«Семья, труд и вера». Светлый вечер с Джоном и Ниной Кописки (29.10.2018)

А. Леонтьева

— Добрый вечер! С Вами в студии Анна Леонтьева...

К. Мацан

— ...и Константин Мацан.

А. Леонтьева

— Когда-то в 90-е 42-летний Джон Кописки приехал в Россию в поисках новой жизни. Он нашел ее сразу, причем, в трех измерениях: жену, Россию и православную веру. Нина и Джон Кописки растят пятерых детей, держат молочную ферму и агротуристическое хозяйство, а также спорят, преодолевают трудности воспитания и, конечно, любят друг друга. У нас в гостях известные фермеры, владельцы молочного хозяйства «Рождество» и агротуристического комплекса «Богдарня» Джон и Нина Кописки. Добрый вечер!

Н. Кописки

— Добрый вечер!

Дж. Кописки

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Добрый вечер.

А. Леонтьева

— Скажите, пожалуйста... Я вот хотела бы начать, ну, поневоле, с самого начала. Потому что «известный российский фермер Джон Кописки» звучит уже здорово.

К. Мацан

— И очень интригующе.

А. Леонтьева

— Очень интригующе, да. Вот у меня вопрос к Джону: как все это начиналось? Как Вы приехали в Россию, познакомились с Ниной, пришли к православию? Ну, с чего хотите начинайте! (Смеется.)

Дж. Кописки

— Ну, так много... Первый раз я приехал в Россию — это был декабрь месяц 1991 года — в командировку на три дня. Первый раз я был в России, я слышал много. Может быть, у меня было это нормальный западный имидж: русский человек — шея(?) вот такой же, (нрзб.), пьяный и агрессивный. Три дня я был здесь, я был на одной встрече — на старой (нрзб.). Познакомились несколько людей, вернулись домой. И сказал одному из сотрудников: «Я устал, я хочу начинать новую жизнь, я хочу жить в России». Как объяснить это, я не могу объяснить. Можно сказать, это Бог хотел, это было... Я просто не знаю. Я скажу — это любовь. Я просто был... Мне было 42 года, у меня была нужность (необходимость) в том, чтобы построить новую жизнь. Я был в 80 странах мира, я жил в 12, я попробовал быть... Я родился как католик, потому что папа был поляк. Мама — она хотела найти Бога, но она не могла, и она (нрзб.), она была (нрзб.). Тогда, до 16, я был рядом с ней. Вот почему. Я просто был дома здесь. Поэтому первый тост, когда я приехал сюда, был: «Я дома». А это просто был очень удачный (нрзб.)... Как объяснить, я не знаю дальше... Второй раз познакомились с Ниной (нрзб.)... Потом несколько раз я был здесь в командировке. Когда я звонил ей один раз, я спросил: «Нина, может быть, сейчас нам пожениться?». А Нина сказала: «Надо подумать».

А. Леонтьева

— По телефону решили вопрос?

Дж. Кописки

— По телефону. «Надо подумать». Потом она была у старосты. Ну, он, я думаю, что дал такой совет — (нрзб.), что лучше, может быть, нет, потому что без русского языка, я иностранец...

А. Леонтьева

— То есть Нина спросила у батюшки?

Дж. Кописки

— Да.

А. Леонтьева

— Вы спросили у батюшки, и Вы уже были воцерковленным человеком, когда встретили Джона в 1991 году?

Н. Кописки

— Ну вот как раз в тот момент так совпало, что я только начала воцерковляться. Ну, а когда мы только начинаем воцерковляться, мы же стараемся все делать правильно. И именно — да, в тот момент обратилась к батюшке за советом.

К. Мацан

— Джон рассказывал в одном интервью красивейшую историю Вашего знакомства — как Джон сидел в баре и хотел предложить выпить какой-то девушке, случайно повернулся и стулом... или как-то на ногу наступил, задел вот Нину, и так они познакомились. Так потом, в общем-то, стали мужем и женой. Нина, а что, русских мало, поэтому нужно было как-то вот с иностранцем жизнь строить? Что Вы почувствовали, когда стало понятно, что Вы...

А. Леонтьева

— ...когда Джон наступил Вам на ногу? (Смеется.)

К. Мацан

— ...что, возможно, у Вас будет в этом смысле не очень обычная семья?

Дж. Кописки

— Это интересно и мне тоже.

(Смеются.)

А. Леонтьева

— Наконец-то выясним! (Смеется.)

Дж. Кописки

— (Смеется.) Наконец-то!

Н. Кописки

— Ну, вот с русскими как-то до 30 лет не сложилось. А вот с Джоном — вот... Ну, я не знаю. Он как взялся за это дело — и меня уже никуда не отпускал.

К. Мацан

— Вот Вы пошли к священнику. И вправду, значит, был какой-то момент сомнения — разница культур, язык? Что Вы здесь чувствовали?

Н. Кописки

— Ну, у меня в тот момент я уже все-таки понимала разницу культур. То есть никаких иллюзий... Уже в то время мы побывали за границей. Никаких иллюзий, там, юношеских, что можно уехать за границу, конечно, не было. И первый для меня вопрос был и условие, что я не поеду за границу жить. Я уже понимала, что я там просто не смогу жить. То есть тут вот как бы Джону пришлось сделать такой выбор...

К. Мацан

— А священник выдвинул условие креститься, перейти в православие?

Н. Кописки

— Да, Джон должен был перейти в православие, но сейчас уже, конечно, по прошествии всех тех лет, я понимаю, что если бы мы оба тогда не пришли к храму, это ну вообще было... вообще невозможно было бы никак, никак — склеить, сложить, чтобы из этого что-то получилось. Потому что нужно было очень много преодолеть. И вот оно просто так вот на тот момент совпало и сложилось. Не без труда.

К. Мацан

— Что помогли преодолеть храм и вера? Вот как это на практике работает? Мы же часто слышим, что «вера помогла нам в жизни», «вера помогает в решении вопросов». А как это на практике склеивается?

Н. Кописки

— Ну вот, Константин, как вот Вы сказали. Вот как раз это языковый барьер. Он до сих пор даже существует — что мы на русском-то языке не всегда можем друг другу объяснить, что мы чувствуем, что происходит. А тут вообще — и Джон, и я вообще плохо знаю язык, и Джон его совсем, русского, не знал. И взаимопонимание. И, плюс, у нас вообще борьба империй, я бы даже сказала...

А. Леонтьева

— В семье?

Н. Кописки

— ...в семье происходит, да. То есть мы очень политизированы, это все обсуждается. Потом, ну, у Джона была семья, я до 30 лет прожила одна. То есть мне вообще преодолеть себя и начать жить в семье с человеком, свою вот эту гордыню с мужем — ну, для меня это было сложно, очень тяжело. И если бы вот в тот момент не пришло понимание, что вот ты вышла замуж, ты идешь к Богу — вот надо, да, промолчать, перебороть, через себя переступить, через свою гордыню, через свою свободу — и идти дальше. Ну, и уж, тем более, в 30 лет прийти к тому, что надо... ну вот все евхаристии, которых нам Бог дал, вот чтобы это тоже... Ну, это отказаться от себя, от своей свободной жизни, комфорта и так далее, и так далее.

А. Леонтьева

— Скажите, пожалуйста, ну вот Вы познакомились — Вы чем-то занимались оба в этот момент, да? Вот что Вы делали? Как Вы строили семью? Как Вы начали рожать детей?

Н. Кописки

— Начали с того, что Джон принял решение, что он переезжает в Россию, и, в общем-то, очень быстро уже процессы пошли — появился Степа, первый сын. (Смеется.)

Дж. Кописки

— Нина — такая женщина, она очень интенсивная, у нее только два цвета — черный и белый. Если делать — делать правильно. Мы общались, это просто любовь. Потом я думаю, что мы не думали о семье — мы просто очень быстро... у нас было... венчались, потом у нас была свадьба в городе Муроме, и потом — нормально, жизнь приходит. У нас были дети. И это вопрос. А как объяснить веру? Это просто есть. А как объяснить? Это как объяснить любовь. Я люблю эту женщину. Для нас это нормальная жизнь, но, как Нина сказала, вообще другой характер. Я ее любимый англосакс. Она не любит англосаксов, они самая худшая порода в мире. Но мы нашли эту дорогу...

А. Леонтьева

— Нашли компромисс — один англосакс...

Дж. Кописки

— Жизнь — это дорога... Если Вы думаете... Это дорога. Мы живем, выходим на эту дорогу — чуть-чуть налево, чуть-чуть направо, до конца — цель. Это жить правильно, Закон Божий — для меня это просто нормально. Я очень простой человек. А может быть, для меня это не так сложно. Мне нужна эта дисциплина, мне нужна эта любовь. Я был католиком до 16 лет, я не мог найти этот страх Божий. Я боялся священников. Сейчас я просто нашел это. Сейчас без этого, как Нина сказала, я думаю, что без этой нашей веры сегодня мы не можем жить друг с другом. (Нрзб.) терпения и...

Н. Кописки

— Ну, я думаю, что еще очень помогло, что вот когда мы познакомились в 1992 году, у меня подруга — просто она... Ее муж родом из Мурома. И мы вот как раз попали в Муром, Когда только вернули монастырь, когда там руины. И в 1992 году мы попали на перенос мощей, как раз обрели мощи Петра и Февронии, познакомились с матушкой Тавифой. Ну, я с ней до того была знакома. И Джон — он во все эти годы был ктитором, когда там еще были дыры, люди жили в монастыре и так далее, еще далеко было очень до всероссийского праздника Петра и Февронии. И матушка была нашей духовной матерью — так сложилось. И вот эта связь с Муромом — она, конечно, очень поддержала. Потому что как-то вот здесь в Москве, в городе мы не могли себя найти — там, в смысле батюшек... Ну, свои тут были искушения. А вот именно там. А так и задержались — владыка Евлогий... Так вот мы и остались во Владимирской области, потому что все наши хозяйства и вся наша жизнь — она вот сейчас привязана к Владимирской области. Хотя с точки зрения, скажем, бизнеса и сельского хозяйства, это немножко даже абсурдно, потому что она не очень благоприятна. Конечно, надо было двигаться куда-то на юг, где черноземы, где... Ну, вот так сложилось. Мы, конечно, не жалеем об этом. Потому что мы рядом с митрополитом, рядом с матушкой Тавифой... Вот, к сожалению, она ушла не так давно от нас.

Дж. Кописки

— Можно сказать, мы начинали нашу (нрзб.) жизнь, потому что когда мы начинали, с первых (нрзб.), это покупают разрушенный русский колхоз. (Нрзб.) женский монастырь рядом с нами, там была другая игуменья — Феврония, матушка игуменья. Мы предлагали: матушка, Вам новые монастыри, Вам нужен скит. И был вот Наум(?), он сказал: «Внимание, это большой труд». Матушка слышала (нрзб.), она решила: нет, мы не слышали. У нас был это тяжелый крест после 15 лет. Ну, (нрзб.). Ну, это образ, в общем... Но это... Потом матушка решила — нет. Нина и я — мы решили: это очень хорошая жизнь, где мы можем поближе к земле, может быть другой вид на жизнь, помогать другому народу. Ну, смотрите, сегодня — это уже 20 лет попозже, ну, мы найдем другую жизнь, крестьянскую. И потенциально наши дети — тоже.

А. Леонтьева

— Потенциально — дети тоже?

Дж. Кописки

— Да, конечно, конечно.

К. Мацан

— Джон и Нина Кописки — руководители молочного хозяйства «Рождество» и агрокультурного туристического комплекса «Богдарня», сегодня с нами и с Вами в программе «Светлый вечер». Вот Вы заговорили про детей, про это обретение некоторого особенного смысла жизни на земле именно, именно в сельском хозяйстве. А как связаны вот эти две темы — жизнь в сельской местности, на хозяйстве, на земле — и воспитание детей? Какие особенности воспитания вытекают именно из того, что Вы живете не в городе, а там, где Вы живете?

Дж. Кописки

— Ну, можно сказать, это не был выбор — это просто наша должность, и у нас не было выбора. Потому что первой матушка игуменья Тавифа предлагала: «Джон, Вы должны жить там, это хорошая идея». Потом познакомились с матушкой Февронией, и потом просто процесс идет.

К. Мацан

— Да, ну вот Вы уже живете, и вот у Вас рождаются дети. И вот я как родитель думаю сразу — вот у меня дети рождаются, — куда они будут ходить, в какую школу, где они будут гулять, будут ли там кружки и секции, и так далее. А у Вас быт совершенно особенный, совершенно такой зацикленный, заточенный на жизни на ферме. Как это влияет на воспитание детей?

Н. Кописки

— Ну, он на ферме заточенный уже вот так конкретно последние пять лет. До этого мы жили в своем доме, но во Внуково. Поэтому у них кружки, музыкальная школа, 10 лет домашнего театра — вот Анина семья, даже у нас совместно был очень хороший проект по Пушкину. То есть весь мир, все святыни они проехали, сафари.

К. Мацан

— Все было.

Н. Кописки

— То есть у них все было — ну, мне сейчас даже уже кажется, даже слишком. Может быть, где-то палку перегнули. Просто я как советский человек упертый считаю, что образование, должна быть спортивная школа, музыкальная, математическая и так далее. А папа — ну, он у нас добрый, он детей жалеет, говорит: «Ну зачем вот их мучить? Детки должны отдыхать». Вот, а детки, конечно, понятно что выбирали.

А. Леонтьева

— Я вот даже здесь, в студии слышу отголоски Ваших семейных баталий, потому что Вы принадлежите к разным партиям. (Смеется.)

Н. Кописки

— Абсолютно. (Смеется.)

А. Леонтьева

— И даже вопрос образования детей, я думаю, вызывал у Вас тоже какие-то противоречия. Вот я знаю Нину и знаю, что Вы, Нина, очень сражались, как сейчас говорят, рубились за образование детей классическое — такое, чтобы была музыка, вот как Вы говорите, был спорт, чтобы поступили в высшие учебные заведения, стали академиками. Чем закончились эти баталии, на какой они стадии сейчас? Что кто делает? (Смеется.)

Дж. Кописки

— Ну, никогда до конца. Потому что мы разные народы. Там, знаете, это (нрзб.), это международ.

А. Леонтьева

— «Международ». (Смеется.)

Дж. Кописки

— У меня была очень бедная жизнь. Вот почему, как у отца, первый (нрзб.) — мои дети должны получить лучше, чем он у меня был. Я (нрзб.), какой же солдат(?) — надо работать, надо получить зарплату, потом мама должна руководить семьей. Не думаю, что это может быть правильно, потому что я должен быть главой семьи, а (нрзб.) — мама ничего не можем делать. Мы должны работать вместе. Конечно, мы не всегда соглашались друг с другом, но до конца... Там нет школы — как быть родителям? Там нету. Мы все разные. Может быть, старший сын — он может получить диплом, он юрист, (нрзб.). Но самое главное-то для меня, что наши дети получили от нас: это здоровье, это вера. Они знают, они были в храме. Сейчас 16-17-18 лет — там всегда проблемы, они чуть-чуть уходят с дороги, но у нас (нрзб.) надежда — они еще раз сами должны найти эту дорогу. А потом, это образование. А после этого что еще мы можем делать? Любовь — это сложно. Это очень сложно, потому что, конечно, у меня больше романтизма, чем у Нины. Нина очень строгая. Я был чуть-чуть слабый. Но мы нашли эту дорогу. До конца — у нас пять детей, и я думаю, что они все нормально... Но они получили свой фундамент — это вера и образование. Потом они сами должны улететь из дома и найти свою жизнь. А наша цель как родителей — это дать им этот фундамент. Я думаю, что наши дети — есть, вера есть. Это не может быть видно сейчас... Василий — ему 20 лет. Может быть, сейчас много искушений. Но я думаю, что до конца у него есть этот фундамент. И мы должны понимать это. У нас современный мир сейчас, а не так просто.

А. Леонтьева

— Я должна сказать, что мы начинали с семьей Кописки довольно давно и вместе, и у нас были (может быть, у нас с Ниной) какие-то представления о том, какими дети должны быть и какой они должны дорогой идти, какое образование получать. И я... И я думаю, что и Вы понимаете сейчас, что не все, как задумали, все получается у нас как у родителей. Вот что сейчас делают Ваши дети? Как они находят себя сейчас?

Н. Кописки

— Ну, старший — у него самая такая сложная история. Они все рвутся из рук строгой мамы на свободу. И тут уже с этим поделать ничего нельзя. Он набил своих шишек, жил самостоятельно, но выжил, работал. И сейчас вот в процессе — вернулся в семью. Вот сейчас смотрим, спрашиваем: Степа, ну покажи, чему ты научился. Ну, могу сказать, что, на самом деле, научился. То есть строительная специальность — пусть, там, без диплома, но она у него, на самом деле, есть на хорошем уровне. Вот сейчас смотрим, как он работает. То есть сам себя он уже прокормить сможет. Вася пока учится, у него был первый опыт тоже — уйти совсем из дома. Не справился, но признал, что не смог учиться и жить самостоятельно. Живет в семье, вот был первый опыт — вот отправляли его, помогли поехать на практику в пятизвездочный отель в Греции. То есть первый раз в жизни он самостоятельно два месяца без папы, без мамы работал. То есть если ты что-то сделаешь не так, тебе просто укажут на дверь. Ну, поэтому думаем, что как бы уже выбрал свою стезю, ему это нравится. Тимофей закончил школу, дальше воспитание идет на комплексе. Ну, там хороший генеральный директор, который вот... Ну да, немножко придется еще попестовать — ну, еще так он...

А. Леонтьева

— 19 лет... Еще придется точно.

Н. Кописки

— Поступил заочно в Тимирязевскую Академию. Ну тоже учиться заочно — сложно. Вот будем наблюдать. А девочки учатся. Поскольку папа с мамой на хозяйстве находятся 24 часа в сутки... То есть вот этот агротуризм — он, к сожалению, требует личного присутствия 24 часа, потому что это сервис и работа 70 человек, и оставить не на кого. Девочки учатся в школе в Ломоносовской, в интернате. Очень хорошее, ну, такое близкое к моему идеалу советское образование, очень строгое. Закончили музыкалку, сейчас младшая закончила вокал, старшая рисует в Академии у Андрияки. Ну, в общем, скачут на лошадях, занимаются у нас. То есть пытаются уже даже работать — ну, именно на комплексе, когда у них каникулы. Ну, встречаемся вот так в каникулы или выходные. Ну, неплохо.

Дж. Кописки

— Возможность (нрзб.) думать очень важная. У меня большая надежда, что наши дети понимают: верующий человек — он не дурак, мы должны заниматься бизнесом, и нам может понравиться не только классическая музыка, нам может понравиться даже современная музыка. Мы нормальный народ, у нас просто эта вера. Поэтому раньше, даже, может быть, не только в России, верующий человек или фермер — не дурак(?), а крестьянин, потому что это имидж. А наши дети должны понимать: я верующий человек, но я хороший бизнесмен тоже. А (нрзб.) поговорить со мной, они не должны думать: «Я дурак, потому что я верующий». Сейчас (нрзб.) точно, мое слово — это мое слово, но мы работаем, мы нормальный народ, мы должны (нрзб.) так не думать, что наши дети... Очень большая надежда у меня есть — до конца они понимают эту дорогу. Мы все должны платить за наши ошибки до конца, это самое главное. Мы отвечаем сами за это — за наши искушения и наши ошибки. Но, слава Богу, у них есть эта возможность решить все эти проблемы. Они молодые.

К. Мацан

— Джон, а вот в одном Вашем интервью есть такие слова — я цитирую: «Что такое богатство? Я богатый человек, но у меня теперь мало денег. У меня другое богатство. И пусть у меня будет миллион долларов, но зачем они мне, если я умру?» — сказали Вы в одном интервью.

Дж. Кописки

— Конечно. Конечно.

К. Мацан

— А как, ну, если угодно, научить такому отношению к жизни детей? И к деньгам?

Дж. Кописки

— Каждый день человек должен понимать, когда он встает, он должен благодарить: «Я живу. Что у меня есть? Проблемы есть?». У нас очень богатая жизнь. У меня семья, у меня здоровье, мне 69(?) лет. Это материализм. Конечно, я люблю, может быть, Версаче, а может быть, нет. Это другое дело, это ничего. Это богатство. Люди должны понимать — это наша жизнь, это семья. Ну Господь мне дал эту возможность в 60 лет... В 42 года я имел возможность построить новую жизнь. Сейчас 60 лет, 70 лет, а я только вперед. Я хочу жить два века, потому что интересный мир, надо жить, надо работать. Я очень простой человек. А деньги... Вы знаете, если умру — что могут деньги? Я думаю, что наши дети — наша цель, и должна идти их жизнь. Вы сказали — наши дети... Зачем я должен купить Вам машину? У меня машина... Вы хорошие дети. «Пап, могу». Конечно. Потому что подарить им большую квартиру на миллион долларов — у нас нет миллиона долларов. А он должен найти зарплату до конца и жить, и его семья. Вот это очень важное слово — «сам». «Я сам делаю это». Эта гордость должна быть у мужчины особенная. Потому что сегодня такой уже мир, Вы знаете... После перестройки я думаю, что мы (нрзб.) одно поколение хороших мужчин. Он должен быть главой семьи, он должен работать, он должен трудиться, но он должен сам. А что мы сделаем на (нрзб.) месте, мы сами? Когда мы начинали 26 лет назад, у нас не было (нрзб.). Мы работали. Мы верили: если в работе, все будет хорошо. И думаю, что наши дети тоже. Если у них проблема, дом всегда есть, они всегда могут вернуться домой, мы всегда будем там. Я знаю, если завтра мы будем банкротами, там Нинина мама — она всегда будет на пенсии кормить нас. Это богатство.

(Смеются.)

Дж. Кописки

— Это другой вид (взгляд?) на жизнь. Это...

Н. Кописки

— Ну, на самом деле... Вот Ваш вопрос — на самом деле, это сложно. Это не так просто, потому что дети, которые выросли в достатке, и мы как родители — да, вот образование, все... То есть у них настолько обеспечен был их быт, скажем, что им-то уже кажется, что это само собой и что так будет всегда. И когда вот они сейчас, особенно мальчики, подрастают, у них есть такой элемент обиды, потому что воспитываем же не только мы, воспитывает окружающий мир, воспитывает Интернет... Хотя наши дети выросли без телевизора, без компьютера, что тоже имеет оборотную сторону медали — они не очень любят, даже как пользователи, в компьютере работать. Но есть Интернет, и потребительское отношение и к родителям, и к жизни — оно присутствует. Нельзя говорить, что ну так вот прямо все хорошо и все замечательно. И сейчас вот, когда они уже вырастают, им очень трудно перестроиться, что они уже не дети, что мы уже как родители, как мы им объясняем, выполнили свою часть долга перед Богом, перед семьей, перед Родиной. Вот мы вырастили, что смогли — Вам дали. Теперь — дальше. То есть всегда надо найти баланс. Конечно, например, мальчики, если им дальше выходить в самостоятельную жизнь, они не смогут купить себе квартиру. Но, понятно, мальчики уже хотят жить как взрослые мужчины, хотя они еще так, в сознании мальчиков. Поэтому где-то надо будет помочь с жильем, там, ну, например. Какой-то старт им нужен все равно. Хотя у них есть обида — да, вот почему родители деньги потратили на коров, на лошадей...

К. Мацан

— ...а не на детей!

Н. Кописки

— ...когда можно было всем мальчикам купить по «Мерседесу», понимаете? Ну вот это же окружающий мир — он же им такую картину... И друзья, вот те же из школы... Вот в православной школе учились дети очень обеспеченных родителей. И нашим детям непонятно, а почему им столько не дают. То есть вот... Ну, наверное, будем ждать, когда они поймут сами. Вот сейчас Тимоша работает, у него зарплата — чистыми на руки он получает 18 тысяч рублей. Ну и то как хозяйский сын. Он пока еще ученик. Но он уже пытается как-то... Да, он рассчитывает, что «я уеду в Москву на эти деньги». То есть уже что-то начинает меняться.

А. Леонтьева

— У нас в гостях известные российские фермеры Джон и Нина Кописки, родители пятерых детей, владельцы молочного хозяйства «Рождество» и агрокультурно-туристического комплекса «Богдарня». Мы вернемся к Вам ровно через минуту.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Анна Леонтьева и я, Константин Мацан. У нас сегодня в гостях Джон и Нина Кописки, руководители молочного хозяйства «Рождество» и агрокультурно-туристического комплекса «Богдарня». И мы говорим о семье Джона и Нины Кописки, потому что, помимо всех этих регалий, они еще родители пятерых детей.

А. Леонтьева

— Нина, вот мы с Вами начали разговор о том, что не так-то просто в полной достатке воспитывать детей, которые все равно имеют какие-то свои представления о жизни. И Вы сказали, что они чувствовали какую-то обиду, что родители такие богатые, а не покупают им сверхъестественных машин и не вкладывают в них какие-то деньги для роскоши. А вот Вы — я знаю Вас как очень строгую мать. Как Вы ну как-то боролись с этим? Вы же два родителя-босса, да, по существу, два родителя-начальника? (Смеется.) Вы всегда были боссами, у Вас было очень много сотрудников, которых Вы... Вот как Вы показывали детям отношение к этим сотрудникам? Как вот Вы боролись с тем, чтобы они не стали маленькими боссами рядом с Вами?

Н. Кописки

— Ну, они все равно где-то становились маленькими боссами. Но сейчас взрослеют, уже мы начинаем их вовлекать и в проблемы, управления коллективом. Им, например, совершенно не понятно, они уже со своей точки зрения — а почему вот?.. «Вы глупые, — вот они нам говорят, — Вас кто-то обманывает». Ну, они слышат о наших проблемах, которые возникают. А я им объясняю, что я — советский человек, и что мы жили в другой стране и в другом мире, где каждый человек друг другу — друг, товарищ и брат. И что мы... И у папы такое же отношение. И мы не хотим менять свой взгляд на мир. Потому что если его поменять, тогда все рухнет, и тогда зачем это все там, да? — во Владимирской области Отечество спасать, скажем, на этой песчаной почве. Им уже это не понять, они другие. Ну, они, наверное, и должны быть другие — они выросли вообще в другом мире. Они живут в информационном этом мире, которого нам не понять. Ну, в общем, как-то пытаемся. Я думаю, что то, что заложено все-таки — они в храме, они в детстве причащались. Пусть они уже... Вот мое мнение — надо отпускать, пусть сами. И они все равно набьют своих шишек, своих ошибок. Потому что мы, наверное, ну слишком, да, давили. Просто с такими родителями, я думаю, им тоже непросто было жить. (Смеется.)

А. Леонтьева

— Нина, скажите — и Джон, и Нина, к Вам обоим вопрос, — вот как Вы молились с детьми, как Вы приводили их в Церковь? Не было ли такого, что перегибали палку местами, вот как мы, например, делали на заре нашего православия?

Н. Кописки

— Конечно, конечно, как все новоиспеченные верующие, только новоявленные, конечно, и перегибали, и слишком... Ну... Тут уже мы сами искали вот эту веру для себя, и, конечно, нам казалось, что в храме и все — как бы оно все само сложится. Но, с другой стороны, я думаю, что а вот неверующие родители — они вообще на что рассчитывают? То есть понятно, что искушения и проблемы никого не избегнут. Но у нас-то есть всегда надежда, что мы обращаемся к Богу, и Он, в конечном итоге, как-то это устроит так, как правильно. Все-таки надежда эта есть — что они выкарабкаются в этом жестоком мире, выплывут, останутся все-таки хорошими людьми. Что что-то вот это доброе, светлое мы им заложили, какой-то стержень. На что надеются неверующие родители, я себе не могу даже представить, потому что не защищены дети наши сейчас вообще никак. То есть если раньше, когда мы росли, в советское время, нас охраняло и государство — нашу нравственность, то есть мы вот прямо...

А. Леонтьева

— Только не нашу религию... (Смеется.)

Н. Кописки

— Да. Ну, кто хотел, тоже приходил к религии. Я к религии пришла и мой брат младший, священник, в советское время. То есть препятствий-то не было. Но не было сект и так далее, и так далее. То есть тут тоже еще вопрос большой.

Дж. Кописки

— И дети — они должны понимать: они приходят в храм не для родителей — для них. Это самое главное. Если они приходят в храм, потому что мама-папа хотят, а цели нету, до конца... Вот почему я рад видеть — Степе сейчас 24-25, он решил пожить без нас, и он ходил в храм. Это самое главное, по-моему. Это как фортепиано — можно (нрзб.) играть, играть, играть до 16 лет, (нрзб.) они не играют. Вот почему это главная цель — они сами должны понимать, что эта молитва — для них. Не для Бога, не для родителей — для них. Я думаю, что пока четыре... Знают это... (Нрзб.), пока ей 16 лет... Я думаю, что даже и у (нрзб.). А это самое главное. А не самое...

Н. Кописки

— Ну, все равно нужно маленьких водить, им показывать, объяснять.

Дж. Кописки

— Конечно.

Н. Кописки

— Ну, а уж как получилось...

К. Мацан

— Вы очень много говорите о вере, и мне это очень отрадно. И в Ваших словах слышно, что вера и вправду такая нить, на которую нанизывается вся жизнь — и семейная, и общественная. Но вот мы сказали об этом эпизоде, что когда Джон делал Нине предложение, условием, при котором бы духовник Нины, брат благословил, был переход Джона в православие. Но ведь этот переход мог бы остаться, теоретически, формальным. Но Вы, Джон, все-таки нашли в православной вере, как я предполагаю, что-то, что заставило Вас хотеть именно к этой вере принадлежать, сделать ее своей искренне, глубоко. Вы были католиком, хотя жили в Англии, где англиканство. Вот что Вы такого открыли для себя в православии, что полюбили его?

Дж. Кописки

— Я чувствую эту любовь. Я ничего не хочу сказать плохо против католических храмов.

К. Мацан

— Само собой. А не об этом речь.

Дж. Кописки

— Но я никогда даже не мог ходить на исповедь до 16 лет, потому что у меня там был страх вообще. А здесь я стоял на монастырских службах по 6-8 часов и плакал. Что я нашел это место — это для меня чудо, потому что это не было особенно, я не приехал в Россию и не думал: «Ой, я буду хороший такой же маньяк». Мы просто нашли эту дорогу. Это подарок. Господь подарил мне эту возможность. Я уже сказал — я не такой филантроп, как объяснить — любовь или комфорт. Мне нужно было это, мне нужно было это. Без этого кошмар будет.

К. Мацан

— (Смеется.)

Дж. Кописки

— Совсем.

А. Леонтьева

— Дорогие мужчины, а можно возвратить Вас в лоно семьи, как обычно женщинам свойственно приземлять беседу? У меня вот к Джону как к отцу вопрос: у Вас мальчики, которые вот сейчас выросли, прошли непростые пути и сейчас немножко обратно возвращаются в семью, даже не немножко, а прямо обретают заново семью. Вот какое различие в воспитании мальчиков и девочек? Мне кажется, Косте тоже будет интересно услышать — у него мальчик и девочка очень маленькие.

К. Мацан

— Да.

А. Леонтьева

— Вот девочки — они какие должны быть? Принцессы? Как их папа растит?

Дж. Кописки

— Ну, я думаю, что если правильно, все мальчики хотят быть как папа, а все девочки хотят мужа, как папа. Если правильно... Если папа правильно... (Смеется.)

А. Леонтьева

— (Смеется.)

Дж. Кописки

— А что будет после этого, мы не знаем. Я — пожилой человек, я очень рад — мне 69, поэтому я скажу Вам: жить сегодня, как молодому, мне сложно. Потому что я уже динозавр, я не понимаю... А я, если родители живые, сейчас живут, сейчас (нрзб.) большой поклон (нрзб.) родителям. Простите меня. Потому что, как я сейчас думаю, как мне было когда 16 лет, это ужас. Я делаю, как я могу. Много раз я даже не думаю об этом, потому что это я. Надо работать, надо жить правильно и просто попробовать быть (нрзб.). Конечно, много разных споров (нрзб.). Мама сказала — она плохая, папа добрый. А может быть, это как должно быть, Вы знаете?

А. Леонтьева

— (Смеется.)

Дж. Кописки

— До конца смотрите, как наши дети будут. Еще раз, старший сын — можно сказать, мы уволились ему от семьи(?), а он до конца нашел эту дорогу обратно. Про любовь — это очень сложно. Любовь не должна быть (нрзб.). Это вот почему страх Божий. Пока (нрзб.), я думаю, что (нрзб.) боится. А сейчас русский «страх Божий» — это Божья любовь, это другое. Это как если мы можем найти это общение с детьми, я думаю, что все буедт хорошо. Но сложно. Любовь — это очень сложно. И любить детей — это сложно. А мне это сложно. Я думаю, что вот Вы сказали раньше — Нина очень строгая. Может быть, это как мама должна быть...

К. Мацан

— Очень интересно Вы говорите про любовь и страх Божий. По сути, об одном и том же... Для кого-то — парадоксальное сопоставление. Но православное сознание как-то предполагает, что это страх Божий — не парализующий, а страх огорчить любящего Отца. Такой, скорее, страх Божий.

Дж. Кописки

— Угу. Конечно.

К. Мацан

— А можно ли это как-то... Как это передать детям? Вот как сформировать в детях такое отношение к себе как к папе, если это в принципе возможно? Чтобы они боялись огорчить тебя как папу, как любящего отца?

Дж. Кописки

— Как мужчина, конечно, я всегда... Есть это желание или мечтаю — дети, у них будет такая же гордость за меня, а я могу тоже получить гордость за них. Что будет, я не знаю. Потому что лучше спросить наших детей. Это всегда сложно. Я думаю, что особенно, может быть, где три сына... Я нормальный человек. Ну, я иностранец, который получил гражданство в России, новую жизнь в России. Вот почему много... Русский народ — это интересно. Потому что даже и сегодня, это сколько лет после перестройки, русский народ — есть эта уважаемость для иностранцев. А для наших трех детей жить под этим имиджем... Может быть, для сына это трудно. А я, как я сижу с ними, не надо быть, как я. У Вас — Ваше корыто. Я могу объяснить каждому. Но самое главное — если Вы хотите (нрзб.) быть честным — работать и верить. И потом — что будет, что будет? Жизнь богата. Это важно. Если мы сало, соль, хлеб — ты богатый человек, это одинаково. Что они хотят? Еда — это богатство, это жизнь, это благодарность. Я (нрзб.). Так просто...

К. Мацан

— Нина, а Вас можно спросить про разницу мальчиков и девочек в воспитании?

Дж. Кописки

— Вот там филантропия будет сейчас. (Смеется.)

Н. Кописки

— Мне кажется, что вот нам повезло, что все-таки позволило не впасть в уныние, не сломаться. Потому что серьезные такие были очень с детьми моменты. И когда ты уже не контролируешь ситуацию... То, что их было пять. Потому что я когда представляю себе, что если бы это был один, то это да, это получается, что полный вообще какой-то жизненный крах вот у тебя.

К. Мацан

— Полное фиаско педагогическое.

Н. Кописки

— Полное вообще фиаско. А когда это дети, значит, и жизнь — это уже, собственно, все... Все остальные твои успехи — они, ну, по крайней мере, для женщины, не играют никакой роли. А когда пять — ну, если так вот выразиться грубо, — начинаешь делить все на шестнадцать. У тебя уже физических и моральных сил-то на каждого меньше, и ты... Кто-то хуже, кто-то лучше, кто-то вот так себя проявил... Вот этот, там, тебя в какой-то момент обидел, а тут вот девочка подошла, она тебя как-то пожалела. Вот они, понимаете, настолько все разные... И ты уже можешь тогда с холодной головой спокойно эту ситуацию... Да, и сказать, когда... Я говорю — я буду рада, если мои дети пойдут служить в армию. Для каких-то мамашек уже нового поколения в школах, где мы учимся, это для них шок. Они говорят: «Как Вы можете вообще такое говорить?». Я говорю: «А у меня дети с детства в военно-патриотических лагерях — «упал — отжался». То есть для них в армию пойти — они даже говорят: «А что мы там будем делать?». Они даже не очень понимают. Я говорю: «Ну, девушки, женщины — а кто же нас будет защищать, если мы вот сейчас каждого мальчика спрячем себе под юбку, «потому что он мой»? Понимаете? А когда уже три — во-первых, у них идет все-таки воспитание внутри семьи. Конечно, старшие — ну... «дедовщина» — воспитывают младших. Но они уже умеют подчиняться. Потому что они знают, что если старший брат сказал — надо подчиниться, а если младший — им можно покомандовать. И это происходит уже совершенно без нашего влияния, это складывается так вот, эта иерархия. Но как-то они потом, в какой-то момент начинают друг друга, вот когда они попадают не во враждебную среду, а куда-то уже из семьи, у них проявляется вот эта солидарность в какой-то момент. Ну, наверное, это и есть результат. А вот в отношении, как вот Вы спрашиваете, уважения, там, родителей — ну, наверное, они должны к этому прийти. Ну нет этого пока. Пока обиды вот эти подростковые, то, сё. С девочками проще, потому что мне как женщине... Я понимаю их мотивы. Мальчики — я понимаю, что они растут... Мне вот моя мама говорит: «Ты вот видишь, что он в луже?» (ну, когда маленький еще). Я говорю: «Ну это же нормально, что он залез в лужу, в грязь». Просто это женщинам очень трудно понять и осознать, и это принять — что они другие, они вот мужчины, они должны вот так себя вести.

А. Леонтьева

— Я Вас слушаю и думаю: вот, Джон и Нина, Вы производите впечатление людей, которые прожили бесчисленное количество лет вместе и очень сохранили какое-то очень яркое чувство друг к другу. Вот как Вы находите время друг для друга, дорогие?

Дж. Кописки

— Мы понимаем друг друга. Потому что как мы спорим — я...

А. Леонтьева

— Время спорить! (Смеется.)

Дж. Кописки

— Я спорю на английском, Нина на русском, мы не понимаем, что мы скажем друг другу, но через минуту все нормально. Это нормально...

К. Мацан

— Как мудро!

Дж. Кописки

— А?

К. Мацан

— Как мудро!

А. Леонтьева

— Как хорошо иметь разницу в языках!

Дж. Кописки

— Как мудро — вот, да. Это вот так. Меня ангелы(?)... У нас много проблем и много ошибок, и это не было так просто для наших детей тоже. Но до конца дорога у нас была. Вот, они понимают нашу цель. Это очень важно. Как я сказал, у нас много ошибок. Даже и сегодня, как два человека... Можете Вы жить друг с другом всегда? Это неправильно, это не может быть... нет возможности... Это просто, как сейчас пара... Поэтому я первое слово, как с Ниной мы познакомились... Когда мы венчались, я не знаю, кто объяснил мне, он сказал: «Сейчас у Вас одна душа и дух. Вы должны жить — сердце и легкие вместе». Это сейчас мы работаем. А как объяснить это еще развито(?), еще любовь? Тоже это ум. Мы решили построить жизнь друг с другом. Это страх Божий — мы знаем, развод мы не можем. Мы не можем, не хотим. А если... Это важно, человек должен понимать это. Это жизнь, Закон Божий. Даже иногда и не спорим, в силу нашей веры. Но когда человек спросит: «А зачем (нрзб.)? (Нрзб.) нету». А Закон Божий — это плохой закон жизни... Если весь народ просто решит эти 10 законов, у нас будет лучше жизнь. Не надо спорить о вере. Нам нужен этот Закон. А наш мир сегодня — я думаю, что это законы более важные, чем раньше. Поэтому сейчас, может быть, это, люди против нормального мира. Они хотят развозить(?) этот закон. Или, как Вы хотите, у них (нрзб.) самое худшее слово — это «свобода». Дети не должны быть свободными, я согласен. Там должен быть закон, там домашний закон. Может быть, у нас дети были сложнее, чем у других. Вот мы решили как родители: это наши риски, это наша воля, это мы должны. А потом, когда они ушли из дома, у них есть жизнь. Мы просто, наша (нрзб.) все простроить этот фундамент. Это сложно. Мы много раз поплакали, конечно. Дорога не такая простая.

К. Мацан

— Джон и Нина Кописки, руководители молочного хозяйства «Рождество» и агрокультурно-туристического комплекса «Богдарня», сегодня с нами в программе «Светлый вечер».

А. Леонтьева

— Нина, а я все-таки повторю этот вопрос для Вас. Мы снова перешли к воспитанию детей. (Смеется.) Я знаю, что это очень такая тема центральная. Но как вот Вы с Джоном радуете друг друга, как Вы друг для друга находите что-то?

Н. Кописки

— Э-э...

А. Леонтьева

— Ну, кроме того, что Вы бесконечно дискутируете о православии? Джон закрыл уши... (Смеется.)

Н. Кописки

— Я просто считаю... Но я проектный человек. Я просто считаю, что надо вот сейчас уже... Ну, возраст пенсионный у меня и у Джона. Что надо, ну... И, вроде бы, нужно уже как бы успокоиться и ничего не делать. А надо делать еще. Ну вот такой у меня, наверное, характер. Проект вот сельхозный — он очень тяжелый бизнес, но мы к этому сделали агротуризм, что еще сложнее, потому что это сервис, это продукты питания. Но это все очень интересно. Это все новое. То есть мы все — гостиницы, ресторан, конюшню, сыроварню, мясной цех — мы все это начали делать «с нуля». А это значит, тебе все равно, так или иначе, нужно учиться. Конечно, это очень сложно — работать вместе с мужем, понятно, да? Но, с другой стороны, это не дает тебе времени зацикливаться на тех же проблемах детей, которые, естественно, там параллельно идут всей основной жизни. То есть все время чем-то вместе интересным, новым заниматься. Есть вот у нас вот этот кусок земли — вот сделали. Да, тяжело, иногда лежишь и думаешь: зачем это все надо, когда уже можно было просто лежать на печке? А с другой стороны, ты думаешь: а лежа на печке, а что делать? Тогда начнутся и взаимные претензии, и болезни какие-нибудь, еще что-то. А тут вот все, несмотря на возраст... Есть проблемы — вот, в тренажерный зал пошли, там же, у себя позанимались — и дальше.

А. Леонтьева

— То есть, в переводе с русского на русский, Нина ответила так: что романтика семейных отношений Нины и Джона Кописки в том, что они постоянно что-то делают вместе. (Смеется.)

Н. Кописки

— Да.

К. Мацан

— А вот Джон такую фразу употребил, говоря, что Вы так считаете, Нина, что дети не должны быть свободными. Очень интересная и для многих, думаю, наших слушателей провокационная мысль. Потому что, с одной стороны, вот есть крайность, когда дети делают что хотят вообще и родителями манипулируют, а другая крайность — когда ребенок полностью подчинен какому-то правилу, какой-то родительской воле, и в нем вовсе не воспитывается ответственность. Вот как эту грань найти, золотую середину? Или Вы не согласны, что нужно ее искать в таком контексте?

Н. Кописки

— Ну, Вы знаете, когда у Вас пять детей, вот если честно, то уже с каждой балалайкой в отдельности не получается разбираться. И поэтому у них и степень свободы, и что-то там сделать есть. Но канву задают родители до определенного возраста, до определенного момента. Вот у меня в какой-то момент я поняла, что дальше я уже не могу эту ситуацию перебороть. Значит, я как православный человек, я говорю: я тогда эту ситуацию отпускаю, потому что она уже становится разрушительна для меня лично — ну вот, например, с мальчиками, да? И — да, я вижу, как не получается то образование, о котором ты мечтала, что вот кто-то не стал учиться, кто-то пошел заочно, но это же уже их жизнь. Они уже вот повзрослели, вот это их выбор. Я его... Я его уважаю. Хотя мне это трудно. Я бы и до конца бы вот так бы вела. Но, с другой стороны, любое воспитание, так же, как музыка, так же, как любое образование, это все равно определенное насилие. Понимаете, ну невозможно...

К. Мацан

— Ну дисциплина какая-то.

Н. Кописки

— Ну давайте 10-летнему ребенку скажем: «Что ты хочешь делать?». Вот они в какой-то момент у меня стали, вот мальчики... «Что Вы хотите делать?» Они хотят развлекаться, ходить в кино и вообще ничего не делать — балдеть. А когда уже подросли — уже и выпить. Вот то, что они хотят. И скажите, какая может быть свобода? Вот сейчас у нас младшая дочка — ей 13 лет, это подросток, который уже мне тоже свое мнение высказывает, все. Я ей говорю: «Марфа, вот до определенного времени будет вот так. А подрастешь уже, встанешь на ножки — и будешь сама отвечать за свою жизнь». Вот у меня 18 лет(?). Так что... А как вот? Мы же отвечаем. (Нрзб.) я считаю, что с 18 — вот довели, и дальше уже вот — что получилось.

А. Леонтьева

— Но, мне кажется, знаете, вот из всей нашей беседы сегодня, из того, что Вы рассказываете, у меня такое ощущение, что в какой-то момент не Ваши слова начинают... Просто Вы — великие труженики, простите, я вот прямо так по-советски тоже выражусь... Ваши дети видят Вас каждый день в труде. То есть Вы заработали, извините, достаточно много денег, как Вы говорите, чтобы лежать на печке, но Вы не покладая рук что-то делаете. Я знаю, что очень много сил тратите на все свои дела. И именно Ваш вот этот образ как родителей (мне кажется, вот у меня такое ощущение от беседы), что именно он подтягивает детей, которые вырвались на свободу... Подтягивает детей Ваших обратно в семью. Понимаете, не слова, которые Вы говорите, а образ, который Вы создали и создаете, имеете.

Дж. Кописки

— Ну, наши дети — я думаю, что они понимают: мы вообще разный народ. Даже наш взгляд на жизнь. Нина — занимается... Ну, много раз, когда мы спорим и не разговариваем друг с другом. Нина всегда: «Ой, это было раньше, это было лучше, до этого, до этого». Я понимаю — это история, это важно, но я всегда говорю: а что мы можем сделать завтра? Это история, это важно, а наши дети должны решать проблемы сегодня. А дети видят это, они слышат этот разговор. Они сами должны найти, что делать. Я тоже, когда этот вопрос о дисциплине детей или свободе... У наших детей есть проблемы, потому что у них верующие родители, а в классе, может быть, 90 процентов — это коллеги(?) неверующие. Но они должны найти этот баланс тоже. Они то хотят быть современнее, они тоже были верующие, и мы должны... родители понимают это тоже. Почему мы как родители должны помогать им тоже на этой дороге. Это не так просто. Век назад было не так сложно — все были... А сегодня это другой мир. А для них мы должны понимать как родители. Это сложно. Вот почему у нас баланс. Но они тоже играют. Они знают: если так спросишь — папа, если так — мама. Между нами мы тоже (нрзб.) этот контроль. Вот этот процесс нормальный, по-моему. (Нрзб.) еще раз — сложно. Мне всегда правильно наше разрешение(?). Но дай Бог до конца — это дети, если это фундамент — до конца... Еще 10 лет... Они должны сказать: «А у меня (нрзб.) ошибка, мои дети ее не будут повторять». А кто будет? Мы не знаем. Он просто должен верить, что то, что мы делаем сегодня, это правильно. Может быть, неправильно — все разные...

Н. Кописки

— Сейчас очень интересно: моя мама — ей 83 года, и она за все время первый раз... Она знает, что мы где-то там — в Крутово, на ферме... И она первый раз за все это время приехала и увидела, что мы построили. Вот я говорю, мне надо было ждать 56 лет, когда моя мама посмотрела — ну, агротуризм, она молочную ферму не видела. И она мне сказала: «Я тебе все вот прощаю». Ей казалось, что я оставляю детей куда-то, куда-то уезжаю. Она говорит: «Ты тут такое построила, Вы с Джоном такое сделали...» Вот я говорю — надо было ждать 56 лет похвалы от мамы. (Смеется.)

А. Леонтьева

— Мама все простила. (Смеется.)

Н. Кописки

— Да.

Дж. Кописки

— Ну потому что это очень важно. Дети должны слышать родителей, у них есть эта гордость за детей. Дети должны (нрзб.), это очень важно. Гордость — это грех. (Нрзб.) родители (нрзб.) дети, я думаю, что очень важно. Поэтому я никогда не (нрзб.) родителей, сказавших мне: «Джон, мы очень горды тем, что ты сделал». Мне 69 лет, а мне сегодня... у меня эти эмоции.

А. Леонтьева

— Это еще Вам важно.

Дж. Кописки

— Да, это очень важно для современных родителей, особенно сегодня. Вот так.

А. Леонтьева

— Мне кажется, сегодня получился такой разговор об очень непростом пути — непростом пути бизнеса в России, непростом пути построения семьи, воспитания детей, воспитания детей в семье известных бизнесменов. И Вам очень большое спасибо, Нина и Джон, за то, что Вы очень откровенно и искренне говорили об этом. И, мне кажется, мы многое вынесли из этого разговора.

К. Мацан

— Меня эта беседа очень обогатила. И спасибо Вам огромное за то, что она была такой не парадной и не казенной. Когда мы слышим от людей, что у них есть проблемы и ошибки, поскольку у нас у всех есть проблемы и ошибки, мы чувствуем настоящее утешение — «не мы одни такие, и все идем тем же самым путем, и, дай Бог, с Божьей помощью справимся». Спасибо огромное!

А. Леонтьева

— Спасибо!

Н. Кописки

— Спасибо!

Дж. Кописки

— Спаси Господи, спасибо за все!

Н. Кописки

— Господь не обещал, что будет легко.

К. Мацан

— Напомню: Джон и Нина Кописки, руководители молочного хозяйства «Рождество» и агрокультурно-туристического комплекса «Богдарня», сегодня были с нами и с Вами в программе «Светлый вечер». В студии была моя коллега Анна Леонтьева...

А. Леонтьева

— ...и Константин Мацан.

К. Мацан

— До свидания!