«Спектакль „Дневник старого мастера“». Даниил Коробейников

У нас в гостях был актёр, режиссёр Даниил Коробейников.

Мы говорили о том, каким образом могут быть связаны театр и вера, а также о новом спектакле «Дневник старого мастера» и его важных духовных смыслах.

Ведущий: Константин Мацан

---

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан. С радостью нашего сегодняшнего гостя приветствую. У нас сегодня в гостях режиссер Даниил Коробейников. Добрый вечер.

Даниил Коробейников:

— Здравствуйте.

Константин Мацан:

— И повод к нашей беседе замечательный. 15 марта в 22:00, в десять часов вечера, на волнах радио «Вера» прозвучит радиоспектакль под названием «Дневник старого мастера». Автор идеи этой пьесы и автор литературной основы наш главный редактор Илья Александрович Кузьменков, режиссер Даниил Коробейников, наш сегодняшний гость. Спектакль, записанный в студии радио «Вера», на наших волнах прозвучит. Даниил, расскажите, что это за проект и как вы в него вошли.

Даниил Коробейников:

— Совершенно неожиданно для себя и даже волей случая. Позвонила мне продюсер этого проекта Марина Шраменко, которая давно дружит с Ильей, и предложила поучаствовать в этом проекте. Прислали какой-то материал, наработки и попросила посмотреть, как-то поработать с ним на уровне еще сценария, разработки самой драматургической основы. Я взял, как-то переработал. Но получилось так, что я не был настолько погружен в тему, и у меня были свои представления, как это должно выглядеть, как должно начать звучать. И немножко не в ту сторону у меня получилось, поскольку я сделал акцент на развитии самой гитары, не звенигородского промысла, а шиховской гитары.

Константин Мацан:

— Здесь нужно пояснить, причем Звенигород, промыслы, гитара. Поскольку вы — человек глубоко в материале, расскажите об этом.

Даниил Коробейников:

— Шихово — это небольшое селение недалеко от Звенигорода, где еще в 17-м веке начали производить гитары. Уникальность этого промысла заключается в том, что до сих пор есть мастера, которые являются прямыми потомками основателей этого промысла у нас в стране. Там начали делать гитары первые, национализировать этот инструмент, который, безусловно, для нас сейчас является родным. И в пьесе об этом говорится, что в 20-м веке, в 70-80 годы почти в каждой квартире, в каждой семье была гитара, и заслуга немалая в этом шиховских мастеров, где в советские времена была построена фабрика, которая занималась производством гитар. Собственно, так распространялся этот промысел. Илья предложил эту идею, где мы хотим рассказать о том, как развивался этот промысел, как он живет сейчас. Скорей даже, наша главная задача понять, как сохранить этот уникальный промысел, уникальное дело, которое, к сожалению, у нас сейчас уже теряется. Но мы прикладываем к этому усилия, в том числе и мы, и в Звенигороде возродили факультет какой-то, где занимаются выпуском краснодеревщиков. Это непосредственно мастера, которые в последующем могут заниматься развитием этого промысла. А наша же история заключается в том, что есть некий мастер, который пытается передать это свое дело своему внуку. Внук, современный молодой человек, увлечен совершенно другим, современными технологиями, it разработками и искусственный интеллект. На стыке двух этих миров — мир промысла, традиции и мир каких-то современных компьютерных технологий — строится наш спектакль, когда они пытаются перетянуть друг друга и доказать свою правду, отстоять каждый друг перед другом. Дед и внук. Безусловно, нельзя было обойтись без любовной истории, любовная линия тоже присутствует у нас. Есть музыкант, который пытается завоевать любовь своей музы, любовь девушки. И вот он в поисках музыкального инструмента покорения своей девушки отправляется в Шихово, знакомится с мастером, заказывает ему гитару. А как там развиваются события, лучше узнать на самом спектакле.

Константин Мацан:

— Да, тут нужно сказать, что песни специально к этому спектаклю написал Петр Налич, хорошо нашим радиослушателям известный, и гость радио «Вера» частый и участник «Светлых концертов» наших. Вы с ним пересекались, с ним работали, что-то обсуждали?

Даниил Коробейников:

— Да, мы очень долго искали музыкальное решение этого спектакля, были разные варианты. Пригласить каких-то именитых исполнителей, которые работают с гитарой, и на их уже созданном материале создать музыкальную ткань спектакля. В итоге остановились на Петре Наличе, поскольку у каждого из нас на слуху его первая песня «Гитар, гитар». Ответ был на поверхности, предложили Петру поработать с нами. Не сказать, что он сразу согласился, он размышлял над этим. Были у нас несколько встреч, когда мы рассказывали о своей концепции. В итоге Петр согласился и написал для нас три уникальных вещи. Четвертое — он переделал свой хит «Lost and Forgotten».

Константин Мацан:

— С которым он выступал на Евровидении. Русский текст там появился.

Даниил Коробейников:

— Да, он сделал, долго от этого отказывался, говорил, что он никогда не переделывает свои песни. Но, благодаря усилию нашего продюсера Марины и ее обаятельности, он сдался и появился такой замечательный текст на всем известную мелодию. Как мне кажется, она наиболее четко попадает в наш спектакль. Она звучит как финальная композиция и венчает всю эту историю. Немного скажу еще о других композициях Пети. Он дал абсолютную свободу в выборе его произведений музыкальных. То есть мы могли использовать не только песни, которые он написал специально для нас, но и какие-то другие. Мы взяли его произведение «Никогда», легкая песня, ненавязчивая. Если она у Пети звучит как-то по-мужски, то мы нашли какое-то женское звучание. Это наша основная тема любви и тема нашей главной героини, тема музы. На мой взгляд, она очень интересно звучит в исполнении нашей актрисы Юли. Петя для нас написал три песни, специально для этого спектакля: «Яджнавалки», «Подкладка» и «Один из многих», по-моему, так называется третья композиция, несколько вариантов названия было. Две из них мы взяли, использовали, а третья, к сожалению, не вошла по разным причинам. Потому что у него был один творческий замысел, а у нас был другой, поэтому она на тот момент оказалась лишней. Сейчас, может быть, и можно было ее включить, но продукт уже создан, это свой организм, он живет своей жизнью и развивается по своим законам. Вот эти две его композиции, специально для нас написанные, мне кажется, очень аккуратно, очень органично, гармонично вошли в ткань спектакля и создали неповторимый фон шиховской гитары, особая музыкальная атмосфера теперь существует в спектакле.

Константин Мацан:

— Даниил Коробейников, актер, режиссер, режиссер-постановщик спектакля «Дневник старого мастера» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Вы уже упомянули, что одна из главных тем спектакля — это отношения молодого мастера и его деда, старого мастера. По сути это тема передачи традиций. Еще и поэтому наш главный редактор Илья Александрович Кузьменков к этой теме обратился и в этой пьесе. Это не просто пьеса ради пьесы, здесь и некоторая социальная миссия, заложенная, как мне представляется, может быть, даже духовная миссия, но выраженная средствами искусства, выраженная без назидания, без учительства, а через спектакль, художественное построение, прекрасные песни. Но тема существующая, что, действительно, есть традиции, которыми можно гордиться, например, шиховская гитара, которые последние годы теряются, и чтобы совсем они не были утеряны, нужно их возрождать, к ним интерес возвращать. Насколько об этом приходилось говорить с актерами, с участниками спектакля? Что вы на эту тему обсуждали, может быть, с коллегами? Помните, как у Станиславского, есть сверхзадача, а есть сверхсверхзадача, зачем вообще мы этим занимаемся, для чего сейчас мы делаем то, что мы делаем, какой большой цели это служит. Как вы об этом мыслите?

Даниил Коробейников:

— Это была непростая задача. Правильно вы заметили, что там есть социальные функции этой пьесы, этого драматургического материала, и соединить это социальное значение и присвоить артистам себе этот материал, чтобы он звучал не искусственно, а естественно, чтобы это их волновало — была сложная задача. Мы много потратили времени на одну из главных сцен, где мастер пытается с внуком найти точки соприкосновения, когда традиция не противоречит современному миру. Напротив их соединение, их совместное существование дает новые плоды и двигает развитие страны, развитие мира, поколений. Мне кажется, что мы нашли эти точки. Главный актер, исполнитель роли внука Сергей Трёкин. Мы долго не могли с ним найти интонацию финальных слов, где он говорит о том, что я блогер, потомок звенигородских мастеров, и я вам буду рассказывать... я не буду спойлерить. Финальные слова он говорил как-то не так, как мне хотелось, и мы долго искали нужную интонацию. За день до спектакля мы как-то нашли нужные слова, я сумел подобрать ключ к его разуму, что ли, и он вдруг на спектакле сказал это настолько искренне — я вообще впечатлительный человек — у меня пробило слезу. На мой взгляд, цель была достигнута, социальная задача была решена. Я надеюсь, те, кто были в зале, тоже это почувствовали, да не надеюсь, я об этом знаю, потому что многие потом подходили и говорили, что именно эта нами заложенная мысль прозвучала очень четко, очень явно. По сути, мы достигли социальной цели, которую ставили перед собой.

Константин Мацан:

— Есть планы дальше спектакль играть регулярно?

Даниил Коробейников:

— Я очень надеюсь, что будет какая-то жизнь у этого спектакля. Время покажет, загадывать сложно. Какая-то энергия в нем есть, она постоянно толкает нас и двигает, сам спектакль живет своей жизнью. Еще до создания этого спектакля стали происходить какие-то чудеса, что ли.

Константин Мацан:

— Например.

Даниил Коробейников:

— Когда мы искали мастера, исполнителя роли мастера, перебирали много разных вариантов, смотрели много актеров. Нашли мы Михаила Анатольевича Никитина, заслуженного артиста, стали с ним репетировать. Он мне говорит: Дань, представляешь, я же по первому образованию краснодеревщик.

Константин Мацан:

— Ничего себе.

Даниил Коробейников:

— Потом он рассказывает такую историю, что когда он начал работать над текстом, уже стал погружаться туда, встретился со своей знакомой, с которой много лет не виделись. Она говорит: вот тебе, Миша, возьми подарок от меня. И дарит ему иконку святого Саввы.

Константин Мацан:

— Класс.

Даниил Коробейников:

— И эти два события, говорит, как-то сошлись.

Константин Мацан:

— Савва Звенигородский, надо пояснить для тех, кто сразу не сообразил. Монастырь Савво-Сторожевский, знаменитый, прекраснейшее, красивейшее место в Звенигороде, покровитель Звенигорода святой Савва. Так что все не случайно.

Даниил Коробейников:

— Да, в спектакле тоже это такой невидимый персонаж, который присутствует в нашем спектакле, в нашей пьесе, он как бы ощущается все время. Есть тема Саввы, которая звучит у нас, как-то он двигает всю эту историю. Его покровительство над этим спектаклем ощущается физически. И со мной тоже такое было, когда я в театре на репетиции должен выйти на сцену, мне дают текст, нужно его сейчас прочесть, идет прогон, я этого текста не знаю, чтобы как-то выйти из ситуации, думаю: я прочту, будто бы это по книге. Беру первую попавшуюся книгу, которая в гримерке у нас лежит, открываю ее, вкладываю туда текст, выхожу на сцену. И когда ухожу со сцены, закрываю, смотрю, это акафист Савве Сторожевскому. А мы только-только поговорили с артистами, что у нас планируется показ спектакля «Дневник старого мастера». Вот такие чудеса.

Константин Мацан:

— Мы сегодня говорим про радиоспектакль «Дневник старого мастера». Напомню, он прозвучит у нас в эфире 15 марта, в 10 часов вечера. А в чем особенность именно для вас, как для режиссера и создателя радио версии спектакля, по сравнению версией сценической?

Даниил Коробейников:

— Есть какие-то другие акценты, которые нужно расставить в радиоверсии. Театральное искусство это в первую очередь визуальное искусство, а радиоверсия это аудио искусство. Мы поэтому поменяли материал, сместили несколько акценты, но при этом не поменяв тему, не поменяв своей цели. Просто мы иначе воздействуем на слушателя, чтобы донести нашу мысль, которую мы закладываем в это произведение.

Константин Мацан:

— Начали мы уже о смыслах говорить. Вы по одной из своих творческих ипостасей актер духовного театра «Глас», поэтому об этом тоже хочу вас спросить. У нас были в гостях на радио «Вера» не раз руководители и создатели театра. И каждый раз эта тема возникает, мы к ней возвращаемся. Сочетание духовности, духовных тем и театрального искусства, которое, как кто-то скажет, вообще-то построено на страстях. Актеров учат эмоции разгонять, чтобы быть убедительными. Для вас в этом выражении «духовный театр» скрыто какое-то противоречие или наоборот, может быть, его нет, и это все очень гармонично сосуществует.

Даниил Коробейников:

— Для меня вообще странно, как театр может быть не духовным? Сам Константин Сергеевич говорил: жизнь духа, жизнь души. Как артист ее чувствует, как воспринимает, как ее переносит на сцену, точно так же она отражается для зрителя. Любой театр, на мой взгляд, духовный. То, что в театре «Глас» на это обратили внимание, это, наверное, связано с нашей историей, с советским периодом, когда всячески пытались забыть о вере, о наших истоках. Сейчас к этому возвращаются все больше и больше, и в каждом театре вы найдете постановку, которая связана с какими-то святыми, какие-то жития на сцену выносятся.

Константин Мацан:

— Но ведь духовный характер театра, если мы это выражение используем в его здоровом смысле, не сводится, не выражается только в выборе репертуара, чтобы говорить о святых в постановках. У нас был, и не раз, в студии радио «Вера» Никита Сергеевич Астахов и Татьяна Георгиевна Белевич, они вместе были у нас в «Светлом вечере», руководители и создатели театра. Я помню, спрашивал Никиту Сергеевича, в чем особенность его работы как режиссера и художественного руководителя именно в духовном театре «Глас». Он очень точно и просто ответил. Вот есть персонаж в пьесе, — говорит он, по крайней мере, я так это запомнил. — Актер, когда над ролью работает, разбирает мотивы поступка персонажа. Как их разбирать? Нужен критерий для разбора. Можно по целям разобрать, можно разобрать, кого он любит. А можно разобрать по грехам, — говорит Никита Сергеевич, — какие грехи здесь, какие страсти у человека проявляются. Это будет тоже определенный разбор, определенное выяснение мотивации. Почему он так думает, почему он так поступает? А у него гордыня. А, ну понятно тогда понимаем, почему у человека это рождается и тогда получается живой образ. Но это говорит режиссер, постановщик. А вы сами, как режиссер, как актер, который участвует в постановках, похожее что-то видите, чувствуете, у вас так это происходит?

Даниил Коробейников:

— Ну да, на уровне разговора, конечно, Никита Сергеевич правильно говорит. А когда ты выходишь на сцену, ты в этот момент, когда ты начинаешь действовать, не думаешь о том, что здесь вот этот грех, как человек решается на какой-то поступок, на грех, что в этот момент происходит с его душой, что в этот момент с ним самим происходит? Это очень интересно. Как этого достичь, как это понять? Только через самого человека. Мне кажется, здесь Никита Сергеевич очень прав в подходе, в методике, с которой он работает с актерами, он дает им полную свободу, Мы можем сколь угодно разговаривать, что да, здесь такая страсть, здесь такой грех, давайте мы про это будем играть, это исследовать. Но когда ты выходишь на площадку, ты можешь только через себя это пропустить. И только, будучи абсолютно свободным, можно понять, как у этого персонажа, у этой судьбы рождается мотив поступить так, а не иначе. Именно в этой свободе, которую Никита Сергеевич дает на площадке, на сцене, кроется, мне кажется, ключ к самой специфике работы в театре «Глас».

Константин Мацан:

— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня у нас в «Светлом вечере» Даниил Коробейников, актер, режиссер, режиссер-постановщик спектакля «Дневник старого мастера». Мы вернемся к нашему разговору. Не переключайтесь.

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Даниил Коробейников, актер, режиссер, режиссер-постановщик спектакля «Дневник старого мастера» по пьесе Ильи Кузьменкова, нашего главного редактора. Я не знаю, корректно ли так говорить — по пьесе? Может быть, пьесу создавало несколько человек, наверняка и вы, как режиссер, вкладывались в сам текст финальный, но, насколько я понимаю, автор идеи и литературной основы точно Илья Кузьменков. И почему это так, мы об этом поговорили в первой части. Я напоминаю, что 15 марта в 22:00 в эфире радиостанции «Вера» прозвучит радиоспектакль «Дневник старого мастера». Музыку для спектакля написал Петр Налич, несколько песен его звучит в спектакле. Причем, как мы в первой части программы поговорили, одна его известная песня «Lost and Forgotten» с русским текстом, который специально был написан для этого спектакля, и три композиции еще.

Даниил Коробейников:

— Две уникальных композиции, одна композиция, которая уже известна слушателям, это песня «Никогда».

Константин Мацан:

— Я бы хотел вернуться к теме, о которой мы начали говорить до перерыва. Про вашу работу в театре «Глас». Про то, в чем особенность такого подхода к материалу, когда актеры, режиссеры, оставаясь, безусловно, профессиональными театральными людьми, работая по системе, занимаясь искусством, а не чем-нибудь еще, внутренне, как люди, мотивированы православной верой, мотивированы желанием говорить о важных смыслах человечесикх, которые в пространстве нашей культуры, конечно, связаны с христианством. У вас ведь есть опыт работы и, скажем так, в светских театрах, не как себя не ассоциируя с какой бы то ни было духовной повесткой и в Москве и не в Москве — вы, если я ничего не путаю, выпускник театральной школы Константина Райкина?

Даниил Коробейников:

— Да, там я учился режиссуре, проходил курсы повышения квалификации, дополнительное образование получал. А до этого я учился в Нижнетагильском колледже искусств, где родился как артист, благодаря своим мастерам, Юрию Павловичу, Ольге Павловне, Игорю Николаевичу Булыгину, которым бесконечно благодарен. Я считаю, что именно из учителей мы вырастаем, что они закладывают в тебя, то из тебя потом и получится. Переехал в Москву, здесь какое-то время учился в институте культуры на педагога-психолога, как-то не пошло в этом направлении. Все-таки решил вернуться в актерскую профессию и там себя реализовывать. Работал в нескольких театрах в Москве. Вот уже 15 лет почти в театре «Глас» работаю.

Константин Мацан:

— Я допустим как журналист, знаю, что есть разница в атмосфере, в подходах, в ощущениях, если угодно, такая, может быть, трудно уловимая категория, в светских и православных СМИ. Как бы мне ни нравилось выражение православные СМИ, но понятно, о чем речь. Это не сравнение, кто лучше, кто хуже, это просто люди как-то подбираются в тот или иной проект по каким-то своим внутренним качествам. Кому-то ближе одно, кому-то другое. А для вас есть какая-то разница в этом смысле в ощущениях: работа в театре «Глас» и работа, условно, в каком-то светском театре? Понятно, что и там и там профессионализм, и там и там вы занимаетесь искусством, но искусством можно по-разному заниматься.

Даниил Коробейников:

— Я думаю, что да, есть разница. Но опять, все зависит от конкретного человека. Он может быть и православным художником, если тоже так можно говорить об этом, и работать в светском театре. Все от твоего личного подхода. Мне кажется, от того, как ты выстраиваешь взаимоотношения в коллективе, как ты выстраиваешь процесс работы над тем или иным материалом, зависит твой последующий продукт, его внутренняя наполненность, его внутренняя энергетика. Когда в светском театре, там более деловые отношения. Когда вы исполнители, я руководитель, мы выстраиваем такие взаимоотношения: вот наша задача, мы должны вот это, вот это сделать. Когда приходишь в духовный театр, не только «Глас», вообще в принципе, когда мы говорим о работе, скажем так, православного художника, там взаимоотношения в коллективе строятся несколько иначе. На любви, в первую очередь, невозможно заставить артиста или любого художника, режиссера, делать что-то, если ты не направляешь энергию любви к нему. Только через взаимное понимание друг друга, нащупывание проблем друг друга, влюбленности, каких-то искренних чувств можно достичь чего-то вместе. Как режиссер скажу, когда работаешь с актером, у него есть свои представления о том, как этот материал должен звучать. У меня есть свои представления. У продюсера другие представления. У музыканта третьи. Это накладывается, накладывается, и найти взаимопонимание друг с другом можно, только выстроив отношения благостные, скажем так, друг с другом, найти точки соприкосновения, чтобы они пришли к общей цели. В театре, который не ориентирован на духовное искусство православное, немножко другое: вот есть задача, мы должны ее выполнить, какими средствами мы будем это делать, не имеет значения, мы должны достигнуть цели. В своей работе, которой меня научил Никита Сергеевич, в этой методике я стараюсь прибегать к другому. Первое, что нужно сделать, это полюбить артиста, полюбить человека, с которым ты работаешь, как бы он тебе не нравился, какие бы он тебе выкрутасы ни устраивал, как бы тебя ни пытался поломать, нужно в первую очередь ему показать, что ты его любишь, что ты в нем заинтересован, ты его уважаешь. И поэтому вы вместе можете достичь какой-то цели и создать роль, создать спектакль или музыкальное произведение, только вместе, через любовь. Вот, наверное, в этом отличие.

Константин Мацан:

— А влияет ли эта разница в подходах на сам художественный результат в конце? Я что имею в виду, почему спрашиваю? У меня есть гипотеза, может быть, она очень общая и вы сейчас ее опровергните. Что много спектаклей бессмысленных может возникнуть, когда увлечены и актер и режиссер только поиском формы, поиском оригинальности, поиском того, чтобы как-то зрителя поразить, но не к смыслам, не к человеку, не к сердцу, не к тому, почему это важно. И мне кажется, что в этом смысле, духовный театр или театр, ориентированный на какой-то духовный смысл, не может себе этого позволить, он иначе не сложится, он вынужден ставить самые глубокие вопросы и разбирать любую пьесу намного глубже. В итоге и другой результат. Нет такого?

Даниил Коробейников:

— Есть какие-то работы, и у меня такие были, когда ты нацелен именно на создание формы. Это задача изначально, что мне нужно сделать этот материал как-то иначе от того, как я делал до этого другие проекты. Или какие-то части в спектакле нужно нацелить на это, что мне нужна здесь такая форма, которая должна действовать на общую цель для того, чтобы зрителя привести к тому, что я заложил в начале, рассказывая эту историю, играя этот спектакль, читая эту пьесу. Это разные моменты работы. Есть форма, мы сначала все равно создаем форму, а потом ее наполняем чем-то. Наверное, в творческом пути тоже есть такие этапы, когда мы только создаем форму, мы ищем свой язык, пытаемся понять, что твое, что тебе близко, без создания формы невозможно ее чем-то наполнить. А когда форма создается, тогда уже легче ее наполнять. А так я буду наполнять пространство.

Константин Мацан:

— Я пример приведу. У нас недавно была на радио «Вера» программа с театроведом Анастасией Казьминой, наши слушатели знают ее и как автора в рубрике «Добрые истории». Она рассказывала, она занимается, в том числе, режиссурой, в том числе, постановок Анатолия Эфроса. Такой пример, когда, по-моему, Эфрос ставил «Женитьбу» Гоголя, Подколесин там бегает по сцене, о чем-то переживает, как так сложилось, какой-то вопрос у актера в реплике есть. Эфрос подсказывает артисту: а ты у Него спроси. У Него, показывая наверх. Спроси у Бога. Это решение смысловое и одновременно сценическое. Здесь некоторая внутренняя интенция режиссера найти глубокий смысл — и не просто форму, а содержание — диктует внешнее решение. Одного без другого бы не было. Я думаю, значит, нужно этим видением обладать, нужно же хотеть эти смыслы найти, а не просто красивую форму создать.

Даниил Коробейников:

— Оно же приходит в какой-то момент. Поэтому это и творчество, что мы не можем заранее предугадать, как это все будет звучать. До этого, когда я ставил спектакль, посвященный Великой Отечественной войне, вдруг в какой-то момент, когда мы почти дошли до финала, я не мог понять, как это все завершать, чем это заканчивается. В одной из кульминационных сцен финальных как-то случайно, идет репетиция, я слышу колокольный звон вне пространства этого, и решение вдруг начинает возникать. Кто это? Обстоятельства так сложились или кто-то сверху мне подсказал об этом, что нужно сюда вот это включить? И совместное творчество, та форма, которую мы придумали, вдруг зазвучала, когда мы ее наполнили духовным смыслом. Форма, вы правильно говорите, что Эфрос сказал: давайте спросим там. Это же форма. Я обращаюсь туда, но то, как это делает актер, что они с режиссером закладывают в это, она тогда начнет звучать, когда мы ее наполним, но все равно форма присутствует.

Константин Мацан:

— Нет, конечно. Я помню, Бердяев писал, что форма и содержание разделяются только в абстракции. Абстрактное разделение, в реальности одно без другого просто не существует. Мы не можем сказать, что здесь только форма, здесь только содержание, содержанию не в чем воплотиться, если нет формы. Но если нет формы, мы не понимаем, что за содержание, бесформенная масса получается. Поэтому мы их можем разделять только в порядке мысленного эксперимента, аналитики, то есть некой абстракции. Но в реальности это один синтетический комплекс живой реальности. Я бы хотел еще обратиться к вашей ипостаси творческой, может, к тому периоду, когда вы учились на педагога-психолога. Если вашу биографию в интернете открыть, там написано: автор статей о духовно-нравственном воспитании детей и подростков средствами театра. Расскажите, что это такое?

Даниил Коробейников:

— Еще лет десять назад, когда я начинал этим заниматься, в философии, в науке не существовало четкого определения понятия духовности. На истоке этого изучения, что такое духовность, что такое лжедуховность, бездуховность, какие-то сентенции этого понятия, когда я учился, пытался понять, разобрать, что это такое. И создавал методику, по которой можно через театр подросткам, детям привить понимание норм морали, этики, которые постоянно меняются у нас, подменяются, какие-то традиционные ценности рушатся, и как их сохранить, как в известном стихотворении «Что такое хорошо, что такое плохо?». В каждое время «что такое хорошо, что такое плохо» — разное понимание. Наверное, это все-таки едино должно быть для нас. Для того чтобы мы развивались в одном направлении, нас не растягивало в разные стороны. И мы пытались с педагогами, у которых я учился, с научными руководителями создать методику. Да, она была немножко наивная. Мы использовали какие-то психологические приемы, разработки психологов 20-го века. Якоба Морено, брали театральные наработки у Станиславского, у Мейерхольда и все это соединяли и как-то пытались приложить. Было несколько экспериментов, но, к сожалению, обстоятельства так сложились, что я перестал этим заниматься, как я уже говорил, не пошел в психологию, эксперимент до конца не довел. Хотя те моменты, кода мы пытались работать со студентами и с подростками на мастер-классах, применяя эту методику, были просто удивительными. Когда за два часа, ты видишь, что человек начинает открываться, звучать по-другому и голосово и в принципе он становится свободным. Ты поднимаешь с ним темы добра, зла, какие-то философские категории, над которыми в обычной жизни подростки, может быть, никогда не задумывались, никогда об этом не говорили, а через какие-то театральные приемы мы их выводили на эти темы, общались с ними. К примеру, было у нас упражнение, я подсмотрел его на мастер-классе по театру дель арте у итальянских режиссеров, они приезжали в Москву, я там присутствовал. Когда группа, с которой мы работаем, студенты, артисты становятся в коридор с двух сторон, им дается стикер и карандаш. Проходит один из участников этой лаборатории через этот коридор, и каждый клеит на него стикер с прилагательным или существительным, как он относится к этому человеку. Как правило, они видят друг друга впервые. Я вижу человека впервые, смотрю, он добрый, злой, красивый, некрасивый, плохо пахнет. Когда вешаются ярлыки вот этим социумом, и участник проходит через этот коридор, он ощущает, что тебя просто грязью поливают. Это ощущение, как мы относимся к другим людям. Мы строим представления о другом человеке за какие-то две минуты, не зная, кто он такой, какие у него мотивы, чем он руководствуется в жизни, почему он сейчас ведет себя именно так, а не иначе. Мы ставим на него клеймо. А по сути он другой человек, мы просто не дали себе возможность, не дали утрудить себя, чтобы понять, что перед нами за человек, какой он. Мы через такую методику пытались ребят научить внимательнее относиться друг к другу. Когда ты смотришь не на внешность, когда ты смотришь внутрь. Я понимаю, что это несколько наивно, но тем не менее.

Константин Мацан:

— Даниил Коробейников, актер, режиссер сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Это не наивно, по-моему, это очень интересно. Есть же сейчас целое направление — психодрама. Я очень плохо с этим знаком, но театр используется как некая психологическая практика, проживание эмоций или чего-то такого, что ты можешь в себе открыть посредством погружения в какую-то игру, драматургическую ситуацию и, если это помогает, то это же очень здорово.

Даниил Коробейников:

— Я изучал тоже методику психодрамы. Она очень опасная.

Константин Мацан:

— Почему?

Даниил Коробейников:

— Когда перед тобой человек, ты же не знаешь, что у него внутри. Ты его заставляешь волей-неволей рассказывать о себе. Это может нанести наоборот вред, а не пользу. Здесь нужно очень аккуратно. Нужно сначала внимательно относиться, как я уже говорил, полюбить этого человека, а потом уже применять эту методику психодрамы, проживая с ним это.

Константин Мацан:

— Видите, хорошо, что вы сказали, я ничего об этом толком не знал, кроме того, что такая методика есть. А вы на нее очень компетентно смотрите. И, действительно, дорогие радиослушатели, внимательно, с осторожностью относимся к непроверенным до конца методикам. Вы упомянули, что в этих техниках психологических применяли что-то из Станиславского, например, Мейерхольда. Со стороны кажется парадоксальным и интересным. Что из Станиславского и Мейерхольда может помочь сегодня, сработать для современного человека?

Даниил Коробейников:

— У Мейерхольда это техника биомеханики. Мы брали какое-то знакомое каждому конкретному человеку действие, мы делали этюд, вот твое утро, давали какие-то обстоятельства, брали у Константина Сергеевича, что есть предлагаемые обстоятельства, и биомеханику Мейерхольда, постоянно повторяющиеся одни и те же действия. Например, я причесываюсь, чищу зубы. И мы их закольцовывали, при этом пытались создать атмосферу внешне, когда вот это обстоятельство все сильнее и сильнее начинает давить. И как человек, делая те же самые действия в этом кольце, себя проявляет. Пытались эти две системы соединить. На самом деле это одна система, они не очень сильно отличаются, если глубоко разбираться в этом. Мы таким образом пытались их соединить.

Константин Мацан:

— Если посмотреть на ваш послужной список и на список ролей, которые вы в разные годы исполняли, то это очень серьезные партии. Вы играли князя Мышкина в спектакле «Идиот», вы играли Раскольникова в спектакле «Преступление и наказание», Хлестакова, тоже главная партия, я так понимаю, что это театр «Глас» у Никиты Сергеевича Астахова. Отрепьева по Чехову по пьесе «Чайка», спектакль «Репетируем Чайку». Я бы даже сначала к первым двум ролям обратился, князь Мышкин «Идиот». Я не раз об этом в эфире вспоминал, один мой знакомый, мой старший товарищ, скорей, возраста моих родителей, многолетний актер МХАТа имени Горького, выпускник школы-студии МХАТ и человек, который всю жизнь театром занимается, режиссер сказал такую вещь, что современному молодому человеку, молодому актеру тяжело играть Достоевского. Потому что нужно в себе какие-то такие глубины найти, такие какие-то себе вопросы задать очень неприятные, от которых проще закрыться. То есть это нужно очень тратиться, духовно тратиться, чтобы понять, как с этим материалом работать. Это мнение. Может быть, это мнение на наблюдениях основано, но тем не менее. Как в вас эта мысль отзывается о том, что для актера это действительно особенная задача, играть Достоевского?

Даниил Коробейников:

— На мой взгляд, в чем проблема-то? Невозможно играть Достоевского, если ты не понимаешь мышление православного человека.

Константин Мацан:

— Так.

Даниил Коробейников:

— И, к сожалению, сейчас в «Преступлении и наказании» у меня есть состав, ввели актера, как мне кажется, он много делает, но именно понимания православного сознания, православного восприятия мира порой не хватает.

Константин Мацан:

— А как это выглядит на практике? Это очень интересный момент. Я могу из своего опыта привести пример, когда в одной постановке актрисе говорили, что эти двое героев повенчались по ходу пьесы, по действию. Режиссер пытался добиться от актрисы понимания, что это событие. Событие как термин я использую. Некое событие, которое меняет ход действия, меняет мотивацию персонажей. Для нее внутренне, как для актрисы, которая строит роль, это должен быть некий поворотный пункт, после которого она должна поменять свой образ действий, потому что это важное событие. Она этого не понимает: подумаешь, повенчались, были невенчанные, стали венчанные, что тут такого? То есть для человека — то, о чем вы говорите — у которого нет личного мировоззренческого понимания и согласия с тем, что венчание — таинство, которое делит жизнь на «до» и «после». И сыграть она этого не может. Или не хочет, как минимум, так понимать это.

Даниил Коробейников:

— Здесь же в чем?.. Мы привыкли жить для себя, современный человек живет для себя. Православное мышление, когда ты начинаешь жить не для себя, ты начинаешь жить для близкого человека, для своей семьи, для дома, в котором ты живешь, для своего города, для этого мира, для человечества в глобальном смысле. Когда ты, мне не нравится слово «жертвуешь собой», а любишь. Жертвенность и любовь — это немножко разные для меня понятия. У Достоевского это очень четко есть. Я не знаю, как об этом сказать, это нужно чувствовать, когда не жертвенность, а любовь к близкому твоему толкает тебя на те или иные поступки. Когда я играл Мышкина, и когда сейчас Раскольникова, работаю. Понимание, что этого персонажа, этого героя толкает на эти поступки его желание любить, любить Настасью Филипповну, любить Рогожина, любить Сонечку в этих произведениях Достоевского, любить Мармеладова. Да, они греховные люди, их терзают страсти, но найти в них что-то настоящее, истинное, Божественное — вот это задача этого персонажа. У них на самом деле одинаковые цели, что у Мышкина, что у Раскольникова, исток-то один и то же получается. В этом они близки, для меня, по крайней мере, как я для себя трактую этих персонажей, я не претендую на истину. Какое-то такое православное восприятие этого мира и является ключом, когда работаешь с материалом Достоевского.

Константин Мацан:

— Ну что ж, спасибо большое, за наш сегодняшний разговор. Я напомню, у нас сегодня в гостях в студии «Светлого радио» был Даниил Коробейников, актер, режиссер, режиссер-постановщик спектакля «Дневник старого мастера». Об этом спектакле мы сегодня много и подробно говорили. Я напомню, что этот спектакль, посвященный шиховской гитаре, местам, связанным со Звенигородом, возрождению традиционного промысла и отношениям людей к себе, к традиции. В этом спектакле много прекрасной музыки, ее написал специально для спектакля Петр Налич. Автор идеи пьесы «Дневник старого мастера» главный редактор радио «Вера» Илья Кузьменков. А режиссер-постановщик этого спектакля Даниил Коробейников был сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Я напомню, 15 марта в 22:00 у нас в эфире радиоверсия спектакля «Дневник старого мастера». Это, напомню, не просто аудиозапись спектакля, сыгранного на сцене, а именно радиоверсия, то есть спектакль, специально записанный у нас в студии. А вас, Даниил, я благодарю за сегодняшний разговор.

Даниил Коробейников:

— Спасибо вам.

Константин Мацан:

— Спасибо огромное. В студии у микрофона был Константин Мацан. До свиданья.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Благодарность Богу». Священник Антоний Лакирев
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Журнал от 20.12.2024». Ольга Зайцева, Андрей Тарасов