«Школа народного искусства императрицы Александры Фёдоровны». Юлия Загорская, Анна Игнатьева

Беседа из цикла про образование, который Радио ВЕРА организует совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», которая объединяет учителей, руководителей школ и детских садов, родителей и всех тех, кто работает с детьми и занимается их духовно-нравственным развитием.

У нас в гостях были директор Школы народного искусства императрицы Александры Фёдоровны Юлия Загорская и заместитель директора по учебно-воспитательной работе в этой же школе Анна Игнатьева.

Мы говорили о созданной более 100 лет назад школе в Санкт-Петербурге, о том, какая она сейчас, и как совмещается обучение традиционным предметам, преподавание народной культуры и воспитание обучаемых.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

К. Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие друзья! В студии у микрофона моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева:

— Добрый вечер.

К. Мацан:

— И я, Константин Мацан. В этом часе мы, как всегда, говорим об образовании и делаем это совместно с проектом «Клевер Лаборатория» — это проект, который объединяет учителей, руководителей школ и даже детских садов, и родителей, и всех тех, кто работает с детьми и занимается тем, что сегодня принято называть духовно-нравственное развитие и воспитание, вот об этом говорим. И сегодня у нас в гостях гости из Петербурга: Юлия Николаевна Загорская, директор Школы народного искусства императрицы Александры Федоровны. Добрый вечер.

Ю. Загорская:

— Добрый вечер.

К. Мацан:

— И заместитель директора этой школы по учебно-воспитательной работе Анна Игоревна Игнатьева. Добрый вечер.

А. Игнатьева:

— Добрый вечер.

К. Мацан:

— Ну вот, хорошо, что вы до нас доехали, мы всегда очень радуемся гостям, из культурной столицы особенно. И название школы уже интригующее: «Школа народного искусства императрицы Александры Федоровны», вот и про народное искусство хочется поговорить, чем оно отличается от не народного, и про то, как ему учить, и уж тем более, что значит, что для вас, может быть, в личном плане значит то, что школа носит имя императрицы Александры Федоровны? Я с последнего пункта бы начал, хотел бы попросить вас рассказать об этом.

Ю. Загорская:

— Знаете, для нас, как сама императрица Александра Федоровна, так и вся святая семья царственных мучеников — это особый такой духовный ориентир, это ориентир семьи любящей, верной друг другу, которые умели дружить, которые умели с милосердием относиться как друг другу, так и к своим подданным, и к народу. Поэтому, конечно же, когда императрица Александра Федоровна 112 лет назад организовала школу, то это была её воля, и не только её воля, а ещё и самого царя-императора. Удивительно, началась Первая мировая война, и в это время построить в сердце Петербурга, рядышком с таким большим храмом Воскресения Христова, в сердце, в центре Петербурга построить школу для простых девушек из двадцати девяти губерний, крестьянок, девушек из монастырей, монахинь, для того, чтобы вернуть народу то, что было утрачено, потому что всё-таки это уже города, это фабрики, фабричное производство. Так как императрица Александра Федоровна всем сердцем полюбила Россию, когда приехала, когда готовилась стать русской государыней, ведь это самое первое — она должна была принять веру и выучить русский язык, поэтому погрузиться в культуру полностью, и когда читаешь дневники императрицы, ты понимаешь, что для неё вот эта народная культур — это и есть особенный русский духовный национальный характер, вера и народная культура. Поэтому, конечно же, мы трепетно очень относимся к тому, что это было одно из последних деяний царской семьи — организовать школу, которая будет нести и воспитывать в девушках не только те черты профессиональные, что они станут мастерицами, что они станут учительницами, директорами школ по всей России, но что они понесут в себе вот этот духовный характер, национальный русский характер.

К. Лаврентьева:

— Насколько сейчас вам удается действительно это воплотить в жизнь? Ну так, если это реально всё рассмотреть.

Ю. Загорская:

— Мы можем сказать, почему сейчас это реально — воспитывать национальный духовный характер в детях, потому что есть два основания: есть фундамент — это народное искусство и вера. Культура народная, искусство народное, оно уже несёт в себе радость, это творчество, это самореализация ребёнка и раскрытие ребёнка. И то же самое — православная вера. Также в своих дневниках императрица Александра Фёдоровна говорила, что вера, как солнце, то есть православная вера, она радостная вера.

К. Мацан:

— Анна Игоревна, вот мы вас представляем как заместителя директора по учебно-воспитательной работе, вот это совмещение учебного и воспитательного — это всё-таки разная область жизни для школы, для учеников, или одно в другое должно проникать?

А. Игнатьева:

— На самом деле, одно в другое должно проникать. И мне кажется, имея уже большой опыт работы в общеобразовательной школе, и работала я изначально заместителем директора по воспитательной работе, я столкнулась с такой проблемой, что учебный процесс часто идёт отдельно, а воспитательная работа идёт отдельно, а здесь для успешного учебного процесса очень важно, чтобы это было взаимодействие, без воспитательной работы невозможно успешного учебного процесса, и это факт, это подтверждается практически.

К. Мацан:

— А как вот это подтверждается? Это очень интересно. Вот мы часто говорим о том, что и в рамках программы, и надо писать такие программы, в которых воспитательный компонент был бы, и это иногда достигается тем, что вот пусть на английском языке ученики учат не то, что London is the capital of Great Britain, а про то, что Троице-Сергиева лавра — это место, где жил преподобный Сергий, духовная колыбель России. А что ещё, вот как вы наблюдаете эту связь: чем больше вкладываешься в воспитание, тем лучше учебные показатели, как это работает?

А. Игнатьева:

— Задача педагога основная — это увлечь ребёнка и давать знания, которые ему интересно получать. Для того, чтобы его увлечь, для того, чтобы его погрузить в интересный учебный процесс, без воспитательных приёмов это невозможно, и только таким способом можно привить любовь, привить интерес к предмету только через воспитание. Иногда через собственный пример, через совместную деятельность, совместную творческую деятельность. Методисты сейчас говорят об инновации, о методике в педагогике — это событийный подход.

К. Мацан:

— Так, что это такое?

А. Игнатьева:

— Событийный подход — от слова «событие», от слова «со-вместная деятельность», то есть приставка «со» — делать всё совместно. Это значит, что для ребёнка любой образовательный процесс является сотворчеством с педагогом и является каждый раз событием, то есть этот процесс и учебный процесс оставляет отклик в его сердце, а значит, ему интересно, а значит, он познаёт, а значит, все знания, которые даёт учитель, ложатся не просто как знания в голову, но ложатся через его сердце, через его восприятие.

Ю. Загорская:

— Если вы позволите, я могу тоже дополнить: чтобы образование было интересным и как воспитательная часть входит, Петербург — это правда очень богатый и насыщенный город, правильно? И всё, что проходят ребята по образовательной программе, мы выходим за рамки программы и расширяем это как-то даже в средовой части, то есть мы посещаем музеи, посещаем выставки, и там дальше продолжение идёт учебного материала, только уже как-то в практической деятельности, проходим мастер-классы в мастерских, такое живое образование. Персоналии: знакомимся с разными персоналиями, личностями, в рамках программы ты только знакомишься с учёным-химиком, а так ты можешь посетить Горный университет и увидеть, где работал, где трудился значимый учёный.

К. Лаврентьева:

— Почему Школа народного искусства? Я так немножко на сайте посмотрела, что у вас, помимо основных предметов, изучают традиционную русскую культуру, девочки изучают шитьё, мальчики — столярное дело, так ли это? А если так, то это вообще очень здорово и как-то очень прекрасно, и есть надежда сразу на наше будущее, позитивные какие-то надежды возникают.

Ю. Загорская:

— Да, так сложилось в исторической школе, императрица Александра Фёдоровна собирала девочек со всей России, которые ещё не утратили навык трудового воспитания, то есть в деревнях ещё было живо искусство народное, и поэтому были организованы мастерские сразу в исторической школе, и потом, в 1992 году, когда уже митрополит Иоанн (Снычёв) благословлял современную школу, в которой мы сейчас работаем, то, конечно же, первое, что мы должны были сделать — это программно возродить школу и должны были открыть и мастерские, они были открыты, сердцем школы стал храм Покрова Пресвятой Богородицы, как в историческом здании храм Покрова, и у нас тоже Покровский храм. И, конечно же, музей, потому что сама школа — это музей. В музее хранятся все образцы, те, которые сделаны вот сейчас, за тридцать один год современной школы, находятся в музее детские работы. И мастерские тоже мы все восстановили.

К. Мацан:

— Не маленький музей должен быть.

Ю. Загорская:

— Архивы большие, но очень мало места. Но тем не менее, мы его будем оцифровывать, мы хотим подавать на грант культурных инициатив, в прошлом году пробовали, была хорошая попытка, немножко сейчас дотянем, поэтому есть планы большие.

К. Лаврентьева:

— Сколько сейчас учеников в школе?

А. Игнатьева:

— Восемьдесят три человека на данный момент.

К. Лаврентьева:

— И вы продолжаете набор?

А. Игнатьева:

— Да, мы продолжаем набор.

К. Лаврентьева:

— Смотрите, после вашей школы вот какая перспектива будет у учеников, как вы думаете, на ваш взгляд?

Ю. Загорская:

— В прошлом году было тридцать лет школе возрожденной...

К. Лаврентьева:

— В 1992-м же, да, она была?..

Ю. Загорская:

— Да, возродилась школа в 1992 году, в 2022 году было 30-летие, и мы посмотрели, куда поступают наши выпускники. Я еще стою, пусть не у истоков, про Анну Игоревну скажу, что это первая выпускница Школы народного искусства, именно тогда, в 2001 году, школа была аккредитована на все уровни образования: начальное, основное, общее и среднеобщее. А я работала в 2000-х годах, то есть второй раз уже пришла в другом качестве, а сначала начинала путь в Школе народного искусства как учитель музыки и до этого в консерватории писала диплом тоже по школе исторической, поэтому, конечно же, нас связывают со школой самые такие теплые и перспективные надежды. Мы сами были внутри, мы сами учились в этой школе, поэтому нам хочется продолжения. А дети сейчас ткут и вышивают, и это очень высокий уровень, потому что мастеров мы сохранили, и они работают более двадцати лет, мастера ткачества, вышивки, кружевоплетения, иконописи.

К. Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаю, что у нас в гостях Загорская Юлия Николаевна, директор Школы народного искусства императрицы Александры Федоровны в городе Санкт-Петербург, и Игнатьева Анна Игоревна, заместитель директора по учебно-воспитательной работе Школы народного искусства императрицы Александры Федоровны. У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Юлия Николаевна, Анна Игоревна, ну вот даже не знаю, кому адресовать вопрос, вам обеим, наверное. Смотрите, у нас был гость недавно, и мне очень понравилось, что он говорил, директор школы, он говорил, что к нему пришел недавно папа-олигарх, богатый очень человек, обеспеченный, и говорит: «Ты знаешь, я все для своего сына готовил, я уже был уверен, что он станет там тем-то, тем-то, пойдет вот в этот вуз, у него уже все для этого есть, я ему все будущее обеспечу, все дороги перед ним», ну понятно, что все в руках Божьих, но так человек говорил, конкретная история, и говорит: «Ну ты представляешь, — говорит он этому директору, — он пошел поваром учиться. Он пошел поваром учиться, и я его отпустил, потому что он так счастлив был пойти учиться на повара, и это настолько его, ему это интересно, у него горит глаз, он счастлив, он радостен», и этот директор сказал этому отцу, что «Вы большой молодец, что вы смогли свои представления о будущем ребенка как-то отринуть, и в общем-то дать ему полный карт-бланш проживать свою жизнь». И далеко не все профессии, которые когда-то в 90-х, 2000-х считались успешными, когда все шли повально на экономистов, юристов, при всем уважении к экономистам и юристам, но все-таки каждый должен заниматься своим, и когда все пришли повально на конкретные факультеты просто потому, что это вдруг когда-то даст им какие-то гарантии, но это время закончилось, и сейчас, слава Богу, школьники, они как-то уже начинают думать в разных направлениях своей профпригодности. Вот как вы думаете, когда родитель должен действительно сказать: «Слушай, давай-ка ты сейчас вот меня послушай, а потом вместе там что-нибудь с тобой подумаем», или он вообще не должен говорить это, вот как ты, сыночек, доченька, решишь, так вот и хорошо, хочешь быть золотошвейкой, хочешь быть экономистом, хочешь быть журналистом — вот иди, полная тебе свобода, или все-таки надо как-то немножко рулить процессом, как на ваш взгляд?

А. Игнатьева:

— То, что вот тот отец рассказывал, что он отпустил ситуацию, потому что увидел, что ребёнок счастлив и самореализуется в профессии — это верно, но сейчас у современных ребят, они гораздо позже понимают. Я помню, что в нашем детстве мы гораздо быстрее профориентировались, мне так кажется, сейчас, так как у ребят больше выбора, и пропадают профессии, и возникают новые профессии очень быстро, правильно? И поэтому здесь какая роль школы и родителей: родителям — это безусловная поддержка ребёнку, хочешь попробовать? Попробуй, я тебя поддержу, я вот рядом иду, в любом случае получится. Если не получится — поддержу, мы вместе подумаем, как нужно. Самое главное — быть ребёнку вот таким наставником, рядом идущим человеком, который его поддерживает. А в школе создавать те условия, чтобы ребёнок максимально мог раскрыться, то есть, где-то с пятого класса, я думаю, четвёртый, пятый, шестой класс, мы как учителя-профессионалы, мы наблюдаем и мы смотрим, какой дар Божий дан ребёнку один, второй, третий, вот он максимально в школьном возрасте должен раскрыться в разных направлениях. И потом, уже ближе, седьмой, восьмой, девятый, мы там видим уже, и с родителями мы, конечно же, разговариваем, в какую сторону, какие направления выбрать. Даже не профессия может быть, а направление, куда посмотреть, это мы говорим как профессионалы. Ребёнок должен почувствовать, и всё вот совпасть. Но родителю ни в коем случае, конечно, не давить: «это твоя дорога, я за тебя решил», потому что мы знаем много примеров, что ребята, заканчивая первое образование, идут потом уже по желанию. Поэтому здесь надо чуткими быть и максимально дать компетенции, пусть ребёнок всё попробует сделать. А в школе хорошие условия у нас, во-первых, практики очень много, и в любых школах сейчас, и очень много проектной деятельности, ребята вовлекаются сейчас в хорошие проекты, где они могут и профориентацию пройти, они в добровольческие какие-то организации идут, это интересная очень тема.

К. Мацан:

— В плане этого профориентирования, какого-то созревания, вызревания в ребёнке интересов магистральных, есть разница между мальчиками и девочками, кто быстрее, кто медленнее?

Ю. Загорская:

— Есть, да. Мальчишки, они позже ориентируются.

К. Мацан:

— А насколько позже? Где вот вы видите эти границы? Когда примерно девочки начинают, когда мальчики?

Ю. Загорская:

— Границы скажу: вот девочки, седьмой класс, восьмой, они уже начинают думать, мальчишки нет. Где-то, может быть, десятый, одиннадцатый классы мальчики, кто остаётся в более старшую школу, там вот происходит у мальчиков реальная профориентация после девятого класса, когда они поняли, что они переходят в старшее звено, они там уже понимают свои направления.

К. Мацан:

— То есть, грубо говоря, раньше старшая школа слишком уж сильно наседает на мальчика и говорит: «ну давай уже, определяйся, не стой».

Ю. Загорская:

— Нет, нет, они всё равно определяются, ребята, направление они точно находят. И потом, наши мальчики сейчас, да и девчонки, они более прагматичны, чем мы, опять же, они не такие романтики, они прагматичны.

К. Мацан:

— А в чём это проявляется?

Ю. Загорская:

— Они высчитывают всё равно себе предметы, если они знают направление, куда они пойдут учиться, они более скрупулёзно, более глубоко в это проникают, много чего могут отмести. Наше поколение, всё равно мы старались взять все науки со школы, то есть максимально программу взять, и один, второй предмет, понимая, что, может быть, этот предмет мне не так пригодится в жизни, но мы старались усердно выполнять программу. У каждого, может быть, по-разному свой опыт, ну вот я так помню. Сейчас ребята более прагматичны, они знают направление своей деятельности, где будет филология или там ещё что-то, вот они берут четыре-пять предметов очень глубоко в этой проектной деятельности и в олимпиадной тоже участвуют. Если касается ремесленного цикла, то есть почему Школа народного искусства и как можно себя прокормить, и как можно интересно дальше жить: дети руками могут сделать очень удивительные вещи, у них есть насмотренность глаза, у них есть уже в руках это ремесло, поэтому дальше получать высшее образование как искусствоведы, как архитекторы им легко. Они дадут фору ребятам, которые просто пришли из художественной школы, просто рисовали, потому что они уже ремесленники, они много ремесел знают, много искусств знают, попробовали руками. Но это не значит, что у нас ребята только искусствоведы и мастера, нет. Я говорю, за тридцать лет у нас есть хирурги, есть и директора музеев, скульпторы, то есть абсолютно разные профессии. Но, опять же, скажу, императрица как прозревала, видела, наверное, она будущее: 50-60 процентов ребят закончили педагогические вузы, многие из них работающие сейчас по профессии педагог, то есть школа даёт большой процент педагогов.

К. Лаврентьева:

— Это интересно.

Ю. Загорская:

— Да, мы вот так проанализировали, посмотрели: много искусствоведов, потом не много, но есть те, кто работает в значительных музеях, там музей Штиглица,

А. Игнатьева:

— В сфере культуры, разные направления сферы культуры, артисты, музыканты.

Ю. Загорская:

— Да, вот у Анны Игоревны тоже Кузьма заканчивал школу, родной брат, он в ТЮЗе ведущий актёр и снимается в фильмах художественных. То есть ребята, они свой дар уже в школе нашли, их раскрывали. Директор, который школу возрождал — Наталья Ивановна Пономарёва, наш учитель, наш наставник с Анной Игоревной, она сама, у неё два образования: историческое, как искусствовед, и второе — это театральная академия, поэтому в школе был всегда театр и детей раскрывали по-особенному. И ещё одно направление, может быть, у нас сейчас не так много времени, как дети ещё раскрываются — это в летних паломнических и разных этнографических практиках, там абсолютно другая жизнь, там можно вот то, что мы по школьной программе год проходим, за две-три недели так обогатить ребёнка, приехать посмотреть фрески Дионисия, самим художественные практики пройти, разное послушание в монастырях, вот у нас практика есть выезда с детьми.

К. Лаврентьева:

— Это как лагерь детский.

Ю. Загорская:

— Это как экспедиция, настоящая большая экспедиция в разные регионы России.

А. Игнатьева:

— С точки зрения методической, это погружение в среду, погружение реальное, то есть то, что они изучают отчасти теоретически, где-то практически, а здесь они прямо осязают, видят, и они просто погружаются.

К. Лаврентьева:

— А кто с ними ездит в эти экспедиции?

Ю. Загорская:

— Классные руководители, учителя-предметники и обязательно мастера, потому что любой регион, который мы изучаем, там есть промысел того региона, поэтому хотелось бы, чтобы дети от специалиста получили уже такую практику со своим наставником. Вот мы в этом году поедем в Вологодскую область, с нами поедут художники, учителя народной традиции и ремесленники, кружевоплетение, Елена Константиновна сейчас нас ждёт, директор музея и потрясающий мастер.

К. Мацан:

— А как вот вся та бурная жизнь и такая интересная образовательная программа совмещается с необходимостью готовить выпускников к ЕГЭ?

Ю. Загорская:

— Так и совмещается.

К. Лаврентьева:

— Прекрасно, судя по всему.

Ю. Загорская:

— Это данность, сейчас все перешли на федеральную образовательную программу, мы даём тот стандарт.

К. Мацан:

— Я спрашиваю, не сомневаясь, что вы это делаете, просто о чём говорят, например, вузовские учителя? Что вот прекрасно, ребёнок с первого класса ходит в замечательную школу, развивается, потом он приходит в 10-й класс, выбирает три предмета и его два года натаскивают не то что на эти предметы, а на тест по этим предметам, то есть он два года готовится к трем тестам, и всё то прекрасное развитие, которое до этого было накоплено, убирается в дальний ящик. И в вуз на первый курс ребёнок приходит таким чистым листом. Ну, не совсем чистым, но человеком, который преодолел рубикон, взял высоту и, в общем-то, уже ничего не помнит больше. И я просто психологически себе пытаюсь представить одиннадцатиклассника или десятиклассника, у которого действительно важнейшая маячит впереди эта битва под названием ЕГЭ, вообще до экспедиции, до творчества ли тут, до того, чтобы как-то душой вкладываться в ремесленные все эти прекраснейшие истории? Вот как это происходит на практике?

А. Игнатьева:

— Я скажу, как у нас последние годы: ребята 9-го, 11-го класса, конечно же, от более бурной деятельности, какая есть у ребят младше, они освобождены, потому что у них свой ритм. У них не натаскивание идёт на предметы, но у них есть спецкурсы, те предметы, которые выбрали, они спокойно, планомерно с педагогом готовятся, и всё равно они посещают ещё какие-то дополнительные курсы, поэтому у них идёт своя индивидуальная траектория, где идёт подготовка у 9-го класса и у 11-го класса. Но важнейшие мероприятия школьные, такие события, конечно, они не пропускают. Но у них есть право, им необязательно во всём участвовать.

К. Мацан:

— Мы вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, у нас сегодня в гостях представители Школы народного искусства императрицы Александры Фёдоровны в Санкт-Петербурге: директор этой школы Юлия Загорская и заместитель директора по учебно-воспитательной работе Анна Игнатьева. Мы скоро вернёмся, не переключайтесь.

К. Лаврентьева:

— Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаем вам, что у нас в гостях Загорская Юлия Николаевна, директор Школы народного искусства императрицы Александры Федоровны и Игнатьева Анна Игоревна, заместитель директора по учебно-воспитательной работе Школы народного искусства императрицы Александры Федоровны. У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Знаете, я слушала вас внимательно, у вас же все-таки необычная такая школа в общепринятых каких-то правилах, а все-таки Школа народного искусства, это не просто так называется и понятно, что вы много времени, скорее всего, уделяете именно прикладному какому-то мастерству, помимо прочего, важного ЕГЭ, подготовке к поступлению в вуз и так далее, и так далее. И знаете, я что вспомнила: у меня был знакомый, совершенно гениальный дизайнер, который делал очень хорошие интерьеры, очень талантливо, ну реально человек на своем месте, и потом с ним случился кризис среднего возраста — ну, бывает, особенно у мужчин, он очень ярко бывает выражен у них. И что делает мой знакомый? Он бросает всю свою дизайнерскую работу, ну, а семью-то надо кормить, и он уходит просто собирать мебель в один крупный холдинг, который уже ушел из нашей страны три года назад. Он просто был сборщиком мебели, и это продолжалось довольно долго, ему это очень нравилось. Пока он это все делал руками, как говорят психологи, нейропсихологи: руки-мозг, пока он это все делал, он как-то сумел это все внутри себя перемолоть и сейчас уже в новом качестве, в обновленном таком, уже другом, более крутом, говоря молодежным языком, вернулся в свое дизайнерское дело. А есть у меня знакомый сантехник. И вы знаете, он настолько счастлив быть сантехником, он с таким творчеством подходит, с такой любовью! То есть его позвать к себе домой там кран починить — это праздник, потому что он придет, он просто живет этим своим делом, он разговаривает с тобой часами о том, какой лучший кран поставить. Я это все к чему говорю: к тому, что крайне важно и прекрасно, когда человек на своем месте. Это очень важно. И вот вы сказали очень важную вещь, что вы действительно очень много времени и сил уделяете в своей работе тому, чтобы найти таланты у ребенка. Если вы видите, вот, к примеру, к 10-11-му классу, что у ребенка совершенно явно выражено несколько талантов, один-два или там один. Но он — все мы понимаем, всем нам было шестнадцать — совершенно не хочет идти, вот развивать этот талант, не хочет учиться в соответствии со своими какими-то склонностями. А хочет идти вообще куда-то в совершенно непонятное место, мне кажется, так бывает. Что тогда делать? Что делать родителям? Что делать вам, людям, которые, в общем-то, раскрывали его несколько лет и совершенно уверены, что он будет хорош в своей какой-то конкретной профессии? Вот что делать, если ребенок говорит «нет, я не пойду художником»? Вот у него явно художественный талант, а он — «нет, не пойду, пойду вот куда-нибудь еще». Или он математик сильный. Ну, вот понятно, пример-то, в общем-то, налицо.

А. Игнатьева:

— Можно из личного опыта? У меня просто в этом году сын закончил 11-й класс, и теперь он студент первого курса. И мы все были уверены, что он такой филолог, ему нужно гуманитарное образование, с языками, и всё. А мальчик пошел и решил, что ему нужна математика, хотя математика это не сильное его место. Учил, учил, учил, и всё, и пошел на менеджмент с экономикой, с логистикой, просто поступил туда и будет учиться.

К. Лаврентьева:

— Но ему нравится?

А. Игнатьева:

— Ему очень нравится.

К. Лаврентьева:

— Удивительно.

А. Игнатьева:

— Да, хотя он даже себе даёт отчёт, что, конечно, мне легче было бы абсолютно в своей стихии плавать, но здесь мне, мама, интересно, я преодолеваю, потому что мне не давалась эта математика, и я вот эти три года просто на эту высшую математику всё потратил и теперь мне это очень интересно и значимо.

Ю. Загорская:

— Мне кажется, пусть дети пробуют, вот в любом случае, но не кардинально. Конечно, чтобы не было стресса большого и для ребёнка в семье. Всё равно идут разговоры, всё равно родители с детьми находят решение. Мало случаев, когда ребёнок не слышит ни родителей, ни учителей. Ну, это единичные случаи в любом случае.

К. Лаврентьева:

— Вот я к чему спрашиваю: мы ведь понимаем, что далеко не всем нужно сдавать ЕГЭ, ну давайте честно. Кому-то действительно нужно идти после 9-го класса в профильный техникум или там училище, и заниматься столярным, например, делом, и он будет в этом молодец, его мебель будет просто класс. И он будет счастлив, и вся семья его будет счастлива, и, в общем-то, всё будет нормально. То есть, может быть, вот эта вот гонка за ЕГЭ некая, вот за этими баллами, вот этот невроз, накручиваемый нами, в том числе, родителями, из страха, что ребёнок что-то не сдаст и просто потеряет какой-то супержизненный шанс — может быть, на это тоже надо смотреть философски? Хотя, задавая этот вопрос, я понимаю, что философски, наверное, я пока на это смотреть не смогу. Вот как вы думаете, Анна Игоревна?

А. Игнатьева:

— Мне кажется, когда уже ребёнок становится не ребёнком, он возрастает, у него наступает время выбора. Мы, конечно, взрослые, видим один путь, ребёнок видит совсем другой путь. Важно слышать и чувствовать ребёнка. Иногда для того, чтобы оказаться на своём месте, нужно пройти какой-то длинный путь, понять что-то, осознать, получить какой-то необходимый опыт, для того, чтобы дойти до конечного пути и действительно быть счастливым, это нужно осознать, к этому нужно прийти.

К. Лаврентьева:

— Тоже шишек набить, короче говоря.

А. Игнатьева:

— У каждого свой путь. Наша задача взрослых, как родителей, как педагогов — взаимодействовать, то есть школа и семья обязательно должны взаимодействовать, и мы должны помогать со своим опытом педагогическим и подсказывать родителям, что нужно делать в каких ситуациях, потому что родители часто, конечно, теряются, и здесь очень важно и давать выбор, но всегда объяснять. Действительно, Юлия Николаевна правильно говорит — разговаривать. И не говорить, что «у тебя это не получится», «это не твоё», «это точно не твоё место», так, конечно, говорить нельзя, потому что, естественно, будет протест. Особенно в подростковом возрасте он обязательно сделает именно так, как он хочет. Поэтому нужно всегда объяснить: ты можешь поступить так, можешь пойти по этому пути, можешь пойти по другому пути. Если ты пойдёшь так, то будет, скорее всего, так и так, ну, по нашему взрослому опыту. Если пойдёшь по этому пути, то, скорее всего, сложится так и так. И ребёнок тогда задумывается, по какому пути ему пойти, либо выбирать собственный опытный путь, по нему идти, либо слышать взрослых и ориентироваться на советы взрослых. Но наша задача — какой бы путь ни выбрал ребёнок, поддерживать и помогать ему, и направлять.

К. Мацан:

— Моя бабушка говорила, я такую фразу с детства запомнил, что, говорит, есть нормальные профессии, а есть ненормальные. Вот она была замужем за дедушкой, который был музыкантом-пианистом, и, видимо, полагала, что всё творческое — это ненормальная профессия. Хотя сама она работала конферансье в Москонцерте вместе с дедушкой, была по образованию библиотекарем, то есть не чужда культуре, ходила в консерваторию, в театры, но вот как-то полагала, что есть врач, инженер, чуть позже, в годы моего детства, то, что Кира говорила: юрист, экономист, что-то такое серьёзное, то, что на кусок хлеба должно дать, а всё остальное — это вот несерьёзное. Я думаю, что профессия, например, швеи или актёра тоже попала бы в разряд «ненормальных» по классификации моей бабушки, хотя сама она была открыта абсолютно к миру культуры и его всячески приветствовала, но забота о детях, о внуках, она как-то диктовала такой здравый смысл. И другая история у меня есть, когда в школьном театре есть мальчик, который просто блистает, вот он главный, звезда школы, вот он прямо во всех спектаклях, и остальной класс тоже играет, и там есть ещё второй мальчик, который как-то так, ну, типа, всех позвали играть, ну, что-нибудь сыграю в этом театре, и он ничего особо на сцене не делает, он как-то выходит и просто остаётся собой. И приезжает театральная комиссия на конкурс, отсматривает спектакль, и вот тот первый, который звезда, на него внимания не обращают — ну, это понятно, такой мальчик, с хорошо поставленной дикцией, много эмоций, а вот тот второй, которому вообще этот театр до лампочки, говорят: а вот ему надо, вот его мы хотим к себе позвать, чтобы он учился, потому что там прям талант, а мальчик об этом таланте не подозревает, и главное, что ему вообще это не нужно. И человека приходится убеждать, что, послушай, вот у тебя талант к этой ненормальной профессии, но она нормальная, доверься этому. Вот вам, как педагогам, приходится ли с этим сталкиваться, у родителей, в обществе? Есть ли какое-то изменение за последние годы или до сих пор вот это вот стереотипное представление о «нормальных» и «ненормальных» профессиях до сих пор в голове сохраняется, несмотря на все усилия?

А. Игнатьева:

— Про стереотипы тоже хотелось бы сказать. Я думаю, немножко сейчас ситуация меняется. В отношении мальчиков еще стереотипно: он кормилец, поэтому он пойдет в реальную профессию, вот инженер, все, Петербург — город промышленный, строимся, мы инженеры. У девчонок немножко есть послабление, но слава богу, это все равно Промысл Божий. И вот те девочки, которые попадают в Школу народного искусства, мы очень много разговариваем, прежде всего воспитание происходит и на уроках, мы говорим: вы будете мамами, вы будете женами, и в профессии, если захотите, вы тоже будете успешны. Самое главное — вот возьмите все, что сейчас вам пригодится в жизни, если сейчас вы красиво уже вышиваете или что-то делаете, то потом из вас может получиться шикарный дизайнер. И мы привлекаем родителей, у нас вот тоже очень хорошее дело, как и многие школы стараются на профориентацию: мастер-классы от родителей. У нас вот Анна Толстая, потрясающий дизайнер петербургский, вот детская одежда на основе народных образов, приходит, с девочками они начинают шить, вышивать.

К. Лаврентьева:

— Развитие женственности, да?

А. Игнатьева:

— Конечно. И мы видим даже за два года, насколько поменялось отношение к форме школьной, девочки с Анной разрабатывали вот этот вензель, что нужно обязательно шеврон к фартукам пришить, у нас еще такая красивая очень школьная форма, которая похожа на историческую форму. Вообще это такое поле широкое для развития детей.

К. Лаврентьева:

— Дорогие друзья, в такие моменты нам всегда очень жаль, что у нас нет видеосъемки программы, потому что наши замечательные гости сегодня невероятно элегантно выглядят, в очень красивых платьях, это действительно уже так для глаза, привыкшего к урбанистическому стилю одежды, это удивительно и радостно одновременно, поэтому спасибо огромное за вашу вот эту эстетику, которую вы сегодня привнесли в нашу студию.

К. Мацан:

— Я думал, ты скажешь, что в такие моменты нам всегда обидно, что мы не можем учиться в этой школе.

К. Лаврентьева:

— Да-да-да, и что у нас нет таких платьев.

Ю. Загорская:

— Приезжайте, пожалуйста, в гости!

К. Лаврентьева:

— Мы в гости обязательно приедем. Ну вот, вы знаете, я когда вышла замуж и родила первого ребенка, я очень сильно страдала, реально страдала, что меня никто не обучал быть мамой и женой. Родители, понятно, они там что-то говорят, мама тебе что-то говорит, но это все потерянная культура. Вот, смотрите, ваша школа, она была основана в 1911 году, потом произошли всем известные события, на семьдесят лет страну вырубило в плане вообще какого-либо воспитания и гимназии классические, в принципе, были просто никак недопустимы в стране. И вот в 1992 году все возрождается, вы не единственные, слава богу, есть еще какие-то школы, их немного, но они есть. Все возрождается, какие-то классические гимназии возрождаются, люди стараются как-то привнести традиции дореволюционного образования, воспитания, культуры в нашу современную жизнь. Но вот вопрос: встает ли перед вами вот эта проблема совершенной неактуальности в наше время вообще разговоров о семье? Ну, то есть, когда девочки вообще не знают в принципе, а что делать замужем. Когда мальчики вообще не понимают, ну давайте честно скажем, они очень много могут понимать в IT, они много могут понимать в экономике, в компьютерах, в философии, если хотите, в чем угодно, в юриспруденции, но они не очень хорошо понимают, как жить в семье, как и девочки. И вот через это незнание элементарное начинаются какие-то очень большие трагедии, мне так кажется. Я не обвиняю в этом школу, это в принципе просто проблема нашего общества, что вот эта культура потребления, я сейчас, конечно, может быть, говорю очень банальные вещи, но так вот, чтобы мне было хорошо, давайте мы все так устроим, чтобы мне было хорошо. А ведь надо говорить иногда очень неудобные вещи, пока дети еще способны воспринимать. Мне тут недавно один мой коллега и близкий друг сказал очень важную вещь, он сказал: «Ты понимаешь, каждый человек, он изначально зациклен сам на себе и на своих собственных переживаниях. А его задача — умалиться до предела, чтобы в его жизнь вошел Христос, а вместе со Христом ближний, и без этого ничего не получится, без этого тебя заметёт в труху просто, и все, ты не сможешь, ты будешь все время обжигаться о свой собственный эгоизм, искать, чтобы тебе было хорошо, но без служения ближнему, и в какой-то момент твоей жизни ты понимаешь, что это выбор радикальный, но тебе придется начать в какой-то момент служить, иначе ты так и будешь запинаться о свое собственное тщеславие, это очень важно. Я понимаю, что, наверное, в нашем сегодняшнем разговоре это такая тема отдельная, это надо выносить для отдельной программы, обсуждать. Но вот я что хочу спросить: есть ли у вас хоть какие-то планы или уже, может быть, какие-то уже осуществленные идеи вот этого вот диалога с детьми по поводу их семейной жизни? Возможной семейной жизни, не всем же становиться женами и мужьями.

А. Игнатьева:

— Да, если сказать в нескольких словах, то наши мастера, учителя, которые занимаются ремеслом, вышивкой, у них идет потрясающий диалог с девчонками. Мастера, кто занимается с мальчиками, тоже они разговаривают о жизни, о семейной жизни. У нас многие учителя в школе, у которых по пять, по шесть детей, по семь, сами носители культуры именно традиционных семейных ценностей, это очень здорово. И для нас все равно даже сама царская семья, которую мы не только изучаем, мы читаем дневники с девочками, понимаете? И когда сама императрица тоже говорила: для чего мы пришли в мир? Чтобы научиться любить, все, а если ты научился любить, то самое высшее это правда умалиться, чтобы служить другому. Значит, надо полюбить таким, какой есть, не переделывать. И императрица говорила: «Чтобы подняться по великой лестнице любви, нужно самому стать той ступенькой, по которой будут подниматься другие». Вот даже такие образные фразы из ее дневника, они учат и нас, учителей, лучше становиться, более милосердными, тактичными, добрыми, понимающими детей и в подростковом возрасте, говорящими с ними, выходящими на диалог, и мы же это родителям тоже предлагаем, они в суете дней что-то забывают. Поэтому наше дело указать родителям: помогите ребенку — он кричит. В школе это видно. У него бунт, потому что он не высказался. Все, просто спасите, помогите, сходите к батюшке. И благо у нас тоже и службы проходят, утро начинается с утреннего правила, молитвы. У нас большой помянник, все учителя, все попечители, все дети, болящие, о всех молимся каждый день, каждое утро, о Патриархе, о президенте, дети чувствуют, что это все родные люди, обо всех душа болит.

К. Лаврентьева:

— В гостях у «Светлого вечера» Загорская Юлия Николаевна, директор Школы народного искусства императрицы Александры Федоровны, Игнатьева Анна Игоревна, заместитель директора по учебной и воспитательной работе Школы народного искусства императрицы Александры Федоровны. У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева.

К. Мацан:

— Анна Игоревна, какая-то мысль была у вас.

К. Лаврентьева:

— Да, у меня тоже к вам вопрос.

А. Игнатьева:

— Я хотела продолжить эту тему и раскрыть ее немножко с другой стороны. Мы в школе не только продолжаем традиции ремесленные, но и продолжаем традиции семьи, культуры народной именно, и в школе реализуется практически модель семьи, потому что для нас школа — это семья и дом. Уже Юлия Николаевна сказала, что работают педагоги, у них много детей, в школу ходят многодетные семьи, и получается, что действительно, школа — это одна большая семья, где старший помогает воспитывать младших, где происходит преемственность поколений. Когда у нас сейчас, на данный момент прошло тридцать лет, работали педагоги, и сейчас приходят их дети работать, и уже приходят учиться дети выпускников, и это бесконечный такой процесс, вот эта модель, она продолжается, реализуется, именно модель семьи. Модель семьи в плане, как семья — это малая церковь, вот так мы и живем.

К. Лаврентьева:

— А еще вы сказали, что у вас молебны каждое утро, меня всегда это напрягает, потому что я переживаю, что детям это может в какой-то момент поднадоесть.

А. Игнатьева:

— Не молебны, а утреннее правило, оно короткое, оно почти как Серафимово правило, но дети бегут, маленькие бегут, до 6-го, до 7-го класса, остальные идут, кто-то доходит, кто-то не доходит, но толкать в храм никого не будем. То есть у нас православная школа, но здесь не с толчками, в подростковом возрасте, мы знаем, есть отхождение, ребята отходят немножко, они личного Бога хотят, встретить, не эмоционально, они хотят прийти к Богу по-настоящему. Поэтому есть этот момент отхождения, поиска, ну как в притче о блудном сыне, мы помним, надо прийти самому, надо прийти, раскаяться, почувствовать, найти Живого Бога. Так и в школе происходит, нет, не напрягает.

Ю. Загорская:

— Но самое главное, что молитвы читают не взрослые, молитвы читают дети, то есть у классов есть дежурство, и дети самостоятельно распределяют части утреннего правила. И вот то, что они могут делать самостоятельно, быть взрослыми, то, что они ведут молитву, и это происходит не просто в классе, а происходит в храме, потому что у нас есть храм, и дети, конечно, всё-таки в большей степени идут с удовольствием, потому что они сами это делают, они сами творят молитву, они взрослые, поэтому это не становится скучным. Молитва проходит очень быстро для них.

А. Игнатьева:

— Все поют хором, получается хоровое пение живое. То есть молитва, все дети, которые приходят, я говорю, не 100 процентов деток, но большая часть детей стоит в храме утром, и у них день проходит светло, радостно, как-то он наполнен, насыщен, так благодатно, я бы сказала. Атмосфера маленькой школы, они раскрываются. Есть свои трудности, конечно, но...

К. Лаврентьева:

— Я у одного известного психолога несколько лет назад, очень известного, наверное, самого сейчас такого раскрученного психолога, горячо любимого женщинами мужчины, прочитала фразу: «Если ты задумываешься о том, в чём смысл жизни и для чего ты живёшь, значит, у тебя начался невроз». Я тогда с этим так внутренне согласилась, думаю: как хорошо, вот правда, жить не тужить, и в тот момент почему-то мне это очень зашло, хотя, казалось бы, в принципе это какая-то ерунда, но в тот момент мне понравилось. Думаю: благодаришь Бога за всё, живёшь сегодняшним днём, радуешься мелочам, ну как бы если с этой стороны посмотреть, то действительно хорошо, но ты не можешь радоваться мелочам, если ты глобально не понимаешь, зачем ты живёшь, тут вот где та самая загвоздка. И, наверное, иногда все мы спрашиваем себя, зачем я делаю то или иное в своей жизни? Наверное, это очень важно. Дети ваши, они задаются такими вопросами? Может быть, через ваше общение с родителями или с детьми какие-то вот такие темы всплывают: а вот зачем мне быть вот этим человеком? Зачем мне учиться вот такой профессии? А что я буду делать? А в чём тогда будет смысл моей жизни? Какая у меня будет цель? Вот какие-то такие темы поднимаются в ваших беседах или беседах детей с родителями?

А. Игнатьева:

— Поднимаются. Но, конечно, не всегда ребёнок может сформулировать, как взрослый, данный вопрос. Они действительно задают какие-то вопросы, которые наводят на осмысление: зачем мы вообще живём? Да, это такие точечные, можно сказать, бытовые вопросы, действительно, почему мне нужно делать это или не делать? Почему я могу выбрать эту профессию, а это не могу выбрать профессию? И такими маленькими шагами, такими небольшими вопросами они пытаются интуитивно понять, как им жить, что делать, какая цель. И, конечно, проводятся беседы, много бесед, отвечаем на вопросы. И беседы выходят на тему о душе, на духовные какие-то темы.

К. Лаврентьева:

— Анна Игоревна, а вы беседуете или кто-то ещё, батюшки, может быть, психологи?

А. Игнатьева:

— У нас, во-первых, есть такой же предмет, как и везде — урок «Разговор о важном», это потрясающая возможность, когда у нас появился этот час, это не классный час, и у нас формат был не просто, как вот от Министерства просвещения ролик отправили, а первый год мы вообще делали встречи с удивительными людьми. Вот тематика задана, и мы глубже, и широко, и в специфике школы, и мы можем так наполнить содержанием этот «урок о важном», где и происходят беседы с детьми, где и ставятся острые вопросы ими, и отвечают на них. У нас несколько раз приходили батюшки на «урок о важном», если какой-то большой праздник. К нам даже приезжают батюшки из других регионов, вот мы дружим очень с Вологодской областью, отец Алексей, мы в экспедицию туда ездили. И он приезжал буквально перед Рождеством, он говорил о смысле Рождества, а что это для него маленького было, в студенчестве или когда он учился в духовной семинарии, чем тогда для него было Рождество. А дети потом в записочках писали ему вопросы, то есть они стали открываться, в подростковом возрасте не так уж хочется прокричать этот вопрос, а даже вот анонимно. И вопросы у детей очень такие глубокие, они касаются всего, и духовных тем, и материальных.

К. Мацан:

— А что, например, спрашивали, что вам запомнилось?

А. Игнатьева:

— Спрашивали: «какие три важных события для вас были, самые важные, батюшка, самые яркие, которые вас вот так укрепили?» И батюшка рассказывал правда, про три важных события, первое в детстве, я его не помню, но смешное было. Второе — это как его рукополагали. И это венчание со своей супругой, это образ семьи для него. И для детей потрясение: просто приходит молодой, успешный очень батюшка-блогер, а говорит о серьёзных с ними вещах и на их уровне, но и приподнимая их. И попутно, когда про Рождество говорил, он рассказывал, и как он был в пустыне, и как он в Египет ездил, и как он не хотел эти пирамиды покупать, и тогда в магазине этот араб искал-искал-искал ему и нашёл евангельский образ на папирусе. Он сказал: «Я хочу папирус из Египта, я не хочу пирамиды твои». То есть какие-то внутренние, даже свои...

К. Лаврентьева:

— «Ищущий да обрящет».

А. Игнатьева:

— Да. И дети тоже, мне кажется, они воспитываются в этих беседах. Больше всего встреча — сретение, самое главное что у нас в жизни: любовь и встреча. Встречать надо людей, которые тебя наполняют, и ты с ними тоже чем-то можешь поделиться. Поэтому да, мы каждого с благодарностью в школе принимаем, мы понимаем, что этот человек детям нашим много чего даст, поделится своим опытом, а значит, много о чём расскажет.

Ю. Загорская:

— И часто дети таким образом получают ответ на свои вопросы.

К. Мацан:

— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. У нас сегодня в программе были гости из Санкт-Петербурга, где я, кстати, напомню, Радио ВЕРА вещает, поэтому всем жителям северной столицы мы прямо сейчас из эфира передаём привет и поклон. У нас сегодня в гостях была Юлия Загорская, директор Школы народного искусства императрицы Александры Фёдоровны, и Анна Игнатьева, заместитель директора этой Школы по учебно-воспитательной работе. Спасибо огромное за этот разговор. В студии была моя коллега Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. До новых встреч на волнах Радио ВЕРА, до свидания.

А. Игнатьева:

— До свидания.

Ю. Загорская:

— До свидания!

К. Лаврентьева:

— Всего хорошего!

Все выпуски программы Светлый вечер

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов

Другие программы

Актуальная тема