Поделиться
Фото из книги Сильвы Дарел "Воробей на снегу".
«…Баба Хима меня не увидела. Было тихо. Я выглянула: она опять крестилась перед иконой, одной рукой прижимая к себе наши хлебцы. И тут меня что-то стукнуло в самый живот: а Бог? Ему что же, маму не жалко, меня не жалко, сестру не жалко? У нас избы нет, коровы нет, те¬ленка нет, даже папы нет. На то Он и Бог, чтобы все это знать. А Он видел и ничего не сделал? А мог бы очень просто: баба Хима могла бы увидеть меня сразу, когда я в первый раз выглянула, и тогда бы все обошлось. Или коробка могла стоять так, что она бы до нее не дотянулась, да мало ли способов у Бога, на то ведь Он и Бог…
Вечером меня еще раз очень обидели, и я опять громко плакала, потому что сестра сказала маме, что хлебцы-то, наверное, съела я, и мама очень подозрительно на меня посмотрела. И опять Бог ничего им не доказал, а тоже мог бы. Больше я в Бога не верила, хотя маме об этом не сказала. Иногда по привычке обращалась к Нему в трудные минуты, но это ведь просто по привычке».
Это было чтение из книги Сильвы Дарел «Воробей на снегу», – книги русской писательницы, ныне живущей в Англии. Читала Наталья Продольнова.
Воспоминания пожилой женщины о своем детстве и молодости, девочки из благополучной семьи, живущей до лета 1941-го в Латвии, а затем прошедшей сквозь огонь, воду и медные трубы – то есть высылку в Сибирь и жизнь там, арест отца и собственный кошмарный ГУЛАГ, – оказались удивительно светлыми, живыми и духоподъемными.
Я бы и сейчас назвал их – как когда-то, в старинной своей рецензии, – книгой «Принцессы на горошине», – где трепетное целомудрие сплетено с мужеством, наблюдательностью и надеждой. …Хотя вроде бы приведенный эпизод-закладка из ее навязанного сибирского отрочества говорит об обратном: богомольная хозяйка оказалась скаредной воровкой, вот и потеря детской веры…
Но дело, думаю не в вере. Потерялась детская сказка, вот и всё. Уже тогда воспитание верой в интеллигентских семьях было редкостью, и Бог для ребенка был кем-то вроде волшебника. Моя бабушка, кстати, вспоминаю по её рассказам, тоже теряла свою сказку и безуспешно ждала каких-то доказательств…
А вот всё последующее, – может, и не героине, так мне самому – открыло, что Господь пригрел неокрепшую и чистую душу нашей Сильвы. Об этом вся её книга, как и сюжет с тюремным этапом, идущим мимо родного дома:
«…Шли мы уже порядком. Я силилась хоть название улиц прочитать, но из-за мороза да темноты в нескольких шагах ничего было не разглядеть. И все равно что-то тревожное вдруг родилось внутри, даже сердце заколотилось. Конечно же, по этой улице мы с мамой несколько лет назад такой же морозной ночью, замирая от страха, бежали на вокзал встречать едущего с Дальнего Востока двоюродного брата.
О, Господи! Я вспомнила, что в местную тюрьму дорога вела мимо дома, где мы жили. Много раз я видела колонны арестантов на нашей улице.
И никогда мысли не приходило, что и я могу так шагать. “Странно, что не приходило!” – мелькнуло.
Откуда силы у человека берутся? Только что качалась, упасть боялась, а вот вроде крылья вы¬росли, даже красавицы овчарки умным глазом по-косились: уж не бежать ли баба собирается?»
Вы слышали: «красавицы овчарки»? И откуда что берется?.. Откликаясь на чтение рукописи «Воробья на снегу», Булат Окуджава написал: «очень чистая, искренняя, точная вещь; и в то же время чрезвычайно человечная».
И добавил: «замечательна главная героиня».
…За эту её чистоту, думаю, было кому молиться – и с того, и с этого света.
Горькая сказка кончилась счастливо: спустя годы принцессу даже представляли настоящей английской королеве, а в советские (для нее – эмигрантские годы) она неустанно читала по русскому зарубежному радио не пропущенную к нам до поры классику, например, «Доктора Живаго» Бориса Пастернака.
Сильва Дарел-Рубашова здравствует и поныне, а книжка её, переведенная на многие языки, продолжает свою чистую, духоподъемную работу. Слава Богу.
