Поделиться
...Ледяным декабрём 1849 года, на знаменитом Семёновском плацу в Санкт-Петербурге — под барабанный грохот и лязганье ружейных затворов — готовилось ужасное действо. Приговорённые к смертной казни дворяне-«вольнодумцы», одетые в белые погребальные саваны и уже вошедшие в историю под именем «петрашевцев», лихорадочно прощались друг с другом. Отставной инженер-поручик Фёдор Достоевский и коллежский асессор Сергей Дуров тоже спешили обняться: они стояли рядом. В ту минуту они ещё не знали, что «сверху» пришло помилование, что скоро им вместе отправляться в сибирскую ссылку.
Окончивший благородный пансион при Петербургском университете Сергей Федорович Дуров — как и Фёдор Михайлович Достоевский — был литератором.
А ещё, по воспоминаниям того же Достоевского, вспыльчивый Дуров бывал — цитирую — «до смешного религиозен и незлобив».
Сидя под следствием, этот вольнодумец продолжал писать стихи: горькие, вызывающие, религиозные.
Когда пустынник Иоанн,
Окрепнув сердцем в жизни строгой,
Пришел крестить на Иордан
Во имя истинного Бога,
Народ толпой со всех сторон
Бежал, ища с пророком встречи,
И был глубоко поражен
Святою жизнию Предтечи.
Он тяжкий пояс надевал,
Во власяницу облекался,
Под изголовье камень клал,
Одной акридою питался...
И фарисеи, для того
Чтоб потушить восторг народный,
Твердили всюду про него
С усмешкой дерзкой и холодной:
«Не верьте! видано ль вовек
Чтоб кто-нибудь, как он, постился?
Нет, это лживый человек,
В нем бес лукавый поселился!»
Но вот Крестителю вослед
Явился к людям Сам Мессия,
Обетованный много лет
Через пророчества святые.
Сойдя с небес спасти людей,
К заветной цели шел Он прямо,
Во лжи корил учителей
И выгнал торжников из храма.
Он словом веру зажигал
В сердцах униженных и черствых,
Слепорожденных исцелял
И воскрешал из гроба мертвых;
Незримых язв духовный врач,
Он не был глух к мольбам злодея,
Услышан Им Марии плач
И вопль раскаянья Закхея...
И что ж? На площади опять
Учители и фарисеи
Пришли Израиля смущать
И зашипели, словно змеи:
«Бегите ложного Христа!
Пусть Он слова теряет праздно:
Его крамольные уста
Полны раздора и соблазна.
И как, взгляните, Он живет?
Мирским весь преданный заботам,
Он ест, Он бражничает, пьет
И исцеляет по субботам.
Он кинул камень в божество,
Закон отвергнул Моисеев,
И кто меж нас друзья Его,
Окроме блудниц и злодеев!
Сергей Дуров, «Когда пустынник Иоанн...», Петропавловская крепость, 1849-й год
В ссылке Сергей Фёдорович изрядно подорвал своё здоровье. Однако он ещё успел погостить в Марьинском имении пушкинского товарища-декабриста Ивана Пущина, пожил у добрых друзей в Одессе и Кишеневе, и тихо отошёл к Господу в родной ему Полтаве. На дворе стоял 1869-й год.
В отличие от Достоевского, убеждения Дурова до самой смерти были отмечены духом разночинского свободомыслия, — правда, не столь радикальным, как во времена петрашевцев, к которым они оба имели прямое отношение.
«Санкт-Петербургские ведомости» писали о Сергее Дурове: «...одним честным, добрым, прямым... человеком стало меньше». История поэзии его не забыла.
