Поделиться
У нас в гостях были член Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека, главный редактор сайта «Хранители Наследия», координатор общественного движения «Архнадзор» Константин Михайлов и активист Басманного района Москвы Алексей Егоркин.
Мы говорили с нашими гостями о ситуации в Немецкой слободе — историческом районе Москвы, которому угрожает уничтожение.
Ведущий: Алексей Пичугин
А. Пичугин
— Друзья, здравствуйте, «Светлый вечер» на светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин, я рад вас приветствовать. И у нас сегодня программа о сохранении культурного наследия, о градозащите. Я с удовольствием представляю наших гостей. Ближайший час, эту часть «Светлого вечера», вместе с нами и с вами здесь, в этой студии, проведут Константин Михайлов, главный редактор совета «Хранители наследия», координатор «Архнадзора», член Президентского совета по развитию гражданского общества и правам человека. Добрый вечер.
К. Михайлов
— Добрый вечер.
А. Пичугин
— Алексей Егоркин, активист Басманного района Москвы. Алексей, здравствуйте.
А. Егоркин
— Здравствуйте.
А. Пичугин
— И раз мы представляем Алексея, активиста Басманного района, значит, речь у нас сегодня преимущественно пойдет о проблемах Басманного района Москвы. Это очень большой район, проблем там немало, но за последние недели выявилась одна очень большая проблема, о которой, как мне кажется, недостаточно много у нас говорят в публичном поле — в начале марта начался снос некоторых зданий, исторических зданий, исторически важных зданий в Немецкой слободе. А Немецкая слобода, в свою очередь, это важнейший исторический район Москвы. Казалось бы, что остатки былого величия, остатки Немецкой слободы, которые сохранились до наших дней, им ничего не угрожает, но, к сожалению, в Москве, как часто бывает, это все не совсем так. Я предлагаю нашим гостям рассказать о том все-таки, что происходило в первые дни марта, с чего все началось и как стало известно. Ведь сносы этих зданий начались, собственно говоря, без всякой подготовки, без оповещения не только местных жителей, но и, Константин, насколько я понимаю, «Архнадзор» тоже об этом узнал достаточно случайно, от каких-то своих корреспондентов.
К. Михайлов
— Да, это был такой неожиданный для нас сигнал тревоги. Ну, в общем, это такая очередная история, отражение того, как вообще сейчас устроено столичное градостроительство — эти все решения в этих больших проектах принимаются где-то за закрытыми дверями, никто ничего не знает до определенного момента, ни с какими экспертами, ни с представителями общественных организаций, ни с местными жителями ничто это не обсуждается, а потом вдруг мы видим, что приезжают бульдозеры, экскаваторы и начинается погром исторической застройки очередной. Тут что еще важно: на самом деле Немецкая слобода, конечно, очень хороший интересный атмосферный исторический район, но в 60-70-е, 80-е годы она уже достаточно сильно пострадала — Третье кольцо там прокладывали, по ее, скажем так, восточному краю.
А. Пичугин
— Точечная застройка.
К. Михайлов
— Точечная застройка еще была, да в районе Бауманской — Немецкой улицы, особенно ближе к ее концу. И там появились ну абсолютно не украшающие город такие типовые бетонные сооружения, общежития в том числе, уже обветшавшие, уже обшарпанные, абсолютно недостойные по своему облику столичного, скажем так, уровня. Так вот, удар современных градостроителей, к моему большому удивлению, приходится не на них, не по ним, не эти ошибки градостроительного прошлого пытаются сегодня исправить, а бьют как раз по уцелевшим исторических зданиям, которых там уже не сказать, что очень много, но которые создают необходимый фон для памятников архитектуры. Тут важно понимать, что это все происходит в ближайшей окрестности, в непосредственной близости от двух объектов культурного наследия федерального значения, двух прославленных архитектурных комплексов. Один из них, собственно, главное здание самого МГТУ — Слободской дворец, выходящий на...
А. Пичугин
— 2-ю Бауманскую.
К. Михайлов
— 2-ю Бауманскую. А второе — это так называемое Фанагорийские казармы или Сенат — еще здание очень, так сказать, славное XVIII века, выходящее непосредственно на Бауманскую — Немецкую улицу.
А. Пичугин
— А изначально еще и дом придворного лекаря Лестока.
К. Михайлов
— Да, у него очень длинная история, но здесь не время ее рассказывать. Но это все реестровые прославленные памятники. И вокруг них — что вот больше всего меня возмущает во всем этом, ну, может, не больше, но надо тоже понимать — вокруг них существует объединенная охранная зона, то есть зона особо строгого регулирования застройки, в которой, так сказать, невозможно новое строительство — так сказано в законе, возможна только регенерация, то есть восстановление утраченной исторической застройки в ее габаритах, как это определяется в подзаконном акте, утвержденном тем же правительством, кстати говоря. И вот то же самое правительство Российской Федерации, которое утверждает такие постановления о зонах охранных объектов культурного наследия, там же на совещаниях обсуждаются и одобряются подобные проекты застройки. Ну мы видели эти рендеры, мы их публиковали — никто не опроверг, что это чьи-то выдумки, то есть это действительно вот эскизные наброски того, что там намерены люди построить. Это абсолютно такая чуждая этому району, но при этом агрессивная архитектура в стиле хай-тек.
А. Пичугин
— Вы знаете, простите, тут надо, наверное, все-таки наших слушателей в курс дела ввести, что это такое изначально, почему приехали экскаваторы — мы начали с того, что они уже приехали — там Бригадирский переулок, территория между двумя Бауманскими улицами. И почему все это происходит и чего стоит опасаться. Алексей, вы как житель района, вы как человек, который вот и Константин Михайлов, и Рустам Рахматуллин, и вы, и еще множество людей, которым небезразличен Бауманский район, Басманный район — по традиции его Бауманским называю.
А. Егоркин
— Это нормально.
А. Пичугин
— Да. В начале марта, в первых числах марта пришли в Бригадирский переулок — где это и что, и куда пришли и что увидели?
А. Егоркин
— Да, ну на самом деле история, она не началась 1 марта, она началась задолго. И можно сказать, вот сейчас уже понятно, что, например, непостановка на охрану здания Кекушева — это общежитие ИМТУ, заявку на охрану которого подавал «Архнадзор» несколько лет назад, ее отвергли на тот момент. Ну теперь понятно, почему.
А. Пичугин
— Когда это было?
А. Егоркин
— Это, по-моему, 19-й год, Константин.
К. Михайлов
— Ну где-то так, да, — 19-й, 18-й. Ну пару лет назад, да.
А. Егоркин
— Собственно говоря, понятно было уже тогда, ну вот сейчас уже понятно, что планы на эту территорию были расписаны скорее всего уже тогда. Более того, Фанагорийские казармы, они находились в запустении все последние годы. До недавнего времени там висел щит о том, что проходят реставрационные работы, со сроком окончания декабрь 18-го года. Потом исчез щит, и я регулярно туда наведывался — и в Бригадирский, и Бауманскую обходил, фотографировал.
А. Пичугин
— А именно «Архнадзор» же тогда остановил работы по Фанагорийским казармам, которые велись с жутчайшими нарушениями.
К. Михайлов
— Было такое, было, да.
А. Егоркин
— Это была Академия химзащиты.
К. Михайлов
— Местные жители тогда нам сигнализировали, это было несколько лет назад. Кстати, очень показательно, вот по опыту знаю, что выдернуть, что называется, здание из военного ведомства — это очень такое непростое дело, которое растягивается там если не на десятилетия, то на многие годы. А здесь буквально вот за несколько месяцев, как я понимаю, был решен вопрос, и они из ведения Минобороны стали территорий развития МГТУ — это так, замечание на полях. Это свидетельствует только об уровне принятия решения.
А. Пичугин
— А там же произошла интересная историческая коллизия. По легенде, которая наверняка имеет какое-то основание под собой, в начале XX века Николай II поинтересовался, где находится тот самый прославленный Фанагорийский полк. Ему доложили, что, естественно, в Москве, хотя он на тот момент уже не одно десятилетие базировался, был расквартирован в Ярославле. И его быстренько перевели в те самые Фанагорийские казармы. И вот одно военное ведомство сменяло другое на протяжении там сначала Российской империи, потом Советского Союза, советского времени и уже новой России. А потом химзащиту, которая была, которая там находилась, вывели в Кострому, то есть практически обратно в сторону Ярославля.
А. Егоркин
— Да, это случилось в 2006 году. И вот 14 лет эта территория ну в разной степени то пустовала, то нет. То есть там часть корпусов, которые принадлежали Академии защиты и по сей день задействованы какими-то бизнес-центрами, непонятными структурами. Так вот, то что касается вообще всей этой территории, ну эта территория была в запустении. Кстати, по поводу передачи и скорости передачи земельного участка мы получили недавно ответ, буквально на днях, в котором заммэра города Москвы сообщает, что процесс передачи земельных участков еще не закончен. То есть сейчас фактически нет правообладателя, которому можно было бы предъявить претензии на тему того, что творится сейчас, кроме как непосредственно компании, которая осуществляет снос. Так вот, вернувшись к территории, что можно добавить. Помимо двух объектов культурного наследия, которые там были упомянуты Константином, там также есть объект культурного наследия — это химическая лаборатория архитектора Кекушева, которая...
А. Пичугин
— Кекушев вообще застраивал 2-ю Бауманскую улицу. Лев Кекушев — это один из важнейших архитекторов московского модерна, который очень много всего построил в Москве. В частности, на 2-й Бауманской улице это три здания. Одно из них, к сожалению, еще в начале XX века, вскоре после постройки Кекушевым, было перестроено, хотя изначально это была очень красивая башня. Ну вот посмотрите, старые фотографии на https://pastvu.com/ или еще где-то 2-ю Бауманскую улицу — вы это увидите.
А. Егоркин
— Да. Продолжу, чтобы было понимание. Территория, которая подвергнется застройке, судя по рендерам, которые появилась у «Архнадзора» — это створ между улицами 2-я Бауманская и Бауманская, от Технического переулка и до Старокирочного переулка включительно. В этой территории находятся выявленных объектов и поставленных на охрану четыре, плюс Слободской дворец, тоже упомянутый ранее, рядом с которым производились сносы. Какие это объекты — вышеупомянутая химическая лаборатория, которая якобы будет передана МГТУ имени Баумана. И, в принципе, в этой части, наверное, историческая справедливость восстановится, потому что изначально этот корпус строился Кекушевым как раз для Императорского московского технического училища именно как химическая лаборатория. И вообще на протяжении всей своей истории этот корпус и не прекращал свое функционирование как заведение для обучения, связанного с какими-то химическими препаратами и так далее. Вот Академия химической защиты, она и занималась в том числе и разработкой всеразличных боевых отравляющих веществ в том числе. Еще одно здание — это, конечно, символ Немецкой слободы — это дом Анны Монс.
А. Пичугин
— Поговорим еще о нем.
А. Егоркин
— Да. Рядом с ним будет производиться реконструкция брежневского корпуса заводского. И чтобы было понимание, вот заводской корпус, он находится на расстоянии буквально пятнадцати метров стена к стене вот от дома Анны Монс. Соответственно, теперь мы вернемся к тому, что же мы видели в марте месяце, когда мы туда пришли: 4 марта был объявлен сбор «Архнадзора» — 3 марта, в ночь с 3-го на 4-е, и мы 4 марта вышли — «Архнадзор», приехали депутаты разного уровня, в том числе и Мосгордумы, и что мы заметили. То есть изначально мы думали, что производится снос только одного корпуса по Бригадирскому. И вдруг мы заметили, что рядом, через дорогу также производится снос здания.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях у светлого радио Константин Михайлов, главный редактор совета «Хранители наследия», координатор «Архнадзора», член Президентского совета по развитию гражданского общества и правам человека. Алексей Егоркин, активист Басманного района города Москвы. Мы так еще пока и не рассказали о том, что было снесено в начале марта — два здания, чем они ценны для Москвы, и почему вокруг этого начали собираться градозащитники. Константин.
К. Михайлов
— Градозащитники, конечно, ну по крайней мере в «Архнадзоре», все солидарны в том, что любое историческое здание в Москве ценно, а уж тем более здание на территории зоны охраны, оно защищено этим статусом. Смысл закона в этом, он говорит, что зона охраны объектов устанавливается для того, чтобы они сохранялись в своей естественной исторической среде.
А. Пичугин
— А что снесли ?
К. Михайлов
— Здесь мы наблюдали, как одновременно по обе стороны Бригадирского переулка крушат два как раз фрагмента этой исторической среды. Один — это здание бывшего училища, которое также было в XX веке уже занято военными.
А. Пичугин
— Училище принца Ольденбургского.
К. Михайлов
— Да, училище имени принца Ольденбургского.
А. Пичугин
— Это была сеть таких благотворительных училищ, которые эта семья организовывала в крупных городах — в Москве, а Петербурге.
К. Михайлов
— Училище, которое в том числе готовило, скажем, будущие кадры для военных высших заведений, для кадетских корпусов, там воспитывались мальчики. Училище, в котором — на что мы еще обратили внимание, — училище, в котором был домовый храм святого Александра Невского.
А. Пичугин
— В год 800-летия.
К. Михайлов
— Да, в старых фотографиях отчетливо видна его звонница, главка. Вот то крайнее восточное крыло здания — это была как раз домовая церковь. А как раз в дни этого сноса мы нашли чертеж старинный, там все очевидно.
А. Пичугин
— Там престол и жертвенник, алтарная часть.
К. Михайлов
— Престол и жертвенник. Если сопоставить фотографии, видно, что, конечно, здание было перестроено, но храмовое пространство, храмовое помещение и стены сохранилось до нашего времени.
А. Пичугин
— И, возможно, даже под слоями штукатурки были какие-то, может быть, оно и не было расписано, но какие-то свидетельства...
К. Михайлов
— Этого теперь, к сожалению, уже никто не узнает, поскольку, вот как вы действительно упомянули, в год 800-летия Александра Невского, которое отмечается согласно указу президента...
А. Пичугин
— Который неоднократно говорил о том, что в этот год будут проводиться и памятные мероприятия.
К. Михайлов
— Причем в Москве придумали памятное мероприятие — снести один из храмов, посвященных этом святому князю-воину. То есть достойный подарок, достойный вклад в отмечание юбилея Москва сделала.
А. Пичугин
— А я отдельно хочу сказать, что я это здание с удовольствием показывал всем своим знакомым. И с какой-то гордостью семейной, поскольку мой прапрадед был попечителем храма Александра Невского, и дома даже хранятся там некоторые свидетельства от преподавателей и от духовенства церкви Александра Невского. И я, каждый раз проходя мимо, ну как-то считал этот дом какой-то частью своей семейной истории, которая тоже развивалась во многом в нынешнем Басманном районе и вот между этими улицами. Дом моего прапрадеда снесли когда-то еще, когда сносили все эти части слободы, в конце 80-х годов, при прокладке Третьего кольца, когда зарождалась вот эта часть градозащиты, когда палаты Щербакова отстаивали. Но вот здание училища принца Ольденбургского достояло до нашего времени. И, насколько я понимаю, в основе самого здания училища, которое было перестроено в второй половине XIX века под училище, первые два этажа это вообще была достаточно старая, вернее еще более старая усадьба московская.
К. Михайлов
— Да, это так. На планах, ну по крайней мере на плане середины XIX века она отчетливо видна, ее можно локализовать и утверждать, что она существовала в начале 50-х годов XIX века. Еще там были предположения, что, может быть, еще более ранняя, но опять-таки уже исследовать это никто не сможет. Напротив, через переулок, это, так сказать, тоже перестроенные в XX веке, но также исторические московские здания конца XIX — начала XX века, относившиеся, видимо, к комплексу Фанагорийских казарм. Там же были казармы, военный городок, это его вспомогательные сооружения. Кстати говоря, вот у меня, вот я понял буквально в те дни, когда происходило, у меня с этим местом тоже связана семейная история. Поскольку Академия химической защиты, которая в советские годы занимала вот этот квартал, к северу от Бригадирского, в ней как раз учился мой дед. И он поступил туда перед началом Великой Отечественной войны за несколько лет, и закончить они не успели, началась война. И вот оттуда курсантов академии рассылали по различным военным училищам, находившимся, так сказать, поближе к передовым частям, чтобы они там помогали в воспитании командиров. Вот такое семейное у меня просто предание, что те, кто был направлен на западное направление, там в ближнее Подмосковье — это в 41-м году все уже происходило, — никто не вернулся после войны в училище. Моему деду так, условно говоря, повезло — его отправили на Украину, в Полтавское танковое или, как оно еще называлось, тракторное училище. Он там с этим училищем проделал некий путь, пока они не оказались в полосе боевых действий на Северном Кавказе уже в 42-м году, и вступили в бой курсанты. Сводный полк был успешно собран, и они вступили в бой с наступавшими на Баку и Грозный немцами. И там в течение месяца, значит, были частью этого заслона, который останавливал немецкое наступление на Кавказ.
А. Пичугин
— Да, тоже часть семейной истории.
К. Михайлов
— Мой дед был одним из тех курсантов, которые вернулись-таки в училище, в академию после войны, сумели его закончить, смогли вернее.
А. Пичугин
— А основное его здание — это кекушевское.
К. Михайлов
— Основное здание — да, оно выходит на 2-ю Бауманскую, но вся эта территория тоже относилась к Академии химической защиты. Я вот хотел бы закончить насчет того, с чем еще здесь сталкиваемся. Вот что меня особо возмущает, конечно, это абсолютный правовой нигилизм властей. Не застройщиков в данном случае. Вот есть памятники архитектуры, вокруг них охранная зона, в которой такое строительство абсолютно невозможно по определению. Тем не менее оно обсуждается, оно одобряется и уже, как видим, проектируется.
А. Пичугин
— А охранные зоны пересматриваются.
К. Михайлов
— А зоны — ну видимо, пока этого не было, видимо, они будут пересмотрены в ближайшем будущем. Поскольку эта охранная зона принята еще в конце 90-х годов — в 97-м или 98-м, если мне память не изменяет, там они были при Юрии Михайловиче очень интересно придуманы. То есть территория была очерчена, практически весь центр Москвы в эти охранные зоны попал, но конкретные режимные и регламенты того, что можно делать на тех или иных земельных участках там, как правило, не были проработаны. И делается это вот сейчас, как правило, за счет застройщиков, когда возникают какие-то — ну в данном случае застройщик у нас практически государственный будет. Когда возникает какая-то надобность где-то быстро или небыстро что-то осуществить, то выставляются —слава Богу, мы добились того, что эти проекты, вот проекты как раз зоны охраны, не секретные, они проходят общественные обсуждения — так что нам можно будет, по крайней мере узнать о том, что происходит и принять участие. Хотя, так сказать, сценарий мне абсолютно понятен: придут дрессированные эксперты, которые по заказу напишут то, что требуется и...
А. Пичугин
— И все скажут: вот смотрите, видите...
К. Михайлов
— И обоснуют, что вот рядом, прямо рядом с Фанагорийскими казармами можно построить вот такой вот совершенно офигительный хай-тек, который улучшит этот район и так далее.
А. Пичугин
— Как главный архитектур Москвы Сергей Кузнецов выразился, то что относительно Бауманского района, не помните?
К. Михайлов
— Ну он много чего наговорил за годы своего пребывания в должности. Я помню, что он такую общую фразу бросал, что с прошлым надо расставаться легко.
А. Пичугин
— Нет, вот он буквально насколько недель назад сказал...
А. Егоркин
— Насколько я помню, он сказал следующее: что мы будем работать на контрасте.
К. Михайлов
— А, да, было.
А. Егоркин
— Что историческая застройка и современность это должны контрастировать между собой.
К. Михайлов
— А да, он сказал: нас не смущает, сказал он, историческая архитектура и исторический контекст.
А. Егоркин
— Да, их не смущает.
К. Михайлов
— Знаете, по-моему, на мой взгляд... Мы с ним так всегда мило общались, он иногда приглашал меня на какие-то совещания, мы с ним здороваемся, раскланиваемся. Но мне кажется, что главный архитектор города Москвы после таких заявлений не может на этом посту больше оставаться.
А. Пичугин
— Безусловно.
К. Михайлов
— Это не для этого города. Вот слова: нас не смущает исторический контекст.
А. Егоркин
— В момент сносов, которые начались даже не 1 марта, а скажу, что Бригадирский, 12, строение 1 — это в глубине квартала, еще одно здание, которое пострадало здесь же — это приют для женщин. Этот снос начался еще в феврале месяце. Так вот 2 марта Департамент культурного наследия своим не одним приказом, а два приказа подряд — 72-й и 73-й — они сокращают границы памятника объекта культурного наследия Фанагорийские казармы и Слободской дворец. То есть тем самым как бы пытаясь вывести из-под охраны — а предмет охраны был ранее пересмотрен, — вывести здания, которые в итоге и были снесены. То есть при этом забывается о том, что здесь действительно объединенные охранные зоны и, как Константин выше упомянул, здесь строгие регламенты ведения любой строительной деятельности, и она должна быть направлена исключительно на регенерацию историко-градостроительной среды здесь. Ничего другого. Поэтому ни о каком хай-теке здесь, по крайней мере по фасадной части улиц, речь не может идти в принципе. По поводу Слободского дворца. Мы утратили на примыкающей территории, помимо вышеперечисленных трех зданий, не менее девяти зданий там, разных периодов постройки. Я лично был свидетелем, когда сносили здание где-то XIX века — судя по сводам, судя по кирпичам, судя по раствору, который был отмечен на кирпичной кладке.
А. Пичугин
— Вот я, к сожалению, вообще плохо себе представляю, что там за забором находилось.
А. Егоркин
— Вот там всегда была закрытая территория, и там действительно наслоение всяких там эпох и конструкций. Ректор говорит, что там ничего ценного нет, там исключительно какая-то хрущевская и брежневская застройка. Так вот это абсолютно не так. Если посмотреть на фотографии того же кекушевского корпуса...
А. Пичугин
— «Архитектурный мусор» — он как-то так выразился.
А. Егоркин
— Да, архитектурный мусор.
А. Пичугин
— Относительно всего, в том числе и училища, и целиком казарм.
А. Егоркин
— Так вот я могу предположить, что там сохранилась часть усадьбы, которая видна на фотографии кекушевского корпуса, который с башенками тут еще. На дальнем плане там, на этой фотографии, была видна усадьба, которая ближе к Яузе располагалась. Так вот, обходя этот квартал, я видел часть одноэтажной постройки — флигель, а по центру это два этажа — то есть это явно не какая-то там современная архитектура была, она просто была перестроена. И это все теперь утрачено.
А. Пичугин
— А вы не знаете, Константин, да?
К. Михайлов
— Ну мне вот меньше повезло, чем Алексею — он хотя бы это видел воочию.
А. Егоркин
— Я это сфотографировал даже.
К. Михайлов
— Мы на планах разглядывали. Это вот та общая беда, да, закрытая территория. Долгое время, что военная, что территория МГТУ, долгое время это способствовало сохранности, как ни странно, вот всех исторических построек — никто туда не совался, они были исключены из того, что сейчас называют градостроительным развитием. Сейчас вот этот шлюз открылся и, что называется, понеслась душа в рай. И самое главное, вот эти здания погибают — что училище, то вот о чем Алексей говорит, постройки эти погибают толком не изученными — мы даже не знаем, с чем мы расстались так скоропалительно. Вернее, не мы расстались, чего нас так скоропалительно лишили. Сколько уже в московской истории было примеров, когда какие-то здания, казавшиеся поздними, неинтересными, скрывали в себе, в своей основе, замечательные памятники архитектуры. Как самый яркий пример — это Английский двор на Варварке, да, который считался обычным каким-то там доходным домовладением XIX века, а выяснилось, что в его основе — при сносе уже выяснилось, — роскошные палаты XVI века. Беда только в том, что в 60-е годы нашим предшественникам было до кого достучаться и хоть кто-то мог прислушаться. А сегодня у меня такое ощущение, что совершенно бесполезно сигнализировать.
А. Пичугин
— А Немецкая слобода?
К. Михайлов
— Немецкая слобода — там XVI век вряд ли вы бы нашли на этом участке, но XVII, XIX — кто знает. Так как все это изучается бульдозером, то...
А. Пичугин
— Напомню, что у нас в гостях Константин Михайлов, главный редактор совета «Хранители наследия», координатор «Архнадзора», член Президентского совета по развитию гражданского общества и правам человека. Алексей Егоркин, активист Басманного района города Москвы. И мы говорим о сохранении культурного наследия Басманного района и, в частности, Немецкой слободы, которым вдруг начал угрожать, ну части по крайней мере, начал угрожать просто снос, уничтожение. И Алексей Пичугин. Мы через минуту к нашему разговору вернемся.
А. Пичугин
— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, что сегодня мы беседуем здесь про сохранение культурного, материально-культурного наследия Немецкой слободы, Басманного района Москвы, важнейшего района Москвы, где вдруг начались сносы, которых никто не ожидал. Сносятся ценные здания под предлогом, что они не были памятниками архитектуры. Часть из них действительно памятниками не являлась, но тем не менее они были защищены объединенными охранными зонами. И, возможно, не являлись они памятниками, потому что когда-то им под какими-то надуманными предлогами было отказано в постановке на учет. Возможно, их ждала судьба все-таки стать памятниками, но этого не случилось. Константин Михайлов, главный редактор совета «Хранители наследия», координатор «Архнадзора», член Президентского совета по развитию гражданского общества и правам человека. Алексей Егоркин, активист Басманного района Москвы в нашей студии. Но мне кажется, что Немецкая слобода, да, вот вы говорите, Константин, что не XVII, не XVI века — да, не XVII, не XVI, но в основе этих домов, которые там, вот как училище принца Ольденбургского, хранило в своей основе усадьбу минимум середины XIX века, возможно, и более раннюю. И многие дома в Басманном районе, в Немецкой слободе хранят действительно в себе какие-то следы гораздо более ранних построек. Я правильно понимаю, что Немецкая слобода очень сильно пострадала от пожара 12-го года? Но тем не менее, вот среди градозащитников, среди активистов Басманного района есть такая женщина, Анна Соколова, она составила такие сравнительные описания фасадов московских усадеб, она нашла их изображения. Действительно в Басманном, в Немецкой слободе жила вся московская знать того времени, это своеобразная такая московская «Рублевка» уже была в какой-то момент. И при сопоставлении видно, что какие-то здания из них сохранялись, какие-то здесь находились. Вот чего хотят жители района?
А. Егоркин
— Да. Ну я лишь добавлю, что Немецкая слобода действительно в разные периоды времени и на определенном этапе была более значимой частью города, нежели чем Кремль, пожалуй. И то, что хотя жители. Была подготовлена некая презентация, в которой Анна Соколова, она проанализировала альбомы послепожарной Москвы, фасады, и сопоставила эти фасады с теми утраченными строениями, которые были по Бригадирскому переулку, по Бауманской улице, по 2-й Бауманской — это ранее улица Коровий брод. И, соответственно, она предположила, как бы могли выглядеть эти улицы сейчас, если бы была проведена историческая регенерация среды. Вот, например, училище Ольденбургского — там, по ее мнению, она нашла фасад прямо в точности повторяющий это здание — это начало XIX века. То есть это даже не середина XIX века. И, соответственно, что мы хотим. Может, ну вполне возможно, что это не совсем правильно, но мы готовы к компромиссу, в силу того что мы не хотим, чтобы МГТУ потерял эти территории. Если уж на то пошло, пускай будет МГТУ на этих территориях, нежели какие-то бизнес-центры, нежели чем какие-то продолжение следственных комитетов на этой территории или же жилые комплексы. Но мы хотим соучаствующего проектирования в части согласования действий, а не вот таких волюнтаристских поступков, прикрываясь интересами развития вуза. Мы хотим, чтобы, как минимум, по красным линиям улиц этой исторической застройки была восстановлена та видовая составляющая, которая была ну хотя бы там на конец XIX века и в глубине квартала постройки должны быть приспособлены под нужды МГТУ — это вот наше видение развития событий. И мы открыто обращаемся к МГТУ — пожалуйста, услышьте нас, услышьте жителей. Давайте конструктивно общаться и решать вот эту проблему. Помимо всего прочего, есть и социальная проблема, связанная с отсутствием инфраструктуры здесь, и это тоже надо учитывать. Потому что наращивать пассажиропоток, наращивать здесь трафик людской — это тоже очень чревато. На сегодняшний день метро «Бауманская», которое единственное по соседству здесь, оно перегружено. То есть чтобы было понимание: еще три года назад при сравнении трафика метро «Бауманская» и метро «Курская», трафик в метро «Бауманская» был много больше, нежели на «Курской». Это для понимания того, что в каких условиях мы сейчас живем.
А. Пичугин
— А она Курский вокзал.
А. Егоркин
— А она Курский вокзал, да, чтобы было понимание. Помимо всего прочего, коммуникаций новых никто не строит, а проезжую часть сокращают. Собственно говоря, где будут располагаться вот эти люди, которыми сейчас будут пополнять исторический район? Ну вот для нас это вот такая большая проблема, и мы не понимаем, что здесь будет дальше. Помимо всего прочего, мы не затронули часть территорий, которые за Яузой находятся — а это Лефортовский парк, это Первый военный госпиталь, и вплоть до Семеновской набережной — вся эта территория также будет подвергнута реконструкции в ходе проведения вот этих работ по реализации проекта так называемой «Технологической долины».
А. Пичугин
— Сейчас мы вернемся к «Технологической долине». Константин, а как вы. как представитель «Архнадзора», как человек, который занимается уже очень много лет сохранением культурного облика Москвы, архитектурного облика, можете прокомментировать такую инициативу местных жителей?
К. Михайлов
— Ну я могу только поддержать коллегу. Конечно, не должны вот эти принятые решения как бомба падать на район и потом оставлять от него вот эти воронки опустошения исторического города, что, собственно, вот еще — ну понятно, что уже, так сказать, некий ущерб нанесен, исторические здания погибли. Но сейчас еще не поздно как бы повернуть. Мы же, поймите, мы не против развития МГТУ как такового, как нас наши заклятые друзья пытаются представить, что мы вообще борцы со всем, что пытается двигаться и расти.
А. Пичугин
— И жители района, я уверен, Алексей говорил, МГТУ — это гордость Бауманского района.
К. Михайлов
— Да, безусловно, МГТУ — в конце концов это тоже часть культурного наследия, часть культуры московской, замечательный вуз со своими корнями, со своей славной историей — о’кей. Только надо вот это его развитие ввести в какие-то ну человеческие и законные архитектурные рамки. Поскольку то, что мы видели на этих проектных рендерах — ну это просто преступление против исторической Москвы, нарушение действующего законодательства об охране культурного наследия такое, я бы сказал, не скрываемое, с особым удовольствием, видимо, проделываемое теми архитекторами, которые это рисуют. Поэтому да, нужен какой-то вот круглый проектный стол — то, чем Алексей говорит, сопутствующее проектирование. Я не думаю, что жители хотят сами проектировать, но они хотят, чтобы их нужды, пожелания, мнения были бы учтены.
А. Пичугин
— И неоднократно.
К. Михайлов
— Это же непросто развитие вуза, да, это развитие целого городского района, имеющего свою ценность — у него свои есть нужды, свои какие-то необходимости и потребности.
А. Пичугин
— А я неоднократно слышал мнение из Бауманского университета о том, что были общественные слушания — так где же вы были?
К. Михайлов
— Я не знаю, где они, эти слушания, были.
А. Пичугин
— И я тоже не знаю, где эти слушания были.
К. Михайлов
— Особенная публика присутствовала, избранная.
А. Егоркин
— На самом деле общественных слушаний никаких не было. Все происходило тайно. Была презентация в прошлом году летом или осенью, когда Александров собрал высшее звено...
К. Михайлов
— Ректор Бауманки.
А. Егоркин
— Да, ректор Бауманки, он собрал высшее звено преподавательского состава института и презентовал тогда еще этот проект, сказав, что в ходе реализации этого проекта будут снесены малозначительные строения брежневского периода застройки.
А. Пичугин
— А историческая застройка будет отреставрирована или реконструирована.
А. Егоркин
— Именно, да. Вот сейчас уже речь идет о том, что о реставрации даже памятников речь не идет, речь он везде ведет исключительно о реконструкции — что само по себе, в принципе, преступно даже в терминологии. Нельзя упоминать в отношении памятников термин «реконструкция», то есть памятники должны реставрироваться и только. Так вот, возвращаясь к теме рендеров, которые появились, а также Анна проанализировала вид как раз центральной части реконструированной территории, которая предполагается, и нашла сходство вот в проекте, который предложил господин Кузнецов, насколько нам стало известно, сходство в уже реализованном проекте в Берлине — это комплекс Сони, Сони-центра, который был построен в Берлине в 2000 году. Для понимания: в Берлине строился этот центр на территории, которая была разрушена во время Второй мировой войны и все это время пустовала. Единственное здание, которое там уцелело, 20-х годов постройки XX века, при реализации проекта было бережно сохранено. Та руина была бережно сохранена и перенесена на 70 метров и вписана в концепт реализации проекта. У нас же для реализации вторичного продукта фактически, который пошел в тираж, сносится застройка XVIII–XIX века и начала XX. Вот как понимать? Почему Москва заслужила такое отношение к себе?
К. Михайлов
— Да это просто разница подходов, видимо. Там и застройщики, и архитектуры относятся к территории, хотя и пострадавшей, но как к своей родной. Наши относятся как к завоеванной.
А. Пичугин
— Ректор Бауманского университета работает в Бауманском университете с 60-х годов — то есть он на протяжении как минимум 50 лет ходит по этим улицам, да я думаю, он еще и учился там, ходит по этим улицам. А несколько домов — у меня бабушка в Бауманке преподавала, я живу в доме, который был построен для сотрудников, преподавателей Бауманского университета, — там уже действительно пожилые люди, которые из тех, кто остался, в основном пенсионеры. Но они всю жизнь там проработали и для них этот район родной. Удивительно что сам ректор называет здания, которые окружают Слободской дворец, архитектурным мусором.
К. Михайлов
— Ну удивительно, да. Ну подытоживая эту часть, надо действительно глушить бульдозеры и возвращаться, за стол садиться — представители вуза, проектировщики, вместе с экспертами, с представителями общественности, с представителями района. Определять, что возможно в каждом из этих квартальчиков, что должно стоять по уличному фронту, что может быть построено во дворах, какие допустимы там высоты, плотность. Это все, так сказать, очень многое от искусства архитектора зависит. Искусный архитектур может огромные площади разместить на участке так, что их ниоткуда не будет видно. А неискусный может и из маленького здания сделать нечто, что что испортит панораму целого города. Так и здесь нужно вот, ну не знаю, как это назвать — компромисс, не компромисс, но какое-то здравое решение, которое позволяло бы не уничтожать одни ценности ради других, а сочетать эти ценности — развитие вуза МГТУ с сохранением исторической ауры и исторического вида этого района. И, конечно, по соседству с памятниками архитектурными федерального значения вот эти вот массы хай-тека не могут появиться.
А. Пичугин
— Я напомню, что у нас в гостях Константин Михайлов, главный редактор совета «Хранители наследия», координатор «Архнадзора». Алексей Егоркин, активист Басманного района Москвы. А мы еще ведь беспокоимся за Лефортово.
А. Егоркин
— Да.
А. Пичугин
— Вот уж Лефортовский парк точно должны знать большинство жителей Москвы и не только Москвы, он всегда на слуху. А это как раз через Яузу от Бауманки.
А. Егоркин
— Да, ну фактически это часть единого пространства. Это уже не Немецкая слобода, а Лефортово.
А. Пичугин
— И Головинский сад.
А. Егоркин
— Да, Головинский сад. И, соответственно, после смерти Лефорта вся территория, касавшаяся Головинского сада и территория центральной части Немецкой слободы через Яузу, уже называлась Лефортово. А в дальнейшем там был построен Екатерининский дворец, который ну фактически венчал вот эту «золотую милю» дворцовой архитектуры, которая простиралась с правой стороны Яузы по левую сторону Яузы. Это единый ансамбль, который ныне раздроблен всеразличными какие-то хозпостройками, заборами и так далее, которые находятся на территории Лефортовского парка нынешнего. И, в принципе, имело бы смысл как раз очистить территорию от этих нагромождений и воссоздать вот этот дворцовый ансамбль. Но сейчас, насколько я знаю, жители Лефортово взволнованы тем, что они видят там, что происходит в Лефортовском парке.
А. Пичугин
— А что происходит?
А. Егоркин
— Видим, что происходит какое-то движение, связанное с переносом каких-то хозяйственных построек и так далее — то есть очищают территорию. А вот для каких целей — это вот большой вопрос. Господин Александров на недавней встрече со студентами, которая прошло в конце марта, сказал, что территорию Лефортова и территорию военного госпиталя они затрагивать не будут. Но зная, что проекта как такового нет, можно допустить всякое — сегодня одно, завтра другое. Я просто приведу один пример: рядом с домом Анны Монс — вот эта вот территория, связанная со строением заводским — на одном рендере это две башни, порядка там 20 этажей стеклянных должно быть возведено, а на другом рендере — приспособление заводского корпуса малоэтажное.
А. Пичугин
— Подчеркивается, что проекта нет еще и то, что рядом с Лефортовским парком стадион «Металлург», жители...
А. Егоркин
— Он чуть дальше.
А. Пичугин
— Он чуть дальше, да, но по одному проекту там ничего не должны трогать — там строятся новые жилые комплексы, жители этих комплексов должны гулять в парке, парк стадиона «Металлург» — идеальное единственное место для этого. По другому проекту — там Бауманка все застраивает общежитиями, кампусами, сносит и парк, и стадион.
А. Егоркин
— Именно. Там и подтверждением как раз вот второго сценария является то, что уже стадион перенесен выше, ближе к жилой застройке, то есть чаша стадиона будет находиться в другом месте. А территория старого стадиона, она сейчас пустует, то есть явно ее подготовили для будущей застройки.
К. Михайлов
— Ну жители-то, конечно, совершенно оправданно тревожатся. Поскольку мы видим, что вот как бы, с одной стороны, есть какие-то защитные барьеры, вроде бы есть формально, да, — те же там зоны охраны, о которых мы говорим, территории памятников. Но видим, как только что, на примере истории в Бригадирском, были урезаны территория объектов культурного наследия — Слободского дворца, Фанагорийских казарм. А это ведь тоже, мы еще, конечно, будем этим вопросом отдельно заниматься — каким образом Мосгорнаследие это сделало и, самое главное, из каких правовых оснований. Ведь у нас в законе, слава Богу, есть определение территории памятника, да, — это исторически связанный с ним участок, и его нельзя произвольно кромсать. Ну по закону, конечно, нельзя, а в реальности мы наблюдаем совершенно обратное. И это далее не первый пример из последней практики. Но вот мы до поры до времени можем себя тешить иллюзиями. Да, тот же Екатерининский парк, предположим, вот у него, это же объект культурного наследия, и у него есть своя территория. Где гарантия, что...
А. Пичугин
— Лефортовский или Екатерининский?
К. Михайлов
— Лефортовский, он же Екатерининский.
А. Пичугин
— Да.
К. Михайлов
— Где гарантия, что его в один прекрасный момент точно также...
А. Пичугин
— Не урежут.
К. Михайлов
— Не обрежут.
А. Пичугин
— Ну оставят вам два пруда.
К. Михайлов
— Если это так просто делается — на примере федеральных объектов. Тут мне еще интересна очень роль Министерства культуры Российской Федерации, которое вот свои полномочия по охране федеральных объектов передало в регионы — в частности, в данном случае в Москву. Но оно их, так сказать, передало для исполнения — это ведь не означает, что оно их утратило. Мне очень интересно — мы, собственно, туда направили соответствующее обращение с просьбой проверить вот это обрезание территорий, — и мне очень интересно, почему федеральный орган охраны культурного наследия ведет себя вот так, ну мягко скажем, пассивно, как будто это где-то все на другой планете происходит. На мой взгляд, у него уже масса оснований, чтобы в эту историю вмешаться непосредственно.
А. Пичугин
— А то что происходит на другом берегу Яузы, на территория госпиталя Бурденко, тоже старейший госпиталь в России — там же тоже начались сносы. Прачечный корпус снесен начала XX века. Как выясняется, еще некоторые здания, находящиеся на территории госпиталя, то ли исключены, то ли не поставлены на охрану.
К. Михайлов
— Ну да, это та же история — большой комплекс исторический, в нем, конечно, объекты различаются по ценности. Те, которые относительно поздние — конца XIX — начала XX века — в свое время не ставились на государственную охрану, как, в общем, было заведено еще каких-то 50 лет назад, когда, собственно, и объекты модерна там считались бросовыми или каким-то там буржуазным вырождением архитектуры. С тех пор, видимо, к этому вопросу не возвращались. Но опять-таки, поскольку долгое время, так сказать, это была закрытая военная территория, там вопрос о ее каком-то градостроительном развитии не стоял. Сейчас эти тектонические плиты пришли в движение, и опять-таки без всякого, что называется, без объявления войны, без всякого обсуждении с экспертами, с жителями того района. Пытались мы разговаривать — тоже слышали в ответ, что не извольте беспокоиться, ничего там ценного не погибнет, все то, что будет сноситься, ничего в нем ценного нет. А вот смотришь на деле — ну да, волне заслуженное историческое здание, чем оно провинилось вдруг? И самое главное, никто не знает, что появится на его месте, по соседству опять-таки с архитектурными памятниками. У меня, понимаете, мы можем, так сказать, двадцать таких историй обсудить за последние два года случившиеся — понятно, что у них у всех один и тот же корень. То есть надо как-то менять систему принятия градостроительных решений — делать ее открытой, прозрачной и. ну я бы сказал, какой-то состязательной.
К. Михайлов
— Не исподтишка.
К. Михайлов
— Да, во-первых, это должно все быть известно заранее, все эти планы, они должны обсуждаться с жителями территорий, с экспертами, с представителями общественных организаций, не только, подобно нашей, занятыми охраной архитектурного наследия — экологические организации, социальные — это же все влияет, это же все единая городская ткань. И наращивание в каком-то месте плотности застройки, или транспортных потоков, или людских потоков, оно неизбежно влияет на прочие стороны жизни других людей. Во-первых, она должна быть прозрачной и открытой. Во-вторых, я возвращаюсь, какой-то состязательной — должны быть конкурсы в данном случае. Если это государственный проект, должны быть конкурсы лучшего решения.
А. Пичугин
— И жители должны.
К. Михайлов
— В том числе да, жители тоже должны иметь возможность предложить свою концепцию. Вот у нас есть задача — развивать МГТУ с такими-то параметрами. О’кей, давайте посмотрим, пусть будет несколько концепций — концепция самого вуза, концепция жителей района, концепция, предположим, экспертами предложенная и так далее. Это очень интересные могут продукты получиться. Причем гораздо более интересные даже для самого заказчика, чем ему изначально представляется.
А. Пичугин
— Конечно, безусловно. А то под снос идет ведь — еще мы про это не сказали, — здание по Бауманской улице, примыкающее к Фанагорийским казармам, в непосредственной близости, ибо оно с одной стороны к Фанагорийским казармам примыкает, а с другой стороны к дому, в котором — ну это, конечно, уже опровергнутая версия, но дом ценный — и один, и второй XIX века постройки. В XIX же веке считалось, что в одном из них родился Александр Сергеевич Пушкин.
К. Михайлов
— Ну от этой версии москвоведение ушло, но тем не менее.
А. Пичугин
— Да, оно ушло, но дом стоит. А вот соседний с ним такой.
К. Михайлов
— Дом стоит. А там же несколько домов по улице идут под снос, судя по этим рендерам, их точно никто толком всерьез не изучал.
А. Егоркин
— Ну а я добавлю, что вот эти два дома XIX века — до сих пор непонятно, в каком из них изначально родился Пушкин.
А. Пичугин
— Изначально считалось, что родился Пушкин.
А. Егоркин
— Да, да.
А. Пичугин
— Но они оба ровесники Пушкина и старше Пушкина.
К. Михайлов
— И считается, что ни в каком из них. Но это не повод их уничтожать.
А. Пичугин
— Они помнят Александра Сергеевича все равно.
А. Егоркин
— Они в едином стиле выполнены, они, в общем-то, олицетворяют облик Немецкой улицы XIX века. Один из них будет снесен. И фактически, вот если посмотреть на рендер, получается так, что идет здание XIX века, потом зуб — хай-тек, выступающий за красную линию нынешнюю. И дальше, уже в глубине усадьба Фанагорийские казармы, главный корпус. Ну то есть такое ощущение, что просто человек, какого-то студента наняли, и он накидал каких-то типовых кубиков из стекла и это преподнес как проект.
А. Пичугин
— Не будучи сам на Бауманской улице ни разу.
К. Михайлов
— Ну нельзя исключать такого, к сожалению.
А. Егоркин
— И это преподносится как — опять же даже не переживают за то, что в открытую говорят фактически незаконные вещи. То есть один из чиновников правительства Москвы, главный архитектор города, является в том числе и производителем этого проекта — то есть у него есть архитектурное бюро, которое произвело на свет вот эти рендеры. Это ли не конфликт интересов? Вот в чем вопрос. Как такое может быть?
К. Михайлов
— Его конфликт — с исторической застройкой, к сожалению, которая, он считает, что его не смущает. Это для меня гораздо более важный конфликт.
А. Пичугин
— У нас буквально несколько минут остается. Мы в течение программы упоминали не раз дом Анны Монс, который находится в глубине, который последние минимум лет тридцать пять скрыт от людских глаз застройкой, которая на красную линию Бауманской улицы выходит. Расскажите про дом Анны Монс — буквально две-три минуты.
А. Егоркин
— Я буквально добавлю, какое количество домов уже утрачено — не менее одиннадцати домов в общей сложности утрачено на сегодняшний день. И еще будет снесено пять домов минимум, под угрозой фактически. В том числе под угрозой возможного разрушения находится дом Анны Монс, потому что он примыкает к планируемой реконструкции здания или перестройки его, которое находится по соседству. Под угрозой реконструкции здание химической лаборатории, где уже ведутся какие-то работы внутри здания. Под угрозой находится здание главного корпуса Фанагорийских казарм, где — мы стали свидетелями — в субботу проводили работы внутри здания. То есть, чтобы было понимание...
А. Пичугин
— А там была церковь, кстати, тоже, внутри Фанагорийских казарм.
А. Егоркин
— Знаю, да. Там что делают сейчас производители работ — они в субботу-воскресенье проводят активные действия с памятниками. А вот в будние дни уже как бы все соблюдают политес и не нарушают, хотя бы видимо, закон. То есть в момент, когда нельзя вызвать инспектора Департамента культурного наследия, они проводят самые жуткие вещи. В частности, я был свидетелем на прошлой неделе, когда они вскрыли культурный слой — то есть они погрузили, уже стали производить землеройные работы по рытью котлована фактически. Чтобы было понимание: культурный слой Немецкой слободы является объектом культурного наследия федерального значения, и он находится под охраной государства с конца 90-х годов. И никакие действия, связанные с земляными работами, на этой территории невозможны без проведения соответствующей экспертизы и надзора, которого нет.
А. Пичугин
— И вот минута буквально. Дом Анны Монс чем так примечателен?
К. Михайлов
— Дом Анны Монс — ну в двух словах, последний единственный известный подлинный дом Немецкой слободы петровских времен, конца XVII века еще. На самом деле, конечно, не Анны Монс, а Ван-дер-Гульстов, придворных лекарей. Но тем не менее, да, Петр там бывал, и я думаю, вся знать Немецкой слободы и Москвы там тоже бывала. Роскошные палаты, с середины 80-х застроенные от Старокирочного переулка новым заводским корпусом, практически скрылись из глаз и ну физически не потеряны, но в жизни города уже никак не участвуют. Выросло несколько поколений, которые, думаю, вообще не подозревают, что там в этом дворе такое есть. А это роскошный такой вот дворец нарышкинского стиля, который реставрировался еще в советские годы, в последние годы был надежно заброшен. Так что там вот отпадает декор с фасада, то есть падают эти наличники, сделанные реставраторами советскими еще, кладка вываливается. Здание принадлежало структурам «Роскосмоса», долгое время их Моргоснаследие штрафовало неоднократно, но они так и не знали, что с этим, собственно, зданием делать.
А. Пичугин
— Перепродали они его.
К. Михайлов
— Потом его стали передавать Москве. Одно время ходили, значит, ну не слухи, а такие высказывались намерения, что это здание запустят в реставрацию по льготной аренде рубль за метр.
А. Егоркин
— Был даже выигран конкурс и есть собственник сейчас.
К. Михайлов
— Да, но тоже ничего не запустилось.
А. Пичугин
— Он перепродает его.
А. Егоркин
— Сейчас пытается перепродать.
К. Михайлов
— Последнее, что я помню, сейчас опять оно выставлено на продажу. И, что называется, мы все в ожидании, когда же наконец в этой лотерее дом вытащит доброго собственника, который захочет его хоть как-то привести в порядок.
А. Пичугин
— И невозможно войти.
К. Михайлов
— Самое главное — непонятно, что с ним делать, поскольку он на режимной территории до сих пор.
А. Пичугин
— Я за тридцать пять лет жизни буквально вот в двух шагах от дома Анны Монс, ни разу — нет, видел я его вживую, — ни разу не подходил к нему близко.
К. Михайлов
— Ну мы вот там последние годы там пару раз бывали, по разным оказиям. Но состояние здания, конечно, не улучшается. Слава Богу, во времена «Роскосмоса» его хотя бы как-то поддерживали — там на нем была крыша, оно отапливалось, там был свет — это не то что брошенная руина. Но каково состояние сейчас — даже не рискну предполагать. И самое главное, нужен какой-то большой проект, как его вернуть в город во всех смыслах — чтобы оно вошло в туристические маршруты, в какую-то социально-культурную жизнь. Для этого надо принимать решение не только по его реставрации, по всему этому, по режиму жизни этого квартала — его надо как-то выводить из режимной территории, обеспечивать к нему проход. Это в конце концов требование Конституции — доступ к культурным ценностям, где вот к этой конкретной культурой ценности ни у кого доступа нет уже почти сорок лет.
А. Пичугин
— Спасибо вам большое за этот разговор. Я напомню, друзья, что мы сегодня говорили о судьбе одного из важнейших московских районов — Басманного, внутри Басманного района говорили о Немецкой слободе. Немецкая слобода, она очень важна не только для Москвы, для москвичей, она важна нам для России в целом. Потому что именно здесь обкатывались какие-то вещи, которые потом реализовывались в Петербурге, именно отсюда фактически пошел Петербург. В XVIII веке сюда возвращалась на время столица. Очень важное место для всех для нас им вот сейчас оно под угрозой вдруг. Мы тут не склонны, наверное, обвинять конкретных людей, но мы бы хотели как-то вместе обратить внимание на эту проблему. И хотели бы, чтобы о ней те, от кого зависит принятие решений, они бы и нас тоже увидели — жителей Немецкой слободы, людей, которые ратуют за сохранение культурного наследия. Ведь ну и опять же это не только проблема Немецкой слободы, это проблема какого-то грандиозного масштаба. Зайдите на сайт «Архнадзора», посмотрите — там всегда сверху, с правой стороны есть ссылка на «Черную книгу «Архнадзора» — на те памятники, которые за последние годы только были утрачены в Москве. А это десятки, да, Константин?
К. Михайлов
— Там есть ссылка и на «Красную книгу» — на те, которые балансируют на грани этой утраты.
А. Пичугин
— И «Красная книга», да.
К. Михайлов
— Это более актуально. По поводу того, где была столица и куда она возвращалась, я бы, как уроженец Преображенского, с вами поспорил бы.
А. Пичугин
— Соседи мы.
К. Михайлов
— Но у нас, я думаю, времени нет для этого, не осталось. Ну, конечно, Немецкая слобода — это район очень ценный, это один из символов города, тут никуда не деться от этого, что бы там ни происходило. Поэтому каждое вот это вот градостроительное движение там должно быть не семь, а семьдесят семь раз отмерено, обдумано и обсуждено и с жителями, и с экспертами, и с общественными представителями. Поэтому призываю к этому городские власти, пока действительно еще там не наломали дров по полной программе, вернуться к обсуждению этой проблемы. В конце концов зачем у нас существуют вот все эти площадки — Общественный свет при Департаменте культурного наследия, который не собирался с середины 19-го года, Общественная палата Москвы? Вот они для чего-то создавались — как раз для обсуждения подобных проектов, для нахождения общего консенсуса с жителями и общественниками. Давайте их, что называется, пустим в ход.
А. Пичугин
— Константин Михайлов, главный редактор совета «Хранители наследия», координатор «Архнадзора», член Президентского совета по развитию гражданского общества и правам человека, Алексей Егоркин, активист Басманного района Москвы, были здесь, в этой студии. Я Алексей Пичугин. Прощаемся, всего доброго. Зайдите на сайте «Архнадзора», посмотрите на Красную и на Черную книги, оцените просто количество того, что мы теряем постоянно и продолжаем терять. До свидания.
А. Егоркин
— Спасибо.
