«Вера и музыка». Нина Резник

У нас в студии была солистка и основатель группы «Кукушкин баритон» Нина Резник.

Мы говорили с нашей гостьей о ее пути в музыкальном творчестве, о приходе к вере и о том, что для нее значит быть христианином в современном мире.

Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева

---

И. Цуканов

— Добрый вечер, дорогие друзья. Христос воскресе! Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». И, как обычно в это время, в студии моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

И. Цуканов

— Я Игорь Цуканов. И, как всегда, по воскресеньям вечером мы разговариваем с нашими гостями на тему «Христианин в обществе». Вот сегодня мне очень приятно представить вам, дорогие друзья, Нину Резник, которая хорошо вам знакома, она частный гость в этой студии. Нина, я напомню, поэт, музыкант, солист или как сказать правильно...

Н. Резник

— Ансамбля.

И. Цуканов

— Лидер, фронтмен группы «Кукушкин баритон». Добрый вечер, Нина.

Н. Резник

— Здравствуйте, Игорь. Здравствуйте, Кира. Христос воскресе!

К. Лаврентьева

— Христос воскресе! Воистину воскресе!

И. Цуканов

— Ну мы сегодня хотели поговорить немножко в таком необычном как раз для вас, может быть, формате. Потому что обычно вот наши коллеги вас, Нина, приглашают, чтобы поговорить там о музыке, о жизни группы. Мы сегодня хотели поговорить о вас.

Н. Резник

— Неожиданно.

И. Цуканов

— Ну да. И первое, наверное, вот что мне хотелось спросить. Я когда читал ваши интервью, ну что-то вот о вас, меня вот заинтересовала ваша, если можно так сказать, родословная, ваши корни, которые у вас, как оказывается, протягиваются...

К. Лаврентьева

— Самые разнообразные.

И. Цуканов

— И у вас есть и греческие корни, и еврейские, и армянские. То есть вообще с точки зрения Библии это, не знаю, это очень интересно, это те самые народы, которые ближе всего ко Христу. И вы как-то вот этим интересовались, вы разбирались в том, кто были ваши предки, чем они занимались, вот для вас это важно?

Н. Резник

— Да, для меня было важно. Ну на самом деле жалко, что я начала интересоваться этим довольно поздно, ну где-то в подростковом возрасте, так случилось, что...

И. Цуканов

— Ну это не поздно, мне кажется, в подростковом.

Н. Резник

— Ну обычно, наверное, люди впитывают все эти истории уже с детства, а у нас как бы это было не принято, очень много чего не рассказывалось. Но в подростковом возрасте мама вот рассказала мне про историю их семьи — это греческие были подданные, жившие в Краснодарском крае. Была огромная диаспора греческая, так называемые понтийские греки. Собственно говоря, сценарист Юрий Арабов об этом тоже говорил, его родственники, его предки тоже из этой же диаспоры, и они прошли тот же самый путь. То есть, по-моему, в 44-м году, насколько я помню, по указу Сталина очередному о переселении народов, были переселены вот из этих мест греки, были переселены поволжские немцы, и все вот они были свезены в Северный Казахстан. Ну там помимо были, конечно, и русские, то есть вот много. Но что я помню, о чем говорила мама, они как раз соседствовали с поволжскими немцами.

И. Цуканов

— В Казахстане.

К. Лаврентьева

— Да, в Казахстане. В Северном Казахстане как раз. Там, как она рассказывала, какие-то белые камни, которые нужно было выкорчевывать, пахать землю и так далее. То есть, в принципе, греки народ трудолюбивый, они это все выдержали и смогли там создать некий сад, свой как бы сад. До сих пор там живут потомки тех людей, которые там восстанавливали, собственно, свою жизнь порушенную. Ну да, вот эта история, когда людей в товарных вагонах везли, значит, без еды, без отопления...

К. Лаврентьева

— В Сибирь, в Казахстан.

Н. Резник

— В Казахстан, да. Половина, ну меньше половины, но все равно около половины, конечно, от болезней, от всего там по пути уже умерло. Вот кто остался, они смогли за счет своего трудолюбия построить дома, там землю вспахать и так далее.

И. Цуканов

— То есть это, получается, ваши бабушка, дедушка, да, были депортированы.

Н. Резник

— Да, по маме. И мама моя ребенком. Ей было, получается, где-то около десяти лет, когда вот они туда переселились. Ну а в 12 лет она потеряла мать, потому что она упала с элеватора. Потому что там условия жизни были, собственно говоря, еще те. Много очень мужчин было сослано тоже в лагеря, потому что кто-то не хотел сдавать паспорт, например, греческий, кто-то там еще, ну каким-то, понятно, неясным причинам, мутным, люди были сосланы и так далее. Так что вот моего дедушку и бабушку по маминой линии я не знаю лично, они как раз были греки. А дедушку и бабушку по папиной линии — собственно, там откуда берутся корни армянские и еврейские, я хорошо знала. Вот особенно бабушка, которая дожила до 89-го года, мне было в это время уже 17 лет. И бабушка моя была из еврейской семьи воронежской, но при этом она была, сейчас я уже, потом поняла, что она была, конечно, христианкой. Потому что она красила яйца на Пасху, особо мне ничего не рассказывала, но какие-то традиции она соблюдала, там куличи, пасха, какой-то даже пост, я так еще тоже вспоминаю, минимальный, что-то такое было. И никогда мне ничего не навязывала, но все время подсовывала какие-то книжки. Она очень любила читать, и вот какие-то книжки мне все время подсовывала, то значит, какой-нибудь... А, собственно, Евангелие она упоминала, я знаю, что вот она упоминала, там как-то надо бы почитать, потому что это полезно, это надо знать. Ну так все вкладывала.

И. Цуканов

— Образованный человек должен это знать.

Н. Резник

— Да, да. Ну и, в общем, в итоге да, так я как-то где-то в этом возрасте я и прочитала первый раз Евангелие.

И. Цуканов

— Это, получается, 80-е еще годы были?

Н. Резник

— 86-й где-то, вот так, год. У моей одноклассницы, как ни странно. Это тоже удивительная сейчас вещь: 86–87-й год, я спросила у одноклассников, есть ли у кого-нибудь дома Евангелие, и девочка мне его принесла. И представляете, так получилось, что это Евангелие пролежало, ну оно было с мной с тех пор. То есть я его не отдала, забыла, она тоже забыла, оно со мной очень долгое время было. Написанное на церковнославянском, что тоже очень интересно мне было читать, и, видимо, вот эта филологическая жилка, она во мне как раз пробудилась в этот момент. И только недавно, два года назад я его отдала этой моей однокласснице. Сказала: Аня, возьми, пожалуйста, Евангелие. Мне уже стыдно как бы, что оно...

К. Лаврентьева

— Столько лет.

И. Цуканов

— Зачитала.

Н. Резник

— Да, зачитала. Ну, в общем, действительно, это книга, которая действительно должна быть в семье. Это видно, что она и тоже по наследству им досталась, это какой-то семейный был фолиант. И, в общем, да, это было очень интересно. Так что вот да, бабушка у меня еврейская, а папа у меня, соответственно, по маме по своей он еврей, а по папе он армянин. Дедушка у меня воевал. Ну не столько воевал, сколько занимался обеспечением. Он был как раз, обеспечивал фронт, да, и у меня сохранились воспоминания и записи в его деле, ну вот какие-то о наградах, там о всяких... Как называется-то, когда пишут добрые слова?

К. Лаврентьева

— Благодарственные.

Н. Резник

— Благодарственные письма и так далее. О том, что он был очень честным, добросовестным очень человеком, и на его территории как бы никаких не было проблем, то есть обеспечение фронта происходило как надо.

И. Цуканов

— Бесперебойно.

Н. Резник

— Бесперебойно, да. Ну так вот такая семья. Притом что удивительно, что у меня нет, насколько я знаю, русской крови нет. Но я всю жизнь живу в России, я учитель русского языка, литературы, теперь пою народные русские песни, что, в общем, не удивительно.

К. Лаврентьева

— В 86-м году вам в руки попало Евангелие, вы его прочитали.

Н. Резник

— Да.

К. Лаврентьева

— Убрали или начали что-то менять в жизни после прочтения?

Н. Резник

— Вот как раз 86–88-й год, это же время перестройки.

К. Лаврентьева

— Конечно.

Н. Резник

— И мы как раз застали, такие дети перестройки, поколение, которое застало вот эту свободу.

К. Лаврентьева

— Обвал литературы.

Н. Резник

— Да, начался, значит, поток самиздата. Ну оно было и раньше, но через нас он не проходил, потому что мы были дети. А сейчас вроде уже настал вот 86-й год, 87-й, уже и до детей доходило. То есть «Мастер и Маргарита» мы читали в самиздате, то есть я лично читала в самиздате. И первый раз я купила, кстати, ее, когда уже училась в институте, то есть до этого «Мастер и Маргарита» я в руках не держала, по-моему, но я могу ошибаться. И вот это перестроечное время, когда уже экзамены какие-то странные, у нас были по обществознанию — уже вопросы задавали такие, более свободные, можно было бы поговорить о том, что такое свобода ну и так далее. И как-то вот мы с подругой моей стали интересоваться еще религиями, нам стало интересно. Мы стали интересоваться буддизмом, что, собственно, свойственно вообще молодежи, увлекаться, да.

К. Лаврентьева

— В те годы особенно.

Н. Резник

— В те годы особенно. Кастанеду стали читать, ну вот эту всю эзотерику.

К. Лаврентьева

— Заратустру. «Так говорил Заратустра».

Н. Резник

— Да, Заратустру. И, собственно, и пошли в храм. Я как сейчас помню, я в этом храме потом покрестилась. Это храм на улице Неждановой тогда, сейчас не знаю, как называется переулок — это ответвление от Тверской улицы, храм Успения Богородицы. Если я опять же не путаю, я давно там не была. И я мы стали туда ходить. Это был один из немногих храмов, которые были открыты, такой очень красивый. Мы там стояли, вспоминали, значит, «Девушка пела в церковном храме» Блока. Ну и как-то такая романтика христианства нас настигла, и вот на этом романтизме и продержалось мое такое первичное православие.

К. Лаврентьева

— Воцерковление.

Н. Резник

— Воцерковление. И вот оно держалось, держалось, я как бы все читала. На самом деле Евангелие читала периодически, перечитывала, мне было интересно. Тем более что и «Мастер и Маргарита» наложилось, вот это все, и Достоевский, которого я люблю. Ну вообще в то время были довольно начитанные дети. Сейчас... Не буду ругать сейчас молодежь, я их очень хорошо понимаю, потому что не хочется, я понимаю. Но нам тогда очень хотелось читать, это было очень интересно. Вот Достоевский, Булгаков для нас были, конечно, кумиры, мы много, и мы даже в Питер ездили, специально по достоевским местам и так далее. Ну, в общем, как-то это было интересно. Просто интересно познавать.

К. Лаврентьева

— Мы сейчас послушаем песню, что это будет за песня?

Н. Резник

— «Если мне темно».

И. Цуканов

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева, я Игорь Цуканов. И только что мы послушали песню Нины Резник.

К. Лаврентьева

— «Если мне темно».

И. Цуканов

— Нина, расскажите, пожалуйста, что это за песня. И вот всегда хочется задать какой-то глупый вопрос, да: о чем эта песня? Я думаю, что на него, может быть, и не так, как бы сказать, не так скучно отвечать, потому что можно сесть и подумать, да, постфактум, о чем же действительно это песня, и могут какие-то интересные мысли прийти. Я понимаю, что когда ее пишешь, то, наверное, так это не формулируешь и не рационализируешь

Н. Резник

— Абсолютно не формулируешь. Нет, есть, конечно, какое-то, ну знаете, ощущение скорее. Скорее вот как образ человека в проеме — вот он возникает, ты как бы еще не знаешь, кто это, но вот он приближается, приближается, и потихоньку ты как бы его черты уже....

И. Цуканов

— Видишь.

Н. Резник

— Видишь. С песней та же самая история. Ну вообще песня приходит, ну по крайней мере ко мне приходит через музыку, слова и музыка, они вместе. Не бывает для меня такого, чтобы я написала слова, потом музыку. Вернее так скорее, наоборот, музыку, а потом уже из этой музыки начинают вырастать слова, они как бы рождаются, как у дерева ветки из корня. Но все равно это единое целое. Это не стихи и не отдельно музыка, это вот такой песенный жанр. И получается, что эти слова, они как бы вот именно как из сна. Вот бывает, знаете, вы во сне начинаете что-то понимать, да, какие-то звуки слышать, они складываются в слова — то же самое происходит у меня с рождением песни. Эта песня написана недавно, буквально, может быть, месяца... ну будем говорить, в прошлом году, буквально, может быть, летом. За время нашего...

И. Цуканов

— Сидения.

Н. Резник

— Сидения дома. Ну мы, правда, не сидели, мы гуляли много. Ну и были написаны, да, несколько песен как раз вот в этот период. Одна из них, в этой песне рефреном идет вопрос, не вопрос, а припев: «Если мне темно, будь со мной». Тут одновременно и, видимо, вообще какое-то обращение — я не знаю, обращение ли это к Богу или нет, не могу сказать. Может быть, это обращение к какому-то любимому, да, образу, который тебя защищает, который тебе помогает, трудно сказать. И я вообще не пишу религиозные тексты. Но внутри любого текста заложено вот это ощущение вертикали, да, постоянно как бы ты обращаешься к нему.

И. Цуканов

— А вот эта песня, она мне чем-то напомнила, ну не знаю, даже системой образов, не музыкой, вот что-то из группы «Воскресение», да, у них в принципе тоже есть...

Н. Резник

— Да, я их очень люблю.

И. Цуканов

— Да, а я как раз и хотел про них немножко поговорить и, в частности, про Андрея Сапунова. Я знаю, что вы к нему с таким теплом относитесь, относились. Вот он от нас ушел не так давно, а вы я знаю, даже некоторые его песни, ну «Листопад», в частности, в свой репертуар взяли.

Н. Резник

— Совсем недавно, да. Случайно взяли.

И. Цуканов

— Я даже слышал эту песню. А вот хотел попросить вас рассказать немножко, вы же знали как-то, были знакомы с ним или...

Н. Резник

— Нет, лично не была знакома. Ну вообще-то вообще группа «Воскресение» — это группа более старшего поколения, это кумиры наших там старших братьев, так скажем. И я в юности, ну так в подростковом возрасте «Воскресения» не слушала почти, я слушала «Битлз», «Роллинг Стоунз» и так далее. Но потом как-то эти два потока слились через наших друзей, которые принесли нам не столько песни вот Никольского, вообще вот той поры, да, а более новые, более современные их произведения. Вот как раз много раз я рассказывала про то, что мой любимый альбом группы «Воскресение», скорее группы «СВ» — это альбом «Московское время», написанный как раз вот с использованием стихов Левитанского, Тарковского, Поженяна, и у них очень прекрасный там инструментал. И вообще замечательно сделан альбом — 85-го, по-моему, года выпуска. И звучит он очень современно, до сих пор я его переслушиваю там раз или два раза в год, очень рада, что он вообще вышел. И вот как-то вот так соединилось, вы знаете, и «Пинк Флойд», увлечение «Пинк Флойд» того времени, и увлечение вдруг внезапное Инной Желанной, и вообще вот этим направлением фолк-рока современного, который был для нас совершенно новым. И группа «СВ» — «Воскресение». И конечно же, вдруг вышел — опять же для меня был открытие, что, оказывается, есть такой музыкант, Андрей Сапунов, который поет песни совершенно по-другому. У него же совсем другая подача, интересная очень.

И. Цуканов

— Чем у Романова, вы имеете в виду.

Н. Резник

— Да. То есть это умение остановиться на согласном звуке, что для меня это было важно, то есть вообще как для человека поющего. Остановиться на согласном звуке и петь согласные — вот для меня открытие. И это было очень новым в то время, и потом его уникальный тембр, и то, как он аранжировал, как он подавал песни. Он их просто менял, сам образ песни он менял. Так что да, я очень его люблю, уважаю. И была как раз, получается, на его последнем концерте в Москве, не помню, в ноябре или в декабре, вот сейчас не вспомню, но вот буквально вот в прошлом году последний концерт и мы застали, замечательный.

И. Цуканов

— А как вообще получилось, вы же вот начинали, ну если говорить про ваши работы, да, то есть вы там работали учителем русского языка и литературы?

Н. Резник

— Один год.

И. Цуканов

— Ну все равно. Работали в рекламе, да, рерайтером, и при этом вы все время писали стихи. А как вы сами сказали, писать стихи и писать тексты для песен — это совсем разные вещи, это понятно. И вот этот переход... То есть мне понятно, как может произойти переход, например, от работы в школе и тем более в рекламном агентстве там к музыке, например, но мне непонятно, как может перейти переход от писания стихов к писанию текстов. Или это у вас как-то органично произошло, само собой, и то есть вам не жалко, или вы продолжаете писать при этом стихи?

К. Лаврентьева

— А есть вообще разница?

Н. Резник

— Большая.

К. Лаврентьева

— Да?

Н. Резник

— Большая разница. Это моя любимая тема. С удовольствием...

И. Цуканов

— Мы ее нащупали.

К. Лаврентьева

— С удовольствием обсудим.

Н. Резник

— Просто поэзия — это особый вид (ну я сейчас буду говорить очень поверхностно, да), это особый вид дыхания. Даже есть такое слово «просодия», да, — то есть это особая ритмика, особое построение фразы, в которой уже заложена музыка. И там музыки уже не нужно больше. То есть если вы научились, например, видеть картину, да, ну смотреть на картину, вам в этот момент не нужна музыка, которая может вас направить не в то русло, ну или куда-то направить ваши ощущения от этой картины. Вы просто смотрите, и уже в этой картине есть красота.

И. Цуканов

— Полнота некая.

Н. Резник

— Полнота, да, вот этой красоты — значит, блики, тени, панорама, да, ну то есть все что вы можете ощутить в этой картине. То же самое в стихотворении — все что вы можете ощутить, уже в нем есть. А музыка, как часто вот люди, например, читают стихи и фоном ставят какую-нибудь музыку. Желательно какую-нибудь романтичную, чтобы народ погрузился — это я сейчас с иронией говорю. Не надо погружаться в какой-то непонятный формат. Надо погружаться в это стихотворение, в котором уже есть красота.

К. Лаврентьева

— Ну смотрите, Нина, вот я вас слушаю внимательно, у меня в голове крутится: «По улице моей который год шумят шаги — мои друзья уходят...»

Н. Резник

— Согласна.

К. Лаврентьева

— И вот эта вот «Ирония судьбы», «Служебный роман», ахаматово-цветаевские стихи, неужели они уже были с этой музыкой? Таривердиев, по-моему.

Н. Резник

— Согласна. Очень большой дар — создать из стихотворения готового, да, поэтического произведения...

К. Лаврентьева

— Шедевр такой.

Н. Резник

— Еще один жанр. Это очень большой дар и редко кому это удается на самом деле. По сути дела, мы воспринимаем уже эти стихи не как стихи. Согласитесь, да, они живут совсем другой жизнью.

К. Лаврентьева

— Да.

Н. Резник

— То есть они, им дана еще одна жизнь. Ну то есть мы можем и как стихи почитать их, и услышать их как песню, но это мы уже не воспринимаем как стихи. Мы воспринимаем, исходя из ритмики самой мелодии. Для нас мелодия важнее в данном случае, чем то, что несет собой стихотворение. И я вот не обладаю этим даром.

И. Цуканов

— Перекладывать стихи в песни.

Н. Резник

— Да, да. И большинство людей на самом деле, которые перекладывают стихи на музыку, не обладают этим даром. Ну с моей точки зрения. То есть они как-то пытаются пропеть под гитару эти строчки, и им кажется, что это довольно интересно. На самом деле это совершенно неинтересно, просто убивает стихи. А нового не создает. Вот это мое мнение. Могут обижаться на меня, конечно, там люди, барды, но очень многие не умеют это делать. А поэтому для меня вот стихи — это стихи. А тексты просто возникли, потому что начала приходить музыка, а с музыкой приходить слова. Но я смотрю на эти слова, я же понимаю, что это не стихи, я же понимаю, что в них полноты нет, они только с музыкой могут обладать вот этой вот законченностью. Если я сейчас прочту стихотворение из этой песни: «Если мне темно» — ну это будет просто текст. Ну «кто-то ищет клад, кто-то хлебу рад, кто-то прячет сад за стеной, ну а ты во мне как звезда в окне...» ну и так далее. То есть это как бы просто ритмические, срифмованные строчки.

К. Лаврентьева

— Я буквально сразу вспоминаю историю, когда в 93-м году к моей маме приехала американская подруга, и она говорит: Света, ну расскажи вот мне, я всегда задаюсь вопросом, что ваши русские имеют в виду, когда они повторяют одно и то же: «Выйду ночью в поле с конем... Мы пойдем с конем по полю вдвоем...» — и так ну примерно три минуты? Для нас это глубочайший смысл, это душа России, да, а для человека, который просто читает перевод, это ну даже стихами, наверное, хорошими не назовешь. Тогда мы еще вас попросим исполнить одну вашу композицию, которая будет называться...

Н. Резник

— «Лети, птица!»

К. Лаврентьева

— «Лети, птица!»

«Вечер воскресенья» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. В этом часе с нами Нина Резник, основатель и участник группы «Кукушкин баритон». У микрофона Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Мы вернемся после короткой паузы.

И. Цуканов

— Здравствуйте еще раз, дорогие друзья, это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева, Игорь Цуканов. И сегодня мы разговариваем с Ниной Резник, основателем и участником группы «Кукушкин баритон», поэтом, да, в том числе. Мы же говорили только что о поэзии как раз, в конце прошлого получаса. Ну, Нина, я хотел немножко вернуться к той теме, про которую, мне кажется, мы не договорили. Потому что вы в какой-то момент сказали, что еще в 1986 году вам в руки попало Евангелие, вы его прочли, отнеслись к нему всерьез и с тех пор перечитывали время от времени. Но в какой-то момент вас в принципе стали интересовать вот ну вместе с вашими друзьями разные религии. Ну, естественно, как вот любого молодого человека. И что было дальше? То есть как все-таки вы разобрались в том, что вам действительно по сердцу и как вы пришли в христианство, скажем так?

Н. Резник

— Ну увлечение разными религиями просто переросло в увлечение вообще мировыми культурами, так скажем. И одновременно я стала интересоваться филологией. Ну, в общем, и в итоге как-то так получилось, что я поступила в педагогический институт, университет потом, на факультет русского языка и литературы. Там у нас начался праславянский, старославянский, древнерусские языки, которые меня вообще захватили. В это же время, конечно, я тоже читала много, и отца Сергия Булгакова, и в общем, многих, и Бердяева. Очень там как бы для нас это тоже был новинкой, мы все для себя открывали, и Шмелева, и так далее. И очень много там тоже было размышлений, споров и прочее. И об Александре Мене я примерно узнала в это время, стала читать его книги, они стали издаваться. И в какой-то момент — я помню этот день, я думала о том, что надо покреститься, я ходила в церковь, но я не была сильно воцерковлена, как, собственно, каюсь, до сих пор. И в какой-то момент я встала утром — это был, по-моему, вторник, это был какой-то зимний день. Я встала, мне надо было ехать в институт, и я поняла, что надо ехать креститься. Я поехала в этот храм, на Тверскую, и покрестилась. Одинокая, была одна единственная, кого крестили. Был такой пустой совершенно храм, крестили меня, было очень так...

К. Лаврентьева

— Похоже на Успение Божией Матери в Путинках, мне кажется, этот храм называется.

Н. Резник

— Кстати говоря, точно. Точно-точно.

К. Лаврентьева

— Там отец Алексей Гомонов настоятель. Замечательный батюшка.

Н. Резник

— Ну крестил меня, по-моему, отец Владимир, но я с тех пор, по-моему, его и не видела. Потому что мы после этого очень довольно быстро переехали уже в Крылатское, и уже стала я ходить в храм Рождества Богородицы в Крылатском. Ну вот так это произошло внезапно. И как-то вот повела меня судьбина вот в эту сторону. До сих пор ведет.

И. Цуканов

— Ну вот вы как частая гостья на радио «Вера», для вас вера, безусловно, видимо, значит, что-то важное в жизни.

Н. Резник

— Да, конечно.

И. Цуканов

— Я вот хотел спросить, а вот как вы с точки зрения этой самой веры осмысливаете, ну если осмысливаете, да, вообще творчество? И ну тут много разных есть аспектов, да, об этом можно говорить в разных там преломлениях. Ну, например, в преломлении там, скажем, таланта. То есть вроде вот ты как-то полон музыкой, она из тебя выливается, в какой-то момент ты об этом не думаешь. Потом ты однажды прочитаешь Евангелие и поймешь, что талант — это то, что дает Господь человеку и дает не просто так, а дает, чтобы человек преумножил. А вот, например, что значит преумножить талант, как вам кажется вот для вас, тот талант, который есть у вас?

Н. Резник

— Ну да, конечно, это значит очень много. И понятно, что это дар, который дается безвозмездно, просто дается и все. Никакой ты не хороший, не очень там какой-то ты прекрасный для того, чтобы тебе дали, а тебе просто дают. Вот что ты дальше с этим будешь делать — вот это уже вопрос. Преумножать для меня —это просто, значит, двигаться дальше с этим даром и пытаться с ним что-то делать. Ну если тебе он дан, значит, ну он тебе по сердцу. Тебе просто так дары не дают, дают только те, которые тебе нужны. Бог знает как бы, что тебе нужно. Поэтому ты начинаешь это любить, ты начинаешь этим заниматься. И, несмотря на какие-то трудности, все равно есть, вы знаете, никогда не пропадает вот этот вот азарт какой-то внутренний, что ну классно, сейчас я вот еще немножко, вот сейчас мы подождем, сейчас мы перетерпим, сейчас мы вот эту проблему решим, все равно будет здорово. Потому что, вот как говорят про рождение детей, да: Бог дает ребенка, значит, Бог дает и на ребенка — ну это, может быть, спорная истина как бы, человеческая, но все равно. Также точно и с талантом. Бог дает талант, и Он дает тебе все инструменты, чтобы воплотить этот талант. Он дает тебе людей, с которыми ты можешь это сделать, время дает, дает тебе учителей и так далее. Дает тебе какие-то, извините, даже деньги на то, чтобы купить там гитару и так далее. У меня гитары не было, когда я начала песни писать. Она у меня была уже давным-давно сломана моим маленьким сыном, то есть вообще не было ее, не хотела даже играть. И вот и гитара появилась, и люди появились, с которыми я могу сделать группу, да, то есть и песни стали мне приходить. То есть с чего вдруг? И вот оно потихонечку так вот и стало преумножаться, как бы «само», в кавычках. Но, конечно, не само.

К. Лаврентьева

— Как рождаются эти песни? И откуда эта установка, от вас или от вашего мужа? Я же как понимаю, вы оба музыканты.

Н. Резник

— Да. Ну песни пишу я, а всем остальным занимается муж, ударник нашей группы и художественный руководитель, Кирилл Розанов. Ну и потом у нас еще музыканты, которые тоже все это должны впитать и воплотить потом в музыке. Песни берутся, видимо, из комплекса моего мироощущения — я сейчас громкие какие-то слова говорю, да, может быть, громко звучат...

К. Лаврентьева

— Это очень важно, я к этому и веду. То есть у вас все хорошо, по сути.

Н. Резник

— Ну да. Да, я очень благодарна.

К. Лаврентьева

— Вы благодарный человек.

Н. Резник

— Благодарна Господу, что у меня так вот все.

К. Лаврентьева

— Что вы делаете, когда вдруг становится нехорошо, вдруг какие-то наступают скорби или трудности? Как вы с этим справляетесь лично, сами собой?

Н. Резник

— Я молюсь. Потому что я знаю, что ну и опыт мой показывает, да, мне много раз уже было показано, что по молитве дается. Вот тебе плохо, но ты сам ничего решить не можешь, и ты это признаешь. И мы это знаем все, да, как бы мы это и многие наши батюшки говорят, и наши учителя говорят, и Христос говорил, что без Меня не можете ничего. Поэтому только молитва может мне помогать. И все, все прекрасно — извините, опять же в кавычках, — все «работает». Все работает, все случается. И все эти скорби, они утихают как-то, все, в общем, все разруливается в этой жизни. Надо просто принимать. Потому что тебе кажется, что сейчас должно разрулиться в эту сторону, а тебе разруливают в другую. И тебе кажется, что это куда-то не туда, и вообще все это не разруливается, а наоборот, все усложняется... Расслабьтесь, друзья, все хорошо.

К. Лаврентьева

— Все под контролем.

Н. Резник

— Все под контролем.

К. Лаврентьева

— То есть если надо порадоваться, надо, в общем, идти, я поняла, на концерт группы «Кукушкин баритон».

Н. Резник

— Приходите. Скорее всего в мае будет.

И. Цуканов

— А, Нина, вот я в все в свою сторону, да. Когда люди рассказывают там о своем приходе к вере, то, как правило, это все-таки происходит через посредство, да, там, может быть, каких-то людей. Всегда есть какие-то люди, которых можно назвать, ну может быть, громкое слово «учитель», но вот какие-то образцы, какие-то — вот не знаю, какое невысокое слово использовать, — там ну авторитетные люди, да, там люди, в глазах которых ты когда-то увидел какой-то вот огонь, да, который, тебя зажгли этим огнем. Вот у вас были такие люди? Может быть, даже не обязательно это должны были быть, не знаю, священники или вот какие-то сильно там воцерковленные люди. Ну вот просто люди, которые вас когда-то зажгли каким-то огнем, таким вот хорошим, правильным, и дали какое-то такое, указали как бы направление что ли, в котором двигаться?

Н. Резник

— На самом деле из живых людей такого не было человека, который вот встретился и зажег этот свет. Нет, скорее так, у меня был друг, приятель в институте (я уже была крещеная, то есть я так уже в принципе понимала, куда правильно), он мне подарил книгу — труды Антония Сурожского. Просто совершенно внезапно. Он в какой-то работал тоже, то ли при монастыре, то ли где-то, в общем, где-то уже подвизался. И принес мне целый комплект, то есть там тоже была книга трудов Антония Сурожского и какие-то игрушки для моего сына тогда маленького. Какая-то благотворительная акция, не знаю, что это было. И до сих у меня эта книга, для меня это, в общем-то, дорогая книга. То, что я прочитала у Антония Сурожского, ну это просто фундамент всего, что важно для меня в христианстве. Вот все, что он говорит, я уже потом, уже в более позднем возрасте увидела, что на Ютубе есть, выложены и проповеди его, и записи бесед, но до этого была только эта книжка. И меня потрясли его и воспоминания о детстве, да, и вот то как он общался, и его общение с мамой, как он вообще приходил к вере, как он жил — потому что это очень важно, не поверхностный, а именно глубокий вот этот вот, глубокое знание вот этого пути, подноготной, так скажем, этой веры, да, нашей, потрясающе. Вот Антоний Сурожский. Ну Александр Мень, конечно. Для меня это более ранняя с ним встреча произошла, тоже через книги. Было важно в 17, 18, 19 лет, когда ну это такое сознание революционное — не хочется идти традиционным путем, кажется, что ты откроешь что-то свое, в этот момент книги Меня как раз помогли немножко по-другому посмотреть, почувствовать, что христианство не кондовая какая-то традиционная вера, а что это очень живое, что это очень интересно, ну что это познание, просто которому нет конца. И что можно и так посмотреть, и так посмотреть, а все равно вот она, истина, никуда не деться.

И. Цуканов

— Ну вот еще один путь познания — это творчество.

Н. Резник

— Да.

И. Цуканов

— И сейчас как раз у нас есть возможность еще одну песню послушать, что это будет за песня?

Н. Резник

— Я бы хотела исполнить песню «Создана звездами». Это песня о любви, о том, что мы всегда, конечно же, хотим любить. В нас это заложено, мы хотим любить. И очень рада за тех людей, кто нашел человека, с которым он пройдет эту жизнь. Так что посвящаю это всем влюбленным.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера». В этом часе с нами Нина Резник, основатель и участник группы «Кукушкин баритон». С вами Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Нина, у вас двое детей, они уже взрослые. Вот эти этапы взросления подросткового возраста, выбора жизненного пути, ну я как поняла, уже как-то более-менее пройдены. Было ли сложно?

Н. Резник

— У старшего пройден, хотя ну вот еще отголоски этого есть, конечно, ему 21 год. А младшей дочери, ей сейчас будет 16.

К. Лаврентьева

— Еще самое оно пока.

Н. Резник

— Да, оно происходит. Ну, слава Богу, что мы все-таки находим общий язык. И периодически хотя и нас, как это, магниты отталкивают, но потом как-то вот притягивает все равно. Все равно есть эта любовь, есть эта какая-то забота друг о друге. Все будет хорошо.

К. Лаврентьева

— Как вы справляетесь с какими-то вот такими, может быть, бурями подростковыми? Может быть, кому-то из наших радиослушателей это сейчас важно услышать. Когда кипит у вас, когда кипит у ребенка.

Н. Резник

— Ну вот я бы не сказала. У нас, видимо, в семье такого нет, чтобы у нас прямо кипело. И дети очень сдержанные.

К. Лаврентьева

— Ну хорошо, не кипит, но какое-то такое отторжение внутреннее.

Н. Резник

— Ну не надо лезть просто. Где-то я тоже прочитала, у интересного какого-то психолога... Я вообще к психологам отношусь очень скептически, потому что не психологам как к профессии, а к психологам, которые сейчас называют себя психологами, да, то есть, условно говоря, люди, которые подают любую информацию под соусом психологии, и тут вообще проверить все сложно. Но у уважаемого какого-то человека я прочитала, что именно вот эти вот советы, что не лезьте, просто не лезьте, надо этот момент переждать. И ваш ребенок — это ваш ребенок, он ни хуже ни лучше не станет, оттого что вы будете воспитывать, он все равно будет таким, какой он есть, потому что он уже воспитался. Если вы внутри человек совестливый — значит, и ребенок будет совестливый. Если у вас есть какие-то границы — и у ребенка будут границы. То есть это если у вас есть мозги, то и у ребенка есть мозги. Если у вас мозгов нет — значит, у ребенка тоже их нет. Ну и вы ничего не вложите тогда.

К. Лаврентьева

— А если у нас нет, а хочется, чтобы у ребенка были: «Не повторяй моих ошибок!»

Н. Резник

— Ну он повторит, по-любому. Повторит. Даже к гадалке, как говорится, не ходи. Поэтому отстаньте, переждите этот момент. И, как правильно сказал священник Павел Островский, главное мир в семье. Вот он постоянно об этом говорит, что не надо лезть. Мир сохраните, а он потом к вам придет, потом он вернется к вам.

И. Цуканов

— Возвращаясь к музыке, все-таки вот вы сказали такую интересную вещь, что Господь, когда дает талант, Он дает и инструменты для него. Там музыканту, условно говоря, Он дает гитару. Но Он дает ведь и просто какие-то обстоятельства, через которые человек начинает заниматься музыкой, собственно говоря. Вот как вы поняли, в какой момент, что, вообще говоря, это ваше дело? Что вот все, чем вы раньше занимались, это была как бы такая...

Н. Резник

— Предварительная.

И. Цуканов

— Подготовка что ли, да, к этому главному. Или вы так это не воспринимаете, что вот это главное?

Н. Резник

— Не воспринимаю. Вот сейчас это главное. Вот сейчас. А я до этого думала, что поэзия вообще самое главное в моей жизни. И все как бы делала для того, чтобы поэзия была главной. Ходила я, искала я, значит, где преподает Юрий Левитанский. Для меня это был вообще кумир в свое время, и я хотела, значит, найти, где он живет (знаете, как в этих мифах про молодых поэтов — значит, молодой поэт приходит к мастеру, да, там и мастер начинает обучать) — я долго искала, не нашла. Даже где-то обнаружила, в каких-то записях или воспоминаниях, что он живет где-то в районе ВДНХ, и ходила, блуждала по этим переулкам, значит, в надежде найти...

И. Цуканов

— Случайно встретиться.

Н. Резник

— Да, случайно встретиться. Ну и, конечно, не встретила. Очень смешно сейчас вспоминать. Но уже в институте училась, и мой преподаватель, большое ему спасибо, ровно в мой день рождения сказал мне: а ты знаешь, что Левитанский преподает в Литинституте? И я побежала в Литинститут и стала вольнослушателям. К сожалению, год удалось мне, в общем, походить, потому что потом он умер. Был у него тоже сердечный приступ, и вот он умер, но год удалось походить. И это, конечно, потрясающие были семинары у него. И я все делала для того, чтобы это было прямо вот главное — это для меня было служение такое. А потом вдруг — раз, и стали песенки приходить. Ну и как-то так само потихоньку, потихоньку перешло эти границы. Раз — и я уже даже не заметила, что перестала писать стихи. Просто перестала писать стихи. У меня не хватало силы, внутренней силы, чтобы проработать стихотворение. А его надо именно прорабатывать, с ним нужно работать прямо. Не хватало, неинтересно было уже. Две строчки и потом...

И. Цуканов

— Просто мне понятно, как люди начинают заниматься музыкой, когда им там 16 лет...

Н. Резник

— Я начала заниматься музыкой.

И. Цуканов

— А, у вас как раз...

Н. Резник

— В 14–15 лет, да. Я пошла на кружок, меня подруга повела, как раз с которой мы буддизмом увлекались. На кружок гитары во Дворец пионеров мы, в ансамбль политической песни.

И. Цуканов

— Политической?

Н. Резник

— То есть тогда так называлось. Мы выступали с каким-нибудь там «Красная гвоздика», а между выступлениями разучивали там «Машину времени», ну что-то там — «Квартет», «Секрет», еще что-то.

К. Лаврентьева

— Под соусом «Красной гвоздики».

Н. Резник

— Да. И, в общем-то, на гитаре научилась играть благодаря именно этому кружку. И с тех пор я песни-то писала, но мало и нигде особо их не пела, стеснялась и что-то такое. А потом песни стали приходить — уже совсем я была взрослой — там 35 лет, мне было, 36, стали приходить песни. Ну и потихоньку нашелся человек, который мне это смог переложить, ну аранжировать, переложить на ноты. Потом мне друзья сказали, музыканты: найди себе музыкантов. Я стала искать. И вот прошли где-то года два, я в этих поисках — ну я не стояла там, тоже что-то искала, что-то пыталась, и я встретилась с Кириллом. И он стал моим соратником, можно сказать, а потом уже и мужем.

И. Цуканов

— Кирилл был первым, да, из вот музыкантов?

Н. Резник

— Да.

И. Цуканов

— С кем вы смогли создать группу, собственно говоря. И потом уже, так сказать, появлялись все остальные потихонечку.

Н. Резник

— Да, ну Кирилл, собственно говоря, стал заниматься поиском музыкантов и отбором там и так далее. Я уже этим не занимаюсь, потому что я в этом ничего не понимаю. Первый состав, который я набрала, Кирилл просто ну распустил, ему не понравились.

И. Цуканов

— Вот, кстати, это тоже такая болезненная тема. Потому что в какой-то момент ведь ты понимаешь, что если ты хочешь заниматься, если музыкой ты, например, хочешь заниматься профессионально как бы, да, то у тебя должны быть профессиональные музыканты. А у тебя вот есть уже друзья, они не профессиональные, но они друзья. И ты должен выбирать: то ли ты с друзьями остаешься, но тогда ты не идешь как бы в большой шоу-бизнес, так сказать, да, либо ты ну с друзьями ты расстаешься, ну может быть, как-то даже хорошо, но расстаешься, а набираешь профессионалов. А вот у вас как получилось? То есть это же получилось так, что вы искали профессионалов, а в итоге нашли и друзей, да, вот так?

Н. Резник

— Ну я бы не сказала, что у нас там какая-то крепкая дружба. Не могу сказать, потому что еще, видимо, времени не так много прошло. Хотя группе уже 10 лет, но составы меняются, люди приходят и уходят. И все-таки для дружбы нужны не совсем эти точки соприкосновения. Хотя, конечно, мы дружим, хотя, конечно, у нас очень теплые и доверительные отношения, но я не могу, просто не имею права сказать, что мы друзья. Это может быть совсем не так. А не знаю, миф это или нет, но группа «Мгзавреби» грузинская как раз рассказывала эту историю своей группы — о том, что они были друзьями и потом они решили, значит, вместе создать группу, и каждый пошел учиться. Этот пошел учиться на гитаре, тот пошел учиться, значит, там на барабанах, на кахоне. То есть они не просто там стали играть, как кто может, а пошли учиться. Для них тоже, значит, был важно, чтобы это было профессионально. Не знаю, легенда это или нет, но очень красиво.

И. Цуканов

— Ну уж очень красиво.

Н. Резник

— Мы, конечно, поскольку Кирилл занимается, он профессиональный музыкант, для него важно играть с хорошими музыкантами. Ну потому что он вообще еще барабанщик, и я думаю, что ритмичность музыкантов играет большое значение. Есть люди с абсолютным слухом, для которых любая, да, неправильная нота причиняет боль. А Кириллу боль причиняет неритмичность, неровность музыкантов. Ну вот и он поэтому как-то сам этим занимается. Для нас это важно.

И. Цуканов

— А вот вы по поводу дружбы так задумались. А вообще дружба это для вас какое-то очень дорогое понятие, да, вот что для вас такое дружба?

Н. Резник

— Очень естественное понятие. То есть я вообще не задумываюсь, кто друг, кто не друг, потому что я знаю, кто у меня близкий. Кто близкий, я знаю. Да, у меня есть несколько друзей очень близких, но мы с ними, можно сказать, с юности. С юности, с молодости — это там 20-летие, 20–25 лет. Тут можно сказать, что это настолько естественное, органичное уже взаимопроникновение, что это действительно друзья. А люди, с которыми ты знаком пять лет — видимо, это свойство возраста, я уже не могу называть их друзьями. Ну вот настоящими друзьями. Просто ну не могу. Это приятели, это очень хорошие, близкие люди, это творческие там, если мы о группе говорим, творческие соратники, единомышленники и так далее. Просто классные хорошие люди.

К. Лаврентьева

— Среди вашего окружения есть люди, которые ну совсем незнакомы с храмом или знакомы очень издалека?

Н. Резник

— Да.

К. Лаврентьева

— И которые задают вам определенные вопросы, касающиеся Церкви, духовной жизни, христианства, православия?

Н. Резник

— Пока нет, вопросы мне не задают. Но далекие люди есть, да, далекие от христианства есть. И, может быть, и хорошо, что они мне вопросы не задают, потому что я могу что-нибудь не то сказать. Не имею просто права говорить что-то людям.

К. Лаврентьева

— Как бы вы для себя определили вашу веру? Что главное для вас в ней?

Н. Резник

— Наверное, главное разговор с Богом.

К. Лаврентьева

— Диалог.

Н. Резник

— Я все время разговариваю. Я все время с Ним разговариваю. И ощущаю, что у нас есть этот диалог, да. То есть, может быть, это моя иллюзия, не знаю. Может быть, я не имею права считать, что, так сказать, там Господь со мной тоже разговаривает. Но я чувствую, что есть вот эта связь, есть. Вот я говорю там, причем самые какие-то глупые вещи. «Ну, Господи, там, Ты видишь, что у меня тут ерунда в голове, ну я глупая. Ну извини, поправь там что-нибудь у меня в мозгах». Ну до такого просто, да, вот как со своим просто разговариваешь, очень близким. И как-то вот, мне кажется, действительно...

К. Лаврентьев

— Поправляет?

Н. Резник

— Ну немножко поправляет.

И. Цуканов

— По крайней мере Он слышит, да?

Н. Резник

— Да, ощущение полное, вот именно, что тебя слышат.

К. Лаврентьева

— И участие.

Н. Резник

— Что Он тебя слышит, да.

К. Лаврентьева

— Огромное спасибо. Наверное, ну ничего не добавить вот к этим словам. Огромное спасибо за этот разговор. Уважаемые радиослушатели, в этом часе с нами была Нина Резник, основатель и участник группы «Кукушкин баритон». С вами были Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Сейчас мы послушаем еще одну песню Нины. А с вами мы прощаемся до следующего воскресенья.

И. Цуканов

— Да, спасибо большое. Христос воскресе!

Н. Резник

— Христос воскрес! Спасибо вам большое.

И. Цуканов

— А что за песня будет?

Н. Резник

— Это будет песня «Без тебя».