Светлый вечер с Андреем Котовым (эфир от 23.04.2015)

В гостях у программы "Светлый вечер" был один из самых известных исполнителей духовных стихов в России, создатель и бессменный художественный руководитель ансамбля «Сирин» Андрей Котов.
Разговор шел о том, что такое колесная лира и духовные стихи, почему бродячих музыкантов—лирников считали совестью нации и как случилось, что их голос замолчал. Кроме того Андрей Николаевич рассказал о том, как образовался ансамбль "Сирин" и каким образом удается возрождать забытые традиции русского фольклора.

Ведущие: Елизавета Горская, Владимир Емельянов

В. Емельянов

— Здравствуйте! Вы слушаете программу «Светлый вечер», в студии ее ведущие Владимир Емельянов и Лиза Горская, и мы приветствуем нашего сегодняшнего гостя, о котором хочется сказать особенно. Вы знаете, все очень непросто, потому что у нас сегодня в гостях человек-легенда, можно сказать. Это действительно так, у нас сегодня в гостях Андрей Николаевич Котов. Здравствуйте, Андрей.

А. Котов

— Здравствуйте.

Наше досье:

Андрей Котов. Родился в Москве в 1959 году. Окончил Музыкальную Академию имени Гнесиных. Один из самых известных исполнителей духовных стихов в России. Создатель и бессменный художественный руководитель ансамбля «Сирин», певец, фольклорист, хормейстер. Много лет занимается изучением особенностей аутентичного пения в русской средневековой музыки, возрождает традицию лирного пения, исполнения духовных стихов под аккомпанемент колесной лиры. На своих мастер-классах, которые проходят по всей России, Андрей Котов делится многолетним опытом пения, произнесения слова и текста.

Е. Горская

— Андрей, а сколько «Сирину» лет?

А. Котов

— Двадцать пять.

Е. Горская

— Четверть века ансамблю.

А. Котов

— Да.

Е. Горская

— А мы за один вечер разберемся, что к чему.

А. Котов

— Что там было.

В. Емельянов

— Мы хотя бы попробуем понять, что от чего отличается, как я сказал. Итак, двадцать пять, двадцать шестой год ансамблю. Давайте мы начнем с самого начала. Ну, из Вашей биографии известно, что мама у Вас — популярная, известная певица и, можно сказать, актриса, и оперная певица, я так понимаю?..

А. Котов

— (Смеется.) О, все гораздо проще. Она была «звездой района», как я всегда говорил. Это уже из нее сделали популярную певицу. Да, она пела, но она никогда не пела на профессиональной сцене.

В. Емельянов

— А!

А. Котов

— Да. При этом она пела оперу, при этом она пела эстраду и очень много выступала, меня везде с собой таскала.

В. Емельянов

— То есть музыка с детства, с рождения?

А. Котов

— Музыка с детства, с рождения. И музыка, знаете... Вот сейчас я бы это назвал таким... таким самодеятельным профессиональным уровнем. То есть она не стала профессионалом, потому что ее бабушка не пустила, потому что ей нужно было следить за пятью детьми. Вот. Поэтому она работала на заводе, а при этом все свободное время пела. Поэтому такая... такие корни.

В. Емельянов

— Я тоже прочел вот в этом интервью, о котором Вы только что упомянули... Я уже не помню, где, честно говоря, — сейчас такой поток информации, что и не запомнишь просто...

А. Котов

— Не важно.

В. Емельянов

— «Beatles» Вы услышали впервые ребенком, в 1964-м году...

А. Котов

— Да.

В. Емельянов

— Не очень-то Вам!

А. Котов

— Не очень! Я был воспитан на Чайковском.

В. Емельянов

— То есть, ну что это?

А. Котов

— Ну, Вы знаете, я «Евгения Онегина» знал наизусть. Ну, а тут «Beatles». Понимаете разницу?

В. Емельянов

— Ну, а потом, уже когда стали подростком, вроде, как бы и ничего — и «Deep Purple» пошел», и «Beatles», и все остальное?

А. Котов

— Вы знаете, у меня была такая мешанина, потому что я одновременно обожал хоровое пение — я же с 10 лет пел в хоре... Потом началась мутация: меня посадили в народный оркестр, как было положено.

В. Емельянов

— На что?

Е. Горская

— «Мутация в народный оркестр».

А. Котов

— На домру. На домру! Я обожаю это (нрзб.), который я проиграл.

Е. Горская

— Я вот класс домры закончила. Если Вы хотите сказать что-то плохое про домру, подумайте.

В. Емельянов

— Я пошел, до свидания, до новых встреч!

А. Котов

— Я обожаю домру!

Е. Горская

— Хорошо!

В. Емельянов

— Два домриста собрались!

А. Котов

— Я говорю — была очень интересная история. Поскольку я очень хорошо знал... в шесть-семь лет я знал очень хорошо классическую музыку. Я знал все русские романсы, песни Арно Бабаджаняна, «Beatles», Чайковского, Даргомыжского и прочее, прочее. Меня повели в детский хор, где пели про каких-то там букашечек и чижичков. Я вопросительно посмотрел на маму: «Мама, ты что? Где я — и где букашки?» И мне очень долго не могли найти хор. Потом нашли замечательный хор Центрального дома детей железнодорожников, где был и оркестр. И когда мальчишки вырастали, их передавали в оркестр. Меня передали на домру, и я играл на ней. Вот. Там же я, естественно, научился играть на гитаре. И когда я вступил в ту фазу активного возрастания, я уже играл на всех инструментах, у меня уже была рок-группа, я сочинял песни, ходил в КСП, в походе пел Окуджаву, Визбора и прочее. То есть мешанина была совсем. При этом была еще классическая музыка.

Е. Горская

— Поэтому «Beatles» уже погоды не делали в этой ситуации?

А. Котов

— Ну вот, «Beatles» погоды не делали. В итоге, все было, все. Я закончил — уже перед поступлением в музыкальное училище уже были «Yes», «Emerson» и как бы пошел уже такой классик-рок. Мы уже как бы были такие интеллектуалы.

А потом я стал поступать в Гнесинское училище, недобрал на академическое, мне сказали: «Иди на народное».

В. Емельянов

— Угу. «Иди на народное» — хорошая фраза, можно употреблять в жизни, собственно.

А. Котов

— (Смеется.) Да, да! «Иди на народное».

В. Емельянов

— «Иди на народное!»

А. Котов

— Да. Я пошел на народное, где мальчиков не хватало, и мальчиков... нас просто по половому признаку брали. Вот. И, попав туда, я, значит, первый раз попав на урок расшифровки, услышал впервые в жизни аутентичные записи, настоящие записи, как поют мастера. И меня просто перевернуло с первого раза. То есть я понял, что все, что я слышал до этого в этой сфере, это вообще... это что-то другое, и что существует какая-то другая музыка, какой-то другой мир, о котором я ничего не знаю. И от меня очень быстро все ушло на второй план. Я стал очень много слушать аутентики, и к этому времени меня познакомили с Дмитрием Покровским.

В. Емельянов

— Угу.

А. Котов

— Вот. Как два пассионария как бы: один такой уже мастер, а другой совсем молодой, но такой, как... такой, как, это самое... как д’Артаньян. Знаешь, такой: я прибежал, у меня глазки горят, я ничего не знаю, но все хочу.

Вот. Дальше попал в студию, а потом в Ансамбль Покровского, армия — и пошло-поехало. И я стал... Я стал работать в Ансамбле Покровского, где я проработал 10 лет.

У Покровского была одна из его мечт — это создать ансамбль, где каждый человек ведет какую-то свою тему. Мне он предложил тогда, говорит: «Хочешь заняться духовными стихами и старообрядцами?» Я не знал ни про одно, ни про другое вообще ничего, сказал: «Хочу, конечно». Мне было все интересно. И информации было крайне мало, но были люди. И вот, как за ниточки, мы стали от человека к человеку: это экспедиция, это работа с архивами, это знакомства с потрясающими людьми, знакомство с потрясающей... совершенно открытие какого-то другого мира, про который я ничего не знал. И вот это все выходило-выходило до 1989 года, когда он уже мне сказал: «Все, тебе уже в Ансамбле делать нечего. Если ты хочешь что-то делать дальше, создавай свой ансамбль». И тогда я создал «Сирин». Вот и все.

В. Емельянов

— Некоторые слушатели — я не хочу сказать «многие»... Вот мы тут с Лизой все знаем и все слушали... Я тоже — нет, я признаюсь честно. У меня была возможность... Я знал, что к нам придет Андрей Котов; у меня была возможность послушать «Сирин» в Интернете. Я не стал принципиально этого делать — мне захотелось, чтобы это было вот сейчас, здесь, в студии, когда я вместе с Вами и услышу, что это за такой ансамбль духовной... древней духовной русской музыки под названием «Сирин». Я подозреваю, что и многие из Вас — некоторые из Вас, скажем так, — тоже, наверное, не знают, что это такое. Поэтому давайте теперь познакомимся с музыкой этого духовного ансамбля «Сирин». И, Андрей, что Вы хотите нам предложить послушать — для начала?

А. Котов

— Ну, давайте для начала, чтобы быть как бы честными и брутальными, давайте, я Вам предложу: очень небольшая стихира святым мученикам Борису и Глебу. Это знаменный распев. Вот знаменный распев — это тот распев, которым пелось большинство богослужебных песнопений и вообще на котором шла служба, практически, еще и в XVIII веке, в основном. Хотя были уже... было уже и многоголосие… Ну, мы потом об этом расскажем.

Е. Горская

— Как-то необычно слышать слово «брутальный» применительно к стихире.

А. Котов

— Вы знаете, можно, мне кажется, на эту тему чуть-чуть сказать. Дело в том, что знаменное пение, с точки зрения современного подхода, собственно, пением не является. Это некий образ слова, который не предполагает его искусственного содержания. То есть оно такое, какое есть. Знаете — «да, да, нет, нет, все остальное — от лукавого». В знаменном пении не может быть форте, пиано, нюансов каких-то, потому что это чистое воплощение слова. И оно должно быть максимально ясным и максимально лишенным человеческого такого избирательного эмоционирования, которое мы сегодня кругом допускаем в церковном пении.

В. Емельянов

— То есть слово поется?

А. Котов

— Слово поется. Но это слово молитвы. Так же, как читается — в церкви вот читается — безынтонационно. Почему читается? Дабы своими сиюминутными страстями не замутнить священного текста. Вот точно так же поется знаменный распев.

В. Емельянов

— Слушаем!

(Звучит стихира святым мученикам Борису и Глебу.)

В. Емельянов

— Да, это впечатляет, конечно. Особенно сейчас, да, когда в автомобиле другие ритмы, и когда дома приемник работает, тоже совсем другие ритмы, звуки просто другие.

А. Котов

— Конечно.

В. Емельянов

— Это очень сильно, просто действительно сильно. Скажите, а вообще большой коллектив «Сирин»? Сколько человек?

А. Котов

— Ну, сейчас у меня, вот если собрать всех, как я говорю, сочувствующих, где-то у нас человек до шестнадцати. У нас просто ансамбль сегодня как раз разросся в такую... в такую большую лабораторию. Потому что у нас — еще у ребят есть свои ансамбли, свои какие-то проекты. Кто-то читает лекции, кто-то преподает.

В. Емельянов

— Я даже знаю, что у Вас есть своя студия. Вот там... Это кузница будущих кадров?

А. Котов

— Нет, студия — это...

В. Емельянов

— Студия «Сирин» тоже.

А. Котов

— Студия «Сирин», да. Студия — это место, куда люди могут прийти, чтобы попеть.

В. Емельянов

— Просто для души, да?

А. Котов

— Просто для души, да. Мы их там и учим, и помогаем, кому со слухом, и читаем лекции. И у нас там... То есть пол-ансамбля там преподает. Но мы не ставим задачу как раз создавать профессионалов — мы просто хотим, чтобы у людей была возможность вместе попеть духовные стихи, что-то об этом узнать и посмотреть на жизнь с этой стороны, все. У нас таких мест сейчас нету. У нас как система художественная самодеятельность разрушилась, людям негде попеть просто вместе или, там, макраме повязать тоже негде.

В. Емельянов

— Ну, макраме — я думаю, все-таки пенсионерские клубы есть всякие, наверное.

А. Котов

— Только за большие деньги, да? (Смеется.)

Е. Горская

— Откуда? В Интернете есть схема, как вязать макраме, это максимум.

В. Емельянов

— Не каждая бабушка владеет Интернетом.

Возвращаемся к ансамблю духовной музыки «Сирин». А что это такая за школа в Паланге, которая проходит уже лет шестнадцать, по-моему, или пятнадцать?

Е. Горская

— А Паланга — это где?

В. Емельянов

— Паланга — это Литва.

А. Котов

— В Литве. В Литве есть Центр. Там есть русская школа как бы музыкальная. Это... Сейчас... Я боюсь назвать это неправильно. Это, значит, Центр национальных меньшинств там. Русское национальное меньшинство. У них есть своя музыкальная школа, где у них есть фольклорный ансамбль, они преподают. И вот они раз в год в Паланге... они там арендуют специальное... специальный небольшой санаторий, и туда они привозят хороших педагогов из России и собирают туда всех желающих научиться фольклору. Где-то обычно набирается человек 150-200, и в течение двух недель примерно там проходит мастер-класс.

В. Емельянов

— То есть это тоже лаборатория, это не фестиваль, да?

А. Котов

— Это не фестиваль — это мастер-класс. Это мастер-класс. Причем, мы там с десяти утра начинаем — и до восьми часов вечера... Там и танцы, там и игры, там и песни, и я там вот веду духовные стихи. И люди там приезжают, занимающиеся русским Севером, занимающиеся Югом, из Украины приезжали очень много всегда. Вот. У нас там всегда была такая хорошая компания, которая вместе... В конце мы делаем какой-нибудь отчетный концерт для себя. Но чисто для себя.

В. Емельянов

— Вам же, наверное, много приходится ездить, и вообще в течение времени, пока существует ансамбль «Сирин», Вы, наверное, много ездили в экспедиции? Я думаю, продолжаете ездить сейчас, или уже?..

А. Котов

— В экспедиции... В экспедиции мало ездим, потому что сейчас просто, ну, как мы говорим, источники...

В. Емельянов

— ...уходят, да?

А. Котов

— ...источники уходят уже, практически. Людей, которые бы владели какой-то традицией... Их и так было очень мало, потому что запрещали петь духовные стихи, и люди просто-напросто специально сжигали тетрадки, забывали и... А потом, когда фольклористика уже в 60 — 70-е годы имела такие более открытые формы, например, все равно фольклористов воспитывали принципиально как язычников. То есть им говорили, что «духовные стихи не записывайте — это все поповщина, это все позднее и никому не нужное», и они их просто не записывали. И единичные какие-то записи духовных стихов, если какой-нибудь мотивчик интересный, какой-то сюжетец. Вот. А поскольку люди были, в основном, нецерковные... Вот. Я буквально знаю трех-четырех людей, которые записывали духовные стихи в экспедициях. Надо сказать, записывали их филологи университетские, потому что в некоторых духовных стихах сохранились словообороты XVII века, например, и они под этим видом записывали духовные стихи. Вот. Но там в основном записывались тексты. Мелодии редко записывались. Материалы... У нас где-то есть из архивных материалов где-то, может быть, там, гигабайт шесть, вот так вот, в общей сложности.

Е. Горская

— Это сколько в песнях?

А. Котов

— В песнях? Ну, может быть, песен 300-400. Но нам... У нас сейчас хорошо налаженные контакты по всей стране, и мы обмениваемся всегда. И нам все время присылают какие-то новые записи...

В. Емельянов

— То есть материал для работы на годы вперед есть, да?

А. Котов

— Материал...

В. Емельянов

— Ну, не на годы вперед, а...

А. Котов

— Материал есть. Материал есть, да. Материала много. Главное — уметь с ним работать, опять же.

В. Емельянов

— Я почему по поводу экспедиции заговорил — я хотел бы, чтобы Вы рассказали и нашим слушателям тоже, и... не знаю, Лиза знает эту историю или нет, — о Вашей поездке в Сибирь, под Иркутск, или Вашу встречу потрясающую с каким-то дедом.

Е. Горская

— Лиза не знает.

А. Котов

— (Смеется.) Лиза... Ну, это была... Эта история не связана с духовными стихами. Я же...

В. Емельянов

— Она связана с экспедицией.

А. Котов

— Она связана с экспедицией, да. Она связана с тем... Это тоже 1986-й, по-моему, год. Значит, меня угораздило поехать в экспедицию в декабре месяце в Иркутскую область.

В. Емельянов

— Самое время, «самый сезон».

А. Котов

— «Самый сезон»», да — минус 47.

В. Емельянов

— Ой!

А. Котов

— Вот такая температура. И лететь двумя самолетами. Вот. Мне дали магнитофон, дали мне четыре кассеты. Вот. А я поехал записывать сказки — мне сказали, там сказочник жил. Вот. В общем, как я добирался до сказочника, это отдельная передача в красках...

Е. Горская

— Отдельная сказка.

А. Котов

— Отдельная сказка, как меня там три раза переодевали, потому что, глядя на меня, сказали: «Нет, ну так ты не доедешь, ну ты что!» (Смеется.) Вот. По дну промерзшей Лены везли на санях, потом приехали туда, к этому деду. Сели вечерком, из Лены прямо омуля нажарили с картошкой...

В. Емельянов

— Прекрасно.

А. Котов

— Поставили бутылочку коньячку (это у них самогонка на чаю).

В. Емельянов

— Ха-ха-ха! Так?

А. Котов

— Вот. И он сказал: «Ну, какую тебе сказку рассказать — длинную или короткую?» Я говорю: «Давайте, для начала, короткую». Короткая сказка длилась два часа сорок минут.

В. Емельянов

— Хорошая.

А. Котов

— Вот. После того, как она закончилась, я магнитофон уже убрал в рюкзак и кассеты туда сбросил — понял, что уже... (Смеется.) Следующая длинная шла около шести часов, рассказывал он мне ее до утра. И вот я просидел у него два дня. Собственно, цель экспедиции — моих экспедиций, так же, как в свое время и экспедиций Покровского, это была не запись какого-то материала. Потому что материала действительно записано очень много, и, при желании, ты можешь найти невероятные вещи. До сих пор и в отделе древних рукописей находятся невероятные распевы, и я могу тоже отдельно долго много чего рассказывать. Вот. Но люди не знают, что с ними делать, потому что утерян ключ языка живого. Это же все мы... Только текст. А как этот текст живет, как этот текст проходил через людей, мы не можем адекватно судить. Потому что ведь что такое музыка? Музыка — это искусство «здесь и сейчас». Какой бы я древний текст не брал, какой бы я не брал манускрипт, сколько бы я об этом манускрипте не читал всего, но когда я начинаю петь — петь его начинаю лично я и лично сейчас. И в этот момент я лично отвечаю за все, что я воспроизвожу.

В. Емельянов

— Угу.

А. Котов

— И, по сути дела, этот перевод информации в некое эмоциональное переживание является самой большой проблемой в любом так называемом аутентичном пении. По большому счету, аутентичного пения нету. Оно есть вот в тех записях, или, там, от человека же вот... Или, наоборот, аутентичное пение — вот сейчас я спел, и я аутентичен.

В. Емельянов

— Я предлагаю послушать, может быть, еще одну запись Вашего ансамбля. Представьте, пожалуйста, ее.

А. Котов

— Ну, коль скоро мы с Вами заговорили о духовных стихах, давайте с Вами послушаем духовный стих, что ли. В таком простом-простом каком-нибудь виде, чтобы вот без наших изысков особенных «сиринских».

Е. Горская

— Что такое «сиринские изыски»?

А. Котов

— А это отдельно, я Вам потом расскажу. «Сиринские изыски» — это отдельно расскажу. (Смеется.)

В. Емельянов

— Хорошо!

Е. Горская

— Давайте пока без изысков.

А. Котов

— Давайте.

(Звучит духовный стих.)

Е. Горская

— В эфире «Радио Вера», программа «Светлый вечер», и я напоминаю, что у нас в гостях Андрей Котов, руководитель ансамбля «Сирин», и мы сейчас послушали песню «Новое Небо, Новая Земля» в исполнении ансамбля «Сирин» «без сиринских изысков», как сказал Андрей. И хочется все-таки уточнить, Андрей, спросить: а вот с «сиринскими изысками» — это как? Вот если это было без изысков, то что же с изысками тогда?

А. Котов

— Сейчас я две поправочки сделаю. Первое: «Новое Небо, Новая Земля» — это название диска.

Е. Горская

— Ага.

А. Котов

— А духовный стих называется «Не унывай, душа моя».

Е. Горская

— Угу.

А. Котов

— А «без изысков» — это когда мы поем духовный стих максимально в том виде, в котором мы его, там, записали или услышали, или как бы, ну... в котором... в параметрах традиции, скажем так.

Что касается изысков, у нас уже давно существуют такие истории. Вот очень многие духовные стихи, если не сказать, большинство духовных стихов дошли в одноголосных вариантах. Иногда бабушки поют кусочек духовного стиха, и мы проделываем огромную работу по реконструкции. У нас есть Тина Георгиевская, которая один из лучших специалистов по духовным стихам, — она как ходячая энциклопедия. Вот ей называешь строчку, она тебе читает весь остальной текст. И точно так же у нас есть специалисты, например, по уставу, знамени, по раннему многоголосию, богословию и так далее. То есть ребята очень хорошие.

И мы берем этот кусочек и традицию, в которой он существовал. Например, мы знаем, что существовала традиция общинного пения, совершенно потрясающая. Ну, представьте себе: люди за многие километры приходят утром... приходят на службу в храм, отстояли они службу, после этого никто не уходит, все выходят на улицу, расстилают общий стол, кто чего с собой принес, садятся и поют духовные стихи до вечера. Там же могут и хороводы водить, и там же могут еще и молодых знакомить между собой. То есть вот мир православный — он существовал в таком единстве очень хорошем. И вот эти образцы — они упоминаются. Но и бабушки говорят о том, что «мы собирались, и мы духовные стихи — вот такие, такие — пели на голоса». И нам иногда хочется спеть на голоса. Мы берем какой-нибудь духовный стих и начинаем его петь на голоса. Как мы это делаем? Мы знаем параметры той или иной традиции. Или мы в этих параметрах его реконструируем — до тех пор... То есть, грубо говоря, мы внутри складываем некое согласие — не импровизацию. Это не тогда, когда ты что-то такое придумываешь, а это тогда, когда ты ищешь согласия между голосами, как в деревне распевают песни. Вот до тех пор, пока нам не будет это нравиться... Мы говорим: «Да, вот это красиво». Вот.

Если мы раньше говорили, например, о том, что вот этот духовный стих распет в традиции, близкой, например, к какой-то там, я не знаю, нижегородской, белгородской и так далее, теперь мы просто говорим: «Это распев «Сирина». Вот. Мы решили не врать и быть честными людьми, и вот мы так распели — и для нас важно, чтобы люди слышали, о чем это поется, и важно, чтобы у этого был смысл. Духовный стих — он живет своим смыслом.

Есть даже очень интересная терминология у народных исполнителей. Они, например, про лирическую песню или плясовую, хоровую говорят: «Сыграть песню». То есть для них «сыграть» — это значит разыграть песню между собой. Для них вот такая лирика. А когда они говорят «духовный стих», они говорят «спеть». Разницу чувствуете, да? Пение — это некое другое состояние, оно более ответственное, да? Оно больше принадлежит душевному состоянию человека, нежели его телесному резонансу, который очень большую роль играет в лирике, например, или в плясовых песнях.

В. Емельянов

— Нет, телесный резонанс, мне кажется, вообще играет большую роль — ну, как голос звучит, как минимум.

А. Котов

— Конечно, конечно. Но духовные стихи...

В. Емельянов

— Я понимаю, что речь не об этом сейчас.

А. Котов

— Да, да. Но духовные стихи поют другим звуком.

В. Емельянов

— Да, да.

А. Котов

— Они поют другим звуком, и главное, что сознание по-другому направлено.

Е. Горская

— А вот эта традиция общинного пения — она когда перестала существовать? В 20 — 30-е годы или все-таки позже?

А. Котов

— Вы знаете, в отдельных местах существовала даже в 60 — 70-е годы, упоминали. Но это крайне редко. Потому что, например, Хрущев запрещал вообще народные праздники. Он гонял не только храмовые праздники — об этом вообще речи не могло быть. При нем же было больше разрушенных храмов, чем за все предыдущее время, при Хрущеве. Но он гонял там и «Василевскую горку», и «Тимонию», и просто хоровод. Он просто запрещал людям собираться для того, чтобы...

В. Емельянов

— Сам-то — от сохи, а чего запрещал-то?

А. Котов

— Спросите!
В. Емельянов Чуть позже, наверное, если удастся.

А. Котов

— (Смеется.) Если удастся...

В. Емельянов

— Хотя не хотелось бы.

А. Котов

— Не хотелось бы... А мне не хочется даже...

Е. Горская

— Я надеюсь все-таки, что не будет такой возможности.

А. Котов

— Мне даже не хочется над этим задумываться, потому что у меня к этому человеку очень как бы такое... негативное отношение. (Смеется.)

В. Емельянов

— Андрей, вот многие могут сказать, что... Там, скажем, задают вопрос: «А что ты слушаешь?» — «А я слушаю вот такую музыку». — «Ой, ну, это скучно, это архаика». Оказывается, интересная штука, на самом деле.

А я, хоть и не сторонник там как-то классификаций, форматирования («это мой формат», «это не мой формат», и вообще не люблю это слово — «Формат».

Вот давайте все-таки разберемся, что такое фолк-музыка, что такое этномузыка. Очень хотелось бы услышать от Вас, что такое музыка сакральная, и просто порассуждать на эту тему, чтобы вот... Ну, просто мне это интересно. Я не знаю, интересно ли это слушателям, но думаю, что трудоустройства. Чем отличается фолк-музыка от этнической музыки, и чем фолк и этномузыка отличаются от сакральной музыки? Ну, сакральная — понятно, уже в самом слове «сакральная» скрыт ответ.

А. Котов

— Я понимаю. С моей точки зрения... Но само понятие «этно» — оно возникло у нас когда? Где-то еще в 60 — 70-е годы или чуть попозже все-таки, наверное, возникло. Под этно сегодня понимается смешение любых этнических стилей, когда берутся, с одной стороны, африканские, с другой стороны, чукчи, с третьей стороны, финны. Вот они садятся и начинают одновременно играть каждый свою музыку. Если они попадают вместе в одну долю, у них что-нибудь получается очень авангардное. Они говорят: «О! Получилось этно!» Вы чувствуете, как близки эти люди. Но поскольку эти люди представляют некий этнос, то получается, что вот эти этнические элементы — это просто этно.

В. Емельянов

— Так, с этим разобрались. Фолк-музыка — это что?

А. Котов

— Э-э... Что такое фолк-музыка, я не знаю. Я не люблю этого слова...

В. Емельянов

— Фольклор, да? Вообще не любите?

А. Котов

— Да, фольклор. Ну, что такое — фольклор? «Народная мудрость». Вот. Странное очень... Давно уже на Западе в науке этот термин не используется. Там нет такой профессии, как у нас, — фольклорист. Там есть профессия этномузыколог. И оно отвечает...

В. Емельянов

— Этномузыколог... Что-то медицинское, мне кажется.

Е. Горская

— Да-да, что-то такое...

А. Котов

— (Смеется.) Да, этномузыколог, да. Ну, медицинское. Ну, он примерно этим и занимается.

В. Емельянов

— Стоматолог это, может быть?

А. Котов

— Он препарирует древние песни, рассуждает о том, откуда и что существует.

Под словом «фолк» сегодня у нас понимается некое пение некоей аграрной музыки. Вообще... (Смеется.)

В. Емельянов

— Вы отличный термин... Андрей, Вы кладезь просто! «Некая аграрная музыка»! (Смеется.)

А. Котов

— Да. Потому что когда мы говорим... Вообще когда люди произносят слово «фольклор», сразу представляют — противными голосами поют бабушки или какие-нибудь девушки.

Е. Горская

— И едет комбайн на заднем плане.

А. Котов

— Да, едет комбайн, да, на заднем фоне. То есть это обязательно что-нибудь такое архаичное и обязательно очень противное. Вот. И совершенно как бы вот никак не воздействующее (нрзб.).

Е. Горская

— Ну, а на самом деле это что?

А. Котов

— Вот на самом деле это...

В. Емельянов

— Это аграрная музыка и есть.

А. Котов

— Это аграрная музыка и есть. Ведь удивительным образом под словом «фольклор» всю жизнь понимается именно музыка крестьянства.

Е. Горская

— Пролетарского фольклора быть не может?

В. Емельянов

— Может.

А. Котов

— Нет, об этом пишут научные работы. Есть тюремный фольклор, есть студенческий фольклор...

В. Емельянов

— Железнодорожный.

А. Котов

— Железнодорожный. Фольклор, на самом деле, есть у каждого застолья. Вот Вы собрались, выпили, запели песню. Вот Вы запели песню — вот это Ваш фольклор.

В. Емельянов

— А что у нас, как правило, поют? «Ой, мороз-мороз!», «Степь да степь кругом»... Что еще?

А. Котов

— «Степь да степь» — это для интеллектуалов. Никто дальше первого куплета не знает.

Е. Горская

— У нас про коня поют, она авторская.

В. Емельянов

— Да ладно!

А. Котов

— У нас поют про коня. У нас сегодня фольклор — это про коня.

В. Емельянов

— «Черный ворон».

А. Котов

— «Черный ворон»... «Черный ворон» — это тоже для более старшего поколения. Молодежь уже ничего не поет.

В. Емельянов

— А молодежь-то чего поет?

А. Котов

— Молодежь ничего не поет.

В. Емельянов

— Она читает рэп за столом?

А. Котов

— Она не читает рэп. Она ничего не поет...

В. Емельянов

— А-а! Они сидят в гаджетах же, мне кажется, во всяких!

Е. Горская

— Слушайте, подождите! Про коня песня — авторская...

А. Котов

— Да, да!

Е. Горская

— И вот Анатолий Кулешов покойный — он же делал аранжировку. Как раз это переложение для многоголосного хора.

А. Котов

— Ну, конечно.

Е. Горская

— Это не фольклор.

А. Котов

— Это не фольклор, это авторская песня. Но поскольку народ ее поет, распевает ее за столом, она стала фольклором. Она принадлежит в данном случае уже народу. Более того, они будут ее петь на свой мотив, со своими словами. Через 20 лет никто не будет знать, как звали автора, вот, если никто не будет напоминать им, и будут петь. Так же, как «Черный ворон», например, и так же, как «По диким степям Забайкалья». Или «Ой, мороз-мороз!» — это же авторская.

Е. Горская

— Или «Вечерний звон».

А. Котов

— Это авторская версия. «Вечерний звон» — это немецкая вообще песня. А Вы знаете, что «По Дону гуляет казак молодой» — это шведская народная песня?

В. Емельянов

— Нет, я не знал.

Е. Горская

— И я не знала.

А. Котов

— Вот. Мы в свое время проводили изыскания специально с фольклористами, и вот такие вот вещи обнаруживаем. Да, вот такие вот вещи у нас сплошь и рядом. В основном те народные песни, которые пользуют в городе, как народные песни, это авторские песни, или песни городской окраинки, или песни кабака. Деревенский фольклор никогда в город не попадал и никогда в нем не укоренялся — он существует по другим законам. Я, опять же, неправильно использую — «деревенский фольклор». Деревенская песня, аутентичная, общинная. Потому что они являются воплощением местного языка, местных отношений. И он существует очень замкнутым образом. Он существует не для того, чтобы быть понятным всем, а наоборот, для того, чтобы быть понятным узкому кругу людей, которые вместе переживают очень тонкие вещи.

В. Емельянов

— Так, спасибо. С двумя терминами разобрались. Мы напоминаем, что Вы слушаете программу «Светлый вечер». В студии Елизавета Горская и Владимир Емельянов, и у нас сегодня в гостях Андрей Котов, руководитель московского ансамбля древнерусской и духовной музыки «Сирин», педагог, исследователь фольклора. Мы вернемся к Вам через минуту.

Е. Горская

— Мы снова приветствуем наших радиослушателей. В эфире программа «Светлый вечер». С Вами в студии я, Лиза Горская, и Владимир Емельянов. И у нас в гостях сегодня руководитель легендарного ансамбля «Сирин» Андрей Котов.

В. Емельянов

— Андрей, теперь хотелось бы прояснить, что такое музыка сакральная.

А. Котов

— Давайте пойдем от термина — что такое sacra? «Священная». То есть это музыка, которая выполняет некую священную функцию. В Европе существует система фестивалей, которые называются «Musica sacra». Мы там много раз выступали. Они собирают, как правило, там ансамбли, которые занимаются древними духовными культурами, то есть от танцующих дервишей до индийских раг, и древнерусская музыка может быть, могут быть псалмы царя Давида в исполнении ортодоксальных иудеев, могут быть протестантские гимны — все что угодно. Все, что эти люди считают для себя священным, то и выносится на суд публики.

В. Емельянов

— Продолжаем наш разговор о духовной музыке, и хочется у Андрея Котова спросить: есть же большие всякие хоры — там, Кубанский казачий хор, Северный хор. Это «аграрная» музыка, это фолк-музыка, или это этномузыка?

А. Котов

— Нет, это государственная народная музыка.

В. Емельянов

— Государственно-народная?

А. Котов

— Да. Ну, государственная народная музыка. Сейчас я Вам расскажу историю появления русских народных хоров как таковых. Представьте себе: Россия, 30-е годы. Помните, когда начиналась коллективизация? И как она происходила?

В. Емельянов

— Помню как сейчас!

Е. Горская

— Ну, Володя, может быть, застал. Я... Меня еще не было.

В. Емельянов

— Как сейчас помню!

А. Котов

— Да, да! «Как сейчас помню!»

В. Емельянов

— Каждый день ложусь, засыпаю...

А. Котов

— Создавались колхозы...

В. Емельянов

— Вот когда мы, помню, создавали первый колхоз...

А. Котов

— Да, да-да! (Смеется.) Да, то есть кулачество уничтожалось, то есть уничтожалось профессиональное крестьянство, и вместо него создавались новые формы хозяйствования, голытьба создавала колхозы, новые формы собственности и так далее.

У культуры профессионального крестьянства была своя муза — то, что мы в простонародье называем фольклором. То есть вот та общинная крестьянская культура многовековая, которая от рождения до смерти сопровождала человека и была единой, очень мощной гармонической системой, — та, что составляет основу музыкальной культуры каждого этноса. Ее нужно было уничтожить точно так же, как уничтожить этот класс. Но поскольку она была живой и сопровождала человека, просто так уничтожить ее было нельзя. Тогда в городе создавались агитбригады, которые, собственно, агитировали за колхозы, которые сочиняли песни. Песни они сочиняли очень хитро. Они брали знакомые мотивы — жестоких романсов, иногда духовных стихов, иногда каких-то духовных гимнов (то есть то, что на слуху, то, что удобно), подкладывали под них агитационные тексты и с ними приходили туда.

В. Емельянов

— Молодцы!

Е. Горская

— Ремейк такой.

А. Котов

— Это работало замечательно. То есть это постепенно... постепенно это работало. Так вот, в 30-е годы эта программа становится более, более, более серьезной, и на основе вот этих бригад начинают создаваться местные коллективы — Северный народный хор, который призван на Севере пропагандировать новую северную культуру; это Воронежский народный хор; Рязанский народный хор. Это там где-то в разное время, можете посмотреть по хронологии. Кстати, первым таким хором был Хор Пятницкого — был Хор крестьян Пятницкого, который тот создан в 1911-м году, — Митрофан Пятницкий, который был фольклористом и собирал лучших певцов из России и из них делал хор. Есть даже пластинка, которую издали в 80-е годы, она на двух сторонах. На первой стороне — это записи 1911 года Хора крестьян Пятницкого, а на второй стороне — запись Хора имени Пятницкого в 1937-м. Послушайте разницу. Вот. В общем, это была государственная культура.

В. Емельянов

— Понятно.

А. Котов

— Мощная государственная культура, которая была призвана подменить собой и уничтожить. Ну...

Е. Горская

— Ну, как «Моральный кодекс строителя коммунизма».

А. Котов

— Да, да. Но прежде...

Е. Горская

— Вроде, все то, но не то.

В. Емельянов

— Согласен с тобой целиком и полностью.

А. Котов

— Все там не то, да. Все там не то.

В. Емельянов

— Новая религия как бы.

А. Котов

— Заповеди все есть, да. Бога нет. А заповеди — все, как налицо.

В. Емельянов

— Угу. Предлагаю от государственной советской хоровой темы вернуться все-таки к Ансамблю духовной музыки «Сирин» и послушать еще один распев или еще один стих.

А. Котов

— Давайте какой-нибудь стих послушаем красивый.

В. Емельянов

— Как называется он?

А. Котов

— А вот то, что нам Сережа Старостин подарил — «Как ходил же грешный человече».

(Звучит духовный стих «Как ходил же грешный человече».)

Е. Горская

— Я напоминаю, что в эфире программа «Светлый вечер», и с нами в студии сегодня руководитель ансамбля «Сирин» Андрей Котов.

В. Емельянов

— А что это там такой нитью звучит с самого начала?

Е. Горская

— А это колесная лира. Не узнал?

А. Котов

— Это колесная лира. Вот, вот (нрзб.).

В. Емельянов

— Нет, я не узнал ее в лицо. А как это выглядит вообще?

А. Котов

— А-а! Это механическая скрипка.

В. Емельянов

— А-а!

А. Котов

— Вот. Это очень просто — она выглядит, как такая вот маленькая виолончелька, да?

В. Емельянов

— Угу.

А. Котов

— Вот. Только вместо смычка у нее колесо. И здесь ручка. Ручка — крутишь ручку, колесо трет по струнам, и струны издают вот этот вот непрерывный звук. Две струны издают постоянный звук, а одна струна играет мелодию. Вообще, инструмент западный, он к нам попал где-то в XVII веке, и на Западе, если Вы по Интернету наберете hurdy gurdy, например, или, там, «драй лира»(?), Вы увидите...

Е. Горская

— Это будет песня Донована «Hurdy Gurdy man».

А. Котов

— Да. Не, ну, вообще hurdy gurdy — там много инструментов, и там роскошно играют ребята, французы особенно.

В. Емельянов

— Лизавета, а ты откуда знаешь колесную лиру? Ты играешь, что ли, на ней?

Е. Горская

— Нет, я только на нервах. Ну, знаю.

В. Емельянов

— У-у.

А. Котов

— Они просто...

В. Емельянов

— Нет, ну, может быть, ты, так сказать, скрываешь, что ты заслуженная артистка Российской Федерации по исполнению на колесной лире?

Е. Горская

— А их, кстати, много у нас, инструментов таких?

В. Емельянов

— У нас сейчас немного — по сравнению... Их вообще одно время не было. Ведь в 1935-м году у нас лирников и кобзарей — их репрессировали и уничтожили. Была страшная совершенно проделана акция: в 1935 году в Харькове собрали съезд лирников и кобзарей. Был Всероссийский съезд лирников и кобзарей. Причем, их там чуть ли не пять лет собирали, потому что они были, по сути дела, последней неконтролируемой вот такой группой людей. Они же были странниками. И они были такой совестью народной. Люди переносили новости из деревни в деревню: где священника расстреляли, где храм сожгли, где чего ограбили и так далее. То есть...

В. Емельянов

— Вот под эту колесную лиру?

А. Котов

— Нет, они просто рассказывали. Они, кроме того, что пели духовные стихи... Они были все слепые — слепые или полуслепые. И очень...

Е. Горская

— Эта же лира, да, вот эти песни — это же тоже форма народной памяти, да?

А. Котов

— Конечно.

В. Емельянов

— Ну, конечно, да.

Е. Горская

— То есть из поколения в поколение текст передается...

А. Котов

— Нет, лирники — это вообще профессионалы. Они были и организованы по цеховому средневековому принципу. У них там было все очень серьезно. Лирник учился пять-шесть лет, чтобы просто иметь возможность ходить. Но, кроме этого всего прочего, они были именно такой вот совестью народной. И их очень долго собирали. Когда их собрали, три дня был съезд, были доклады, были выступления, были записи, концерты. И потом все разъехались — и больше их никто не видел. И нет никаких материалов — ни записей, ни докладов, ничего этого нету, все пропало. То есть такая была... зачистка такая была.

Мы записывали нескольких лирников. Есть записи лирников. И в Украине есть записи лирников, уже в 60-е годы сделанные, у нас в консерватории нескольких людей. Но это те, кто чудом не попал туда, или каким-то образом просто не знал, в какой-нибудь глубинке жил. Вот есть, там, может быть, с десяток записей живых лирников, не больше. А так ничего не осталось. И инструментов. Мы нашли два инструмента. Один — в Брянской области, Нина Михайловна Савельева нашла в 1979-м году, а второй мы нашли в Калужской области, вот, и инструменты тоже. Их даже сами, у кого оставались, их сжигали, чтобы только, то есть, не дай Бог, не иметь...

В. Емельянов

— Ужас какой.

Е. Горская

— А вот эта песня — «Грешный человече» — она же многоголосная. Это вот она так исполнялась раньше, или это «сиринский изыск»?

А. Котов

— Это «сиринский изыск».

Е. Горская

— Изыск, да? А вообще многоголосие присутствовало раньше в фольклоре?

А. Котов

— Да, да. Да еще как присутствовало. Даже в воспоминаниях писали о том, что лирники, когда они приходили... Они артелями работали, и вот они... артель приходила в город — предположим, шесть-семь лирников, один поводырь. Он их расставлял по местам, он им приносил еду, он их устраивал на ночлег. А если где-то в храме каком-то случался престольный праздник или вообще праздник большой, все лирники сходились у этого храма и давали там концерт, и пели там на голоса. По пять-шесть лир пели на голоса. Вот об этом говорят, что это было необыкновенно красиво, когда лирники начинали петь на голоса. То есть эта традиция существовала. Вообще традиция многоголосного пения духовных стихов — она существовала и была очень яркой. Это же праздник, да? Это у нас как бы сегодня это некая такая ущербность, и вообще, там, зарыться и каяться. А вообще человек, который ощущал, что вокруг него живой православный мир, где все такие же, он совершенно по-другому воспринимал. Вот этот счастливый православный человек, который существовал некогда, он в этих духовных стихах в большей степени и выражал. Мы, например, поем много духовных стихов о расставании души с телом, о смерти, да? Вот. Нам говорят: «А чего Вы так много поете о смерти?» Мы говорим: «Мы поем не о смерти — мы поем о жизни, но как бы с другой стороны».

В. Емельянов

— Угу.

А. Котов

— Просто мы с другой стороны на нее не смотрим, она для нас с другой стороны отсутствует. А для человека, жившего в начале ХХ века, она существовала. И для него существовало бессмертие души как абсолютно бесспорный факт его жизни. И поэтому эти духовные стихи, которые для нас заунывные и (надрывно вздыхает) вот такие — не знаю, черпают для них, они были наполнены совершенно другим смыслом. И жили они по-другому поэтому.

В. Емельянов

— Вот мы в первой трети нашей программы говорили о том, что носители уходят, поэтому, в общем, и не слишком часты экспедиции уже в последнее время. А вообще вот не является ли этот жанр уходящим, скажем так?

А. Котов

— Я не думаю, что он...

В. Емельянов

— Я понимаю, что Вы сейчас не просто как педагог, как создатель ансамбля духовной музыки, как... скажем так, как хранитель — можно Вас назвать хранителем вот этого наследия. Но не уходит ли оно от нас?

Е. Горская

— То есть если это огромный пласт культуры, который существовал непосредственно вместе с людьми, он был живой, да?

В. Емельянов

— Ну, конечно.

Е. Горская

— И столько усилий, со стороны власти, в первую очередь, было приложено, чтобы его уничтожить. И он сейчас существует в узком секторе профессиональной музыки, ну ведь так, да?

А. Котов

— Вот смотрите: давайте проведем...

В. Емельянов

— Есть ли продолжатели у Вас, скажем?

А. Котов

— Давайте... Давайте проведем такую параллель. Вот храмы строили — потом многое из них разрушили, кое-что осталось. Храмы — это прошлое?

В. Емельянов

— Ну, нет, конечно.

А. Котов

— Почему? Ну, их же... Те, которые строятся, они же...

В. Емельянов

— Те, которые остались?

А. Котов

— Те, которые остались.

Е. Горская

— Ну, храмы без людей, храмы как архитектура, или все-таки?..

А. Котов

— Ну, это не важно. Как архитектура, в данном случае. Вот духовные стихи — то же самое. Есть какие-то духовные стихи. И есть те духовные стихи, которые строятся на основании этих. Есть какие-то удачные и какие-то неудачные. Например, сейчас есть огромный пласт современной духовной песни. Вот. Иногда ужасает он меня просто. Вот Вы слышали современных православных бардов, наверняка, в большом количестве? Или Вас миновала чаша?..

В. Емельянов

— Меня миновала.

Е. Горская

— Давайте постараемся никого не обидеть.

В. Емельянов

— Меня миновала.

А. Котов

— Вас миновала. Ну, это...

Е. Горская

— Меня не миновала, но давайте никого не обидим.

А. Котов

— Нет-нет-нет, никого не обидим, но если мы сравним традицию, да?.. Кстати, к моему великому сожалению, большинство этих авторов — а я некоторых из них знаю — хорошие ребята, в принципе, я к ним хорошо отношусь. Но они традиции не знают и никогда ее не пели. Я говорю: «Ребят, а чего Вы не поете традицию?» — «Вот, мы, там, хотим спеть про что-то такое свое, свое открыть». И, несомненно, для каждого из них вот это открытие — оно имеет огромное значение.

Более того, точно такие же открытия совершала русская интеллигенция, например, в конце XIX века, когда было огромное количество духовной литературы, вдруг появилось у нас. Возрождение православия, последняя волна предреволюционная была. И Вы можете найти эти огромные сборники дворянской духовной литературы. Вот. Они чем-то мне напоминают песни современных бардов. Вот такое самопознание, самокопание и так далее, и так далее. Но самое интересное, что часть из этих текстов мы находим или находили в народе. Какие-то уходили туда, потому что они каким-то образом приживались к традиции. А традиция сохраняет только то, что способствует выживанию. Традиция сохраняет только положительный опыт. И я думаю, что точно так же, как со старыми и новыми церквями, то есть когда они наполнятся людьми и когда эти люди проживут три-четыре поколения в какой-то жизни там, внутри храма, и для них это станет частью жизни, у них появится своя форма выражения — через духовные стихи. Они будут другие. Насколько у них останется то, что было тогда? Может быть, вообще ничего не останется.

Так же, как, например, современная греческая традиция пения и византийская. Одни греки говорят, что «мы сохранили византийское пение», а другие говорят, что «ничего подобного, это современное искусство». Потому что был огромный разрыв между византийской культурой и тем, что есть сейчас. И те, и другие имеют право так чувствовать. Но мне не важно, правда это или нет. Мне важно, насколько то, что они делают, наполнено настоящей жизнью. Потому что пение — это здесь и сейчас. Это я.

В. Емельянов

— И насколько это находит отклик.

А. Котов

— Да.

Е. Горская

— Ну вот не дай Бог, не дай Бог, исчезнет завтра ансамбль «Сирин». Кто-нибудь будет заниматься, продолжит заниматься вот восстановлением духовных стихов, вот этого пласта фольклора?

А. Котов

— Ну, кто-нибудь продолжит.

Е. Горская

— Вы предполагаете или Вы знаете? Я... Я же сейчас без подковырки спрашиваю.

А. Котов

— Я понимаю, да. Нет, я тоже без подковырки отвечаю. Я думаю, что кто-нибудь продолжит. Во-первых, есть много людей, которые поют духовные стихи. Поют по-разному — кто-то так, а кто-то эдак. Чем больше будет людей, которые поют духовные стихи, и чем они будут более разнообразны... Они ведь, как правило, поют все каждый по-своему, да еще друг с другом ругаются. Вот.

Е. Горская

— И один поет более правильно, чем другой...

А. Котов

— Один поет более правильно, чем другой. Эти говорят: «А мы вот свою создаем, а мы свою традицию создаем». Кто-то начинает...

В. Емельянов

— «А мы народнее, а мы духовнее».

Е. Горская

— «Вот с этими мы не согласны, а тех мы знать не хотим».

А. Котов

— «А этих мы знать не хотим». Вот. И вот они начинают... начинают жить. Кто-то переходит. В конце концов, вот эта жизнь порождает третье, пятое, десятое — это, знаете, как простая растительность. Она сначала на пустом месте, сначала какие-то маленькие непонятные цветочки, а потом смотришь — через несколько лет лужок, на котором уже приятно присесть. Вот. Мы-то...

В. Емельянов

— А через столетия — это лес вообще.

А. Котов

— А через столетия — это лес. Мы ведь привыкли к тому, что мы... у нас так раз так! — и возродили. Мы когда вот начинали 25 лет назад, мы же дико стали популярными, причем, вот так вот, в одночасье вдруг — раз, и уже в 1990-м году к нам нельзя было на концерты попасть. И к нам все подходили и говорили: «Вот, возрождаете древнерусскую музыку, духовные стихи и, там, все это... Там, ах! — нас захватывает за душу, мы чувствуем...»

В. Емельянов

— А сейчас?

А. Котов

— Вот, вот. И спрашивают нас: сколько нужно лет... «Как Вы думаете, сколько лет понадобится, чтобы нам возродить, в конце концов, истинное православное пение?» Я говорю: «Лет 300». — «А почему так много?» Я говорю: «А потому что необходимо прожить с этим». И, более того, мы ничего не можем создать. Мы можем только создать новое, если будем то старое, что у нас есть, если мы будем его постоянно стараться оживлять через самих себя.

В. Емельянов

— Понятно. А сейчас как с концертами?

А. Котов

— Выступаем.

В. Емельянов

— А часто ли?

А. Котов

— Не очень часто выступаем. Мы сейчас такие избалованные, что ли. То есть мы выступаем тогда, когда считаем это необходимым. То есть для нас выступление не является...

В. Емельянов

— ...работой и заработком.

А. Котов

— Заработком не является, да.

В. Емельянов

— Ага. За эти 26 лет, Андрей, сколько альбомов выпустил Ваш ансамбль?

А. Котов

— Семь или восемь.

В. Емельянов

— Немного.

А. Котов

— Немного, да.

Е. Горская

— Но зато каких!

В. Емельянов

— Согласен. Может быть, послушаем что-нибудь еще с Вашего?..

Е. Горская

— Извините, я, вот когда Андрей говорил о замещении истинного фольклора и народной музыки вот этим суррогатом, попыткой большевистской власти выдать ненародное за народное, вспомнила вот эту историю про поддельные елочные игрушки в «Детском мире», когда в «Детском мире» объявление: «Уважаемые посетители! Предостерегаем Вас: не вздумайте покупать на первом этаже с рук у цыган игрушки новогодние елочные — они поддельные! Отличительные признаки: выглядят как настоящие, бьются как настоящие, но радости не приносят».

В. Емельянов

— Это анекдот, или это ты на полном серьезе?

Е. Горская

— Ну, я не знаю... Это уже фольклор, понимаешь?

А. Котов

— Ха-ха-ха!

В. Емельянов

— Нет, это фольклор... Ну, подождите... Это было на самом деле?

А. Котов

— (Смеется.)

Е. Горская

— Ну, я не знаю.

В. Емельянов

— Хорошо, все, я понял.

Е. Горская

— Я знаю, как минимум, две версии: с шариками воздушными и елочными игрушками. Ну, вот это — как наша жизнь. И вот этот суррогат, замещение фольклорных песен — вроде, как настоящее, звучит как настоящее, а радости не приносит, потому что нет духовного содержания. Нету вот этой мудрости народной, там, боли народной, чего вот... Может быть, в качестве примера Андрей нам предложит все-таки послушать какое-нибудь такое настоящее?..

А. Котов

— Что-нибудь настоящее?

Е. Горская

— Настоящее.

А. Котов

— Настоящее, не игрушечное? Давайте, я Вам дам «с изыском» все-таки.

В. Емельянов

— С «сиринским»?

А. Котов

— С «сиринским изыском», да. Это такая интересная вещь. Когда-то в 1998-м году... Ну, мы дружим с Владимиром Мартыновым. Наверное, Вы знаете — Владимир Иванович Мартынов, такой замечательный композитор.

В. Емельянов

— Для кино... Он писал много для кино.

А. Котов

— Он и много для кино, и для «Острова» его музыка, и в принципе... Но, кроме этого, он один из немногих композиторов, который действительно знает, по-настоящему знает и русскую музыку, и древнерусскую музыку, и преподавал очень долгое время в Лавре. Вот. Это большая умница. И мне как-то нужно было для концерта придумать красивый финал. Я нашел мелодию... нашел мелодию из сборника 1913 года Ярославской губернии «Заповеди блаженства», народный распев. Принес к нему и говорю: «Вот, Володь...» Вот. Он взял, значит, и написал несколько аккордов к этому, и отдал, значит. И получилась очень красивая вещь. Вот. Сейчас уже ее «Крокус-квартет» играет, и уже кто-то «Грэми» за нее получил, какие-то американцы. А вот в 1989-м году это была такая чудная совершенно, очень простая вещь минималистская, и я предлагаю ее послушать.

В. Емельянов

— С удовольствием.

(Звучит мелодия «Заповеди блаженства».)

В. Емельянов

— Мы благодарим Андрея Котова за то, что он согласился и нашел время прийти к нам в гости. Спасибо Вам большое, Андрей Николаевич, очень интересно было с Вами пообщаться. Очень много открылось нового — во всяком случае, для нас с Елизаветой, скажу и от себя, и от имени Лизы.

Е. Горская

— Спасибо.

А. Котов

— Спасибо Вам тоже.

В. Емельянов

— Ну правда — для нас это какой-то... для нас это пласт культуры какой-то... Он, вроде, вот он, здесь, прямо под руками — бери да слушай, и...

Е. Горская

— Но не все так просто!

В. Емельянов

— Но не все так просто. И Вам большое спасибо за такой просветительский, можно даже так сказать... за такую просветительскую беседу. Надеюсь, нашим слушателям тоже было интересно. Еще раз напомню, что у нас сегодня был в гостях Андрей Николаевич Котов, руководитель Московского ансамбля древнерусской духовной музыки «Сирин», педагог и знаменитый исследователь фольклора. И закончим тем, с чего начали, — что, в общем, Андрей Котов — человек-легенда, и ансамбль его тоже легендарный.

А. Котов

— Спасибо Вам большое! Я очень рад был с Вами беседовать. Как-то по-живому получилось.

В. Емельянов

— Ну, и слава Богу.

А. Котов

— Это всегда приятно.

Е. Горская

— Спасибо!

В. Емельянов

— До встречи, до свидания!

Е. Горская

— Всего доброго!

А. Котов

— Всего доброго!