«Путь к священству». Прот. Андрей Овчинников

У нас в гостях был клирик храма Святителя Николая в Хамовниках в Москве прот. Андрей Овчинников.

Наш гость рассказал о своем пути к вере и священству, о значимой роли духовников в своей жизни, и о том, как менялось его отношение к вере и Церкви со временем. Отец Андрей поделился, какие сложности ему приходилось преодолевать, и какие главные уроки он извлек за время обучения в духовной семинарии и служения в храме Христа Спасителя сразу после окончания обучения. Мы говорили о том, какие ошибки чаще всего совершают новоначальные христиане, в каких случаях надо обращаться к духовнику, и почему важно, чтобы духовник не обязывал, но советовал. Также разговор шел о принципах воспитания детей в православной вере, о современных проблемах в Церкви и о том, из-за чего может происходить «остывание сердца», и как можно постараться предотвратить это.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Кира Лаврентьева —

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Я — Константин Мацан. Сегодня у нас в гостях протоиерей Андрей Овчинников — клирик храма святителя Николая в Хамовниках в Москве. Добрый вечер.

Прот. Андрей Овчинников

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Мы в этих программах говорим со священником о пути священника к вере, в вере и о том, какая цепь событий привела к тому, что человек всё-таки принял решение служить у алтаря и посвятить себя целиком служению Богу. Нам кажется, что это путь, полный вопросов, иногда сомнений, каких-то борений, поисков оснований для отношений с Богом. Вот мне кажется, в этом смысле такой рассказ о вере и о себе может оказаться полезным, релевантным для всех слушателей, которые задаются сами вопросами о жизни перед Богом и с Богом. Вот об этом бы сегодня хотелось поговорить. Путь к вере и в вере, как мне кажется, это всегда путь этапов: ступенька за ступенью, от одной встречи к другой, от одного открытия к другому происходит этот путь. Это не одномоментное такое, случайное обращение, по крайней мере мне так кажется. Вот если вы с этим согласны, то на какие этапы можно было бы разделить ваш путь к вере и в вере.

Прот. Андрей Овчинников

— Согласен с тем, что в жизни человека есть разные этапы. Моя жизнь складывается из двух этапов: когда я ещё не был религиозным человеком, до 20 лет — это ыл один этап жизни. В 20 лет произошло чудо духовного просвещения, я принял Святое крещение и с этого момента стал христианином. И возрастание в вере — это тот период в жизни, когда человек чувствует присутствие Бога, действие Его Промысла. И если он эти призывы Божии не отвергает от себя, то его жизнь превращается в удивительный процесс такого духовного восхождения по ступеням. Приход к вере у каждого человека свой — это тайна. Есть люди, которые с детства воспитаны родителями в христианской вере. Иногда они даже не сомневаются, какой путь избрать дальше. Множество людей, которые хотели быть священниками с детства. Для них даже родители-христиане изготовляли специальные детские облачения, ребёнок мог кадить игрушечным кадилом, погремушками, «причащать» своих кукол или каких-нибудь зверюшек. Это было много таких историй. Но здесь, конечно, в моей жизни такого не было, поэтому обращение в зрелом, сознательном возрасте — это тоже есть особое благо, потому что человек получает сразу всё сознательно и за это Бога благодарит, и остаётся Ему верным. Я бы хотел сказать, что 90-е годы — это было особое время, когда в Церковь пришло очень много молодых людей, которые горели желанием посвятить себя Церкви. Забегая вперёд, хочу сказать, что через три года после принятия крещения я уже поступил в духовную семинарию. Это было очень удивительное время, и процентов 70 студентов были похожи на меня — это были неофиты, то есть те молодые люди, которые 3-4 года назад приняли Святое крещение, и Господь их сразу призвал к учёбе в духовной школе. Интересно, что моё обращение к Церкви произошло конкретно через одного священника. Я назову его имя — это почивший известный московский духовник, протоиерей Геннадий Огрызков, настоятель храма Малого Вознесения, вокруг которого собиралась московская интеллигенция, очень много известных людей. И отец Геннадий совершил моё воцерковление — он меня крестил. И через месяц после крещения он мне предсказал, что я буду священником, то есть для меня это, конечно, было откровением.

К. Мацан

— А что вы почувствовали тогда?

Прот. Андрей Овчинников

— Я тогда ничего не почувствовал, я тогда удивился этим словам, потому что вокруг меня не было никого, кто бы меня мог на этом пути поддержать, помочь, подсказать, кроме него. Оглядываясь назад, я скажу честно, что за 20 лет жизни я ни разу не был в храме. Это было время какого-то всеобщего, такого духовного, ослепления у людей — с 70-х по 90-е годы прошлого века. Получилось так, что, живя в Москве, ни разу не был в храме. Хотя в то время храмов было не так много, по-моему 46 или 47, но вот было такое воспитание в советское время, что эта сторона жизни, к сожалению, была полностью вычеркнута. Поэтому когда я духовно прозрел, то если бы не помощь духовника, наверное, жизнь моя сложилась бы по-другому. Потому что мне пришлось пройти через эти терния, особенно в своей семье, через моих родителей, через знакомых, друзей. Повторю, что поддержки не было никакой, но это тоже повлияло в добрую сторону, потому что я стал с этими проблемами как-то справляться, этим тенденциям сопротивляться. И в конце концов выбор был сделан сознательно. И за этот труд Господь, наверное, благословил.

К. Лаврентьева

— Отец Андрей, а как произошло это духовное прозрение, что это было за прозрение?

Прот. Андрей Овчинников

— Ещё раз скажу, что произошло знакомство с отцом Геннадием, который меня просто...

К. Лаврентьева

— Просветил?

Прот. Андрей Овчинников

— Нет, не было никакого просвещения. Это вот сейчас даже трудно понять, что было время, когда люди обращались совершенно по-другому. Не было никаких оглашений, бесед перед крещением, молодёжных клубов, каких-то воскресных школ — это было совсем другое время. Отец Геннадий мне задал один вопрос: «Ты веришь в Бога?» Я, никогда не ходивший в храм, не читавший ни одной книги, не открывавший Евангелие, сказал: «Да, верю». Он сказал: «Надо креститься». Я говорю: «Когда?» Он сказал: «Через неделю». — «Я приду». И вот после крещения у меня по милости Божией не было процессов сомнений, я никогда не отпадал от храма и стал после крещения изучать христианство, ходить в храм. Первые богослужения, первая исповедь, первый раз прочитал Евангелие — это всё было впервые, незнакомо, но влияние было удивительное. Я понял, что никогда ничего похожего не читал, не видел, не слышал. И христианство легло на, наверное, чистый, белый лист бумаги, на ту почву, которая истосковалась, которая ждала этого спасительного семени или спасительного слова. И повторю, что я это всё воспринял как великую милость Божию.

К. Лаврентьева

— По образованию вы — преподаватель водного поло, если я правильно понимаю. Насколько вам легко было отказаться от своей профессии и уйти в сторону пастырского служения?

Прот. Андрей Овчинников

— Так получилось, что, занимаясь спортом, я не достиг каких-то высоких успехов, хотя и получил профессиональное образование тренера, педагога. Я понял, что спортивную карьеру я сделать не смогу. Но спорт повлиял на меня положительно в плане очень серьёзной физической закалки. Не каждый современный ребёнок может выдержать такую нагрузку. Сейчас возят на машинах или на такси, а в то время всё приходилось делать самому, поэтому с десяти лет я привык уже рано вставать, выдерживать большие нагрузки, никогда от них не оказывался, не роптал. Поэтому став христианином, я увидел много схожего. Недаром апостол Павел говорит, что христиане — это как атлеты, которые должны достичь финиша, желательно в первых рядах, выдержать этот темп, нагрузку. В этом смысле спорт мне помог и помогает, потому что повторю, что уже став священником, понимаешь, что здоровье для священника — это важная вещь. Используя не только физическую форму, но и знания многих медицинских предметов, которые мы изучали в институте, я стараюсь, как говорят, вести здоровый образ жизни, чтобы это здоровье использовать на служение Церкви.

К. Лаврентьева

— Что было самое сложное и самое лёгкое в обучении в семинарии для вас?

Прот. Андрей Овчинников

— Сложно было то, что всё было новое, то есть те предметы, которые до революции изучали в церковно-приходских школах или в начальных классах гимназии, например, Катехизис, Библейскую историю — всё это пришлось впервые изучать в 24-25 лет, уже после окончания института. Поэтому в этом смысле был, конечно, провал и пробел. Нравилось то, что тогдашняя Московская семинария была по укладу очень, в духовном смысле, такая возвышенная. То есть ребята, которые пришли учиться, не искали никаких корыстных целей. Жили мы в больших комнатах — нас жило по 20 человек. И что-то напоминало армию, но всех нас сплачивал вот этот дух единения вокруг Христа. Очень много было уже ребят взрослых, после армии, после института. У всех, наверное, были одни и те же проблемы, мало кто что-то хорошо знал, поэтому друг другу помогали. И вот эта братская атмосфера давала силы для учёбы — учились очень много. Учились с девяти до полтретьего, потом был обед, и после обеда с пяти до полвосьмого ежедневно была ещё самоподготовка обязательно, то есть буквально сидели за книгами по 10-12 часов в день. Тем, кто привык работать с книгой, это было достаточно интересно, легко. Те, кто не учились, обучались уже в самой семинарии. И жизнь в лавре у преподобного Сергия — это тоже добавляло ещё духовную составляющую, потому что после уроков ходили к мощам, посещали лаврские богослужения. То есть процесс воспитания и образования духовный шёл таким целостным направлением.

К. Мацан

— Говорят, в лавре экзамены принимает сам преподобный, а как это ощущалось?

Прот. Андрей Овчинников

— Ощущалось это удивительным образом, что... У каждого студента свой опыт, но я, проучившись семь лет в духовной школе, обращаясь к преподобному с молитвой, ни разу не посрамился. То есть все экзамены, зачёты, кандидатская диссертация, семестровые сочинения — все были очень успешно написаны и сданы. И если вы приедете в лавру с утра, где-то в полдевятого утра, то увидите, какая вереница студентов сначала идёт в Троицкий собор к мощам преподобного Сергия, потом спешит на занятия. Если это сессия, то к преподобному ходят по два, по три, по четыре раза в день.

К. Мацан

— Протоиерей Андрей Овчинников, клирик храма святителя Николая в Хамовниках, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Вы рассказываете о том, что между приходом к вере и крещению и поступлением в семинарию прошло три года. Это в принципе ещё период неофитства обычно бывает, первого такого горения. Но не секрет, что неофитство сменяется потом каким-то отрезвлением, каким-то новым взглядом через столкновение, может быть, с реалиями — и семинарской жизни, и Церкви в принципе. Но просто проходит время и человек немножко меняется. Вот у вас был какой-то переход, что пришло на смену неофитскому горению?

Прот. Андрей Овчинников

— На смену неофитскому горению пришло здравомыслие, сознание правильности этого пути. И ещё раз повторю, что Господь вёл меня за руку через Своих духовников. Когда я поступил в семинарию, отец Геннадий Огрызков остался служить в Москве, у меня уже не было возможности часто общаться с ним. Поэтому я испросил благословение сменить духовника. И уже в лавре нашёл себе наставника в лице покойного архимандрита Георгия (Тертышникова) — очень замечательный, добрый, святой жизни человек, который меня вёл все годы учёбы в семинарии. И вот здесь бы я посоветовал каждому человеку, который только-только начинает свой путь в Церкви, иметь духовного наставника. Это может быть простой приходской священник, который отличается благочестивой, праведной жизнью и может подсказать и помочь. Потому что первые шаги в Церкви самые важные: вот первый год, два, три после крещения, после обращения к Церкви — это самый важный период в духовной жизни человека. Если здесь направление будет задано ошибочное, если здесь будут допущены какие-то отклонения, потом выправить всё очень сложно. Примерно, как с воспитанием детей: известно, что до пяти лет закладываются главные принципы жизни. Если здесь родители время упустят, потом очень трудно что-то поправить. Так же в духовной жизни человека: его духовное детство — это самый важный период, который нужно прожить правильно, задать правильный темп, направление, а дальше человек уже может двигаться самостоятельно по этому пути.

К. Мацан

— А какого рода, например, вас здесь подстерегали ошибки? Вот вы говорите, что важно сразу правильно задать тон духовной жизни, направление, чтобы не было отклонений. А что это, в принципе, могут быть за отклонения? Я пытаюсь понять.

Прот. Андрей Овчинников

— Например, человек, который только обратился, увлекается внешним обрядом. Он ходит много в храм, постится, читает книги, он уходит в так называемую духовную жизнь, но при этом он забывает о близких людях, которые рядом с ним. И часто мы с этой проблемой сталкиваемся, когда в семье появляется «святой», а все остальные становятся мучениками. И эта проблема не надуманная, она взята из жизни. То есть человек замыкается на себе, например, он может просто мучить свою маму или жену тем, чтобы ему готовили специальную пищу в пост — чтобы это была пища без масла и так далее. То есть с одной стороны, он внешне ведёт такую жизнь, безупречно чистую, но его поведение всех раздражает, всех мучает. Здесь проблема. В чём проблема? В том, что человек взял внешнюю сторону христианской жизни, забыв о том, что есть ещё жизнь внутренняя: жизнь его сердца, жизнь его совести, жизнь его ума, которой тоже нужно заниматься. Есть другая проблема: когда, наоборот, человек скатывается в такое поверхностное понимание внешнего подвига, он считает, что это не главное — пища нас к Богу не приближает, молиться можно и в душе, и дома. Поэтому он отвергает внешний обряд, перестаёт ходить в храм, нарушает посты, опускает всякие молитвенные правила. Здесь надо сказать, что хоть и понятно, что внешний подвиг является второстепенным по отношению к духовному деланию, но без внешнего не бывает внутреннего. До тех пор пока на деревьях не созреют листья, никаких плодов тоже не будет. Поэтому начальные шаги идут от внешнего, но с этим внешним трудом всегда соединяется внутренняя работа над собой. Вот почему очень важно, чтобы духовник приучал своё чадо регулярно исповедоваться — хотя бы первый год или два. То есть чтобы человек опытно знал, что такое следить за своими мыслями, мог знать свои чувства, понимать, в чём ошибка, в чём нарушение заповедей Божьих. И вот когда человек учится духовному самоанализу, то тогда обычно идёт всё ровно. И второй момент связан с тем, что Бог ведь от нас не отходит. И, вступив в Церковь, человек начинает обучаться в школе жизни. И всё, что происходит с ним, происходит промыслительно, как такая Божия программа духовного воспитания. И вот здесь нужно понять и принять всё, что Бог будет посылать. Например, в моей жизни был период очень такого тяжёлого непонимания моей новой жизни со стороны родителей. То есть я встал перед выбором: либо я продолжаю эту жизнь христианскую, либо я от неё отказываюсь и исполняю волю своей матери. То есть мне Бог дал такой маленький экзамен. Я остался твёрдым в своих христианских принципах. И жизнь показала, что родители потом не только с этим смирились, но они приняли мою жизнь, они благословили меня потом на моё служение, пришли в Церковь тоже, как обычно и бывало у людей, которые всё-таки от Бога не отступали.

К. Лаврентьева

— Но тут же можно тоже заострить внимание на этом и обратить свои намерения на то, чтобы послушаться маму и, допустим, так радикально не идти путём пастырского служения. Потому что есть пятая заповедь, есть почитание родителей. То есть я не к тому, что я тут пытаюсь поумничать, а к тому, что тут ведь тоже может быть внутренний конфликт.

Прот. Андрей Овчинников

— Да, он должен быть. Но здесь важен опять же совет духовника. Вот отвечая на ваш вопрос, я скажу, что когда я уже стал студентом семинарии и академии, и у нас были каникулы, все годы, пока я не женился, я проводил с родителями на даче, где у нас есть небольшой домик, помогал им по хозяйству. То есть все дни был с ними, приезжал на все выходные, на каникулы, никуда не ездил за эти годы, был только с ними — с папой и с мамой, — потому что я один сын. И я понимал, что для них непросто то, что я ушёл в духовную жизнь, стал учиться на священника. Поэтому я понимал всегда, что нужно было им оказывать внимание: звонил, писал, старался их поддержать. Но в душе я понимал, что любить Бога нужно больше, чем родителей своих. И то, что я избрал этот путь, здесь нет противоречия с заповедями: я не нарушаю заповедь о почитании родителей, тем более я был уже не совсем маленьким мальчиком — мне было уже 25 лет. В этом смысле твёрдость нужно было проявить, и она принесла добрый результат.

К. Мацан

— А что смущало родителей, что могло их смутить в выборе вашего пути?

Прот. Андрей Овчинников

— Если вы помните период конца 80-х годов, начала 90-х, развал Союза, тогда Церковь воспринималась, как структура, которая была повязана с органами внешней разведки, госбезопасности. Мама и отец думали, что я стал заложником этой системы, что меня завербовали, что я буду работать теперь на эту службу. Ну вот был такой страх и, может быть, он был оправдан. Потом это прошло, потому что уже сменилась эпоха, и мы помним, как жизнь стала проходить уже по другим законам.

К. Мацан

— Интересно, то есть это не было связано с тем, что «ты лишаешься карьеры, ты идёшь по какому-то странному пути, как ты будешь жить, чем ты будешь себя кормить? Такая узкая сфера — как ты реализуешься». Ведь очень часто уход в духовную жизнь воспринимается, как такое бегство от реальности. То есть не в этом была проблема?

Прот. Андрей Овчинников

— Да, этой проблемы не было. Но мне кажется, что это внешняя канва, внешнее объяснение. Но мы должны сказать и о внутреннем смысле этих скорбей. Ведь враг нашего спасения постоянно пытается человека отклонить от пути. И какой самый лёгкий способ? Это наслать эту брань на самых близких людей. И вот это испытание самое трудное в жизни. Когда тебя не понимает твой одноклассник или сотрудник на работе — это одна проблема. Но когда тебя не понимают твои родители или твои дети, то выдержать это испытание очень трудно, потому что это твои близкие, родные люди, с которыми ты живёшь в одном доме, поэтому не так легко это сделать. Вот в моей уже пастырской практике, был пример, когда одна женщина стала ходить в храм и участвовать в Таинствах, но из-за того, что её семья не понимала нового увлечения, эта женщина сошла с этого пути — она выбрала семью. У неё хороший муж, хороший сын, но они были против того, чтобы она ходила в храм. Им хотелось, чтобы она была с ними дома, чтобы она не постилась, чтобы она не ходила в храм, ну, из-за того, что такие собственники — и муж, и сын. Здесь у каждого свой опыт. Поэтому, может быть, кому-то интересно: когда начинается домашняя брань, не нужно пугаться. Это трудно, это тяжело, это больно, но это просто такие вражеские уловки запугать человека. Вот первое, что делают бесы — пытаются нас запугать. Бояться никого и ничего не нужно.

К. Мацан

— Протоиерей Андрей Овчинников, клирик храма святителя Николая в Хамовниках, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии Кира Лаврентьева, я — Константин Мацан. Мы вернёмся к вам через минуту.

К. Лаврентьева

— Ещё раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели. «Светлый вечер» на светлом радио вновь приветствует вас. У нас в гостях протоиерей Андрей Овчинников — клирик храма святителя Николая в Хамовниках. У микрофона мой коллега Константин Мацан, я — Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш интересный разговор. Отец Андрей, а какими были первые годы вашего священства?

Прот. Андрей Овчинников

— Вообще, моё служение в Церкви отмечено таким непростым фоном. Я бы сказал, что Бог вёл меня по такому строгому пути духовной дисциплины. Скажем, что обучение в Московской духовной школе — три года семинария, четыре года академия — это место центральное, альма-матер для многих священнослужителей, но в те годы дисциплина была на первом месте. Была очень такая жёсткая система проверок, контроля со стороны инспекции, помощников инспекторов. То есть проверялось буквально всё.

К. Лаврентьева

— Простите, а с чем это было связано?

Прот. Андрей Овчинников

— Это было связано с воспитательным моментом, то есть будущий священнослужитель должен был приучиться к дисциплине. Но возможно, были какие-то крены. Наверное, нельзя всё время... нельзя воспринимать нормально, когда тебя проверяют, как ты стоишь в храме на службе. Не очень приятно видеть, что когда ты заходишь в храм, тебя записывают. Требуют, чтобы ты во время обеда молчал, чтобы ты вовремя приходил на самоподготовку. Но вот представьте, что вы, будучи верующим человеком, ходите в церковь. Вам же не приходит на ум, что хорошо опаздывать или пропускать — вы идёте и делаете то, что требует ваше сердце. Когда человека заставляют что-то делать, часто бывает противоположная реакция. Я ещё приведу такой пример: я много лет занимался спортом, и когда я служил в армии, то армейский спорт привёл к тому, что у меня, профессионального спортсмена, к спорту возникло отвращение. Почему? Потому что в армии всё делают по команде: по команде подтягиваются, бегают строем, бегают под счёт — всё нужно делать именно по указке, делать всё нужно очень строго, правильно, никуда не отклоняясь, не останавливаясь. То есть обычный спорт — это всегда творчество, армия — это всегда дисциплина. Христианство — это тоже творчество: ты не можешь с Богом вступить в юридические отношения, ты не можешь действовать строго по инструкции. Вот в обучении в Духовной школе одно из испытаний — это была вот эта система постоянного контроля. Хотелось учиться в академии дальше, но те, кто имели дисциплинарные нарушения, в академию не зачислялись. Из трёх классов семинарии брали только один курс академии, поэтому не хотелось иметь замечания, всякие объяснительные. За все семь лет у меня была только одна объяснительная — я думаю, что это не очень. Вот это было в школе трудно. Дальше я после окончания академии был назначен служить в Храм Христа Спасителя — сразу с момента его освящения, где я прослужил 18 лет. Вы можете представить, что такое кафедральный соборный храм, какие там требования к священнику — чтобы это был, как такой кадровый кремлёвский курсант, офицер, который не опаздывает, не путает, не забывает, всё делает чётко, правильно, на него смотрит множество глаз. Всё это за 18 лет, конечно, меня тоже как-то формировало. Я сейчас очень с благодарностью смотрю на этот путь, но он был очень трудный. Он трудный, потому что всё время нужно было стараться.

К. Лаврентьева

— А не утомляло?

Прот. Андрей Овчинников

— Утомляло.

К. Лаврентьева

— Вы же сами говорите, что всё-таки в храме должна быть некая свобода, для священника тем более.

Прот. Андрей Овчинников

— Я не хочу за Бога решать — что бы было лучше, хуже. Я ничего не искал, ни от чего не отказывался.

К. Лаврентьева

— То есть вы приняли это как послушание.

Прот. Андрей Овчинников

— Я принял это не только как послушание, я принял это как волю Божию. Вот кстати, современные молодые выпускники духовных школ, уже молодые священники, перед тем, как получить указ о постоянном месте служения, им даётся сейчас возможность выбора. Они могут походить по разным храмам, поговорить с настоятелями, выбрать то, что им лучше, может быть, ближе к дому или храм, который никогда не закрывался, или храм, который богаче. У нашего поколения выпускников 2000 года не было даже таких мыслей, мы приходили в Патриархию и просто ждали, куда нас пошлют. И принимали это как от Бога, с покорностью и смирением.

К. Мацан

— А вот это служение священников в храме Христа Спасителя, когда, как вы сказали, смотрит на вас множество глаз, и нужно, чтобы всё было чётко, на своём месте, почти как в армии. А это не входит в какое-то противоречие с желанием молиться? Молиться-то в такой ситуации вообще удаётся?

Прот. Андрей Овчинников

— Вы знаете, кто хочет молиться, тот молится везде. Молитва — это такое делание, которое включает в себя много компонентов. Если ты привык к послушанию, дисциплине, то твоя молитва не пострадает. Если вспомнить изречения святых отцов — у преподобного Иоанна Лествичника есть такая замечательная мысль, которая звучит так, что «ревностному послушнику Господь быстрее всего даёт дар внимательной молитвы». То есть когда человек усердно исполняет послушание — в прачечной, в гостинице, в трапезной — и не может быть на службе, потому что занимается своим послушанием и помогает больным или паломникам, и в это время идёт служба, или как только он закончил своё послушание, он идёт в храм к концу службы, но он сразу включается в богослужение. Потому что он по совести ревностно исполнял своё послушание. Так же и соборное время, когда я там находился: да, может быть, было очень много внешнего — это тоже иногда меня как-то смущало, беспокоило. Но если не терять из духовного взора Бога, Его присутствие, то за это смирение духовная жизнь человека не пострадает никогда. Когда начинается своеволие, когда начинаются какие-то фантазии, мечты, желания, особенно ропот, рушится всё. Принимая со смирением, человек духовно растёт и крепнет.

К. Мацан

— Вы много раз упомянули о необходимости духовного руководства, духовного наставника. Часто мы говорим о том, что у православного верующего есть такая тенденция, какое-то желание сделать так, чтобы был наставник, который за тебя всё будет решать. В самой такой ироничной, гипертрофированной форме это звучит как: «Батюшка, какого цвета мне обои поклеить? Вот благословите». Я понимаю, что вы говорите не об этом совсем. Но это вопрос, который возникает в этой связи: а у вас были ситуации, когда вам духовник говорил бы, например, что вот здесь нужно подумать своей головой, самому принять решение, что он здесь ничего вам не скажет?

Прот. Андрей Овчинников

— Вы знаете, это есть признак настоящего, умудрённого, рассудительного духовника — когда он своё духовное чадо уберегает от двух крайностей. Первая крайность — это самоволие. Вторая крайность — это бездумное послушание. То есть сейчас об этом свидетельствуют практически все наши духовные писатели последнего времени: ни о каком безропотном послушании говорить вообще нельзя — это безумие. Сейчас духовник выступает в роли хорошего наставника, который преподаёт советы. Вот совет — это то, что человек может принять и исполнить, а может не принять и не исполнить. То есть свобода всегда остаётся на первом месте: тебе советуют, как поступить, но решаешь ты. В этом смысле человек свободен — не абсолютно свободен, как Бог, а он свободен в выборе. Поэтому, когда я уже стал священником, у меня люди спрашивают: «Вот как вы скажете, так я и сделаю», — я говорю: «Я никогда так не скажу, потому что поступать и жить тебе». Мы помним, сколько было тяжёлых, таких драматических историй, случаев, связанных с принятием монашества, со вступлением в брак, когда духовники, такие командующие, говорили, что вот нужно так, так и так делать. Жизнь никогда не укладывается ни в какие инструкции, жизнь всегда оставляет человеку долю свободы, когда надо выбирать. Мы знаем, что в одной и той же ситуации можно поступить по-разному. Время молчать, время говорить, время пост нарушать, время пост соблюдать. Время пойти в храм, время остаться дома и помочь, например, больной матери. То есть в один и тот же момент нужно всегда напрягать своё сердце, чтобы понять, что от тебя хочет Бог — вот этот фактор очень важный и очень значимый. Нам проще поступать по инструкциям, а христианство — это всегда творчество.

К. Мацан

— Вот я как раз хотел к этой теме обратиться: христианство — это всегда творчество. Мне очень понравилась эта ваша мысль, эта формулировка — она как-то очень согревает сердце. А в какой момент, в какой связи вы к этому пришли? Ведь это то состояние или миросозерцание, мировоззрение, мировоззрение, мировидение, которое должно как-то тобой целостно обладать, к которому нужно прийти, если угодно, выстрадать на каких-то своих примерах и ошибках. Вот как это было у вас?

Прот. Андрей Овчинников

— Ещё раз добавлю, что я благодарен Богу за тех духовных наставников, которые были рядом со мной. Это, как родители, для детей, которые формируют отношение ребёнка к Церкви и к вере. Я не хочу хвастаться, не хочу ничего наговаривать, но нам Бог дал большую семью — у нас семь детей в семье. И мне кажется, что дети уже у нас выросли, достигли студенческих лет. Трое мальчиков у нас учатся в семинарии. Но дело в том, что все дети, все семеро детей, остались в Церкви, они живут христианской жизнью, участвуют в Таинствах. В этом смысле, слава Богу, Господь нас благословил. Нам удалось, наверное, на этом этапе детей воспитать. Какой был главный принцип нашего воспитания детей в Церкви? Всё, что было связано с христианством, мы старались подать в красивом, живом, радостном оформлении. Если это поход в храм — это праздник, в хорошем смысле праздник. Это встреча со знакомыми, это покупка каких-то, может быть, сладостей, это всегда воспоминания о том, что было — вечером уже в воскресный день за домашним чаем. То есть если сейчас наших детей спросить: «Что для вас значит Церковь?» Они скажут: «Это очень хорошие люди, это добрые батюшки, это замечательные храмы, это красивый хор, это воскресная школа, где было много знакомых и приятелей, это уже новые друзья, которые сейчас к ним пришли в жизнь и с которыми они также идут вместе по жизни. В конце концов это та иная жизнь, в чистоте, в честности, в совести, которой, может быть, нет у их близких знакомых в школе, в институте, но эта жизнь стала их. В этом смысле задача воспитания сводится к очень простому правилу: воспитает тот, кто достигнет такого состояния ребёнка, когда он сам себя будет дальше воспитывать — вот это самое главное. То есть сейчас уже детям не надо говорить, что нужно поститься, ходить в храм, читать Священное Писание. То есть эти все состояния стали их целостным... составляющими их жизни. Конечно, они что-то нарушают, что-то не делают, где-то могут полениться. Конечно, всё это есть — мы не говорим, что это роботы, которые работают в заданном режиме. Но никто уже на них не давит, не заставляет, и в этом смысле, конечно, большая семья — это великая сила, которая человека удерживает в правильном поведении. Уже пойти, например, кому-то из детей придётся не просто против родителей — не делать то, что мы им говорим, — а придётся пойти против всей семьи, против братьев, против сестёр, которые тоже могут не понять: а зачем ты это делаешь, тебя же по-другому воспитывали.

К. Лаврентьева

— Отец Андрей, в ходе нашего разговора всё равно складывается впечатление, что вы — человек дисциплины, спортсмен, десантник. Годы священнического служения, как вы сами сказали, тоже были у вас очень сильно сопряжены с дисциплинарными какими-то серьёзными упражнениями, если можно так выразиться. Как вам удалось, и удалось ли действительно, если честно посмотреть на весь отрезок жизни всех ваших детей, насколько вам удалось их не сторожить: «Завтра Литургия, встаём, после 12-и ничего не едим и не пьём»? То есть все эти вещи, которые очень часто допускают верующие люди по отношению к своим детям, думая, что они делают благо. И может быть, это и есть благо — я не знаю. Просто вы сказали, что вы действительно старались сделать из походов в храм для своих детей праздник. И как это сопрягается с дисциплиной? И вообще, стоит ли эти понятия праздника, дисциплины ставить рядом в вопросе духовной жизни детей?

Прот. Андрей Овчинников

— Если мы посмотрим, что такое праздник для христианина — это и радость, и труд. Если обычному человеку праздник — это поездка на природу, шашлыки, музыка, танцы и так далее, — то для нас праздник, Рождество или Пасха, всё равно это ночная служба, это пост, который предшествует этому событию, это молитва, это подготовка к Причастию в том числе, а потом уже стол, потом уже песни, потом уже общение — одно с другим. Поэтому нам нужно учиться праздники свои правильно проводить.

К. Лаврентьева

— То есть сначала труд, потом праздник?

Прот. Андрей Овчинников

— Возможно, да. Что касается вопроса, связанного с дисциплиной... вот это формирование в таком строгом укладе, почти 25 лет, а ещё добавьте армию, добавьте школу, служение в соборе — почти вся жизнь в дисциплине. Плюс ещё строгая мама — ещё, кстати, тоже про это скажу. Так вот, вы знаете, когда ты соприкасаешься уже с жизнью, где нужно иногда... вот я был одно время настоятелем в храме и, конечно, мне хотелось как-то этот дух порядка, дисциплины привить собратьям, привить сотрудникам храма, прихожанам. Вы знаете, это трудно, я скажу, что, наверное, у меня это не получилось сделать. То есть то, что я строг к себе — этот дух передать другому человеку трудно. Вот вы меня пригласили на запись, я пришёл первый сюда, потом уже вы подтянулись. Я по-другому не могу.

К. Мацан

— Мы это вырежем из программы, чтобы не позориться. (Смеётся.)

Прот. Андрей Овчинников

— Мне немножко, да, непонятно, как можно священнику опоздать, что-то не сделать, что-то забыть, или как можно в Церкви это не сделать. Здесь всегда возникает такая проблема, но мы понимаем, что и святые отцы говорили о том, что будь строг к себе, но будь сострадателен и милостив к ближним. Но вопрос в том: хорошо, я это правило принимаю, но ведь где мера того снисхождения, где уже начинается расхлябанность, начинается злоупотребление какими-то должностными обязанностями, своими профессиональными способностями. Поэтому когда я был из собора переведён в приходской храм, вот первый контраст был связан именно с дисциплинарным пониманием происходящего.

К. Мацан

— Протоиерей Андрей Овчинников, клирик храма святителя Николая в Хамовниках, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». А вот как-то менялось ли ваше переживание, ощущение, отношение к тому, что такое Церковь? Мне кажется, что человек, который только приходит к вере, у него есть какое-то одно понимание: вот Церковь — это что? Это обряды, нормы, каноны, богослужение. Или это какая-то большая структура, или это что-то касающееся внутренней жизни. Но со временем это мироощущение может меняться. Вот как было у вас?

Прот. Андрей Овчинников

— Очень важно, чтобы человек правильно понимал, что такое Церковь. Церковь — это Богочеловеческий организм, где есть две составляющие: есть мистическая сторона, там, где Христос, где святые, там, где благодать, где Царство Небесное — это одна составляющая Церкви, это Церковь Небесная, торжествующая. И вторая составляющая — это то, что вокруг нас, это те люди, которые наполняют Церковь воинствующую, там, где ещё не побеждён грех, где ещё сложные взаимоотношения с людьми, там, где отпадение, где покаяние, где возврат в Церковь. Наверное, очень важно не терять именно понимание Церкви как Богоспасительного организма, там, где Христос. То есть Христианство, Церковь и Христос — вот ты там, ты хочешь быть здесь, в этой структуре. Но так как мы уже многие, особенно священники, вовлечены в служение Церкви как системы, естественно, здесь возникают очень разные вопросы, их очень много. Скажем, проблема в том, что сейчас, с появлением интернета, мы все стали свидетелями, участниками всего, что в Церкви происходит — и хорошего, и плохого. Если взять молодёжь, то 90% молодых людей узнают о Церкви через интернет, именно через негатив. Почему сейчас очень многие молодые люди уходят из Церкви, почему у большинства отношение негативное? Потому что они «испачкались», скажем так, вот той информацией, которая сейчас в интернете присутствует. Это самая востребованная информация — когда предлагаются разные скандалы, разные порочные истории, особенно с участием священников, которые влекут к себе миллионы людей. Самые большие просмотры именно этих сюжетов. Если на десять тысяч священников будет один недостойный, о нём напишут, про него расскажут, его покажут. И молодёжь видит в Церкви именно . Ну и не недаром старец Паисий приводил такую притчу про пчелу и муху, которые летали по одному и тому же полю, только одна находила мусор, другая собирала мёд. Поэтому молодым людям нужно категорически запретить узнавать что-то о Церкви из интернета, особенно из тех сайтов, которые смакуют на этом негативе. То есть детей нужно беречь.

К. Мацан

— А как это возможно запретить? То есть ограничить доступ в интернет?

Прот. Андрей Овчинников

— Это нельзя запретить, но об этом надо говорить. Как мы запрещаем детям пить грязную воду из лужи, или моем руки перед обедом — мы же понимаем, что это может привести к опасным последствиям. Также и информация, которая воспринимается, она не безобидная совсем, она формирует взгляд на Церковь в том числе. И очень трудно потом подростков переубедить, или молодых студентов, что это не так, что этих примеров 0.01%, что из ста священников 99 — это замечательные люди, честные, многодетные, грамотные, культурные, добрые, имеющие 5-6 детей в семье, прекрасно живущие со своими жёнами. Это пример для подражания многим. При этом, конечно, я не хочу отказываться от того, что у нас есть проблемы в Церкви, и много проблем. Но методика воспитания детей должна быть односторонней в этом смысле: не нужно показывать негатив, не нужно говорить о том, что может быть в Церкви и какие большие проблемы там могут быть. Пусть священники будут для детей ангелами, пусть они будут видеть в них своих духовных отцов — вот на том этапе, когда они только-только духовно крепнут. Потом уже, когда, например, мои дети стали учиться в семинарии, уже темы стали другие для разговоров, потому что там, в семинарии, они уже вышли из-под нашей опеки родительской, и там они, конечно, увидели всё. И там уже был другой разговор — о том, чтобы не соблазниться, чтобы не отступить, чтобы не осудить, а продолжить идти тем путём, которым они были научены и воспитаны.

К. Мацан

— То есть для них стало каким-то открытием, что в Церкви тоже люди, которым тоже, в общем, ничто человеческое не чуждо?

Прот. Андрей Овчинников

— Вы знаете, воспитание детей вообще заключается в регулярных разговорах «за жизнь». Вот это сейчас мало родителей делают. У нас эти разговоры «за жизнь» были практически ежедневно. Причём говорили по-взрослому, уже в 6-8 лет касались всех абсолютно тем: и сожительства, и измен, и пьянства, и наркомании, и зависимости от интернета и компьютерных игр, и тюрьмы и так далее. Эти темы были в нашей семье всегда — это была жизнь, и мы от неё никуда не уходили. И дети наши в этом смысле никогда не носили розовых очков. Мы всегда старались эти темы не просто открыть им, но старались эти темы обсудить, причём вызывали на ответы именно наших детей, чтобы они это прокомментировали: «Вот что ты будешь делать, если увидишь, например, пьяного священника? Какая у тебя будет реакция на это?» — не осуждать, пожалеть,понять, что таких примеров в Церкви меньшинство; больше всего и лучше примеров добрых. А дальше они уже сами как-то соображали. Но ещё раз скажу, что если сейчас мы их спросим — ребят, которым уже под 20 лет, — однозначно они скажут, что в Церкви они увидели намного больше хорошего и доброго, несмотря на попытки поколебать их веру в Церковь и как-то смутить.

К. Лаврентьева

— Отец Андрей, сейчас всё чаще и чаще говорят про выгорание: священническое выгорание, семейное выгорание, выгорание волонтёров, а также выгорание всех людей, которые имеют дело работы с людьми.

К. Мацан

— Которые имеют дело с горением.

К. Лаврентьева

— С горением, да. Вам знакомо это понятие? И вообще, что с ним делать?

Прот. Андрей Овчинников

— Знакомо, и очень хорошо знакомо, потому что служу сам священником, являюсь отцом, мужем, воспитываю детей. И понятно, что выгорание — это всегда состояние, когда опускаются руки, это разочарование в своём труде. Но чтобы не разочароваться, не нужно очаровываться. По проблеме выгорания сейчас собирают целые конференции. Я в одной такой конференции участвовал, и проблема действительно очень глубокая. Выгорание — вообще у людей происходит потеря интереса к жизни, этот синдром усталости. То есть просто человек просыпается утром и уже не хочет ничего делать. Что сделать? Как в миру справляться, я вам не буду рассказывать, но то, что касается христианской жизни — это показатель того, что наступает какая-то усталость физическая. Это самая лёгкая форма выгорания, её можно поправить: когда человек может выспаться, погулять в лесу, покататься на велосипеде, пообщаться с друзьями — может быть, потом пройдёт это состояние. Но если причины глубже, то искать, конечно, их нужно именно в нарушениях духовных законов. Выгорание — это разрыв связи со Христом, то есть Он отступил, Он по каким-то причинам от человека отошёл. И у человека происходит остывание сердца. И вот тут нужно искать, каким путём снова прийти ко Христу. Если говорить о главном — это Евхаристия. То есть здесь человека нужно возвращать к Таинству Святого Причастия не просто внешне, чтобы он подготовился и причастился, но чтобы он обязательно подумал о плодах Святого Причастия. То есть мы всегда говорим, что мы причащаемся для того, чтобы победить свои страсти, чтобы стать наследниками вечной жизни, чтобы научиться любить, чтобы научиться терпеть. Здесь, наверное, главная причина связана с этим. Иногда выгорание происходит, когда человек оставляет труды, которые он начал. Он перестаёт ходить в храм, перестаёт соблюдать посты, перестаёт молиться, он перестаёт внимательно относиться к своим близким, допускает себе грубость, хамство какое-то. То есть почему ушла благодать? Потому что человек где-то начал нарушать законы очень серьёзно. Так что, ещё раз скажу, что здесь нужно направить на главный источник жизни, который бьётся в сердце Церкви. Имя этому источнику — Святая Литургия. И пока человек ходит в храм, пока он причащается и исповедуется, он не испытает этих тяжёлых состояний, которые происходят от разрыва с этим источником.

К. Мацан

— Спасибо огромное за эту беседу. Я надеюсь, что мы, все те, кто имеет отношение к горению, воспримем ваши слова, как такую подсказку и обогащение: куда смотреть, куда идти, чтобы либо не выгорать, а если не выгорать невозможно, чтобы сразу как-то заново зажигаться. Протоиерей Андрей Овчинников, клирик храма святителя Николая в Хамовниках, сегодня с нами и с вами был в программе «Светлый вечер». Спасибо, батюшка, за эту беседу. В студии была Кира Лаврентьева, я — Константин Мацан. До свидания.

Прот. Андрей Овчинников

— До свидания.