«Журнал от 21.03.2025». Алексей Соколов, Юлия Бочарова, Анна Леонтьева, Наталия Лангаммер

Этот выпуск «Журнала» был посвящен памяти схиархимандрита Илия (Ноздрина), который отошел ко Господу 15 марта 2025 года.

Своими воспоминаниями о встречах и общении с отцом Илием делились ведущие Анна Леонтьева и Наталья Лангаммер, а также Исполнительный директор журнала «Фома» Алексей Соколов и режиссер, продюсер, актриса, автор программ на Радио ВЕРА Юлия Бочарова.

---

А. Леонтьева

— Добрый светлый вечер. В эфире наша еженедельная программа «Журнал». Программа, где мы вчетвером собираемся и размышляем о каких-то событиях, тенденциях, о каких-то, может быть, наших открытиях. Обычно каждый из нас приносит какую-то свою тему в дорогую редакцию. Сегодня я хочу сказать, что программа совсем иная, она посвящена событию, которое, не побоюсь этого слова, потрясло православный мир. Отошел ко Господу старец Илий (Ноздрин), наш батюшка, молитвенник, заступник земли Русской. И сегодня мы все хотим повспоминать, поговорить на эту тему. Может быть, у кого-то есть какие-то личные эпизоды общения с батюшкой и какие-то мысли о его духовном наследии. Сегодня с вами в этой студии Анна Леонтьева и Наталья Лангаммер. Здравствуй, Наташа.

Н. Лангаммер

— Добрый вечер.

А. Леонтьева

— А также наши дорогие гости. Юлия Бочарова — актриса, продюсер, режиссер, автор нескольких выпусков программы «Места и люди». Добрый вечер, Юлия.

Ю. Бочарова

— Добрый вечер.

А. Леонтьева

— И исполнительный директор журнала «Фома», наш постоянный гость, Алексей Соколов. Леша, здравствуй.

А. Соколов

— Добрый вечер. Здравствуй.

А. Леонтьева

— Ну я думаю, что у всех, кто сейчас в студии, есть хоть один эпизод общения с батюшкой, каких-то его советов, наставлений, каких-то вот ощущений, просто бытия рядом с ним, какое-то вот попадание в это поле необыкновенное. Юль, я думаю, что тебе первой предоставим мы слово, потому что ты больше нас всех общалась. Мы когда-то с Юлей записали программу про отца Илия, можете посмотреть ее в архивах, но у Юли есть что рассказать, я рассказала какие-то свои небольшие эпизоды. И это было в 21-м году, по-моему, да, Юль?

Ю. Бочарова

— Да. Я вот была в Оптиной, а на отпевание уже не осталась с детьми. Но я хочу сказать, что такой поток был людей, тысячами просто приезжали к батюшке проститься. Машины, перекрыты просто дороги, машины оставляли на подъезде к Оптиной пустыне, и люди шли пешком с цветами, с детьми, с маленькими детьми. И это такое чувство удивительное, знаете, когда и больно от того, что мы здесь все потеряли и радостно, что теперь у нас светильник появился. И говорят многие, да, без очереди теперь можно к нему приходить и всегда можно к нему обратиться, он будет помогать. И это такое, праведника хоронили, в общем, праведника. И очень больно, и радостно одновременно, и это смешанные очень чувства. Но так, наверное, только праведники уходят, когда ты понимаешь, что Пасха и вроде как смерти нет, и похорон нет, но у тебя все равно что-то щемит, что ты не можешь больше приехать, пообщаться. Это, наверное, больше даже нас касается здесь, на земле, людей, которые будут по нему очень скучать.

А. Леонтьева

— Юль, вот за эти годы, как мы с тобой не общались, были какие-то у тебя моменты общения с отцом Илием, что-то произошло?

Ю. Бочарова

— Ну последнее могу рассказать, как вот мы... Последний раз я приехала, и мы где-то два с половиной часа сидели вместе и ели манговое мороженое, дыню, то есть это вот было такое очень радостное, радостная такая была встреча. Потому что вот даже не было никаких ни вопросов, ни каких-то просьб, то есть вот просто такое человеческое общение, нахождение рядом. Невозможно было просто уехать. Такое вот, комната как будто наполнялась светом. И так всегда бывает на самом деле у батюшки, какое-то вот особенное такое чувство. Он благословил меня снимать фильм последний, он о детях войны. Батюшка сам был ребенком войны Великой Отечественной. И вот мы в последнюю поездку, в последнюю встречу говорит: да, вот напиши о том, что фильм по моему благословению. И даже я у него спрашивала эпиграф, какой сделать эпиграф, предлагала разные, и вот такой мы утвердили, и батюшка благословил его: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Это такие слова, они, наверное, к нему относятся тоже, что нужно светить и самому спасаться, и вокруг спасутся тысячи. Вот эти тысячи душ, людей, которые к нему притекают, приезжают, у которых налаживается жизнь так или иначе. Про свою жизнь я могу сказать, что она изменилась в корне, и очень много этапов в жизни было, когда вот просто она менялась. Про моменты самые такие трогательные с ним, вот это удивительно было. Но ты приходишь, рассказываешь свою проблему, свою беду, просишь молитв. И батюшка меня так взял за руки и сам плачет. Просто сидит, смотрит на меня и плачет. То есть это вот чужая боль становится своей для него, и как отец родной, на самом деле, я к нему очень дерзко относилась. Я такая еще девчонка после института приехала, после ГИТИСа, там только закончила, актриса, там у меня фанфары, там все вот это вот горит, кровь кипит. И я к нему приезжала, я с ним спорила всегда. Я к нему как к дедушке родному приезжала, вот прямо вот как будто дедушка мой. И я ему говорю: батюшка, да что вы говорите, вот мне кажется, что это вот так вот и вот так вот. И я ему доказывала все время, приезжала. Я могла с ним разговаривать прямо абсолютно как ребенок. И это очень так ценно для меня и дорого. И поэтому я могу сказать, что это не только вот духовного отца ты хоронишь, а как будто дедушку родного своего, близкого очень человека. И даже слов не находится это все вместить. Я еле сдерживаю слезы последние все дни, и очень, конечно, тяжело. Осиротели мы все на самом деле.

А. Леонтьева

— Ну да, ты права, смешанные чувства. И, с одной стороны, действительно, осиротели и, с другой стороны, вот как ты сказала, теперь без очереди можно обращаться, и даже ни у кого нет никаких сомнений, что у нас появился такой небесный молитвенник. Юля, вот можно такой вопрос. Ты приезжала, спорила. Но ты слушала, делала, как старец сказал, да?

Ю. Бочарова

— Слушалась. В итоге слушалась. И один раз я его не послушалась. Один раз единственный.

А. Леонтьева

— Можешь рассказать, если это не очень лично.

Ю. Бочарова

— Да. Я, значит, приехала к батюшке и говорю: батюшка, вот коклюшем все переболели дети. И нам очень нужно поехать на море, сказали, в горы. Говорю, вот у нас дом в Геленджике, мы поехали в Геленджик. И я, значит, беременная, двое детей у меня еще маленьких, я на машине, беру благословение. Он говорит: а в Крыму так хорошо? Я говорю: батюшка, да какой Крым, да вы что, да у меня тут в Геленджике дом, вы что, не понимаете? Он говорит: а в Крыму так хорошо... То есть он никогда не насиловал волю человека, то есть он давал выбор всегда и как-то очень так тонко. Опять я ему говорю: у нас в Геленджике, я еду в Геленджик. Он говорит: а в Крыму-то так хорошо. И мы приезжаем в Геленджик. И это был такой год, очень такой яркий по вспышкам кишечной болезни, кишечки в море, что у меня заболели все. Но сильнее всех старший сын, ему было четыре года. И на всем побережье не хватало места в больницах, на капельницу вообще, то есть все было под завязку. Дети лежали, взрослые, и я не могла найти, и у меня на руках умирает ребенок. Просто вот я вижу, что мы его просто теряем, он уходит. И он говорит: мам, я умираю, я уже умираю. Говорит, помолись, я умираю. Это маленький четырехгодовалый ребенок мне говорит. И потом мы, естественно, звонить и через батюшку молитв просить, и все, и профессора нашли в Москве, который нам объяснял, как нужно, что нужно делать. Мы его выходили. Но в итоге оказалось, что в Крыму не было такого. Вот не было вот такой вот эпидемии, потому что омывается Крым, да, и вот такого прямо нету там.

А. Леонтьева

— А в Крыму-то как хорошо...

Ю. Бочарова

— В Крыму-то как хорошо, да. И он говорит: вот и по тропе ходи, по тропе ходи, как в Крыму хорошо. И с тех пор я езжу в Крым каждый год, и батюшку там тоже встретила. Кстати, вот после нашего уже разговора я приехала снимать нашу видеоверсию «Места и люди. Крым». Мы сделали фильмики документальные о Крыме. И, значит, батюшка там как раз был в Нижней Ореанде. И я говорю: батюшка, там можно взять вот интервью небольшое прямо совсем? И мне разрешили для этих вот маленьких, маленького фильма такого. И я говорю: батюшка, ну расскажите про Крым. Ну вот там Царская семья, там Крым, вот как вы сюда приезжаете. Он мне говорит: ты смерти не бойся. Что ты, говорит, смерти боишься? Ты не бойся, это же переход. Я так по стеночке сползаю медленно так, я говорю: батюшка, подождите, нет, мы сейчас снимать пришли, значит, передачу, фильм, говорю, делать. Я говорю: давайте вы мне по существу тут. То есть я прямо с ним так. Он говорит: ну что ты, говорит, смерти-то боишься? Ну это же, ну вот просто вот, вот... и Господь. И вот так вот мне это все. А я, у меня прямо, я не могу даже интервью брать, у меня все, все вообще потерялось, и я не понимаю, что происходит. И он просто на меня смотрит и молится. Просто смотрит так вот, я руку его взяла, тоже он меня за ручку берет и молится. И говорит: так, говорит, принесите мне икону. Мне дарит иконочку Богородицы. Будем за тебя молиться. И мы едем, буквально вот мы едем, где мы остановились в отеле, в Севастополь. И выезжаем — попадаем в аварию. Прямо в такую аварию, у меня машину крутило просто прямо на кругу очень сильно. И я буквально там, весь передок там у меня, бампер, все это отвалено, телевизор там внизу, все, что держало вот эти вот внутренние там двигатели, все остальное, все отваливается. И, значит, до моего вот сиденья, до моего места, буквально до столба, вот прямо считанные какие-то вот сантиметры. И мне говорят, что если бы чуть-чуть еще довертелось, твоя сторона, вот именно твое водительское сиденье полетело бы просто вот в этот столб. И я так сразу: ну, батюшка, спаси, Господи.

А. Леонтьева

— Потрясающие истории. Мы даже все затихли. Обычно мы как-то дискутируем, разговариваем...

А. Соколов

— Ну тут как-то нечего добавить на самом деле.

А. Леонтьева

— Но тут невозможно было прервать Юлю, я просто слушала.

А. Леонтьева

— Я напомню, что с вами программа «Журнал». В нашей радиостудии я, Анна Леонтьева, моя коллега Наташа Лангаммер. Юлия Бочарова, актриса, режиссер, продюсер, и исполнительный директор журнала «Фома» Алексей Соколов. Юля, спасибо тебе за эти истории, я на самом деле прямо очень...

Н. Лангаммер

— Да, какое-то потрясение такое внутреннее.

А. Леонтьева

— Наташ, я знаю, что у тебя тоже была какая-то личная встреча, и тоже твоя жизнь приобрела какие-то новые черты после общения со старцем Илием.

Н. Лангаммер

— Я вот слушала Юлю и думала, особенно на словах, когда он не насиловал волю. Потому что первый раз ехать к отцу Илию мне было очень страшно. Потому что старец, и я такую, может быть, личную предысторию...

А. Леонтьева

— Ну тогда надо же слушаться, да?

Н. Лангаммер

— Да. И я так вот думаю: рассказать, не рассказать... Ну ладно, все свои, что называется, расскажу. Первый раз меня туда хотел отвезти, мне рекомендовали туда поехать, духовник организовал через какого-то человека. Это было очень —ну как очень, это было лет 15, наверное, назад и, видимо, как-то он мне стал симпатизировать. И по ходу подготовки он мне начал говорить: ну сейчас вот старец благословит, вот можно и пожениться, значит. И как бы если воля-то Божия есть, ты же ее примешь? Я так испугалась. Потому что я как-то вот не очень расположилась к этому человеку. И вот он: ну старец скажет волю Божию-то и, значит... И я, в общем, тогда, честно говоря, как-то аккуратно из этой истории вывернулась. И потом очень долго ходила по священникам такая испуганная, что ну как же, вот я не захотела услышать волю Божию от старца. Он мне говорит: да это же не воля Божия, это была человечья воля, а тебя, значит, как бы вот хотели туда отправить. Я не поехала. А в следующий раз я поехала, когда был тоже такой очень переломный момент в жизни. И я еще в пылу неофитства готова была оставить свою профессию. Мне все говорили: ну что, телевизионщица...

А. Леонтьева

— Все бросить, да?

Н. Лангаммер

— Телевидение — это иконы диавола... Вот эти вот все какие-то такие наши, знаете, загоны. И я уже в слезах, не знала, чего отвечать окружению моему, которое настаивало. Такое православное окружение, сильно православное. И в банк меня собирались отправить секретарем. И я, значит, вот оказалась на пути к отцу Илию, приехала.

А. Леонтьева

— А банк — это очень православная профессия.

Н. Лангаммер

— Банк — ну да, секретарем, для смирения. Для смирения, да. И я, когда к нему попала, я была с другими людьми, и я слышала, как он говорит очень так конкретно человеку: на землю надо. Кто будет Москву кормить? Столько людей, откуда эти продукты должны браться? На землю, на землю, на землю людям переезжать. И я такая: поняла. Ну я же была в этом числе людей. И говорю: батюшка, а мы вот тут вот телевизионные делаем проекты, значит, каких-то программ православных. Он говорит: а ты телевидение делай. Я говорю: ну как же, вот всем же надо... Он говорит: а ты делай телевидение. И это было для меня как раз вот таким вот, знаете, я услышала, что хотела. Наверное, что даже не мечтала услышать. Я свою профессию люблю. И после этого мы сделали, действительно, энное количество программ «Со-вы», например, на «Радости моей» на телеканале, где снова увидели батюшку. Потому что он там в храме сослужил, и я смотрела на него, как он служит. Это, конечно, какие-то ощущения такие. Для меня это и ответственность, и постоянная вот эта вот работа мозга, что это старец, это святой человек, вот ты на него сейчас смотришь, вот он рядом. И потом он благословил мою маму, это все очень трогательно. Потом я к нему привела подругу больную онкологией, и он тоже что-то ей важное сказал. И, может быть, она тогда это не до конца поняла, но я верю, что его молитвы ей тоже очень помогли. И дальше я все время, у меня фотография дома стояла — вот эти его пронзительные глаза добрые, светлые. И я как-то вот все на него смотрела и думала: ведь 90 с лишним, а вот его не станет, и как это будет, да? Говорят, что последний старец. Ну мы не беремся утверждать, но все-таки такой величины человек. А что будет, когда его не станет? Ну, вот ему 90, 91, 92... И так радостно было, и Святейший ему сказал: ну, живешь, да, хорошо, еще держишься. И он еще продолжал служить. Я к нему больше не ездила, но 3 февраля я вернулась как бы в сторону кино. Я еще и как бы снимаю кино как режиссер и пошла на сценарные курсы, чтобы все-таки подтянуться в этой области. И вот тебя, Аня, соблазнила пойти со мной на эти курсы.

А. Леонтьева

— Признаюсь.

Н. Лангаммер

— Да. И написала Жене Ульевой, что у меня разные мысли именно про игровое кино.

А. Леонтьева

— Я напомню нашим радиослушателям, что Женя Ульева, Евгения Ульева — православный психолог, который часто бывает на нашем радио.

Н. Лангаммер

— И тоже духовное чадо отца Илия.

А. Леонтьева

— Духовное чадо отца Илия, такой человек, который разводит чужую беду руками, просто необыкновенно жизнерадостный. У него восемь детей, в общем, часто ее слышите.

Н. Лангаммер

— Да, Женя как-то тоже огромному количеству людей помогает, и как-то через нее, как проводник такой тоже Божией любви. И вот я Жене пишу: Женя, так и так, значит, я решила этому посвятить какое-то время свое, туда двинуться. И она мне говорит: Наташа, только вернулся знакомый от отца Илия, и вот я тебе сейчас прямо видео пришлю, батюшка сказал: снимайте кино, это важно для России.

А. Леонтьева

— Вот у нас тут в студии сидят два режиссера, и оба по благословению, представляете, снимают кино.

Н. Лангаммер

— И начинающий сценарист.

А. Леонтьева

— Потрясающе. Вот эта вот мысль отца Илия, кстати, — вот на землю, на землю, да, — я часто вот слышала от людей, которые рядом с батюшкой побывали, это получили, он часто благословлял. Вот тебя тоже, нет?

Ю. Бочарова

— Да, это моя самая вообще такая невероятная история в моей жизни. То, что я приехала на землю сразу буквально, говорю, вот первый раз я с батюшкой познакомилась, когда у меня были сложности в семье. В общем, уже понятно будет, что я останусь одна, значит, с детьми со всеми. Но как-то я пыталась семью сохранить, и батюшка мне говорил: молись, молись, постись, молись. То есть я честно, в общем, это все пыталась делать, и я даже поняла, почему это именно так. И я, значит, как только первые такие у меня сложности появились — денег нет, вообще, то есть вот это слово, совсем. Я только ГИТИС закончила, я актриса, и у меня там должны быть съемки, и ничего нет. У меня ребенок маленький, в колясочке, все. И я думаю: как вообще быть? Я приезжаю к батюшке в Переделкино, и с шести утра там огромная очередь, там человек, наверное, двести было вот возле храма.

А. Леонтьева

— Да, я помню эти очереди.

Ю. Бочарова

— И я стою, да, возле этой трапезной, и туда просто не попасть, и вообще неизвестно, будет ли батюшка принимать, уже там два часа дня. И я понимаю, что у меня ребенок, ну как я? Рядом помолилась в храме и достаточно. Господь, если как-то все это устроит, значит, нужно. Помолилась и вокруг храма с этой колясочкой вот так вот еду и вижу — батюшка сидит один на лавочке, вот так болтает ножками, говорит: иди ко мне, иди сюда.

Н. Лангаммер

— Невероятно просто.

Ю. Бочарова

— И я вот так вот подхожу к нему, в ноги падаю, забыла все, что я хотела у него спросить просто. И он мне так вот руки протягивает и говорит... Я говорю: батюшка, что мне делать-то? Просто что делать? Он мне говорит: дом строй. Я такая: подождите, какой дом, я говорю. У меня, видите, говорю, я беременна, у меня ребенок, я вообще-то тут вот это... Он говорит: рожай и строй. Рожай и строй! Тебе надо на земле, вот прямо вот сейчас. Вот прямо сейчас, говорит, приезжаешь и начинаешь строить. Я говорю: батюшка, вы, может, что-то перепутали? Я говорю, у меня нет никакой земли, у меня нет денег. Он говорит: нет-нет-нет, где у тебя там в Подмосковье земля? Я говорю: ну у меня отчим пропал без вести, была его земля, он должен был ее продать, купить квартиру, но мы ничего не знаем, это не мое. Он говорит: нет-нет-нет, вот приезжай сейчас и начинай строить, по бревну, твое будет. Я приезжаю в храм к себе, а у нас там Боря Корчевников алтарничал. И он мне говорит: ну что там, что там батюшка сказал? Ну давай, рассказывай. И я ему рассказываю эту историю, он говорит: я хочу в этом поучаствовать в благословении, вот тебе денег на фундамент, и давай, значит, иди туда. И я приезжаю, мне двадцать...

А. Леонтьева

— С ума сойти.

Ю. Бочарова

— Я там беременная, с ребенком. И там живут, в общем, какие-то рабочие в какой-то бытовке, построили. Я, значит, по благословению — то есть я понимаю, что благословение мне батюшка дал, надо его исполнить. Все, у меня папа, мама, все ругаются вокруг, говорят: ты что, говорят. Ты даже если ты займешь сейчас, денег найдешь, у тебя все отнимут, заберут, ничего у тебя не будет. Я говорю: ну значит, надо потерпеть. Батюшка сказал, надо потерпеть, говорю, но он же сказал, что все будет. И тут, значит, я к нему приезжаю каждый раз. Прямо вот к нему. Я говорю: батюшка, я больше не могу, у меня нет сил, у меня нет денег найти дальше крышу, найти окна, вообще ни на что. Я говорю: заберите от меня свое благословение. Я не могу, я говорю, вы видите? Я говорю: у меня третий ребенок. Рожай строй, рожай строй, говорит, все давай, вот рожай, строй. И когда только последнее окно мы достроили, вот поставили последнее окно, оказалось, что наш отчим умер и оставил нам наследство. Но если бы вот там ничего не было, уже все пропало бы. Ну то есть вот так вот мы по сей день живем в этом доме. В общем, это такое... Это даже не то, что, наверное, напоминание об отце Илии, это в нем как будто и сам батюшка присутствует, вот в каждой-каждой дощечке. Потому что все, что бы там ни было построено, я ездила к нему с такой вот с просьбой, с любовью, и, в общем, со всем. И был тоже такой момент интересный. Я приезжаю — а у меня действительно ну вот не было на крышу. Я заняла у одной женщины доброй, очень хорошей. Она мне дала денег, говорит: вот тебе, говорит, на крышу. А я приезжаю к батюшке — а у меня вот совсем ни кормить детей, ничего, ну вот прямо грустно. И он меня спрашивает: как живешь-то? Я говорю: хорошо. Вру. Вообще, батюшка, хорошо живу, говорю. Он такой смотрит на меня: иди, говорит, отсюда. И посадил меня вот там, где чай пили — монахи приехали, священники, там еще вот гости какие-то. Он говорит: уходи. И я такая думаю: ну вот, наверное, я что-то плохое сказала, обманула, еще что. Сижу там, чаю пью вообще. С животом, все, беременная. Думаю: что же я такая-то вообще, не могу никак. Вот прямо в себе корю, что вот как-то так я это, батюшка меня, всю мою сущность, понял. И, значит, вдруг он меня зовет, после того как подходят какие-то люди очень такие солидные, и он мне говорит: иди сюда. Берет меня, мою руку и вот так вот мне сует вот так вот пачку денег, вот так в руку, вот так закрывает, говорит: нет, тебе надо. Я просто, у меня фонтаном слезы, вот так просто фонтаном вообще. И я выхожу к парковке, к машине, открываю — а там ровно та сумма, которую я должна была за крышу. И он мне, когда в руки деньги давал, он мне говорит: это тебе на дом. Я тут же звоню этой женщине, и я говорю: спасибо, говорю, Наташа, спасибо тебе за то что ты меня вот выручила. Все, я хочу тебе вернуть, вот я могу вернуть. Она мне говорит: Юль, ты знаешь, я подумала, пусть это будет ну вот тебе вообще, на дом. И так вот...

А. Леонтьева

— Ничего себе.

Ю. Бочарова

— Да, вот так вот батюшка как-то. Это удивительно, мы смогли вот дальше построить крышу и как-то вот это все вот вокруг, оно как-то складывалось, и очень прямо по бревну. Вот как он сказал, по бревну, так вот и было.

А. Леонтьева

— Напомню нашим радиослушателям, что в эфире программа «Журнал». С вами Анна Леонтьева, Наталья Лангаммер. И наши гости — Юлия Бочарова, актриса, продюсер, режиссер, и Алексей Соколов, исполнительный директор журнала «Фома». Мы вернемся к вам через минуту.

А. Леонтьева

— Продолжается программа «Журнал». С вами Анна Леонтьева, моя дорогая коллега Наталья Лангаммер, Юлия Бочарова, духовное чадо отца Илия, режиссер, актриса, продюсер, и исполнительный директор журнала «Фома», наш постоянный дорогой гость, Алексей Соколов. Сегодня у нас такой необычный выпуск, потому что мы не принесли сюда свои темы, а мы решили повспоминать, поговорить о духовном наследии отошедшего ко Господу отца Илия (Ноздрина). И вот, Леша, наверное, тоже что-то хочет поразмышлять на эту тему.

А. Соколов

— Да, хотел сначала сказать, что очень интересно, что у нас даже интонация программы такая немножечко необычная сегодня получилась. Но очень бы не хотелось, чтобы она действительно была траурной. Потому что даже прощание у нас не такое, как в советской среде должно быть. Я очень рад, что этого так не получается. Я просто сегодня вообще молчу. Вот обрати внимание, я же все время разговариваю. Сейчас просто хочется слушать людей, которые были, имели какое-то живое общение. Мне, может быть, не настолько повезло. Я со старцем встречался, но так получилось, что по работе исключительно.

А. Леонтьева

— Консультировался, да?

А. Соколов

— Не совсем. Он давал интервью нашему журналу «Фома», и это был очень такой сложный момент. И, честно говоря, сейчас даже не могу вспомнить, какая из очередных историй была — про какие-то там странные общины, которые к какому-то концу света призывали, еще что-то. И возникла такая необходимость, мы это поняли в редакции, что давно пора поговорить о духовничестве. И, конечно, мы пошли к отцу Илию как раз за его вот таким высказыванием, развернутым. И вот я сейчас слушаю, все время повторялась одна и та же фраза, которая у нас, как ни странно, в этом интервью в результате оказалась в заголовке. Оно называлась, я до сих пор помню: «Господь никого не принуждал, и никакой духовник не может». В общем-то, вот эта вот мысль, она была там центральной. Потому что все вот эти страхи: как же я пойду за советом, а потом же его надо исполнять, — она не случайно в нас живет. Потому что сегодня мы услышали замечательные истории про отца Илия. Но сколько мы знаем совершенно других историй, про других людей и про то, как они попадали в какие-то совершенно несуразные ситуации вот именно с духовничеством, с неудачным опытом духовничества. И там, например, был очень интересный момент в этом интервью, когда я тоже задал вопрос, я говорю: батюшка, ну вот люди сейчас очень часто ищут духовника себе, например, в монастыре. Он очень так про это сказал, говорит: ну вот это вот очень странно, что люди так делают, хотя, говорит, я понимаю, почему. Ну он немножко по-другому сказал, я сейчас пытаюсь немножко литературно... Потому что искать нужно ближе к себе, в ближайшем храме вы можете найти духовника. И тогда, естественно, разговор пошел, я говорю: ну это, видимо, потому что мирянину кажется, что монах — это какой-то особый подвиг. Он говорит: а жизнь в миру? Ну вот я думаю сейчас, а сколько он таких историй, вот как вот здесь прозвучали, например, слышал?

А. Леонтьева

— На самом деле вот на сайте Оптиной пустыни вообще сейчас миллионы историй рассказывают, какие-то дивных чудес, после которых просто укрепляешься в вере.

Ю. Бочарова

— Знаешь, еще что важно, мне кажется, что не просто его рекомендации, которые не его, да, он как бы транслировал волю Божию, что важно, да, как проводник, а он еще молился. Вот я еще тоже сталкивалась с историями, когда он вымолил людей больных от онкологии, еще от чего-то. То есть вот если духовник, то тут еще молитва и воля Божия. В основном молитва, и как бы про волю Божию он говорит, а не про некое свое видение ситуации. Мне кажется, вот это важно для духовничества, да?

А. Соколов

— Ну для духовничества... Знаете, тут немножко такой формат получается: собрались миряне какие-то и обсуждают, что важно для духовничества.

Н. Лангаммер

— Ну как чада.

А. Соколов

— Мы так можем, наблюдая, да, только сказать со стороны. Наверное, самое главное для духовничества — это собственное смирение. Мы же вот видим это и на примере отца Илия, и многих других выдающихся духовников, что именно это чувство позволяет человеку удерживаться от ощущения, что он все знает, и что воля Божия пребывает в нем ежечасно.

Ю. Бочарова

— Наверное, еще добавлю. Вот он никогда не заслонял собой Бога. Несмотря на то, что вот он как вот стаканчик с кристальной водой, где видно Христа сквозь него, он Бога собой не заслонял. То есть он всегда говорил и цитировал святых отцов, и Евангелие, да, то есть он никогда именно от себя чего-то вот такого. Он действительно молился, горячо молился, то есть вот при человеке... У меня даже вот вчера мне рассказали как раз историю мои друзья, такая вот, как тонко он к людям относился. Приехала семья: мама, ребенок и тетя. Ребенок маленький родился, больной. Ну то есть вот прямо совсем больной и совсем тяжело ему жить, прямо вот вообще тяжело жить. И маме, он ее утешал, маму, и говорил: бедненькая моя, хорошая, — то есть вот так вот ее утешал. А этой тете сказал: молись, чтобы Господь забрал этого ребеночка поскорей. То есть вот насколько это и говорит. Разные вот эти моменты, когда он понимает и тонко чувствует человека, который не понесет сейчас вот этих слов, а этот понесет. Вот как вот, вот так? Это удивительно для меня тоже. И для него никогда не было чего-то неважного. Вот к нему могли приходить там: батюшка, там благословите ягодки в лесу собирать. Потом некоторые там смеются: что это с этими ягодами пришла? Он говорит: а как? А она весь год живет на этом, весь год живет человек. Ну то есть для него самые малейшие какие-то эти, он не пропускал мимо вот каких-то вещей. И вот удивительно, да, что потом все сложнее и сложнее к батюшке было попасть на самом деле. Но вот как-то Господь сподабливал. У меня были такие моменты, когда я приехала вообще простой девчонкой, то есть я не знала никого, вообще никого, чтобы меня мог кто-то провести туда или еще что-то. А так вот, вот с детьми так познакомилась. И были такие удивительные у меня моменты, когда он мне как раз говорит: ну ты пока не играй в кино там, и там актерство, вот это все. Вот лучше, может, порисовать? Вот так: может быть, лучше порисовать? Неси, говорит, свои картины, где у тебя там в багажнике. Я так...

А. Леонтьева

— Ничего себе!

А. Соколов

— А у меня действительно лежат картины в багажнике. Потому что мне отец Артемий Владимиров помогал выставку устраивать у себя, когда он во Всех святых в Алексеевском, да, в монастыре, говорит: устроим здесь Монмартр, то есть говорит, давай, там будем вот... Ну это такое безденежье, да, вот он прямо помогал. И батюшка говорит: неси там, что у тебя там есть, посмотрим. И я, значит, иду со своими картинами, с этим вот всем. И приставила к стене, все отвернула, приставила. Думаю: кому это вообще все надо? Здесь люди со своими проблемами пришли, со всем вот этим. Я, значит, иду опять снова очередь, чтобы к батюшке подойти. Он мне говорит: принеси, покажи. Я ему показываю. Он говорит: ой, а нарисуй мне, пожалуйста, поле, говорит, русское, с васильками, чтобы комбайн это поле убирал, что люди в России работают. Вот для меня вот батюшка весь в этом такой. Он русский человек, настоящий такой, любящий горячо свое отечество и горячо любящий Бога. Вот земное отечество, которое становится отечеством и небесным, да, то есть вот он такой удивительный. И, значит, у меня эти картины стоят, и я там все, опять думаю: батюшка что-то придумал, там вот это все. Ладно, картину нарисую. А я все думаю: что я тут стою вообще с этими картинами? Неудобно, неловко. И тут подходит ко мне мужчина и говорит: а можно посмотреть? Я говорю: ну посмотрите. Значит, он отворачивает от стены и говорит: ой, а как вас зовут? Я говорю: Юля. Он говорит: Юлечка, возьмите мою визиточку, значит, давайте встретимся с вами в Москве. Я говорю: ну давайте. Я эту визитку просто сунула, даже не посмотрела. В общем, разошлись мы с ним. Я дома смотрю эту визитку — а это советник викария патриаршего, Саввы, Новоспасского монастыря на тот момент игумена. Я такая: здравствуйте, — звоню ему. Он мне говорит: вот давайте, говорит, там мы вам сейчас найдем работу. У нас тут вот расписываться будет усыпальница, в общем, говорит, приходите. Мы так ее и не расписывали, потому что поменялось там все в монастыре. Но у меня год была мастерская в Новоспасском монастыре. И целый год у меня там, вот я там могла писать, вот так вот все.

Ю. Бочарова

— Слов нет.

А. Леонтьева

— Порисовала, так порисовала.

Ю. Бочарова

— Вот батюшка так вот каким-то образом... А то, что касается вот дальше там моей жизни, да, вот то что я говорю, я уже была на грани. Все время на грани. У меня там бывший муж уходил там на год куда-нибудь еще, там возвращался. А я все молюсь, у меня там коленки стерлись, в общем. Я там решила прямо по ортодоксу пойти, так конкретно там все, настырно: Господи, дай мне, дай, вообще. Вот так. Приезжаю к батюшке, батюшка в какой-то момент мне говорит: стоп, хватит, говорит, детей потеряешь. Детей потеряешь. Говорит: мира проси в сердце, говорит, и в семье, говорит. Проси, говорит, вот Божией милости и мира для детей своих. Все, говорит, потому что растеряешь, ты уже с беснованием таким, говорит, связалась. Ты сейчас, все пропадет. И я: Господи, дай мне... Приезжаю к батюшке, так и молюсь: Господи, дай мне вот мир и покоя, и радости, и спасения, и дети мои. И вдруг мне там, значит, пишут такое сообщение, что, значит, ты меня прости, ты очень хорошая, но, в общем, так случилось, что многодетность не мое, и я не люблю ни тебя, ни детей, но вот я как-то вот решил все. Прямо все, прямо в один момент все. И я так: ну вот как это? Я только-только от батюшки приехала, и вот такая вот все история. И тут я как-то себя за волосы так вытащила, тоже по молитвам. И батюшка не оставлял, и прямо действительно не оставлял, прямо чувствовала эту руку, эту молитву. Потому что вот как будто он с какой-то ответственностью это сказал. Не просто, потому что бывает действительно, да, когда он вот так вот, и выбор какой-то... А бывает, что прямо, вот он же молится. Он сидит, он сидел и плакал со мной, молился. И видно ему вот что-то такое, что мы не понимаем, что будет дальше, да. И как-то говорит вот так: так лучше, так лучше будет. И значит, дальше, когда я уже работала на телевидении и уже вот встретила своего супруга, Сашу прекрасного. Это я же уже влюбилась, я же уже люблю, я уже все, я уже готова замуж. А тут я же все у батюшки спрашивала, а тут как бы вот это уже, я уже думаю: может, и не надо, а то скажет еще что-то.

Н. Лангаммер

— Все наоборот, да.

Ю. Бочарова

— А я все, я понимаю, что я жить без этого человека не могу. Но вот все равно совесть-то была. Я, значит, понимаю, что нужно все равно ехать и все равно говорить. И тут в момент, значит, приезжаю к батюшке, и тоже вот он со мной сидит полтора часа, просто сидит, на меня смотрит. Сидит и молится просто. Говорит: жених? Я говорю: жених. О, говорит, а я думал, ты со мной останешься. Я такая опять: ну, батюшка, ну тут дети, говорю, все, говорю, люблю. Он молится опять. Полтора часа. Полтора часа вообще вот со мной общался, молился. И в итоге говорит: благословляю. Благословляю, говорит, вот за него благословляю, выходи. Говорит: это хороший человек, достойный человек. И дальше у меня вот у мужа, у него была саркома, рак — у него нет одной ноги и одного легкого, он болел. И в этот момент, когда все, жених, батюшка благословил, ему, значит, приходит известие о том, что проверка, метастазы под вопросом. Одно легкое и метастазы под вопросом. Ну то есть это вообще... Ну вообще все. И все, значит, напряглись, молятся, рыдают. Я еду к батюшке — а была служба, и он на амвоне, то есть невозможно было с ним пообщаться вообще, потому что он куда-то уходил сразу. И тут он на амвоне стоит, просто уходит с амвона в алтарь. И я говорю: батюшка, я говорю, помолитесь, пожалуйста, за Сашу. И он так поворачивается и говорит: что, говорит, жених невесту нашел, помирать что ли, собрался? Махнул рукой вот так и ушел в алтарь. И я поняла, что все хорошо. Хотя еще два месяца мы ждали этих результатов, которые оказались ошибочными. Но вот так вот, представляете?

А. Леонтьева

— Юля, спасибо, что ты на самом деле ведешь эту программу, потому что ты...

Ю. Бочарова

— Прости, Анечка.

А. Леонтьева

— У тебя была такая... Нет-нет-нет, мы тебе благодарны за это.

Н. Лангаммер

— Мы взахлеб слушаем.

А. Леонтьева

— Потому что у тебя такой огромный опыт общения с отцом Илием.

А. Соколов

— Да, это хочется слушать и слушать. Еще можно было монолог даже сделать, мы зря перебиваем. Поэтому мы стараемся, хоть там нам и сигнализируют, что надо побольше, но мы не будем.

Н. Лангаммер

— Нет, у нас есть вопросы к Юле. У меня, например, вопрос: а как первый раз вы увиделись? Потому что такое ощущение, что Юля небожитель.

Ю. Бочарова

— Вот когда я вокруг храма, вот когда он меня так позвал.

Н. Лангаммер

— А, вот это был первый раз.

А. Леонтьева

— Напомню, что в эфире программа «Журнал». С вами Анна Леонтьева, Наталья Лангаммер, Юля Бочарова — актриса, продюсер, режиссер, и исполнительный директор журнала «Фома» Алексей Соколов. Вот необычная программа, и мы никак не можем остановиться слушать Юлю.

Ю. Бочарова

— Да, вот я предлагаю про последние какие-то вот дни тоже поговорить, да, притекающий такой народ. Вообще, как это?

Н. Лангаммер

— Вот кто был, интересно, последними людьми, которые около него оказались?

А. Леонтьева

— Келейница?

Ю. Бочарова

— Анна, матушка Анна. Она, да, я с ней разговаривала, последние все дни была с батюшкой. Она вообще 26 лет с ним. Это такой добрый человек, монахиня. Она очень просто, она так его любит. Вы знаете, вот это вокруг старцев, кстати, вокруг вообще ярких очень проповедников, иногда собираются очень странные люди. Ну, правда. Ну то есть и их много.

А. Соколов

— Мы их все знаем, этих людей.

Ю. Бочарова

— Да, вот.

А. Соколов

— Но, кстати, это абсолютно неудивительно, лично для меня. Я прошу прощения, что встреваю. Я вот тоже все думал: как так? А потом повзрослел, посмотрел и понял: а куда этим людям еще идти?

Ю. Бочарова

— Нет, а почему именно есть люди, которые вот очень близко, близко с ними, то есть помощники, келейники или еще что-то, да.

А. Соколов

— А потому что им нельзя быть далеко от этого человека.

Ю. Бочарова

— То есть вот они, вот вокруг отца Илия было очень много людей разных. Разных. И я много разных знала. И действительно иногда только такое непонимание, как это вообще возможно, что вот такой человек рядом, там батюшку охраняет, рядом с ним там что-то. И поэтому, я говорю, это такая разница. Вот эта матушка Анна, Тарасий, который там последнее время в Оптине с ними — это люди, которые его... Наверное, те тоже его как-то любили, да, и любят. Но тут настолько вот такая бескорыстная, Божия такая любовь — то есть они просто хотели быть с ним рядом, хотели ухаживать за ним, хотели просто вот что-то для него делать. Потому что вот понимали: Божий человек. И матушка рассказывает, как он, говорит, уходил, что, говорит, он руку мою, он, говорит, лег, руку мою взял, говорит, и он понял, что, говорит: все, говорит, матушка, все. И рука начала постепенно-постепенно так вот разжиматься и так вот угасать. Это вот так мирная-мирная такая кончина со Христом. И в храм он захотел накануне. Ну то есть вот и как-то она вот могла так с ним. Даже такие смешные были моменты, я там приезжала, и батюшка такой сидит, такой говорит: матушка, ну можно я аппетиточку? Я такая: это что? Говорит: ну это чуть-чуть вина.

Н. Лангаммер

— Аппетиточка.

Ю. Бочарова

— Чуть-чуть вина, говорит, да. Вот ну что так он, да, глоточек выпьет кагорчика так это самое, и мороженое манговое.

Н. Лангаммер

— Слушайте, кстати, интересный момент, когда на «Радости моей» он приезжал, мы потом после службы шли на трапезу. И вот накрыта эта трапеза, и вроде пост, но воскресный день. И все так смотрят, что отец Илий возьмет. Ага, о, рыбку или что-то там, я уже не помню. А, это он взял, ну тогда и нам можно. И все сидели, смотрели как на чудо, что батюшка ест, и вот как бы что он благословится. Ну, конечно, это чудо рядом с ним оказаться.

Ю. Бочарова

— Он, конечно, очень мало кушал вообще, и в последнее время прямо мало-мало такой. Он как воробушек прямо, так аккуратненько, только это самое. Я даже наблюдаю за этим — а я была на его юбилее, 90 лет ему было, когда в Орле, в Вятском Посаде. И вот этот очень сильный такой контраст. Когда было очень много народу, и потом сделали такую пышную трапезу, и там какие-то осетины, там ему там что-то, подарки какие-то: там вот вам, батюшка, вот это, потом вот вам, батюшка, — тут какие-то вот медали, грамоты, еще что-то. И он сидит, он смотрит так, и он молится. Я просто вижу, что ему вообще это все, вот это мирское, да, ну то есть оно настолько... Даже это выглядело очень...

Н. Лангаммер

— Контрастно.

Ю. Бочарова

— Карикатурно, когда вот это вот все было. И он сидит, и ему... Вот Он, Господь, и вот он. И прямо как будто вокруг него вот это солнце такое, да?

А. Леонтьева

— Да. Вот я именно когда вспоминаю отца Илия, у меня было несколько с ним встреч. Вот не могу похвастаться таким долгим общением.

Н. Лангаммер

— Ты расскажи нам, да.

А. Леонтьева

— Во-первых, вот от него ощущение — вот я детям рассказывала, вот никак не могла его описать, кроме как вот свеча горит. Вот идет, горит свеча. И когда первая встреча была, когда я просто рожала, то есть у меня уже были схватки, мы пошли на всенощную, и отец Илий меня благословил. Такая толпа на него набрасывалась — это наше благословенное Переделкино, храм Преображения Господня. Еще тогда он старинный, еще не было вот этого храма огромного Игоря Черниговского, и отец Илий принимал в трапезной. Либо люди, когда он шел с литургии, и потом уже и в Игоря Черниговского, выстраивалась такая очередь, выстраивались два ряда, значит, людей, и все выкрикивали какие-то свои вопросы ему. И он шел, поворачивался так головой, он же согбенный совсем, и он говорил какие-то ответы. И я тоже выкрикнула свой вопрос. И когда я рожала, он просто меня как-то выделил. Я так не могла в эту толпу вмешаться, потому что боялась за свой живот. И я тихонечко так стою и говорю: «Отец Илий, я, кажется, рожаю». И он вдруг разворачивается, идет ко мне, вот раздвигается эта толпа, он меня благословляет и говорит: «Все будет хорошо». Но вот это его проходы по людям, которые кричали свои просьбы о совете там и так далее. И я сказала своему мужу как-то, я говорю: как же? Я понимаю, вот Юля, да, знает отец Илий ее, знает ее жизнь и беседует с ней по два часа. А как вот мы, которые просто, он никаких подробностей жизни нашей не знает. А муж говорит: так ему не нужно подробности, он же просто передает то, что ему сверху приходит, он сразу же это все отдает. И вот я помню случай, когда наш главный редактор, наш дорогой Илья Кузьменков, меня и группу товарищей, как-то мы просочились к отцу Илию — это было тоже в трапезной вот этого храма Преображения. Я, к сожалению, не могу рассказать — у нас и по бизнесу были очень жесткие вопросы, и по личной жизни, я не могу рассказать, я просто должна сказать, что ощущение вот, когда, знаете, немножко было неприятно. Потому что толпа огромная, да, и мы вынуждены как-то пробиваться сквозь нее, и это не совсем привычно. И люди уже очень долго его ждут, и они голодные, и, в общем, как бы есть такое напряжение. И старец сидел на стульчике, и все на коленке рядом становились с ним.

Н. Лангаммер

— Мы тоже.

А. Леонтьева

— И я встала рядом с ним на коленки — а у меня такое было состояние, ну разорванности полной после гибели мужа и все. И я помню, что меня так вдруг, я в какое-то облако такое теплое погрузилась, и я первый раз заплакала. И я сказала свои вопросы, получила ответ. И я вышла ошеломленной. Потому что откуда он про меня это знал, да?

Ю. Бочарова

— Ой, я вот в тему хотела бы рассказать. Именно в этой трапезной, там же такой вот длинный стол, и все вот садятся и передвигаются, и двигаются...

Н. Лангаммер

— Вдоль стола, да?

Ю. Бочарова

— Вдоль стола, да, от самого. И там, значит, одна девушка была. Все-то хотели вперед там, многие там как-то. Она говорит: а можно я самая последняя? Все такие на нее смотрят, она говорит: ну я же подольше рядом с батюшкой посижу. Ну то есть у меня сегодня именины. Это как-то было так трогательно. И значит, одна сидела женщина к нему спиной за этим столом — то есть он ее точно видеть не мог. И вдруг он говорит: иди ко мне. И все там так это... И он на нее смотрит, и ей говорят: ну иди там, что. А она сидит, смотрит просто вот прямо. А он ей говорит: иди, иди сюда. Он говорит: ну я же тебя вижу. Оказалось, она слепая. Вот она слепая была. То есть это вот прямо при мне было такое. И она так, ее ведут, подводят к батюшке. Просто удивительно, до слез такие вещи, когда ты видишь. И это даже вот эти чудеса, они же, они и страшные одновременно, да? То есть люди, бывало, там приехали, которые за чудом к отцу Илию. Одна там идет, говорит: «Вообще! Ваш этот батюшка, выходит, никакой он там, значит, не старец! Ничего он мне там чудесного не сделал!» — то есть идет, ругается, прямо ругается на всю вот эту, говорит: «Никакой он, мне ничего прозорливого не сказал!» Но на самом деле оно же бывает настолько неожиданно и действительно страшно. Потому что это какое-то ты видишь свидетельство Божие, вот прямо ощущаешь его материально. И ты сразу на себя думаешь: и я вообще кто, про что? И, Господи...

Н. Лангаммер

— Да-да-да, вот это чувство.

Ю. Бочарова

— Да. И батюшка тоже вот говорил, что сердце надо сохранить чистым. Чистым сердце надо сохранить уметь. И это самое сложное. Все наши вот эти вот переживания, чаяния, да, там тут не получается, там, работа, все. И он говорит, это же не мешает никак нашему личному спасению. Все, что происходит в мире. Но, он говорит, нужно всегда совесть свою и сердце вот, и вообще иметь мужество следовать за нашим Спасителем. Потому что это очень трудно на самом деле, действительно в каждом своем поступке сверять его с Евангелием и стараться жить в такой чистоте духовной. Потому что у нас каждый день встает выбор перед нами. И вот он так как-то говорил, что это очень важно.

А. Леонтьева

— Очень важные твои рассказы, Юль, сегодня. К сожалению, наша программа подходит к концу, очень необычная получилась программа. И я хотела вот буквально два слова. Алексей, вот что тебе из этого интервью больше всего запомнилось с отцом Илием?

А. Соколов

— Ну у меня есть, во-первых, я сейчас вспомнил интересная единственная фотография, сделанная отцом Игорем Палкиным, который фотографировал тогда в этот же день. Я так вот стою как раз на коленях рядом с батюшкой, разговариваю. Наверное, мне сейчас запоминается то, что мне сказали: а вы не хотите задать ему какой-то личный вопрос? И было очень много людей, и я подумал: а я, наверное, нет, вот почему-то не готов. И вот я сейчас думаю: а почему так со мной произошло? Наверное, это нужно не каждому, может быть. А рядом были люди, которым было нужнее, чем мне.

А. Леонтьева

— Да, вот я тоже думаю, что...

А. Соколов

— И вот это ощущение. Потому что самое главное, что я знаю о старце теперь, в результате, это вот люди, с которыми я общаюсь. Невероятное количество людей, для которых он играл очень большую роль в жизни, и с которыми я лично общаюсь очень много. То есть я вроде как всего один раз его видел, но очень близко с ним в общении был вот через этих людей.

А. Леонтьева

— Ну и я хочу сказать, что я очень много знаю людей, которым вот отец Илий что-то говорил и они не понимали, что это, и прошли годы, прежде чем что-то приоткрылось.

Н. Лангаммер

— Это точно.

А. Соколов

— Кстати говоря, знаете, у меня все равно это было. Вот я вам все рассказал, сейчас я все могу перечеркнуть. Я не буду говорить, о чем, он мне сказал вещь, которая мне показалась очень спорной. Просто вот в рабочем порядке. И, к сожалению, это была не очень хорошая история. Я думаю: ну нет, ну нет, ему кажется. Но, к сожалению, не показалось.

А. Леонтьева

— Не показалось, да?

А. Соколов

— И чем дольше вот проходит, я думаю: вот мы говорили про работу, а как был он прав.

А. Леонтьева

— Необычная получилась беседа. Спасибо огромное, Юля, за то что ты так много нам принесла сегодня воспоминаний об отце Илии.

Н. Лангаммер

— И света его.

А. Леонтьева

— И света, да, отца Илия (Ноздрина). Сегодня мы говорили о том, как батюшка отошел ко Господу. И сегодня постарались поделиться какими-то своими воспоминаниями — у кого-то их было побольше, у кого-то поменьше. Спасибо.

А. Соколов

— Я просто послушал.

А. Леонтьева

— Да, и мы просто послушали на самом деле.

Н. Лангаммер

— А теперь задумались. Потому что это все, все остается в душе.

Ю. Бочарова

— Ну без очереди теперь можно ведь, правда.

Н. Лангаммер

— Да, теперь можно... Но это все равно странное ощущение, когда отходит праведник, это какой-то трепет при этом, да?

Ю. Бочарова

— Вообще, что мы свидетели этого. Представляете, что мы живем во время, мы свидетели вообще жизни такого человека. Потому что раньше же вообще, Оптинские старцы, мы не знали про них ничего, только по письмам, по Достоевскому, да, то есть вот какие-то вещи. А тут мы живем во время, когда живет, жил праведник.

А. Леонтьева

— У меня, знаете, я как узнала о его кончине. Когда я была на литургии в храме, и начали неожиданно читать — неожиданно для меня, заупокойные молитвы о старце Илие. И это была утренняя служба 16 марта, утренняя литургия. И, знаете, я вот как сова, я очень тяжело встаю на эти службы, и такая, не просыпаюсь практически. И тут эта служба для меня зазвучала просто какими-то, как-то так торжественно, я так, она так через меня прошла, через душу, вот прямо вот полностью. Я помню вот это необычное ощущение. Спасибо всем огромное. Напомню, что сегодня в нашем «Журнале» были Анна Леонтьева и моя коллега Наталья Лангаммер. Своими воспоминаниями о старце Илие поделилась Юлия Бочарова, актриса, продюсер, режиссер, автор нескольких выпусков программ «Места и люди». И Алексей Соколов, исполнительный директор журнала «„Фома“». Спасибо вам за этот разговор. Спасибо.

Н. Лангаммер

— Всего доброго. Спасибо вам.

А. Соколов

— До свидания.

Ю. Бочарова

— До свидания.

---

Все выпуски программы Журнал

• «Журнал от 20.06.2025». Алексей Соколов, Алена Рыпова
• «Журнал от 13.06.2025». Алексей Соколов, Андрей Тарасов
• «Журнал от 06.06.2025». Алексей Соколов, Арсений Федоров