«Обновленчество в истории Церкви». Священник Илья Соловьев

У нас в гостях был кандидат исторических наук, кандидат богословия, председатель Общества любителей церковной истории священник Илья Соловьёв.

Разговор шел об истории обновленческого движения в истории Русской Церкви и об основных участниках этого движения.

Ведущий: Алексей Пичугин

Алексей Пичугин

— Друзья, здравствуйте. Это «Светлый вечер» на Cветлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин. Рад вас приветствовать и с удовольствием представляю гостя в ближайший час эту часть «Светлого вечера». Вместе с вами, вместе с нами здесь проводит священник Илья Соловьёв, кандидат богословия, кандидат исторических наук, председатель Общества любителей церковной истории. Здравствуйте.

Священник Илья Соловьев

— Здравствуйте.

Алексей Пичугин

— Мы с вами как-то фрагментарно в разное время, в разные годы говорили про обновленчество, о различных явлениях в обновленчестве, но не говорили об исторических предпосылках, о каких-то нюансах, которые действительно важны для понимания самого процесса обновленчества, насколько это было монолитным явлением, имело ли обновленчество какое-то продолжение после войны, действительно, насколько какие-то процессы, как у нас в обществе говорят, либерализации, хотя, мне кажется, это не совсем уместно и справедливо, которые развивались с перестройкой, имели свои корни в обновленческом движении 20-30-х, начале 40-х годов. Вот об этом мы хотели сегодня поговорить, и, наверное, надо начать, опять же, с дореволюционных времен, поскольку и до собора 17-18 года про обновление церковной жизни говорили достаточно активно, с конца 19-го века. Да, наверное, я не знаю, согласитесь вы или нет, первые такие явные разговоры про церковное обновление пошли с переводом текстов Священного Писания, с переводом различных святоотеческих текстов с греческого на более-менее современный русский язык, и все это дало толчок к разговорам о том, что какое-то обновление церковной жизни должно происходить.

Священник Илья Соловьев

— Но само по себе обновление не является чем-то ни церковным, ни противным Духу Церкви. Мы с вами знаем, что во время литургии священник, призывая Святого Духа, просит, чтобы Господь обновил нас, молящихся. Обновление — это вполне нормальное явление в жизни церкви, и оно не является отступлением от православной традиции, и тем более преступлением против церкви, как иногда думают некоторые. И идея церковного обновления действительно возникла, наверно, в середине девятнадцатого века, и впоследствии, когда церковная власть перестала так активно контролировать мнение рядового духовенства, эти идеи стали получать свое развитие. До того, как жесткий контроль церковной власти над священниками сохранялся, и над их высказываниями в частности, над письменными и устными высказываниями. До этого это явление наблюдалось в светской среде. Можно сказать, что, начиная с Хомякова, особенно Владимир Соловьев, отчасти и другие русские религиозные философы говорили о необходимости обновления церковной жизни.

Алексей Пичугин

— Но в этом даже Феофан Затворник говорил, несмотря на весь свой консерватизм, такой явный консерватизм.

Священник Илья Соловьев

— И Игнатий Брянчанинов в своих письмах указывает на то, что необходимо обновлять свою жизнь, постоянно стремясь к совершенству. Однако у Игнатия Брянчанинова нет серьезных предложений по церковным реформам. Но сама мысль об обновлении церковной жизни, церковного строя и частной жизни христианина она имела место. И только после первой русской революции 1905 года появились некоторые зачатки гражданских свобод. Тогда это движение стало организационно оформляться, начали организовываться группы людей, ревнующих о церковном обновлении, и эти группы выдвигали свои проекты церковных преобразований, часто согласованные с мнением высшей иерархии. Эти группы пропагандировали свои идеи через брошюры, статьи в церковных журналах, где говорилось о необходимости изменений, преобразований в церковной жизни. Многие из высказанных идей получили поддержку у церковной иерархии. Например, образовавшаяся группа из 32 столичных священников в Петербурге получила поддержку от митрополита Петербургского и Ладожского Антония Вадковского. Он принимал членов этой группы, они обсуждали те пути, по которым нужно в дальнейшем перестраивать церковную жизнь. Дело дошло до того, что московские консервативные круги, близкие к Михаилу Новоселову, заговорили о том, что церковная власть идёт в фарватере идей, высказанных никому не известной группой столичного духовенства. Но и кроме митрополита Антония Вадковского, если мы откроем отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе, если мы посмотрим материалы высочайшего утвержденного Предсоборного Присутствия 1906 года, то мы увидим, что и там тоже не только профессора духовных академий на Предсоборном Присутствии, но и некоторые иерархи соглашались с необходимостью этих перемен, и можно сказать, что одним из таких сторонников преобразования являлся и митрополит Сергий Страгородский в то время, впоследствии, в 1943 году, ставшим Патриархом Московским.

Алексей Пичугин

— В то время, вы говорите, но и при вашем участии выходили книги Адаменко с переводами, вот в последнее время Общество любителей церковной истории их издавало, ведь переводы Адаменко во многом были благословлены как раз митрополитом Сергием. И даже уже в момент его местоблюстительства он как-то до ареста Адаменко ему покровительствовал, насколько я помню.

Священник Илья Соловьев

— Да, митрополит Сергий пошёл навстречу стремлению Адаменко к переводу богослужения на русский язык. И когда в 1932 году обновленческий синод фактически запретил служение на русском языке, кроме исключительных случаев, и когда митрополит Введенский заговорил на синоде о том, что мы должны отдавать предпочтение церковно-славянскому языку, красоте славянского богослужения и так далее, и так далее, отец Василий Адаменко понял, что его деятельность переводческая будет встречать больше и больше препятствий, и тогда как раз он очень скоро перешел под юрисдикцию Московской Патриархии, и митрополит Сергий действительно покровительствовал в определенном смысле его занятием, но митрополит Сергий сам принимал участие в деятельности своего рода переводческой комиссии.

Алексей Пичугин

— Предсоборной.

Священник Илья Соловьев

— Да, когда издавались исправленные Минеи и так далее, но и самое интересное то что, когда митрополит Сергий уже в период сталинского ренессанса в церковной политике подавал письмо о том, кого необходимо отпустить, он просил — 99 процентов и в этом списке были епископы и один белый священник, Василий Адаменко, он уже не помнил тогда его фамилию, он написал, что он просит отпустить священника из Нижнего Новгорода, который занимался переводческой деятельностью. Но отец Василий к тому времени уже умер. Он писал о белом священнике, который занимался переводами.

Алексей Пичугин

— Но он не знал его постриге впоследствии.

Священник Илья Соловьев

— Трудно сказать, почему он так указал, но указал он именно так.

Алексей Пичугин

— Но вернёмся в дореволюционное время. Насколько вообще состояние церкви до революции, способствовало какому-то стремлению к переменам? Насколько общество, воцерковлённая часть общества, ратовала за эти перемены? Или всё в целом-то должно, как им казалось, идти по... ну, как и было, как и шло всегда?

Священник Илья Соловьев

— Ну, положение церкви в дореволюционной России было не просто двойственным, а было очень тяжёлым, потому что, хотя церковь и объявлялась государственной, получала из государственного бюджета различные ассигнования, тем не менее находилась под жёстким государственным контролем, под контролем государственной бюрократии. И эта бюрократия была инкорпорирована в саму церковь, в светской бюрократии. Это проявлялось и в синоде, в высшем органе церковного управления, и в епархиальных, на епархиальном уровне в разных духовных консисториях, где вот эти консисторские чиновники в значительной степени определяли местную религиозную жизнь. И вот это подчинение государству, которое приводило к разного рода негативным последствиям и приводило к тому, что в церковном обществе наблюдалась определенная эрозия, оно воспринималось как величайшая трагедия церкви, и значительная часть церковного общества полагала, что церковь должна быть освобождена от государственной зависимости, что ей должна быть предоставлена, по крайней мере, если не отделение от государства, то по крайней мере автономия. И отсюда, из вот этого подчинения церкви государству, и происходили очень многие беды церковного управления. Приход фактически становился не центром, где формировалась христианская община, а всего лишь фискальным центром. И в духовно-учебных заведениях, и в богословской науке не было необходимой степени свободы. Все это в каком-то смысле прижималось. Ну, коротко говоря, трудно найти ту часть церковной жизни, на которой не отразились бы отрицательно последствия государственной церковной симфонии, существовавшей в дореволюционной России. Вот необходимость изменения этого положения, она осознавалась многими.

Алексей Пичугин

— А вот, простите, тут тогда сразу вопрос. Что же мы подразумеваем под обновленчеством дореволюционным? Потому что у нас за последние пару-тройку десятилетий сложилось ощущение, что вот, перевод богослужений на русский язык, замена одного, другого. Но ведь это же гораздо более масштабное преобразование, если мы оставим за скобками переводы текстов, более понятное богослужение, активное вовлечение в само богослужение. Мы все равно должны будем говорить о том, что сам приход, его место, роль в церковном управлении, в жизни человека, все, что обсуждалось на соборе, это же тоже своего рода обновленчество, изменения приходской жизни, участие мирян не только в богослужебной, но и в приходской жизни, возникновение разных братств, общин. Это же тоже своего рода такой модернизм, обновление, все, что угодно. То, чего не было или почти не было до 20 века в России?

Священник Илья Соловьев

— Дореволюционное движение за церковное обновление, прежде всего, выступало за освобождение церкви от слишком тесных объятий государства, а также за устроение церковной жизни на соборных началах. Это, в частности, проявлялось в идеях о необходимости созыва Всероссийского церковного собора, который, как известно, не созывался очень долгое время. И сторонники дореволюционного движения за церковное обновление старались сконструировать такую систему государственных церковных отношений и такую систему церковной жизни, при которой соборность проявлялась бы с наибольшей полнотой, вот это основа идеологии дореволюционного движения за церковное обновление. Что касается переводов богослужения на русский, из-определенных литургических преобразований, то их нужно рассматривать только лишь как часть миссионерства, на который тоже делался упор. То есть это все было способами привлечения к активной церковной жизни церковного народа. Сам по себе перевод, сами по себе преобразования в литургической жизни рассматривались вот как способ привлечения людей в церковную ограду. Не более того. Поэтому как-то вот эти второстепенные явления в церковном давлении до революции выпячивать и выставлять их как основные идеи, на мой взгляд, является глубокой ошибкой. Кроме того, нельзя ставить знак равенства между движением за церковное обновление и церковным модернизмом, потому что, как я уже сказал, обновление ставило своей целью создание таких условий, при которых соборность в наибольшей жизни проявляла себя в церкви, и это совершенно ничего общего с модернизмом не имеет.

Алексей Пичугин

— Напомню, друзья, что в гостях у светлого радио сегодня священник Илья Соловьёв, кандидат исторических наук, кандидат богословия, председатель Общества любителей церковной истории. Почему обновленцы, возникшие в 1920-е годы, назвали себя обновленцами? Или это не самоназвание? Как вообще вот этот термин «обновленчество» по отношению к церковным группам, появившимся в советское время в 1920-е годы, возник?

Священник Илья Соловьев

— Дело в том, что движение за церковное обновление получило определенную поддержку в дореволюционной России. И прогрессивное духовенство, которое сконструировало при помощи советской власти временное высшее церковное управление, очень хотело представить себя как наследников этого движения. Но, как писал профессор Троицкий, в отношении этого вопроса павлиньи перья плохо подходят к вороньему хвосту, то есть по существу советское государство рассматривалось советскими обновленцами как, короче говоря, они стремились к подчинению церкви государству, советскому государству безбожному. Фактически, они были движением реакционным, они возвращали церковь к пережитым ею временам церковной симфонии дореволюционной. И в этом отношении они в самом главном, в основном, они были прямо противоположны движению за церковное обновление, которое было до революции. Те стремились к освобождению церкви от государственного пленения, советские обновленцы, напротив, отдавали церковь в служение государству и добивались той же самой церковной симфонии, которая была преодолена церковным народом в ходе революции, в ходе Собора 17-18 года.

Алексей Пичугин

— А идеологи обновленческого движения, тот же Введенский, Красницкий и ещё несколько человек, которые были вместе с ним, отец Евгений Белков, если я правильно помню фамилию, что они делали до революции? Где они были вот в этой дискуссии?

Священник Илья Соловьев

— Ну, многие активные деятели церковного обновления до революции себя в качестве обновленцев никак не проявляли.

Алексей Пичугин

— Введенский был достаточно популярным петербургским священником.

Священник Илья Соловьев

— Да. Введенский был популярным петербургским священником, чего нельзя сказать об Александре Боярском, о Евгении Белкове и о многих других, кто потом впоследствии вошел в обновленческий синод, какой-нибудь обновленческий протопресвитер Павел Красотин и так далее, о многих из них ничего не было известно. Введенский был неординарным, талантливым человеком, поэтому он являлся своего рода звездой на церковном небосклоне Санкт-Петербурга, заметным человеком. Но и тогда в его позиции мы не найдем каких-то таких мыслей, которые он впоследствии озвучивал с амвонов во времена советской власти. То есть Введенский до революции совсем другой Введенский, чем Введенский после Октябрьского переворота и особенно после майского переворота 22 года, когда было образовано обновленческое временное высшее церковное управление.

Алексей Пичугин

— Можно об этом подробнее, поскольку я думаю, что для наших слушателей это не самая известная история? Ну, знаете, вот тут у всех на слуху обновленчество, все его, в силу исторического знания у каждого своего, все его как-то представляют, что вот был, возник, был Введенский, вот все. Может быть, для кого-то вообще наша сегодняшняя программа — это открытие этого термина, а для кого-то, ну вот был Введенский, были обновленцы, потом они закончились. Что за переворот 1922 года?

Священник Илья Соловьев

— Переворот 22-го года, так называемый майский переворот, когда группа столичных священников, группа московских, петроградских и саратовских священников, при участии псаломщика Стаднюка, явилась к находящемуся под арестом патриарху Тихону для того, чтобы объяснить ему всю сложность создавшегося положения, кампания по изъятию ценностей уже шла полным ходом. Они пришли к нему для того, чтобы объяснить ему всю сложность положения и попытаться убедить его в необходимости отречения от власти и передачи этой власти кому-либо другому. И патриарх Тихон согласился на время своего заключения, на время своего лишения свободы передать дела высшего церковного управления митрополиту Агафангелу который, однако, был от этого отстранен, так как он не согласился с идеями вот этой группы прогрессивного духовенства. Было три свидания патриарха Тихона с обновленческими лидерами, он передал им для упорядочения дел права по некоторому управлению патриаршей канцелярией, назначил временного управляющего Московской епархии епископа Леонида, ну только для того, чтобы он содержал дела в порядке и передал их тому иерарху, которому патриарх передал действительно свои полномочия. Но воспользовавшись вот этим вот актом передачи им патриаршей канцелярии, обновленцы заявили о том, что они получили высшую церковную власть от патриарха, который сам устранился от управления церковью и решили создать Временное высшее церковное управление, впоследствии очень скоро, буквально в течение нескольких суток переименованное в Высшее церковное управление, которое ставит своей целью созыв Всероссийского церковного собора для нормализации церковной жизни. И этот орган, который был создан ВЦУ обновленческим, получил признание определенной части епископата и определенной части духовенства, потому что люди поверили в то, что действительно группа прогрессивного духовенства, ставшего во главе этого органа, и некоторые епископы, что они смогут довести церковь до нового Собора, где и будет решена дальнейшая ее судьба в советском государстве. Но после того, как эти деятели Высшего церковного управления и образовавшейся пресвитерианской партией «Живая Церковь», группы «Живая Церковь», открыли свое истинное лицо, когда они начали проповедовать разного рода реформаторские взгляды, когда они начали заявлять, особенно в связи с тем, что они начали заявлять о своей преданности и покорности советской власти, вот после этого авторитет Высшего церковного управления серьезно пошатнулся, и когда патриарх Тихон уже был выпущен на свободу, многие священнослужители, и особенно миряне, отошли от высшего церковного управления обновленческого, и оно навсегда, несмотря на то, что оно потом переменило свое название и стало Священным Синодом Всероссийским, оно навсегда осталось в меньшинстве в церковной жизни советского государства.

Алексей Пичугин

— Мне всегда было интересно, ведь известная цитата Антонина Грановского о том, что уже спустя год после создания обновленческого движения не было ни одного пьяницы, не было ни одного казнокрада, и как-то он там ещё какие-то эпитеты применял, в церкви, которые не пополнили бы ряды обновленцев. И об этом говорил сам активный деятель обновленческого движения, епископ Антонин Грановский.

Священник Илья Соловьев

— Он говорил об этом не просто так, потому что он знал всю ситуацию изнутри. Советская власть привлекала для раскола на местах в епархиях тех людей, которые были обиженными на высшую церковную власть и, соответственно, были готовы к тому, чтобы выступить против церковного руководства, потому что им фактически... они понимали, что им фактически не было... было нечего терять. «Нет больше ругателя церкви, как бывший поп», -говорил в свое время один из большевистских лидеров. И вот это оппозиционное духовенство, часто оппозиционное не за свои идеи, а именно за свою безнравственную жизнь, оно охотно вступало в ряды обновленцев для того, чтобы получить то, что они уже не могли получить в патриаршей церкви, то есть получить власть, получить награды, получить всякие митры, открытие царских дверей за богослужениями, и так далее, и так далее, и так далее.

Алексей Пичугин

— Но ведь все равно были люди, которые шли в обновленчество абсолютно идейно и бескорыстно. Для начала почти, ну, как почти, какое-то большинство иерархов Русской Церкви, впоследствии занимавших высокие посты в Патриаршей Церкви, были в обновленцах.

Священник Илья Соловьев

— Ну, что касается епископата, то тут, наверное, об идейности перехода представителей иерархии в число обновленцев говорить не приходится. В большинстве случаев такой переход был результатом давления со стороны политической власти, это грубое давление, аресты и различного рода утеснения в отношении епископов. Иногда приводило к тому, что епископы малодушествовали, и вместо того, чтобы ехать в какой-нибудь зырянский край, соглашались признать над собой власть высшего церковного управления. Я не знаю ни одного архиерея из числа тех, кто активно действовал в обновленческом расколе впоследствии или кто перешел в обновленчество под влиянием вот этих обстоятельств жизненных того времени, который бы сделал это идейно именно потому, что вот он был сторонником церковного обновления. Да, некоторые из них заявляли, что мы всегда были сторонниками обновления церкви, но по существу, они таковыми не являлись и это было впоследствии видно на примере их жизни. Пожалуй, лишь один из них, из этих епископов, который, правда, никуда не переходил, который оказался в числе тех, кто устроил этот переворот. Епископ Антонин Грановский был своего рода идейным обновленцем, да и то..

Алексей Пичугин

— Я вот сейчас как раз про него отдельно хотел вас спросить, но у нас время небольшого перерыва. Буквально через минуту мы вернемся в эту студию, где со священником Ильей Соловьевым, председателем Общества любителей церковной истории, кандидатом исторических наук, кандидатом богословия, говорим об истоках развития обновленчества. Я, Алексей Пичугин, никуда не уходите.

Алексей Пичугин
— Возвращаемся в студию Cветлого радио. Напомню, что сегодня мы здесь говорим про обновленцев в истории нашей страны, про обновленческое движение. И говорим со священником Ильёй Соловьёвым, церковным историком, председателем Общества любителей церковной истории, кандидатом исторических наук, кандидатом богословия. И вот про Антонина Грановского. У нас сейчас небольшой перерыв прервал.

Священник Илья Соловьев
— Но я всё-таки хотел бы завершить эту мысль о том, что среди епископата, кроме Антонина Грановского, практически не было сторонников, идейных сторонников движения за церковное обновление, и они были включены в орбиту обновленческого движения в силу давления на них со стороны репрессивных органов власти, с одной стороны, и в силу логики развития событий, что так вот, так просто получилось, что вот вдруг они оказались в ведении ВЦУ. И это очень хорошо видно на примере высших руководителей обновленчества в последующие годы.

Алексей Пичугин
— Сейчас мы просто пока далеко не ушли от Антонина Грановского, я... Мне как-то всегда был симпатичен какой-то своей чудаковатостью, идейностью. Вот какие-то легенды про медведя, какие-то легенды про его характер, его постоянная работа над переводами, знание языков. Потом вы опубликовали когда-то какой-то его донос в ОГПУ.

Священник Илья Соловьев
— Ещё не успели опубликовать, но мы просто с вами об этом говорили.

Алексей Пичугин
— Мы же с вами говорили, да, вы рассказывали, но просто я как-то расстроился, потому что он был мне симпатичен.

Священник Илья Соловьев
— Ну, он действовал теми же... Относительно доноса, действительно был донос Антонина в ОГПУ, написанный собственноручно. Это был донос в отношении одного из московских священников, отца Михаила. На этом доносе есть резолюция Тучкова: «Этого попа нужно срочно арестовать и сослать». И Антонин Грановский действовал вот именно привычными для обновленцев методами. Но безобразность этой ситуации заключалась в том, что он в этом же самом упрекал других, что они действуют полицейскими методами. Допустим, «Живая церковь», ее лидеры практиковали это сплошь и рядом. И он в этом упрекал их. Говорил, что они действуют полицейскими методами. А сам, как мы теперь уже точно знаем, это документально подтверждено, тоже пользовался теми же самыми способами и как-то пытался выставить себя в положительном свете перед советской властью. Антонин Грановский — действительно очень странный персонаж русской церковной истории. Это трагическая фигура, это признавали его современники, в частности, митрополит Евлогий, знавший его, писал об этом, что действительно трагическая фигура. Трагедия митрополита, вернее, епископа, а впоследствии митрополита, а потом снова епископа, он отказался от митрополичьего клобука, заключалась в том, что он был человеком очень образованным, очень развитым, он знал действительно несколько языков, в том числе древних языков, хотя знание языков — это не всегда показатель образования, как мы знаем. Но тем не менее, он реконструировал книгу пророка Варуха по древним рукописям, благодаря своему знанию языков древних. И за эту работу Киевская духовная академия удостоила его не искомой степени кандидата богословия, а степени магистра богословия. Магистр богословия тогда и магистр богословия сейчас — это совершенно несопоставимые величины. Даже, наверное, доктор богословия сегодня и магистр богословия — тоже несопоставимые величины, потому что требования тогда к вот этим магистерским диссертациям были очень и очень серьезными. И вот Духовная академия и Синод это утверждает, это решение, предоставляет ему звание выше, чем он ищет, вместо кандидата магистра. У него действительно был интерес к археологии, в частности, он написал интересную книгу про Успенскую церковь в Киеве. И вот, несмотря на то, что он имел такие способности, такой, в общем-то, высокий интеллект, интеллектуальный уровень, он все-таки не был признан в тогдашней российской церкви. Да, он получил епископское звание, это генеральство его, конечно, говорило о том, что все-таки его признали до определенной степени, но впоследствии на кафедре он не смог. Но впоследствии у него были постоянные проблемы с церковной властью, и в силу его характера, в силу определенного склада его ума, если можно так сказать, он не мог ужиться с людьми, он конфликтовал без конца, и все это приводило к тому, что он действительно так и не состоялся как архиерей. Он управлял одно время Владикавказской епархией перед революцией, но потом по болезни оттуда был уволен, оказался в Москве в положении довольно безотрадном. Ему было трудно. Митрополит Нестор (Анисимов) приезжал к нему в Москве в гости во времена Собора, застал его в отчаянном положении, в нищете, в грязной рубахе. Он дурно питался и прочее, прочее. То есть такой вот результат его епископской деятельности был довольно печальный.

Алексей Пичугин
— Но при этом я знаю, что он, несмотря на его служение в московских храмах, в Заиконоспасском монастыре, по-моему, Литургии, которую он собственноручно составлял, он любил в храме Христа Спасителя с иподиаконами, с хором на церковно-славянском, со всеми предстоящими послужить от души.

Священник Илья Соловьев
— Любил акафисты, митрополит Антонин любил акафисты, епископ Антонин Грановский любил акафисты. И он любил общенародное пение. Во Владикавказе он устраивал грандиозные крестные ходы в несколько километров, сам ходил пешком, сам садился вместе с молящимся на отдых на траву, доставал из мешка конфеты, которые раздавал детям, купленные за его собственный счет. Потом пел разные религиозные песнопения вместе с народом. Он же был с Волыни. «Богогласник» была одна из любимых его книг. Он любил служить акафисты нараспев с народом. И, между прочим, именно его перу принадлежит ныне существующий и действующий утвержденный акафист Моздокской иконе Божией Матери. Это он написал. И вот эта его любовь к такому пению, к такому служению, она, конечно, проявлялась у него и в те годы, когда он уже стал одним из лидеров обновленческого раскола, и когда он стал одним из новаторов в литургической практике, когда он стал реформировать, радикально реформировать богослужение, он вынес престол на середину храма, он инкорпорировал в состав богослужения вот эти вот разные тексты из «Богогласника», какие-то светские, в общем-то, вполне песни. Ну, коротко говоря, он был соткан из противоречивей. Это была действительно трагическая противоречивая фигура. Но то, с чего мы начали, говоря о нём, он действовал вот в русле вот этой обновленческой политики, полностью подчинился государству, и хотя он был способен иногда изрыгать какие-то непривычные для обновленцев слова в отношении этого государства, которые мы здесь даже не будем приводить, дабы не смущать наших слушателей, несмотря на всё это, он шёл вполне в фарватере этой политики.

Алексей Пичугин
— А что такое обновленческие приходы? То есть мы, опять же, очень редко говорим про обновленческие приходы как таковые, но, насколько я понимаю, в ряде регионов страны, в общем-то, если не смотреть на политическую составляющую, многие люди особенно и не разбирались, кто тот священник, который сейчас у них служит.

Священник Илья Соловьев
— Обновленческие приходы по своему устройству вполне соответствовали требованиям государственной политики. Храмы ведь передавались не священникам, не церкви как таковой, они передавались группе верующих, которая образовывала соответствующий орган церковного управления, двадцатку, из этого органа избирался исполнительный так называемый орган. И вот эти люди фактически как бы определяли церковную жизнь приходов в обновленчестве. Духовенство менялось, эти люди зачастую были заинтересованы в сохранении своего положения в том или ином приходе, иногда и не безвозмездно были в этом заинтересованы, и вот они как раз и определяли церковную жизнь этих приходов. Но были случаи, когда во главе обновленческих приходов стояли так называемые харизматические лидеры и тогда там собиралось много прихожан и тогда там была полноценная приходская жизнь. Ну и наиболее яркий пример это пример протоиерея Александра Боярского, который служил в пригороде Ленинграда тогда, и у него был очень мощный приход, там занимались и миссионерством, велась большая социальная работа, вот он был безусловно харизматическим лидером, и этот приход очень сильно отличался от типичного обновленческого прихода, например, в Москве в разное время существовало определенное количество приходов, но нельзя сказать ни про один из этих приходов, что он, ну скажем, во второй половине 20-х, в 30-е годы, что он отличался какой-то особенной силой. Кладбищенские приходы существовали за счет отпевания покойников. Тут действительно многим людям было безразлично, кто отпевает, лишь бы утешить свою, так сказать, совесть, как-то облегчить свое горе. Принесли покойников на кладбище и совершались отпевания. А другие приходы очень часто влачили жалкое существование. И лишь приход, который находился под руководством обновленческого митрополита Александра Введенского, приход Пимена Великого, отличался в этом отношении от других приходов, потому что Введенский тоже был харизматическим лидером. И вокруг него, вокруг его проповеди, вокруг его слова сплачивалась определенная группа последователей, мирян. И в этом отношении его, конечно, приход был достаточно мощным. Да и вообще на богослужения Введенского приходило много народу. Есть фотография служения Введенского в храме Христа Спасителя. И мы видим, где он говорит проповедь, огромное число молящихся его окружает. Хотя в некоторых воспоминаниях говорится, что обновленческие храмы полупустовали. Действительно, такие вот приходы, где не было харизматичных лидеров, где всё, так сказать, шло по накатанной плоскости, действительно, там прихожан было гораздо меньше, чем...

Алексей Пичугин

— Если посмотреть воспоминания Краснова, почитать воспоминания Краснова и Левитина про Ленинград, то в Ленинграде такая картина была, что, в общем, не пустовали. Но там своеобразная церковная жизнь была, в том смысле, что в какой-то момент вообще обновленцев становилось больше, чем...

Священник Илья Соловьев

— В некоторых местах в определённое время обновленцев было больше, например, на Северном Кавказе. Там было так, что патриаршие церкви одно время находились в меньшинстве, но все-таки патриаршая церковь, как церковь традиционная, пользовалась предпочтением у мирян, и здесь есть объяснение очень точное, почему именно так было? Во-первых, все-таки церковные миряне, чтобы ни писали о них советские историки, были оппозиционны по отношению к существующей власти, которая была властью гонителей. Я помню это по своей жизни. Даже в начале 80-х годов в церкви среди мирян существовало определенное отрицательное отношение к государственной власти за то, что она гонит церковь. А в те годы, тогда, когда государство активно противостояло церкви, конечно, оно не могло пользоваться симпатией искренних верующих мирян. Поэтому была некоторая оппозиционность по отношению к власти, с одной стороны. И красная церковь, присяжная церковь, государственная Церковь, какой была обновленческая церковь, в известном смысле государственная, в глазах народа, она, конечно, не пользовалась таким авторитетом, как церковь патриаршая, как церковь гонимая на тот момент. Это первое. И второе, люди устали от революционной ломки они, они устали от переименования улиц, от красных тряпок на улице с разными лозунгами, от этих новых форм жизни, от этого авангардизма и прочее, прочее, очень многие люди, особенно пожилые люди, которые большинстве своем посещали храм, они хотели сохранения традиционного уклада своей жизни, хотя бы в какой-то степени, и этот уклад сохранялся именно в патриаршей церкви. Они не хотели никаких изменений в обрядовой стороне, они не хотели никаких изменений внешнего свойства, потому что они устали от этих изменений в государстве, и они хотели прийти в церковь и душою отдохнуть. Вот этот фактор. И второй фактор, то, что власть поддерживала на определенном этапе обновленцев, и обновленцы считались красной церковью, это определяло то, что патриаршая церковь пользовалась большей любовью и уважением со стороны мирян.

Алексей Пичугин
— А до какого времени, если так можно провести какой-то раздел, до какого времени обновленческая Церковь пользовалась поддержкой государства?

Священник Илья Соловьев
— Ну, я думаю, что обновленческая церковь пользовалась поддержкой государства примерно до 1925 года.

Алексей Пичугин
— То есть недолго, три года и всё.

Священник Илья Соловьев
— Созыв Поместного собора, Второго обновленческого поместного собора после смерти патриарха Тихона, это последний акт явного благоволения со стороны государства к обновленцам. Впоследствии они не дали созвать уже ни одного собора, ни обновленцам, ни тихоновцам. А уж после 1929 года, когда начался новый период в истории церкви, который характеризуется постепенным свёртыванием церковной жизни и у обновленцев, и у староцерковников, никакой поддержки обновленцев со стороны государства и власти говорить нельзя. Ну, вот в архиве митрополита Введенского есть бумага, в которой говорится о том, что в 1946 году, незадолго до смерти, он все еще получал для своей служебной машины бензин из государственных источников. Но если это рассматривать как поддержку советской власти, то тогда она в каком-то смысле еще существовала. А так глобально, конечно, поддержки уже после собора 1925 года, и особенно после 1929 года, обновленцам со стороны властей не было.

Алексей Пичугин
— Напомню, что в гостях светлого радио сегодня церковный историк, священник Илья Соловьев, кандидат исторических наук, кандидат богословия, председатель Общества любителей церковной истории. Вы уже, вернее, не первый раз упоминаете митрополита Александра Введенского, и вы занимаетесь его архивом. Я думаю, что мы когда-нибудь об этом отдельно, очень надеюсь, поговорим. Далеко не все знают, кто даже что-то про обновленцев слышал, что долгое время Введенский официально не был никаким лидером обновленчества. И более того, они в качестве лидеров обновленцев, своего лидера, всё время выдвигали каких-то других людей. Виталия Введенского, например, Белевского протоиерея.

Священник Илья Соловьев
— Вот как раз то, о чём мы не успели договорить, о том, что обновленческий епископат не был, епископат, перешедший к обновленцам, епископы старого поставления, не были идейными сторонниками обновленчества, кроме Антонина Грановского, мы можем сейчас сказать дальше. И Виталий Введенский, который стал первоиерархом обновленческих церквей, и Вениамин Муратовский, который тоже был обновленческим иерархом до митрополита Виталия, и Евдоким Мещерский, который был до митрополита Вениамина Муратовского, все они были люди старой формации. Для Виталия Введенского и для Вениамина Муратовского эти новшества, которые пропагандировали обновленцы, вообще были очень неприятным явлением. И выпады в отношении монашества, которые допускал Введенский, тоже воспринимались ими крайне негативно, и даже синод высказывал Введенскому по этому поводу. И они, конечно, не были никакими идейными обновленцами, и если бы была возможность, они бы с удовольствием вернулись в патриаршию церковь. Но все они так или иначе были властью замазаны. Вениамин Муратовский был под властью белых, и там проявлял определенную активность, за что его могли в любой момент привлечь к ответственности. На Виталия Введенского тоже был свой компромат, был он и на Евдокима Мещерского. Вот эти три обновленческих первоиерарха, которые существовали до прихода Введенского к власти, они, конечно, с удовольствием бы перешли под омофор патриаршей церкви. Что, кстати говоря, митрополит Виталий и сделал после того...

Алексей Пичугин

— Он настоятелем в Сокольниках был до самой смерти еще долгие годы.

Священник Илья Соловьев
— Да, что он и сделал после того, когда обновленчество было упразднено государством. А Введенский оказался в роли обновленческого первоиерарха очень поздно, за 5 лет до своей кончины, и фактически за 5 лет до кончины обновленчества как такового.

Алексей Пичугин
— Но при этом все равно был лидером и до того.

Священник Илья Соловьев
— Он был идеологом обновленчества. Это действительно так. Насколько он был лидером, сказать сложно. Идеологом, да, потому что он формулировал очень многие постулаты обновленческого движения, он пытался объяснить, что такое обновленчество, что такое его смысл в истории, поэтому он всегда занимал довольно видное место, ну и в силу того, что он, конечно, был, как я уже сказал, харизматическим лидером и очень ярким проповедником, поэтому он был хорошо известен. Его можно назвать идеологом обновленчества, а лидером он стал уже тогда, когда все остальные лидеры отошли в мир иной. То есть тогда, когда произошли репрессии, и вот тогда фактически оставшись наедине с митрополитом Виталием и с группой, небольшой группой епископов, он действительно оказался лидером по существу. И ему уже не было, так сказать, было не с кем равняться. Хотя еще в начале 30-х годов у обновленцев были очень известные обновленческие иерархи, которые пользовались тоже очень большим авторитетом. Например, рязанский Михаил Попов, который очень долгое время издавал журнал в Рязани, «Церковное обновление» в Рязани, издавал церковный журнал, очень интересный, это один из важнейших источников по истории обновленческого раскола. Александр Анисимов, о котором вообще мы никто ничего не знаем, но тем не менее, который тоже вел и миссионерскую определенную работу, да и другие некоторые обновленческие иерархи, они были достаточно заметными. в обновленчестве деятелями. Но Введенский, конечно, был идеологом, он все это формулировал, он выступал на соборах с основным докладом, и по сравнению с другими докладчиками он выглядел ярко, ему аплодировали. Ему аплодировали и на его диспутах с разного рода безбожниками. Поэтому Введенский был заметной фигурой и идеологом обновленчества, а в 1941 году, после начала войны, он стал и обновленческим первоиерархом. Первоиерарх православных обновленческих церквей в СССР. Он был трижды женат, его брак последний, третий, тоже был неудачным, но есть предположение о том, что он мог вступить и в четвертый брак, по крайней мере, неформально, но вот уже здоровье ему это не позволило. После его смерти у него осталось три сына, которые были им же рукоположены в священный сан. Это Андрей Александрович Введенский, старший сын из трех этих сыновей.

Алексей Пичугин
— А их потом перерукополагали, нет?

Священник Илья Соловьев
— Да. Андрей Александрович Введенский, потом Александр Александрович Введенский и Владимир Александрович Введенский. По крайней мере, Андрей и Александр были перерукоположены в Москве в храме Ризоположения на Донской улице преосвященным Макарием Даевым. Эти были перерукоположены. Насчет Владимира пока не ясно, был ли он рукоположен или не был. Вот это такая...

Алексей Пичугин
— А он служил?

Священник Илья Соловьев
— Да, он служил священником. Он похоронен на Калитниковском кладбище за алтарем храма. В Московской патриархии он служил священником. Но был ли он рукоположен до раскола, то есть до перехода в подмосковскую патриаршию власть, или он не был рукоположен Введенским, я об этом сейчас сказать не могу, здесь есть определенные неясности, есть определенные противоречия. Вот эти три сына: Андрей Александрович, Александр Александрович и Владимир Александрович, они послужили все в священном сане. Андрей Александрович, как я уже сказал с Александром Александровичем, были перерукоположены, но Андрей Александрович в силу своего характера, в силу того, что он вступил во второй брак, он не нашел себя в патриаршей церкви. Впоследствии он был арестован и осужден. Получил заключение, 10 лет заключения по приговору суда. И там, в заключении, он рванулся из строя, в отчаянии пытаясь бежать, и получил несколько пуль в спину. И таким образом трагически погиб. Но это было уже после смерти его отца. Что касается...

Алексей Пичугин
— Это уже послевоенная история?

Священник Илья Соловьев
— Да, в 1948 году он был арестован. А что касается Александра Александровича, то он довольно благополучно просто существовал вплоть до своей смерти. Он служил на различных московских приходах, был сотрудником отдела внешних церковных тогда сношений, теперь связей, занимался приемом, сопровождением иностранных делегаций, причем не только в Москве, но и сопровождал их за пределы столицы, писал соответствующие отчеты, а его жена, Людмила Ивановна, была в свое время секретарем митрополита Введенского, вела делопроизводство, и вот как раз благодаря этому у нее сохранились некоторые документы, так называемый вот этот архив митрополита Введенского, о котором вы упомянули, и который действительно сейчас еще до конца не разобран, но который имеет место быть. Вот такая интересная судьба у наследия Введенского. Сам архив после его смерти, весь архив, полноценный архив, был арестован и вывезен из Сокольников, где они жили. И он находился в соответствующих органах, компетентных, как у нас говорили. И вот в начале 50-х годов есть документ о том, что документы этого архива были уничтожены. Но также есть сведения о том, что некоторые личные дела архиереев, которые впоследствии перешли в Московскую Патриархию, были переданы в архив Московской Патриархии, по всей видимости, там и хранятся. Однако проверить это у историков сейчас нет совершенно никакой возможности, поскольку доступа в этот архив практически нет.

Алексей Пичугин
— Но я надеюсь, что про Введенского архив мы с вами однажды здесь поговорим, потому что это, конечно, очень интересно.

Священник Илья Соловьев
— Да, мы можем поговорить об архиве Введенского, но для этого нужно, конечно, вполне разобраться с тем массивом документов, который там есть.

Алексей Пичугин
— Ну, поэтому я не предлагаю сейчас, но надеюсь, что в будущем получится. Потому что времени не очень много остаётся, а всё же интересно, были ли какие-то перспективы у обновленчества сохраниться в Советском Союзе после войны и после смерти Введенского?

Священник Илья Соловьев
— Да, перспективы обновленчества могли бы быть, если бы не политика государственной власти. Очень многие приходы обновленческие, уже устоявшиеся приходы, не хотели переходить в Московскую Патриархию. И очень многие архиереи не хотели переходить, и священники. Наиболее яркий пример — это обновленческий митрополит Василий Кожин, Ставропольский, которого сам Введенский хотел видеть своим преемником. Его просто-напросто уламывали. Туда ездил будущий митрополит Антоний Романовский, ходил, вернее, к нему пешком в дом, проводил с ним соответствующие беседы, уговаривал. Его уговаривал и уполномоченный, в результате он развелся со своей горячо любимой супругой, с которой они жили довольно, как вы понимаете, всю жизнь. Он был вынужден с ней развестись, принять монашество.

Алексей Пичугин
— Но он уже немолодой человек был, там такой номинальный развод был.

Священник Илья Соловьев
— Но этот развод был для него очень болезненным. Это был один из тоже очень важных аргументов, что он не хотел бросать свою супругу и не хотел расставаться с нею. Тем более, что фактически насильственно. То есть не по своей воле. И он очень протестовал против этого. Но независимо от семейного положения, не все иерархи хотели переходить в Московскую Патриархию, и даже не все священники. Ну, пример, еще один пример, это в Ленинграде Сергий Румянцев, который тогда уже был епископом, он был в каком-то смысле идейным обновленцем, он тоже не хотел переходить. Власти просто сказали, партия сказала: надо, комсомол ответил: есть.

Алексей Пичугин
— И после войны никаких двух церквей в советской стране быть не могло.

Священник Илья Соловьев

— Могло бы, если бы не было насильственного разгрома обновленцев со стороны советской власти, который начался примерно с 42-го, с конца 42-го, с начала 43-го года, когда, а уж после встречи Сталина с тремя митрополитами в Кремле и после избрания митрополита Сергия Патриархом Московским и всея Руси, тут уже, конечно, началось прямо-таки давление на обновленческие приходы и на обновленческий епископат с требованием, чтобы они все переходили в юрисдикцию Московскую Патриархию. Вот если бы этого давления не было, если бы обновленцы сохранились хотя бы в том положении, которое они имели, накануне встречи Сталина с тремя митрополитами, возможно, что как структура они могли бы существовать, потому что альтернативная церковь, даже и фальшивая церковь, все-таки могла бы найти себе сторонников в церковном обществе. Так очень часто бывает, что люди ищут какую-то альтернативную юрисдикцию в силу тех или иных обстоятельств, в силу какого-то конфликта с кем-то, в силу неприятия кого-то и так далее, но в силу каких-то обстоятельств нужна альтернативная юрисдикция. Поэтому обновленчество как альтернатива Московской Патриархии могло бы существовать. А если бы у обновленцев был бы сильный харизматический лидер, который смог бы возглавить эту структуру, то вполне возможно, что это существование было бы и уж не таким безбедным, как оно было, скажем, в середине 30-х годов.

Алексей Пичугин
— Ну, это уже какая-то совсем невероятная история.

Священник Илья Соловьев
— Фантазия, фантазия.

Алексей Пичугин
— Мы просто говорим о том, что как альтернатива...

Что обновленцы тоже упустили какой-то момент в своем развитии, в своей истории.

Священник Илья Соловьев
— От них ничего не зависело. За всю историю, начиная с момента майского переворота и вплоть до 43, 44, 45, 46 годов, от них ничего не зависело. Они шли в фарватере государственной политики.

Алексей Пичугин
— Ну, фальшивое создание, инспирированное государством, без какой-то подпитки идейной. Опять же, вот, возвращаясь к цитате Грановского о проходимцах, которые пополняли ряды обновленцев, и то, что люди порядочные, которые там тоже оказывались, оттуда достаточно быстро уходили, или не быстро, но уходили, или погибали, но, по крайней мере, к концу обновленческого движения там было совсем немного людей, при том, что там было вообще немного людей, каких-то интересных, действительно, идейных, порядочных там не было.

Священник Илья Соловьев
— История обновленческого раскола дает нам очень хороший урок. Она говорит нам о том, что подчинение церкви государству для церкви очень опасно. И как это было до революции, и как это было в советское время, когда обновленцы просто шли в фарватере государственной политики, это очень опасно для церкви. Это сковывает церковную свободу, приводит к сокращению церковной соборности и к падению авторитета церкви в глазах верующего народа, церковной иерархии, падение авторитета церковной иерархии в глазах верующего народа. Этому учит нас история обновленческого раскола. Действительно интересная история, история полная трагизма, история полная даже комизма в чем-то. Такая полноценная часть истории нашей церкви.

Алексей Пичугин
— Спасибо, священник Илья Соловьёв, председатель Общества любителей церковной истории, кандидат исторических наук, кандидат богословия, был с нами сегодня. Спасибо.
Я Алексей Пичугин. Прощаемся. До свидания.

Все выпуски программы Светлый вечер

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов

Другие программы

Актуальная тема