Поделиться
У нас в студии был клирик храма святителя Николая в Тушине священник Стахий Колотвин.
Мы говорили о смыслах богослужения в ближайшее воскресение, в которое вспоминается беседа Христа с самарянкой у колодца, о перенесении мощей благоверных князей Бориса и Глеба, о памяти святых преподобного Феодосия, игумена Киево-Печерского и Иова Многострадального, а также о явлении на небе Креста Госпадня в Иерусалиме в 351 году.
Ведущая: Марина Борисова
М. Борисова
— Добрый вечер, дорогие друзья, в эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья предстоящей недели. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик храма святителя Николая в Тушине, священник Стахий Колотвин и с его помощью мы постараемся разобраться в том, что ждет нас в церкви завтра, в пятое воскресенье после Пасхи и на наступающей седмице. Пятое воскресенье после Пасхи называется по-славянски Неделя о самаряныне, а в переводе на обиходный русский язык — это воскресенье, посвященное встрече Христа с Самарянкой. Но, как всегда, мы начинаем разбираться в смысле завтрашнего богослужения с отрывка из Деяний святых апостолов, 28-я глава, стихи с 19-го по 26-й и с 29-го по 30-й. Собственно говоря, это рассказ о том, как в первые годы существования христианской общины в Иерусалиме шел спор о том, кому и как проповедовать Благую весть, и первое время большинство христиан придерживалось точки зрения, что лучше все-таки говорить о Христе, о Миссии правоверным иудеям, которые, в общем, немножко в курсе темы этой, а с течением времени так получилось, что в славный город Антиохию попали христиане с Крита, из диаспоры, и начались постепенно разговоры о Христе с нехристианской аудиторией. И когда оказалось, что этот разговор очень успешен в Антиохии, апостолы отправили туда одного из своей братии — апостола Варнаву, который, проповедуя в Антиохии, почувствовал, что ему еще необходима поддержка, и тогда туда же направили апостола Павла. И вот эта проповедь в Антиохии двух апостолов имела такой успех, что даже члены общины в Антиохии первыми стали себя именовать христианами — вот, собственно, содержание этого отрывка из Деяния святых апостолов, который будет завтра читаться за Божественной литургией. Но, собственно говоря, почему для нас так важно это умонастроение первых христиан, которые не могли определиться, кому проповедовать? Сейчас, по-моему, такой проблемы нет, и вообще это достаточно, на первый взгляд, неактуальная тема для христиан XXI века.
о. Стахий
— На самом деле, как ни парадоксально, очень актуальна. Буквально на днях был на одном из наших православных телеканалов на эфире, и пришел вопрос про поминовение, про молитву, пришел вопрос, который предварялся словами «Христос Воскресе!», но при этом человек говорит: «я — по рождению мусульманин», то есть человек уже чувствует, что Христос воскрес, ему интересно, как помолиться. Судя по всему, действительно, кто-то у него, может, родители принадлежат к таким народам, которые традиционно большинство мусульман, может, татары, башкиры или с Северного Кавказа какие-то народы нашей необъятной родины, но у человека самого некоторый такой ограничитель стоит. Более того, и в обратную сторону точно так же, мы вот смотрим: ну ладно, мы православные, мы проповедники, мы обращаемся к нашему русскому населению, которое вот вроде такое по умолчанию православное, пусть кто-то невоцерковленный, кто-то совсем неверующий человек, кто-то некрещеный, но вот к ним, ну и заодно к другим там нашим малым народностям, тоже уже традиционно православным, а в чём-то и даже более среднего воцерковлённым, например, наши поволжские: мордва, чуваши — такие куда более религиозные люди, чем среднестатистический русский человек. Но нет, вот это Слово, которое есть в Священном Писании, оно актуально всегда. Не в жизни каждого человека, иногда ты открываешь место из Священного Писания, и к себе лично это не можешь применить в этот момент своей жизни, а потом пройдёт там год, десять лет, ты открываешь его заново и понимаешь: ой, это моя ситуация, с которой я соприкоснулся. Точно так же и здесь вот этот спор о том, насколько национальность связана с религиозной принадлежностью, он до сих пор не утихает, мы помним, что Господь говорит через апостола Павла, которого вот сейчас как раз к проповеди язычникам призывает — что «во Христе нет ни иудея, ни эллина, и нет ни мужчины, ни женщины», смотрим — вокруг, мужчины и женщины всё-таки есть, никуда не девались, наоборот, Церковь впереди такой оборонительной системы по тому, чтобы размыть понятие пола, заменить его на шестьсот шестьдесят шесть гендеров и прочий ужас. Нет, Церковь отстаивает: есть мужчины, есть женщины, и у самого же апостола Павла тоже есть различные указания, на чём лучше сосредоточиться женщине, на чём мужчине, точно так же, конечно, апостол Павел понимает, что вот есть эллины и есть иудеи. И то, что мы смотрим, не обязательно каждый должен вот идти и заботиться только о голодающих детях Зимбабве, как в советские годы говорили много, что для людей это уже стало некоторое такое несерьёзное отношение, как раз переносное значение, что значит, вот лишь бы не решать свои проблемы, а задуматься о каких-то других, к которым ты всё равно отношения не имеешь и решать их не будешь. Если мы сейчас посмотрим просто на эту географическую ситуацию, то вот человек, который знает, где Средиземное море, а все знают, вот если посмотреть его самый правый верхний уголок, и вот около этого уголка находится Антиохия, но уже по правой грани, а по верхней грани около этого уголка находится Тарс, то есть это города соседние, и даже быстрее вот срезать этот морской уголок и переплыть, чем объезжать, но при желании можно и по суше объехать. И точно так же, если мы посмотрим, то это, можно сказать, первые такие масштабные центры, собственно, языческого, греческого, греко-римского мира, ближайшие к Святой Земле. А если мы посмотрим, что, с одной стороны, конечно, ближайшее — это Александрия, Христос-Младенец, бежит Богородица, старец Иосиф, ведёт вот этого ослика, бегут в Александрию, но в Александрии, там колоссальная многовековая иудейская община, и вообще в Египте, и поэтому иудеи, когда они приходили в Египет, они не приходили в антураж вот этой древнеегипетской религии, они не приходили в греческий город с богатой философией, они приходили в свою среду, потому что там население, там просто сотни тысяч человек были евреев, иудеев и религиозных, которые, кстати, были людьми богатыми, такими, можно сказать, постоянными спонсорами Иерусалимского храма. А вот если направиться, наоборот, не на запад из Святой Земли, а на север по побережью, то первый город, с которым сталкиваешься, это и есть Антиохия. И Антиохия — это вот тот город, куда постоянно всё равно иудеи приходили, где они тоже там торговали, где они общались, но уже где такой большой диаспоры, как в Александрии, не было. И вот люди, они получили вот эту радостную весть, как апостолы, на них сошёл Дух Святой в день Пятидесятницы, они уже остановиться не могли, они вышли, вот сидели запертые в этой Сионской горнице, а тут они вышли и проповедовали, и пять тысяч человек за один день обратили. И, собственно, вот здесь мы тоже и читаем, что вот кто из них, там вот эти и киприоты были, и киренийцы, то есть те жители Киренаика — это та область, которая западнее Египта, современная территория Ливии, но прежде всего прибрежная территория, что вот те люди, которые уже жили в меньшинстве, то есть диаспора маленькая, где вокруг богатая эллинская вот эта языческая культура с высокой философией, с замечательным изобразительным искусством, и они понимают, что вот они выросли в среде, большинство их друзей, с кем они общаются — это вот эллины, язычники, там могут разные национальности тоже быть, но главное, что это люди одной культуры и одной языческой религии, и поэтому они не могут понять, как же можно остановиться и не проповедовать, когда у тебя круг выслушавших Весть Христову в Антиохии закончился, это не значит, что все иудеи в Антиохии приняли христианство, а просто дальше уже никто не слушает, а проповедовать-то надо уже дальше идти. И здесь они, опять же, можно сказать, апостол Павел, как он обратился ко Христу, он же не сразу сказал: «Ой, я апостол, я вот сейчас всех вас обращу, буду учить, сегодня я вас гнал, завтра я у вас проповедовать начну» — нет, он смиренно удаляется на свою родину, он как-то возвращается, может, доносит какие-то свои вести об обращении своему учителю Гамалиилу, на которого он ссылается и который в церковной традиции тоже почитается как человек, обратившийся к христианству, и мученичество принявший. И поэтому вот эти эллины, которые получили обращение, они смотрят: кто же из нас есть такой человек, который глубоко погружён в иудейскую традицию, при этом который, как и мы, вырос именно в эллинском окружении, а не вырос просто вот на узких улочках Иерусалима и не видит ничего дальше вот этой узкой улочки, кто будет готов это делать? И идут за Павлом, идут за Савлом, и вот он начинает проповедовать, проповедует среди язычников. Поэтому то, что христиане впервые себя так назвали, а это на самом деле очень дерзновенное имя, у нас в чине крещения, даже вот можно сказать в чине оглашения перед тем, как крестить ребёнка или крестить взрослого человека, самая первая молитва, с чего начинается — это молитва на наречение имени, там, называется имя, и чаще всего люди как думают — ну, это в честь какого святого, там: «О имени Твоем, Господи Боже истины» начинается молитва. Да, имя святого потом скажется, в честь которого ребёночка или взрослого человека крестят, но прежде всего это то, что человек нарекается христианином, то, что вот эта претензия такая: я живу, как живёт Христос, точнее, стараюсь жить, как живёт Христос. То, что это произошло в Антиохии, неслучайно, вот мы видим как Господь как устроил: и перепись была, и единая римская власть во всём Средиземноморье, и вот проповедь апостола по этим удобным дорогам, и впервые, куда они могли прийти и уже не могли ограничиться иудейской проповедью — это как раз оказалась Антиохия. Нам ещё в нашей в такой некоторой православной полемике с католичеством, с римокатоличеством, всё-таки нужно помнить, что Антиохия — это тоже город, чья кафедра была основана апостолом Петром, причём это первая кафедра, которая была основана апостолом Петром, то есть апостол Пётр, вот если уж так отсчитывать: ой, апостол Пётр и правда — камень, на котором вот вера, и нужно смотреть, кто же от него епископы пошли, то надо смотреть, где он начал — в Антиохии, а в Риме-то его только безбожники убили, не на это же ориентироваться. Поэтому тоже, мне кажется, вот так не случайно и нашим собратьям, западным христианам, тоже стоит об этом задуматься и посмотреть, где же впервые люди назвали себя христианами, где же апостол Пётр основал первую кафедру, и где — вот если вспоминать, у нас всё-таки два первоверховных апостола — где же вот по-настоящему включился в массовую проповедь, безусловно, апостол Павел делился в частном порядке наверняка сразу после обращения, но нельзя вот это скрыть под спуд, свечу вот эту под кровать поставить, как Господь в Евангелии говорит — нет, конечно, он не мог, но где вот эта свеча вышла уже светить всем, свеча апостола Павла — это тоже Антиохия.
М. Борисова
— Но эта же тема продолжается и в отрывке из Евангелия, который прозвучит завтра в храме за Божественной литургией, это Евангелие от Иоанна, глава 4-я, стихи с 5-го по 32-й, это очень большой и очень насыщенный смыслами отрывок, поэтому мне хотелось бы побеседовать о нём поподробнее. Начнём с того, что разговор Христа с Самарянкой — это продолжение темы о том, с кем и каким образом говорить о Боге. Он называет себя Миссией женщине, которая, во-первых, не является иудейкой, более того, в иудейской традиции с самарянами запрещено иудеям общаться, он разговаривает с женщиной, заведомо зная, что она далеко не праведного образа жизни, вот этот весь конгломерат, то есть всё, тут хотя бы одно то, что это женщина, что по иудейским понятиям тоже уже: ну как бы совсем не подобает пророку разговаривать с какой-то там непонятной дамой.
о. Стахий
— Да, причём дамой, которая не такая благочестивая матрона, а, как мы потом узнаем — женщина весьма таких своеобразных нравственных основ, если так сказать.
М. Борисова
— И вот это, собственно, перекликается с темой отрывка из Деяний святых апостолов, разговор о том, с кем вообще имеет смысл разговаривать о Боге, если Сам Бог открывает Себя, казалось бы, человеку, который ну никак не подходит под критерии готового воспринять Слово Божие, а женщина воспринимает как раз, она очень живо воспринимает и идет, и рассказывает в селении, что вот она видела Миссию своими глазами. Апостолы не верят, что Он — Миссия, ещё там сомневаются и пребывают в каких-то размышлениях, тот ли или не тот ли, а ей достаточно одного разговора с этим человеком, чтобы понять, что вот это Тот самый, Которого все ждут.
о. Стахий
— Безусловно, ситуация немножко отличается от той, которая у нас описана в Апостоле, хотя совсем не случайно, что эти отрывочки из апостола Евангелия, они в один день сосредоточены — да, вот эта тема всё-таки общая. Здесь мы видим, почему именно к самарянам, там не к жителям Тира и Сидона, не к эллинам, а вот именно к самарянам такое настороженное отношение — ну, потому что иудей всё-таки, который верит в Единого Бога, он вряд ли начнёт там поклоняться Зевсу, Афродите, несмотря на всё даже, может, восхищение греческой культурой и философией. А вот самаряне — это, во-первых, народ родственный, это часть иудейской крови, мы вспоминаем, когда в Ветхом Завете Единое Иудейское царство распалось, по грехам премудрого и почитаемого в ликах святых царя Соломона, на южное Иудейское и на северное Израильское, куда более многочисленное, где 10 колен из 12 остались, и как Ассирийская империя спустя 200 с небольшим лет пришла и сокрушила его, и поскольку ассирийцы занимались депортацией, то они выселили, сколько кого схватить смогли, и на место заселили языческие народы из другого конца своей необъятной империи. Но поскольку, в отличие от страшных сталинских времён, тогда не было таких возможностей прямо всех-всех-всех подчистую депортировать, то всё-таки, конечно, кто-то где-то скрылся, отсиделся в горах, в холмах, спустился, и поэтому всё равно люди смешались, и какой-то закон Моисеев, какое-то почитание праотцев Авраама, Исаака, Иакова сохранилось, но при этом уже весть пророческая, которая продолжалась в Иудейском царстве, Господь дал возможность вот крохотному иудейскому царству парадоксальным образом сохраниться, когда его более сильный, более мощный сосед был сметён просто уже навсегда с карты мира, что они остались без этой истины. Какая у нас аналогия с современным днём? С современным днём у нас эта аналогия — как раз вот мы смотрим на людей, которые вроде христиане, то есть, тоже верят во Христа, как самаряне тоже верили в Единого Бога, Который ещё не явился, не открылся, не показал, что он Бог Слово, но всё равно Бог Откровения, Бог Ветхого Завета, который точно так же уже, конечно, в Троице поклоняемый, но ещё в Троице неведомый для людей, вот мы точно так же смотрим на христиан других конфессий, деноминаций и даже порой сект, и тоже понимаем, что православный человек, он вряд ли возьмёт и сменит прямо радикальную религию и уйдёт там в ислам, в буддизм. Неверующий, не воцерковлённый, конечно, может, а вот человек религиозный вряд ли. А вот то, что человек религиозный, ищущий его, может занести куда-то не туда, в какую-то секту протестантского характера или подпадёт он под очарование римокатоличества, особенно если забудет, как мы уже сказали, что апостол Пётр с Антиохии начинал, как апостол Павел, то здесь надо быть настороже. Если мы вспомним отличие Ветхого Завета от Нового, Ветхий Завет, главный принцип: «Изыди из среды их, и нечистоты их не прикасайся, глаголет адонаи Господь», то есть, сохранить истину можно, забравшись в вот такое гетто. Если мы посмотрим на христианский принцип — это принцип наоборот проповеди: ты идёшь, получил вот этот Свет Христа, и ты его несёшь в окружающий мир, ровно противоположный вот такой вектор религиозного общественного развития. И самарянка, она здесь нам тоже рисуется вот как такой иноконфессиональный христианин. Не нужно бояться, что ты как-то осквернишься человеком другой конфессии. Когда я со своими прихожанами, паломниками отправляюсь, там вот мы ездили ещё в докоронавирусные времена, например, к святыням Рима — да, конечно, есть два православных храма, и там, и там мы побывали в наших русских православных храмах на Божественной литургии, причастились Святых Христовых Тайн, но в основном эту неделю мы провели, ходили по католическим храмам, какие-то они очень древние, и ещё Единой неразделённой Церковью были построены как православные, там наши православные святыни, мощи угодников Божьих, мучеников, Алексия, человека Божия, иконы древнейшие, в том числе спасённые от иконоборцев в Византии, и всё равно многие говорят: «Батюшка, куда это вы там в паломничество в Рим? Это же там папа Римский!» И говоришь: «А что папа Римский, у него там какая-то аура из Ватикана добивает, и уж тем более, если ты пришёл в Ватикан, в место страданий первоверховных апостолов, то что, тоже уже, не пойти, не поклониться?» Не надо бояться, ты не заразишься, Христос не заразился. И Христос, более того, потом апостолы пришли, они думают: «ну, ладно, может, Учитель говорит, нам-то надо в стороне держаться», нет, Господь показывает — можно! Можно, если у тебя есть вера и любовь ко Христу, то ты её не разменяешь на меньшую веру, а наоборот, сможешь других привести. Или точно так же мы вспоминаем, как вот каждое лето ездим мы ко святыням Грузии, и тоже, дай Бог, в этом году соберёмся. И поскольку, хоть Грузия необъятная страна, хоть и маленькая, но в каждом ущелье храмы, но уже большинство регионов мы посетили, потому что каждый год едешь, и новые какие-то святыни поклониться, увидеть, и вот уже в прошлом году мы три дня провели в Армении в соседней, у святынь Армении, и мне тоже, так же приходилось, но тут, наоборот, люди особо даже не задумывались: ой, армяне — иноконфессиональная какая-то группа, тоже православные — нет, приходится объяснять: видите, и храмы по-другому устроены, и от вероучения откололась, ещё причём за сотни и сотни лет до того, как католики с православными разбежались, но тем не менее, нет никакой проблемы нам прийти и поклониться там мученицам Гаянэ, Рипсимэ, побывать в темнице, где Григорий Просветитель сидел, тоже наш православный святой. И когда приезжаешь, особенно в маленький какой-то храм, и он закрыт, и выходит армянский священник, который вот вроде миафизит, уже не православный, а всё равно он там рад, что к нему приехали паломники, открывает там ключом дверь, то тоже я вспоминаю постоянно вот этот колодец Фотинии самарянки, который во Святой Земле, вот в моём детстве это была зона, сектор, который под полным контролем палестинской автономии, там чуть ли не теракты и бои регулярно шли, в начале 2000-х годов, а когда я уже священником стал, то тоже с большой радостью туда добрался, и множество наших паломниц, которые Фотинии-Светланы, потому что по преданию церковному в Евангелии названа именно та самарянка, её звали Фотиния, и, может быть, даже она в крещении это имя получила, потому что всё равно это имя уже греческое, такое не самарянское, не иудейское, от слова «свет», «светящееся», «светлое». И вот то, что ты понимаешь: вот если Господь даёт воду Своей жизни, готов дать любому человеку — это не потому, что Он подстраивается под заблуждения человека, а он просто ждёт, что человек свои заблуждения оставит и пойдёт к Нему, чтобы воду в жизни вкушать.
М. Борисова
— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда, по субботам в эфире радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, клирик храма святителя Николая в Тушине, священник Стахий Колотвин. Продолжая разговор об этом очень, мне кажется, знаковом отрывке из Евангелия от Иоанна, мне кажется, ещё очень важный смысловой акцент — это разговор о «воде жизни» и разговор о том, как поклоняться Отцу. Вот что говорит Христос Самарянке: «Кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек, но вода, которую Я дам ему, сделается в нём источником воды, текущей в жизнь вечную». Очень ёмкий образ, но мне кажется, что он всё-таки требует немножечко объяснения, потому что мало того, что Сам Христос является источником воды жизни, но и тот, который эту воду вкушает, в свою очередь, становится источником воды жизни. И мне кажется, что мы не до конца понимаем ответственность, которую на нас возлагает наше крещение, мы забываем, что мы должны быть ретрансляторами, мы должны быть тоже продолжением этого источника живой воды. Мне кажется, что это очень высокое предназначение, которое не всегда в достаточной мере каждый из нас осознаёт.
о. Стахий
— Безусловно, потому что тут же не то, что Господь даёт воду и какой-то её запас, а тут важны слова, что вода, которая в нас, она становится уже вот этой животворной, здесь парадоксальным образом, нам, людям уже живущим не во времена Христа, в чём-то понятнее, поскольку мы знаем биологию, мы знаем не только на каком-то эмоциональном и на культурном уровне, что без воды не выжить, без еды долго продержишься, без воды, особенно когда жаркие деньки, уже так долго не протянешь. Но когда ещё ты всё-таки понимаешь, что в принципе, вся жизнь на земле существует на основе воды и благодаря воде, то ты тоже понимаешь, насколько вот вода в основе бытия. Господь постоянно, когда Он говорит о каких-то духовных вещах, о вещах мира духовного, Он проводит аналогии с миром телесным, чтобы нам было понятно. Когда Господь исцеляет болезни души, слепоту духовную, Он исцеляет очи слепому, говорит о ней, когда Он исцеляет хромоту духовную, тоже хромого, расслабленного, парализованного восставляет и так далее. Точно так же и здесь вот мы понимаем, как в духовном мире действует вот эта вода, вода жизни — точно так же, как действует в материальном мире вода свежая, ключевая, потому что уже мы всё равно без воды бы не существовали, вода в нас и так есть. Если мы эту воду не будем в организме пополнять, то мы умрём, и умрёт и любое другое живое существо, но и венец творения человека тоже придёт к физической смерти. Смотрим теперь на воду жизни: если человек, он вкушает воды жизни, то он не умирает. Не умирает, тут надо понимать: душа-то у каждого человека бессмертна, и до Страшного Суда всё равно все мы дождёмся, но надо понимать, что есть ещё смерть духовная, что если нет вот этой воды жизни в человеке, то человек даже может вполне себе ещё жить, но вот он уже мёртв внутри, уже тяжелейшие смертные грехи привели к полному окаменению души, которое у святых отцов называется «окамененное нечувствие». Окамененное нечувствие — это не то, что человек эмоции не чувствует, нет, вполне там и на концерты, на выставку сходил, а душа уже вот она в таком состоянии летаргического сна. Господь нашу душу оживляет, причём Он оживляет, и почему самарянка, хоть и неграмотная простая женщина, не очень догадывается, о чём речь, она всё равно может это почувствовать, и Господь не только к нам обращается, к будущим читателям Евангелия, а к ней, что тоже понятно, потому что для неё, как и для любого человека вне Церкви, это тоже актуально. Любой человек, вот мы знаем: добрые, хорошие люди, и атеисты, и иноконфессиональные христиане, и даже сектанты есть такие жертвенные люди, их кто-то, конечно, взял в секту, завлёк, но они от этого не перестали быть более жертвенными, наоборот, может, это эксплуатируют захватчики их свободной воли. Так почему это есть? Да потому что человек неосознанно, а всё равно вот этой воды жизни он приобщается, он её приобщается, причём тоже Господь всё-таки потом скажет, что — да, спасение от иудеев, не от самарян, и что тоже показывает, где больше вот этой воды жизни можно почерпнуть, а где меньше. Но даже человек, далёкий от Христа, неосознанно, вот как человек, может, и не понимает, что надо пить чистую воду, потому что в ней не содержится примеси каких-то тяжёлых металлов, но всё равно он по вкусу выберет какую-то воду более кристальную, чем вода, которая какая-то мутная, какая-то прогорклая, не разбираясь в химическом составе, просто на вкус. Точно так же и человек вне Христа, он тоже, не разбираясь, где же вот эта истина, которую несёт Христос, он может просто на вкус своей совести, пока совесть не атрофировалась, действительно чувствовать, где же вот то, что его душу оживляет, то доброе дело, то дело любви, то слово любви, та мысль любви, которая его приближает. Но нам, христианам, значительно лучше и проще, потому что мы можем эту воду жизни, мы уже получаем, как Евангельское Благовестие, самое главное — мы получаем Кровь Христову, недаром Господь столько вот претворений, Он претворяет воду в вино в Кане Галилейской, Он претворяет вино в Кровь на Тайной Вечере, и мы видим: вот эта линия, которая чертится, что каждый христианин приходит, приобщается Телу и Крови Христовой, а что дальше говорит апостол Павел: «Не я живу, но живёт во мне Христос». Как? Ты уже приобщился, ты ушёл — так это потому, что ты стал соприроден Христу. Проблема в том, что мы по своим грехам эту соприродность быстро теряем, и поэтому вновь и вновь в храм возвращаемся, приобщаемся Святых Христовых тайн и ждём того дня, когда уже наша душа с нашим тленным телом расстанется, и надеемся, что всё-таки вот в душе нашей вода жизни не просто вода стала, ой, не религиозная жизнь у нас, а какая-то вода, вот ничего нет решительно, а то, что там вода жизни, которая нам от Христа была почёрпнута, а мы уже дальше не просто в себе её сохраняем, и она у нас, как в застоявшемся пруду ряской порастает, а то, что мы готовы этой водой жизни, водой любви, водой спасения всех окружающих напоить.
М. Борисова
— В эфире радио ВЕРА программа «Седмица», с вами Марина Борисова и клирик храма святителя Николая в Тушине, священник Стахий Колотвин. Мы ненадолго прервёмся, вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.
М. Борисова
— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья! Продолжаем программу «Седмица», в которой мы каждую субботу говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. У микрофона Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик храма святителя Николая в Тушине, священник Стахий Колотвин. На наступающей неделе у нас два таких памятных дня, которые нас приводят к одному и тому же месту — приводят нас на высокий берег Днепра, в Киев, к Киево-Печерской лавре. Первый день — это память Перенесения мощей благоверных князей Бориса и Глеба, во святом крещении Романа и Давида, это 15 мая. И 16 мая — память преподобного Феодосия, игумена Киево-Печерского. Вообще, все, что касается Киево-Печерской лавры и первых святых Русской Православной Церкви, воспринимается сейчас чрезвычайно остро-болезненно, потому что в Лавре происходят события, о которых все мы знаем и не можем на них живо не реагировать, это очень тяжело. Единственное, что утешает — что за тысячу лет существования этого первого русского монастыря он переживал разные периоды, были и гонения, были и закрытия, и последний раз в 1961 году монастырь был закрыт на 30 лет, и всё равно он возродился, и в нём возродилась монашеская молитвенная жизнь, так что молитвами святых печерских угодников мы надеемся, что всё вернётся. Но что касается святых страстотерпцев Бориса и Глеба — это очень странный чин святых, которых, кроме Русской Православной Церкви, редко где встретишь. Понять подвиг страстотерпцев очень трудно, потому что, когда мы начинаем относиться к ним как к историческим личностям, никак не выстраивается картина гармоничная, потому что с точки зрения исторических событий они действуют неправильно. Они князья, они обличены властью, они наделены войском, они могут противостоять злу с точки зрения мирской, но они почему-то предпочитают отказаться от этого, идут на добровольную смерть по причинам, совершенно непонятным нерелигиозному человеку, да и религиозному не всегда. Судя по тем дискуссиям, которые до сих пор ведутся вокруг последней императорской семьи, это болезненная тема, понять подвиг страстотерпцев трудно. В чём он так важен для нашего понимания? Почему нам нужно понять для себя, для нашей жизни здесь и сейчас?
о. Стахий
— Почему мы почитаем Иоанна Предтечу больше всего? Ну, помимо того, что Господь сказал, что он «величайший из зарождённых женами» — да потому что он Христу смог уподобиться, апостол Павел показывает нам алгоритм спасения и почитания святых: «Подобны мне бывайте, как я подобен Христу». Вот в чём я похож на Христа, в том мне подражайте, в чём не похож — не подражайте. И мы, когда смотрим на лики различных святых, кто-то преподобный, кто-то мученики, кто-то святитель, кто-то равноапостольный, кто-то бессребреники, мы понимаем, что каждый уподобился Христу вот в одном из направлений. Иногда бывает, что в двух уподобился: священномученик, человек и как святитель был, но ещё пострадал, мученический венец, или человек равнопостольный, но в то же время мы знаем, что он потом и управлял какой-то кафедрой, то есть, есть пересечения, а вот Иоанн Предтеча собрал в себе самые разные направления почитания, во многом уподобился Христу. Бориса и Глеба мы почитаем именно как страстотерцев, не за их какие-то аскетические подвиги — да нет, они росли в княжеской семье, всё у них там как бы благополучно было и с одеждой, и с пищей, и с развлечениями, досугом, не за их какую-то проповедь в христианстве, мы ничего об этом не знаем. Возможно, потом, если бы они дальше вступали во власть, то тоже какие-то условия, были просто благоверные правители. Да, они точно так же, как и любые князья, которые всё-таки поступали по-христиански и давали пример подданным, тоже мы видим, в календаре написано «благоверные князья Борис и Глеб», то есть, помимо того, что они страстотерпцы, всё-таки они, пусть и в своих уделах, на восточной Украине, вот Муром, Ростов Великий, который сейчас в Ярославской области, вот эта окраинная восточная части единого Русского Государства, что тоже они там, конечно, способствовали тому, чтобы их подданные обращались ко Христу, причём эти части, где они жили, это были части по-настоящему языческие, вокруг славянских колонистов жило вот финно-угорское население, которое во многом, как мы тоже вспоминаем, например, Муром времён Петра и Февронии, сложно точно анализировать, когда Пётр и Феврония жили, но уж точно они жили позже князя Глеба, и, соответственно, раз уже во времена Петра и Февронии были языческие какие-то ритуалы, какие-то там знахарки и так далее, то что уж говорить о том, что во времена князя Глеба там было, а всё равно, тем не менее, мы посмотрим, что на Муром, сколько там храмов и святынь, один из самых красивых и преисполненных вот такой исторической благодати русских городов, и посмотрим на Ростов Великий — просто вот как некий такой небесный Иерусалим, спустившийся на землю, и тем не менее, Церковь их прежде всего почитает — причём прежде всего, можно это сказать, и прежде всех других русских святых — как страстотерпцев, и прославили именно их, как страстотерпцев, раньше всех. Мы посмотрим: например, князь Владимир, равнопостольный креститель Руси, он был прославлен в лике святых позже своих сыновей Бориса и Глеба, то есть даже его благоверное правление, и его равноапостольное служение — проповедь христианства, оно ставится на вторую ступеньку в русском сознании по сравнению с подвигом царей Бориса и Глеба. А, например, их средний старший брат Ярослав Мудрый, он прославлен в лике святых как местночтимых, потом ещё церковное какое-то прославление, вообще только в течение последних, если я не путаю, 20-25 лет. И почему же так получилось? Да потому что люди поступили действительно как Христос. Христос же, Он пострадал не за веру, Он страдал не потому, что Он проповедовал христианство, как ни парадоксально звучит, а Он пострадал по некоторым политическим, общественным причинам, противники Его объединились: саддукеи, фарисеи, которые терпеть друг друга не могли, и предали на распятие, а оккупантская римская языческая власть тоже: мало ли, какие-то бунты, на всякий случай, пусть и не чувствуя угрозы, но подстраховавшись, пытала и позорно казни предала Спасителя, то есть, Христос — это первый Страстотерпец, Который пострадал несправедливо, Который пострадал, хотя мог избежать страданий, действительно, имея такую техническую возможность, и самое главное — Который пострадал в любви, в жертвенной любви, когда ты страдаешь вместо кого-то. Потому что православие — это не то, что какое-то: ой, страдание, ну вот, мазохизм, сейчас я страдаю, мучаюсь, значит, вот я спасусь — так ты мучаешься, может, по своим грехам, Господь тебе даёт возможность свои грехи искупить. Нет, страстотерпец — это всё-таки человек другой, который страдает, чтобы не страдали другие. А мог Господь взять и заставить других страдать? Да, как Господь апостолам говорит: «разве вы думаете, Мой Отец не дал бы Мне несколько, вот, двенадцать легионов ангелов, чтобы они Меня защитили?» Конечно, все бы вокруг могли в страдания облачиться, а не Христос, но Христос пострадал, чтобы не страдали за Него. И Борис, и Глеб, насколько это возможно людям, люди несовершенны всё равно, всё-таки на них сказалось то самое христианское воспитание. Если мы посмотрим, это младшие сыновья князя Владимира, у которого, как мы помним, была очень такая, мягко говоря, бурная личная жизнь до его крещения, и, собственно, как вот древо познается по плодам, и его старший сын, Святополк Окаянный — убийца, братоубийца, это ж человек, который вырос и сформировался в те годы, когда его отец был язычником, и сам творил всякое беззаконие, что в личном порядке, что в общественном, и мечом, кровью русскую землю полива, поэтому мы видим, что князь Владимир, он любил своего сына Святополка, и Святополк тоже, мы читаем, что он был под подозрением в некотором восстании против отца ещё при жизни, но князь Владимир по-христиански никак его там не брал, не казнил, как Пётр I царевича Алексея, например, князь Владимир к нему относился с любовью, но вот та любовь христианская, которая формирует, она уже сказалась на Борисе и Глебе. Борис и Глеб, Борис родился ещё до Крещения Руси, по оценкам историков, но всё равно уже в детском возрасте он рос в христианском окружении. Глеб всё-таки уже, можно сказать, такой ровесник Крещения Руси, человек, который растёт и развивается под кровом благодати Божьей, и эти люди, на них христианское воспитание оказало большее значение, чем воспитание княжеское, а князь — это глава дружины, и они были не самые плохие князья, как глава дружины. То, что они правили на восточный окраине, кстати, точно так же и князь Владимир: князь Владимир, он же младший был брат, и он точно так же правил в Ростове, он из центра русской земли — из Киева вот на Украину был направлен, на восток, и точно так же там, на пограничии, в своей власти тренировался, в том числе, какими-то военными операциями. И вот Борис и Глеб могли брать и своего брата против него восстать, могли, и могли они, например, спохватиться, что когда уже даже поняли, что мы идём на поклон, а брат нас всё равно хочет уничтожить, тоже могли, они бы убежали и тоже заварили гражданскую войну, и тогда бы Борис и Глеб жили, а за них бы кто умирали? Их дружинники, ополчение из простого народа, то есть другие простые незнатные или знатные даже русские люди, они бы жили. У нас пример Бориса и Глеба, вот им надо русскому человеку сейчас молиться, потому что очень опасная тенденция, потому что порой даже самые жесточайшие враги Церкви и гонители Церкви Христовой, люди, которые истребили миллионы русских людей из числа правителей прошлого века, и ими как-то восхищаются: «вот, человек как власть держал». Взял, ну а какой толк держания за власть, если ты ради этой власти стольких русских людей положил в могилу, сгнобил в лагерях? А вот мы смотрим и глядим, как у нас начинается православное царствие на Руси при Борисе и Глебе, и смотрим, как православное царствие на Руси заканчивается 100 лет назад. Царская семья, по сути, тоже, почему царь Николай поступает, почему он не хватается за власть до последнего момента, почему он не отправляет за себя кого-то умирать, а почему он готов умереть сам — да, несмотря на свою надежду, что тоже спасётся? Как раз потому, что перед ним пример Бориса и Глеба, менялись века, менялись цари, менялись императоры, князья великие, а Борис и Глеб — это вот первые святые, покровители, в том числе, княжеского дома. И когда ты смотришь на старостотерпцев, тебе легче пожертвовать собой. Вот апостол Павел говорит: «Подобны мне бывайте, как я подобен Христу». Мы смотрим, ну, я могу вот поститься так, как постились отцы-пустынники? Ну, не могу, но хоть чуть-чуть аскетического усилия я могу делать. Я могу проповедовать, как равноапостольная Нина ходила там по горам и среди горцев женщина проповедовала? Да, конечно, не могу. Но вот хоть как-то где-то взять мягкие слова найти для своих родственников, друзей, для коллег на работе, не побояться какой-то насмешки, чем-то с ними поделиться — вот это я могу с равноапостольной Ниной взять. И точно так же, когда я смотрю на страстотерпцев — да, может, я не готов взять и пойти умереть, чтобы другие не умирали, наоборот, может быть, буду за чьими-то спинами прятаться, но по крайней мере, если ты готов чем-то своим жертвовать, причём жертвовать не потому, что вот как-то деваться некуда, а для того, чтобы не пришлось страдать другим людям, то это значит, не зря ты берёшь пример с Бориса и Глеба. Каждый православный русский человек может взять пример, и если каждый из нас будет вести себя, как князья Борис и Глеб, то у нас просто общество преобразится, это будет общество жертвенных, заботящихся друг о друге людей, и даже никому не понадобится страдать и умирать.
М. Борисова
— Напоминаю нашим радиослушателям, в эфире радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы каждую субботу говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и клирик храма святителя Николая в Тушине, священник Стахий Колотвин. Завершается грядущая неделя двумя такими памятными днями: 20 мая — это воспоминание явления на небе Креста Господня в Иерусалиме в 351 году, а перед этим, 19 мая — память святого Иова Многострадального, любимого святого последнего российского императора Николая II. Что касается памятного дня явления Креста Господня — это чисто историческое событие, я думаю, что большинство наших радиослушателей, возможно, и слышало эту историю о том, как во времена после кончины императора Константина Великого, при его преемнике Констанции, когда основной официальной версией христианства в Римской империи стало арианство, в 325 году в Никее на I Вселенском Соборе арианство было осуждено как ересь, а в 351 году, по новому исчислению 20 мая, в третьем часу утра в Иерусалиме на небе появилось изображение равноконечного Креста Господня, сиявшее неизреченным светом, и свидетелем этого затмения был весь народ, пораженный великим ужасом и удивлением, и оно появилось как раз над Голгофой и сохранилось как некий знак, символ благословения Господня в православной вере. Я думаю, что тут как-то всё связано, и вот этот символ Креста над Голгофой и предваряющая этот день память святого Иоанна Многострадального, ветхозаветного святого, очень сложно понимаемого, мне кажется, даже просвещенными богословами, потому что история Иоанна Многострадального не укладывается ни в какие рамки.
о. Стахий
— Ну, сначала пару слов о явлении Креста Господня. Так сложилось, что как-то основная часть моего священческого служения связана с почитанием Креста Господня, и для меня все дни, связанные с Крестом Господним, безусловно, они дни особые, и так, я думаю, всегда будет, до конца моих дней. Нужно вспомнить, что вот как явление Креста Господня царю Константину помогло победить языческого императора, так и вот явление Креста Господня в Иерусалиме, у которого было множество свидетелей, тоже помогло православию в условиях арианского диктата. Император Константин поделил власть между своими сыновьями, между несколькими своими сыновьями, но потом остается вроде уже только два соправителя, а потом, на западе православный, на востоке, наоборот, арианский император, а из братьев в итоге остается, на западе умер, и Констанций правит один, и правит он очень долго. Это вот в отличие от последующего управления императора Юлиана Отступника, когда были языческие гонения, это коротенький срок — два года, но всё-таки, вот мы уже говорили о самарянке сегодня, об отклонении от истинного вероучения, вот здесь тоже эти символы перекликаются, что по сравнению с язычниками разница есть. Два года языческой реакции при императоре Юлиане — это страшные гонения на Церковь, а для Констанция, несмотря на то, что он преследовал православных христиан, тем не менее, на него Крест Христов мог произвести впечатление, и Констанций после этого ещё десять лет правил, и Церковь Православная жила, не истребилась, не были изгнаны все православные епископы. Да, конечно, было тяжело, да, ариан продвигали везде на кафедры, но Церковь смогла устоять, и для нас это тоже некоторый знак, что когда нам тяжело, когда нам надо что-то потерпеть, надо довериться Господу. Ты смотришь на Крест Христов, и как вот наши предки говорили: «Господь терпел и нам велел», и вот точно так же мы почему смотрим на Крест, и не то, что: «ой, страдания мы терпим, и Господь тоже», а потому что Господь говорит «терпел, и, собственно, через это страдание ты победишь», поэтому тоже, дорогие друзья, где-то надо просто потерпеть, подождать, Господь с нами, Господь нам Крест являет, и ситуация поменяется, и дальше будет легче.
М. Борисова
— Ну вот пример того, как терпеть и что терпеть — это как раз история Иоанна Многострадального. Но ведь это повествование, наверное, не о том... вот мы говорили о страстотерпцах, это совсем другая история. Это история, во-первых, о том, что веровать в Бога можно абсолютно бескорыстно, и весь вот этот жизненный путь Иова — подтверждение того, что это возможно, хотя не очень укладывается в голове, а главное, что всё равно невозможно постичь замысел Создателя, и перед этой тайной надо остановиться и что-то понять, не формулируя словами, потому что ведь общение Иова с Богом заканчивается тем, что Господь не утешает его ничем, но открывает ему, что всё, что Он создал, как говорится в славянском тексте: «хорошо зело», но Он же создал не только прекрасные розы, там же речь идёт о символах вселенского хаоса, о бегемоте и левиафане, и с точки зрения человека это ужас-ужас-ужас, это вот такие монстры из ужастиков, а с точки зрения логики творения, это «хорошо зело», и понять это человек не в состоянии.
о. Стахий
— Конечно, книга Иова, помимо такого, достаточно краткого и увлекательного сюжета, эта книга очень поэтическая, это вот книга созерцательная, пересказать сюжет книги Иова недолго, а вот пересказать все образы — это, конечно, такая непосильная задача, и хорошо, что вы предложили нам сконцентрироваться на некоторых таких образах уже после воздаяния Иова, после прекращения его страданий, о них как раз мы, можно сказать, уже и правда, вот это совпадение, один за другим, воспоминание явления Креста Господня, воспоминание Иова Многострадального, дата-то календарная, спустя столько тысяч лет неизвестна его смерти, обычно мы же там почитаем какой-то день непосредственно, когда известно, что человек отошёл ко Христу, ну или в ситуации Ветхого Завета отошёл, увы, в преисподнюю, но в ожидании Христа, если говорим о ветхозаветных святых. И здесь тоже такое символическое соседство, потому что Иов взял вот крест Христов, он ещё не знал о нём, но пророчески он чувствовал, что да, тоже ты терпишь со Христом, и Господь тебя восстанавливает, и Господь возвращает, и возвращает и детей, и возвращает ему свою какую-то благосклонность, в том числе и в земных делах. Но вот как раз почему книга Иова, с одной стороны, протестантом понятна, а с другой стороны непонятна, вот протестантский подход: «ты там благочестивый, тебе Господь всё должен дать». И книгу Иова очень любят, вот как она заканчивается, все-таки Господь все дал, а при этом ответ, «а почему же, если Иов всегда был благочестивый, Господь до этого что-то не давал?» — его нет. А вот как раз в контексте страстотерпчества Бориса и Глеба и явления Креста, которое показывает — да, Господь рядом со страдающими людьми, это тоже нам некоторое такое напоминание — да, Бог со страданием, в том числе со страданием, вот когда апостол Павел говорит, что «вся тварь, всё творение стенает и мучается доныне по грехам рода человеческого», это ж можно отнести не только к животному миру или растительному миру, это можно к миру неодушевлённому отнести, к миру неживому: там извергаются вулканы, наводнения, землетрясения, природа рушится, лесные пожары, торфяники горят, всё это тоже нам показывает, что мир вокруг нас лежит во зле, и это зло не из этого мира, и человек от него прячется, наоборот, это зло человек в мир приносит и ещё больше загрязняет, отравляет, разрушает, истребляет там живых существ на нашей маленькой планете. Тем не менее, Господь, когда Он посылает человеку болезнь — это же Он тоже проявляет заботу, чтобы человек задумался о состоянии своей души как-то по грехам. Когда Господь берёт и посылает громадные стихийные бедствия, которые, в отличие от болезни, там затрагивает множество людей, хотя у нас и болезни порой есть такие, эпидемии, которые тоже как стихийные бедствия, и вот когда Господь посылает эти стихийные бедствия, то тоже Иову это может и не очень понятно, ну ладно, для Господа это хорошо, а для человека нет, ну, у Господа вот такие питомцы страшные: бегемот, левиафан, вот он там, как языческий подход к пониманию был бы: «ну, Господь развлекается, вот там молнии блестят — это потому что какие-то языческие боги там молотом размахивают, на облаках сидючи» — нет, Господь даже какое-то вот явление падшего мира разрушительное направляет к духовной пользе человека. Когда вот мы смотрим, Господь говорит о последних временах, но эти последние времена — это времена преисполнения греха в любой ситуации, ты берёшь и смотришь войны, военные слухи, голод, землетрясения, наводнения, там мор, болезни, оглядываешься вокруг и тоже смотришь — да, там военные слухи, вот он мор, вот там землетрясения, всё, как говорил Господь. Но Господь говорит: «Да, тоже вот тяжело будет в те дни, но кто дождётся, вот увидит, Сын Человеческий придёт». И точно так же это же речь не о Втором Пришествии, а речь о том, что Сын Человеческий, может, придёт, если ты один дождался его уже сейчас, на фоне всех страданий окружающего мира, на фоне вот этих боевых действий, на фоне заболеваний, на фоне увольнений, проблем экономических, если ты вот это перетерпел и понимаешь, что в этом есть некий очищающий Промысл Божий, то Господь придёт, тебя лично посетит. Кто его не ждёт рядом с тобой, но Господь не будет навязываться, Господь любит и ценит нашу свободу, но если мы, несмотря на окружающий хаос, подождем, то Господь обязательно к нам придёт и коснётся нашей души. И Иову всё равно легко. Да, Господь ему не даёт ответа, как, зачем, почему, и точно так же нам бы тоже охота сказать: «ой, Господи, как, зачем, почему вот вокруг такие ужасы происходят? Мы там смотрим программы, читаем аналитические статьи, друг с другом спорим», а Господь говорит: можешь ты не понять, ты со своего масштаба не можешь это разглядеть, но Я лично тебе, тебе не нужно думать о миллионах людей, а вот о себе подумай, о своих ближних подумай, как эта ситуация может тебя подтолкнуть к перемене жизни, как она может приблизить тебя к Богу, как ты в этой ситуации можешь любовью и заботой послужить своему ближнему.
М. Борисова
— Спасибо огромное за эту беседу. Мы слушали программу «Седмица», с вами были Марина Борисова и клирик храма, святителя Николая в Тушине, священник Стахий Колотвин. Слушайте нас каждую субботу, до свидания.
о. Стахий
— Христос Воскресе!
М. Борисова
— Воистину Воскресе!
Все выпуски программы Светлый вечер
