобы жизнь... как-то... богословию посвятить и священническому служению, покойный архиепископ Алексий Фролов — он был очень строгий человек. Все, кто его знают, скажут — он, действительно, строгий, очень консервативный. Но вот, правда — он был радостный! На него хотелось посмотреть — и сразу порадоваться, поулыбаться.
Так, что тоже — дух уныния монаху чужд.
«Дух праздности, уныния, любоначалия...» Ну, раз монах пришёл подчиняться... не в том смысле подчиняться, что как-то быть, там... у кого-то на побегушках, а — немножко свою свободную волю доверить. Добровольно, никто его не заставляет, это не какое-то рабство, а это — человек добровольно приходит и говорит: «Я вот сам могу ошибиться, поэтому ты, более опытный монах, мой старец, мой наставник духовный, мой духовник — направь меня». Поэтому, он не должен, по гордости своей, думать, что он уже достиг чего-то: «Дайте-ка мне своих учеников, я ими командовать буду, а то чего это я всё время в таких подмастерьях...»
И надо тоже, опять же, вспомнить, что это говорит — ни много, ни мало — сам Ефрем Сирин, который уже — человек святой жизни, и который, в принципе, сам монахов вполне может наставлять.
И вот, мы, как раз, подходим к теме сегодняшней передачи — празднословию. О ней мы, как раз, поговорим давайте отдельно. Просто более глубоко вот сейчас — как некоторая такая база, а так уже — дальше продолжим.
Сейчас, как раз, хотелось бы сделать отступление, и сказать... ну, вот, вроде — ой, всё для монахов, для монахов, для монахов... почему же мы, миряне, это читаем, почему Церковь нам советует это тоже произносить?
А.Ананьев:
— Вы опередили мой вопрос...
О.Стахий:
— Ну... потому, что и сам иногда задаёшься этим вопросом, и, правда, это полезно — задаваться... полезно мирянину задавать своему духовнику вопрос, и, при несогласии со своим духовником — такое тоже может быть, раз ты — человек в миру, а не монах, то ты имеешь право не согласиться с духовником, и мнение своего духовника проверить — насколько оно с мнением церковным нормальным совпадает. Потому, что что-то, взятое из монашеской жизни, совсем неприменимо к жизни мирян. И, зачастую, много трагедий и настоящих духовных травм происходит потому, что сам человек — самовольно, самочинно, по любоначалию — стремится на себя что-то монашеское примерить. Либо, увы, что ещё более печально, ему священник, его духовник — причём, это может быть как монах — духовник какого-то мирского, светского, семейного человека, так и женатый священник — может, наоборот, какие-то монашеские установки человеку закладывать. Это тоже приводит к проблемам, и тоже нужны основы такой... духовной безопасности. В частности, то, что вот наша беседа проходит в Великий пост, когда люди пытаются монашеский устав принятия пищи воспроизвести, причём, в достаточно загадочном виде, в своём домашнем рационе.
В частности, например, такой, крайне распространённый случай. Видят — в календарике написано «сухоядение» — и как-то это понимают: «Ну, сухоядение — это, наверное, без масла, что пищу ты не сдобрил маслом, и она — какая-то более сухая. Даже если это сочный салат из овощей — он, всё равно, без масла сухой». Нет, сухоядение — это монахи не тратили время на приготовление пищи, а больше молились Великим постом вот в такие строгие дни.
Поэтому, человек, который гонится за тем, чтобы у себя дома, на кухне установить монашеские порядки, он, конечно, занимается не тем.
А что же, всё-таки, можно вынести?
Из молитвы Ефрема Сирина — почему её Церковь рекомендует мирянам, причём, во время Великого поста — потому, что пост тоже абсолютно реализуем только в монастырских условиях. Потому, что это — некоторая гармония распорядка дня, гармония Богослужения, гармония и среды вокруг тебя — либо отшельнической целиком, либо вокруг тебя все, правда, постятся.
Если ты живёшь в ритме большого города, то, даже если ты кулинарно полностью пропостился весь день... такой глагол, да... уже, может, не очень торжественный, но который тоже может показать, что... вот... «я такой великий подвижник — преодолел день поста»... но в других аспектах — в аспектах молитвы и общения с другими людьми, возможно, этого поста и не было, и не полностью это возможно, но мы должны, по крайней мере, стремиться.
И поэтому, можно сказать, Великий пост, некоторое удаление в монастырь своей души — то, что она проходит некоторое такое испытание и послушание Церкви, более прислушивается к каким-то правилам, более отречётся своей воли и подчинится церковному уставу, который, однако... как мы помним, приходского устава — нет, и поэтому мы лишь немножко с монашеским соотносимся.
А.Ананьев:
— Ну, я ж не могу не спросить Вас, отец Стахий, а почему вот всё это печатается во всех календарях, во всех брошюрах, и, чаще всего, мы обращаемся в какой-нибудь интернет, на какие-нибудь уважаемые сайты, источники информации, и находим там: вот это вот меню, вот эти вот наставления, которые принимаем по неопытности своей, по наивности, по незнанию — за чистую монету.
О.Стахий:
— Тут нету какого-то заговора — понятное дело, надо что-то печатать, и календари — это те книги, которые... или те сайты — сайты тоже, через посещаемость зарабатывают — которые каждый год востребованы.
Одно дело — ты купил какое-то произведение... неважно — художественное произведение, или наставления духовные... оно у тебя стоит на полочке, или, дай Бог, не просто стоит, но иногда его открываешь, а другое дело — каждый год тебе календарик, тем более, ещё и какие-то рецепты редактор подобрал, и вот, издательство как-то тоже на этом смогло чуть-чуть заработать, и, заодно, помимо этого, издало какую-то душеспасительную литературу, и — слава Тебе, Господи!
Однако, откуда тем же самым редакторам что взять? Они пытаются взять какой-то ориентир, и, учитывая, что приходского устава никакого нету, берут устав монашеский, и пытаются писать так, как они его понимают. И, собственно, вот это понимание... иногда, в каком-то календаре, даже не будет указано сухоядение, а будет написано «пища без масла» — и это... людей они не обманывают, они сами в это верят, и, во что верят, то и воспроизводят.
Но, поскольку мы верим, прежде всего, в Иисуса Христа Сына Божия, а не в кулинарный распорядок дня, то для нас не является проблемой подвергнуть это сомнению, и уже разрешить вопрос со своим духовником.
Опять же, если духовник просто избегает пояснения на то, почему надо сделать, то, возможно, надо предположить, что духовник не очень уверенно учился в семинарии, или он, вообще... там... храмы открывались, возвращались Церкви, и просто батюшку уж призвали от какой-то светской работы, и он вообще, толком, как-то на богословие не обращал внимания. Ну, или просто батюшка — он, сам по себе, очень молитвенный человек, очень аскетичный, поэтому он, может, и лучшего мнения о всех, вокруг себя, и поэтому он думает, что его духовные чада смогут, как он, точно так же, поститься, и тоже — из самых лучших побуждений: «Ну, я же — могу, и я же от этого радость испытываю... а что же, другой человек — не сможет это одолеть?»
Поэтому, тут даже не надо тоже ни на кого обижаться. А если мы чувствуем, что между нами и Христом, между нами и Церковью встаёт мнение священника по какому-то отдельному вопросу, то это мнение надо подвергнуть проверке. Взять, устроить какой-то опрос в своём городе... ну, или... там... на радио «Вера» написать письмо — я думаю, редакция поможет, и даже, может, какую-то выборку подберёт. Потому, что — мало ли, вот, сидит отец Стахий, и всех радиослушателей пытается убедить в каких-то страшных еретических вещах, но — слава Тебе, Господи — то, что я говорю, это не моё какое-то личное мнение и изобретение — просто учился, что-то узнавал у более старших, у более опытных священников, и то, что в моей душе отозвалось, что — вот, это то, что нужно моим чадам, то я и стараюсь сам здесь и воспроизвести.
А.Ананьев:
— Ну, вот, благодаря Вам, я лично только что сделал такой — большой — шаг навстречу пониманию... более полному пониманию, более точному пониманию вот этой очень важной молитвы — покаянной молитвы Ефрема Сирина. Я этого не знал.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
— Меня зовут Александр Ананьев. Мы продолжаем разговор с моим гостем, настоятелем храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священником Стахием Колотвиным. Сегодня мы говорим о празднословии. И, дабы украсить наш разговор, я тут нашёл несколько блестящих цитат, которыми буду иногда... как бы не сказать, чтобы не свалиться в празднословие... жонглировать?
Потому, что я понимаю, что я ведь не всё понимаю из того, что нахожу в интернете, как выясняется.
Преподобный Амвросий предупреждал: «Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Нередко, от неосторожных слов бывает более бед, чем от самих дел. Человек словесным потому и называется, чтобы произносил слова разумно, обдуманные». Блестящая цитата, над которой стоит задуматься.
Правда ли, что за каждое слово мы будем нести ответ?
О.Стахий:
— Абсолютно! Мы, в принципе, будем нести ответ вообще за всё, что мы своей свободной волей выбрали. В том числе — выбрали, может быть, не самостоятельно изобрели, а с чем мы согласились. Потому, что очень часто человек и сам не рад, что что-то сделал, но если он, с подсказкой лукавого непосредственною в душе — забрался какой-то бесёнок и на что-то посоветовал, на что-то подтолкнул, или — со стороны людей, со стороны чьего-то мнения, со стороны заблуждения, что даже... там... человек другой, верующий, нас к какому-то греху подтолкнул — в любом случае, приняв, согласившись с ним, мы уже показываем Господу, что — вот, наш свободный выбор. Потому, что надо понимать, что... конечно, есть красивый образ Суда, весов, что что-то вот взвешивается, но, однако, этот образ может нас привести к совершенно неправославному пониманию, а пониманию, характерному для средневековой католической мысли, спасения как некоторой торговли. Юридическая теория спасения — что вот, ты что-то сделал хорошее, что-то сделал плохое — уравновесилось там, ещё чуть-чуть домолился, и вот, худо-бедно пришёл... ещё святые за тебя помолились — и раз, в Рай попал, или почти попал. Ну, там... или не попал, но там... поэтому, у наших братьев, средневековых католиков... они ещё там чистилище придумали — подогнали и стихи Священного Писания соответствующие, и так далее.
А.Ананьев:
— Их же изобретением были индульгенции ведь?
О.Стахий:
— Ну, тоже — заодно... тут уже, как бы... если творческие люди — они найдут на чём подзаработать всегда!
А так... конечно, для нас, важно, что мы спасаемся... если мы хотим быть с Богом, то мы с Ним будем. Если мы не хотим быть с Богом — мы с Ним не будем. И Господь, который даже лучше нас разбирается, чего мы хотим, Он никуда нас насильно не засылает. Он не говорит: «Ой... идите, горите в аду!» — ни в коем случае! Господь нас любит. Он нас настолько любит, что что мы захотим — Он относится, как к Своим детям... Он, конечно, в течение земной жизни может через различные радости, или, наоборот, испытания, всё-таки, подбадривать к тому, чтобы мы правильный выбор сделали, но, всё равно, как Любящий Отец, Он, всё равно, оставляет последний выбор за нами. И выбор — на протяжении нашей жизни.
Поэтому, что мы в течение нашей жизни выбирали — то, что нас приближает к Богу, или то, что нас отдаляет — этот выбор Господь и утвердит. И Страшный Суд — он будет страшным не потому, что там Господь страшный... Господь — это Радость, это — Свет, это — Жизнь. А страшным он будет потому, что мы поймём, что вот куда я захотел, и куда я реально пришёл, что вот — наконец-то это открылось. Открылось, как вот, действительно, свитки разгибаются... да, вот... дела рук человеческих, и слова... то есть, абсолютно всё станет ясно. Станет ясно, что мы сами для себя захотели и сделали.
Да, вот, захотел — сказал. Не подумал перед этим — жалко. Но, всё-таки, поэтому Господь нас и сотворил как венец творения, дал нам разум для того, чтобы думать перед тем, как говорить.
А некоторые навыки вполне поддаются тренировке, и поэтому люди, даже далёкие от Христа, Церкви — они через этикет, в том числе, через церемониалы культур вообще не христианских — вот, возьмём Дальний Восток — Японию, Китай — вот эта выдержанность, да, как раз, то, что человек бурю своих эмоций контролирует, и что-то выдаёт только очень вежливое — это, конечно, тоже помогает.
Но нам, как людям верующим, значительно легче. Потому, что мы это воспринимаем не просто, как: «Ой, было бы воспитание, чтобы к нам люди легче относились, и чтобы по жизни, в принципе, было более приятно, и в более подходящим обществе мы вращались, и наши дети...» — и так далее. А мы понимаем, что это нам помогает приближаться к Богу.
Поэтому, тот факт, что нам придётся отвечать за каждое наше слово — это спасибо Тебе, Господи, что у нас есть такое напоминание, что мы — помним: «Господи! Как я рад, что Ты заботишься обо мне, и ценишь даже каждое моё слово, что обращаешь... уделяешь ему внимание, чтоб понять, хочу ли я, действительно, к Тебе!»
Поэтому, то же даже, что вот мы постом молитву Ефрема Сирина прочтём — уже нам Церковь немножко помогает. Мало ли что мы вечером бы сказали, если бы у нас было на две минуты побольше — молитва Ефрема Сирина не очень долгое время занимает. Ну, а тут — слава Тебе, Господи — две минуты наши слова были направлены на то, чтобы прославить Господа.
А.Ананьев:
— Вот, так — раз, у каждого нашего произнесённого слова вот такая высокая цена, и такая большая ответственность возлагается на нас за каждое произнесённое нами слово.
Может быть, перефразируя старую мудрость: молчи — и за праведника сойдёшь? Может быть, молчание, действительно, золото? Может быть, когда тебе хочется сказать — промолчи, и в этом — великая мудрость?
О.Стахий:
— Когда-то — да. Монах, который принимает обет молчания — тоже это такое... величайшие подвиги. Он вполне может обойтись без какого-то вербального общения. Почему? Потому, что он находится в молитве, в постоянном общении с Богом.
Господь сказал: «Нехорошо человеку быть одному...» — и, при этом, Господь-то общался с человеком. И, тем не менее, Он понимает, что человек — он полноценен, только в общении с другими людьми. Поэтому Господь и творит Еву, творит женщину. И, помимо вот уже даже общения, отношений внутри семьи, в принципе, люди общаются между собой — потому, что такой замысел Божий.
Для нас слово — очень важно. Слово — это... вот, то, что мы говорим, каждое наше слово — это проявление нашей природы, которая похожа на Бога. Человек создан по образу и подобию Божию.
Мы открываем Евангелие от Иоанна, или не открываем его, а в храме слышим. Причём, слава Тебе, Господи, даже если мы толком в храм не ходим, но на Пасху пришли, а на Пасху читается чтение... там, вроде охота услышать, что вот — мироносицы пришли на Гроб — это и так мы каждую неделю читаем, на малую Пасху... а тут начинается: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог...» — и говорится о Второй Ипостаси, о Втором Лице Святой Троицы — о Христе — Бог-Слово.
Бог — это Слово. Понятное дело, у нас в русском языке, поскольку русский язык, в том числе и лексически, в чём-то проигрывает церковно-славянскому языку, и не только ему, но и тому же греческому, что у нас не различается слово «слово» и слово «глагол». У нас уже «глагол» — это только про действие какое-то — видеть, ненавидеть... ну, или, лучше — любить.
А, на самом деле, «глагол» — это просто твоё какое-то высказывание. В древнегреческом языке — тоже. «Логос», как раз — «слово», возвышенное, и «рема» ( ну, или, там, в рейхлиновском произношении — «рима» ) — уже глагол, то, что просто ты вот... ну, это мы понимаем — индоевропейский корень слова «речь», даже кто греческого языка из наших радиослушателей не знает, всё равно, может понять, о чём речь, как раз, идёт.
Поэтому, наша задача — понимать, что мы не всё, что произносим — это нас уподобляет Богу. Но, как раз, через общение мы можем тоже Богу уподобиться — в этом есть замысел Божий. Это — часть нам, и мы его проявляем.
Поэтому, когда монах выбирает молчание — большую часть своей жизни, когда христианин выбирает молчание в какой-то период своей жизни ( период — это, например, коллеги на работе судачат, сплетничают, а человек не может это никак исправить, но — хотя бы, помолчал ) — он это выбирает не потому, что он не хочет общаться, а потому, что понимает, что это общение ни к чему не приведёт. А лучше, вместо этого, продолжить общение уже внутренне — общение со Христом, для Которого речевой аппарат совершенно не обязателен.
А.Ананьев:
— И вот, мы продолжим общение ровно через минуту.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
— Вы слушаете «Светлый вечер». Меня зовут Александр Ананьев, я, по-прежнему, выступаю в роли неофита, и о празднословии разговор получается гораздо шире, чем просто о празднословии. Я подозревал, что так и будет.
Ведём разговор с настоятелем храма Воздвижения Креста Господня в Митине священником Стахием Колотвиным. Ещё раз добрый вечер, отец Стахий!
О.Стахий:
— Добрый вечер!
А.Ананьев:
— Как я обещал Вам, ещё одна цитата, которую я нашёл. Преподобный Моисей наставлял своих чад: «Между собою храните молчание, — говорил он, — Кроме нужного, ничего постороннего не говорите, и да будет чист ум ваш в молитвах. Укоряйте себя мысленно, и уничижайте, и худшими всех себя имейте, и Бог призрит на смирение ваше и покроет от всех искушений» — и здесь мы опять упираемся в то, о чём я Вас, как раз, хотел спросить, а Вы меня опередили — об обете молчания монахов, который они принимают. Мне показалось, что это то, к чему мы стремимся — в частности, упоминая празднословие в молитве Ефрема Сирина.
О.Стахий:
— Действительно, монах, как человек, который выбирает послушание и молитву как средство на пути ко спасению своей души и вечной радости со Христом, и вечному общению со Христом — он прислушивается к словам преподобного Моисея и старается меньше говорить, больше молиться, при этом, не прекращая заботы о других братьях, потому, что — то же несение послушания... то есть... там... для других братий обед приготовить, или сходить их корзины продать в город, ну, или... там... воды набрать, и так далее, и так далее.
Надо понимать, что вот здесь тоже, как раз, тот случай, который мы описывали чуть выше. Есть монашеские установления, есть что-то, что мы можем частично воспринять для жизни в миру, а есть то, что для нас совершенно не годится. Потому, что для монаха, человека, который должен сосредоточиться на молитве, правда, лучше помолчать. Да и то не всегда.
Вот, например, Святейший Патриарх выходит проповедь говорить — он монах, он... не то, что вот берёт и: «Дай-ка, я, после службы, вместо того, чтобы проповедь говорить, помолчу...» — вышел, помолчал, поулыбался людям и ушёл в Алтарь. Ну, никто не поймёт, подумают, Святейший, наверное, тяжело болен — надо укрепить наши молитвы.
Но Святейший, даже если, может, и какую-то немощь и чувствует телесную, он, всё равно, будет проповедовать. И то же — каждый священник, в том числе и священник монашествующий, каждый епископ какое-то слово, наставление проповеди говорит.
И, более того, преподобный Моисей, когда говорит вот эти слова, конечно, можно предположить, что он их писал на табличке и показывал в окошко своей кельи, затвора. И такие были экзотические случаи — не с ним, так с другими святыми, но, в принципе, скорее всего, он каждый день собирал свою братию и давал им, собственно, наставление.
Более того, вот это мы вспоминаем — древнюю пару: послушник-монах, или, как сейчас вот — духовник обители и просто монахи остальные, что... или даже обитель, где очередной священник из монашествующих служит и к своим братьям обращается с духовным наставлением — всё равно, монашеская жизнь — не отшельническая, а вот уже некоторая братская или сестринская, она подразумевает, что слова — есть, есть эти слова наставления. Но их к празднословию нельзя отнести.
Тут, прежде всего, мне бы хотелось уже... так... на конкретике слова «празднословие» остановиться.
Праздное слово. Праздное — это... ну... по-русски говоря, пустое слово.
А.Ананьев:
— Для себя я это определил как не имеющее отношения к Богу, не обращённое к Богу, и не содержащее в себе Божественного.
О.Стахий:
— Не обязательно.
А.Ананьев:
— Не обязательно?
О.Стахий:
— Не обязательно. Потому, что оно — просто пустое.
Так, мы помним, в Евангелии, у нас есть замечательная заповедь, которая служит камертоном для спасения нашей души — это заповедь любви. Господь о ней говорит, уже незадолго до Своего Распятия. То есть, после того, как Он большую часть Своей земной проповеди завершил.
Да, вот... любовь. Возлюби Бога всем сердцем ( пункт № 1 ), и ближнего, как самого себя ( пункт № 2 ). Это — одна заповедь, и в ней — весь Закон и все Пророки. То есть, и то, что вот можно сформулировать правилами церковной жизни, правилами Священного Писания, и то, что даже вот Пророки прорекли — то есть, то, что мы ещё не понимаем, но что, всё равно, в этой, в нашей церковной, духовной жизни должно проявиться.
Поэтому, мы любую добродетель, и любой грех оцениваем, насколько делу любви это противоречит.
Конечно, человек, когда принимает монашеское служение, он отрекается от мира. И ученики преподобного Моисея — для них бы вот Ваше пояснение, оно, в принципе, было достаточным. Потому, что у них задача не стоит — беседовать с людьми. Их задача, правда, вот — что-то обращённое к Богу.
А человек, когда в миру, он вполне может — конечно, памятуя о Боге, потому, что первая часть заповеди — именно о стремлении к Богу, и, прежде всего, стремление к Нему, а, во вторую уже очередь, любовь к ближнему. Но, однако, через любовь к ближнему.
То есть, если слово не наполнено — то есть, пустое, праздное... празднословие — можно сказать, пустословие... то есть, пустословие — когда ты не то, что ничего не делаешь... у нас просто праздность — ты, значит... вот, какой-то ленивый человек — нет, если ты делаешь пустое дело, ты — такой же праздный.
Например, если человек сидит и, может, очень напряжённо весь день играет в домино, и запивает пенными напитками, и это не его какой-то выходной, после того, как он из шахты вышел, где он, до этого... там... несколько суток добывал полезные ископаемые, чтобы наша Родина богатела, славилась, и все менеджеры среднего и высшего звена могли тоже какие-то свои зарплаты, благодаря этому, получить. А если он изо дня в день это проводит, то, действительно, несмотря на напряжённую деятельность, эта деятельность — пустая.
Однако, если человек — правда, это для него — выходной, и какое бы, вроде, дело ни было пустое, но если оно служит любви к людям — оно уже не праздное. И слово, какое бы оно ни было... нам казалось бы, не очень важное, но оно наполнено любовью к людям, оно очень важно.
Поэтому, замечательный у нас есть выбор, как о ближних позаботиться. И у нас, порой, нету сил — даже, как-то, физически — о ближних позаботиться, но словом мы можем их приободрить. И, поэтому, когда мы встречаемся с друзьями, и радостно начинаем с ними общаться — это не празднословие. И даже, когда не начинаем. Час прошёл, два — прошло, три часа прошло, или уже светает, и мы не встаём на работу, чтобы идти... там... служить службу, или операцию на сердце делать, или другую работу, в которой нам нужна, действительно, ясная голова — у нас впереди, например, второй выходной, или, хотя бы, нам вечером выходить, и поэтому мы сможем, уже при свете дня, чуть-чуть вздремнуть — замечательно! Мы проявляли свою любовь, наши слова — не пусты. Они... пусть, они не были наполнены именно молитвой ( что, вот именно, мы с Богом общались ), но, в этот момент, мы общались с человеком, и эта радость — с нами.
Поэтому, вот... наше состояние общения с нашими ближними... тут уже дальше стоит сказать о том исключении из этого правила, то есть, что — не перепутать, но, в принципе, стандартное состояние нашего общения с ближними, в самом широком смысле слова — радостное. Это состояние — райское. Это вот то, как Господь говорит: «Сотворим человека, подобного ему. Нехорошо человеку быть одному». И в Раю — это будет постоянное общение. И надо понимать, что это будет, конечно — самая главная Радость — постоянное общение с Богом, и уже никакой грех нас не будет отделять, и у нас не будет... нам не нужно будет таких усилий предпринимать, чтобы... там... молитву Ефрема Сирина прочитать... если б мы поклоны не делали, мы бы и молитву эту... там... она бы у нас вылетала из головы — усилий уже не будет, но также это, конечно, будет и радость общения внутри Царства Божия.
А.Ананьев:
— Вот, о чём я думаю, отец Стахий... Исходя из того, что Вы сказали, я понимаю одну удивительную вещь. Прелюбодеяние — не может быть относительным: вот в этой ситуации — это прелюбодеяние, а в этой — нет. Убийство не может быть относительным. Убийство — это убийство, и это — определённый грех.
В то же самое время, празднословие, получается, что штука-то — относительная. То, что для меня является праздным — дескать, ну «не болтай пустое», для кого-то другого, кто не может остановиться и продолжает мне всё это рассказывать — для него это очень важные вещи. Правда ли, что празднословие относительно?
О.Стахий:
— Неправда. Точно так же, как прелюбодеяние — вещь не относительная.
Да, если ты взял и понимаешь, что вот по любви нужно взять и вступить в физические близкие отношения с каким-то человеком, и это, правда, будет по любви к Богу и к человеку, что, правда, это — твой законный супруг, то никаким это грехом не является. Это — добродетель.
А если ты уже переступаешь через что-то, предаёшь, отступаешь от любви, заповедью о любви твои действия не проверяются — вот этой заповедью «возлюби Бога всем сердцем... и ближнего... как самого себя», то, значит, ты уже грешишь.
То же самое и с празднословием. Возможно... кроме того, тут мы не отнимаем того, что люди разные: кто-то — экстраверт, кто-то — интроверт. И, наоборот, может быть, экстраверт — ему легче с интровертом общаться в том плане, что два экстраверта — они только перебивать будут друг друга, перетягивать одеяло, а так — люди, в принципе, друг друга дополняют. В том числе, вот... как старец Паисий Святогорец замечал, что даже, порой, браки более крепкие, когда — полная противоположность характеру... как пазл соединяются люди.
Вот, у меня тоже жена — человек молчаливый, а про меня... я думаю, если со мной никто лично и не общался, уже, за время передачи, всё понятно стало.
Да, люди друг друга дополняют. Причём, дополняют удивительным образом. Потому, что, правда, когда я, например, прихожу домой, и я весь день говорил, мне уже говорить — неохота. Я, правда, лучше помолчу. А жена была с детьми, они тоже — ни на секунду не замолкают, но, поскольку они все ещё дошкольного возраста, общение с ними — оно... ну... не является настолько полноценным, и, конечно, ей тоже охота чем-то поделиться со мной. И, то есть, тут — наоборот, получается, дополняет то, что я, как более молчаливый, выступаю, а жена, может, большее какое-то время говорит. И это — здорово!
Однако, если ты, вместо того, чтобы оценивать заповедь любви во по этим двум критериям — Бога и ближнего любишь — берёшь и вот это третье к ней добавляешь: «Нет, а самое главное — любить себя» — то тут ты обязательно срежешься. Если ты оцениваешь слово праздное именно по себе, а не по «...ближнего, как самого себя», значит, ты уже грешишь.
Причём, ещё не начиная празднословие, ты, в принципе, уже... в самом начале у тебя критерий оценки неверный. Поэтому, то же — если у тебя с глазомером плохо, и надо яму перепрыгнуть, ты... может, у тебя силы и есть её перепрыгнуть, но... просто думаешь: «А, чё там особо отталкиваться...» — чуть-чуть оттолкнулся — и в яму улетел, а там, как раз, трубу с кипятком прорвало...
Поэтому, здесь нам очень важно понимать, что если мы делаем по любви, то значит — это слово не праздное.
То же, порой... вот, мне, как священнику, приходится сталкиваться, что мне говорят не какую-то ситуацию, из которой я могу дать какой-то конкретный совет, помочь человеку, что... ну... у человека, например — просто горе. И ему надо что-то сказать. Ему нужно, чтобы батюшка его выслушал. Причём, я уже, может быть, эту ситуацию знаю, и, более того, я это — слушал. Но, в данном случае, кажется — лукавый-то мне шепчет: «Зачем ты слушаешь эту старушку про её, там... не дай Бог... пьющего сына, и так далее, уже в 105 раз...» — нет, ей Господь меня послал, и она вот это говорит, и тоже ей легче становится. Не то, что она вот выговорилась, но то, что... да, вот, я говорю: «Ну, давай вместе помолимся за него как-то...» — и уже это было не зря. И даже не зря, что подождали люди, которые, может быть, с очень важными вопросами конкретными стоят, и тоже, может быть, опаздывают или на работу, или... там... к деткам, наоборот, после работы, к своим возвращаются, и тоже там задержались. Это — важно, нужно, это можно делать.
Кроме того, если нам даже человек какой-то неприятен, но мы ему можем, тем самым, помочь, то тоже — лучше потерпеть. Однако, вот — где, как раз, не нужно? Где — не по любви.
Человек, пусть даже из лучших побуждений, он начинает вводить себя в осуждение, нас в осуждение, в клевету в какую-то, в распространение сплетен — а там уж и не знаешь, где истина, где — ложь, и поэтому, волей-неволей, где-то и поклевещешь, то уже — слово становится пустым, слово становится праздным. Потому, что в нём нету любви. Нету любви — ни к Богу, ни к человеку.
Причём, мы, всё равно, выносим оценочные суждения в нашем общении всегда, и тут другой постоянный вопрос, который священникам задают: где граница между осуждением и рассуждением? Тут мы смотрим — на цель.
Надо помнить, что если мы человека любим, мы к нему обязательно стремимся. Любим жену — к жене стремимся, любим друзей — стремимся с ними повидаться. И даже если мы не человека любим, а любим какое-то дело — любим посидеть почитать вечерком, или, в конце недели, в футбол поиграть, или... там... в театр сходить, неважно — значит, мы к этому будем стремиться, это становится нашей целью. И любовь к Богу — это то же, что Бог — это наша цель.
Если наше слово не имеет цели, которая нас приближает к Богу и к людям, значит, оно уже праздное.
Если мы берём и, правда, говорим: «Такой-то человек — нехороший. Он наносит вред господину А и господину Б», — и на этом мы заканчиваем, или переливаем из пустого в порожнее — это, правда, празднословие, осуждение и только грех, груз для души — и для нас, и для слушателя, и для всего вот круга общения.
Если мы действуем по любви, и говорим: «Да, человек А человека Б обижает. И что мы можем сделать? Давай, вместе подойдём к человеку А, и его либо ласково попросим, либо как-то более радикально от него потребуем, чтобы он прекратил эти обиды! Сможем мы в этом помочь? Давай, посоветуемся, как лучше поступить».
Или мы взяли, оценили, что человек А недоступен для нашего воздействия, и мы человека Б — идём и вместе утешаем. Если мы для этого обсудили наши слова — возможно, те же самые фразы, абзацы и минуты на это потраченные, или, не дай Бог, часы — уже перестают быть праздными. Они успевают наполниться.
Более того, дорогие братья и сестры, нам подарок Божий, что мы живём в рамках времени. Что, раз мы сделали какой-то сосуд из слов, и они праздные, тут мы можем взять и... наконец, думаем: «Ой... что же... а наполнения-то нету...» — и начать скорее наполнять. Наполнять пользой, добиваться какой-то цели, добиваться того, чтобы наши слова к какой-то любви к Богу или к людям приводили.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
— Вы слушаете «Светлый вечер». Мы продолжаем разговор о празднословии с настоятелем храма Воздвижения Креста Господня в Митине священником Стахием Колотвиным.
Отец Стахий, вот, Вы сейчас рассуждали о тех, кто в приступе празднословия начинал осуждать, и нести слова, полные негатива и разрушения, осуждения...
Я почему-то полагал, что, как раз, это имел в виду апостол Павел, когда писал: «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших». Думал, что не может быть, чтобы апостол Павел имел здесь в виду банальное сквернословие.
О.Стахий:
— И это тоже!
А.Ананьев:
— Это — тоже?
О.Стахий:
— Да. Просто... мы же не едим яблочко, если оно чуть-чуть подгнило, а если сильно подгнило — и подавно не едим!
Поэтому, конечно, слова апостола Павла, когда мы толкуем, мы можем и более широко толковать, и более узко.
А.Ананьев:
— Правильно ли я понимаю, что Вы сейчас утверждаете, что сквернословие — это изрядно подгнившее празднословие?
О.Стахий:
— Конечно. Потому, что сквернословие пользы никакой нам не приносит.
У нас противник недаром назван лукавым, что... тоже вот, такой оттенок — не просто злой и злобный, что вот — лукавый. Ну, там, особенно кто... люди каких-то вот рабочих специальностей — да, если вот... со скверным словом человека не подбодришь, то он — не поработает, да? То есть, вроде, для пользы дела ты это слово произносишь. Всё равно, оно получилось — бессмысленное.
Просто исправлять всегда тяжелее, чем сделать правильно. Если человек, какой-то вот работник, научился воспринимать команды только с применением таких слов, то, конечно, он... воспринимая некоторую гнилую пищу, уже человек к ней привыкает, и пищу не подгнившую ему уже тяжело переваривать. Так то — принял уже подгнившую пищу, она — более мягкая, разложившаяся уже...
А.Ананьев:
— Ужас какой...
О.Стахий:
— ... да... желудочному соку меньше работать...
Поэтому, конечно, исправлять тяжелее, но это — не повод. Если ты людей любишь, ценишь — то есть, вот, это — твои работники, которых тебе надо организовать — то надо и без скверных слов с ними обходиться.
Да, если это человек, на которого ты злишься, и ты хочешь, чтобы он к тебе злобы не испытывал, то — тоже, если ты его какими-нибудь скверными словами будешь в этом направлении подбадривать — тоже сатана обманывает. Ты тоже, наоборот, только всё портишь.
Если человек в тебя грязью кинул, и если ты его, в ответ, грязью забросал, то глупо предположить, что потом он тебя струйкой чистой воды из рукава, как царевна-лебедь, плеснёт. Потому, что если он ещё и от тебя твою грязь получил, что же ему возвращать останется?
Поэтому, конечно, сквернословие — это радикальный такой... ну, можно сказать, всё-таки... даже тут я, может быть, поменяю своё мнение... Празднословие, всё-таки — это некоторая пустая оболочка, праздный — значит, пустой, не имеющий наполнения. Сквернословие — это мы взяли, убрали всю любовь, всё стремление к Богу, и тут — более радикальный случай — наполнили какой-то гадостью.
А.Ананьев:
— Ну... наверное, я, как неофит... мне позволено — мог бы и поспорить с Вами. Я знаю, как минимум, двух человек, которые самыми нехорошими словами способны и говорят о самых высоких чувствах — это, вообще, возможно?
О.Стахий:
— Увы, сатана — он не может нам ничего предложить того, что мы действительно бы захотели. Поэтому, он может только паразитировать.
Он говорит: «Вот, видишь, какие твои чувства! Я помогу тебе их выразить красивее...» А иногда он может даже сказать: «Видишь, какие твои чувства! Я могу их выразить не только красивее, а так, чтобы они ещё лучше запомнились!»
Но, тоже, если мы возьмём и увидим очень важную, например, социальную рекламу — ну, например, против абортов. Если какие-то плакаты наклеить, и просто там показать кусочки деток, разрезанные скальпелем, маленькие ручки-ножки, и как вот это ужасно — да, вроде, это кого-то будет останавливать, да особо — нет. Но, при этом, люди, которые смотрят, они будут, наоборот, свыкаться с мыслью, что: «Ну... в принципе, ничего страшного... я каждый день вот ездил по городу, и видел, как там ручки и ножки детские лежат... распотрошённые...» — увы, натурализм... И поэтому, когда человек, в радикальной ситуации, когда он собирается делать аборт, и от него отвернулись близкие люди, он думает: «А, в принципе, ничего страшного...»
Точно так же и здесь. Понятное дело, это — вещи несопоставимые по вреду, всё-таки, вред физический и вред словесный — он различается. Но смысл — тот же самый. Что если ты берёшь и принимаешь помощь сатаны, то сатана, конечно... он не до конца обманывает, он — именно лукавит.
Как и в Раю, он Адаму и Еве не полностью ложь сказал. Он говорит: «Вот, если вы возьмёте этого плода кусочек скушаете, то вы узнаете, что такое жизнь, и что такое смерть...» — и что, обманул? Люди, до этого, знали, что такое жизнь только, а тут — они, и правда, узнали, что такое жизнь, что такое смерть, и мы это до сих пор очень хорошо знаем и чувствуем, и каждую секунду своей жизни, можно сказать, мы к смерти двигаемся. То есть, в чём-то сатана не обманул. Поэтому, и здесь, увы, надо отказываться от этих паразитов.
Понятное дело, если мы возьмём и будем выбирать к Пасхальному столу себе кусочек мяса, и нам положат на весы, и смотрят: один кусочек мяса — 1.5 кг, а другой — 2 кг, но тот, который 2 кг — там просто полкило личинок копошится каких-то там...
А.Ананьев:
— Умеете Вы найти образы... пугающие...
О.Стахий:
— Это, просто, пока ещё пост идёт, поэтому... может... наоборот, чтобы не чересчур об этом размышлять, а ещё немножко сосредоточиться на предстоящих постных днях... То — мы ж не будем выбирать: «Ну, больше — это же лучше!» Нет, мы поймём: «Да нет, зачем... лучше я возьму не такое яркое, не такое запоминающееся, и не такое, в чём-то, может, более прекрасное... а такое — вполне банальное, без личинок, полегче весом, и им обойдусь».
Увы, конечно... тут мы просто любим человека не за его грех, а потому, что у него, помимо греха, есть ещё и добродетель. Поэтому, когда нам нравится поэтика выражений человека, нравится та творческая искра, которую Господь ему даровал, это вовсе не значит, что мы в человеке должны любить и его грешную сторону.
Да, мы всегда любим грешника, но ненавидим грех. Мы всегда любим добродетель в человеке, и всегда стараемся выискивать... и даже, более того, когда мы видим человека, который совсем не поэтично, не о высоких чувствах, а просто грубо, грязно ругается, но мы знаем, что — нет, это — хороший дядька, хороший работяга, и у него вот масса плюсов, то мы ж его тоже начинаем любить и ценить — не за это.
Так и здесь — когда, вроде, человек, наоборот, поэтичный, возвышенный, о здоровских каких-то вещих говорит, и о каких-то светлых, и это как-то отзывается радостью в нашей душе, то мы, всё-таки, стараемся: «Да, вот это — наносное, это можно убрать, это вот — в лучшем случае, пилюли, в которых ничего нет — эффект плацебо, а, в худшем случае, мы, вместе с полезными витаминами — уже поглотали какую-то отраву».
А.Ананьев:
— В рамках адаптации понимания празднословия к жизни современного человека, не могу не спросить Вас: отец Стахий, а как Вы относитесь к этикету, современному этикету?
О.Стахий:
— Хорошее техническое средство. Тем более, нельзя сказать, что этикет современный чем-то отличается... то есть, этикет — то, что, всё-таки, назовут люди более воспитанные — это некоторая вещь консервативная.
Однако, есть корпоративная этика. У меня там... папа, вот уже много лет, корпоративной этикой, стандартами, комплаенсом занимается. Я в этом... имею смутное представление, но некоторое представление имею. И правда, если мир — без Христа, и Христа убрать, и нету какого-то стимула, то можно... вот... можно сказать, в рамках теории общественного договора, чтоб всем было лучше, люди договариваются как-то ограничивать свои страсти — причём, это же не только речи касается — в своих действиях, чтобы другим было приятнее.
Поэтому, куда грациознее использовать ножик и вилку, чем стараться... там... от локтя... как-то... ложкой всё хлебать. И со словами — то же самое.
Если человек взял и натренировался, или родители его так воспитывают — они большие молодцы. Другое дело, что... это если мы, особенно, почитаем литературу XIX века... вот, высшее общество, и все... никто не ругается, как сапожник — это, наоборот, считалось непозволительным — но люди друг друга в стихах так оскорбляли — вроде, возвышенно — что это приводило к дуэли, к смерти... да, там... Теккерея, «Ярмарку тщеславия» вспоминаем, да? Все, вроде, общаются формально, технически возвышенно. И — никакого грубого слова. Всё — на «Вы».
А.Ананьев:
— Но — ни капли любви...
О.Стахий:
— Да. Но — ни капли любви. И тоже получается, что этот этикет — это пустая оболочка, и получается — настоящее празднословие.
Если же мы, однако, воспринимаем этикет как некоторую базу, фундамент, на котором мы уже можем легче... вот, у нас не хватило сейчас любви, и мы, хотя бы, чтобы в ненависть не спуститься... как вот у лифта — распорки, которые при падении, если трос обрывается, они встают, и человек — да, он вверх не уедет, на свой этаж, и, возможно, ему придётся просидеть без света, в душной, маленькой комнатёнке часа 2 или 3, пока его из этого лифта достанут, но он, по крайней мере, не разобьётся. Точно так же, этикет помогает человеку, даже когда добродетели не хватает, а страсти живут, чуть-чуть притормозиться, и вниз не улететь.
А.Ананьев:
— Вот, как раз, в контексте этикета, хотел вспомнить о забавном понятии, которое называется «elevator talk». О нём я узнал совершенно недавно, и это объяснило, почему все китайские туристы во французских отелях пытаются со мной разговаривать в лифте.
Оказывается, по правилам современного этикета, нельзя в лифтах ездить молча. Если с тобой едет совершенно незнакомый человек в лифте, обязательно надо с ним поддержать праздный разговор — о погоде, о том, какой красивый отель, о том, какой красивый лифт — неважно о чём, лишь бы не молчать. Вот, это является празднословием или нет?
Хотя, я уже, наверное, ответил для себя на этот вопрос. Как регент в церковном хоре имеет в руках свой камертон, который чётко сообщает ему ноту, так и у нас есть в руках этот камертон, и он называется — любовь. Есть любовь — это не празднословие, нет любви — это празднословие. Правильно?
О.Стахий:
— Правильно. У нас тоже... даже не обязательно куда-то в гостиницу... люди в больших городах, в отличие от более маленьких поселений традиционных, не знают своих соседей.
Так, что — мне приятно, когда со мною здороваются и соседи, которые, по сути, мне почти не знакомы. И я, наоборот, не дорабатываю — иногда я могу проехаться с человеком молча. Вызвали лифт, проехали, ну и... единственное, там... вы выходите — какие-то технические...
То есть, здесь — тоже это здорово. Это — здорово, это — минимальная вежливость. Пусть мы не заговариваем даже, возможно, о погоде, но, в любом случае, уже даже то приветствие, пока лифт несколько этажей проехал — это здорово. Поэтому, хорошо, что люди что-то такое придумывают, чтобы показать свою любовь — в самом широком значении слова — к окружающим, даже к незнакомому человеку.
А.Ананьев:
— В завершение программы, хочу вспомнить, как определял празднословие преподобный Ефрем Сирин — сам автор этой замечательной покаянной молитвы, которую мы читаем весь Великий пост.
«А что такое праздное слово? — писал он, — Обещание веры, не исполненное на деле. Человек верует и исповедует Христа, но остаётся праздным, не делает того, что повелел Христос. И в другом случае бывает слово праздным — именно, когда человек исповедуется — и не исправляется, когда говорит, что кается — и снова грешит. И худой отзыв о другом есть праздное слово — потому, что пересказывают, что не было сделано, и чего не видят».
Отец Стахий, за этот час Вы открыли для меня кое-что новое, чего я не знал, и заставили задуматься о том, о чём я не задумывался. И я очень надеюсь, что наши слушатели тоже нашли наш разговор не празднословием — ну... это было бы странно — а он оказался им полезен.
Вновь вернуться к нему можно на нашем сайте radiovera.ru, а сегодня о празднословии мы беседовали с настоятелем храма Воздвижения Креста Господня в Митине священником Стахием Колотвиным. Большое Вам спасибо! До новых встреч — будем надеяться встретить Вас здесь снова.
А меня зовут Александр Ананьев. Спасибо за то, что провели этот час с нами. До новых встреч!
О.Стахий:
— До свидания!
«Воспитание детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития». Светлана Шифрина
У нас в гостях была директор фонда «Искусство быть рядом», мама особенного ребенка Светлана Шифрина.
Мы говорили о воспитании и поддержке детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития.
Ведущая: Анна Леонтьева
Анна Леонтьева:
— Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мать особенного ребенка. Фонд «Искусство быть рядом» помогает семьям детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития. Добрый вечер, Светлана.
Светлана Шифрина:
— Добрый вечер.
Анна Леонтьева:
— Светлана, вот мы часто говорим здесь, когда образовывается какой-то фонд, это, ну, прямо вот в 90 процентов, ну, нет такой статистики, но в большинстве случаев это как-то начинается с личной истории. Вот как образовался ваш фонд? Тоже началось с личной истории?
Светлана Шифрина:
— Да. Ну, это была даже не совсем моя личная история, это была личная история учредителя фонда Елизаветы Борисовны Фокиной, которая тоже мама особенного ребёнка, у неё сын с аутизмом, и которая, в общем, приняла для себя решение о том, что нужно помогать не только своему сыну, но именно объединившись с родителями, объединившись все вместе, можно делать что-то нужное, полезное для того, чтобы детям с аутизмом жилось полегче, и семьям самое главное.
Анна Леонтьева:
— В шестнадцатом году, да, как я понимаю?
Светлана Шифрина:
— Да, сам юридический фонд образовался в 2016 году, потому что это была группа родителей, которые ходили вместе в детский садик, которые там познакомились, вот у них у всех детки с аутизмом, и настаёт время, что нужно идти в школу, а, к сожалению, сегодня, ну, ещё, то есть у нас задекларировано инклюзивное образование, но, к сожалению, еще не везде оно реализуется или обеспечивает ту необходимую помощь и поддержку, в которой нуждаются именно дети с аутизмом. И для того, чтобы его можно было реализовать, родители поняли, что им нужно объединяться, иметь какой-то юридический статус для того, чтобы можно было добиваться тех условий, которые хотели родители создать для своих детей, поэтому объединились, создали фонд. И первая самая программа, для чего он, в общем-то, собственно, создавался, его цель, это были ресурсные классы в общеобразовательных школах. 18 детей в 2016 году в трех школах пошли первый раз в первый класс. Это был первый такой проект фонда, так и назывался «Первый раз в первый класс».
Анна Леонтьева:
— А что такое ресурсные классы?
Светлана Шифрина:
— Ресурсный класс — это такая модель инклюзивного образования, которая в обычной школе, где учатся самые обычные дети, создается такая ресурсная зона, в которой могут найти поддержку дети с особенностями, детям, которым нужна определенная поддержка, детям с аутизмом, очень нужно тьюторское сопровождение, очень нужны специалисты прикладного анализа поведения, потому что аутизм, он проявляется в первую очередь внешне именно поведенческими, да, какими-то особенностями, и для того, чтобы детям помогать учиться, чему-то научаться, нужны специальные специалисты. В 2016 году, ну, их, на самом деле, и сегодня еще нет в школе, и нет такого даже в списке квалификации такой специальности, как специалист прикладного анализа поведения, но они уже больше десяти лет есть в нашей стране, уже очень много людей этому обучились, сертифицировались. Это золотой стандарт помощи детям с аутизмом, и вот для того, чтобы помочь школе создать вот эти именно условия, да, вот фонд. И в этой ресурсной зоне, да, есть специальный учитель, есть сестринское сопровождение, есть супервизор, куратор прикладного анализа поведения, где ребенок адаптируется к тем новым для себя условиям. Какие-то дети проводят больше времени в этой ресурсной зоне, какие-то дети больше включаются в инклюзивное образование с обычными сверстниками. Вот здесь вот это та возможность выстроить индивидуальный маршрут под каждого ребенка в зависимости от его потребностей.
Анна Леонтьева:
— А вот эта зона, это какое-то физическое пространство, да?
Светлана Шифрина:
— Да, это обычно какой-то кабинет. В идеальном случае это ещё два кабинета, когда ещё есть сенсорная зона, потому что дети с аутизмом часто у них бывают сенсорные перегрузки, у них повышенная сенсорная чувствительность, им иногда нужно побыть одному или там попрыгать на мячике, покачаться на качели, это вообще такой идеальный вариант, либо это в самом классе, да, там может быть тоже выделено, вот, потому что они могут какую-то часть предметов или там каких-то навыков, знаний получать в этой, вот именно, поэтому нужна она физически, там есть парты. Мы начинали с того, что есть парты с перегородками, которые отгораживают детей друг от друга.
Анна Леонтьева:
— Им больше нужно личного пространства? Они более защищённые должны быть.
Светлана Шифрина:
— Потому что он работает напрямую с тьюторами один на один. Допустим, есть фронтальный урок, когда дети садятся перед доской, и учитель даёт. Но это тоже очень сложный навык, которому обучались дети постепенно. И к концу первого класса они стали уже сидеть перед доской и воспринимать инструкцию учителя. А возможность вот такого отдельного, такой зоны еще внутри зоны, она дает возможность отрабатывать индивидуальные навыки, потому что у каждого своя индивидуальная программа.
Анна Леонтьева:
— Вот если, Светлана, вернуться к вашей семье, у вас средняя дочка с диагнозом аутизм, да? Как вообще, как это всё начиналось? Обычно, когда рождается особенный ребёнок, не такой, как, как говорится, заказывали, заказывали нормотипичного, как вот такое выражение есть, а рождается ребёнок особенный, первая реакция родителей всегда, в общем-то, шок, всегда... Ну, обида, не знаю, вот самая распространённая.
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, я бы, наверное, сказала, что до того, как происходит шок или обида, сначала ты избегаешь вообще мыслей о том, что что-то не так. Ну, по крайней мере, да, вот у меня это был второй ребёнок, и видя и как бы наблюдая какие-то особенности и странности, ты думаешь: ну нет, все дети разные. Это вот почему-то там, ну...
Анна Леонтьева:
— Это не сразу, да, видно, когда ребёнок рождается?
Светлана Шифрина:
— Ну, это зависит тоже от индивидуального случая, да, у кого-то диагноз проявляется очень рано и в тяжёлой форме, и там, наверное, сложнее закрывать глаза на проблему. У нас в этом смысле был такой момент, что мы всегда были где-то по границе нормы. Ну, чуть позже пошли, чуть позже сели, чуть позже поползли, вот тут какая-то аутостимуляция, а врач сказал: «Да ничего страшного, мир познает», да, то есть вот этот вот еще не вовремя поставленный диагноз, он как бы, к сожалению, был упущен на время раннего вмешательства, ранней помощи. И здесь очень важно, наверное, я бы хотела сказать родителям, другим, что если что-то беспокоит, не нужно закрывать глаза. Лучше 10 раз сходить к другим врачам, пройти какие-то тесты, потому что чем раньше заметить вот эту особенность, сложности, поставить диагноз, тем раньше можно начать оказывать помощь. А когда уже нам в три года сказали, да, вот это аутизм, да, конечно, это шок, это, как я говорю, я проплакала три дня, потому что полезла, естественно, в интернет за информацией, что такое аутизм, как это проявляется, чем это нам грозит? И все очень разные информации происходят, и ты вообще не понимаешь. Естественно, строишь самые худшие прогнозы.
Анна Леонтьева:
— Ну да, все говорят, что отсутствие информации очень тяжелое.
Светлана Шифрина:
— Да, в этот момент тебе, конечно, очень страшно все это. Но потом немножко проходит принятие, все наши стадии горя, все это мы тоже через это проходим. Еще очень такой момент, вы знаете, вот тоже хотелось, наверное, поделиться из своего опыта, когда... то есть принятие всей семьи. То есть мама, например, уже приняла, а папа еще не готов, а бабушки, дедушки, они вообще, в общем, как бы хотят быть в стороне от всей этой истории. Это действительно психологическая травма как бы для всех, стресс, который семья проживает и потом преодолевает его. Преодолевает, да, все-таки объединяется.
Анна Леонтьева:
— Бабушки, дедушки тоже уже как-то вот срослись, да?
Светлана Шифрина:
— Ну да, в нашей семье, в общем, конечно. Вы знаете, здесь есть еще такой момент. Ребенок растет, и, наверное, как обычный самый любой другой ребёнок, да, как говорят: «Маленькие бедки, маленькие детки, а большие дети...» То же самое и особенный ребёнок. И задачи новые, и новое принятие, принятие всё время каких-то новых условий, новых сложностей, оно происходит всё время. Вот сказать, что вот нам поставили диагноз, вот мы как бы с ним и теперь вроде бы вот идём понятным нам маршрутом — нет. Что там за поворотом с очередным годом рождения или с очередным периодом взросления, никто не знает, и ты всегда готовишься, ждёшь, надеешься на лучшее, готовишься, надеваешь бронежилет и броню, да, и как бы, да, набираешься сил.
Анна Леонтьева:
— Светлана, но всё равно я не могу не сказать, что есть люди, может быть, которые нас слушают, у которых подобные проблемы, и они находятся всё ещё в состоянии такого уныния. И есть люди, которые уже что-то делают, вот вы уже директор фонда, и даже помогают другим, помогая другим, помогают и себе.
Светлана Шифрина:
— Да, и в этом смысле, знаете, сообщество аутичных детей, вот родители аутичных детей, мне кажется, на сегодня одно из самых достаточно таких прогрессивных, и, может быть, скажем так, именно диагноз аутизм, расстройство аутистического спектра, оно очень сильно даёт прогрессию с точки зрения увеличения детей с данным диагнозом за последние годы. И с каждым годом эта тенденция увеличивается, количество таких детей всё время и людей растёт всё больше и больше.
Анна Леонтьева:
— Ну я прочитала, что типа один на сто — это очень много.
Светлана Шифрина:
— 1 на 100 — это по Всемирной организации здравоохранения. Да, у нас, к сожалению, в России нет официальной статистики вот такой, сложно её у нас получить. Если брать, я не знаю, насколько это уместно приводить статистику Соединённых Штатов, просто там достаточно серьёзно к этому подходят и проводят каждый год очень такое полномасштабное исследование по количеству. Вот последние данные — это 1 из 36 детей, которые имеют диагноз аутизм.
Анна Леонтьева:
— Это ещё больше.
Светлана Шифрина:
— К сожалению, да. И все исследования говорят, что это не зависит ни от страны проживания, ни от национальности, ни от состава семьи, ни от социального статуса. И, конечно, вот родители, так как вот очень сильно увеличивается популяция, к сожалению, не всегда система, государственная система помощи, успевает за таким, тем более стремительным таким ростом. В общем, здесь, наверное, есть и объективные на это причины. Ну а родители, мы самые заинтересованные люди в этом, конечно, и всегда есть кто-то, кто берет на себя ответственность, вот эту роль, идти впереди и, во-первых, пробивать вот эту дорожку, протоптать эту дорожку помощи и показать её другим, и мы вот на своём фонде, я сама, мы всегда очень делимся, мы всегда очень открыты, мы всегда говорим, да, мне очень часто, на самом деле, вот бывает, что звонят и спрашивают, и говорят, спрашивают, а можно ли взять телефон, и вот просто поговоришь, оказываешь, что это психологическую помощь, поддержку, что это не приговор, что да, с этим можно жить, но нужно, главное, сделать правильный маршрут, дойти до правильной помощи. И здесь родители объединяются, конечно.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что у нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мама особенного ребёнка. Светлана, а вот как вы первый раз нашли соратников у врача, в детском саду? Вот как находят люди друг друга в этой ситуации?
Светлана Шифрина:
— Ну, у меня было... Да, первый раз сейчас думаю про то, что я пошла на простор интернета, в социальные сети, то есть до того, до момента постановки всего этого диагноза, я, в общем, у меня не было ни аккаунта в соцсетях, на тот момент были одни, сегодня, да, там у нас другие, я, в общем, как бы особо этим не интересовалась, а здесь, да, ты начинаешь гуглить, начинаешь смотреть, идешь в поисковик. И как раз мне очень помогли два родительских сообщества, которые на тот момент были, да, это был 2012 год, да, нам было три года, они уже тогда существовали, хотя они тоже только буквально там были несколько лет, но вот уже на тот момент родители объединялись, это были группы, в которых можно было прочитать очень много информации о методах помощи, о том, вот куда идти, какие садики, как получить диагноз, как получить инвалидность, если она нужна, а нужно ли получать инвалидность, да, про вот эти ресурсные группы, ресурсные классы. Это все оттуда, это все родительское сообщество, это, ну, если это можно упомянуть, да, это Центр проблемы аутизма и родительская общественная организация «Контакт», в которых на сегодня, да, они тоже существуют, у них есть сайты, и там просто, ну, кладезь информации вот для родителей.
Анна Леонтьева:
— Не можно, а нужно упомянуть.
Светлана Шифрина:
— Да, да, то есть там всё это есть, там есть статьи, которые рассказывают про, ну, вот разные, вот, всё, с чем может столкнуться родитель. Я лично всё-всё взяла оттуда, конечно.
Анна Леонтьева:
— Но давайте немножко всё-таки расскажем, вот вы говорите, что особенности и так далее, вот с чего начинаются особенности, как с этим вообще быть? Вот в детском саду, можно ли пойти в обычный детский сад такому ребёнку, что нужно учитывать?
Светлана Шифрина:
— Ребенку можно пойти в детский сад, я бы сказала, наверное, нужно пойти в детский сад. Но особенности расстройства аутистического спектра — это нарушение коммуникации, социализации и стереотипно повторяющиеся действия. Если иногда говорят каким-то упрощённым языком для понимания, это когда ребёнок больше замкнут в себе, меньше взаимодействует, меньше разговаривает, отвечает на какие-то вопросы, у него нет зрительного контакта с собеседником, он маму-папу не слышит. И вот это нарушение коммуникации, оно за собой ведёт, к сожалению, поведенческие проблемы. То есть когда ты не понимаешь, не всегда дети понимают обращённую речь, они не могут иногда... Ну вот мы им говорим, нам кажется, что они нас понимают, а на самом деле вот я сегодня, вспоминая свою дочку, уже потом, получив вот эту информацию, как бы всё это обработав и пройдя этот период, я потом поняла, в чём была проблема-то. Она не понимала, что я ей говорю, простые элементарные бытовые вещи, да, идёт задержка речевого развития, идёт задержка понимания, да, и плюс у неё было нарушение своей речи, да, и когда ты не понимаешь, и тебя не понимают, и ты ещё не можешь сказать, что ты хочешь, что остаётся делать? Кричать, плакать, не знаю, биться головой об стену, да всё, что угодно, потому что хоть как-то донести до самых близких мамы и папы, что там со мной что-то не так, я чего-то хочу, да, там ещё что-то. Вот, соответственно, ребенку нужна помощь в преодолении вот этого дефицита, и здесь, конечно, нужна помощь логопедов, психологов, дефектологов, это детский сад, да, это наши психолого-педагогические комиссии, в которые нужно обращаться, которые дадут заключение маршрута, если это дошкольные учреждения, мы потом идем с ним в детский садик.
Анна Леонтьева:
— Есть список садов, куда можно пойти?
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, сегодня как бы по закону мы можем пойти в любой детский сад, у нас инклюзивное образование, и по прописке нас обязаны взять. И в любую школу, родители выбирают место обучения своего ребенка. Другое дело, что школа может быть не готова, там может не хватать тьюторов, но вот это заключение психолого-педагогической комиссии, оно обязательно к исполнению образовательного учреждения. Соответственно, мы туда с ним приходим, то есть вот мы получили диагноз, прошли врачебную комиссию, пошли на психолого-педагогическую комиссию, она сказала, что ребенку нужны особые образовательные потребности в дошкольном или в школьном учреждении. И с этим заключением мы идём, соответственно, в детский садик, в школу и говорим, что ребёнку нужен психолог, с которым должны в учреждении заниматься, логопед, дополнять вот эти вот дефициты все. Если ребёнку нужно тьюторское сопровождение, оно может быть как в детском саду, не только в школе, там тоже может быть тьютор, ему нужна, например, поддержка. Если он там не поддерживает групповой формат каких-то активностей, какого-то там, ну, пока в детском саду это не совсем обучение, какое-то взаимодействие, школа, детский сад, они тоже должны выделить такого тьютора, наставника, который будет помогать ребёнку. Но самое главное, всё-таки ещё раз повторюсь, это золотой стандарт, это прикладной анализ поведения, это специалисты прикладного анализа поведения. Сегодня всё-таки, к сожалению, их можно получить либо в рамках благотворительной помощи, вот в фонды обращаясь. Я вот знаю, что фонд «Милосердие», они оплачивают даже вот эти вот курсы прикладного анализа поведения и вмешательства для ребенка, там целые протоколы, которые нужно пройти, ну, либо коммерческие услуги.
Анна Леонтьева:
— Ну вот, простите, вы приходите в ближайший к дому детский садик, да, вот с этим заключением, и говорите: «Вот, пожалуйста, возьмите моего ребёнка», но мы же понимаем с вами, да, что мы не так действуем, да, мы всё равно будем искать даже для самых, как говорится, нормотипичных детей мы перебираем миллион садиков, школ, находим какие-то свои. Вот с таким ребёнком куда пойти? Как найти этот садик, где не повредят ему, в первую очередь, его психике, где к нему будут гуманно, хорошо относиться, где выстроят так поведение детей, которые с ним будут, так выстроят их поведение, чтобы это было нормальное детское общение? Вот у нас в программе были родители «солнечных» деток, деток с синдромом Дауна, и они рассказывали, что дети вот очень любят таких «солнечных детей», потому что они как бы немножко больше дети, и с ними можно играть в дочки-матери и так далее.
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, я сейчас сижу, думаю, наверное, у меня нет прям ответа на вопрос, как найти вот этот садик, потому что, ну, да...
Анна Леонтьева:
— Как вы нашли?
Светлана Шифрина:
— Мы не ходили в садик. Мы сразу пошли в школу, наверное, здесь мне будет сложнее чем-то поделиться. Смотрите, я, наверное, думаю здесь так. Во-первых, ну вот то, что я сказала, есть у нас официальная как бы маршрутизация, да, маршрут, который можно получить той помощи от государства, которая полагается.
Анна Леонтьева:
— Она везде есть, она есть и в регионах, да, везде?
Светлана Шифрина:
— А вот я уже упоминала сегодня родительскую общественную организацию «Контакт». У них есть такая родительская приёмная, в которой можно онлайн записаться, это совершенно бесплатно. Там, правда, достаточно большая... Ну, иногда бывает очередь, там нужно подождать, может быть, там пару недель или месяц, вот. Но они помогают, консультируют родителей по всей стране вот именно с поиском или с получением тех условий, которые нужны ребенку. Как разговаривать с образовательной организацией, как получить тьютора, какое заявление нужно написать. Вот они здесь помогают. Я, со своей стороны, из нашего опыта поддержки ресурсных классов и взаимодействия со школой. Ну, у меня как бы рецепт такой. Нужно быть в диалоге. Мы общаемся со школами, мы общаемся с администрацией, мы общаемся с учителями, мы доносим, что нужно нашим детям. И мы всегда в позиции еще помощников. То есть я никогда не встаю в позицию, что вот мне теперь должны. Ну, это вот у меня как-то так, да. То есть я считаю, что это действительно должна быть совместная как бы история. И мы всегда спрашиваем школу: что мы можем сделать, чем помочь, да. Вот вы говорите, что там как к детям относятся. Вот мы, когда создали ресурсный класс, и дети пошли в школу, мы каждый год проводили в школе уроки доброты, толерантности. Мы готовили специальные мероприятия.
Анна Леонтьева:
— Ваш фонд, да, проводил, как родители?
Светлана Шифрина:
— Фонд, но мы же родители, для этого не обязательно быть фондом. То есть даже если ваш ребенок пошел, его взяла школа, вы наладили контакт с администрацией, есть учитель школы, да, эти все есть сейчас, уроки в доступе, их можно все найти, какие-то плакаты, презентации, это, в общем, не такая проблема. Можно поговорить с учителем, чтобы, может быть, он сам расскажет детям, что такое аутизм, почему этот ребенок в нашем классе, как с ним лучше взаимодействовать. Я сама лично, да, вот у нас были родительские собрания, вот первый класс, первое родительское собрание, и я попросила учителя, дайте мне даже не как, вот я тогда не была директором фонда, я была родителем, говорю, дайте, пожалуйста, мне пять минут, я немножко расскажу родителям, что не надо нас бояться, что это не заразное, что мы здесь не для того, чтобы ущемить чьи-то права детей. То есть это вопрос налаживания отношений, это работа со всем сообществом, которое сталкивается, куда попал вот такой особенный ребенок. И мы начинаем создавать среду, которая будет к нему максимально открыта, которая его примет. И здесь приходится родителям тоже прикладывать определенные усилия.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева, а у нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мать особенного ребёнка. Мы вернёмся к вам через минуту, не переключайтесь.
Анна Леонтьева:
— Сегодня у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда искусства «Быть рядом», мама особенного ребёнка, у микрофона Анна Леонтьева. Вот мы в первой части программы, очень важные вы сказали вещи, что родители, мне кажется, они очень важны, что родители не просто требуют от организации, от государства, от школы, чтобы им шли навстречу, но они тоже включаются и хотят тоже как-то помогать этому процессу, и безусловно, без этого никак. Светлана, скажите, вот какая... Ну, во-первых, ребёнок, когда идёт в школу аутичную, я так понимаю, что первое, что нужно преодолеть, это его тревогу перед школой, потому что вы сказали, что это очень чувствительный ребёнок, гораздо более чувствительный, который в то же время не может все свои мысли сразу донести. Вот как это происходит сначала? Что нужно иметь в виду родителям?
Светлана Шифрина:
— Ну, это опять вот мы возвращаемся к вопросу про среду, про подготовку. Как подготовить ребёнка, ну и даже не только к школе, а в принципе к коллективу какому-то детскому? Мы приходили, мы договаривались, ну так как у нас была, конечно, ресурсная зона, но опять-таки, например, наши дети, они включались и в обычный класс, ну и включаются сегодня, могут его посещать. То есть мы договаривались с учителем о том, что мы придём до 1 сентября заранее, пройдём по школе, посмотрим класс. В идеале, если нам скажут, где будет сидеть ребёнок, потому что мы тоже проговорили, есть особенности восприятия информации, как звуковой, зрительной информации. Может быть, ему нужно сидеть именно перед учителем, чтобы учитель всегда мог обращаться к нему, и ребёнок его слышал, а не, естественно, там где-то на последней парте. У нас тьюторское сопровождение, есть тьютор, значит, нужно сесть так, чтобы тютер тоже где-то был рядом, при этом не мешал учебному процессу другим детям. Посидели за партой, познакомились заранее учителем в спокойной тихой обстановке, когда в школе еще нет вот этого гула, шума. Дальнейшее. 1 сентября. То есть социальная история. Что такое социальная история? Это такой метод, который помогает детям. Он на самом деле применим ко всему. К школе, к посещению музея, парка, любого мероприятия, театра. То есть это когда родитель готовит для ребенка такую историю, делает фотографии, например, школы, фотографию класса, садится, и несколько дней заранее. Но здесь, смотрите, здесь такой момент. Кому-то нужно несколько дней, кому-то достаточно только накануне. Это тоже всегда очень индивидуальный процесс. Вот. И ребенку мы рассказываем. Мы с тобой пойдем вот туда. Вот у нас здесь 1 сентября. Вот ты принесешь там, не знаю, цветы в школу учителю, которые ты подаришь учительнице. У тебя будет столько-то уроков. То есть очень важно понимание вообще, я туда на всю жизнь теперь пришёл или меня отсюда заберут через какое-то время, чтобы донести до ребёнка вот это понимание. Конечно, так, как и обычные дети, у которых, мы все знаем, 1 сентября начинается особенно первый класс сокращённых временных уроков, сокращённых количество уроков, то же самое относится и к аутичному. Даже больше. И в том числе здесь нет универсального решения. Кто-то сразу будет выдерживать 4 урока, а кого-то нужно будет привести на один урок, а кого-то на 10 минут от первого урока. И это будет уже для него его задача, цель, которую он выполнит, а потом придет на 15 минут. А потом, да, если вот есть ресурсная зона, как у нас, да, вот он посидит 10 минут в обычном классе, а потом идет в ресурсную зону. Родители его заберут там через час, а потом через два. И вот этот вот процесс вот этого индивидуального маршрута, индивидуального включения, он такой вот постепенный, как бы достигается, да, тех целей, которые ставятся под конкретно в это ребёнка.
Анна Леонтьева:
— Скажите, Светлана, а вот какие ещё виды деятельности, творчества, занятий, развивающих вы применяете с особенными детишками аутичными? Чем они могут заниматься? Какая динамика во время этих занятий? Мне кажется, это важно услышать родителям, чтобы была какая-то перспектива.
Светлана Шифрина:
— Только вчера как раз слушала доклад, точнее, не доклад, а дискуссию специалистов как раз про дополнительное образование. Он проходил в рамках Всемирной Всероссийской недели информирования о проблеме об аутизме Федерального ресурсного центра, и там говорили про специалистов. Поэтому сейчас даже не своими словами буду говорить. Ссылаясь на очень авторитетных людей, и там как раз тоже задавался этот вопрос. А, во-первых, дополнительное образование, вот вы сейчас говорите, творческое, но это же, в принципе, дополнительное образование. Вопрос, нужно ли, нужно ли всем? Конечно, в первую очередь ставятся цели какие-то академические, обязательные образования нашего общего образования. Дополнительное образование, давайте так, вот даже обычный ребенок, который без аутизма, не все же ходят на кружки. Кто-то ходит, кто-то занимается спортом, а кто-то вообще никуда не ходит, вот ему достаточно этого, или родители считают, что ему это не нужно. Но, в принципе, аутичный ребенок — это примерно так же. То есть здесь вопрос, как правильно говорят: зачем? Зачем мы туда пойдем? Мы туда можем пойти за дополнительной социализацией, потому что школа, к сожалению, не всегда решает вот эту самую проблему социальной адаптации ребенка, социального опыта, потому что хорошо, ребенок пошел в школу, он адаптировался, он учится, на уроке он учится, он смотрит на доску, взаимодействует с учителем, он не общается. Короткая перемена, успели перебежать из одного класса в другой, покушали. То есть нет вот этого социального контакта того, который нужен был бы. Его и обычным детям не хватает вот этой школьной, почему они все хотят потом погулять, поиграть, задержаться, да, там еще что-то. И, конечно, в этом смысле дополнительное образование, посещение каких-то кружков, творческих студий, оно дает возможность восполнить вот этот дефицит. И здесь, наверное, подойдет любое... Ну, во-первых, я бы исходила, в первую очередь, из интересов ребенка. Ну, если, например, ему нравится рисовать, наверное, можно подумать в эту сторону, да, или там, если ему нравится музыка, или, наоборот, ему плохо от музыки. Если у него сенсорный перегруз, если он не выдерживает там громко... Такое тоже бывает. Зачем его водить на музыку, да, конечно, ему нужно там, например, более тихое, да, какое-то... Может быть, ему не нужна большая группа. Да, хочется, чтобы он социализировался и дружил со всеми. Может быть, он будет ходить в маленькую группу, где будет 3-4 ребёнка, но они станут настоящими друзьями и будут друг друга поддерживать. И для него это будет его круг общения, его связи, которые будут его поддерживать, помогать. И мама, например, или папа с другими такими же родителями. Вот они тут подружатся, у них там будет какая-то коммуникация и взаимодействие.
Анна Леонтьева:
— А я знаете, о чём хотела, на самом деле, выяснить? Какие-то истории. Я зацепила у вас на сайте мальчик, который любил музыку, и вот через музыку пошло такое развитие своего младшего сына, который был гиперактивный, и он вообще не мог сидеть. То есть мы первые три класса, мы вообще не могли сидеть, нас все ругали постоянно. И потом появилась учительница музыки, и вот поскольку у него оказались способности, то она усадила его наконец. Вот. А у вас есть какие-то примеры, истории, когда особенные детки, детки с аутизмом, вот именно их зацепляли за какую-то творческую способность? Или это я фантазирую?
Светлана Шифрина:
— Нет, почему? Ну, вы знаете, у нас самое, наверное, как раз такое посещаемое занятие — это как раз музыкальное занятие. Ну, я думаю, что еще очень многое зависит. Хотя нет, знаете, вот как сказать, посещаемость с точки зрения наполняемости группы. А вообще, конечно, самые востребованные — это коммуникативные группы, да, это вот как раз про социализацию, где ребята учатся просто общаться друг с другом.
Анна Леонтьева:
— Общаться на какие-то темы, да?
Светлана Шифрина:
— По-разному, да. На темы или просто общаться, потому что, опять-таки, аутизм — это же нарушение коммуникации, и то, чему обычные дети их в этом не учат, они набираются этого социального опыта просто по жизни, общаясь с мамой, с папой, получив такую реакцию, сякую реакцию, они там что-то себе какие-то паттерны поведения вырабатывают, а ребёнка с аутизмом это нужно учить прицельно. Поэтому музыка у нас, скажем так, у нас не музыкальная школа, мы не ставим перед собой каких-то высот или вот именно задач с точки зрения овладевания мастерством, музыкой, вокалом или игрой на каких-то инструментах. Вот, но для нас, например, вот три года у нас существует наш ресурсный центр «Добрый», и там у нас есть ансамбль «Добрый», и в этом году наши ребята первый раз вышли на сцену. И у нас там...
Анна Леонтьева:
— Это потрясающее достижение.
Светлана Шифрина:
— Мы считаем, что да, у них было два небольших номера, они пели, один был вокальный и второй инструментальный оркестр. Мы специально создали дополнительно, мы начинали только с ансамбля, а потом создали еще оркестр, потому что мы поняли, у нас есть ребята, которые не могут, вот они не могут петь, они невербально или маловерно практически не разговаривают. Но им нравится музыка, и мы стали искать для них возможность включения, чтобы они были вместе с нами, они там играют на инструментах, поддерживают немножко ритм. Может быть, с точки зрения...
Анна Леонтьева:
— Академической музыки.
Светлана Шифрина:
— Какой-то, да. Это совсем не про тот, да, вот он тут что-то стучит палочкой, но они вышли, каждый стоял на своем месте, никто не убежал со сцены, никто не упал, извините, в истерике, не закатился, не закричал, не завокализировал. То есть на самом деле мы просто восхищены нашими ребятами, потому что мы считаем, что вот зная, какие они пришли к нам три года назад, и то, что они сегодня стоят на сцене, там поют, играют, поклонились и ушли, ну для нас это большой успех, и я считаю, для них это в первую очередь большой успех.
Анна Леонтьева:
— Огромный успех. Я видела вообще в ваших роликах, которые Вы мне прислали, про фонд, как каждое действие, вот как вы про школу рассказывали, каждое действие нужно сначала отрепетировать. Вот как даже в общественном транспорте, как им пользоваться. Это как бы длительная такая подготовка, да?
Светлана Шифрина:
— Ну, может, не длительная.
Анна Леонтьева:
— Сначала вы сажаете их на кресла в помещении.
Светлана Шифрина:
— Давайте расскажу. Это наш проект, он называется «Путь к взрослению». Это как раз про взросление. Опять-таки, аутичный ребенок, которому, да, которого нужно научить пользоваться элементарными такими социальными навыками, без которых мы просто не можем быть самостоятельными и жить в этом мире, да, пользоваться общественным транспортом, ходить в магазин, да, вот у нас... Мы даже были победителями в таком конкурсе «Объективная благотворительность» фотографии, которая называется «Просто купил колбасы». Потому что, да, действительно, фотографии ребенка в магазине, держат кусок колбасы, сканируют, расплачиваются, заберут, как бы уходят с ним. Но сколько лет труда стоит за тем, чтобы вот ребенок смог вот туда прийти, по списку найти в магазине нужную полку, найти вот эту самую колбасу, не такую, а вот такую, которую нужно, да, подойти, найти кассу, достать карту, заплатить, положить это в пакет и выйти из магазина, да, ну это вот, а там внутри еще очень много-много-много маленьких, может быть, действий цепочек, которые были прописаны, которые вы обучали, которые там определенным образом ребенка, чтобы, не сбился где-то, не стал платить, не взяв колбасы, да, вот, то есть это же тоже нужно вот это вот все-все-все выдерживать. И мы вот этому, ребят, учим, да. И вот, как вы сказали, вот транспорт, да, это целая технология, на самом деле, которую мы разработали, которая есть у нас на сайте. Если это вот специалисты педагогии, кто-то слышит, на самом деле родители могут этим воспользоваться. Если родитель, скажем так, пытливый и готов, и у него есть ресурс самостоятельно обучать своего ребенка, у нас это всё есть, там есть эти методические пособия, ролики можно посмотреть, взять эти чек-листы.
Анна Леонтьева:
— И самостоятельно, да, это всё?
Светлана Шифрина:
— Да, мы специально для этого и делали, да, для того, чтобы дать инструменты родителям, помощи своему ребёнку. Вот как с ним, например, проиграть? Сначала рассказать про транспорт, потом проиграть с ним, вот поставить стулья, вешалку, да, вот тут мы держимся, тут мы прикладываем карту, вот так мы едем, так мы выходим, потом там начать уже это делать на практике.
Анна Леонтьева:
— Это потрясающе, конечно, какая большая работа стоит за этим всем, но такой вопрос, а есть ли у вас случаи, когда вот ребенок с такой особенностью становился полностью самостоятельным?
Светлана Шифрина:
— Ну, мы работаем пока еще с детьми.
Анна Леонтьева:
— Вы не доросли?
Светлана Шифрина:
— Да-да, у нас до, как бы, возраст до 18 лет пока, вот, и вот даже вот про этот общественный транспорт, да, мы не ставили себе целью, сейчас задачу, потому что понимаем, хотя у нас есть дети, которые ездят самостоятельно и приезжают в наш центр самостоятельно. То есть есть, абсолютно. Ну, я знаю, не из наших подопечных, естественно, много примеров, когда люди становятся самостоятельными, им, да, либо им нужна минимальная поддержка. Конечно, есть такие случаи.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда искусства «Быть рядом», мама особенного ребенка. Вот насчет самостоятельности. Вы рассказывали историю в нашей беседе, как мальчик совсем не владел искусством, как это, обращения с деньгами.
Светлана Шифрина:
— Финансовой грамотностью.
Анна Леонтьева:
— Да, и что произошло?
Светлана Шифрина:
— Мне рассказали тоже эту историю, что взрослый аутичный человек, который поступил, как бы устроился на работу, стал работать, жил отдельно, стал жить отдельно, получил первую зарплату и потратил её в два дня.
Анна Леонтьева:
— На вкусненькое, да?
Светлана Шифрина:
— Да, на то, что ему нравилось, на то, что хорошо, потому что вот этот вот момент, да, он отделился от родителей, он как бы переехал, но вот это умение планирования, да, на самом деле планирование своей жизни, вот это и для обычных-то людей, для многих, это целая проблема, да, и иногда...
Анна Леонтьева:
— Лет до 40, да.
Светлана Шифрина:
— А долго учишься и набиваешь шишки, да, то есть, естественно, ну а как бы люди с особенностями, да, у них есть свои какие-то дефициты. А вот, вы знаете, можно я вернусь к транспорту, вот расскажу вам тоже просто пример вот, ну, что называется, успеха, да, что хочется поделиться с аудиторией. Вот мы, у нас, да, была группа, мы обучали ребят пользоваться общественным транспортом. И одна мама с ребенком говорит: вы знаете, можно мне как-то посмотреть и вот как раз научиться со своим ребенком ездить в метро, потому что когда вот он был помладше, мы были то ли в метро, то ли в автобусе, сейчас уже даже это не суть, и у него там случилась какая-то истерика, в общем, всё было очень плохо, и мама получила такой травмирующий опыт вот этой поездки, что они перестали пользоваться общественным транспортом. Ну хорошо, вот у неё там была машина, да, либо они перестали вообще куда-то...
Анна Леонтьева:
— То есть она решила, что это ему противопоказано?
Светлана Шифрина:
— Нет, она боялась повторения, да, у мамы тяжело, у неё нет сил прожить вот эту ситуацию, которая может случиться, да, с ребёнком. И вот в нашем проекте мы как бы с ребёнком стали ездить, мы его научили, потом мы подключили маму, они проехали сами, и они стали пользоваться общественным транспортом. И она говорит: вы знаете, для нас он не стал самостоятельным пока, он ещё, ну, пока и по возрасту там, но для них совершенно другие возможности открылись.
Анна Леонтьева:
— Это же другая жизнь.
Светлана Шифрина:
— Да, потому что мы живем в Москве, у нас в Москве без общественного транспорта очень сложно, потому что есть места, куда ты просто по-другому не доберешься, ну такси далеко не все себе могут позволить. И для них, конечно, совершенно другие возможности стали. И вот тоже результат. Да, он, может быть, не стал абсолютно самостоятельным, но маме стало с ним справляться легче.
Анна Леонтьева:
— Потрясающий результат, да. Я знаю, что вы также учите детей таким, в общем-то, простым, но тоже непростым для учительных детей вещам, как готовить, считать денежку, да, финансирование, как это, финансовые навыки. У вас есть клуб кибернетики, как вы сказали, зло превращаете в добро. Вот скажите, может быть, пару слов. Как зло, о котором мы постоянно говорим, что гаджеты — это плохо, что все сидят в гаджетах, что они высасывают из ребёнка жизнь. А тут, оказывается, у них есть какая-то положительная роль, потому что многие дети не могут донести свои мысли, и многие говорить-то толком не могут.
Светлана Шифрина:
— Да, у нас это наш проект коммуникативный клуб кибернетики. Идея его родилась из того, что вот как вот я сказала, да, что надо из зла сделать добро, да, то есть сегодня, конечно, такой неотъемлемый атрибут нашей жизни — это телефон, какой-то смартфон, планшет, у всех по-разному, и все возможные коммуникативные мессенджеры, которые мы пользуемся, всякие WhatsApp, Telegram, которые позволяют нам обмениваться информацией. И мы подумали, раз у ребят есть нарушение коммуникации, обмена информацией, так почему бы нам не попробовать использовать современные технологии для того, чтобы они могли между собой взаимодействовать. И мы создали вот такой клуб, наши педагоги разработали целую программу обучения, как ребятам пользоваться, здесь тоже зависит от ребят, от уровня их навыков, от их возможностей взаимодействия, ну, как бы работы в самом в цифровом формате, но у нас тоже из опыта девочка, она не разговаривает, она абсолютно невербальная, она не может говорить, мы учили её, она применяет язык жестов, но её научили пользоваться через WhatsApp, то есть если ей написать вопрос «где ты?», она сфотографирует место и отправит фотографию родителю. Это же вопрос безопасности. Ну вот так, не дай Бог, что-то, где-то что-то случилось, да? Или у нас ребята там, они кто-то... Вот он не хочет, да? Вот ты ему говоришь, он очень мало тебе отвечает. А вдруг на коммуникативном клубе задают вопрос, и он первый начинает тут же печатать, отвечать на вопрос. Потому что ему так легче. Для него такой способ коммуникации удобнее и более доступен. И вот на этом клубе, ребята, они уже вышли за рамки. Тоже для нас такой очень хороший результат, что они вышли за рамки этого времени, когда они приходят на занятия, они уже в этом чате могут написать там: «Аркадия, ты где?» «Ой, а я вот здесь», или там кто-то поделился чем-то. И это уже, да, это как раз опять-таки про коммуникацию, про дружбу, про общение, про социализацию, про то, что ты не один, да.
Анна Леонтьева:
— Светлана, мы всю программу говорим о том, что какая большая работа стоит вот за тем, чтобы дети развивались, получали необходимые навыки. Вот вы как родитель, что бы вы сказали, как сделать так, чтобы к 18 годам родитель просто уже не пришел к такому выгоранию или, может быть, даже раньше?
Светлана Шифрина:
— Ну, вы знаете, по поводу того, как сделать, конечно, обратиться в наш фонд. Ну, здесь, знаете, ну, к сожалению, мы тоже не сможем объять необъятное. Мы начинали нашу передачу с того количества людей с аутизмом, да, аутичных детей, которые сегодня... Я бы, наверное, сказала, найти обязательно, во-первых, вот то самое поддерживающее ресурсное место, в котором будет комфортно вашему ребенку и родителю. А сегодня, ну, мне кажется, всё-таки они появляются, и вот опять-таки, например, наш фонд, мы недавно вступили в ассоциацию «Аутизм-Регионы», в которой порядка 86, по-моему, сейчас уже организаций по всей стране, то есть, ну, практически во всех крупных городах, и там и не очень крупных городах, есть родительские организации, некоммерческие, которые оказывают вот эту самую поддержку, она не всегда может быть там какой-то прямой, там адресной или там про какие-то финансовые ресурсы, ну уж по крайней мере информационные однозначно, да, и про вот это вот про сообщество или про помощь, про инструменты, которые можно получить, взять, про консультацию. Этого действительно очень много сегодня у нас по всей стране, далеко не только в Москве. Вот мне кажется, нужно найти вот эту точку.
Анна Леонтьева:
— Просто найти помощь.
Светлана Шифрина:
— Да, на самом деле элементарно. Если зайти в ассоциацию «Аутизм-Регионы» и там будет весь список, и можно посмотреть, где вы, если находитесь в каком-то регионе, и зайти на уже информационные ресурсы этой организации, связаться с ними, спросить, да, вот там, мне нужна вот такая-то помощь, да, нужно... Вы знаете, вот это вот я сейчас сказала, вот мне нужна такая помощь, вот это вот попросить помощи, это же тоже определенный шаг.
Анна Леонтьева:
— Да, совершенно верно.
Светлана Шифрина:
— Или, да, самому себе признать, что мне нужна помощь, но это не значит, что я слабый, тут вот неумеха, не справляюсь, и все так плохо, нет.
Анна Леонтьева:
— Вот это очень важная вещь, вы говорите. Да. Не геройствовать.
Светлана Шифрина:
— Не надо, да, потому что это действительно сложно, это действительно, вот как мы тоже, я часто говорю, аутизм — это не спринт, это марафон на всю жизнь, аутизм не лечится, это диагноз, который, ну, как бы остается с человеком на всю жизнь, да, мы можем максимально адаптировать, максимально сделать самостоятельным, чтобы человек подошел ко взрослому возрасту, сняв нагрузку, да, там, с стареющих родителей, да, как бы снять вот эту обеспокоенность родителя, а что будет с моим ребенком, когда не будет меня, да, мы все про это думаем, родители. И вот это вот, вот это сказать, да, мне вот нужна такая-то помощь, да, как бы поискать ее, попросить, это абсолютно нормально, здесь в общем. Но это тоже, это шаг, это тоже, наверное, может быть, через то, что проходит...
Анна Леонтьева:
— Ну, какое-то усилие, да, какое-то желание. Каждый родитель, да. Как говорят, волеизъявление.
Светлана Шифрина:
— Да, и вот, опять-таки, наши специалисты, они тоже все так говорят, да, сначала маска на себя, потом маска помощи ребенку, да, вот это бы... Конечно, нельзя загоняться. Я очень желаю этого родителям. Вот этот ресурс, сохранять баланс, конечно, не забыть про ребёнка, не сказать уже всё, расти, как трава, но и не загнать самого себя, ставить правильно цели. Потому что, ну вот знаете, тоже хочется поделиться таким личным каким-то откровением, наверное, своим. Вот когда я вам начинала говорить, что у меня ребёнок, да, она такая пограничная вроде бы как бы была маленькой, да, и там не сразу нам поставили диагноз, и вот им всегда были очень хорошие перспективы. Вот вам надо сделать ещё вот это, и вот это, и вот это. И всё будет... И вот вы всё нагоните. И я всё время вот бежала впереди этого паровоза или толкала это бесчисленное количество вот этих вот вагонов, да, вот потому что цель, цель пойти в школу, цель, извините, избежать умственной отсталости, да, не понизить программу, это отдельная боль родителя, да, здесь же ещё вот эти вот этапы принятия, которые проходят родители, это можно отдельно ещё сейчас про это сказать, вот. И сегодня я понимаю, что я подошла к какому-то моменту, когда я понимаю, что ну вот те цели, которые я ставила для своего ребёнка тогда, они были для него недостижимы. Они были целями, ну, скажем так, нашего какого-то среза линии общества, да, или то, к чему вот, как вот то, что вы сказали, каких мы детей там ждём, да, или там мечтаем, когда их только планируем, вот, и там далеко не всегда они вписываются в наши реальности. И вот эту вот свою амбицию родительскую чуть-чуть опустить, когда мы реализовываемся за счёт детей, вот этот момент тоже присутствует. И когда мы вот это понимаем, что, если мы ребёнку поставили правильные цели, мы не будем тогда лишних усилий, лишних ресурсов тратить, это очень важно. И здесь очень в помощь, конечно, специалисты-педагоги, которые могут помочь и рассказать. И ещё, мне кажется, очень важно, но, к сожалению, наверное, сегодня в наших реалиях всё-таки родителю быть включённым, получать информацию, анализировать информацию не всегда сказали, вам поможет вот это, как голубетерапия, дельфины, еще что-то это, и вот мы сейчас все последние деньги, все последние ресурсы, нам надо туда... посмотреть, почитайте, что действительно, какие доказанные.
Анна Леонтьева:
— Все по-разному индивидуально, я так понимаю.
Светлана Шифрина:
— Есть научно доказанные методы, которые работают, а есть тот, что будет приятно, будет хорошо, вреда не будет, но оно не вылечит аутизм. Вот, и поддерживающие ресурсы для родителей, психологическая помощь, психологическая поддержка, группы, опять-таки, да, вот если нет помощи психолога, нет специализированных, в тех же НКО, почему-то я начала, да, с этого, родительские организации, вот эта вот группа самопомощи, да, общение, когда ты не один в поле воин, оно всегда даёт силы.
Анна Леонтьева:
— А я вообще, Светлана, заметила, что особенные дети, с каким бы диагнозом они ни рождались, если родители, если они проявляют волю к победе, волю к тому, чтобы вступить в какое-то сообщество, развиваться, трудиться, они очень объединяют людей. То есть невозможно с таким ребёнком быть в одиночестве, в замкнутом каком-то пространстве. Лучше идти, искать единомышленников, фонды и уже дружить с ними всю жизнь, потому что, да, правильно?
Светлана Шифрина:
— Ну, одному быть очень сложно, конечно, это же можно и выгореть, это уже у тебя не будет сил, ресурсов, и можно какие-то, может быть, не самые правильные решения принимать, когда все истощены, когда нет.
Анна Леонтьева:
— Но, к сожалению, наш интереснейший разговор подходит к концу, очень полезный для многих родителей, не только аутичных детей, а просто родителей, у которых что-то пошло по-особенному, да, у детей. И хотела спросить, Светлана, вот напоследок, что бы вы сказали родителям особенных детей, чтобы не впадать в уныние, не отчаиваться? Ну, наверное, это в самом начале происходит, но всё равно.
Светлана Шифрина:
— Ну, мой опыт — это опыт особенного родительства, именно связанного с аутизмом, да, и здесь я могу сказать, что точно, чтобы ни было, аутизм — это не приговор, да, это сложно, это требует определенных усилий, но, вы знаете, вот я сейчас ещё о чём подумала, что даже когда ты видишь маленький миллиметровый результат у своего ребёнка, он тебе дает такой заряд силы и энергии, и веры, ты видишь маленький, миллиметровый, результат у своего ребёнка, он тебе даёт такой заряд силы, энергии и веры. И радости, да. И веры в то, что всё, может быть, будет не так, как мы загадывали, но точно что-то получится хорошее, если не опускать руки, если двигаться в этом направлении, и это помогает. Это такой вот замкнутый круг, ты прикладываешь усилия, видишь вот эту какую-то искорку надежды и продолжаешь двигаться вперед.
Анна Леонтьева:
— Спасибо огромное. Я тоже напоследок скажу, что родители, у которых что-то пошло не так, вот были родители там и с онкологическими, детишками с онкологическими заболеваниями, но это люди, которые настолько научаются радоваться, настолько научаются благодарить, спасибо вам большое за этот очень поддерживающий, очень полезный разговор. Напомню, что сегодня у микрофона Анны Леонтьева, у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда «Искусство быть рядом», мать-ребёнка с диагнозом «аутизм». Спасибо вам, Светлана.
— Спасибо, что пригласили.
Анна Леонтьева:
Светлана Шифрина:
— Спасибо. Всего доброго.
Все выпуски программы Светлый вечер
«Страдания и вера»
В этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Кира Лаврентьева, Анна Леонтьева, Алла Митрофанова, а также наш гость — протоиерей Александр Дьяченко — поделились своими личными историями о том, как испытания приблизили к Богу, или как вера помогла преодолеть непростые жизненные ситуации.
Лёгкий крест. Наталья Разувакина
Наша вера радостна. И очень часто — парадоксально радостна! Когда на сторонний материалистический взгляд и радоваться-то нечему, но на душе — светло.
Помню, как впервые оказалась на богослужении в храме Сорока Севастийских Мучеников в Переславле-Залесском. Прихожане запели вместе с хором Символ Веры, а поверх всех голосов вдруг мощно зазвучал сильный и резкий... нет, не вопль, скорее — бессловесный приветственный клич, напоминающий счастливое восклицание годовалого младенца при встрече с любимыми родителями. Прихожане продолжали петь, оглянулась лишь я — новенькая: чей это голос у меня за спиной?
Оказалось — это крупная женщина, в очках и в косыночке, очень непосредственная. Явно за сорок, но по сути она — тот самый младенец. Вечный младенец. Вот и мама с папой рядом, по обе стороны. Им уж за семьдесят. Мать заботливо поправляет на дочери одежду, отец широко крестит своё дитя. Лица у всех троих сияют.
Я хожу в этот храм уже несколько лет, и каждое воскресенье вижу эту семью, неизменно радостную и даже счастливую. Особенно меня восхищают супруги, которые когда-то, много лет назад услышали приговор врачей: ваша дочь никогда не пойдёт в школу, не сможет работать, не выйдет замуж... «Вот крест!» — скажет кто-то сочувственно... А они — улыбчивы, спокойны, очень дружны между собою и наполнены каким-то ровным и сильным светом, не заметить который невозможно.
Я не знаю, насколько долог и труден был их путь к Богу. Я могу лишь наблюдать их сегодня и размышлять, как часто сама закрываю от себя радость богообщения мелкими, стыдными тревогами о будущем. Молитвой прогоняю от себя страх перед гипотетическими бедами — как бы чего не случилось, и особенно бывает страшно за детей. Но ведь это — самое настоящее маловерие!
Как бы чего не случилось... А вот у этой пары — случилось. Такое, что, казалось бы, не дай Бог! Но вот им Бог дал, и они приняли. И сейчас не просто бесстрашны, но радостны.
«Возьми крест свой и следуй за мной» — помните? В этой фразе Христа всё главное, каждое слово. И крест — страдания, тяжесть бытия, нужно именно взять, без ропота. Он твой, конкретно тебе по мерке. Господь чужого креста не даст. А этот крест — во спасение. Для чего ж ещё Отец наш Небесный попускает страдание? И следовать надо за Ним, за Господом, Его дорогой, то есть, жить по заповедям. Всё же дано! И именно следовать, не искать каких-то обходных путей, надеясь на собственную логику.
Всё очень просто, если с Богом. «Бремя моё легко», — сказал Господь наш, Который Сам — и Жизнь, и Любовь. Да разве ж может быть тяжким бремя истинной любви?
И снова воскресная служба, где громче всех поёт «Верую» и «Отче наш» большая странная женщина с сияющей улыбкой. Поёт без слов и мимо нот, как умеет. Она с нами, и мы с нею, и Христос посреди нас.
Автор: Наталья Разувакина
Все выпуски программы Частное мнение