«10-летие Академии акварели Сергея Андрияки». Сергей Андрияка

У нас в гостях был Народный художник России, художественный руководитель Школы акварели, ректор Академии акварели и изящных искусств Сергей Андрияка.

Разговор шел о том, с чего началось создание Школы живописи, которая в этом году отмечает 10-летие, о том, любого ли человека можно научить понимать и любить искусство, а также о том, чем примечательны картины на евангельские сюжеты.

Ведущий: Алексей Пичугин

---

А. Пичугин:

— Друзья, добрый вечер, меня зовут Алексей Пичугин, я рад вас приветствовать в нашей студии и с удовольствием представляю человека, который здесь также и проведет вместе с нами и с вами эту часть «Светлого вечера», Сергей Николаевич Андрияка, народный художник России, действительный член Российской академии художеств и ректор Академии акварели и изящных искусств. Здравствуйте.

С. Андрияка:

— Здравствуйте.

А. Пичугин:

— Рады, что вы к нам снова пришли сегодня и очень рады нашим слушателям сообщить, что мы всех приглашаем на выставку, которая откроется 25 ноября в 5 часов вечера на Крымском Валу. Пространство теперь у нас называется Новая Третьяковка, но вообще на Крымском Валу всегда была часть Третьяковской галереи, но все-таки, как сейчас мы с Сергеем Николаевичем перед началом программы говорили, для всех нас привычнее все-таки старое название: ЦДХ. ЦДХ на Крымском Валу в Москве — это уже такой бренд устоявшийся. Третьяковка, конечно, еще более старое, Третьяковка — бренд брендов, но здание на Крымском Валу, конечно, для нас всегда останется ЦДХ.

С. Андрияка:

— Ну да, и потом, ЦДХ — все знали это место, куда люди ходили совершенно разные, на все вкусы, они получали все, там можно было и посмотреть выставки, отдохнуть и посидеть в кафе, и можно было купить и интересные книги, и антиквариат.

А. Пичугин:

— И на концерт сходить.

С. Андрияка:

Да, и на концерт сходить, там все было, вот просто все.

А. Пичугин:

— И кафе: помню, когда заходишь в фойе, вот этот сразу бьет в нос запах кофе, причем кофе тогда было еще не очень много там, так чтобы зайти в магазин и купить просто так, любое зерно на любой вкус, молотый кофе на любой вкус, этого всего не было, и ты заходишь в ЦДХ, и сразу бьет в нос этот запах свежесваренного кофе.

С. Андрияка:

— Да, это все было замечательно.

А. Пичугин:

— А выставка, на которую мы вас приглашаем, выставка приурочена к 10-летию Академии акварели и изящных искусств. И давайте я Сергею Николаевичу слово передам, чтобы он, как автор и организатор, все-таки пригласил всех нас правильно.

С. Андрияка:

— Ну да, я просто немножко расскажу о том, что, во-первых, это действительно такой некий итог того, что мы сделали за 10 лет, потому что школа, она существует с 99-го года, уже довольно давно, а Академия, ей как раз те самые 10 лет, в 12-м году начался учебный процесс, то есть первые студенты поступили и началась учеба, это высшее образование, совершенно новая форма образования, новая структура образования, новая специальность, почему новая — потому что один и тот же студент получал не только академический рисунок, живопись, акварель, но и огромное количество осваивал и знакомился с большим количеством техник, техник, которые мы знаем как мозаика, флорентийская мозаика, витраж, настенные росписи, книжная иллюстрация, масляная живопись, офорт, пастель, скульптура, причем скульптурная анималистика, довольно необычная для высшего художественного учебного заведения.

А. Пичугин:

— А почему необычная?

С. Андрияка:

— А потому что его нигде нет. Вот именно в том виде, в котором это сегодня существует у нас, именно такая профессиональная лепка животных, ну, в общем, этим не занимаются.

А. Пичугин:

— Ну, хотя это логично очень, если мы посмотрим на все мировое искусство...хотел сказать: львиная доля — да, львиной долей (смеются) как раз будут разные животные. А уж когда лошади у нас на первое место выходили — ну что ж, понятно, что лошадей изображали все.

С. Андрияка:

— Все, да. Но еще есть и иконопись, и три вида реставрации: реставрация графики, масляной живописи и темперы, понятно, что это иконопись тоже.

А. Пичугин:

— А теоретические дисциплины есть?

С. Андрияка:

— Конечно, весь набор теоретических дисциплин...

А. Пичугин:

— Нет, я говорился, дисциплины-то понятно, а специальности?

С. Андрияка:

— Нет, нет, нет. Вот это я, честно говоря, не очень хотел развивать, то, что касается искусствоведения и других видов таких, чисто таких умозрительных вещей, мы как-то от них отказались, потому что у меня главная задача — это научить человека мастерству, умению, чтобы он стал полноценным, хорошим профессионалом. И, конечно, самое, наверное, такое основное — то, что он с высочайшим уровнем мастерства мог и был готов выполнить любые другие заказы, которые сегодня может представить ему жизнь, потому что жизнь, она динамична, очень быстро все развивается и все меняется. И когда он поступает и учится потом шесть лет, то, наверное, тот заказ на те или иные художественные произведения может очень сильно измениться, вообще все в корне может меняться. И здесь мы, конечно, не можем ту же керамику, еще что-то ставить на производственный поток, мы этого не делаем, и все остальное тоже, это представляет собой больше уникальные вещи, тем, чем мы можем гордиться, то, что является для современности очень важным и ценным. Хотя большинство людей, они, наверное, спокойно относятся к расписанной вручную фарфоровой чашке и, допустим, деколь, то есть фотонанесение, которое, собственно, стоит дешево, и какая разница. Но во всем ручном производстве, которое у нас есть, во всем том, что они вручную делают, это, конечно, определенная энергетика очень сильная самого автора и это никогда нельзя подделать, это всегда будет уникальным, это всегда будет важным. И вот такая выставка большая, где представлены как бы четыре таких блока: это работы детей, с чего все начиналось, это Школа акварели, это начало наше, это детские работы, методика обучения, как можно любого ребенка научить. Дальше мы говорим о студентах, это, в общем-то, уже высшая школа. И конечно, педагоги, которые, собственно, не только преподают, а активно очень работают творчески, очень многие. И моя часть работ, ну, в общем, это три тысячи квадратных метров, где будет показано около двух тысяч работ.

А. Пичугин:

— А сколько будет выставка сама длиться?

С. Андрияка:

— Она будет длиться в течение месяца, с 25 ноября до 25 декабря, то есть практически прямо вот перед самым Новым годом она закроется. На этой выставке мы, мало того, что бесплатный вход будет всегда, да, но еще...

А. Пичугин:

— ...Что важно! Спасибо, что вы об этом сказали.

С. Андрияка:

— ...что очень важно, да. И вообще вот все время работы выставки — всё бесплатно. Но бесплатно там будут проводиться и разнообразные мастер-классы, пробные уроки, концерты, встречи с выдающимися деятелями культуры. Мы это расписание сейчас готовим, и я думаю, что те, кто придут на выставку, они будут в курсе дела всего того, что будет происходить на площадке самой выставки.

А. Пичугин:

— Смотрите, Сергей Николаевич, вот мы ходим в музеи, посещаем выставки, и все это, несомненно, воспитывает вкус. Особенно если есть такая возможность куда-то ходить регулярно, и при этом что-то новое узнаем о картинах, об экспонатах. Вот сейчас, кстати, вспомнил: благодаря национальному проекту «Культура» развивается цифровая платформа «Артефакт», на которой можно дистанционно посетить музеи России, прикоснуться к их шедеврам. Создаются мультимедиа-гиды «Артефакта» — это бесплатное приложение с технологией дополненной реальности, которое понятно и интересно рассказывает о предметах искусства. Вот достаточно прийти в музей, скачать приложение и выставку, навести камеру смартфона на экспонат и получить всю необходимую информацию. Вы регулярно организуете выставки, в вашей Академии учатся будущие художники, а как вообще можно передавать умение понимать искусство и его любить?

С. Андрияка:

— Ну, вы знаете, вообще достаточно понятные и достаточно распространенные вопросы.

А. Пичугин:

— Ну, естественно.

С. Андрияка:

— Вы знаете, я понимаю прекрасно, так как опыт моей педагогической деятельности очень большой, я начал преподавать, когда мне был 21 год, и что я для себя открыл, вот просто это как открытие большое — что большинство людей, кто не имеет отношения к искусству, может быть, многие пассивно, вот он приходит в музей, смотрит картины, смотрит выставки, а кто-то вообще и обходится без этого, абсолютно, ну, собственно говоря, зачем вообще все это нужно? Есть деньги, есть возможности, вот я лучше буду получать какие-то удовольствия, там свои есть интересы. А, вы знаете, оказывается, человек может быть слепым. В таком, почти прямом смысле этого слова, то есть, видя, не видеть ничего. И вот это связано с тем, что как только мы взяли карандаш, кисточку в руки, абсолютно не нужно быть потом профессионалом, который зарабатывает этим деньги, он с утра до ночи там работает, получает заказы, еще что-то делает — ни в коем случае. Как только человек начинает рисовать, вот самые простые вещи, перед ним вот этот мир открывается, и он начинает открывать глаза на все, что вокруг него существует. Это прекрасный мир, который мы не видим, и когда он для нас открывается — это великое счастье, это великий дар, который человек может иметь, может не иметь. Причем, это можно начинать в любом совершенно возрасте, это неважно, тут идет речь о маленьких детях, о людях в возрасте, всем эти ворота открыты. И мы когда, я помню, создавали Школу акварели, начинали только с самого начала, у нас главная была задача не то, что там каких-то талантов собирать, знаете, вот как обычно сейчас говорят: «ой, у вас там все таланты учатся», я говорю: да ничего подобного, это просто обычные дети, обычные взрослые люди, которые пришли научиться, мы их должны научить, методика позволяет это сделать, но мы не говорим, что мы сделаем из них художников, у нас нет такой задачи. Да, есть таланты, есть какие-то сверходаренные люди, но их единицы, они совершенно отличаются от, наверное, среднестатистического человека, но, самая главная задача — это открыть красоту мира для человека раз и навсегда.

А. Пичугин:

— Друзья, напомним, что в гостях у Светлого радио сегодня Сергей Андрияка, народный художник России, ректор Академии акварели изящных искусств, член Российской академии художеств. Но ведь, когда ребенка приводят в художественную школу... Хорошо помню по своему детству: привели меня в художественную школу, не знаю зачем, я всегда был уверен, что я не смогу рисовать, но и правда, через несколько месяцев попросили ребенка забрать, потому что когда уже все там, простенькие натюрморты рисовали, «этот», то есть я, до сих пор обводил машинки по контуру, но...

С. Андрияка:

— А это, вы знаете, вас не совсем правильно учили.

А. Пичугин:

— Может быть, это была художественная студия при Доме ученых, еще в какое-то позднее советское время. Но вот приводят ребенка в художественную школу, приводят ребенка к вам, ведь все равно это должно быть какое-то своеобразное видение мира, своеобразное представление о том, что вот этот предмет, то есть, ну вот, говорят: талант...

С. Андрияка:

— А видение мира, вы знаете, вот мы все разные, вот абсолютно разные, и мы видим мир абсолютно индивидуально, это великое чудо, которое есть в каждом человеке, это взгляд вот, ну, я не знаю: вы будете смотреть вот на чашку, которая стоит рядом, и я буду смотреть, у нас будет немножечко разное видение этой чашки, но это ничего не меняет. Вы понимаете, тут есть такая вещь: для того, чтобы увидеть мир, для этого надо научиться, немножко получить какие-то базовые небольшие знания, умения. Если это можно сделать, если методически это можно сделать последовательно — это прекрасно, это здорово, и мы поставили как раз именно такую задачу. Знаете, я не помню, рассказывал я на вашем радио или нет, как меня супруга сподвигла просто с моей одной из дочерей, ей было три с половиной года, и она говорит: «Ну вот приходит преподаватель музыки, занимается с ребенком музыкой, я преподаватель иняза, я занимаюсь с ней иностранным языком, а ты-то вот, у тебя столько всего, ты вроде как с ней ничем не занимаешься, вот, давай, займись изобразительным искусством, учи ребенка-то!» Я, конечно, немножко испугался всего того, что она мне сказала, почему? Потому что она говорила о ребенке очень маленьком, казалось бы, чему его можно учить, ей три с половиной года, это очень все-таки такой возраст, так скажем, детсадовский, младший детсадовский возраст, как быть? Для ребенка любого, вот он начинает заниматься каким-то делом, если у него что-то не получается с самого начала, он потом никогда не будет этим заниматься, для него уже закрыты все двери, он бросает это, и у него воспоминания самые отрицательные о том, что он делал. И я поднимаюсь вот на даче, на второй этаж, где у меня мастерская, с дочкой, думаю: что же мне с ней делать, как мне вообще быть, как это исправить и как сделать, чтобы у нее все получилось, вот что нужно сделать? И пришла на ум совершенно, мне кажется, очень интересная вещь, которая связана вообще со словом «обучать». Вообще, что такое обучение? Обучение — это повторение. Вот если вы вдумаетесь глубоко в это, то, оказывается, это повтор. Ну, когда в музыкальную школу приходит ребенок, с чего он начинает? Он что, сочиняет музыку? Нет, конечно, он начинает с основ и с нотной грамотности, сольфеджио, и он занимается повтором тех произведений, он их исполняет, в которых заложена абсолютная гармония, и таким образом он как бы повторяет и учится, и воспитывается вкус, воспитывается даже, наверное, то восприятие музыки, классической гармонии, которая, собственно, потом ему всегда будет нужна. Такая же история, на самом деле, и с изобразительным искусством.

А. Пичугин:

— Получается, любого ребенка можно научить рисовать?

С. Андрияка:

— Абсолютно. И вот, вы знаете, я сделал как бы два контура с яблоком, яблоко мое и яблоко моей дочки Софии. И вот, значит, я говорю: «Вот это твое яблочко, это мое яблочко, мы сейчас будем его делать в цвете: у нас будет желтое яблочко с красными прожилками». Ну, и первый момент я показываю, значит, сначала в водичку кисточку, потом в краску, потом на белый листик бумажки попробовать саму краску — и на лист, на изображение. Я показываю первый этап, мы покрываем это яблочко желтой краской, потом берем кисточку маленькую, макаем в красную краску и делаем полосочки, которые в сырой краске расплываются, и получаются такие красивые разводы. Она потом это все повторяет за мной уже на своем листе, и так вот мы параллельно доходим до самого таинственного и красивого момента, когда я говорю: «Слушай, а вот теперь ты помой кисточку, поменяй водичку, чтобы она была чистенькая, и мы с тобой, у нас будет чудо, волшебство, полное волшебство! Мы возьмем с тобой кисточку и дотронемся до самых выпуклых мест, это два блика, просто поставим две капельки». Мы ставим две капельки, я через какое-то время отжимаю кисточку и убираю эту капельку, и у меня получается бличок, и яблочко оживает, оно кругленькое, красивое, оно с объемом, оно написано по законам классической живописи, и у ребенка это все получилось, она радуется, здорово!

А. Пичугин:

— И можно делать следующий шаг уже.

С. Андрияка:

— Безусловно. Мы потом написали сливы, мы там писали, потом я эту методику как-то немножечко забыл, а прошло время, честно скажу, в школу все время приходили дети младшего школьного возраста, ну они приходят: «А можно учиться?» Вы знаете, как устроена психология — психология устроена таким образом, что до 11-12 лет ребенок не может рисовать с натуры, ну не может, вот ты чего хочешь ему поставь — он повернется задом к этой натуре, будет ее рисовать по некоему представлению своему. И вот здесь произошло такое вот чудо: начали разрабатывать вот эту методику — а это весь мир, который окружает ребенка, вот то, что он видит, с чем он родился, это все бытовые предметы, это масса всякой еды интересной, вкусной, которую он очень любит, и которая ему приятна для изображения, он там какую-нибудь булочку с маком, мороженое эскимо откусанное с фольгой, это все здорово, это красиво, и вот он это все делает с огромным удовольствием и воспитывает, естественно, вкус и эстетику, и технику тоже, то есть он приобретает определенные навыки. А когда ему исполняется уже 11-12 лет, он начинает это делать с натуры, уже понимая многие вещи, которые прошли у него вот как копии, как повтор. В Императорской же Академии художеств, когда она была открыта, вот, кстати, был тут дата такая памятная — 265 лет Академии художеств, и там принимали детей с шести лет, они совсем маленькие были, казалось бы, что с ними делали? Но в те годы люди понимали прекрасно, что есть такая психологическая особенность: ребенок может копировать, ну почему в детстве он прекрасно учит иностранный язык, он запоминает целые поэмы, он прекрасно танцует, всё, он все копирует за взрослыми, которые ему что-то показывают, и здесь все то же самое: в Императорской академии давали гравюры старых мастеров, картин старых мастеров, они что делали: они копировали эти гравюры. Если ребенок прокопировал такое количество прекрасных образцов, то я понимаю, когда ему исполнилось там 10,11,12 лет, он уже, в общем-то, вполне-вполне-вполне готов изображать достаточно профессионально с натуры то, что ему предлагается.

А. Пичугин:

— Друзья, напомним, что сегодня в гостях у Светлого радио наш дорогой друг, человек, который приходит на Светлое радио уже много лет, Сергей Николаевич Андрияка, народный художник России, действительный член Российской академии художеств, ректор Академии акварели и изящных искусств. Буквально через минуту мы вернемся в нашу программу.

А. Пичугин:

— Возвращаемся в студию Светлого радио. Друзья, напомним, что сегодня у нас в гостях Сергей Андрияка, действительно член Российской академии художеств, народный художник России, ректор Академии акварели и изящных искусств. И вот как раз совсем скоро на Крымском Валу в бывшем ЦДХ, теперь называется пространство Новая Третьяковка, 25 ноября, в 5 вечера открывается выставка в честь 10-летия Академии акварели и изящных искусств, куда мы с Сергеем Николаевичем вас приглашаем и куда вход свободный, месяц вы можете приходить и любоваться замечательными работами не только студентов-выпускников Академии, но и самого Сергея Николаевича. Давайте еще раз напомним про выставку: там же я правильно понимаю, что не только выпускники, не только ваши работы, но еще и работы действительных студентов?

С. Андрияка:

— Да, там во-первых, студенты, потом дети, именно те дети, начиная с шестилетнего возраста, которые приходят к нам в школу учиться, и что они могут, и чему нам удалось их научить. И, конечно, педагоги, и мои работы, все, в общем, мы показываем такую огромную выставку. И самое интересное и самое, мне кажется, важное для многих — это то, что выставка будет не просто выставкой, а там будет проходить очень много всего. В первую очередь, это, конечно, пробные уроки, это уроки, когда все желающие, абсолютно, мы никого не спрашиваем, там есть талант, есть одаренность или какие-то данные, мы ничего не спрашиваем, все могут принять участие в этих пробных уроках, и у них все получится, вот это самое главное, и они приходят, садятся, им дают краски, кисточки, бумагу, вместе с педагогом они начинают, может быть, первое свое произведение, первую свою работу делать, и, собственно говоря, она у них, я говорю точно — получится. Также, как скульптура анималистика, она тоже будет прямо в залах.

А. Пичугин:

— Но одно дело — дать ребенку в руки карандаш или кисть, а другое дело — дать ему какой-то материал, из которого он может...да не только ребенку, кстати говоря, мы говорим ребенку, я думаю, что это и взрослый может, если дать ему в руки какой-то материал, из которого может получиться скульптура.

А. Пичугин:

— Ну, так вы знаете, когда у нас проходили дни открытых дверей, это был такой праздник, и можно было видеть детей счастливых, на картонке несущих какого-то зверя, вылепленного достаточно профессионально, достаточно грамотно, то есть это не какой-то мультяшный такой схематичный персонаж, а это вполне, вполне, вполне достойный, это может быть медведь или черепаха, или какой-нибудь осьминог, или еще что-то, но это вполне-вполне профессионально сделано. И мы вот очень радуемся, что у нас есть такое направление — анималистика, потому что пришел к нам педагог, замечательный педагог, который сам прекрасный скульптор, и благодаря ему у нас перед входом возлежат два огромных пятиметровых бронзовых льва, вот один лев так как бы древний...

А. Пичугин:

— Перед входом в Академию?

С. Андрияка:

— В Академию, это на Варги, 15.

А. Пичугин:

— У меня почему-то всегда ассоциация с вашей школой, ну, понятно, что теперь Школа и Академия это одно, я живу рядом с замечательным особняком, где у вас Школа, в Гороховском переулке, между Бауманской и Курской, чудесный совершенно особняк, который когда-то принадлежал детскому евангелическому приюту, я хотел сказать: в викторианском стиле, ну, да, вот что-то похожее.

С. Андрияка:

— Ну, наверное, да, это 1889 год, даже построен-то он, в общем, немецким архитектором Геппенером.

А. Пичугин:

— Да, причем на Бауманской есть еще несколько зданий, которые им построены, но чудесный совершенно особняк, его нельзя пройти мимо, если вы будете идти по Гороховскому переулку, даже если вы куда-то просто будете идти от метро Курская туда, в сторону от Садового кольца, не поленитесь, пройдите по Гороховскому и посмотрите на это чудеснейшее здание, не знаю, можно ли просто зайти внутрь?

С. Андрияка:

— Можно, можно, во-первых, можно всегда зайти внутрь, во-вторых, там всегда работает музейно-выставочный комплекс, который доступен абсолютно для всех, кроме понедельника и вторника. И там сейчас выставка, музейная коллекция из Угличского музея.

А. Пичугин:

— Ой, как здорово! Угличский музей замечательный.

С. Андрияка:

— Да, но это старые мастера, это мастера XVIII-XIX веков.

А. Пичугин:

— Это иконы, нет?

С. Андрияка:

— Там много чего, но в основном это, конечно, акварели, графика и немного масляной живописи, то есть то, что, собственно, прекрасно представлено в самом музее.

А. Пичугин:

— Передо мной лежит яркий буклет, где представлены работы ваших студентов, дипломные работы, малые работы. Здесь, я смотрю, преобладают евангельские темы, почему так?

С. Андрияка:

— Вы знаете, я думаю, что они, во-первых, вечны, они вечно актуальны, Евангелие вообще о жизни.

А. Пичугин:

— Это безусловно, да, но это какая-то ваша идея давать эти темы, или...

С. Андрияка:

— Нет, они сами выбирают темы, все студенты абсолютно вольны выбирать сами темы. Они выбирают эти темы, они стараются. В конце пятого курса у нас обычно такой просмотр эскизов и разных таких идей наших студентов, вот что они будут делать на дипломе: они делают, с одной стороны, картину, эта картина может быть акварельная, она может быть выполнена в технике пастели, масляной живописи и других техниках, но это картина. А вторая — это те техники, которые они осваивали в течение пяти лет обучения, они выбирают сами, это может быть офорт, это может быть книжная иллюстрация, это может быть масляная живопись, это может быть пастель, это может быть мозаика, витраж, анималистика, скульптура, это может быть все, что угодно, это иконопись, реставрация, но они выбирают здесь все, что им хочется выбрать, и мы этому радуемся, потому что специалист получается очень полный, он получает не просто узкое что-то, и сама Академия была сделана именно для того, чтобы каждый студент получал не узкую такую специализацию, а он все-таки знакомился со всеми техниками, был готов к какому-то профессиональному заказу, который может последовать в любой момент, когда он закончит вуз и выйдет в жизнь. У меня в моей жизни так было, что я закончил просто живопись, на живописном факультете я учился, это масляная живопись и отнюдь не акварель. Когда я закончил, у меня было первое предложение — сделать иллюстрации. Издательство «Молодая гвардия» выпускало серию книг про молодых писателей, и одну из книг мне дали и говорят: ну вот хочешь, пожалуйста, вот можешь иллюстрировать. Я никогда не занимался иллюстрацией, для меня это было все в новинку, очень трудно, я не понимал эту иллюстрацию, потому что я не книжную графику заканчивал, вот это первое. Второе: мне буквально через очень короткое время, через несколько месяцев предложили сделать витраж огромный, и я им занимался целый год. Я тоже совершенно не знаком был ни со стеклом, ни как его обрезать, ни как вообще делать витраж, ни как расписывать витраж, обжигать стекла и так далее, для меня это был темный лес.

А. Пичугин:

— А согласились, потому что это вызов?

С. Андрияка:

— Ну это вызов, да, это вызов, и он был такой, достаточно жесткий. Я, честно говоря, с витражом долго изучал это, ходил в Строгановку к мастерам, спрашивал: а какие краски, а что надо делать, а как вообще это все делается? Потом учился у одной бригады блестящих, просто блестящих витражистов, мастеров, и я научился резать стекло и научился делать витраж, и понял многие законы витража, такую специфику этого материала, потом в жизни мне пришлось лепить десять лет, первые шаги в изобразительном искусстве у меня были связаны не с рисованием, а с лепкой, и лепка сопровождала меня очень долго. А потом, уже после вуза, мне очень хотелось расписывать фарфор, ну вот не знаю, отчего...

А. Пичугин:

— А это еще одна сторона, да?

С. Андрияка:

— Да, одна сторона у меня появилась такая, там мне удалось купить подержанную такую не новую муфельную печечку маленькую из Учколлектора и, собственно говоря, я учился с нуля. Я пришел к нашим художникам, говорю: «Слушайте, ну дайте мне какие-то краски, я готов купить, но я не знаю ничего». Они говорят: «Ну вот этот цвет на температуру 550 градусов, эта краска на 600 градусов, это на 700, а это на 800, а это на 850. Я говорю: «Подождите, подождите, а как же?..» Они говорят: «Нет, они не смешиваются между собой, вам надо выбрать». И я писал на тарелке, помню, выстраивая последовательность обжигов, ну понятно, что начиная от самой-самой высокой температуры и кончая уже более низкой, послойно, последовательно, здесь мне пригодился опыт работы с акварелью.

А. Пичугин:

— А это все — самое начало вашей работы?

С. Андрияка:

— Да, понимаете, это моя жизнь. Потом мне пришлось заниматься настенными росписями, тоже, ну вот жизнь меня туда...Потом: а как делать? Я многое просто не знал. И сегодня я считаю, что они не то что себя не обеднят, а наоборот получат очень много, студенты, когда они получают возможность познакомиться со всеми этими техниками, их этому учат. Но я даже скажу больше того: у нас есть и копийная практика.

А. Пичугин:

— Какая?

С. Андрияка:

— Копийная — мы делаем копии, ну, в музеях. И что удивительно — что акварелью мы копируем образцы масляной живописи, это тоже безумно интересно.

А. Пичугин:

— Да, вы говорите, что это безумно интересно, а я, как человек, очень любящий живопись, но далекий от техник, сижу и не понимаю, почему действительно нельзя акварелью скопировать масло? Ну понятно, что это абсолютно разная техника, понятно, что масляную живопись ты никогда ни с чем не перепутаешь, она всегда будет масляной, но вот сам сюжет-то он же копируется...

С. Андрияка:

— Перепутаешь...

А. Пичугин:

— Перепутаешь, да?

С. Андрияка:

— Да, вот они так копируют, что это вещи, которые не хуже тех образцов, причем вы никогда не отличите на небольшом расстоянии, что это не масло, а это акварель.

А. Пичугин:

— Друзья, я напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня Сергей Андрияка, ректор Академии акварели и изящных искусств, действительный член Российской академии художеств, народный художник России. Ну вот я бы хотел вернуться к студентам. Я заметил, что очень много евангельских сюжетов, но вот в первую очередь, вы думаете, это какой-то их духовный поиск или это знакомство с таким очень важным? Евангельские сюжеты — это то, к чему мировая живопись всегда обращалась, или это попытка обратиться к тому, к чему обращались тысячи художников до них, это попытка окунуться в мировую живопись со всех сторон?

С. Андрияка:

— Наверное, я думаю, это и то, и другое. Но в первую очередь, наверное, чтобы делать евангельский сюжет, для этого надо его хорошо понимать, я думаю, без этого понимания никакой евангельский сюжет просто не получится, поэтому нужно понимать, проникать в какую-то глубину, знания должны быть, и самое главное, я считаю, что здесь необходима, конечно, вера, без веры это делать не следует, так же, как заниматься иконописью, если человек совершенно не верит и пишет.

А. Пичугин:

— Ну, вряд ли, мне кажется, он захочет заниматься иконописью тогда на профессиональном уровне, ему может быть в таком случае с иконой интересно, как какой-то этап, что я тоже могу это сделать, мне интересно это повторить, но сделать иконопись частью своей жизни, я думаю, что неверующий человек не стал бы.

С. Андрияка:

— Да, конечно, безусловно. У нас же поэтому и сделано, потому что есть же люди, которые принципиально или в связи со своими другими религиозными убеждениями, может быть, у них какие-то и атеистические такие есть позиции внутренние, но мы им ни в коем случае не навязываем, мы даем возможность, пожалуйста, альтернатива — темпера, тоже на натуральных красках все то же самое, но она светская, пожалуйста, нет проблем, они могут это осваивать.

А. Пичугин:

— А вот вообще за годы существования Академии заметили ли вы, что сюжеты меняются чаще всего, к которым обращаются ваши выпускники?

С. Андрияка:

— Вы знаете, я могу одно сказать, что, конечно, в целом, те гаджеты, которые сегодня есть, наверное, почти у всех, вот у меня, к счастью, их нет.

А. Пичугин:

— Неужели?

С. Андрияка:

— Совсем. Просто кнопочный телефон и все, и я их никогда не приму в своей жизни, никогда не будут со мной эти гаджеты. А что происходит с молодыми людьми? Особенно это, конечно, касается сейчас маленьких детей: у них, к сожалению, происходит первое, это очень такое тяжелое: им не надо ничего запоминать, то есть атрофируется память. Причем это уже вопрос, наверное, чисто медицинский, он существует, специалисты подтверждают и говорят, что просто человек не может много запоминать, просто не запоминает, ему не надо запоминать, потому что перед ним есть смартфон, который дает ему ответы на все вопросы, это первое. Второе, конечно, это очень тяжелая такая вещь: он напитывается определенными штампами которые существуют у него перед глазами постоянно, и та фантазия, свободная фантазия, которая рождается у любого ребенка, эта фантазия, к сожалению, парализована, ее нет, он мыслит этими штампами. Ну и еще один момент очень такой существенный — это то, что у него очень много суеты, суеты, он постоянно должен менять эти картинки, он бесконечно смотрит то одно, то другое, то третье, то четвертое, у него все время идет такая смена информации, смена видеокартинок, все. И, ну, я так, может быть, грубо скажу, но, в общем, конечно, это действует немножко так деградирующе на любого совершенно человека, и в первую очередь, конечно, на детей. И когда мы подходим к выбору темы для картины, вот то, что вы говорите, те дети, которые слишком, слишком живут в этой системе координат, в этих гаджетах, они, как правило, не знают, о чем можно сказать людям. Потому что что такое картина? Картина — это твой взгляд на мир, что ты хочешь рассказать людям, что ты хочешь сообщить, для чего ты это делаешь? Ну, какой-то смысл должен быть в этом. И поэтому, конечно, общая тенденция, она отрицательная и здесь говорить о том, что это все здорово, замечательно, и нам надо продолжать цифровизацию — я категорически против этого, просто категорически, я понимаю, что мы идем к полной деградации личности. Ну, и вот то, что выбирают евангельские сюжеты — это выбирает определенный контингент наших студентов, определенная категория, кто не только знаком с Евангелием, но сама семья, близкие люди, они просто живут в этом, они понимают и смысл, и все то, что связано с этим. Понимаете, я сейчас вот просто не хочу приводить некоторые примеры, потому что могут на меня обидеться наши определенные студенты, но есть, конечно, примеры, просто нет мыслей никаких вообще, нет, не о чем говорить.

А. Пичугин:

— Есть наоборот, я листаю буклет...

С. Андрияка:

— Ну, мы стараемся, чтобы это было именно наоборот, мы стараемся, чтобы максимально наши ребята, которые пришли учиться именно в Академию, они максимально думали.

А. Пичугин:

— Но на меня никто не обидится, потому что никто из студентов меня не знает, я могу себе позволить. Я, наоборот, хочу не про тех, у кого нет мысли ни одной, но чудесное совершенно полотно, не знаю, кто такая Ольга Семёнова, шестой курс, «Оплакивание», это сцена тоже известная, евангельская, «положение во гроб Христа», но это настолько... тут как раз есть все мысли, тут каждое лицо, по нему можно отследить его отношение к происходящему, насколько этот человек близок Христу и что выражает само лицо Спасителя, и вот это, конечно, чудесная, какая-то фантастическая работа человека, которому двадцать с небольшим, скорее всего.

С. Андрияка:

— Да, да, да. И вы знаете, эта девушка, она, когда писала, там чувствуется в ритмах, вот в движениях фигур молитвенный покой.

А. Пичугин:

— Покой, да.

С. Андрияка:

— Да, и покой, ну понятно, что без вот этого внутреннего чувства, внутреннего сосредоточения никогда мы такое не получим.

А. Пичугин:

— А еще одна работа, которая меня как-то тронула, очень тронула, совсем светская, как раз она о другом: это зимнее, наверное, утро на трех вокзалах в Москве. Причем некая Марина Коротаева, городской пейзаж, она изобразила вот эту Комсомольскую площадь, которую все москвичи уж точно знают, да и не только москвичи, потому что кто только на три вокзала откуда не приезжал. Но здесь это тоже можно представить, что Марине Коротаевой двадцать с небольшим лет, она не то что Комсомольскую площадь советского времени, а Комсомольскую площадь 90-х годов не видела никогда, а здесь вот эти старые трамвайчики, старые автобусы, «волги», «москвичи», горбатые «запорожцы», всё в снегу, это такая очень-очень атмосферная работа. У меня, когда я был маленький, был какой-то буклет тоже «Художников о Москве», и вот там были похожие работы, но все-таки то было советское время, они с натуры это видели, можно предположить, что Марина Коротаева видела фотографии, но можно, наверное, сколько угодно копировать с фотографии, но с фотографии настроение не передашь, а тут она как будто сама стоит, можно предположить, что это какой-нибудь там 75-й год, что она сама стоит в 75-м году, за ее спиной Ленинградский вокзал, а смотрит на Казанский, и вот это вот все, что она может передать и увидеть.

С. Андрияка:

— Да, да, там даже, мне кажется, это время 60-х, начало 60-х годов, по атмосфере и по тому, по тем машинам и троллейбусу, который там стоит. Но это все замечательно, и есть такие ребята И с другой стороны, вы знаете, бывает: вот, допустим, они берут Великую Отечественную войну, тему. Казалось бы, Великая Отечественная война, тема такая серьезная, глубокая, но они никак не могут понять вот эту атмосферу войны, фронта, того, что происходило. И там, я помню, как у одной: значит, они сидят, тут окоп, но они сидят, как вот это пляж какой-то, так вот они отдыхают, вот они расположились, им очень хорошо, то есть вот этого настроения войны, вот этой трагедии, этого всего того, что происходило, никто не чувствует. Ну, это надо самим во многом, наверное, пережить такие вот вещи.

А. Пичугин:

— Ну, лучше не переживать.

С. Андрияка:

— Знаете, если вы берете такую тему, надо и пережить.

А. Пичугин:

— Ну тогда не надо брать.

С. Андрияка:

— Не надо брать. Вот мы поэтому многих ребят как-то немножко отводим от этих тем и говорим: ребят, либо вы погружаетесь туда... Это, знаете, когда ты изображаешь смерть персонажа какого-то, ты должен сам умирать.

А. Пичугин:

— Возьми книжку Николая Никулина, почитай ее, а потом попробуй окунуться в эту эпоху, может быть, как-то так.

С. Андрияка:

— Может быть, но это свойственно не всем, конечно, далеко не всем, потому что все-таки они люди сегодняшнего дня, и они по-другому это все видят, они по-другому воспринимают.

А. Пичугин:

— Но есть и сегодня сюжеты, которые подчас, может быть, не на поверхности, не какие-то там громкие сюжеты, а что-то очень личное, что человека вот самого, он же берет тему войны, наверное, не потому что она его так лично задевает, все-таки я настаиваю на том, что прошло 80 лет, и невозможно 80 лет эти человеку, которому сейчас 20, пережить как будто это что-то вот прямо его, тут надо действительно или жить как-то этим, или брать то, что лично человека задевает, и то, что человек может прямо вот пережить, то, что его сейчас вот изнутри прямо разрывает, в хорошем смысле этого слова.

С. Андрияка:

— Я расскажу маленькую такую историю: у меня был момент, когда я пришел в творческие мастерские Академии художеств и решил написать картину сюжетную, я тогда писал очень много сюжетных картин, сюжетную картину связанную с Великой Отечественной войной. И вот зима, заснеженное поле, на этом поле, ну, там понятно, уже заснеженные трупы в разных положениях. И женщина, пожилая женщина просто, она на санках пытается вытащить, в надежде, что, может быть, еще можно как-то спасти, чужой сын, Ну, вот я и назвал «Чужой сын», ну, какого-то солдата, который тоже засыпанный снегом, у него там вся эта шинель, он весь в снегу, она, значит, его вытаскивает. И вот я помню, как, когда я написал, для современного человека это было бы, наверное, еще пронзительней, если сделать этого солдата немецким солдатом. Вот немецкого солдата вытаскивает русская такая простая женщина деревенская, с поля боя. Но мне все сказали: ты знаешь, пусть это будет русский солдат, не надо немецкого солдата, потому что, да, пройдет еще там «...цать» лет, и, может быть, это можно будет сделать, но сегодня в сознании любого ветерана, любого человека, который прошел войну, конечно, это никак не может увязаться. То есть это опять, вот мое сознание, мое восприятие войны, оно другое, и здесь ничего не поделаешь.

А. Пичугин:

— Да, конечно, конечно.

С. Андрияка:

— Потому что я не пережил это, как, допустим, мой отец, который прошел от Москвы до Берлина.

А. Пичугин:

— У вашего отца в творчестве как раз достаточно много вот этой войны, но это пережито им.

С. Андрияка:

— Это пережито и он по понятным причинам, когда его спрашивал, я говорю: «Пап, ну ты расскажи, может быть, о войне там, о том, о всем», он говорит: «Ты знаешь, не хочется, вот не хочется». Он почти ничего не рассказывал о войне. У него была единственная мечта — написать поэму о солдате, он сделал массу эскизов, но, опять же, сегодняшнему зрителю это не очень понятно, это какая-то такая совершенно странная вещь: в каком-то дыму, в каком-то размытом виде происходит вот этот вот бой, там какие-то силуэты людей, все, это все очень сложно.

А. Пичугин:

— Спасибо вам большое за этот разговор. Мы напомним, что 25 ноября в 5 вечера на Крымском валу в бывшем ЦДХ, теперь в Новой Третьяковке, откроется выставка, посвященная десятилетию Академии акварели и изящных искусств Сергея Андрияки. Приходите, вход свободный целый месяц можете наслаждаться работами и самого Сергея Николаевича, нашего сегодняшнего гостя, и его учеников.

С. Андрияка:

— Да, и мы будем проводить там и мастер-классы, и пробные уроки, и по разным техникам, это все абсолютно бесплатно, и все доступно абсолютно для каждого.

А. Пичугин:

— Спасибо. Сергей Андрияка, народный художник России, ректор Академии акварели и изящных искусств, действительный член Российской Академии художеств был с нами. Я Алексей Пичугин, всего доброго, до свидания.

С. Андрияка:

— До свидания, спасибо.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Еженедельный журнал» с Аллой Митрофановой. Выпуск 400
• «Православная школа сегодня». Протоиерей Дмитрий Григорьянц
• «Возрождение культурного и духовного наследия». Анор Тукаева, Валерия Лебедева