«Рок музыка как спутник людей на пути к вере: памяти музыканта Андрея Сапунова». Протоиерей Игорь Пчелинцев, Андрей Феофанов, священник Дмитрий Николаев

Темой этой программы стали воспоминания священников и мирян о личности и о творчестве музыканта Андрея Сапунова, многолетнего участника группы «Воскресенье», который скончался 13 декабря. Разговор шел о том, чем его песни созвучны христианскому миросозерцанию, и как русский рок оказался попутчиком многих людей на их дороге к воцерковлению.

На вопросы Константина Мацана отвечали:

— ключарь подворья Праведной Тавифы в городе Яффо протоиерей Игорь Пчелинцев;

— композитор Андрей Феофанов;

— клирик московского храма святителя Митрофана Воронежского, лидер группы «Летучий корабль» священник Дмитрий Николаев.

Ведущий: Константин Мацан

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. Наша сегодняшняя программа будет не совсем похожа на обычные «Светлые вечера», и не только тем, что вместо одного часового интервью в студии мы записали несколько бесед с разными людьми. Дело ещё в том, что в нашей сегодняшней программе будет много музыки. Мы вспомним сегодня музыканта, композитора Андрея Сапунова, одного из бессменных участников легендарной группы «Воскресение». Он ушёл от нас совсем недавно — 13 декабря. И, как уже успели отметить многие, ушёл в день, когда в церковном календаре празднуют память его Небесного покровителя — апостола Андрея Первозванного. Русский рок — важнейшая часть российской культуры последних десятилетий, феномен не только музыкальный, но и социальный, духовный — об этом говорят наши сегодняшние собеседники. Группа «Воскресение» — одно из ярчайших явлений в русском роке. Чем эти песни, в частности песни авторства Андрея Сапунова или просто в его исполнении, созвучны христианскому миросозерцанию? Как русский рок в недавнем прошлом оказался попутчиком многих людей на их дороге к воцерковлению? Мы сегодня поразмышляем об этом, и смею надеяться, что это будет данью памяти и выражением христианской благодарности Андрею Сапунову.

(Звучит песня группы «Воскресение».)

К. Мацан

— Прозвучала песня «Я ни разу за морем не был» группы «Воскресение», вокал Андрея Сапунова. Вспомню такую личную историю: в 2005 году мы с однокурсниками были в поездке по местам преподобного Серафима Саровского. Это нельзя было назвать паломничеством, скорее просто экскурсией, знакомством. Я тогда был ещё совсем не церковным человеком, например к тому моменту я ни разу в жизни не общался лично со священником. И вот мы познакомились с протоиереем Игорем Пчелинцевым, служившим в то время в Нижегородской епархии, он нашу группу сопровождал. Вечером мы чаёвничали в гостинице, у нас с собой была гитара. Отец Игорь ненавязчиво присоединился к нашей компании, так же ненавязчиво, почти незаметно, взял гитару и начал петь. Это была песня «Случилось что-то в городе моём» группы «Воскресение», одна из моих любимейших. Это, что называется, не могло меня не подкупить и что-то треснуло в тот момент в моём стереотипе о священниках, как о замкнутых, немного  чужих людях с другой планеты. И вот этот человек в подряснике, а вслед за ним и вся Церковь, тогда ещё тоже совсем чужая и незнакомая, стали как будто ближе, вдруг стало понятно, что православные верующие в лице этого священника — это такие же, что называется, нормальные люди, как и я. И возникла смутная догадка, которую сейчас я могу сформулировать, а тогда было просто ощущение, что православие — это не то, что отгораживает тебя стеной от всего, что тебе дорого и приятно, православие несёт с собой свои смыслы и стремится освятить этими смыслами всё, что поддается освящению. Православие стремится бросить луч своего света и преобразить им то вокруг, что не сопротивляется преображению, что не пошло и не греховно. И та встреча и с песней и с её исполнителем стала очень важной лично для меня на моём пути к вере и в вере. О группе «Воскресение», об этих песнях мы поговорили с отцом Игорем Пчелинцевым. Сейчас отец Игорь служит в Израиле, на Святой Земле, он ключарь собора святой праведной Тавифы в Яффо в Тель-Авиве.

Прот. Игорь Пчелинцев

— Поскольку я рос в основном в глубинке такой, на севере Мурманской области, в самый активный молодёжный возраст, то есть старшая школа и время института, у нас очень ограничены были способы доставать новую музыку или слушать. Мы были далеко от центра, и до нас доходили только слухи: вот есть «Воскресение», есть «Машина времени», есть «Аквариум» и что-то такое. И, конечно, мы были потребителями таких очень слабых, плохих записей, иногда просто приходилось прям прислушиваться к затёртым плёнкам на магнитофоне, но это был какой-то своего рода прорыв по ощущениям. Потому что первый такой музыкально-эстетический прорыв был, наверное, «Битлз» и пластиночки «Роллинг Стоунз» такие маленькие. Там были, видимо, отобранные советской цензурой такие очень мелодичные вещи и хорошие, они легли сразу на сердце. И вот в 80-е годы — это как раз мои выпускные классы и институт — открылись вот эти в основном... я среди всего прочего выделю «Машину времени», «Воскресение» и Бориса Гребенщикова — вот то, что мы стали слушать в институте активно, по мере поступления записей. Или, может быть, кто-то помнит: была такая пластинка «Тбилиси-80», по-моему, называлась — это записи с первого рок-фестиваля в Советском Союзе. Там было всё сумбурно, конечно, но там были композиции, которые уже заставили искать этих исполнителей. И для меня первым таким прорывом было, например: мы поехали в десятом классе всем классом в Эстонию на экскурсию. Там мы встретили московских ребят — мы жили в одной гостинице для туристов. И они несколько вечеров подряд играли вот эти московские песни московского советского рока. И для нас это было просто открытие, потому что ни такого текста, ни такой мелодики в Союзе мы ещё не слышали. Но мы были тёмные дети, я был тёмный ребёнок такой из далекой северной глуши. И, конечно, после этого интерес стал пробуждаться, что есть не только «Машина времени», а есть ещё во многом такой родственный коллектив, как «Воскресение» и разные авторы, которые работали с «Воскресением». И мне, например, «Воскресение» показалось более глубоким, и в музыке более грамотным, и в тексте. Например, «Машина времени» — это такая, может быть, социальная, мне так казалось, что она больше такая антисоветская немножечко, хотя там напрямую ничего антисоветского не было. Но «Воскресение» уже вглубь сердца заходило с его текстами, особенно такие песни, как «Ночная птица», «Случилось что-то в городе моём», «Я привык бродить один» и тому подобные, там ведь несколько альбомов всего. С трудом доставались эти записи, потому что их практически не было, если попадались, то очень глухие такие, конечно. Но это всё слушалось «двойным ухом», я бы так сказал.
У меня не было христианского воспитания, я не знал Евангелия, Библии, только что-то отрывочно так от бабушки и в виде того, чему нас учили по истории, с исторической точки зрения — я исторический факультет закончил. А здесь были первые прорывы к такому осмыслению или показу жизни с другой стороны, с других граней взаимоотношений людей, взаимоотношений с миром. Сейчас я бы, может быть, тоже сказал, что это были христианские тексты, христианские песни, напрямую не говорящие о Христе. И мне кажется, это самое замечательное, это самое крутое, что может быть вообще в искусстве, особенно в вербальном искусстве, когда человек, будучи христианином, который старается жить по Евангелию, в своём творчестве, в самых разных формах: писатель, поэт, музыкант, композитор, фотограф, художник — именно преломляет в своём творчестве Евангелие, напрямую не говоря о Христе, но показывая эти принципы жизни Нового Завета, нового договора Бога с человеком. Прежде всего, что Бог есть любовь и прощение, и всё то, что мы сейчас так просто знаем о Евангелии. Тогда это доставалось не то чтобы с кровью, но вот так... потому что чуть-чуть позже, когда мы уже больше стали знакомиться с тусовкой, скажем так, я понял, что там были люди, которые читали больше, чем мы. У нас и в чтении были довольно ограниченные возможности. Например, в областной библиотеке был приказ Библию студентам не выдавать. Преподаватели могли пользоваться, студенты — нет. И вот когда познакомились с какими-то музыкантами или с людьми, которые знали этих наших любимых музыкантов из второй руки, оказалось, что там ходили между людей другие тексты. Там была и Библия, был и Новый Завет, были  и какие-то тогда модные разные полуоккультные и оккультные произведения различные, и восточные, и не знаю, какие. Этот мир стал чуть-чуть приоткрываться, то есть на чём же базировалось творчество этих людей, как оно преломлялось. Мне кажется, сейчас-то примерно понятно, кто что читал и кто на чём рос, тот так и выдавал этот текст, эту свою музыку, песни. Вот Борис Борисович вот так, Никольский и Сапунов вот так, Макаревич вот так. То есть видна разница базиса этих людей. Но это всё равно было открытие какого-то другого духовного мира. Я бы не сказал, что это было такое глубокое открытие для меня или для нас, но это было свидетельство о чём-то ином, нежели советская пропаганда, идеология. Поэтому я такую нежную любовь сохранил к «Воскресению», мне кажется, больше, чем к другим авторам того советского времени 80-х годов.

Я был в армии, это была такая довольно тяжёлая армия. Сейчас я уже со смехом это вспоминаю, но тогда это было трудно — такой маменькин сынок, институтский парень оказывается в сибирском стройбате, строит БАМ и всё остальное. И я не знаю, откуда, совершенно неожиданно сказали: «Вот, мы слышали, что ты любишь «Воскресение». Нам тут прислали кассету с их альбомом», — тогда ещё бобины были, и тогда, по-моему, ещё не говорили слово «альбом». Это оказалась совершенно удивительная вещь, я её слушал по ночам много-много дней, практически всё выучил наизусть — и музыкальную часть, и словесную. Это была, как потом я уже узнал, запись 1984 года «Московская рапсодия» на стихи Левитанского и Тарковского. Записал её сборный коллектив, и там участвовали и ребята из «Воскресения», и другие музыканты. Почему-то тогда это преподнесли как проект «Воскресения», но это, видимо, сборный был такой... Это совершенно было потрясающе, эта вещь мне сохранила в армии мозги и всё остальное, мне кажется, то есть весь разум. Это 80-е годы в основном — это окончание школы, институт, армия — то, что меня держало до того, как я узнал о Евангелии, Новом Завете, и там уже была другая мотивация ума и сердца. Но это всё, я думаю, подводило, что ли, так вот к этому.

К. Мацан

— Тогда, в 2005 году, когда вы взяли гитару и в компании молодых студентов МГИМО, которые приехали в Саров, даже не в паломничество, а скорее просто на экскурсию, вы решили сыграть именно песню «Случилось что-то в городе моём» группы «Воскресение». Это случайность, это просто такой интуитивный выбор сердца, или в ней что-то было, как вам кажется, что уместно могло бы прозвучать именно от священника?

Прот. Игорь Пчелинцев

— Я думаю, это было близкое мне по сердцу. И, может быть, казалось, что молодым ребятам, которые примерно того же возраста, как я был, когда для меня это открывалось, может быть будет по сердцу. Наверное, так. Потому что это очень добрые такие прозрачные тексты и очень хорошая светлая музыка.

К. Мацан

— Это был протоиерей Игорь Пчелинцев, ключарь собора святой праведной Тавифы в Яффо, в Тель-Авиве, в Израиле. И теперь мы просто не можем не послушать песню «Случилось что-то в городе моём» группы «Воскресение», вокал — Андрей Сапунов. После песни и небольшой паузы вернёмся в студию светлого радио.

(Звучит песня группы «Воскресение».)

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Нередко приходится слышать рассказы людей о том, что рок-музыка в целом и русский рок в частности оказывались для человека спутником на его пути к вере. Здесь, конечно, не нужно искать прямых причинно-следственных связей, типа послушал песню — пошёл в церковь. Речь вовсе не об этом, тем не менее связи есть. Поэт Юрий Кублановский, когда размышлял о русской поэзии XX века — о Пастернаке, Вознесенском, Бродском, — употреблял выражение «сквознячок свободы», который веял из этих стихов. Мне кажется, как образ это можно применить и к российской рок-культуре 70-80-х годов — то, о чём собственно сказал отец Игорь Пчелинцев: пытливую душу эти песни, эти тексты вели вглубь себя, к вопросам, которые можно назвать экзистенциальными. И когда Андрей Сапунов в песне «Я ни разу за морем не был» поёт: «Может, там веселей и богаче, ярче краски и солнце теплей, только так же от боли там плачут, так же в муках рожают детей», — разве это не вопрос о том, где мне, лично мне, рождённому в мир, искать опору в жизни, и для чего вообще я родился именно в это время и именно в этой точке Земли, если в этом какой-то больший смысл, чем просто случайность? И разве это вопрошание не созвучно с библейским? Например, с Книгой Екклесиаста, где автор пытается понять, как жить в мире, в котором всё как будто «суета и томление духа»? Песни русского рока, в частности группы «Воскресение», располагают к таким вопросам к самому себе. А от таких вопросов путь нередко лежит к размышлениям, прямо религиозным, и даже к Церкви. К этой мысли в нашей беседе обратился композитор Андрей Феофанов.

А. Феофанов

— На мой взгляд, та миссия, то миссионерство, которое в себе несла рок-культура, рок-музыка, с точки зрения православной веры, её переоценить невозможно, потому что песни, в частности Алексея Романова, неким образом заменяли проповедь. Потому что песня «Научи меня жить» — для меня это молитва. И поэтому я считаю, что, благодаря коллективу «Воскресение», то есть песням Алексея Романова, Андрея Сапунова, наше поколение, благодаря этим песням, в 90-е годы пришли в храмы — это 100%. Вот эта миссионерская деятельность рок-культуры была очень мощная, потому что миллионы и миллионы людей по всей стране через рок-культуру приходили к Богу, приходили к Евангелию. Потому что моё открытие Евангелия произошло в середине 90-х, когда я... я читал, безусловно, до этого, вернее, правильно сказать, что пытался читать Библию и Евангелие. Но для меня открытие произошло в середине 90-х, когда кто-то мне подарил Евангелие от Луки, и мы поехали на Валдай всей семьёй. И я как-то так вдруг решил: дай-ка я попробую. Открыл — и всё, и это было просто... я не могу этого до сих пор забыть, потому что я не помню никакого отдыха, а просто помню то открытие, которое для меня произошло, а это очень мощный процесс. Я не исключаю, что как раз моё увлечение рок-музыкой, рок-культурой являлось прелюдией к этому событию, даже более того, я уверен, что это было именно так. Поэзия, литература и рок-культура оказали на меня очень мощное влияние, и на многих людей моего поколения. Поэтому творчество таких людей, как Андрей Сапунов и как Алексей Романов, для нашей страны, с точки зрения духовного возрождения, имеет гигантское, на мой взгляд, значение, просто гигантское.

К. Мацан

— А могли бы вы привести примеры для тех, кто, может быть, не помнит в деталях песни, тексты песен группы «Воскресение»? В частности, какие песни, какие строки запали в душу, как эти мостики между, казалось бы, светской рок-культурой и последующим соотнесением этого с Евангелием выстраивали? Что это за мостики, что это за совпадения смыслов или какая-то цепочка смыслов вас вела?

А. Феофанов

— Вы знаете, дело в том, что группа «Воскресение» — это необычный коллектив. И я с большим уважением отношусь к творчеству Романова и к творчеству Андрея Сапунова, потому что мало кто знает, что Андрей Сапунов пел не только песни Алексея Романова, а он был и композитором многих песен в репертуаре группы «Воскресение». То есть он брал стихи, в частности стихи Александра Бутузова, он же «Фагот» — это легендарная личность. Если помните, у «Машины времени» была такая  культовая программа «Маленький принц». Вот автором этой программы был Александр Бутузов. Он, к сожалению, уже ушёл из жизни. И вот, насколько я понимаю, они с Андреем Сапуновым были друзьями. Андрей из его наследия вынимал стихи и писал на них музыку. В частности в позднем альбоме, который вышел в начале 2000-х годов, он назывался «Не торопясь», есть несколько песен на стихи Бутузова, в частности там есть песня «Листопад». А ещё раньше, в 90-е годы, была песня, я не помню, на каком альбоме, «Мне говорили» или «Пятна» — замечательная песня.

К. Мацан

— Вы упомянули песню «Листопад», я не могу не вспомнить строчки этой песни: «Улетают из неба птицы и уносят с собою небо. Научиться бы мне молиться и любить научиться мне бы».

А. Феофанов

— «Научиться бы мне молиться и любить научиться мне бы». А ещё в период 90-х у Алексея Романова была такая песня «Светлая горница», где меня поразила в своё время строчка, где он даёт определение своим стихам сам: «Песни мои — весёлые акафисты». Понимаете?

К. Мацан

— Я этого не знал. Это интересно.

А. Феофанов

— Есть такая песня «Светлая горница». Для меня это был просто прямо такой прорыв, то есть когда я это услышал, я вдруг для себя понял — вот оно. Вообще, рок-культура — я сам играл в «Рок-лаборатории». Мы были более молодое поколение. Я дружил и до сих по мы дружим с Гариком Сукачёвым, с Серёжей Галаниным. А это было более старшее поколение — Алексея Романова, Андрея Макаревича из «Машины времени» и многих других. Но тем не менее, как я вам уже сказал, была такая преемственность. Это была такая среда обитания, такая творческая интеллигенция — в хорошем смысле этого слова, это была такая альтернатива коммунистическому строю, коммунистической идеологии, но при этом альтернатива именно такая духовная. То есть это не революционная альтернатива, а именно высокообразованная, духовная альтернатива. Поэтому, знаете, это такая среда обитания, которая, в общем-то, нас формировала. Формировала нас, наших детей, потому что у меня дома всегда был полон дом друзей-музыкантов, и дети засыпали у нас на руках в два-три часа ночи, читались стихи, пелись песни, шли философские разговоры, в том числе и на многие духовные темы. Я не знаю, насколько сейчас — существует ли такая молодёжь. Но в наше время это было, и это нас формировало, и это нас привело в храм. Вот я абсолютно с убеждением об этом говорю, и не только на своём примере, потому что очень многие мои близкие друзья, и не близкие, таким образом пришли к воцерковлению.

К. Мацан

— Правильно я понимаю, что речь о том, что в этих песнях, как однажды выразился не про русский рок, а про эпоху 60-х поэт Юрий Кублановский, был «сквознячок свободы»? Вот он такое выражение употреблял. И через вот этот сквознячок свободы человек как-то глубже мог узнавать себя, постигать окружающий мир, обращаться к каким-то глубинным смыслам, обращение к которым не то что неминуемо, но очень вероятно ведёт к духовным интересам, к религиозным интересам, и, в случае нашей страны, нашей культуры, ведёт в Церковь. Вот вы об этом?

А. Феофанов

— Да. Но «свобода» в евангельском понимании, то есть это не свобода, которая вседозволенность.

К. Мацан

— Это был композитор Андрей Феофанов, а мы слушаем песню «Листопад» группы «Воскресение».

(Звучит песня группы «Воскресение».)

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Мы сегодня вспоминаем творчество музыканта, композитора Андрея Сапунова, бессменного участника группы «Воскресение». «Я бежал из ледяного плена, слишком мало на земле тепла, но я не сдамся, я солдат вселенной в мировой войне добра и зла», — поёт Андрей Сапунов в песне «Солдат вселенной». Это другая краска, по сравнению с тем, что слышали мы до этого в сегодняшней программе — меньше лирики, больше какого-то оголённого нерва. Но и этот мотив, на мой взгляд, также созвучен христианскому мировоззрению. Ведь христианин — не наивный оптимист, не просто тот, кто благостно и отрешённо созерцает мир и умиляется его красоте. Ощущение трагичности мирового бытия, ощущение глубинного разлада, царящего в мире, — всё это тоже неотъемлемая часть христианского миросозерцания. Ведь этот мир, в богословских терминах, падший — отделивший себя от Бога, взбунтовавшийся против него. И в то же время в этом мире возможна добрая воля людей, возможна святость, возможна попытка этот разлад преодолеть хотя бы в себе самом. И потому христианин — это действительно в каком-то смысле «солдат вселенной в мировой войне добра и зла». Давайте послушаем эту песню.

(Звучит песня.)

К. Мацан

— До сих пор в программе мы говорили в основном о текстах группы «Воскресение». А чем важна личность исполнителя? И чем важен не просто музыкальный, но в целом невербальный слой песни — тот уровень, на котором мы считываем что-то шестым чувством или, говоря точнее, духовным слухом, духовным зрением? Об этом размышляет священник Дмитрий Николаев, клирик московского храма святителя Митрофана Воронежского, лидер группы «Летучий корабль». Отец Дмитрий по светскому образованию сам профессиональный музыкант, барабанщик, окончивший академию музыки имени Гнесиных. Свои размышления о русском роке он начинает со сравнения групп «Машина времени» (или «Машина», как её кратко называют) и «Воскресение».

Свящ. Дмитрий Николаев

— «Машина» мне казалась всегда немножко поинтереснее музыкально. Но, с другой стороны, и я это стал понимать только позже, может быть, даже совсем недавно, что у «Машины времени» много этой красоты сделанной. А у «Воскресения» она стихийная — стихийная такая простота и свобода. Особенно первый самый альбом — он удивительно свободный и дружный, в нём чувствуется прямо вот этот напор дружбы, такого единого порыва, все поют, все авторы там, но очень много разного, и это очень интересно, это трогает душу, трогает душу по-настоящему. Для меня, скорее, первый альбом группы «Воскресение» это больше, чем музыка. Больше, чем музыка, в ней очень много такого, что не выскажешь словами. И мне думается, что во многом достигается, долетает до слушателя именно через голос Андрея Сапунова. В его голосе удивительный такой магнетизм. И знаю, что очень часто бывает очень профессиональный исполнитель, и он даже как-то может достучаться до души человека, но часто за этим ничего не стоит. Но в данном случае, в случае с этим исполнителем, мне думается, что здесь душа впереди профессионализма идёт, хотя профессионализм очень большой здесь. Но вот эта вот поющая его, молящаяся, можно сказать, душа — вот через неё это доходит до самой глубины сердца. И вот сейчас мне уже скоро 50 лет, а я слушаю эти песни и меня это возвращает в то время, когда мне было совсем немного лет, но не ностальгически, а как-будто я начинаю оттуда черпать силы на свежесть восприятия, на какие-то юношеские порывы. Как бы жизнь начинает во мне самом играть такими красками, которые под спудом лет и каких-то там испытаний затираются. Но вот ты слышишь это и в тебе начинает что-то воскресать.

К. Мацан

— В исполнении Андрея Сапунова мы знаем песню «Звон», для которой он написал музыку: «Звон, звон, звон, малиновые реки». В тексте этой песни напрямую звучат религиозные мотивы, проявляются религиозные символы, слова из такого даже церковного лексикона. Кто-то, может быть, скажет, что это странно, что в рок-композиции есть обращение вот к этой части, скажем так, культуры, где рок с его энергетикой, с его электронным, электрическим звуком, и совсем, казалось бы, спайка с чем-то другим, иным, чужеродным, не сродным. Кто-то скажет, что, нет, наоборот, именно такое сочетание чего-то очень современного с чем-то глубоко историчным и многовековым очень правильно, очень нужно. Вот что вы об этом думаете как практикующий рок-музыкант, который пишет песни, так же обращается в том числе и к религиозной символике в них?

Свящ. Дмитрий Николаев

— Я не вижу в этом ничего странного. Если человек этим живёт, то это естественно. Музыка — это всего лишь язык, которым человек пользуется, и стихи — это язык. И если в человеке это гармонично соединяется, то и получаются такие песни. Я бы хотел сказать вообще о русском роке. Мы говорим «русский рок» — а ведь понятие такое многослойное. Когда говорим «русский рок», подразумеваем «Кино», «Наутилус-Помпилиус», какие-то группы вот этой новой волны — «Алиса». Но это уже, можно сказать, такая третья волна русского рока. Сначала это были группа «Скоморохи», потом группы как раз «Машина времени», «Воскресенье». Тогда они, можно сказать, впервые начали петь рок-музыку на русском языке и стали петь свои песни. И это был такой настоящий прорыв. Но вся рок-музыка, которую мы называем русским роком, всё равно была ориентирована на Запад, и все музыканты смотрели на Запад, делая свою музыку. Но вот как через это всё увлечение той музыкой всё-таки прорастает через неё русское? Вот это именно русская душа прорывается. И мне думается, если говорить с этой точки зрения, далеко не все наши группы русского рока являются русским роком. Вот такая крамольная мысль, может быть, прозвучит дальше, но мне видится, что исполнители, которые достигли именно души, раскрыли как-то эту загадочную русскую душу, прикоснулись до души слушателя, мне думается, что это как раз группа «Воскресение» и Александр Башлачёв, и ещё, может быть, группа «ДДТ» частично. Но, в общем-то, остальные так глубоко русской души не касаются. И сейчас, кстати, есть такая группа, которая тоже, мне кажется, глубоко русская, хотя звучит очень современно — это группа «25/17». Я бы тоже отнёс эту группу к настоящему русскому року.

К. Мацан

— Это был священник Дмитрий Николаев, клирик московского храма святителя Митрофана Воронежского, лидер группы «Летучий корабль». Давайте послушаем песню Андрея Сапунова «Звон».

(Звучит песня.)

К. Мацан

— В сегодняшнем «Светлом вечере» мы вспоминаем творчество музыканта Андрея Сапунова. И, готовясь к программе, я посмотрел много видео с концертами группы «Воскресение». И вот на что обратил внимание: в более старых концертах больше рок-антуража. Но, кажется, чем старше становились музыканты, тем, как будто, больше тяготели они к акустическому звучанию, к тому, чтобы на сцене можно было просто сидеть и не обязательно пытаться «зажечь» зал, а достаточно просто доносить именно смысл, именно слово, именно душевное тепло и свет. И это погружение на глубину, кажется, и есть самое главное, самое человечное. В завершении программы не могу не сказать: кто привык обращаться к молитве по жизни, помолимся о душе новопреставленного Андрея. Или просто скажем ему слова благодарности про себя в своём сердце. И уже под занавес — концертное исполнение песни «Снилось мне». А с вами был Константин Мацан, это был «Светлый вечер». До свидания.

(Звучит песня.)