«Священство: профессия или призвание?». Прот. Александр Лыков

У нас в гостях был клирик храма Преображения Господня в городе Жуковский Московской области протоиерей Александр Лыков.

Мы размышляли о том, является ли священство профессией или призванием. Наш гость рассказал о своем пути к рукоположению, и почему он принял решение служить Богу в сане.

Ведущий: Алексей Пичугин

---

А. Пичугин

— Дорогие слушатели, здравствуйте, это «Светлый вечер» на светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин, я рад вас приветствовать. С удовольствием представляю нашего гостя. Сегодня в ближайший час здесь, в этой студии, вместе с нами и вместе с вами проведет протоиерей Александр Лыков, клирик Преображенского храма в городе Жуковском, в подмосковном Жуковском. Здравствуйте, Добрый вечер.

Протоиерей Александр

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— Мы сегодня с вами, я так решил, что поговорим о священстве как о призвании, или как о профессии, или как о роде деятельности. Я на самом деле всегда, когда вот с момента своего воцерковления слышал от разных совершенно священников такое категорическое, что священство — это не профессия. И в свое время когда-то очень удивился, когда кто-то из священнослужителей говорил о священстве как о профессии. А потом я побывал в тех странах, где православие является государственной религией, и увидел, что священники — это государственные служащие, и многие из них это воспринимают именно как работу.

Протоиерей Александр

— Как работу.

А. Пичугин

— Да. Нас так воспитали в такой уже поздний период, постперестроечный — может быть, это было и раньше, тут мне сложно судить, но вот мы воспитаны в русле того, что священство — это служение, призвание, но никоим образом не профессия. Когда ты говоришь с представителями совершенно разной деятельности — с театральными актерами, с военнослужащими, я понимаю, что тут диапазон очень широкий...

Протоиерей Александр

— Широкий.

А. Пичугин

— Эти люди тоже говорят: мы... это не профессия, это служение. А как бы вы это прокомментировали?

Протоиерей Александр

— Да. Ну мне ближе тоже да, вы знаете, такие понятия как призвание и служение, наверное. Ну я думаю, что можно, можно, наверное, и сказать о том, что ну и понятно, что это труд. Всякий труд это, как сказать, это работа, которая производится. Поэтому надо, наверное, можно говорить о священстве как, наверное, и о работе, я не стал бы отрицать, прямо так категорично говорить нет. Но все-таки я как-то вот стоял и стою на таких позициях, что во всяком случае я это воспринимаю как служение. Потому что для меня работа всегда ассоциируется «от» и «до», вот как-то вот: сделал работу, да, и свободен. А я знаю, что очень многие люди даже на светской работе, они к ней относятся как с служению. Потому что вот я не знаю, как вот сейчас, потому что я так уже давно не работаю, хотя начал работать очень рано: я закончив школу в 85-м году, поступил в Бауманский институт на вечернее отделение и там же я устроился на кафедру Э3 тогда — она, наверное, тоже сейчас существует, эта кафедра — газотурбинные двигатели, энергоустановки. И там работал лаборантом, начинал, потом техником, в общем готовил аэродинамические трубы к лабораторным работа студентов.

А. Пичугин

— Мы с вами находимся — у нас несколько студий в Москве, мы с вам находимся в той студии, которая прямо рядом с центральным аэродинамическим, вот у вас в Жуковском, где вы служите ЦАГИ, да.

Протоиерей Александр

— Да, да.

А. Пичугин

— А здесь у нас, где мы с вами сидим, через две улицы первое здание ЦАГИ и до сих пор там какие-то корпуса есть. И аэродинамическая труба, первая в Советском Союзе, тоже у нас да, здесь, буквально в двух переулках.

Протоиерей Александр

— Вот мой дядя Виктор — сейчас ему уже за 80 лет, он 35-го года, — вот он много-много лет с Андреем Николаевичем Туполевым проработал бок о бок. И он вот не то чтобы основатель, но во всяком случае один из активных участников строительства вот этих опытных полигонов в Жуковском, туполевских. Там проходили испытания и там и двигателей. Ну, в общем, интересно. Поэтому у меня с этой улицей Радио связаны такие вот, как сказать, семейные такие моменты. Ну вот раз уж так, ничего, что мы так немножко будем уклоняться?

А. Пичугин

— Нормально, конечно.

Протоиерей Александр

— Ну чтобы слушатели наши, как сказать, не засмущались. Просто я об этом тоже не могу не сказать, что в здании педагогического института старинном...

А. Пичугин

— Крупской.

Протоиерей Александр

— Крупской, совершенно верно, на улице же Радио, вот там во время войны располагался госпиталь. И, наверное, мой дедушка — это вот папа моей тети, жены как раз вот Виктора Порфирьевича, он здесь лежал, по-моему, год или больше без сознания. Он летчик был, и когда у них самолет был подбит над Эстонией — он летал на американском самолете большом, я не помню, который был переделан под бомбардировщик, такой транспортный самолет, как называется...

А. Пичугин

— «Дуглас».

Протоиерей Александр

— «Дуглас», да. И, в общем, их подбили, и он прыгнул с парашютом — вместе их было там человек пять или семь. И зацепился стропой за какой-то там, в общем, за какую-то там часть самолета, и его ударило о фюзеляж. Но каким-то чудом он, в общем, оторвался, полетел. Он приземлился, но уж был без сознания. Его нашла финка... не финка, эстонка в огороде. Ну и вот как-то его переправили к своим, и он попал сюда, в госпиталь вот на улице Радио. А его будущая супруга работала здесь медсестрой. Первое ее место служения было в Сталинграде, она работала в этих так называемых — я первый раз услышал такое — «простынные» госпиталя. Ну что такое — простынями перегороженные вот эти как бы...

А. Пичугин

— А, ну да, конечно, это где-то временные, где-то действующие, просто делили отделения.

Протоиерей Александр

— Вот она рассказывала, так не очень любила рассказывать про войну, но говорила, что, говорит, мужики, вот врачи, пили, говорит, потому что раненых там просто был поток. А мы, говорит, девчонки молодые, они снова вставали. Но мужчины, говорит, не выдерживали, а мы работали, трепанации делали, все. Потом вот она уже работала здесь, вот в этом госпитале. А он был без сознания, год, по-моему, лежал. А вот когда пришел в себя, увидел ее — вот такое предание семейное у нас, — говорит: это моя жена. И опять закрыл в глаза, впал в какое-то забытье. Ну, в общем...

А. Пичугин

— Но он выжил.

Протоиерей Александр

— Выжил, он не так давно ушел.

А. Пичугин

— И он вернулся к обычной жизни.

Протоиерей Александр

— Да, вернулся, была гангрена. Вернулся, да, к обычной жизни. Причем у него была правая рука ампутирована полностью. Я помню, маленький был, ее очень боялся, этой пластиковой руки всегда.

А. Пичугин

— Пластиковой?

Протоиерей Александр

— Да, ну у них такая была. Это сейчас такие руки делают — не отличишь.

А. Пичугин

— Не отличишь.

Протоиерей Александр

— А это была такая, конкретная желтая рука. И у него началась гангрена — сначала ему кисть, потом по локоть, и в конце концов... Но вот удивительно, он левой рукой так приноровился, он все делал: тоже он и шил, и строил вот дом сам. И вот мне показывала тетя, как эта строчка этих гвоздей — прямо как по линеечке сделано — там пробивка потолка. Ну, в общем, с этим районом действительно связаны так и семейные, учеба моя первая здесь была такая.

А. Пичугин

— Знаете, может показаться, что мы куда-то далеко ушли от заявленной темы, а на самом деле недалеко, потому что это все к вопросу о призвании, о служении. Вот вы рассказываете про своего дядю, и каждый раз, когда он... Дядя, правильно?

Протоиерей Александр

— Ну да, дядя, который с Туполевым работал. А это вот, это папа его супруги.

А. Пичугин

— А, ну все равно, получается.

Протоиерей Александр

— Ну дедушка, да.

А. Пичугин

— И каждый раз вот так меняя свою жизнь, находя в ней новые возможности, когда, казалось бы, что уже многие впали в уныние, находя новые возможности — это же тоже какое-то служение.

Протоиерей Александр

— Совершенно верно, да.

А. Пичугин

— «Служение» — достаточно, наверное, затасканное слово в нашем быту. Оно нас, может быть, как-то так отправляет к чему-то высокому, наверное — служение Богу, служение родине, служение народу. Но мне кажется, что даже если мы не употребляем вот какие-то высокие такие термины, мы сейчас будем говорить про священников и к служению вернемся. Но вот служение, просто служение, да, вот как какое-то, какая-то высота, не просто сделать работу и пойти домой. А это вот именно...

Протоиерей Александр

— Да, да.

А. Пичугин

— Вот каждый раз, вот вы говорите, что сделал работу и все, закончил. Но ведь у нас отношение у кого-то такое. Но ведь большинство людей у нас в стране работают постоянно на одном и том же месте на протяжении многих лет.

Протоиерей Александр

— Совершенно верно. Вот я об этом тоже хотел сказать.

А. Пичугин

— Утром на работу, вечером домой — и так много лет, с отпуском.

Протоиерей Александр

— Совершенно верно, да. Ну надо сказать, что вот это слово «служение» — ну я бы не стал бы, наверное, бояться такой высокопарности. Потому что вот есть вещи, которые меня тоже смущают, я всегда оговариваюсь, скажу, может быть, это несколько высокопарно прозвучит что-то. Но вот в отношении служения все-таки, наверное, оно для меня было и остается все-таки таким словом, которое я не боюсь, то есть как-то я от него, как сказать, не ухожу, как-то вот я думаю, что оно действительно достойно звучать. И потом оно как нельзя лучше объясняет, наверное, подход вот к тому делу, которое человек совершает на любом месте. Вот вы совершенно правы, когда сказали, что действительно говорят: служат в театре, вот служил в театре столько лет там актер или служение в армии, да, и вот священство тоже служение. Ну я думаю, что о любом роде деятельности, наверное, может сказать, если человек к нему относится как-то вот неформально и делает работу, как сказать, служит по призванию, то, наверное, можно говорить о любом роде деятельности.

А. Пичугин

— А вы священником стали в 30 лет?

Протоиерей Александр

— В 30 лет, совершенно верно, да.

А. Пичугин

— То есть до этого времени вы работали на светской работе на протяжении там десяти как минимум лет, даже больше.

Протоиерей Александр

— Больше, вот с 85-го года у меня идет трудовой стаж.

А. Пичугин

— Больше. И казалось бы, ведь все складывается, зачем что-то менять, для чего совершать такие резкие развороты. А в 97-м году, конечно же, я помню, что в Московской области рукополагали очень много людей — 95-й, 96-й, 97-й. Ну вот мотив этот очень интересен, он очень сильно отличается от мотивов тех людей, которые приходят сейчас. Сейчас большинство священников это все-таки люди после школы, люди, идущие там через семинарии, через училища. Возможно, именно у них будет складываться ощущение, что это работа. Поскольку у людей, которые пришли в постсоветское время, это в основном люди с определенным жизненным опытом — после светских вузов или после каких-то других учебных заведений, после лет работы они приходили к тому, что они приходили к священству. А современные (ну это чисто мое мнение, оно может кардинально отличаться от мнения большинства) — люди, которые заканчивают первое учебное заведение семинарию, рукополагаются, выходят на приход — вот для них, может быть, психологически это в большей степени работа.

Протоиерей Александр

— Наверное, так, да. Ну мне очень трудно судить, потому что я отношусь к такой категории людей, которые вот, закончив школу, поступил в институт, потом я служил в армии срочную службу. Надо сказать, что я вспоминаю с благодарностью эти два года, которые провел — как-то уже на передаче говорил, что я вот служил в Карелии, в очень красивых таких местах, на карело-финской границе. И вот я вспоминаю с благодарностью, хотя уже много лет прошло. Вот недавно был День пограничника — я, правда, сейчас уже в нем не участвую, в собраниях, ну уже сил нет так вот, честно говоря, и времени нет, потому что семья там опять же.

А. Пичугин

— А сколько детей? Напомните.

Протоиерей Александр

— Да, у нас шестеро ребят. Ну вот сейчас шестеро ребят, у нас пять девочек и мальчик. Но вот мы столкнулись уже первый раз, у нас сейчас две девочки, они такие уже взрослые, практически уже выпорхнули, они живут отдельно от нас, сейчас в Москве живут, учатся здесь. Одна заканчивает институт, высшую...

А. Пичугин

— Вышку.

Протоиерей Александр

— Психологический, психфак. А другая девочка, Варя, она заканчивает 1 курс сейчас РГГУ, лингвистическое отделение, там у нее итальянский. А вот там уже начинается такая интересная история, что я столкнулся с тем, что у нас вот с этими первыми детьми как-то вот по такому понятию, как-то мы его проскочили, переходный возраст. А вот с Федей, вот с мальчиком, сейчас ему 12 лет...

А. Пичугин

— А, это самый...

Протоиерей Александр

— Дает, да. Как вот один человек сказал: дает дрозда. И как-то вот у нас вообще отношения такие в семье открытые и доверительные...

А. Пичугин

— Да, это правда, да.

Протоиерей Александр

— Ну и я думал, что это как-то все на этом, этого вполне достаточно, чтобы как-то дети это, как сказать, ценили, понимали. Но вот сейчас вот я столкнулся с такой проблемой действительно, что надо как-то, видимо, находить какие-то, да, такие пути...

А. Пичугин

— Подходы.

Протоиерей Александр

— Подходы, да. Вот мне казалось, что все идет, живешь, ребята учатся, там что-то по дому там. Ну вот характер — да, первый раз вот, наверное, в этом году столкнулся с таким вот противостоянием, с проявление характера. И попробовал жестко действовать. Хотя у нас — вот я рос, меня, не помню, там вот наказывали, конечно, родители, но ремнем я не помню. А тут вот даже...

А. Пичугин

— Пришлось? Я не представляю вас...

Протоиерей Александр

— Брался за ремень, но очень быстро понял, что это не работает. И вот да, то есть тут вот нужно как-то, пробовал, как вот папа со мной, пробовал молчать — нет. Ну как-то вот дистанцироваться. Но тоже скоро понял, что это только на руку, потому что я не контролирую ни учебу, не спрашиваю там, что задали. Ну вот, думаю: сейчас подойдет, попросит прощения там за дерзость какую-то — нет. И как-то, я помню, проснулся ночью — ну я думаю, это ангел, ангел, наверное, мне пошептал — так, конечно, в шутку говорю. Но проснулся с ясной мыслью, что с сыном надо разговаривать, что это не выход — как-то отгораживаться. С сыном надо разговаривать.

А. Пичугин

— Я напомню, что протоиерей Александр Лыков, клирик Преображенского храма в подмосковном Жуковском, в программе «Светлый вечер» на светлом радио. И помогли разговоры?

Протоиерей Александр

— Добрый вечер, кто присоединился.

А. Пичугин

— Еще раз, да.

Протоиерей Александр

— Ну помогли, да, но очень непросто все, конечно, идет. И даже скажу, как есть, потому что ситуация такая, живая и свежая, может, это тоже кому-то, как сказать, немножко поддержит. У меня супруга должна была лететь с тремя детьми в Крым, в поход горный, потом там еще какая-то у них программа была там в Бахчисарае. И должны были с ней трое наших ребят лететь: вот наши младшие девочки и Феодосий. И вот во время соборов у нас произошел конфликт такой серьезный, и последствием которого было наше опоздание на час в аэропорт. И уже перестали даже принимать вещи, багаж. И, в общем, я так рассердился на Феодосия, что он спровоцировал этот конфликт...

А. Пичугин

— Не полетел.

Протоиерей Александр

— Да, он не полетел. Я говорю: ты никуда не полетишь. Он, смотрю — спокойно. Потом уже на обратном пути, когда мы с ним возвращались домой, он говорит: ты знаешь, а я не хотел. А я не хотел. Ну, видимо, его девчонки, как сказать, достают...

А. Пичугин

— То есть он еще и обрадовался к тому же.

Протоиерей Александр

— Вот вы знаете, да. Ну вот я позвонил тоже знакомому хорошему своему, у которого мальчишки тоже так вот они прошли такой этот, как называется, лагерь такой военный, под Оптиной такой, военно-спортивный, не знаю, как его назвать. И тут же определил Феодосия на две смены вот туда, в лагерь. И вот он сейчас там. Ну вот, судя по фотографиям, то что, видимо, для него нужно — это жизнь там в этих таких, они сами там землянки учатся оборудовать, разведение костра в мокром лесу, прямо вот на воде вот, буквально.

А. Пичугин

— А ему это все нравится как раз, в отличие от подходов.

Протоиерей Александр

— Вот, видимо, да. Я думаю, что ему не хватает вот этого мужского. Мне и говорит супруга, что ему не хватает, Феде, такого мужского начала. Ну вот видите, все-таки вот, как мы говорим, служение, оно сопряжено с тем, что много времени.

А. Пичугин

— Я видел несколько раз, пару раз Феодосия. И мне кажется, что он, я понимаю, что такой междусобойчик, и мне кажется, что да, у него такое достаточно яркое направление в эту сторону.

А. Пичугин

— Вот, видимо, да. Ну вот он мальчик очень хороший, у него очень емкое сердце, вот он хороший парень. Ну вот у него, видимо, такие характерные особенности. Просто я даже не ожидал. Думал, что с ним-то у меня будет все гладко. Девчонки там капризули.

А. Пичугин

— Ну ничего, переживете этот период, переходный возраст.

Протоиерей Александр

— Ну вот видите, так вот столкнулись с этим.

А. Пичугин

— Так возвращаясь к работе, к тому, что работа для нас. Мне кажется, для большей части наших слушателей все, что было связано с церковной жизнью 90-х годов — это седая древность. Поскольку многие приходили в Церковь и начинали интересоваться церковной жизнью позже гораздо, в последнее десятилетие. И для них 97-й год, 98-й... У вас это как-то с момента воцерковления и до рукоположения много времени прошло?

Протоиерей Александр

— Да, вот удивительно, вы знаете. Удивительно, то что, вы знаете, когда я поступал вот в 85-м году в Бауманский институт, я чувствовал, что это совершенно не мое. То есть я шел туда просто потому, что надо было куда-то учиться.

А. Пичугин

— в Бауманский — это не куда-то, Бауманский...

Протоиерей Александр

— Нет, я имею в виду, что нужно куда-то поступать. Нет, понятно, что не куда-то, но что-то нужно делать. Но я имею в виду то, что четкого видения направления, к чему я, как сказать, способен, у меня не было. Я понимал, что я гуманитарий по складу, хотя родители у меня — это и папа, и мама — технари. Но они как-то хотели, чтобы и я как-то пошел по такой вот технической линии. И очень скоро я, поступив вот в Бауманский и работая здесь, я очень скоро понял, что я — ну это тоже у меня такая ясная была мысль, что я никогда не буду работать вот по этой специальности, потому что мне это было, к сожалению, неинтересно.

А. Пичугин

— Вы закончили его?

Протоиерей Александр

— Нет, я ушел, наверное, с 3 курса я ушел. Я призвался в армию после первого, так как у нас там была военная кафедра для дневников, но я пошел в армию. Вернулся, когда уже вечернее отделение было упразднено, я вернулся на дневное отделение и еще там несколько лет проучившись, я понял, что я обманываю себя и родителей. В общем, это не... вот это я помню, что это было нечестно. И вот опять-таки возвращаясь...

А. Пичугин

— Да. У меня у отца такая же история была. Бабушка с дедушкой гуманитарии, отец хотел на исторический факультет тоже, но ему сказали, что нет, нам все не то, нужно в технический вуз. Он поступил в Бауманку, закончил ее, проработал там еще долгое время. Но это настолько было не его всегда...

Протоиерей Александр

— И он тяготился, да, этим?

А. Пичугин

— Да, в итоге он через какое-то время ушел в гуманитарную сферу, но это уже было потом.

Протоиерей Александр

— Да, вот у меня, вы знаете, так вот, да. И вот я помню, когда я уже решил твердо, что я не будут учиться и думаю: как это сделать? Я просто перестал ходить на экзамены. Это была, по-моему, зимняя сессия. И я родителям еще ничего не говорил, мне было страшно им признаться, что я решил оставить Бауманский. И вот время экзаменационное я проводил в Елоховском соборе. Я ходил на службы, то есть я не болтался там где-то...

А. Пичугин

— А почему у вас это?

Протоиерей Александр

— А вот я даже не знаю. Дело в том, что я родился и вырос в верующей семье, у меня папа и мама религиозные люди, верующие, причем практикую... Ну мама, наверное, чуть в большей степени. Папа, он больше внутри, но он христианин такой вот по жизни. А мама, мама с раннего возраста, она жила в центре Москвы, родилась и выросла на Среднем Кисловском переулке...

А. Пичугин

— А вы тоже говорили, что там родились, да?

Протоиерей Александр

— Да, нет, я уже родился, когда мы жили в Выхино, тогда Ждановская была, Ташкентская улица, родители уже переехали. Ну это давняя была история. И там у них дом потом ушел на расселение, старый-старый дом, старая Москва. И мама, а маму привела за руку, как она говорили тетка ее, Клавдия, привела ее в храм Воскресения Словущего.

А. Пичугин

— В Брюсовом переулке.

Протоиерей Александр

— Совершенно верно. Она помнит отца Владимира молодого, Артемия Владимирова.

А. Пичугин

— Артемия Владимирова. Еще помнит.

Протоиерей Александр

— Она помнит, да, еще молодого отца Артемия Владимирова. И вот она, помню, приходила, ну в советское время, она говорит, подхожу, говорю: батюшка, как вы себя чувствуете? А он ей говорил: труды, матушка, труды... Так вот. И, в общем, мама, каждое воскресенье она в храме — это ну вот сколько я себя помню. И поэтому для меня вот это, как сказать, направление, оно не было таким вот, как сказать, неожиданным. Но я никогда я никогда не мог себе представить, вот, наверное, еще лет за семь, наверное, да, вот до поступления в институт Свято-Тихоновский, куда я поступил и до рукоположения. Если бы мне сказали, что я буду священником, я бы сказал: ребята, ну это что-то такое из области какой-то фантастики такой. Но вот вы знаете, постепенно, постепенно, думаю, что я могу сейчас, оглядываясь назад, я сейчас могу, наверное, сказать достаточно уверенно, что действительно Господь как-то вот, когда видит, что человек мятется, Он всегда, конечно, помогает. Ну просто особенно остро мы это ощущаем тогда, когда ты находишься в подвешенном состоянии таком, может быть, какой-то неуверенности. Вот я никогда не ленился, я всегда работал, всегда учился где-то. К слову говоря, я когда решился оставить Бауманский, я стал готовиться к поступлению в педагогический институт Крупской, который здесь же тоже находится, у них много филиалов...

А. Пичугин

— Ну все здесь, кстати.

Протоиерей Александр

— Все здесь, да. И я стал готовиться к экзаменам. Хотел поступить на русский и литературу, на учителя. У меня всегда эти предметы хорошо шли в школе. До этого я пошел работать в школу, чтобы немножко там ощутить атмосферу, в свою школу, которую заканчивал, в Бирюлево.

А. Пичугин

— А кем?

Протоиерей Александр

— А я тогда работал киномехаником, там я устроился. Меня устроили, ну в силу того, что там кто-то заболевал, учителя, я замещал там, в начальной школе я там замещал. И иногда там, чтобы у них провалов не было, у ребятишек, я что-то там преподавал чуть-чуть. Ну вот видите, как тоже интересно. Вот этот вот, наверное, шаг, как сказать, когда пласт вот этот сдвинулся все-таки, я стал, оставил Бауманский институт, стал готовиться в пед. Вот и дальше уже, знаете, же просто было такое, можно сказать, дело такого случая. Папа мой по радио услышал, что открывается, объявляется набор в Свято-Тихоновский институт. А эта тема, как-то она у меня уже звучала, причем я не думал никогда о семинарии, а вот институт мне показался интересным. Я поехал на день открытых дверей, мне там очень как-то все понравилось и я посмотрел, какие экзамены, к тому времени я уже воцерковлялся и как-то ориентировался и в Писании Священном, и там Слободской для меня тоже был не такой книгой-то, как сказать, не новой.

А. Пичугин

— Знакомой. А это еще было...

Протоиерей Александр

— Это сейчас скажу. Это я женился в 93-м, а это 94-й год.

А. Пичугин

— А вы уже женились тогда.

Протоиерей Александр

— Да, я уже был женат год. Я был женат год. И вот, вы знаете, да, вот тут я могу сказать тоже так, я очень хорошо помню, что с первых лекций я почувствовал, что это то, что мне интересно. Я, знаете, как губка впитывал, вот ходил на эти лекции. Ну были, так скажу, преподаватели, у которых я иногда, так сказать, как-то подремывал. Но были и те, значит, у которых я немножко подремывал, а были те, вот у которых я не спал, и вот они тоже такой удивительный след. Вот Алексей, знаю, что вы занимаетесь так археологией, вот у нас замечательный преподаватель был, Деопик у него фамилия.

А. Пичугин

— Дмитрий Витальевич Деопик, он и сейчас есть, да.

Протоиерей Александр

— Ну вот он у нас преподавал, вот один из преподавателей, у которых я не спал. Вот эти лекции просто вот для меня было открытием, конечно, таким.

А. Пичугин

— Почти 90 лет сейчас человеку.

Протоиерей Александр

— Да, удивительно. Ну он очень, знаете, он всегда производил впечатление юного.

А. Пичугин

— Огромный, да.

Протоиерей Александр

— Он очень такой, да, внутренне очень такой вот, юный такой, порывистый. Ну да, и вот это время я вспоминаю с такой благодарностью. И я проучился в Свято-Тихоновском институте три года — это вот был 97-й год, и тут я уже алтарничал в одном из московских храмов в центре Москвы, помогал, с тем чтобы мне там настоятель дал рекомендацию для рукоположения.

А. Пичугин

— Мы давайте прервемся сейчас буквально на минуту. Я напомню, что беседуем мы с протоиереем Александром Лыковым, клириком Преображенского храма в Жуковском. Я Александр Пичугин. И через минуту мы снова в эту студию вернемся.

А. Пичугин

— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомню еще раз, что в гостях у нас сегодня протоиерей Александр Лыков, клирик Преображенского храма в городе Жуковском.

Протоиерей Александр

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— Да, еще раз добрый вечер. Говорим мы о священстве, как о призвании или как о профессии — вот тут такой вопрос мы ставим. Какие-то свои соображения в начале программы высказал, но пока вот сейчас мы вернемся к вашей истории рукоположения. Пока я не забыл, вы просили перед программой напомнить рассказать, вернее сказать, о том, что в Жуковском открывается филиал больницы святителя Алексия. Вот, пожалуйста.

Протоиерей Александр

— Да, ну это вот, видите, как это, что называется, к слову, в продолжение темы.

А. Пичугин

— К слову, тоже о служении. Паллиативное отделение — это служение особого порядка.

Протоиерей Александр

— Да. Тем более я вот сейчас, ну так получилось, что столкнулся лично — вот у меня мама болела, угасала. У нее тоже с возрастом начиналась такая деменция, хотя мамочка всегда очень светлая и до последнего прямо, можно сказать, до последнего дня она всегда причащалась. Ну она немножко с уходом папы в 2009 году она как-то вот не то что потеряла как-то к жизни интерес, но я почувствовал прямо, что она как-то вот... Они очень были, видимо, связаны. И когда папы не стало, мамочка немножко как-то она вот потерялась. Я говорю: мамочка, ну у тебя, смотри, сколько внуков, сколько у тебя там. Она говорит: да, Сашенька, да. Но я думаю, что вот эта тоска по папе — она его где-то пережила, наверное, восемь-девять лет, но вот это, может быть, способствовало. Может быть, болезнь начала у нее прогрессировать уже в последние там год-два, и поэтому я вот, собственно, столкнулся. Ну речь не шла там о паллиативе, но мне за ней приходилось ухаживать, так что это вот такая тема была. Сейчас я за своим дядей ухаживаю, это ее брат, он 34-го года, сейчас ему 87 лет. Это уже так потом он живет дома. И как-то вот так тоже получилось, что придя в Жуковский служить, там да, ну я узнал, что отец Николай, на тот момент благочинный и настоятель трех храмов, которые там находятся вот на территории это бывшей Быковской больницы, построил богадельню. Потому что она с улицы, вот с улицы Гагарина был виден такой, как сейчас называется, такой баннер, где в полный рост изображена великая княгиня Елизавета и написано: «Богадельня имени великой княгини Елизаветы Федоровны». Она уже давно была оборудована, но очень долго как-то там с документацией решался вопрос, нужно было как-то все сделать по закону, в общем, как-то все правильно. И вот как раз совсем недавно это сделать удалось. И это совпало сразу со сменой настоятеля, благочинного. Сейчас у нас новый благочинный, протоиерей Александр пришел, который вот таким явился преемником отца Николая. И вот сейчас уже он, как сказать, участвует в том, чтобы вот богадельня начала работать. Сейчас уже закончились курсы подготовки там сестер, даже там у нас один брат есть. И больница будет находиться под патронажем больницы святителя Алексия.

А. Пичугин

— Но это будет именно паллиативное отделение.

Протоиерей Александр

— Это будет паллиативное отделение, да. То есть это там не постоянное проживание, то есть это вот люди, которые нуждаются в помощи такой профессиональной, они будут там получать необходимую там помощь и такую поддержку.

А. Пичугин

— А когда она заработает?

Протоиерей Александр

— Вот я думаю, что это вопрос, может быть, ну вот месяца, может быть, нескольких месяцев, наверное.

А. Пичугин

— Летом, в середине лета...

Протоиерей Александр

— Я думаю, да, там, в принципе, все готово. Ну изначально вот, когда я с отцом Николаем говорил, его такая была мысль, что я стану духовником богадельни. Ну я ни на что не настраиваюсь, потому что, если это будет — будет, не будет — не будет. Но я думаю, что я бы тоже вот это служение с радостью бы, наверное, понес.

А. Пичугин

— И возвращаясь к истории вашего рукоположения, вы помните или понимаете, когда произошел вот именно этот поворот? Огромное количество людей ходят в храм, и там мужчины не задумываются о хиротонии и считают, что это не их. Полифония мнений, она велика — это от «недостоин» до «зачем, я и так в храм хожу». Ну а у некоторых случается этот поворот, ну им «открывается тайна», как Ахматова писала.

Протоиерей Александр

— Вот прямо, вы знаете, я очень благодарен за это слово. Да, я хотел сказать это слово — чудо. Чудо такое, ну вот да, тайна — да, потому что действительно это тайна. Я всегда как-то чувствовал, мне всегда нравилось, было близко всегда и остается общение с людьми. Ну это тоже, это как сказать, это, наверное, не главный фактор, потому что есть люди общительные там, но действительно не все становятся там священниками или педагогами. Ну вот в моем случае как-то да, когда уже с поступлением в институт я уже утвердился как-то в мысли, да, я поступил на богословско-пастырское отделение — то есть это не катехизаторское, это уже я как-то вот шел с намерением все-таки служить впоследствии. Ну я скажу о том, что, как сказать, я знал, что ситуация — в Церкви тоже люди живые, мы привносим в церковную жизнь, в Церковь свои, собственно, характеры, нравы — я уже тогда отдавал себе отчет. И папа, такой очень мудрый человек, он говорит: Саша, там будет тебе трудно. Трудно, потому что там такие же люди, собственно, как в миру. Но вот эти вот, как сказать, отношения, они обостряются тем, что ты можешь ожидать от человека там одного, а он может эти надежды как-то вот не оправдывать. Поэтому ты этим не должен как-то смущаться. То есть я был готов к тому, что в Церкви могу столкнуться там с какими-то такими вопросами, которые могут меня, как сказать, немножко так подвергнуть испытанию. То есть как-то вот внутренняя такая готовность была, то есть я не питал иллюзий никаких на этот счет, что это мир такой, как сказать, только там любовь, только радость. Помните там: только ветер, только небо впереди...

А. Пичугин

— Там жизнь.

Протоиерей Александр

— Там жизнь — вот тоже спасибо вам за слово. Жизнь.

А. Пичугин

— Во всех своих проявлениях.

Протоиерей Александр

— Жизнь, во всех своих проявлениях. Совершенно верно. И надо сказать, что это меня никогда не смущало и не смущает. Потому что это действительно вот удивительно, когда ты и читаешь Евангелие, ну и вообще Священное Писание, ты видишь, я вот раньше смотрел на библейских героев, на евангельских героев вот как на каких-то таких, знаете, наверное, я бы сравнил еще как много-много лет назад, наверное, с этими греческими богами, такими, да, — вот их жизнь казалось такой таинственной, недосягаемой. А когда я уже стал вдумываться, вчитываться в Писание — ну что такие же люди, такие же люди. И удивительно, что они боятся, они смущаются, они иногда, как Авраам, обманывают там, когда он выдает свою жену за сестру, то есть из страха. Там честно так написано, что он боялся, что может потерять жизнь из-за того, что хочет посягнуть на супругу, из-за того, что если назовется мужем, то грозит опасность. Поэтому Саре говорит: ну ты скажи, что ты моя сестра, чтобы мне было хорошо. И вот за этим человеческим, видите, тем не менее, видите, открываются такие глубины удивительные. Поэтому тут как бы все нормально, да. Ну вот и немножко, да, мы отошли, я говорю, что вы назвали, слово тайна или чудо такое — действительно это вот такая тайна и чудо. Потому что я помню, когда я учился уже на 3 курсе, действительно произошло — для меня очень это был неожиданный такой момент, когда мне позвонил мой знакомый из Ногинска, из Электростали вернее, и дал на размышление минуту. Вот, говорит, тебе одна минута на размышление, нужно дать срочно ответ благочинному: ты думаешь рукополагаться?

А. Пичугин

— Я правильно понимаю, о ком идет речь?

Протоиерей Александр

— Да, это вот отец Петр, который в то время был настоятелем, да, тогда электростальского храма. А мы учились с ним на параллельных, он старше меня был на год, он на год раньше меня был. И когда возникла ситуация там такая с возвращением собора Богоявленского...

А. Пичугин

— В Ногинске, да.

Протоиерей Александр

— В Ногинске, да, в лоно Русской Православной Церкви — пять лет, может быть, кто-то знает, шла тяжба там, суды были такие вот, так как собор, во главе с его бывшим настоятелем, архимандритом Адрианом, ушел в раскол украинский. И вот Русская Церковь не могла его долгое время вернуть. И в конце концов суд выигран был, собор был возвращен. И возник такой вот насущный вопрос.

А. Пичугин

— Кому служить.

Протоиерей Александр

— Кому служить, да. Потому что там служили чередой настоятели храмов, но это было очень неудобно. И вот там должна была налаживаться своя жизнь. И вот был брошен клич такой по всем, так сказать, халугам, по всем, у кого там есть знакомые, которые учатся, которых вот думают рукоположить. Это действительно время такое удивительное было, и надо сказать, что события, они развивались стремительно. Я дал согласие тогда, вот я откликнулся на этот звонок, поехал на встречу с благочинным. Он тут же мне сказал: собирай документы, вот и...

А. Пичугин

— Отец Михаил Ялов.

Протоиерей Александр

— Да, отец Михаил Ялов, которому я так обязан таким своим служением. И так вот в течение месяца, в начале ноября все это началось, с помню, 20 ноября я был в Акулово, у отца Валериана Кречетова на ставленнической исповеди, под Архангела Михаила. А 30 ноября я был уже рукоположен владыкой Григорием (Чирковым) в Новодевичьем монастыре в диаконы. А через 20 дней уже в соборе Богоявленском, уже меня митрополит Ювеналий рукополагал, я стал уже нести священническое служение. То есть для меня это что-то, вот этот период это, знаете, это действительно это было каким-то таким чудом. Потому что я совершенно, во-первых, не представлял, как все это будет. То есть я думал: ну когда-то мне, я закончу институт и мне дадут рекомендацию, там я буду как-то вот, какое-то место. И я не думал, что я буду служить в области. Я родился как раз в Москве и как-то думал, что здесь у меня будет служение. Ну вот видите, я сколько, уже 24 года, наверное, я служу в области и этому рад.

А. Пичугин

— Я напомню, что протоиерей Александр Лыков, клирик Преображенского храма в городе Жуковском, в подмосковном Жуковском, гость программы «Светлый вечер» на светлом радио. А как вы считаете, то время — я все апеллирую к 90-м годам, потому что как раз вам это знакомо время и о нем интересно поговорить, потому что я тоже его себе представляю. Я чуть позже воцерковился, но примерно тогда. И я помню еще, как в какой-то момент все очень сильно изменилось. Я даже, наверное, не заметил, когда это произошло, но не в худшую сторону...

Протоиерей Александр

— Изменилось — вы имеете в виду вот внешне?

А. Пичугин

— Нет-нет, изменилось, понимаете, мне самому, наверное, сложно это объяснить, но вот...

Протоиерей Александр

— Атмосфера или что?

А. Пичугин

— Атмосфера. Ну тут нельзя ставить акценты — в лучшую, в худшую, она просто стала...

Протоиерей Александр

— Иной.

А. Пичугин

— Другое время. Потому что в Церковь пришли другие люди и принесли с собой что-то другое и так всегда будет. И так принесли с собой в Церковь что-то другое вы, когда пришли, ваше поколение. До этого принесли что-то иное там поколения предшествующие, и это такой естественный процесс. Но так как я оказался на его сломе, как раз вот мое воцерковление пришлось, наверное, на несколько лет до, а потом...

Протоиерей Александр

— В какие годы, если не секрет?

А. Пичугин

— Начало двухтысячных, самое-самое начало — 2001 год, вот 20 лет как раз в этом году. И я очень хорошо помню свое ощущение, оно, кстати, было тоже достаточно неожиданным. Ну в детстве меня там водили когда-то в храм, не сказать, что у нас была очень верующая церковная семья.

Протоиерей Александр

— Но это было, да.

А. Пичугин

— Но это было то время, когда интересовались всем инаковым и необычным. Это и какие-то восточные вещи, это и Церковь, это и все вместе.

Протоиерей Александр

— Но это был именно интерес вот, как сказать, я это называю ну такой вертикалью. То есть есть такая горизонтальная жизнь — это наша земная жизнь: вот работа, учеба, там огороды, там что-то — ну то есть плоскостное.

А. Пичугин

— Ну родители были в поиске духовного, поиски Бога.

Протоиерей Александр

— Да, это вот поиски, вот совершенно верно, поиски Бога, да. А уже там люди действительно по-разному искали, там вот и в восточных каких-то вещах. Но действительно это было удивительное время. Я тоже, вы знаете, его помню.

А. Пичугин

— А у меня это было интересно. Я проснулся в какой-то момент — на даче, кстати, тоже в Подмосковье. И это была суббота, я сейчас помню, что это была суббота, как я потом узнал, накануне праздника Всех святых, в земле Российской просиявших. И я проснулся с мыслью о том, что мне нужно сегодня пойти в церковь. Зачем, почему? Я никогда об этом не думал.

Протоиерей Александр

— Вот-вот.

А. Пичугин

— А мне нужно пойти в церковь. Я пошел в церковь, которая была недалеко от нашей дачи, где меня когда-то в детстве крестили. Я пришел туда. А так как это была одна из немногих открытых (она очень рано открылась) действующих церквей, еще в 80-е ее открыли, в конце, то тогда и народа туда очень много ходило. Я постоял там и подумал, что надо бы пойти, наверное, там у нас еще одна была маленькая церковь — чуть-чуть подальше, километрах в пяти-шести. Там через поле надо было перейти, потом через дорогу, еще через поле и вот там было село, там только-только начинали открывать, вот реставрировать церковь. И вот я прихожу — вечер, июнь, мало народу, совсем мало народу, идет служба, заканчивается вечернее богослужение. Священник такой, которому очень сложно понять, сколько лет. А ему можно было одновременно и лет 75–80 и лет 40—45Ю, да, у него какое-то такое, вневозрастное лицо было. Ну он закончил службу, вышел, стал рассказывать. А я к тому времени — ну меня водили в какие-то большие храмы московские иногда в детстве, и я привык, с детства еще помнил, что должен выйти священник и сказать: «Дорогие братья и сестры, сегодня Святая Соборная Апостольская Православная Церковь...» — и вот это вот длинное, то что было ребенку неинтересно. Мне, конечно, нравилось, что священник говорит человеческим языком, а не вот этими напевами, но, честно говоря, все равно что-то... А тут была какая-то живая человеческая речь — священник начал рассказывать про то, что у них в селе происходит, что тут воинская часть и что офицеры... И я понял, что это какое-то, скорее какая-то беседа...

Протоиерей Александр

— Общение.

А. Пичугин

— Диалог, общение с людьми. Людей немного. И мне это так понравилось, что я в итоге там остался. И вот в итоге сколько-то лет я туда ходил. А потом, к сожалению, отца Александра не стало, он погиб в автокатастрофе. Но это был уже 2005 год, ну потом много всего было. Но вот такое вот впечатление, да, вот еще, наверное, оттого что, может быть, уже в городах что-то и начало меняться, но в Подмосковье — а тогда ведь вот этот коттеджный бум, он начался позднее чуть-чуть, тогда вот эти села, они были селами. Конечно, уже дачными абсолютно — ну что там 20 лет назад, всего лишь 20 лет назад, но все равно что-то такое еще там оставалось деревенское, совсем-совсем на излете. И церковь была такой. Потом уже этого всего, конечно, не было.

Протоиерей Александр

— Да, вы знаете, вы сейчас рассказываете, и я вас очень внимательно слушаю. И вот тоже я вот, такая мысль мне пришла опять, я вспомнил, мы шли по Сортавале...

А. Пичугин

— В Карелии.

Протоиерей Александр

— В Карелии, да, по Сортавале, где я тогда был курсантом. И шли строем, и приходили мимо храма, и там был звон, я помню. И я помню, вот мне так захотелось зайти в храм, так вот я помню вот это, вот сейчас бы я даже вспомнил место, где это — там звонили, видимо, к вечерней службе. А мы, по-моему, шли в кино, нас вели так организованно в кино, наше отделение. И я помню, что это да, вот это вот было прямо, как вы проснулись, и вы сказали, что вас что-то повлекло в храм. Я думаю, что если бы не был в строю, я бы, наверное, зашел бы в храм. Это был какой-то — 88-й год, наверное, да, это 88-й год был. А воцерковился уже, то есть то что я называю, стал регулярно исповедоваться, причащаться — это вот ну вот почти 30 лет назад. Это вот, как я сейчас помню, это была Троица 91-го года.

А. Пичугин

— А потом Троица вас сопровождала долго.

Протоиерей Александр

— А потом Троица, да. Вы знаете, да, вот удивительно, то что Троицкий храм, и фестиваль вот это тоже так вспоминаем.

А. Пичугин

— «Троица. Все живое».

Протоиерей Александр

— Да. До сих пор там пытаются что-то сделать, но, конечно, не в таком масштабе, как мы это делали. Ну, в общем, как-то все-таки живые какие-то такие остались движения, потому что все, конечно, помнят. И тоже такое время, конечно, уникальное, удивительное было. И вот опять возвращаясь к служению или к работе, ну наверное все-таки, да, я укореняюсь в такой мысли, что, наверное, все-таки служение. Наверное, служение в большей степени, чем работа, если применительно вот...

А. Пичугин

— А с чем вы встретились в первые, самые первые там годы, в Подмосковье? Все-таки что-то, наверное, от Москвы отличало?

Протоиерей Александр

— Да. Ну вы знаете, я, конечно, попал в такую ситуацию, как сказать, для меня не очень простую и не очень естественную. Потому что я помню, что долгое время храм, огромный храм вот, Богоявленский...

А. Пичугин

— А вы прямо в соборе служили, да?

Протоиерей Александр

— Да. Вот он был пустым. И даже поговаривали, что это такое проклятое место там. И вот и дело в том, что вот тот архимандрит Адриан, который...

А. Пичугин

— А все за ним ушли что ли там?

Протоиерей Александр

— Не то чтобы за ним ушли, но там он имел такой в городе, знаете, у него был такой очень сильный авторитет. То есть я знаю, что его поддерживала администрация в то время и даже силовые структуры, то есть непросто было как бы вот все это. И дело в том, что собор, он брался штурмом, так получилось. Потому что он там забаррикадировался, когда уже было решение суда. И он отказался, в общем, добровольно покидать территорию и храм, он там заперся. И, в общем, был вот такой штурм храма, его выводили. И все это люди, я помню, что было очень сильное смущение в народе. Ведь люди не особенно вдавались, честно говоря, в подробности. И ну какая разница как бы, да, вот люди, кого поминают, да, на Великом входе, там того или другого — люди не очень понимают вот этот вот вопрос границ Церкви, да, что вот ну немаловажно. И как-то да, и люди недоумевали: как же так, с таким человеком достойным так поступают? Что он восстановил собор, из руин его поднял и все, была такая работа колоссальная проделана — вдруг вот так вот. И было, я помню, смущение очень сильное. И многие люди, которые были прежде прихожанами этого храма, они, если они и ходили куда-то, вот они стали ходить в другие храмы. А там вот, прямо там единственно, кто приходили, это такие, как сказать, духовные чада или друзья там, да, вот тех священников, которые служили там, из Электростали приезжали. И было очень непривычно, вы знаете, я помню, было время, когда не было ни одного причастника. То есть мы выходили с Чашей — стояло в храме там два-три человека. Служили мы каждый день, конечно, тогда, служили каждый день, и заносили Чашу обратно. Вот для меня, конечно, после все-таки такой полноты московских храмов, это было очень так непривычно, необычно. И потом как-то, вы знаете, как-то постепенно, постепенно как-то стали люди и приходить новые, и возвращаться те люди, которые, может быть, там вот на тот момент были в этом храме, но они принимались через покаяние вот снова.

А. Пичугин

— И постепенно храм наполнился.

Протоиерей Александр

— Да, постепенно храм наполнился. И вы знаете, удивительно, вот я говорю, что удивительное время, мы вот все священники, которых отец Михаил тогда призвал, нашел и собрал, мы все были из разных мест, были разные. У нас один батюшка был военный, причем военный такой, боевой летчик, он две академии закончил, такой вот отец Александр Шарапов там был, то есть он уже в возрасте такой был. И у нас да, были и молодые священники, ну на то момент практически. Вроде мне было в этот момент 30 лет, но я считаю себя молодым таким. И как-то постепенно, постепенно стала приходить молодежь. И мы вот с ребятами и девчатами до сих пор поддерживаем отношения такие вот. Из них несколько стали матушками уже, вот сейчас они жены священников, имеют уже много ребятишек. А тогда это вот мальчишки, девчонки приходили, мы общались.

А. Пичугин

— Так ездили из Москвы многие, да?

Протоиерей Александр

— Нет, нет, это ногинчане.

А. Пичугин

— Нет, вы ездили из Москвы.

Протоиерей Александр

— А я в то время ездил из Москвы, да.

А. Пичугин

— Хотя что тут ездить, у меня друзья ездят каждый день на работу.

Протоиерей Александр

— Да, это было тоже, дорога такая была тяжелая. Я не знал, я знал только электричку, потом я уже открыл для себя маршрутку. Тогда станция «Партизанская», тогда это называлось «Измайловский парк», по-моему, метро. Ну а потом у меня уже, милостью Божией, появилась машина. Я уже стал независим от автобусов. А действительно, бывало так, что я заканчивал поздно, и уже там автобусы ходили редко. И было, конечно, так неудобно в этом плане добираться.

А. Пичугин

— А сколько в соборе прослужили?

Протоиерей Александр

— В соборе я прослужил семь лет.

А. Пичугин

— А, прилично.

Протоиерей Александр

— До 2004 года, то есть с 97-го по 2004 год. И потом меня назначили настоятелем это уже Троицкого храма в Электроуглях, где я прослужил 14 лет там, с небольшим хвостиком. 14 лет. Вот два с половиной года я в Жуковском служу здесь.

А. Пичугин

— Мне кажется, мы хорошо сегодня поговорили о призвании, со всех сторон и вроде бы. Это талант отца Александра Лыкова...

Протоиерей Александр

— Ой, какой талант. Вы знаете, я всегда так смущаюсь...

А. Пичугин

— Вот такой талант, да.

Протоиерей Александр

— Говорю, что всегда благодарю Алексея, потому что его вопросы, направление, очень благодарен за возможность не свернуть.

А. Пичугин

— Спасибо, спасибо вам. Нам пора заканчивать. Только прошу еще раз напомнить про больницу в Жуковском.

Протоиерей Александр

— Да, ну вот уже в скором времени будет работать богадельня, которая будет находиться под патронажем больницы святителя Алексия. Все сотрудники — это наши жуковчане.

А. Пичугин

— Всегда думал, как называются жители города Жуковского.

Протоиерей Александр

— Жуковчане, да. Вот и кто-то несет послушание параллельно еще и в храме там, я знаю, и в трапезной, и на территории. Ну я вот очень надеюсь, вот опять-таки продолжая эту нашу тему, что это я их всех практически знаю, этих людей, и я очень надеюсь, что они найдут там такое свое призвание в служении людям, которые нуждаются в помощи и поддержке. Вот это тоже, наверное, работой будет назвать их такое служение трудно. Потому что это да, такая вот полная отдача и самозабвение. К слову говоря, вы знаете, мне вот посчастливилось там провести, меня попросили прочитать несколько лекций об истории как раз вот и благотворительного вот этого такого движения, благотворительности и сестричеств милосердия в России. И я в эту тему окунулся — мне нужно было готовиться к этим лекциям и, конечно, для меня тоже открылся такой удивительной пласт вот такой жизни.

А. Пичугин

— Спасибо большое за этот разговор.

Протоиерей Александр

— Спасибо вам.

А. Пичугин

— Я напомню вам, что протоиерей Александр Лыков, клирик Преображенского храма в городе Жуковский... Кстати, правда, жуковчане. Я смотрю: жуковчанин, жуковчанка. Никогда не знал. Мне почему-то казалось, что жуковцы. Жуковчане. Вот так, будем знать. Спасибо большое, отец Александр.

Протоиерей Александр

— Храни вас Господь. Всего доброго.

А. Пичугин

— Всего хорошего. До свидания.