Главная › Программы › Светлый вечер › Седмица

«29-е воскресенье по Пятидесятнице и церковные праздники следующей недели». Прот. Федор Бородин

о. Фёдор Бородин

В нашей студии был настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресенье, в которое вспоминаются святые праотцы, а также о памяти святых святителя Спиридона Тримифунтского, пророка Аггея, пророка Даниила и трех святых отроков — Анании, Азарии и Мисаила.

Ведущая: Марина Борисова

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья! В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы каждую субботу говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресения и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребренников Космы и Дамиана на Маросейке, протоирей Фёдор Бородин.

о. Федор

— Здравствуйте.

М. Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждёт нас в Церкви завтра, в 29-е воскресенье после Пятидесятницы, которое ещё называется «Неделя святых праотец», и на наступающей неделе. Как всегда, по традиции, попробуем разобраться в смысле наступающего воскресенья, исходя из тех отрывков из апостольских Посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра в храме за Божественной Литургией. Мы услышим отрывок из Послания апостола Павла к Колоссянам из 3-й главы, стихи с 4-го по 11-й. Я позволю себе напомнить этот отрывок не сначала, а с конца, потому что он заканчивается теми словами, которые к месту и не к месту бесконечное число раз, чуть ли не каждый день мы слышим в качестве цитат по тому или иному поводу. Звучат эти слова таким образом: «...где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всём Христос». Вот эти слова интерпретирует кто как хочет, как ему удобно, как ему нужно, но давайте попробуем вернуться к изначальному смыслу, который заложен был апостолом Павлом, о чем идёт речь, и почему перед тем, как этими словами завершить свою мысль, он говорит о том, что нужно «умертвить земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть, любостяжание, которое есть идолослужение», то есть прежде чем прийти к этому финалу, нужно очень сильно потрудиться.

о. Федор

— Да, в этом отрывке Послания к Колоссянам столько тем, что не знаешь, за что взяться. Вот это умершвление блуда, нечистоты, вот этих вот земных похотей, любостяжания в человеке, оно может быть описано таким словом, как «совлечение ветхого человека». Казалось бы, так просто, что такое «совлечение»? Это снятие ветхой одежды. Вот ты снял с себя робу запачканную, вымылся (это купель крещения), оделся в белую ризу, и всё, и дальше всё у тебя хорошо. Но человек, который живёт долго во Христе, искренне и глубоко, он понимает, что это не так, что «совлечение ветхого человека» — это очень долго, это очень тяжело, это вообще всегда и всю жизнь, что ветхий человек, он продолжает во мне жить. И вот об этом, о том, как это делать, постепенно Церковь родила целую науку и целую гору опыта, которую мы называем «аскетикой». Мне кажется, что для того, чтобы сейчас, в это время уже напряжённого, подходящего к окончанию Рождественского поста мы могли для себя с пользой нести этот труд, нам надо обязательно прочитать несколько слов из Послания к Галатам апостола Павла, он говорит о том, что «плоть желает противного духу, а дух — противного плоти». Это другое описание той самой борьбы: ветхий человек и новый человек, он во мне, плотской человек и духовный человек, это тот же я, только зависит от моей воли, какой я сегодня. И вот эти во мне два человека, они друг другу противятся, и вот дальше слова, которые мы обычно пропускаем: «...так что вы не то делаете, что хотели бы», то есть у вас есть желание жить по Богу. Особенно остро это описано в 7-й главе, знаменитое Послание к Римлянам, вот этот крик апостола Павла, что «я не делаю того, что хочу, а делаю то, что ненавижу». И что с этим делать, как это преодолеть, как исправить свою волю, которая поражена сильнее всего? Вот для этого нужен пост. Понимаете, для этого нужен пост, и для этого нужна помощь Божия. А дальше начинается отрывок, который мы все знаем наизусть, потому что он читается на память всех преподобных: «Плод духовный есть любовь, радость, мир...», мы знаем эти слова, но вдруг в этом списке есть «вера» и «воздержание». Обычно мы думаем так: «вот я воздерживаюсь, несу какие-то подвиги, это укрепляет мою веру и рождает, какие-то даёт плоды». Нет, и вера, и само воздержание и сила воздерживаться является даром Божиим. Вот когда ты об этом попросишь, когда ты захочешь снять этого ветхого человека, когда ты в каком-то смысле возненавидишь себя, ветхого, когда ты начнёшь с ним бороться и в смирении придёшь к тому, что ты не можешь, у тебя ничего не получается, этот ветхий человек, ты его в дверь, а он в окно, понимаете. Тогда тебе Господь в ответ на твою просьбу слёзную из смиренного, сокрушенного сердца, Он даст тебе как дар и воздержание, и укрепит твою веру, но без борьбы вот с этим плотским человеком это не происходит. Поэтому каждый раз мы отвечаем на вопрос о том, зачем православному человеку, православному христианину нужен пост? Для того, чтобы победить ветхого человека, исправить свою волю и делать не то, что мы ненавидим, а то, что мы хотим, то есть идти в Царство Небесное.

М. Борисова

— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Луки, из 14-й главы, стихи с 16-го по 24-й, это очень хорошо всем известная притча о том, как один человек сделал большой ужин и звал многих, и в результате первый сказал, что купил землю и нужно пойти посмотреть её, другой купил пять пар волов и идёт их испытать, третий женился и потому не может прийти. В результате всё пришло к тому, что хозяин вынужден был слугам приказать позвать всех нищих, увечных, хромых и слепых. И заканчивается притча словами «много званных, но мало избранных». Эта притча рассказана не только в Евангелии от Луки, но в Евангелии от Матфея она более драматична, что ли, более такой жёсткий сценарий.

о. Федор

— Да, видимо, Христос рассказывал её много раз и в разных интерпретациях для разных людей по-разному она звучала, и люди запоминали немножко по-разному. У Матфея она рассказана с обстоятельствами убийства посланников и наказания, которое господин несёт этим людям, его решения. Но мне кажется, что в этой притче есть, вообще как в любой притче, помимо строгости Божьей, а притча строгая, есть обретение великой надежды. Понимаете, все, кто не пришли, они сказали «извини меня», а вот по-славянски звучит страшнее: «имей мя отречена», как страшно, да? Человек отрекается от пира, то есть отрекается от Царства Небесного, образом которого является этот пир, человек сам отрекается, отрекается, когда что-либо земное, может быть, даже значимое и важное становится для него на первое место. Но надежда, конечно, не в этом, а надежда в последних словах: «много званых, но мало избранных», кто такие избранные? В нормальной логике это те, на кого показали пальцы. Вот вы подходите, есть десять дев, вы указываете: раз, два, три, четыре, пять, они будут сопровождать невесту на брачный пир, а вот эти пять — нет, они не избраны, а притча сама, она о другом, о том, что Бог позвал всех, а стать избранным или не стать избранным решаю я, понимаете, у меня это решение, я могу сказать «имей мя отречена» и сказать «я не хочу твоего Царства, Господи». А могу сказать «хочу» и войти, даже если я убогий, хромой, валяюсь где-то там при дороге и не имею брачной одежды или имею её, совсем не похожую на брачную одежду, но если я в покаянии, в любви к Богу проведу эту жизнь, в стремлении к Нему, то я стану избранным, вот это от меня зависит. Есть такие потрясающие слова в Таинстве Крещения, они ещё звучат в чине оглашения, когда священник показывает на человека, приступающего к Таинству, и говорит: «Ты дал ему власть жизни вечной», вот эта власть войти в Царство Небесное, она у тебя, и ни сатана, ни вся его армия, никакие обстоятельства жизни, если ты возлюбишь Христа, не воспрепятствуют тебе стать спасённым, стать избранным.

М. Борисова

— Вы знаете, мне кажется, здесь есть ещё один нюанс, который становится понятен, может быть, исходя из последних десятилетий истории нашей Церкви. Может быть, это смелая такая параллель, но она вот у меня напрашивается: были увечные, слепые и нищие — это мы, и нам очень хотелось на этот пир, и мы готовы были что угодно сделать, только бы нас туда пустили. А потом изменились обстоятельства жизни, и выросли люди, для которых то, что для нас было громом среди ясного неба и подарком неизвестно откуда, я имею ввиду: церковная жизнь, Евхаристия, вот всё, что связано с верой и с Церковью, им, многим это было дано изначально. Они были вот теми самыми друзьями отчасти, которые могли рассчитывать, что их позовут на этот пир, ну, это нормально, к знакомым, в гости — почему нет? И вот этой жажды прорваться всеми силами туда, в этот зал, где этот пир происходит, уже не было, потому что — «ну что, ну не могу я сегодня, у меня тут вот дела накопились, ну, я завтра схожу». Вот есть что-то, мне кажется, что откликается на содержание этой притчи.

о. Федор

— Да, наверное. Мне вспоминаются слова святого праведного Иоанна Кронштадтского, который говорил, что когда мы окажемся на Страшном Суде Божьем, мы будем поражены тому, что многие из тех людей, в спасении которых мы были уверованы, окажутся ошую Господа, а огромное количество людей, которых бы мы никак не причислили к лику спасенных, вот те самые, набранные при дорогах, на перепутьях, в грязной одежде, они окажутся у Господа. Нам не дано никого судить, вы знаете, и вот сейчас я вспоминаю те самые 90-е годы, конец 80-х, но особенно 90-е, начало, когда я, как молодой священник, иногда по три, по четыре человека в неделю, как и многие другие священники того времени, напутствовал в последний путь пожилых, старых людей, которые, готовясь к смерти, столкнувшись с неизбежностью, переосмыслили всю свою жизнь, и очень часто это был такой сюжет: «Батюшка, я пел в церковном хоре до 22-го года», «Батюшка, я был алтарником до 29-го или там 25 года, а потом меня захлестнуло, потом было нельзя, все храмы закрыли. Но сейчас, если бы вернуть, я бы всё отдал, я бы лучше сел, но я бы ходил в церковь всё равно». Понимаете, в этом покаянии и в том, насколько оно было массовым, по крайней мере, в том срезе, который может дать память одного священника, я вижу, что люди, призванные когда-то, даже надолго отказавшиеся от этого пира, люди, многие из которых вспоминали: «А вот был такой батюшка, тёплый такой, любил нас, не знаю, что с ним стало, скорее всего, его расстреляли», вот эти люди вернулись, многие из них вернулись. И притча о брачном пире, если рассматривать в контексте длинной человеческой жизни, дает очень большую надежду, по крайней мере, да, вот мы крестим детей наших прихожан, кто-то из них уходит, кто-то из них пропадает из поля зрения, кого-то ты не видишь годами и уже никогда, возможно, не увидишь, возможно, ты будешь лежать в земле уже давно костями, а он, на смертном одре, вспоминая о том, что он был позван, о том, что его в церкви любили, о том, что он был нужен и важен, вот он вернётся, и в последний момент постучится и скажет «Я тоже хочу». Вот поэтому сейчас, когда я уже 31 год священник, я вижу, что надежды больше, чем если эту притчу рассматривать только вот в таком прямолинейном контексте.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: в эфире Радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Фёдор Бородин. 25 декабря — ну, для кого-то это так называемое «католическое Рождество», а для нас, православных христиан, это день памяти святителя Спиридона Тримифунтского. Вот уж, казалось бы, наверное, только святитель Николай Мирликийский может посоперничать с популярностью этого святого у русских православных людей, не говоря уже про всё, что связано с его башмачками, которые приходится периодически обновлять. Вообще вся история жизни: такой простой-препростой человек, жил себе, как все вокруг него, и вообще пас овец и ни на что не претендовал. И вот Господь выбрал, можно сказать, и дальше всё складывается не так, как он себе планировал и не так, как он представлял, а так, как вот нужно было Господу. Собственно говоря, всё, что мы знаем о том, как избирались епископы — ну, трудно себе представить, что можно было избрать епископом человека, который был даже не крещён к тому моменту, когда его избрали.

о. Федор

— Как Амвросий Медиоланский.

М. Борисова

— Да. И тем более, если человек жил как обычный семьянин и, в общем, ничем от остальных смертных не отличался. Но вот этот выбор, он же был не просто такой фантазией собравшихся, этот выбор, он же тоже, можно сказать, был боговдохновенным, если в результате получается святой человек, и таким образом Спиридон Тримифунтский стал епископом, совершенно не имея ввиду им быть. Да, собственно говоря, он и будучи епископом, продолжал овец пасти. Но при этом вот удивительная совершенно личность, которая своей способностью помогать осталась не только в памяти тех, кто мог запечатлеть это, но и в памяти всех последующих поколений, вплоть до наших современников, потому что вот уж к кому прибегают за помощью молитвенной, это к нему в первую очередь.

о. Федор

— Особенно в трудных жизненных обстоятельствах, связанных с квартирами, домами, когда негде жить, и Церковь полна памятью о великих чудесах святителя, да. Его очень любят, его очень любят в Греции, мне рассказывали, что на Корфу, там каждого второго мальчика зовут «Спири»-Спиридон, и один мой друг ездил туда, я не смог там побывать, вот он говорит: «Кто-то из отцов кричит «Спири!», и почти все мужчины оборачиваются, потому что вот так его почитают, да. Действительно, это образец архиерейства, потому что, как мы знаем, богослужебная огромная такая большая белая лента, которая надевается на плечи архиерея с тремя полосами, как знаком третьей степени священства, она символизирует собой ту самую овцу, которую добрый пастырь берёт на плечи, чтобы спасти, и в древней Церкви прямо из во́лны, то есть из шерсти этой овцы делался этот омофор, а святитель Спиридон, он носил как раз овец на своих плечах, продолжая трудиться как пастух, при этом его молитвой совершались чудеса с тем, что претворялось в золото то, что не являлось золотом, то есть он мог испросить у Бога себе какую-то другую, так сказать, канву жизни, но не стал. И меня всегда поражало то, что этот человек, который имел такое дерзновение к Богу, он овдовел, у него умерла жена, а потом у него умерла дочь, и он не стал выпрашивать её исцеление, он принял это как Промысл Божий, хотя свидетельств о чудесном исцелении по его молитвам, их тысячи, вот такой удивительный святой, который для себя не дерзает просить, потому что в смирении принимает волю Божию, а за других встаёт в полный рост своего ходатайства.

М. Борисова

— Но я думаю, что на протяжении многих лет вашего служения священнического были какие-то случаи, которые вы тоже могли бы засвидетельствовать как чудо по молитвам Спиридона Тримифунтского.

о. Федор

— Да, во-первых, праведник наших дней, который рано или поздно будет причислен к лику святых, святой, я думаю — Иоанн (Крестьянкин), архимандрит Псково-Печерского монастыря, он призывал всех в вопросах, связанных с неимением жилья, молиться святителю Спиридону, и нашей семье, отвечая на вопрос моей жены, которая истомилась в съёмном жилье, которое мы вынуждены были всё время менять, уже мы ждали четвёртого ребёнка, жилья своего не было, мы написали письмо и получили ответ: «Читайте раз в неделю акафист, каждый день молитву святителю Спиридону, моя молитва вам в помощь (это цитата), будем испрашивать себе и детям крышу над головой». И через две недели после того, как мы получили это письмо, вопрос с жильём стал решаться, и мы живём в этом жилье, у нас там восемь детей теперь, и всем хватает места. А есть одна совершенно потрясающая история, произошедшая с московским клириком, имя его я не буду называть, это служащий пожилой уже сейчас священник, который мне лично ее рассказывал: он служил в 1995 году в одном большом московском храме, жил он в маленькой двухкомнатной квартире с мамой, сестрой, женой и тремя детьми. И однажды в воскресенье, поисповедовав на ранней, отслужив позднюю, покрестив, повенчав, отпев и послужив молебные панихиды, шатающийся от усталости, он хотел пойти рухнуть в келью. В это время подошла к нему регент, глубокой веры человек и сказала: «Батюшка, что-то вы какой-то совсем бледный, это ваши жилищные обстоятельства вас доконали, давайте послужим молебен святителю Спиридону». Он говорит: «Я бы лучше рухнул, но я же не могу подвести веру человека. Значит, я сжал челюсть и сказал: „Давайте!“ и пошёл служить». И когда пришёл домой, звонит телефон, а обстоятельства жизни были такие: это был 1995 год, 50-летие Победы, и распределяли имеющиеся квартиры. В Москве была квартира в прекрасном сталинском доме, в которой жил какой-то начальник, который как раз и занимался распределением квартир, он ушёл на повышение с районного на московский уровень за год до этого, и проезжая мимо своего дома, остановил водителя, сказал: «дай-ка, я пойду посмотрю», потому что он знал схемы, как квартиры зажимались, давались тому в очереди, кому надо, подошёл, а она до сих пор не распределена. А это, допустим, было в субботу или там в пятницу, и он доехал куда хотел и сказал, что «к понедельнику, или я вас всех поснимаю, чтобы эта квартира была уже там отдана, потому что я вас всех знаю, выведу на чистую воду». Вот этот батюшка, он стоял на очереди, как многодетный, но многодетные, надо сказать, уже в 1995 году ничего не получали практически, это была большая редкость. И вот эту квартиру, её должны были дать кому-то из ветеранов, но никто не претендовал из ветеранов на трёхкомнатную квартиру, не нашли, и сказали: «ну тогда давайте дадим многодетному, иначе нам голову снимут». А фамилия у него ни на «а», ни на «б», ни на «в», она не первая в списке, и женщина, которая отвечала за это, подошла, (она потом сама ему рассказывала) открыла шкаф и взяла первое попавшееся дело. Вот первое попавшееся дело, и ему позвонили, и в понедельник он поехал за ордером. При этом квартира трёхкомнатная, находится на стыке корпусов дома и на поворотном стыке между двумя комнатами есть узкая треугольная комната, которая стала его молитвенным таким келейным миром, отдельным специально для этого священника, видимо, Промыслом Божьим построенным. Вот это свидетельство о силе ходатайства святителя Спиридона, поэтому всем советую, передаю благословение, которое получил от отца Иоанна (Крестьянкина): раз в неделю акафист, каждый день молитву.

М. Борисова

— В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Фёдор Бородин. Мы ненадолго прервёмся и вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья! В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Федор Бородин. Как мы уже не раз говорили, Рождественским постом Церковь напоминает нам о ветхозаветных пророках, которых мы знаем очень плохо, как и весь Ветхий Завет, поэтому, хотя бы пользуясь поводом, можно некоторых из них вспомнить, если есть что вспоминать, а то и просто узнать, потому что я думаю, что из 12-ти «малых пророков» так называемых мало кто из нас назовет хотя бы половину, поэтому давайте попробуем вспомнить 29 декабря пророка Аггея. Вообще, пророк этот среди прочих, как мы знаем, есть четыре великих пророка и двенадцать малых, но это не значит, что одни были какие-то более крупные, а другие мелкие, просто от кого-то остались большие литературные свидетельства, а от кого-то менее обширные, поэтому их распределили, исключительно исходя из их эпистолярного наследия. Так вот, пророк Аггей удивителен тем, что среди всех прочих пророков он единственный, о ком можно точно сказать, когда он пророчествовал и то, что его пророчество буквально было исполнено, не то, что оно когда-то там сбылось, оно было исполнено его современниками, собственно, когда оно было исполнено, на этом и пророчество прекратилось, потому как уже всё, тема была исчерпана.

о. Федор

— Ну, так же было и с Ионой-пророком, чего он расстроился-то? Он сказал: «Я знал, Господи, что они покаются, и ничего не случится». (смеются) И Аггей тоже, он был воздвигнут Господом и даром Духа Святаго пророческим наделен для того, чтобы люди, как мы постоянно об этом говорим, правильно расставили приоритеты. Вернувшись из Вавилонского плена, иудеи вынуждены были строить в скудости дома, пахать землю и строить крепости, в одной руке у них был заступ, в другой копьё, сохранился такой их образ. И был в пренебрежении начатый, но оставленный к восстановлению Иерусалимский храм. А Господь через пророка Аггея говорил о том, что вы свои дома строите, а мой дом забыли, начните с моего дома, тогда благословение будет на всём, что вы делаете. И действительно, так и случилось: когда Аггей это объявил, люди пришли в себя, стали восстанавливать храм Господний, конечно, совсем не в таком объёме, величии и размерах, как был при царе Соломоне, так называемый «второй храм», но тем не менее, это храм присутствия славы Божией, и дела у них пошли совершенно по-другому. И в книге пророка Аггея и говорится о том, что «вы приходите к копне, там двадцать мер зерна вы ожидали увидеть, а выходило десять. А теперь будет не так, с этого дня Я благословлю их, и будет плод другой и урожай другой, и жизнь будет другая, потому что вы построили Мне дом, начали восстанавливать Мой дом». Как это перекликается с нашим временем? Вот стоит село, умирает, рушатся дома, вот эти избы, потому что людям не нужен храм, который в нём, и нет благословения Божьего и помощи Божией восстанавливать жизнь в этом селе. Часто очень бывает так: кто прихожане храма, допустим, в далёком Подмосковье — москвичи, которые приезжают туда к своему духовнику, местные не ходят и удивляются, почему ничего не клеится. Как другой пророк говорит: «Хлеб ваш не в сытость и труд не в радость». Почему? Потому что не на своём месте всё. Это, кстати, касается не только храма как такого места архитектурного, отстроенного, это касается вообще организации жизни: человек трудится семь дней в неделю и говорит: «мне некогда пойти в воскресенье в храм, потому что я должен всех обеспечить и всё успеть», и не получается ничего, потому что храм во времени тоже должен быть отдан Богу. Утренняя и вечерняя молитва, внимательное, в молчании, в таком сосредоточении изучение Слова Божия. Воскресный день — день Господень, как раз он раньше и назывался «неделя», воскресный день, потому что дела делать не надо в этот день, чтобы дела других дней Бог благословил, посвяти это время Богу, это будет храм, построенный во времени. Отдай Богу это время, встреться с Ним, поговори, Он ждёт тебя, тогда Он благословит все остальные твои труды. Поэтому пророк Агей как раз вот об этом, о том, что, во-первых, каждый христианин должен участвовать в восстановлении и содержании какого-то храма, желательно своего прихода, и это должно быть для него в радость, это должно быть и во времени, и в деле конкретном, и тогда дела его будут благословлены, и всё будет ему с Божьей помощью значительно лучше удаваться, если будет вот такой храм в его жизни.

М. Борисова

— Мне кажется, что история пророка Аггея, она вообще очень нам близка. Ну, смотрите, они были в Вавилонском плену, то есть в течение длительного времени всё, что было связано с их верой, с их вероисповеданием, было им запрещено — ну чем не наша история XX века? И потом вот это возвращение. Да, вернулись, первым делом заложили храм. Заложили — всё, крестик поставили или галочку там, можно заняться своими делами. А дальше то, что происходило с иудеями при пророке Аггее, то же самое происходит с нами, ну, сначала очень надо, действительно очень надо и обустроить жильё, и как-то устроить детей, и накормить, и одеть, и образовать. А дальше оно всё идёт и идёт, и не останавливается, идёт инерция, которая не даёт вернуться к этому заложенному храму, который вот на этой стадии и оставлен, я имею ввиду не строительство церкви, я имею ввиду то, что происходит в нашей жизни с тем храмом, который мы как бы хотим теоретически создать в собственной душе: вот он у нас как-то там заложен, а потом столько дел, столько дел, и вот прям никак.

о. Федор

— Вы знаете, это действительно такая боль для любого священника, она проявляется очень часто в таком сюжете: вот, допустим, есть в храме пожилая прихожанка, которая ходит на все службы, истово молится за всех своих родственников. Она умирает. Привозят её тело, собираются родственники и приносят коробки, в которых иконы, книги. И ты вот смотришь, допустим, на сына — взрослый сильный, крепкий умный мужик, часто очень с гуманитарным образованием, прекрасным, московским, который читал всё, Мураками читал, «Бесы» читал, всё вообще читал. И вот говоришь: «Ну, Евангелие оставьте, прочитайте». — «Не-не-не, не надо. Это кому-нибудь передайте, нам не нужно». Говорю: «Ну как, простите, как не нужно? Вы же вот там культуролог, или вы историк. Неужели вам не нужно Евангелие?» Ну, человек как бы избегает разговора. Дважды в жизни, пока мы ждали, вот из морга опаздывало тело, я добивался ответа. Я говорил: «Ну, уважаемый, вы здесь, наверное, первый и последний раз. Мы с вами не увидимся, я вам не навязываюсь, вы можете не ходить в храм, если не хотите. Вы можете честно ответить на вопрос, почему вы отдаёте Евангелие, прекрасно понимая, что вся европейская культура, как известно, написана на полях Евангелия?» Человек задумывался, и дважды я слышал один и тот же ответ: «Потому что мне надо будет менять жизнь, а я не хочу». Понимаете, это люди, которые не воссоздают храм ни в себе, ни в своей душе, ни на своей улице, ни в своей деревне, ни в своём городе, потому что если они подойдут и прикоснутся к этой святыне, они знают, что надо будет отказаться от любовницы, что надо будет перестать воровать, перестать брать взятки, что это обличит их жизнь. А жизнь они менять не хотят, понимаете, поэтому они не участвуют в восстановлении храма, поэтому им незнакома радость первой службы, пасхальной службы в храме, в котором 70 лет не звучало «Христос Воскресе!», они никогда не познают эту радость. Ну, может быть, всё-таки придут к покаянию молитвами своих бабушек и матерей, которые и там продолжают за них молиться, есть на это надежда. Но вот это горечь, понимаете, горечь в этом — это выбор человека. Почему сносили храмы? Почему надо было взорвать храм Христа Спасителя? Потому что отовсюду видно, он напоминает о правде, о Божьем присутствии, о том, что Христос Спаситель одним своим названием, поэтому надо убрать его, построить там дворец съездов, памятник Ленину сверху воздвигнуть, все что угодно, да хоть бассейн, но только чтобы он глаза не мозолил, потому что невыносимо. Понимаете, невыносимо. И это беда, к сожалению, это продолжается, вот эта инерция атеизма людей, воспитанных в атеизме, она страшная. Это могут быть даже крещёные в детстве люди теми самыми молящимися бабушками, которые говорят «Я не хочу меняться, поэтому я ваше Евангелие открывать не буду».

М. Борисова

— Ну, наверное, тут можно вспомнить, опять-таки, наше поколение, которое тоже, в общем-то, было воспитано в большинстве своем атеистами и не собиралось менять свою жизнь. Есть то, что собираешься делать ты, а есть то, что предполагает, вероятно, о тебе Промысл Божий, потому что невозможно объяснить вот эти многочисленные, как бы, как сказать-то... на ровном месте приходы в церковь. То есть не происходило никаких драматических событий, никаких знаковых каких-то вещей, а вот просто человек в один прекрасный день просыпался и шёл в церковь.

о. Федор

— Ну, я, наверное, это не так бы описал всё-таки. Если мы говорим о притче званых и избранных, то человек услышал зов Божий и откликнулся на него, а второй услышал и положил его в коробку, и отнёс его в храм вместе с телом своей бабушки, понимаете? Это выбор человека — слышать или не слышать. Это тайна выбора, тайна ответа, вот та самая власть жизни вечной, о которой мы говорили, она в руках самого человека. Как это происходит, это действительно вызывает удивление, вот могу рассказать историю одну замечательную совершенно, как давно-давно, лет двадцать назад в наш храм вошли два подвыпивших молодых человека, один сильно, а второй меньше. И вот который меньше, у него были вопросы о Боге, и он меня поймал. Обычно я уклоняюсь от разговора с пьяными об этом, но он был меньше пьян, чем его друг, и поэтому мы сели на скамейку, и я отвечал на его вопросы, а друг стоял над его душой, тянул его за плечо для того, чтобы продолжить вот это празднование, ему я, который всё это говорит, было совершенно неинтересно. Понимаете, минут сорок мы поговорили, и вот того, кто задавал вопросы, я больше не видел ни разу, а того, который это слушал, потому что пришлось, я вижу до сих пор каждое воскресенье, этого человека со всей своей семьёй, наш замечательный, очень мной любимый прихожанин. Понимаете, вот так вот, вот человек услышал слово о Христе и готов поменять свою жизнь. Вот, наверное, здесь это решение: готов ли ты отложить вот этого ветхого человека и сказать: «если так, то моя жизнь будет другой». Или ты не готов и говоришь: «нет, я вот от этого идола, от этого и от этого не буду отказываться, поэтому мне Христос не нужен». Вот те самые страшные слова — «имей мя отречена» по-славянски, страшные слова, не просто «извини меня».

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям, в эфире Радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, протоиерей Фёдор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке. Продолжая воспоминания о ветхозаветных пророках, вот самый излёт года, 30 декабря, и Церковь вспоминает пророка Даниила и трёх святых отроков Ананию, Азарию и Мисаила. Ну, про трёх отроков мы слышим каждый раз, когда мы слушаем канон за всенощной, поскольку в ирмосах непременно присутствует этот сюжет про трёх отроков, которые в вавилонской печи не сгорели.

о. Федор

— Ещё всегда мы слышим о них в сочельник Рождества, в сочельник Крещения и в Великую субботу, накануне величайших церковных праздников мы всегда их вспоминаем.

М. Борисова

— Так вот, что касается пророка Даниила — это один из любимейших пророков образованных людей, я думаю, и в Западной Церкви, и в Восточной Церкви христианской, поскольку такое количество всевозможных интерпретаций библейского рассказа о пророке Данииле и в живописи, и в литературе, и во всевозможных даже музыкальных произведениях, наверное, редко кто удостоился из библейских персонажей. Вот почему так интересен во все века был христианам пророк Даниил?

о. Федор

— Во-первых, пророк Даниил предсказывал о Христе. Он предсказал Пришествие Христа, как его пророчество об истукане прочитываем мы, христиане, после крушения Римской империи. Это тот самый камень, который без человеческих рук был отсечен от скалы, это пророчество о Божьей Матери, Которая неискусомужно зачала Богочеловека. Он предсказал срок пришествия в мир Христа, вот эти самые знаменитые семьдесят седмин, которые привели к тому, что в годы рождения Иисуса Христа на земле все благоверные иудеи ожидали вот-вот рождения Мессии, все помнили это пророчество. Оно еще совмещается с пророчеством праотца Иакова, который говорил о том, что будет царствовать наследник Иуды до прихода в мир Мессии, а, как известно, Ирод был идумеянин, это был первый правитель, который не был потомком Авраама, Исаака и Иакова. Но мне кажется, что в сюжете о Данииле и трех отроках есть какая-то очень важная для всех для нас истина о том, как праведный человек проходит испытания в жизни: он ожидает чуда Божьего, но принимает волю Божию, даже если чудо не совершится. Вот та самая молитвенная песнь трех отроков в печи Вавилонской, которая поется в Великую субботу, и скоро мы ее услышим в Рождественский сочельник — это молитва, которую можно, если сократить, то так: «Господи, мы вместе с нашим народом согрешили, поэтому мы в плену, и мы достойно принимаем по нашим делам. Но мы знаем, что Ты силен избавить нас от этого страшного огня, в котором погибают люди, даже приближаясь к нему, как те самые слуги, которые разжигали нефтью и смолой эту печь. Если Ты сочтешь это возможным, дай нам жизнь. Но если нет, мы все равно Тебя любим и Тебе кланяемся». И Господь дает им жизнь, Он посылает Ангела, и они ходят невредимы и выходят даже не с обожженными волосами из этой печи. Вот это принятие Промысла Божьего: Господи, Ты можешь нас избавить, мы знаем это. Если есть Твоя воля, избавь. Если нет, любовь наша не станет к Тебе меньше от этого, потому что нам нужен Ты, а не то, что мы от Тебя можем получить. А дальше Твоя воля, да будет воля Твоя. Фактически, их молитва — это иллюстрация к молитве «Отче наш»: «Да будет воля Твоя как на небе, среди ангелов и среди святых, так и на земле, то есть в наших сердцах». И вот это, мне кажется, очень важно и для нас, и для всех христиан всегда звучало.

М. Борисова

— Но помимо трех отроков, и сам Даниил был брошен в ров ко львам и уцелел. Собственно, один из самых популярных сюжетов западноевропейской живописи — это Даниил во рву со львами.

о. Федор

— Да, и верующие люди, христиане, Церковь видела в этом ярчайшее подтверждение восстановления адамовой святости в людях. Человек, когда приближается к своей нормальности, а для христианства нормальность — это святость, он принимает дары, которые имел человек до грехопадения и очень часто это дары, которые видны в обращении с дикими животными, как Герасим Иорданский со львом, как святые мученики на арене Колизея, которых не только не пожирали, а иногда и защищали львы или леопарды, которых по полторы-две недели специально морили голодом. Это природа Соловков и Валаама, которая рождала удивительные овощи и фрукты, которые там вообще не растут.

М. Борисова

— Преподобный Сергий с медведем.

о. Федор

— Да, да, и Сергий, и Серафим с медведем. Это воплощение тех слов Давида о том, что «Блажен, иже и скоты милует», которое возвращается к человеку послушанием животных, которые узнают в святом человеке адамову власть над ними. Вот это торжество в этом мире, который оборачивается человеку из-за греха «терниями и волчцами, — как Господь говорит, — взрастёт земля тебе, и в поте лица твоего будешь ты добывать хлеб твой», вот знамение того, что это тоже имеет конец, оно в этом мирном поведении страшных хищников так вот утешало людей и в Средневековье, и нас, меня тоже очень утешает.

М. Борисова

— А ещё один популярнейший сюжет, связанный с пророком Даниилом — это, конечно, пир Валтасара, и вот эта надпись на стене, которая звучит очень загадочно: «Мене, текел, упарсин», которую он истолковал.

о. Федор

— Да. Рука появляется во время пира, Валтасар уверен, что Вавилон нельзя взять, потому что это крепость, окружённая тремя рядами высоченных стен, а Господь уже предал жителей этого ненавистного, блудного, страшного, идолопоклоннического города в руки его в роду врагов, Кир уже осушает Евфрат, город стоит на Ефрате, и поведёт войска по руслу пересохшему этой реки. Но слова страшные: «ты взвешен и найден лёгким». Вот эта вот легковесность человеческой жизни, кто бы мог это сказать о царе такого великого города? Вот мы смотрим даже на крупного чиновника — весомый человек, в достатке, успешный человек, состоятельный человек, то есть он состоялся, вот кто имеет вес в обществе, это мы так и говорим, слово этого человека весомо. А Господь всё взвешивает на других весах. Он говорит: нет, весом не тот человек, а тот человек, который знает Господа, вот этот человек имеет вечный вес, а этот найден лёгким. Это пушинка, которую сейчас сдует ветер, и память о нём будет для всех, кто считает себя весомым, напоминанием о том, что только Господь окончательно взвешивает труды, подвиги и достижения человека.

М. Борисова

— Но знаете, что мне кажется удивительным в истории пророка Даниила — то, что он, несмотря на то, что периодически очень раздражал своих правителей, которым он служил, как толкователь снов, как некий такой приближённый советник, что ли, как сейчас сказали бы — экстрасенс, он, несмотря на то, что и в ров его кидали, и всячески притесняли, он был советником у Навуходоносора, он был советником у Валтасара, а потом он был советником у Кира, который победил Валтасара, то есть вот каким образом менялись правители, каждый из которых имел повод и мог его уничтожить, и он при всех правителях оставался невредим и, главное дело, переходил как переходящий приз к следующему правителю, который был совершенно противоположных взглядов и убеждений.

о. Федор

— Вы знаете, настоящий правитель — это человек, который ищет себе хороших советников, а хорошие советники — это не те, которые с тобой всегда согласны. Как, я помню, слова Голды Меир о том, что «когда вы примете нашу точку зрения, мы во всём с вами согласимся». Понимаете, такие советники никому не нужны. Если правитель выжигает вокруг себя всё поле и не оставляет никого, мнение которых отлично, это просто человек, одержимый гордостью и тщеславием, и рано или поздно он страшно ошибётся. А человек, который ищет — это человек, в котором всё-таки есть смирение, даже если он, как Кир, вознесён до самого неба и имеет такую великую судьбу, от простого человека, который бегал с луком когда-то за дичью, до человека, покорившего Вавилонскую империю. Я думаю, что поэтому, что они знали, слышали о нём, Кир, я думаю, что он просто дал приказ о том, чтобы не трогать этого человека. И чудеса были известны, и, конечно, когда человека кидают ко львам, а он остаётся жив, всем хочется иметь такого заступника и советчика. Это воскресенье ещё посвящено почитанию святых праотец — это все праведники Ветхого Завета. А праведники Ветхого Завета — это те люди, которые прозревали грядущего Мессию и в уповании на Него старались жить по тем законам, которые даже в их время ещё не действовали. Самым ярким примером для меня является пророк Давид, который дважды мог убить Саула, имел на это полное право и не сделал этого, это совершенно христианский поступок. И действительно, это люди, которые для нас учителя, наставники, их жития надо читать, вот мы сейчас с семьёй, с женой и старшими детьми просто взяли, перечитываем Книгу Царств, перечитали о пророке Давиде, чего я всем желаю — открывайте, читайте про Саула и Давида, ни один беллетрист так никогда не напишет. И не только псалмы, но и сама жизнь этого человека и других праотцев — это великое назидание и утешение для всех нас.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица», в студии были Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Фёдор Бородин. Поститесь постом приятным, слушайте нас каждую субботу, до свидания.

о. Федор

— До свидания.

Все выпуски программы Седмица

Другие программы

Дело дня

Храму Всех святых, в земле Российской просиявших, необходима помощь

Скачать

Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, в городе Дубне объединяет много добрых сердец, поэтому и атмосфера в нём радушная. На приходе стараются помогать всем, кто нуждается. Здесь работает благотворительная столовая, где всегда накормят и обогреют тех, кто оказался в беде. Некоторые прихожане храма трудятся в православном сестричестве милосердия города Дубны. Они навещают стариков в доме-интернате «Рождественский», пациентов в больницах и немощных одиноких людей на дому.

Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, ещё долгие годы может принимать, утешать и объединять людей для добрых дел. Только сейчас он оказался под угрозой разрушения. Сильно протекает крыша и появились трещины на несущих конструкциях. Необходим качественный ремонт. Собрать на него средства приходу помогает фонд «Мои друзья». Присоединиться к фонду и поддержать храм в городе Дубне может любой желающий. Сделать это просто – можно зайти на страницу «Моих друзей» my-friends.ru и оставить благотворительный взнос, либо передать для храма стройматериалы или помочь своим трудом.

По всем вопросам обращайтесь в фонд:

+7 (916) 165-82-77, e-mail: info@my-friends.ru

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов

Читать полностью

Другие программы

Светлый вечер

«Путь к священству». Священник Сергий Лабунский

Скачать

У нас в гостях был клирик Елизаветинского храма города Красногорска священник Сергий Лабунский.

Наш гость рассказал о своем пути к вере, о духовных поисках, которые сначала привели его в Католичество, как и почему позднее он пришел к Православию и выбрал для себя священническое служение.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега, Кира Лаврентьева.

Кира Лаврентьева:

— Добрый вечер.

Константин Мацан:

— И я Константин Мацан. Добрый вечер. В гостях у нас сегодня священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска и еще множество есть регалий, как вас можно было бы представить, например, вы байкер.

Священник Сергий Лабунский:

— Да это так и есть.

Константин Мацан:

— Действующий или бывший?

Кира Лаврентьева:

— Или бывший католик.

Константин Мацан:

— Или бывших байкеров не бывает? Бывший католик.

Священник Сергий Лабунский:

— Бывший католик, да, это уже действительно бывший, здесь уже никаких сомнений. А байкер я действующий, да, действительно, я езжу на мотоцикле уже, пожалуй, восемь лет, как езжу на мотоцикле, и не собираюсь это бросать.

Константин Мацан:

— И член Императорского православного палестинского общества.

Священник Сергий Лабунский:

— Так и есть.

Константин Мацан:

— Много регалий, мы обо всем сегодня поговорим в том контексте, в котором мы обычно с Кирой эти беседы ведем. Я нашим слушателям напомню и вам, что мы говорим о пути человека к священству, к вере, в вере и к священству. То есть такой разговор о пути, о тех событиях, о тех вопросах, которые возникают на этом пути, о тех ответах, которые человек для себя находит. Нам кажется, что те ответы, которые, допустим, есть у вас как у человека, пришедшего к православному священству, могут так или иначе срезонировать с теми вопрошаниями, которые есть у нас радиослушателях, любого человека, который задумывается о своих отношениях с Богом и о своем пути. Вот об этом бы сегодня хотелось поговорить.

Священник Сергий Лабунский:

— Конечно.

Кира Лаврентьева:

— Отец Сергий, путь у вас извилистый, что уж греха таить.

Священник Сергий Лабунский:

— Весьма.

Кира Лаврентьева:

— Мы сегодня обязательно об этом поговорим. Но я предлагаю начать с интересной, поворотной точки вашей биографии, когда вы, поглотив буддистскую литературу, поглотив мусульманскую литературу, пришли к полной внутренней каше. И вывел вас из этой каши свет европейской истории, которую вы горячо любили, и благодаря ей, вы все-таки обратились к христианству, но в католичество.

Священник Сергий Лабунский:

— Да-а.

Кира Лаврентьева:

— Расскажите об этом, пожалуйста, поподробнее. Как вообще протекала вся ваша история религиозного поиска, и почему католичество и почему вы все-таки из католичества-то потом ушли? Вот очень нам интересно, отец Сергий.

Священник Сергий Лабунский:

— Да, я согласен, любопытная история. И, увы, не краткая совсем.

Кира Лаврентьева:

— Это хорошо. Это нам подходит.

Священник Сергий Лабунский:

— Я постараюсь короче. Дело в том, что в подростковость, как это у многих бывает, начался какой-то религиозный поиск. Вопросы, зачем я здесь, откуда я здесь, какой в этом вообще смысл существует. Мне кажется, что большинство людей с этим сталкиваются и, так или иначе, для себя на эти вопросы отвечают. В моем случае получилось так, что я из совершенно неверующей семьи, никто моим религиозным образованием никогда не занимался, и поэтому мир религии для меня был принципиально иным миром. Не тем, что я видел каждый день вокруг себя. И я прекрасно помню, как еще в детстве, в достаточно далеком детстве, в глубокие 80-е годы, в начале 80-х меня моя бабушка водила в храм Всех святых на Соколе. Водила она меня всего раза три за все мое детство, то есть она не была тоже воцерковленным верующим глубоко человеком. Но просто ей казалось, что надо это сделать хоть немножечко, хоть несколько раз. Тогда еще маленьким детенком я приходил в этот храм на Соколе и попадал буквально в сказку, я помню эти мерцающие лампадки в полутьме, я помню очередь людей на исповедь, эти строгие вдохновленные и спокойные при этом лица, я помню размеренный ритм богослужения. И все это настолько глубокое впечатление тогда на меня произвело, и произвело именно непохожестью на повсеместную, повседневную жизнь. Я это запомнил. Тогда, конечно, это никакого эффекта видимого не дало в моей жизни. Естественно, я был маленьким ребенком, что родители скажут, то я и делаю, пытаюсь, по крайней мере. А в последствие, когда в подростковый возраст пришел, подростковость наступила, возник этот религиозный поиск, возникли вопросы, зачем, откуда, и что, и куда. И я вспомнил вот эту радость от общения с Богом из того детства. Обычно в подростковость у человека формируется критическое мышление, человек отрицает все, что ему раньше говорили, пытается свою позицию выработать. И здесь это сыграло на руку, потому что, повторюсь еще раз, у меня семья была неверующая абсолютно, мы о религии, как правило, не говорили вообще. И мой бунт подростковый вылился в интерес к религии. Я сейчас обратное явление наблюдаю среди детей верующих родителей.

Кира Лаврентьева:

— Да, это интересно.

Священник Сергий Лабунский:

— Потому что у них как раз бунт выражается в отрицании религии. То, чем их кормили все детство, порой бывает даже чрезмерно, ломая их волю, принуждая их, и в подростковость их бунт выражается в поступках против религии. А у меня наоборот получилось, изначально не было никакой религиозности. Я прекрасно понимаю, что если бы мои родители были верующие и, не дай Бог, они бы пихнули меня в какую-нибудь воскресную школу... Вы знаете, что со школой у меня были тяжелые отношения в свое время, я ее не очень любил, она меня тоже, прогуливал активно. Даже само слово «школа», да еще и воскресная, когда вроде бы не должно быть никакой школы, а она есть, я думаю, меня бы очень сильно оттолкнуло.

Кира Лаврентьева:

— Несистемный вы человек, отец Сергий.

Священник Сергий Лабунский:

— Да. Слава Богу, что этого в моей жизни никогда не было. Возвращаясь к подростковости моей, к этому бунту моему, получается то, что мне стало интересно духовность, пока так общим словом назовем, без конкретики, без деталей, просто духовность. И действительно, прогуливая школу, я прогуливал ее в основном в библиотеке, потому что там тепло, сухо, можно было посидеть и никто не спрашивал, что я тут вообще делаю в середине буднего дня.

Константин Мацан:

— Читали или просто сидели?

Священник Сергий Лабунский:

— Нет, читал, а что там еще делать-то? Конечно, читал.

Кира Лаврентьева:

— Мыслить. Размышлять.

Священник Сергий Лабунский:

— Нет. Вначале началось все с каких-то таких легких книжечек, конечно же. Но потом они мне очень быстро наскучили, а интерес был — здесь мы подходим к вопросу истории — интерес был у меня всегда к европейской истории, мне она очень нравилась, как, наверное, всякому мальчишке нравятся солдатики, войнушки, и мне это тоже очень нравилось. А поскольку я очень любил, не знаю, помните вы — не вспомните, был такой в 90-е годы сериал «Горец» по телевизору с — Господи, как его звали-то? Фильм был с Кристофером Ламбертом, а сериал...

Константин Мацан:

— Я помню, да, был такой сериал, а актера тоже не помню.

Священник Сергий Лабунский:

— Сериал не помню кто, но там главного героя звали Курган Маклауд. Мне это безумно нравилось. Я обожал этот сериал, потому что в нем сочеталось и одно и другое, там замечательные флешбэки в историю, показывали, как они в истории бегали друг другу головы рубили, там была мистика, почему эти люди бессмертные и почему они продолжают рубить друг другу головы в двадцатом тогда еще веке. То есть здесь все сочеталось, и меня тогда этот сериал очень увлек. С него начался мой интерес к истории, именно к европейской истории, поскольку на ней был сфокусирован сюжет этого сериала. Я начал копаться и меня безумно увлекли крестовые походы, потому что это опять войнушка, мальчишки любят мечами махать. Крестовые походы. Сплав мистики и истории прекрасно здесь ложился в контекст военно-монашеских орденов, которыми я тоже увлекся, там тамплиеры, госпитальеры, меченосцы и прочие тевтонцы — военно-монашеские ордена. Конечно, это все привило мне огромную любовь к европейской старине. И вот эта европейская старина, вплотную связанная с христианской духовностью, естественно, в латинском его изводе, в латинском варианте, и привела меня в итоге где-то к концу 90-х к приходу в католическую церковь. То есть я тогда, когда читал все эти книжки в библиотеке по свободомыслию, даже по эзотерике, иудаизму, исламу, что там только не было, все в куче было. Но христианство для меня всегда было чем-то особенным. Во-первых, потому что была эта память из детства, переживание иного мира, прикосновение к иному миру через бытие в церкви. На самом деле разовое прикосновение, не постоянное, буквально разовое, три раза, может быть, четыре за все мое детство меня бабушка водила в храм, с одной стороны. И с другой стороны, это увлечение войнушкой, войнами, все как-то сложилось и вот вышло, получилось так.

Константин Мацан:

— А что заставило потом все-таки из католичества перейти в православие?

Священник Сергий Лабунский:

— В первую очередь, глубокое разочарование в католичестве, хотя бы просто потому, что когда католик живет в России, он на самом деле с католичеством в его бытовом виде никогда не сталкивается, никогда не видит этого. Он находится в неком стеклянном пузыре, отделенном от общего мира католического. Находясь в России, католичество находится под сильным влиянием Православной Церкви. Поэтому католичество в России достаточно консервативно. И, находясь в России, русский католик, как правило, не видит всего того ужаса обновленчества, которое на самом деле присутствует в католической церкви сейчас в той же Европе. Мне посчастливилось вплотную столкнуться с обновленчеством, потому что я некоторое время жил в посталантуре Доминиканского ордена в Фастове на Украине. Я некоторое время был в Польше и там — Польша это традиционная католическая страна — и там я сталкивался напрямую с бытовым католичеством. Не с каким-то его рафинированным изводом, которое здесь у нас в России есть под сильным влиянием православия, а именно с таким католичеством, каким оно вообще в принципе и является на бытовом уровне. И я видел все модерновые совершенно каких-то невообразимых конструкций храмы, которые от амбара сложно отличить. Я видел, как были изуродованы древние храмы под новый обновленческий манер, как старые алтари ломались. Это, кстати говоря, история нашей Москвы, для этого не нужно даже в Польшу ехать. В Москве католический храм святого Людовига, это старейший действующий католический храм на территории России, он не закрывался никогда в советское время. И там были прекрасные престолы, там были три каменных престола и один сбоку посвященный святому Иосифу деревянный престол. И когда 90-е годы пришли к нам сюда в Россию и когда рухнул железный занавес, когда появилась возможность коммуникации более свободной католиков в России с католиками европейскими, получилось, что этот деревянный престол — пришли веяния Второго Ватиканского Собора в Россию — это деревянный престол оказался никому не нужен, его разломали и выбросили на помойку.

Константин Мацан:

— А помимо отторжения католичества, какая была положительная мотивация перехода в православие для вас?

Священник Сергий Лабунский:

— Спасибо вам большое за этот вопрос, это очень правильно. В первую очередь, я считаю, что человек должен не уходить от чего-то, а приходить к чему-то.

Константин Мацан:

— Я поэтому спрашиваю.

Священник Сергий Лабунский:

— Да. Здесь тоже надо ввести определенную последовательность событий. Первое, был мой отказ от идеи монашества. Потому что в принципе в католичестве обязателен целибат для любого священника, поэтому по большей части без разницы, будешь ли ты монахом, будешь ли ты приходским священником.

Константин Мацан:

— Целибат — это обет безбрачия.

Священник Сергий Лабунский:

— Совершенно верно.

Кира Лаврентьева:

— Для священнослужителя.

Священник Сергий Лабунский:

— Да. Совершенно верно. Таким образом, не столь важно, будешь ли ты обычным мирским священником, будешь ли ты монахом, база одна и та же остается. Естественно, мне было интересно тогда попробовать себя не в приходском служении, а именно в монашеском ордене, я пошел в доминиканцы. В доминиканцы я пошел, потому что это один из известнейших орденов католической церкви, орден проповедников, он же занимался инквизицией в свое время. А вы уже знаете, что я любил Крестовые походы.

Константин Мацан:

— Я думал, вы скажете, что я любил инквизицию.

Священник Сергий Лабунский:

— Нет, инквизицию я, конечно, не любил, но это отдельная история, это целый отдельный пласт, отдельный часовой разговор. И первое, что послужило к моему уходу из католичества, во-первых, я решил, что монашество не для меня. А решил я это очень интересным таким способом. Я помню, что был тогда в Фастове в монастыре, по-моему в честь Воздвижения Креста, там монастырь Доминиканского ордена, и сидел смотрел во двор, а во дворе дети играли местных жителей, какой-то там частный сектор кругом, и с этого частного сектора детишки приходили поиграть во двор монастыря. Я сидел смотрел на этих ребятишек и понял, что я буду глубоко несчастлив, если я не увижу своих детей на этом свете, как они ходят своими ножками, топчут этот мир, как они радуются, улыбаются, возятся, дерутся в том числе.

Кира Лаврентьева:

— Но тогда вы могли бы стать прихожанином католической церкви, который бы создал семью. Это ведь не основная причина, конечно?

Священник Сергий Лабунский:

— Без сомнения. Конечно, нет. Мне всегда хотелось как можно глубже погрузиться в то, чем я занимаюсь. Мне в принципе не очень нравятся люди, которые сбивают только верхушки и не уходят на глубину какой-либо темы, которой они интересуются или занимаются. Поэтому когда я заинтересовался христианством, а здесь надо очень четко тоже это проговорить, что я пришел в христианство потому, что мне было интересно. Не потому что у меня случилось какое-то счастье или наоборот какая-то беда в жизни случилась, и это меня привело. Нет, мне просто стало интересно. Я взял книжки и читал, мне стало еще более интересно, я своими ногами пошел, мне стало еще более интересно. Я все более углублялся-углублялся-углублялся и доуглублялся до того, что пришел к идее священства, потому что это максимальное погружение, эта максимальная интеграция из всех возможных. Естественно, когда я стал католиком, для меня вообще вопроса не стояло, кем я буду, конечно, я буду священником. Монахом или приходским это уже другой вопрос, уже как я сказал, не столь принципиально в католичестве, потому что примерно все одно и то же. Монашество давало больше интересных возможностей, нежели приходское священство, возможность, в частности, в том числе прикоснуться к истории древнего ордена католического, Доминиканского в частности, куда я пошел.

Кира Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы сегодня беседуем со священником Сергием Лабунским, клириком Елисаветинского храма города Красногорска. Да, отец Сергий, продолжайте. Про детей.

Священник Сергий Лабунский:

— Спасибо. И вот, сидя во дворе этого монастыря, я увидел детей, которые играли, и понял, что я буду глубоко несчастлив, если не увижу собственных детей. Это стало концом моего монашеского пути.

Кира Лаврентьева:

— Не став его началом.

Священник Сергий Лабунский:

— Не, я положил ему начало. Я был в постулантуре.

Кира Лаврентьева:

— То есть вы уже первую какую-то стадию...

Священник Сергий Лабунский:

— Послушник, по-русски это послушник. Я был в послушниках Доминиканского ордена, дальше я не продвинулся, никаких обетов я не приносил, то есть монахом я так и не был никогда, и слава Богу. Тем не менее, какие-то первые шаги были сделаны. В этот момент я понял, что все, монашество для меня закрыто, закрыто и католическое священство. Потому что я не могу быть с детьми католическим священником. Собственно говоря, и ладно, на этом я успокоился, спокойно уехал домой. Какое-то время, год или два во мне это еще оставалось, католичество, но я уже получил от него определенную прививку, потому что увидел обновленчество католической церкви, увидел не только на Украине, особенно в Польше, где это было очевидно, где это было просто вопиюще, я бы сказал.

Константин Мацан:

— Вы от этого отошли, а к чему вы пришли?

Кира Лаврентьева:

— Костя все хочет узнать, к чему вы пришли.

Константин Мацан:

— Я все хочу узнать, как вы отошли от католичества и пришли в православие.

Священник Сергий Лабунский:

— Так подождите, подождите, тут же длинная история, она на этом не начинается даже.

Константин Мацан:

— Хорошо.

Священник Сергий Лабунский:

— Подождите, пока предисловие. И когда я разочаровался в католичестве в том виде, в каком оно есть, прийти мне было особенно не к кому и не к чему. Надо еще отметить, что у католиков, особенно русских католиков, как людей, живущих, не скажу что во враждебном окружении, но тем не менее в каком-то окружении, от которого они себя отделяют, у них есть ощущение собственного элитизма. Мы некая элита, и спасибо Тебе, Боже, что я не как какая-нибудь бабушка в этой православной церкви, в э-той РПЦ. Это очень характерная черта для русских католиков, которую я сам неоднократно видел, да и, что скрывать, которой сам был заражен.

Константин Мацан:

— Вообще, я бы сказал, для русских интеллигентов.

Священник Сергий Лабунский:

— Да. Поэтому когда пришел к мысли, что мне в католичестве делать нечего и что мне нужно куда-то уходить, для меня возникла трудная проблема, я не мог переступить через себя и прийти в э-ту РПЦ.

Константин Мацан:

— Это уже интересно.

Священник Сергий Лабунский:

— Да, да. Представляете? Это состояние потерянности примерно год длилось, я пытался найти какие-то альтернативы, возможности, узнал, что существуют какие-то альтернативные православные, даже пришел к ним на службу, ужаснулся, честное слово, и больше никогда не приходил, и вам не советую, честное слово, это было ужасно. Это был патриархийный священник, который бросил свое служение в Русской Православной Церкви. Где-то кто-то, не пойми кто, его рукоположил в епископы. И он при живой жене — хотя формально он говорит, что с ней не живет, хотя они живут в одном доме — при живой жене стал епископом, у себя на участке построил церковь деревянненькую такую, типа шалашика.

Кира Лаврентьева:

— Он не слепой?

Священник Сергий Лабунский:

— Не-не-не, это был зрячий. Не знаю, может быть, сейчас что-то изменилось.

Кира Лаврентьева:

-Чего только нет.

Священник Сергий Лабунский:

— Там была какая-то церковь альтернативная, якобы православная, и он меня пригласил, приходи к нам на службу пасхальную. Пасхальная служба это была. Я пришел, выяснилось, что нет никого больше. К нему там еще должны были приехать другие иерархи этой церкви, но никто не приехал, он был просто один. Первый звоночек, что все иерархи альтернативной церкви проигнорировали пасхальное богослужение. Следующий звоночек, когда не нашлось никого, кому бы служить, он ко мне подходил, Сергей — я тогда еще не был, естественно священником, я был мирянин — Сергей, вы не хотите ли попономарить. — Слушайте, я вообще не в курсе, что делать, вообще никогда в жизни. Он говорит, да ничего, я там расскажу вам, все расскажу. Но я отказался тогда, никуда не стал идти. Я говорю, не-не, я тут постою. И третий звоночек был, когда в середине службы он ко мне выходил из алтаря и спрашивал, посылать ли за водкой сейчас или после службы? Ну, типа праздновать. Я, честное слово, настолько был глубоко разочарован всей этой альтернативщиной, что тоже оставил ее в стороне, даже не погрузившись в нее. Целый год я находился в каком-то состоянии потерянности, не знал, куда мне идти, вот так просто взять и прийти в Русскую Православную Церковь, для меня какой-то внутренний барьер существовал. Альтернатив, по сути, не было, а те, которые были, это было что-то страшное, упаси Боже. Целый год я был в каком-то вакууме, я прекрасно помню этот момент. Я тогда работал вебдизайнером, и мне надо было приехать на Китай-город к нашему клиенту что-то с ним обсудить. И я помню это свое тяжелое чувство от потерянности, от невозможности не то, что реализовать себя в духовном плане, а именно это было для меня всегда гораздо важнее, чем какая-либо светская работа, я всегда себя видел только служителем Церкви, в любом случае как-то с нею соприкасающимся плотно. И вот целый год этого у меня нет. Я помню это чувство потерянности, отчаяния, я иду и думаю, все хватит, мне надоело, просто первый храм, который я увижу, я туда зайду и останусь. Я выхожу из Китай-города, первый храм, который я вижу, это Никола в Кленниках на Маросейке.

Константин Мацан:

— Легендарный храм.

Священник Сергий Лабунский:

— Легендарный абсолютно храм.

Константин Мацан:

— Отца Алексея Мечева и Сергия Мечева потом.

Кира Лаврентьева:

— Надо же.

Священник Сергий Лабунский:

— Я туда захожу, там стоит отец Николай Чернышев, служит молебен. Я тогда еще не знал, что это так называется, думаю, ладно, постою. Как раз молебен у раки мощей праведного Алексея Мечева. После этого молебна я торможу батюшку, отче, мне очень надо исповедаться. Он говорит, ну, давай, ладно.

Кира Лаврентьева:

— Надо, так надо.

Священник Сергий Лабунский:

— Надо, так надо. И я два часа ему вот это все, что у меня накопилось, что у меня наболело, просто на него вываливаю. Пикантность ситуации еще заключается в том, что отец Николай Чернышев, не знаю, как сейчас, но на тот момент он был плотно связан с факультетом иконописи в Свято-Тихоновском институте. Как я потом узнал, ему в это время надо было ехать принимать экзамен или, по крайней мере, как-то участвовать в принятии экзамена в Свято-Тихоновском институте, а я его тут тормознул и два часа ему все это рассказывал. Надо отдать ему должное, он безропотно абсолютно меня выслушал, выдал несколько рекомендаций, и предложил еще приходить, дальше не отрываться, не уходить. А вы знаете, когда я исповедался, у меня было настолько прекрасное внутреннее состояние духа, я настолько воспарил буквально, я просто почувствовал себя дома, что наконец-то. Вот это длительное...

Кира Лаврентьева:

— Скитание.

Священник Сергий Лабунский:

— Спасибо. Вот это длительное скитание закончилось, я просто пришел домой, я выдохнул, мне не нужно с кем-то бороться, мне не нужно никому чего-то доказывать, я могу спокойно приходить в храм, причащаться и быть частью обычной общины христианской.

Кира Лаврентьева:

— Прекрасно.

Священник Сергий Лабунский:

— Без каких-то выпендрежей, без каких-то, не знаю...

Кира Лаврентьева:

— Изощрений.

Священник Сергий Лабунский:

— Да, без каких-то изощрений. Просто приходить и просто причащаться в окружении таких же христиан, таких же людей. Вот она, настоящая община молитвенная, которая собирается вокруг единой Чаши. Этого мне безумно не хватало, и это я получил в храме Николы в Кленниках, и до сих пор я себя считаю частью Маросейской общины. Потому что отец Николая стал моим духовным отцом, он же мне давал рекомендацию на поступление в семинарию несколько лет спустя. То есть все мое дальнейшее, уже православное воцерковление или, скажем, ревоцерковление после католичества происходило в храме Николы в Кленниках на Маросейке под водительством отца Александра Куликова, настоятеля, и вот отца Николая Чернышева, моего духовника.

Константин Мацан:

— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Сергей Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске. У микрофонов Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.

Кира Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на радио «Вера» вновь приветствует вас, дорогие радиослушатели. В этом часе с нами священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш разговор о пути отца Сергия к священству, но не только к священству, дорогие радиослушатели, но также к католичеству, из католичества, к православию, к храму.

Константин Мацан:

— К байкерству.

Кира Лаврентьева:

— К байкерству. И мне кажется, много еще путей у отца Сергия откроется. Но что я хочу процитировать, дорогие радиослушатели и дорогой отец Сергий. «Сейчас с высоты прожитых лет я могу оценить свой путь как извилистый и тернистый. Но на этом пути мне помогал мой добрый предок, прапрадед священномученик Федор Крюков, который вымаливал меня и вытаскивал из очень многих жизненных передряг». Итак, мы открываем новую страницу великолепной книги, открываем новый узор переплетений тонких линий вашей жизни, и спросим вас, откуда взялся этот прекрасный священномученик, знали ли вы об этом с детства, и как он участвовал непосредственно в вашей жизни.

Священник Сергий Лабунский:

— Он участвовал молитвенно.

Кира Лаврентьева:

— Очевидно, это очевидно.

Священник Сергий Лабунский:

— Ох, откуда взялся. Честно сказать, я никогда в детстве не знал, что у меня кто-то есть в роду в священном сане, тем более в лике мучеников. Естественно, тогда он не был прославлен как новомученик, потому что в советское время это было принято скрывать. Меня крестили, к счастью, не на дому, в церкви, но все равно церковь выбирали как можно дальше от дома и старались, чтобы нигде никаких следов не оставалось от этого крещения. А тем более, у меня там всякие дедушки, бабушки, родители партийными работниками были, тоже было не так хорошо, чтобы кто-то у них на работе узнал о моем крещении. Естественно, все это скрывалось. Никто ничего не рассказывал. И я помню, что у моей прабабушке, дочери как раз отца Федора Крюкова всегда в комнате ее были иконы, но всегда они были в уголочке, завешенные шторой. То есть в том уголочке, где окно, на той же стене, где окно, шторы от окна раздвигались в стороны и полностью закрывали эту иконную полочку. Заходишь в комнату, ее просто не видно вообще, но стоит отодвинуть шторку и вот она замечательная классическая иконная полочка советского человека. Я прекрасно помню этот момент. Все это всегда скрывалось, это было не принято афишировать и, конечно, я в детстве ничего об этом не знал. Узнал я об этом, когда пошло мое... воцерковление не правильно сказать тогда, но какой-то повышенный интерес к религии, и вот тогда мне рассказали: а кто-то у нас был где-то там. Опять же родители у меня были неверующие особенно тогда были. В принципе, хорошо относились к церкви, но не сказать, что как-то... никогда верующими не были. Поэтому они тоже не могли мне рассказать деталей, подробностей, ничего, просто сказали, что-то у нас было такое. Я поинтересовался, что, где, кто был, откуда это известно.

Кира Лаврентьева:

— Что, где, когда?

Священник Сергий Лабунский:

— Выяснил, что вот так его звали, где он, что он. И дальше начал разыскивать любую информацию, какую только возможно. Это были уже двухтысячные годы, уже появился интернет, пусть в сравнительно зачаточном состоянии, но тем не менее, он уже был, уже можно было в интернете какую-то информацию искать. Я так нашел отца Ианнуария (Недачина), тогда он был, если я не путаю, настоятелем подворья Соловецкого монастыря в Москве. Затем он был благочинным храмов Соловецкого монастыря, сейчас, честно говоря, не знаю где. Но выяснилось, что мой предок, отец Федор Крюков дьяконом служил в одном храме с его предком, тоже новомучеником, вот этого игумена Ианнуария (Недачина). Я связался с отцом Ианнуарием, мы с ним пообщались, он мне рассказал немножечко, откуда он взял эту информацию. Благодаря его наводке я смог выйти на архив ФСБ по Смоленской области и через наш Центральный архив УФСБ в Москве на метро Кузнецкий мост. Там я уже ознакомился с подлинным делом расстрельным отца Федора. Специально для меня его привезли из Смоленска в Москву, меня пригласили в этот архив и я действительно сел наедине, тет-а-тет с этим расстрельным делом моего предка и посмотрел, полистал. Сложно сейчас передать те чувства, те эмоции, которые я испытывал, меня очень поразило, до сих пор это помню, как я листаю стенограммы допроса, и в конце стенограмм всегда стоит подпись допрашиваемого. И я вижу, что в начале рука твердая у отца Федора, а чем дальше я листаю, тем она все-е...

Кира Лаврентьева:

— Невозможно вообще смотреть.

Священник Сергий Лабунский:

— Ужасно, ужасно. Видно, что рука дрожит. Я понимаю, насколько ему тяжело было. Может быть, его били.

Кира Лаврентьева:

— Пытали.

Священник Сергий Лабунский:

— Пытали, издевались над ним, в каких условиях он содержался. И я понимаю, что этот кусочек живой истории, кровоточащей истории, моей истории, истории моей семьи — ничем не передаваемое ощущение. В этот момент я особенно глубоко влюбился в новомучеников, для меня подвиг новомучеников это, пожалуй, самая яркая страница вообще в церковной истории не только даже последних лет, но вообще в принципе в церковной истории, пожалуй, самая яркая страница. И может быть, она для меня такая потому, что есть вот эта связь, прикосновение, физическое буквально прикосновение, через это дело из архива ФСБ. Удивительная на самом деле история. И, конечно, отец Федор для меня стал путеводной звездочкой, его икона у меня стоит дома, у всех моих родных она теперь стоит тоже дома. Мы заказывали разным иконописцам, у нас несколько вариантов его икон рукописных есть, Конечно, я каждый раз молюсь ему обязательно и прошу его помощи и заступления. Даже когда я не знал о нем, и когда мои мытарства проходили через католичество и потом через пропасть неприкаянности моей после католичества, до того, как я пришел в православную церковь, я абсолютно уверен, что он меня вел, что он за меня молился перед престолом Божиим, и он меня вымолил. Потому что не было кого-то, кто бы за меня вздохнул и помолился. Наверное, мама, без сомнения, но она человеком была не особо верующим, поэтому, видимо ее молитва... Нет материнскую молитву не надо, наверное, сбрасывать со счетов.

Кира Лаврентьева:

— Конечно.

Священник Сергий Лабунский:

— Она меня тоже, я думаю, вымолила, хоть своими словами, может быть, не умея, не зная, но думаю, что она тоже вложила очень много своих молитв в меня. Вот она и отец Федор.

Константин Мацан:

— Так, хорошо, а байкерство священнику зачем?

Кира Лаврентьева:

— Новая страница.

Священник Сергий Лабунский:

— Новая странница, да. Байкерство. Это отдельная история, напрямую никак с церковью и священством не связанная, и связавшаяся с ней только под конец, потому что я два в одном, я и то и другое в одной личности. С подростковости опять же люблю мотоциклы, нравятся они мне, красивые, хорошие. Как-то никогда не вставал передо мной вопрос покупки собственного мотоцикла, хотя и хотелось, но это всегда было достаточно умозрительное желание, никогда не воплощаемое в действительности. Никогда у меня не было дядюшек с Явами, Планетами, Ижами, которые меня катали, ничего подобного у меня не было, это всегда было умозрительное увлечение. В конце концов, я уже став священником, познакомился с таким феноменом, как христианские мотоклубы. То есть мотоклубы, но состоящие из христиан, подчеркивающие свое христианство и использующие свое участие в этой байкерской среде для проповеди христианства. Насколько я знал, тогда уже существовал христианский мотоклуб, это орден Преображения в Кирове созданный, он тоже себя прямо не позиционировал как христианский мотоклуб, но он был создан священником еще в начале нулевых, двухтысячных годов. Но я о нем тогда ничего не знал абсолютно. И первый христианский мотоклуб, с которым я столкнулся, это God’s Squad, это зарубежный основанный, по-моему, в 1972 году мотоклуб, основан в Австралии был, и сейчас распространившийся по всему миру. К сегодняшнему дню у него, по-моему, больше пятнадцати стран открыто, где есть представительство этого мотоклуба, чаптеры они называются, как отделения этого мотоклуба. Я познакомился в первую очередь с ними, сдружился, с’общался, узнал, что на Украине есть чаптер, отделение этого мотоклуба. Раз они на Украине, значит, они говорят по-русски, я с ними связался, у нас пошло общение, мы подружились. Вот, собственно говоря, мои первые прикосновения к байкерской теме, физическое прикосновения. Не просто умозрительно, а буквально я прикоснулся физически, я увидел этих людей, я увидел эти мотоциклы, я увидел возможность не просто кататься на мотоцикле, проветривая свое лицо на подмосковных трассах, а я увидел за этим возможность какого-то делания, в том числе для Бога и ради Бога. Меня это очень вдохновило. Поэтому первое мое осознанное решение приобрести себе мотоцикл связано было именно с этим клубом. Я просто захотел в него вступить, я захотел быть частью этого движения, и я тогда впервые предметно задумался о покупке своего мотоцикла, и купил его себе на восьмое марта. Э-ге. Так получилось, совпали даты.

Кира Лаврентьева:

— Отец Сергей, а если немножко вернуться к тому моменту, когда вы оказались в храме, где находятся мощи праведного Алексея Мечева, в храме святителя Николая в Кленниках. Вы с радостью вошли в эту общину, мы начали развиваться, вы поняли, что вы дома. Все это очень откликается, такое с силой сказанное слово, ты всегда чувствуешь правду. Я думаю, наши радиослушатели также чувствуют ее, как мы с Костей. А момент священства? Вы также решили углубляться в православие, как вы углублялись в католичество, «во всем хочу дойти до самой сути». Вы и тут решили дойти до сути и стать священником. И как отнеслось к этому священноначалие, конкретно ваш священник, который вас исповедовал?

Священник Сергий Лабунский:

— Надо здесь сделать маленькую ремарку и сказать, что идея священства у меня появилась еще до того...

Кира Лаврентьева:

— Это мы уже поняли.

Священник Сергий Лабунский:

— ...как я воцерковился.

Кира Лаврентьева:

— А, это интересно.

Священник Сергий Лабунский:

— Когда мне в принципе стало это интересно, я понял, что вот, священство это наверняка то, что нужно. Мне сразу захотелось... Я тогда подростком был, сделайте на это скидку, пожалуйста, мне сразу захотелось все по-максимуму. Поэтому естественно, даже не зная, что это такое, еще не перейдя в католичество, я крещен-то было в православии, и в католичество я перешел уже, будучи в достаточно сознательном возрасте, не имея никакого опыта воцерковления. Но даже еще до этого перехода, когда я только задумывался об этом, когда мне это только стало интересно, когда я только начинал что-то читать какие-то книжки, я уже думал, что священство это наверняка, то, что нужно, я ничего про это не знаю, но мне это нравится. И я помню прекрасно момент, когда я пришел в ближайший к своему дому храм, это храм Сергия Радонежского в Гусиново, и с порога к батюшке. Я даже не знаю, что там за батюшка был, такой с рыжей бородой, не знаю, как его зовут. Я с порога к батюшке: отче, я хочу в семинарию поступать. А он меня первый раз видит, он как-то замялся, говорит: ну, ты знаешь, надо как-то на службы походить порегулярнее, у нас еще воскресная школа есть. Все, сразу тут для меня стояла точка, воскресная школа не рассматривалась в принципе. И все, это мимолетное прикосновение, первое мое высказанное желание стать священником, не зная еще ничего абсолютно, здесь закончилось. И дальше я немножко отступил назад, углубился в свои интересы в виде истории европейской и различной религиозной мысли. И тут постепенно начало выкристаллизовываться католичество потихонечку. Но я уже на тот момент хотел быть священником. Став католиком, естественно, а куда мне еще, конечно, священство. Поэтому уйдя из католичества в православие, идея священства никуда не делась, оно, как сияла для меня маяком, путеводной звездой, так оно у меня и сияло все это время. И со стороны, это любопытно тоже отметить, может показаться, что мой путь это какое-то метание из одной крайности в другую.

Кира Лаврентьева:

— Нет, нет. Не кажется так.

Священник Сергий Лабунский:

— А на самом деле, я хочу это подчеркнуть, всегда была очень прямая дорога, потому что всегда передо мной была вот эта путеводная звезда — служение Богу, служение именно с полной самоотдачей на полной глубине. Оно меня всегда вело. Да, я ошибался дверью в своей жизни, я заходил немножечко не туда. К счастью я оттуда вышел и пошел правильной дорогой.

Кира Лаврентьева:

— Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска, байкер, член Императорского православного палестинского общества, бывший католик, вот так мы под конец вас представим по полной программе, отец Сергий, проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Сергий, могли бы вы сказать, что вы припали к долгожданному источнику, священству, вы таки достигли того, чего искали, углубились, спустились на глубину? Просто ведь священство это сложная вещь, это опаляющая вещь, это то, к чему надо быть готовым, как говорит Иоанн Шанхайский, иначе оно тебя просто сожжет как солому.

Священник Сергий Лабунский:

— Без сомнений. Я честно совершенно скажу, что я ощущаю себя абсолютно на своем месте. Абсолютно.

Кира Лаврентьева:

— Слава Богу.

Священник Сергий Лабунский:

— Мне настолько нравится то, чем я занимаюсь, я настолько искренне люблю свое дело, служение у престола. Даже когда меня раньше спрашивали, чего тебе от жизни надо, я говорил, мне нужны всего три вещи, это приход, матушка и борода лопатой. Вот только с бородой лопатой у меня не очень получилось, у меня совочек такой. Все остальное у меня все замечательно.

Кира Лаврентьева:

— Вы такой мыслитель, как-то борода лопатой сюда никак не цепляется.

Священник Сергий Лабунский:

— Нет, отнюдь, я искренне за.

Кира Лаврентьева:

— Да? Наоборот?

Священник Сергий Лабунский:

— Может быть, вид-то интеллигентный у меня достаточно, но на самом деле я очень даже...

Константин Мацан:

— А на самом деле...

Священник Сергий Лабунский:

— Промолчим о том, что я брутальный байкер, не надо, в частности я уже говорил вам еще до того, как начался эфир, что я увлекаюсь старым обрядом, мне очень нравится старина русская. Мне вообще нравится старина, осязать пыль веков для меня исключительно важно внезапно. И если я не чувствую связи с древностью, а древность как лакмусовая бумажка, которая позволяет отличить истину от наносного и временного, в церкви является вечность и прикоснуться этой вечности дорогого стоит. Когда я занимаюсь тем, что я люблю, занимаюсь служением у престола, мне интересно, а как это было раньше? И мне хочется прикоснуться и здесь тоже к какой-то старине. Так я пришел к интересу к нашим дореформенным обрядам, старым, принятым еще до патриарха Никона при первых пяти русских патриархах. И постепенно этот интерес еще с нулевых у меня зародился, развивался. И сейчас, я надеюсь, мы пришли к той точке, когда в рамках нашего прихода начнутся богослужения по старым обрядам. Честно скажу, что пока еще нет благословения правящего архиерея, но мой рапорт на столе у него уже лежит. Я надеюсь получить это ответ и надеюсь, что после Пасхи у нас начнутся эти службы. Это процесс, который длился ни один год, я, пожалуй, даже скажу, что не одно десятилетие.

Константин Мацан:

— Я бы хотел спросить еще немножко о байкерстве. Не о самом байкерстве, а о том, что, предвижу, что может быть, у наших слушателей ваш рассказ такой простой — захотелось купить мотоцикл, купил — может вызвать даже вопросы. Есть некоторое представление, может быть, стереотипное, то есть ложное и неверное, но все же оно есть, что вообще-то не должно священнику иметь мирские сильные увлечения. Ну ладно священник историк, археолог, ученый, а вот священник, который сердцем привязывается к какому-то яркому, страстному, в каком-то смысле, хобби, это что-то не то. Что бы вы таким критикам ответили?

Кира Лаврентьева:

— Константин, ну ты закрутил.

Священник Сергий Лабунский:

— Нет, а что? Очень интересный вопрос, вообще молодец.

Константин Мацан:

— Спасибо. Я стараюсь.

Священник Сергий Лабунский:

— Молодец. На самом-то деле я могу согласиться с этими критиками. Действительно, когда у человека возникает что-то, что излишне его увлекает, это может очень легко отвлечь его от главного дела его жизни, в частности в данном случае, от священства. И более того, у меня есть примеры таких священников перед глазами, которые излишне ушли в эту область. Я не единственный как вы понимаете, священник, который на мотоцикле ездит. На данный момент у нас есть сообщество в интернете, мы не можем порой встречаться физически, потому что география очень большая этого сообщества, но в интернете оно существует. Оно так и называется «Мотосообщество православного духовенства». На данном момент в нем состоит больше восьмидесяти человек. И туда принимают только в священном сане, ни один мирянин не может войти в это сообщество. Больше восьмидесяти человек в священном сане Русской Православной Церкви или других канонических церквей, в основном, конечно, Русской Православной Церкви, являются байкерами, являются мотоциклистами увлеченными. И конечно, среди всего этого сообщества есть примеры, когда человек переступал какую-то тонкую невидимую границу и уходил, излишне увлекался этой байкерской темой, стереотипной, подчеркну, байкерской темой. Знаете, как это обычно выглядит, когда что-то такое в коже, с кучей цепей, заклепок, с огромным или громким ревом двигателя, такое что-то нарочито брутальное.

Константин Мацан:

— Я себе воображаю картину, что по дороге несется Харлей-Дэвидсон мотоцикл, от него такая ряса развивается, на воздухе трепещется.

Священник Сергий Лабунский:

— Нет, нет, этого никогда не бывает.

Константин Мацан:

— Вы не в подряснике, нет, катаетесь?

Священник Сергий Лабунский:

— Ни в коем случае, нет. Не надо путать Божий дар с яичницей. В церкви надо в рясе, на мотоцикле в рясе не надо.

Константин Мацан:

— Какая яичница? Пост сейчас идет.

Священник Сергий Лабунский:

— Тем более. Нет, на мотоцикле в рясе, конечно, не нужно. Это, во-первых, просто банально опасно, если уж на то пошло, она может в колесо там куда-то залезть.

Константин Мацан:

— Да, да.

Священник Сергий Лабунский:

— С другой стороны, я предпочитаю все-таки разделять. Есть понятие уместности. В храме уместно быть в духовной одежде. На мотоцикле уместно быть в защите, в специальной дорожной защите. Я не умаляю силу веры, но ряса все-таки плохая защита.

Константин Мацан:

— Собственно, мой вопрос был о том, что когда у человека есть сильное увлечение, как правило, он в себе стремится лакуну заполнить. Со стороны кажется, ну, какая у священника лакуна может быть внутри? Перед престолом человек предстоит, его руками таинства совершаются. Какие еще увлечения нужны вообще? А с другой стороны все мы люди и священник не перестает быть человеком, и ничто человеческое ему не чуждо, и почему не может быть у священника хобби, увлечения и так далее? Я хочу, чтобы вы что-то об этом сказали.

Священник Сергий Лабунский:

— Конечно, может быть и хобби, и увлечения, и плохого в этом нет ничего. Оно не должно быть на первом месте, на первом месте всегда служба у престола, это однозначно, это не обсуждается и не может обсуждаться в данном случае. Всегда священство в основе, как в базе...

Константин Мацан:

— В приоритете.

Священник Сергий Лабунский:

— В приоритете, спасибо. Конечно, священство всегда в приоритете. Но хобби естественно, может быть. Главное, чтобы человек не увлекался темной стороной того мотоциклизма, байкерства. Потому что темная сторона в этом есть, без сомнения. И, кстати говоря, что мне еще нравилось в христианских мотоклубах, в них эта темная сторона отсекается. Я прихожу на мероприятие христианского мотоклуба, я понимаю, что здесь никто не будет в алкогольном подпитии, что не будет никакого мата, стриптиза и еще чего-то в этом роде. Это действительно, верующие, воцерковленные люди здесь собрались. И нам есть о чем поговорить, у нас общие интересы, у нас общие взгляды на жизнь. Естественно, что человек ищет себе подобных, с кем его взгляды совпадают, с кем его интересы совпадают. В байкерской среде есть, это удивительное, уникальное, по сути, сообщество православных мотоциклистов, которые собираются вместе и которые даже совместные проекты реализуют. Это не только благотворительные проекты, как мы недавно в 2018 году, например, выпустили благотворительный календарь, где несколько священников сфотографировались рядом со своими мотоциклами. И мы этот календарь выпустили, все вырученные деньги, которые мы за него получили, были отправлены на помощь малоимущим приходам, которые только восстанавливаются, реконструируются, нуждаются в помощи. И в принципе идея была в том, чтобы привлечь внимание людей к тому, что где-то рядышком, не где-то далеко, а буквально рядышком с тобой, есть храмы нуждающиеся, есть семьи священников, которые нуждаются, помоги им, пожалуйста. Может быть посильная помощь волонтерская. Это, может быть, и денежкой где-то помочь, поддержать. Это, может быть, где-то распространить информацию о том, что такой храм есть, и в чем он нуждается. Если не ты поможешь, то кто-то другой поможет, но ты хотя бы расскажешь об этом. Так или иначе, мы столкнулись в нашем «Мотосообществе православного духовенства», мы физически с этим лицом к лицу столкнулись, и у нас возникла идея как-то помочь, как-то решить эту проблему. Какими силами мы можем это делать? Конечно, священник на мотоцикле это определенный вау-эффект и мы решили его использовать. Мы выпустили этот календарь, где сфотографировались несколько священников рядом со своим мотоциклом, я естественно, тоже есть в этом календаре рядом со своим теперь уже прежним мотоциклом, я его продал, но тем не менее. Мы этот календарь распространяли, не было никаких спонсоров, никто нам не помогал, мы просто сами скинулись и сами выпустили, и просто раздавали всем желающим, всем, кто хотел. А они донатили, жертвовали на храмы, там целый список был этих храмов.

Константин Мацан:

— У нас мало времени остается, у меня последний вопрос. Но мне, правда, очень интересно задать его. Возвращаясь к вашему интересу к западной истории, средневековой, я очень, как мне кажется, понимаю этот интерес. Может быть, меня не интересовала история как таковая, но книги про мушкетеров, западная архитектура, замки, рыцари, живопись, готика — все это такое красивое, такая сокровищница, что, кажется, хочется к этой западной христианской культуре принадлежать. На этом фоне обращаешься на Восток в православие и думаешь, как-то скучно здесь, нет того размаха. Где мушкетеры, где рыцари? Какие-то иконы, старинные храмы и романтики нет. И нужно, чтобы какая-то зрелость была, не духовная, но какая-то жизненная, чтобы оценить красоту иконы, чтобы поставить Владимирскую икону даже чисто художественно в один ряд с шедеврами, не знаю, Рафаэля и понять, что это просто другое искусство, оно такое же захватывающее. Как вы это чувствуете? При вашем интересе к западной культуре обращение к культуре православной?

Священник Сергий Лабунский:

— Ох. Когда только происходил мой переход из католичества в православие, когда я начинал к нему прикасаться, мне, конечно, было очень тяжело. Я искренне люблю, подождите, я сформулирую это... Как есть человек визуал, ему важно как это выглядит, кто-то на слух лучше воспринимает. Я воспринимаю лучше глазами, и для меня искусство визуальное, осязаемое, видимое искусство, всегда играло большую роль. Я искренне люблю, например, готику. Я считаю, это просто вершиной архитектуры, абсолютной вершиной, и ничто до сих пор не поднялось до таких же высот и красоты, как готика. До сих пор мой любимый храм — готический храм. Да простят меня наши радиослушатели, но тем не менее. Это храм Архангела Михаила в Киеве, совсем недалеко от Московского вокзала, если пройти, очень люблю этот храм, он в неоготическом стиле, из красного кирпича и немножечко камня, потрясающе красивый, до сих пор один из любимых моих храмов. Конечно, когда я приходил в православие, мне было эстетически очень тяжело, потому что я привык к другому, я люблю другое. Поначалу мне было непонятно, как вообще можно молиться носом в стенку, я имею в виду иконостас. Ну как же, я же привык к тому, что алтарная часть открыта, что я вижу престол, что я вижу духовенство, я как бы соучаствую в том, что происходит. А тут я стою перед закрытой стеной с закрытыми дверями, и вот такая духовность. Конечно, мне поначалу было очень тяжело. Но на самом деле вы правы, нужна какая-то зрелость, если уж не духовная, то годами определенная, но на Востоке есть своя красота. Эта красота уникальна. Конечно, она отличается от западной, естественно, но она по-своему прекрасна, удивительна и завораживает не меньше, чем красота западная. Если западная красота во многом очень рациональна, то красота Востока христианского во многом очень субъективно переживаемая, и во многом очень мистична, я бы так сказал. Я надеюсь, вы меня понимаете, что я имею в виду.

Константин Мацан:

— Я надеюсь, что понимаю, думаю, что понимаю, и вспоминаю знаменитый афоризм отца Павла Флоренского, который, как известно, придумал свое эстетическое доказательство бытия Бога: «Есть Троица Рублева, значит, есть Бог».

Священник Сергий Лабунский:

— Прекрасно, золотые слова.

Константин Мацан:

— Потому что настолько совершенна эта икона, что не может не быть Того, Кто вдохновил иконописца.

Священник Сергий Лабунский:

— Да. А кстати, извините, я еще вас перебью немножечко. Но хотел бы еще здесь пять копеек довставить. О том, что Западная культура, Западная эстетика может быть православной. И есть, я, может быть, для кого-то из наших радиослушателей открою новый материк, тем не менее, есть православные общины Западного обряда. Это настоящие православные люди, исповедующие православное вероучение, но служащие по Западным обрядам, по старинной древней Римской мессе, которая помнит аромат катакомб. Вот эта старинная латинская месса помнит аромат катакомб, действительно, она из тех дальних времен идет. И папа Римский Григорий Первый, Двоеслов в православии, хотя на самом деле он не двоеслов, он беседник, потому что двоеслов это диалогос, неверно перевели.

Константин Мацан:

— Диалогос, да, да.

Священник Сергий Лабунский:

— Он же кодофицировал, то есть утвердил уже существующий до него чин мессы. Та древняя, не современная, я подчеркиваю, не обновленческая латинская нынешняя месса нового сорта, а та древняя, которую чаще всего называют Тридентской по более позднему собору, это подлинное православное наследие православного Запада. Это удивительно на самом деле, и я рад, что такие общины существуют. Я рад, что есть люди, которые любят латинскую эстетику, западную эстетику и при этом действительно вспоминают, что ее истоки в православии, а не расколе. И возвращаются к этим православным истокам. На Западе есть общины латинообрядные православных церквей. Это Антиохийской Православной Церкви, это достаточно много общин в рамках Русской Православной Зарубежной Церкви, еще нескольких поместных православных церквей, такие даже целые диоцезы тоже есть, благочиние даже есть западнообрядных приходов православных. Я считаю это прекрасно, потрясающе, что это есть. И на Западе это востребовано.

Константин Мацан:

— Интереснейшая тема, задел на большую передачу на будущее. Спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Программу вели Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Спасибо. До свиданья.

Кира Лаврентьева:

— Всего хорошего.

Священник Сергий Лабунский:

— До свиданья.

Читать полностью

Другие программы

Светлый вечер

«Истоки и современность православной журналистики: личный путь». Николай Державин

Скачать

У нас в гостях был заместитель руководителя пресс-службы Патриарха Николай Державин.

Мы говорили с нашим гостем об истоках и современности православной журналистики, а также об особенностях работы комментатора праздничных богослужений в прямой трансляции.

Читать полностью