«Семья как малая Церковь»

В этом выпуске своими светлыми историями о семье как о малой Церкви поделились ведущие радио ВЕРА Константин Мацан, Александр Ананьев, Кира Лаврентьева, а также наш гость — настоятель храма Живночальной Троицы в Листах в Москве протоиерей Андрей Овчинников.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева, Александр Ананьев

---

К. Мацан

— Это «Светлые истории» на радио ВЕРА, каждый понедельник в это время, в шесть вечера мы с вами на волнах нашей радиостанции вспоминаем, делимся самыми теплыми, самыми трогательными историями, грустными и радостными, неизменно со светлым концом, потому что все они про то, как Бог раскрывает Себя в нашей жизни, помогает и не оставляет нас наедине с нашими делами, трудностями, проблемами, и сегодня тоже, не отступая от традиции, мы светлые истории в студии радио ВЕРА будем рассказывать, мы — это протоиерей Андрей Овчинников, настоятель храма Живоначальной Троицы в Листах. Добрый вечер.

о. Андрей

— Добрый вечер.

К. Мацан

— И мои дорогие коллеги: Кира Лаврентьева и Александр Ананьев. Привет.

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

А. Ананьев

— Добрый вечер, дорогие друзья. Ох, и тема сегодня будет, мы, пока не включились микрофоны, с Кирочкой так: «А ты о чем будешь? —А ты о чем? — Не знаю...» Тема настолько важная, тема настолько глубокая, что мы в некотором недоумении, что же мы сегодня будем рассказывать.

К. Мацан

— Будем постепенно это недоумение развеивать и первым я попрошу взять слово, Саш, тебя, потому что тема наша сегодняшняя, с трепетом я вам, дорогие слушатели, раскрою, это: «Семья, как малая Церковь». Мы сегодня постараемся вспомнить истории, которые легли на сердце, в которых бы вот это выражение, которое мы все хорошо знаем: «семья — малая Церковь», мы его произносим иногда даже как аксиому, не вполне задумываясь, а вот что оно значит, как в жизни это раскрывается мы сегодня постараемся поговорить, Саш, ну кому, как не тебе, ведущему программы «Семейный час» на радио ВЕРА, поделиться с нами первым историей о семье, как малой Церкви.

А. Ананьев

— Только ты, Константин, так проникновенно и с такой любовью можешь так обидеть человека...

К. Мацан

— Это талант.

А. Ананьев

— За всем этим, знаешь: «Семейный час» на радио ВЕРА, любовь — наша профессия«. (общий смех) Практически так.

К. Мацан

— «Любовь — наше призвание. Любовь — наш Бог».

А. Ананьев

— В моем-то случае, в моем и Аллы Сергеевны Митрофановой любовь, получается, такая профессиональная обязанность. Прежде чем я расскажу свою историю, я хочу спросить дорогого отца Андрея: так все-таки, на ваш взгляд, в чем же истинный смысл этого очень красивого, очень глубокого высказывания: «Семья есть малая Церковь»?

о. Андрей

— Если кратко, то жизнь семьи, как служение, потому что в Церкви мы служим, на разных послушаниях, разным способом, но Церковь не может восприниматься без служения. И в другом месте Церковь у апостола Павла названа «Телом Христовым», вот образ тела как единого организма, это не каменная стена, не каменный дом, это живой организм, состоящий из клеток и каждая клеточка влияет на иммунитет организма и здоровье организма, оно также передается отдельной клетке, и вот в таком понимании, когда мы едины в многообразии, получается, и определяется смысл христианской семьи: жить для служения.

К. Мацан

— После такого эпиграфа мне интересно, как будет выкручиваться Александр Ананьев.

А. Ананьев

— Нет, а отец Андрей не сказал ничего такого, что противоречило бы моим каким-то историям или предположениям того, какие истории я хотел рассказать, вот я хотел рассказать две, но вспомнил вашу историю, дорогой отец Андрей, я не знаю, насколько уместно рассказать ее вот буквально в двух словах, она меня потрясла, это было настолько круто, что я не могу ей не поделиться, позволите, из тех историй, что вы рассказали нам на камеру, когда мы снимали про вас программу «И будут двое»? Кстати, ее можно найти в интернете, обязательно посмотрите, с отцом Андреем Овчинниковым, для меня это была невероятная история. Когда образовалась семья у батюшки, он сказал себе одну очень важную вещь: теперь я здесь и для меня не существует друзей, увлечений, хобби, мое время мне не принадлежит, я целиком и полностью отдаю его жене и детям, отпуска у меня нет, хобби у меня нет.

К. Лаврентьева

— Извините, но это просто антиреклама. (смеется)

А. Ананьев

— А я обещал, что Кира будет смеяться во всех трагических моментах.

К. Мацан

— Причем нервно смеяться.

А. Ананьев

— Да. И из года в год рождались дети, жизнь шла, и только когда младшему исполнилось сколько? Когда вы отправились в первое свадебное путешествие?

о. Андрей

— Спустя, наверное, 16 лет после брака.

А. Ананьев

— Вот! Фантастическая история! Вот для меня это какая-то недосягаемая планка, я не скажу что самоотречения или убийство собственной плоти, желаний, нет, а вот именно служение, о котором говорит отец Андрей, то есть: есть слова, а есть поступки, и вот этот поступок такой. Для меня это очень важная история, я о ней вспомнил, ничего что я так? Все равно же в силу своей скромности не станете об этом рассказывать, хоть я расскажу как-то так. Две истории. История, которая однажды прозвучала здесь, в студии радио ВЕРА и мало кто, наверное, ее сейчас вспомнит, потому что это было давно, и она затерялась, конечно же, где-то в архивах сайта radiovera.ru, а мне очень хочется ее напомнить вам. Рассказал ее мне один из гостей, но поскольку я не помню точно, кто это был, либо отец Игорь Гагарин, либо отец Федор Бородин, я не буду говорить, кто ее рассказал, кто-то из них. Встретились мы давным-давно с моим другом, и я спросил его, как у него дела, а они тогда только поженились, и он буквально был раздавлен, расстроен, говорит: «Я совершил самую большую ошибку в своей жизни. И я молодой священник, я понимаю, что я никогда не смогу развестись с женщиной, которая меня не любит, с женщиной, которую не люблю я, моя жизнь закончилась, мы все время ссоримся, мы все время ругаемся, мы разные люди, я не знаю что мне делать, я в отчаянии». И он его обнял, и они расстались лет на десять. Через десять лет встречаются, и он его спрашивает: «Ну как у тебя дела, рассказывай». А он так вздохнул, говорит: «Ну как, потихоньку, с Божьей помощью. Ничего, живем, живем, бывает непросто, конечно, но стараемся, стараемся. Стараемся не ругаться лишний раз, стараемся не ссориться лишний раз, конечно, во многом друг друга не понимаем, ну а как иначе, выхода-то нет, надо же как-то жить. Слава Богу за все!», — сказал он. И проходит еще десять лет, это реальная история, я ее не придумал, хотя она достойна пера великих Чеховых всяких...

К. Мацан

— Это патериковая история.

А. Ананьев

— Да, да, абсолютно! Проходит еще десять лет, они встречаются, он спрашивает: «Ну как дела?» Он говорит: «Я не знаю, как жить дальше. Не знаю как жить дальше, без матушки моей жизнь закончилась, матушка умерла, и я ее так люблю, мне ее так не хватает, она была для меня всем». И вот это для меня очень важной вдруг оказалась история. Любовь в семье, как и любовь в жизни, любовь в Церкви, вообще в принципе любовь — это не то, что кольнуло тебе в сердце в автобусе, ты так увидел блондинку у открытой форточки, ее волосы развеваются, ты такой: «люблю, люблю, жить не могу, а пойдемте за меня замуж бегом» — нет. Любовь — это то, что ты начинаешь ощущать всем своим позвоночником сверху-донизу через тридцать лет совместной жизни, через тридцать лет терпения, смирения, желания выругаться, желания кинуть тапком, вот это то, что приходит спустя годы и в этом отношении этот духовный тренажер под названием семья, и есть то, что берет тебя за руку, а иногда за шкирку, и хочешь-не хочешь ты, тащит тебя по лесенке наверх к Богу. Ты, конечно, можешь уволиться со всей этой позиции, но тогда это будет полнейшее фиаско, а вот если ты постараешься не сопротивляться вот этому движению наверх, ты обязательно придешь. Это первая история. А вторая будет еще, наверное, короче, потому что я сразу же, как только услышал заявленную Константином тему, я вспомнил, что одна из историй нашего спектакля «12 непридуманных историй» как раз и начинается со слов: вы все слышали выражение «семья — это малая Церковь», я долгое время не понимал, что это значит, написал эту историю не для спектакля, конечно же, а для журнала «Фома» наш дорогой друг, старший товарищ, Владимир Романович Легойда и написал ее, он даже не написал, слово «написал» не подходит, рассказал очень личную историю и я не буду ее сейчас пересказывать дословно, я хочу рассказать о ее сути, то, что меня потрясло и то, что меня все время заставляет бороться со слезами, когда я ее сам рассказываю, потому что я и сам проходил через это и покажите мне мужчину или женщину, мать или отца, которые не проходили через такие переживания. Когда у него родилась дочка, через час она попала в реанимацию, там была такая очень трогательная сцена, первая врач, которая ее принимала в реанимацию, она что-то рассказывала про анализы, про обследования, про перспективы и было понятно, что переживать не о чем. А когда он пришел во второй раз, уже немножко успокоенный, спросил другого врача: серьезно или нет то, что с его дочерью, она указала ему на дверь реанимации и говорит: «Мужчина, посмотрите, что здесь написано на двери — „Реанимация“? Реанимация, как вы думаете, это серьезно или нет?» И дальше он сказал очень важную штуку: «Понимаете, — говорит, — я никогда в жизни ни до, ни после не молился так, как в те дни у этой двери с надписью „Реанимация“. И ведь что происходило, по сути: я молился так, как никогда в жизни о человеке, которого не мог в тот момент назвать близким или любимым, я его не знал, я его даже не видел толком, а что я видел: маленькое, сморщенное, красное, влажное тельце с воткнутыми в него иголочками, трубочками, все. Что это за человек? Кто он? А я о нем молюсь так как никогда в жизни. Более того, я всей душой, всем сердцем ощущаю не просто желание, а готовность здесь и сейчас лечь с температурой 42 и 2 вот сюда, на этот операционный стол, под этот скальпель, куда угодно, лишь бы дочь была здорова, я готов, я хочу, я ору о том, что: Господи, сделай так, чтобы я, а не она, лучше бы я, а не она». И вот тут возникает очень важный момент: в этот момент оживает евангельская история, и в этот момент ты понимаешь, что Евангелие — это история взаимоотношений отца и сына, отца и детей, вот я готов лечь за своего ребенка хоть под скальпель, хоть под нож, а Христос это и сделал за всех нас, таких дурацких и нелепых, которых, вот он не знает ребенка, а Господь нас, конечно, знает, но так как-то все непонятно, и вот она оживает, эта история. «Могла ли она ожить вне семьи?» — спрашивает Владимир Романович в конце? Думаю, что нет, только в семье можно по-настоящему прожить и прочувствовать взаимоотношения отца и сына.

К. Мацан

— Я не знаю, надо ли это в программе, то что я сейчас скажу, но я очень хорошо помню, как эта история Владимира Романовича возникала в печати, скажем так, потому что в то время, я думаю, как и сейчас, Владимир Романович был человеком очень занятым, вот
эти свои колонки редактора не пишет, он их наговаривает редактору, сотруднику журнала, который потом их преобразует в литературный текст и человеком, который вот эту историю преобразовывал в литературный текст был я тогда.

А. Ананьев

— История замкнулась.

К. Мацан

— Но более того, я просто к вопросу о переживании мужчины, верующего христианина вот этих тем: Владимир Романович эту историю рассказал, я ее записал, оформил ее в текст, я очень хорошо помню, как мы сидели и обсуждали уже написанный текст, Владимир Романович был, был я и был при том же обсуждении Владимир Гурболиков, друг ближайший Владимира Романовича Легойды и со создатель журнала «Фома», сейчас Владимир Александрович носит титул первого заместителя главного редактора и реально такой он душа «Фомы». И это потрясающее обобщение, я очень хорошо помню вот эту мысль, что вот ты мечтаешь заболеть вместо ребенка, лечь на стол хирурга вместо ребенка, ты мечтаешь и готов, а Христос это сделал, вот эта мысль прозвучала впервые у Гурболикова, изнутри его опыта проживания семейной жизни, беспокойства за дочек и там тоже была очень драматичная история со светлым концом, Владимир Александрович ее рассказывал и описывал в своих книгах, поэтому я не делюсь каким-то секретом, но тот пример текста, который ты вспомнил, это поразительный пример того, как несколько переживаний отцов, осмысленных сквозь призму христианской веры, сошлись вместе и составили вот этот потрясающий текст, который теперь звучит в вашем спектакле.

А. Ананьев

— Фантастическая история. Ну вот теперь для меня за этой историей будешь стоять еще и ты, и Владимир Александрович, слушай, потрясающе абсолютно.

К. Мацан

— «Светлые истории» на радио ВЕРА мы сегодня рассказываем, мы — это протоиерей Андрей Овчинников, настоятель храма Живоначальной Троицы в Листах, мои дорогие коллеги: Кира Лаврентьева и Александр Ананьев, я Константин Мацан. Отец Андрей, хочу теперь попросить вас историей поделиться с нами.

о. Андрей

— История, которую я расскажу, случилась пятнадцать лет назад. Мы всей семьей, тогда у нас было шесть детей, и мы с матушкой праздновали первый юбилей нашей семейной жизни, десять лет. Собрались за праздничным столом, это была пятница, 25 января, память мученицы Татьяны, матушка была на последних сроках беременности седьмым ребенком, поэтому мы делали поправку, долго не засиживались за столом, но душевно посидели и отправились спать. Следующий день я должен был служить литургию, это была суббота и ночью матушка меня разбудила, сказала что скорее всего начались схватки. Шестой ребенок родился стремительно, за сорок минут, мы знали особенности эти, поэтому все было готово для поездки в роддом, и мы поехали. Ночная Москва, пустые улицы, приехали быстро, малышу было спокойно, радостно, нас приняли в приемном покое, это был один из лучших родильных домов, центр планирования семьи и акушерства. Я матушку отдал, благословил и поехал в храм на службу, уже светало, у меня было очень спокойно, легко на душе, я совершил литургию, помолился, попил чаю, ну и подумал, что самое время пойти позвонить матушке, спросить, как все прошло и кто родился. Когда я позвонил ей, трубку взял какой-то врач, мужской голос мне сказал: «Вашей жене очень плохо. Я сейчас ей передам трубку». Когда я услышал голос своей жены, она мне сказала: «Молись за меня, я умираю», и связь прервалась. Тогда я понял, что надо что-то делать, надо молиться. В храме Христа Спасителя, где я служил, была чудотворная икона Владимирская, ее передал президент Владимир Путин Патриарху, это древнейший список, у меня было желание поехать к Иверской иконе, но я понимал в тот момент, что надо молиться Божией Матери, только перед какой иконой, и я пошел к Владимирской Божией Матери и, наверное, в жизни я так не молился, как там, перспектива остаться вдовым священником с шестью детьми меня пугала, но больше всего я боялся потерять свою жену, потому что для меня это был мой тыл, это была опора всей моей жизни, действительно, я в тот момент перед Божией Матерью, наверное, излил все, что мог. Вечером поехал в роддом и когда я зашел в больницу, то мне сказали, что со мной хочет поговорить главврач, директор этого центра, это главный акушер-гинеколог города Москвы, фамилия была Ку́рцер Я готовился к худшему, когда я зашел в кабинет, первое, что он сказал, что ваша жена жива, но в плохом, тяжелом состоянии и ваш ребенок тоже жив. Курцер был иудеем всегда, еврей, который сказал мне следующие слова: «Я был на совещании у мэра, (тогда был Юрий Михайлович Лужков мэр Москвы) когда мне позвонили из операционной и сказали, что на столе женщина в тяжелейшем состоянии находится», центр планирования семьи это детище Курцера, он создал его сам, и он сорвался с этого совещания у мэра, поехал сразу в больницу к себе, сразу зашел в операционную и совершил феноменальную операцию, потому что во время родов случилось самое плохое, что может быть — разрыв матки и сильнейшее кровотечение. Моей матушке влили больше шести литров крови, она не сворачивалась, не останавливалась, то есть еще 15-20 минут и она бы умерла, и в какой-то момент кровь остановилась, такого медицина не знает, кровь просто так не останавливается. Когда я стал сопоставлять вот это чудо со временем, я понял, что в тот момент я молился, это был время молитвы, Божья Матерь спасла жизнь моей жены в этот момент, и Курцер, он просто виртуоз своего дела, он совершил такую операцию, которая мою жену вернула не просто к жизни, а к полноценной жизни, когда человек теряет столько крови, он может стать инвалидом, может потерять рассудок, потерять память, утратить полноценные качества жизни и оказаться на обузе близких родственников, но с матушкой вопрос был закрыт, вопрос ребенка, что стало с ребенком. В тот день я посетил две реанимации, одну для взрослых, где была моя жена, мы с ней очень тепло пообщались, но когда я пошел в реанимацию новорожденных, я увидел своего мальчика в кювезе, опутанном этими самыми проводами и иголками для внутривенного кормления, на вентиляции легких искусственной. И в этом отделении было, по-моему, три таких же малыша, они тоже лежали в этих кювезах, как только я зашел, мне сказали: «мы никаких прогнозов не даем, мы ничего обещать не можем», я спросил одно: когда я могу его крестить? Сказали, что любой момент. Я понял, что это надо делать быстрее, время уже было к вечеру, поэтому я приехал только на следующее утро, назвали мы мальчика Ваней, я его крестил в этом самом кювезе, есть такой специальный чин. И дальше уже прошло пятнадцать лет, вот сейчас можно об этом говорить, мы стали свидетелями того, что Бог часто попускает нам такие обстоятельства, которые мы в тот момент не можем никак разъяснить себе, зачем, почему именно это случилось. Ну представьте ситуацию, когда мы говорили, мы родили семеро детей за десять лет, как раз ребенок родился спустя один день, ну неужели мало трудов, неужели надо чтобы умерла мать, как я могу один, священник, поднять стольких детей, когда старшему в тот момент было двенадцать лет, после него еще шестеро детей. И, знаете, для того чтобы увидеть какие-то крупное событие в жизни, нужно поступить так, когда мы хотим увидеть какое-то большое здание, скажем, храм Христа Спасителя лучше всего виден со смотровой площадки на Воробьевых горах, это примерно восемь километров когда мы отходим, вот с этого места он открывается в своей красоте, и вот прошло сейчас уже пятнадцать лет, но где-то спустя десять лет стало понятно, для чего Господь нам это дал этот урок, это испытание. Во-первых, я убедился в том, что ребенок-инвалид (он стал инвалидом, да, естественно, после таких родов) это благо для семьи, как бы не было это страшно, но это так. Благо в том, что вокруг Вани, вокруг заботы о нем мы не только сплотились, но мы еще научились любить по-настоящему, потому что любовь стала выражаться в служении, через вот это служение, связанное с бесконечными медицинскими процедурами, у нас буквально жили массажисты, жизнь всей нашей семьи была фактически зациклена вокруг Вани, потому что его нужно было поднимать, этот случай укрепил мою веру в благодатное Таинство Святого Причастия, я скажу о том, что сразу после крещения со второго дня жизни я ежедневно причащал Ваню сначала в реанимации, потом в больнице, потом дома в течение полугода. Ни один ребенок не испытал такого благодатного воздействия Таинства, как мой младший сын, полгода ежедневного причастия, причастие его подняло. Рядом с ним, как я сказал, в реанимации находился такой же ребенок, девочка, и когда я крестил Ваню и спросил маму, желает ли она покрестить ребенка, она сказала «нет», через три дня девочка умерла. Чудо, что у ребенка сохранился мозг за тридцать минут гипоксии, представьте, что на тридцать минут вас погружают в воду, вы там находитесь без воздуха, у него сохранилась кора головного мозга. Сегодня кто видит Ваню, понимает, что ребенок с необыкновенным чувством юмора, который может много интересного рассказать...

А. Ананьев

— ...блестяще играющий в шахматы.

о. Андрей

— Играющий в шахматы, знающий историю и так далее, но в тот момент наша семья стала перед выбором, спустя пятнадцать лет матушка говорила, что год она плакала, потому что лежит ребенок, и мы не знаем, что будет дальше. Впервые он перевернулся на живот спустя год, в этот момент дети уже встают и ходят, до пяти лет Ваня говорил только букву «А», ну и вся его двигательная активность, она была тоже очень сильно ограничена. Я понял, что мы не одиноки в нашей беде, работая и изучая ситуацию с такими детьми, мы узнали, что их хорошо и очень эффективно поднимают в Китае, нужна была поездка в китайскую больницу и в тот момент через сайт «Милосердие.ру» мы в течение недели собрали сумму один миллион рублей, люди откликнулись, и моя матушка смогла совершить два таких больших тура в Китай по два месяца, где китайская медицина его подняла на ноги, он пошел после Китая, после той терапии китайской, особенно иголки очень сильно помогли, по сорок иголок одновременно ребенок получал, в том числе и в язык, и по лицевой части, в мышцы, очень много всего. Дальше мы изучали вопрос, как поднимают, оказалось, что в Китае практически нет ДЦПшников, то есть один-два ребенка, они разобьются в лепешку, что называется, но ребенка больного поднимут, в отличии от наших медсестер, которые очень жалеют детей, реагируют на слезы мамочек, китайский медперсонал безжалостный, вот положено 40-50 минут массажа — ребенок будет кричать, мать будет биться в истерике — медработник будет делать свое дело. Когда мы поняли, что Ваня не может разговаривать, оказалось, что существует дельфинотерапия, с помощью людей я смог матушку отправить, четыре или пять раз они ездили в Крым в специальный такой военный санаторий, где готовили еще в советское время военных подводных разведчиков с дельфинами, вот там, через купание в специальном бассейне с дельфинами, когда ребенка прилагают прямо к дыхалу дельфина, это такое отверстие на уровне головы, где происходит очень сильное ультразвуковое излучение и вот за счет этого излучения Ваня начал говорить, это было чудо.

К. Мацан

— Потрясающе.

о. Андрей

— Да, ну и дальше я повторю, что помимо того, что была медицина и жизнь всей нашей семьи, она вот разделяется, как сегодня в нашей жизни говорим, что наша современная история, она уже другая после 24 февраля, и вот в жизни нашей семьи она стала другой после рождения Вани, после того самого юбилея нашей семейной жизни, который мы отпраздновали. Я скажу, что она стала качественно другой, я благодарен Богу, что мои здоровые дети знают, что такое брат-инвалид, они знают, что такое детская болезнь, знают, что такое труды родителей и они получили очень хорошую закалку для жизни, для тех трудностей, которые будут впереди и будут неизбежны. Вот на такой волне и грустной, и одновременно жизнеутверждающей мне бы хотелось эту историю закончить, ну и сказать о том, что сегодня Ваня — алтарник, я его научил кататься на велосипеде, плавать, кататься на самокате, впереди у нас очень много планов, которые мы будем осуществлять, он очень любит играть в шахматы, он много интересуется историей, он очень любит историю и учится в школе для детей, но у которых отклонения не связаны с нарушениями психофизиологических качеств, то есть это дети, у которых есть проблемы просто со здоровьем, и он учится в восьмом классе уже, готовится в институт, хочет быть...

А. Ананьев

— ...ведущим на радио ВЕРА.

о. Андрей

— Ну, примерно да.

К. Мацан

— Дай-то Бог.

К. Лаврентьева

— Отец Андрей, это вообще.

К. Мацан

— Мы продолжим рассказывать светлые истории на радио ВЕРА после небольшой паузы.

К. Мацан

— «Светлые истории» на радио ВЕРА мы сегодня рассказываем, мы — это протоиерей Андрей Овчинников, настоятель храма Живоначальной Троицы в Листах, мои дорогие коллеги: Кира Лаврентьева и Александр Ананьев, и я, Константин Мацан. Действительно потрясающую историю вы рассказали, отец Андрей.

А. Ананьев

— Как человек, имевший счастье общаться с Иваном — ну это действительно, просто влюбляешься в человека полностью, открытый, интересный, интересно рассуждающий, я никогда не ощущал настолько, что я доставляю человеку удовольствие, вот такой, как есть, ему приятно со мной говорить, ему приятно со мной играть в шахматы, ему приятно мне что-то рассказывать, это такое счастье действительно.

К. Мацан

— А тема наша сегодня «Семья — это малая Церковь» и так или иначе все истории раскрывают разные играни этого выражения, этого тезиса и постулата, и я уверен, Кира, что тебе есть что нам рассказать.

К. Лаврентьева

— Вы знаете, после отца Андрея мне пришлось очень быстро переобуваться, очень быстро, то есть тут такая пустая, даже не пустая, но такая полулегкая история, она уже совершенно не подойдет, потому что лейтмотив разговора задан очень высокий и никакие игры слов тут, наверное, совсем не подходят. Но самая главная тема, с которой я сегодня шла и та мысль, которую я возгревала в своем уме, своей душе, когда шла сюда и учитывая даже то, что я сегодня в компании очень серьезных, умных мужчин одна женщина, я бы знаете что хотела сказать: колоссально важно, особенно в наше непростое время, сейчас колоссально важна женская роль в семье. Я, когда выходила замуж, мне казалось, что я все знаю, как у меня будет, и я все знаю, как я буду делать, и я видела картинку, какая у нас будет правильная и благочестивая семья, где муж — глава Церкви, жена, детишки, все, но это очень быстро, конечно, развеялось о быт, развеялось о наши собственные немощи и то, что семья — это очень серьезно. Но я, кстати, вам еще хочу сказать, что семья может быть очень разной, хорошо если это мама-папа-дети, а это еще может быть внучка-бабушка, может быть папа-дети, мама-дети, у меня есть прекрасная подруга, которая в трагических обстоятельствах потеряла мужа и ребенка, взрослого сына и вы знаете, она на метафизическом уровне продолжает быть семьей, которая малая Церковь, их нет, а в ее лице они есть, и вот сколько она будет жить, столько она будет нести вот эту свою семью, которая продолжает быть, но уже сильно на другом уровне, так скажем прямо. И в этом смысле роль женщины, она колоссально важна, и нам почему-то в школе об этом не говорили, не говорили о том, что женщина нужна, чтобы радовать своих близких, она нужна, чтобы теплом их согревать, чтобы молиться за своего мужа и своих детей и чтобы благословлять их, и если бы я, наверное, знала это сразу, я видела это на примере своей мамы, но все-таки у нас большая разница с братом, и я была, получается, одна в семье и это немножко другое устроение, когда ты один, а когда несколько человек, тут от женщины все-таки требуется определенная доля терпения и мудрости, и выходила я замуж с этой светлой картинкой, и тут я играла в разные роли, играла в них с удовольствием и добралась однажды до неких, знаете, по глупости своей в 21 год добралась до некоего учения ведической психологии...Господи, помилуй...

А. Ананьев

— Однако... Неожиданный поворот.

К. Лаврентьева

— Да, я вот честно говорю. И, вы знаете, это важно говорить, особенно если у вас есть возможность говорить это на широкие массы, чтобы люди не попадались на такие глупые истории. Потом уже, слава Богу, пошли книги матушки Натальи Николаевны Соколовой «Под кровом Всевышнего», и я стала тогда уже понимать, что мать и жена — это, наверное, не то, что я себе представляла, и когда я прочитала эту книгу, я поняла, как блистательный Ролан Быков в фильме «По семейным обстоятельствам»: «Я логопеф по призванию», вот я этот «логопеф» по призванию в своей семье, это абсолютно точно, как собака, которая смотрит, как будто сказать что-то хочет, так и я, я все понимаю, но делать ничего не могу правильно, вот это, к сожалению, у меня такое сегодня всенародное покаяние. И вот знаете что, я поняла, что все очень серьезно, когда недавно у нас младший ребенок наелся рыбных костей, вот просто взял, подошел к тарелке с недоеденной рыбой и просто съел кости, я не знала что так можно.

К. Мацан

— День был постный, рыбный...

К. Лаврентьева

— Да, день был постный, среда или пятница, и он, значит, взял и наелся костей. И Саша, мой муж, очень быстро схватил его, повез в Морозовскую больницу, потому что он уже подхрипывает, не может вздохнуть ни туда, ни сюда, он маленький, ему два года, совсем он такой перепуганный, глаза по пять рублей. И я детям говорю: «Дети, встаем молиться», вы не представляете, они, наверное, так никогда не молились, как за Ванечку, никогда. И вот когда они начали молиться, я поняла, что все будет хорошо, что Бог нас не оставит, и было еще несколько крайне важных, крайне рискованных для жизни ситуаций, когда именно детская молитва нас спасала. Вот это второй пункт, когда я поняла, что все серьезно, все что касается семьи. И третий пункт: бывает так, что женщина очень заигрывается, то есть, с одной стороны, женская роль, о которой я сегодня очень много говорю в своей пространной, несфокусированной речи, это очень важно — женская роль, и вообще женщина наполняет и создает настроение, это действительно так, не надо ходить, как я с кислым лицом уже с утра, совершенно отравляя все вокруг себя — этого делать не надо, так не нужно делать, дорогие мои женщины, не делайте как я, делайте правильно, как Наталья Николаевна Соколова, делайте как прекрасные матушки, которых сейчас очень много и на «Спасе» передачи, и на радио ВЕРА, и книг много прекрасных, вдохновляйте своих мужей, своих детей, я надеюсь, тоже когда-нибудь этому научусь. В общем, в какой-то момент я заигралась, я решила, что у меня такая сильная интуиция, я решила, что мать, если она мать, она все чувствует и она никогда не ошибается с детьми. И тут пишу я список гостей лет пять назад на радио ВЕРА в ноутбуке, а дети играют в соседней комнате, ну и такая, преисполненная собственной важности, мало того, что я мать, я еще теперь на радио ВЕРА работаю, ну уж просто, ну просто...На самом деле, это все было не так, я очень благодарна за Божию милость, но, к сожалению, тщеславие и гордыня время от времени меня посещают, и не время от времени, а прямо регулярно, ежедневно, как на работу ходят. Значит, пишу я этот список, но история совсем не смешная, и приходит ко мне ребенок, который просто плачет, рыдает, Алешенька, ему тогда было два года, рыдает, ничего сказать не может, и я у Андрея спрашиваю, говорю: «Что?», говорит: «Мама, я не знаю, он что-то начал рыдать». Андрей — это старший, Алеша второй и Ванечка третий, но он тогда еще не родился, но именно этой историей я хотела закончить, потому что весь мой спич про роль женщин, он очень важен сейчас именно вот этим финалом. И Алешенька плачет, я ему что-то закапала, температуру смерила, «скорую помощь» мы вызвали, они говорят: «а что нам ехать, если мы не понимаем? Нет, мы, конечно, приедем...» И он показывает пальчиком на нос, и я чувствую, что что-то не то у него с этим носиком, носик отекает потихонечку, я думаю: наверное, ушибся. Приходит Саша с работы, я говорю: «Саш, что-то с ним не то, он и плачет, и жалуется, мы перепуганные, в «скорую» звоним, они говорят: везите в «Морозовскую». И тут я, женщина, которая все чувствует, включаю совершенную тупорогость, простите, я говорю: «Слушайте, Саша, двенадцать часов ночи, им пора спать, какая Морозовская? Мы завтра спокойно встанем и поедем, не нужно сейчас панику нагонять, ребенка пугать, кто куда, какая Морозовская? Ну просто смешно, он просто плачет, носик у него заболел, может, у него насморк, гайморит, все что угодно». Вы знаете, и тут мой деликатный, воспитанный и очень выдержанный муж, наверное, только благодаря своим этим качествам...

К. Мацан

— С прекрасным чувством юмора.

К. Лаврентьева

— Да, ну потому что со мной невозможно без прекрасного чувства юмора, благодаря своим этим качествам он еще как-то держится, слава Богу, и он мне говорит: «Нет, нет, ты сейчас берешь его в машину и быстро едешь в больницу». И он проявил такую твердость, которую проявляет, как я уже поняла в течение жизни, только в самых критических случаях, когда нужно его твердое слово. Я ругаясь, оделась: «да это зачем все надо, да ты скоро поймешь, что ты был не прав, вот, я еще буду ждать извинений, что ты нас ночью в такой стресс вогнал». Ну понимаете, да? Взбалмошная жена — горе семьи. И взяла я его, он плачет, я его чуть ли не в этой пижаме, в этой куртке посадила быстро в машину, еду, а пока еду, смотрю, у него кровь начала идти из носа, отек очень сильно нос, я думаю: так, наверное, Саша все-таки был прав. Он мне звонит: «Ну что?» Я говорю: «Знаешь, мне кажется, ты все равно еще не прав», положила трубку, но сама уже чувствую, что я напугана, въехала возле Морозовской на встречку, нас остановили ГАИ, и я была настолько уже накалена, они открывают: «Ваши документы». Я говорю: «Значит так, у меня очень большая проблема у ребенка, мне нужно срочно попасть в больницу, и вы срочно должны что-то с этим сделать». Он видит, что женщина уже решительно настроена, я открыла еще заднюю форточку, говорю: «Посмотрите на него», он посмотрел и говорит: «Мы вас сопроводим», и они сопроводили, и так я машину где-то бросила, и они сделали так, что ее не эвакуировали, Саша потом забрал. Я к завершению это все веду, нас определили очень быстро в смотровую, мне говорят: «Выходите». Значит, там что-то плохо дело. Закрываю двери... Господи, такого крика собственного ребенка я никогда не слышала и не дай Бог его еще когда-нибудь услышать, но это правда невозможно. И она выходит, говорит: «Вы знаете, у него там батарейка маленькая вот эта круглая в носу, она уже почти у переносицы, и она окислилась, (при соприкосновении со слизистой, дорогие мамочки, пожалуйста, обратите на это внимание, она начинает окисляться и плавить все, с чем она соприкасается, кишечник — значит кишечник, слизистую — значит, слизистую) она говорит: «Речь идет о том, что у него уже прожглась перегородка и это, к сожалению, все очень плохо может закончиться, мы сейчас попробуем вытащить ее наживую, если не получится, придется вскрывать нос, все разрезать, вскрывать, ломать кости и вытаскивать эту батарейку под наркозом». Ну вот, наверное, как у нас сегодня эта фраза уже прозвучала несколько раз в студии «Светлых историй», ну правда, мы так никогда не молились, как тогда. Потом она выходит, говорит: «Вы знаете, мы ее вытащили, эту батарейку, но вам надо будет еще полежать в Морозовской, понять, цела ли перегородка, потому что если она насквозь прожжена, ну это, к сожалению, очень плохо и вам потом придется какое-то время с этим жить, а во взрослом возрасте делать операцию. Ну это да, не смертельно, но это создаст маленькому ребенку, который регулярно болеет насморком и ОРВИ всякими серьезные трудности». И, в общем, провалялись мы там, в этой Морозовской, слава Богу, стенка носа была прожжена только с одой стороны. И вот в тот момент я поняла одну вещь, что какая бы ты не была умная, если тебе муж что-то очень серьезно говорит, надо его слушать, потому что если б я тогда его не послушала, с Алешей бы плохо было к утру. Мораль сей басни такова, что, конечно, женщины, нам нужно молиться, нам нужно понимать свою очень важную роль, у нас должна быть мужественность хорошая внутри, но она должна быть приближена скорее к Пресвятой Богородице, чем к некоей женственности, о которой говорят сейчас очень многие психологи: «я не в ресурсе, я устала, мне нужно наполниться, ты отнимаешь у меня энергию, меня разрушаешь, вообще ты абьюзер», от этого вот, особенно в наше трудное время сейчас нужно хотя бы на какой-то период жизни отринуть и просто начать укрепляться, и вот засчет того, что укрепляемся мы, укрепятся и основы нашей семьи, я во всяком случае в это верю, простите, что я так долго говорила, простите меня.

К. Мацан

— «Светлые истории» мы тем не менее все-таки рассказываем сегодня на радио ВЕРА и тема наша сегодняшняя «Семья как малая Церковь», и все наши три рассказчика сегодня, и Саша, и отец Андрей, и Кира филигранно рассказали истории, которые потом все-таки оказались историями про то, что такое семья как малая Церковь, и я в оставшееся время мог бы тоже рассказать историю про то, как дочка, родившись, попала сразу в реанимацию, и Кира, как ее крестная, увидела ее раньше меня, потому что в реанимацию пускали только священника и одного лишнего человека, была прекрасная история про то, как в то же самое время, когда Кира была с сыном в больнице с этой батарейкой, мою дочку тоже забирали в Морозовскую же, но там обошлось, нас из приемного отделения отправили обратно, мы не встретились, хотя моя супруга с Кирой близкие подруги, очень хотели встретиться.

А. Ананьев

— Мог бы машину забрать, кстати.

К. Мацан

— Да, ездила супруга всегда с Серафимой в приемное, но я все-таки расскажу ту историю, которая немножко подытожит то, о чем мы говорим, и она в другую плоскость нас отсылает. Я не случайно в начале программы говорил о том, что это выражение: «семья — малая Церковь» еще требует того, чтоб его понять и применить к себе, что это такое для меня и то, о чем мне хочется рассказать соткалось как-то из того воздуха, которым мы дышим сейчас, в эти дни и не случайно отец Андрей, вы упомянули, что 24 февраля разделило нашу жизнь на до и после, мы не можем так или иначе не жить, ощущая происходящее и все тревожатся, все переживают какое-то внутреннее что-то, я думаю, что многие переживают и боль, и отчаяние, и тревогу, и ощущение собственного бессилия, и все по-разному реагируют на примерно одни и те же вот эти симптомы, вот моя супруга по-женски реагирует более эмоционально, это понятно, это не только милым дамам свойственно, среди мужчин тоже много есть людей такого вот устроения когда очередная новость, очередное какое-то событие и нужно всплеснуть руками, нужно как-то возмутиться или посетовать и сделать это так, чтобы ближний почувствовал твою эмоцию сейчас. А я человек, может быть, другого темперамента, я реагирую более сдержанно и все то, что могло бы выплеснуться наверх, наружу, у меня наоборот, идет внутрь, и вот все эти ощущения отчаяния, боли и так далее, они не высказываются, горе любит тишину, они конвертируются во что-то внутреннее, чтобы оно внутри сгорело, перегорело и как двигатель внутреннего сгорания, выхлопом стала может быть, молитва хотя бы маленькая, и поэтому может показаться, что со стороны я так уверенно себя чувствую, спокойно и сохраняю присутствие духа. И вот когда последние крупные новости были про начало частичной мобилизации, всех накрыла тревожность, очень сопоставимая с тем, что мы чувствовали в феврале в конце, когда новый поворот и непонятно чего ждать, и мы с супругой это обсуждали, и я сказал такую фразу, которой совершенно не придал значения, что: «Я не понимаю, к чему все идет», то есть я не знаю, какие события должны были бы произойти, чтобы появилась надежда, что все близится к завершению, то есть я не просматривал какого-то финала, не понимал, к чему все идет. Ну и как-то поговорили мы, легли спать. И потом мне на следующий день супруга признается, говорит: «Ты сказал вот эту фразу: «Я не знаю, к чему все идет и где будет финал» и это во мне, — говорит супруга Лена, — увеличило степень тревожности, я думала, что уж ты-то должен понимать и знать, видеть какую-то в этом смысле перспективу, надежду, какую-то точку опоры иметь. И вот тогда как раз таки, я сейчас перехожу к тому, почему это про семью, про малую Церковь, что мы говорим, когда говорим, что семья — малая Церковь, а мужчина в ней —предстоятель, значит образ Христа, у митрополита Антония Сурожского есть этот потрясающий образ христианина в буре, когда вокруг буря, в центре бури всегда есть точка покоя, которое называется «око бури», где нет вихря, где тишина и наполненный, осмысленный покой и уверенность, вот такой покой в Боге, в этой точке стоит Христос, и вот задача христианина быть в любой буре со Христом и в этой точке покоя знать о буре, не отрицать ее, видеть ее, но внутренне сохранять упование в буре, упование и какую-то опору в буре, это не покой как успокоенность, как отрешенность, как пофигизм, это при понимании всего ощущение уповании и надежды. И вот я вдруг понял, что функция мужчины в этот момент в такие периоды, как мы сейчас переживаем в семье — это вот если быть как Христос, то в этом смысле, несмотря ни на что в себе эту точку опоры находить и пускай вокруг всем тревожно, и пускай вокруг у всех сносит крышу, ты не имеешь права на это, ты должен хотя бы попытаться своим ближним в себе явить уверенность и эту точку опоры. Ведь как происходит: вокруг много-много информации на тебя давит, и ты приходишь домой, и дома домашние переживают, и я думаю: Боже, ну что ж такое-то, вот с внешней стороны ты борешься, еще и дома нужно эту бурю подавлять, нет, чтобы дома все были благостные, радостные, чтобы наоборот все друг друга поддерживали, мне и так самому тяжело эту надежду в себе сохранять, так вы же мне еще и мешаете, «враги человеку домашние его», и я себя жалел, но вот перекладывая на себя, что такое семья как малая Церковь, если ты должен быть как Христос, то смирись и пойми, что твоя задача в Боге упование и опору держать любыми силами и любыми средствами это сохранять, а ближним давать право переживать и не обижаться, не раздражаться, не считать себя обиженным, они пусть тревожатся, им можно, а ты будь для них Христом, как можешь, в свою меру и для этого тебе нужно хотя бы в себе молитвой, какими-то духовными усилиями надежду на Бога сохранять и опору в Боге пытаться не упустить.

К. Лаврентьева

— У меня один священнослужитель знакомый ехал на эскалаторе в метро, и девочка его спрашивает маленькая: «Господи, это ты?» А у него такая белая борода, белые волосы, говорит: «Да, это я, девочка, ты хорошо себя вела?» Она говорит: «Да, Господи», он ей: «Вот хорошо себя так дальше и веди». И его осудили: «Ну зачем вы так, батюшка, сказали, что это за шутки?», когда он рассказал публично эту историю, он говорит: «Ну потому что каждый из нас должен нести в себе вот этот отблеск Христа».

К. Мацан

— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу, за эти светлые истории, неизменно со светлым концом, в которых Господь был действующим лицом и нам во всем помогал, и был с нами. Протоиерей Андрей Овчинников, настоятель храма Живоначальной Троицы в Листах, мои дорогие коллеги: Кира Лаврентьева, Александр Ананьев и я, Константин Мацан, сегодня делились с вами светлыми историями. И напомню, эту программу можно слушать, а можно еще и смотреть на наших YouTube и RuTube каналах, будьте с нами и увидимся снова на волнах радио ВЕРА в следующий понедельник в шесть вечера. Пока.

К. Лаврентьева

— Всего хорошего.

А. Ананьев

— Спасибо за фантастический час.

о. Андрей

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Без Бога ни до порога»
• «История Савла»
• «Красота в христианстве»