
Гость программы — кандидат искусствоведения, доцент Московского государственного института культуры Михаил Тренихин.
Разговор шел об истории и современности наградной системы Русской Православной Церкви.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Д.Володихин:
- Здравствуйте, дорогие радиослушатели!
Это светлое радио – радио «Вера».
В эфире – передача «Исторический час».
С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы обсуждаем сегодня наградную систему Русской Православной Церкви.
Время от времени слышишь какие-то укоры: «Ну, как же так? Церковь, духовное служение… зачем же там ордена и медали? И почему, когда ты видишь на фотографиях старых священников, у них – грудь в орденах, как когда-то была у маршала Жукова?»
Вот, например, когда-то стала поводом для дискуссии фотография протоиерея Димитрия Смирнова, где у него, вся совокупность наград должна была сверкать на груди, поскольку таково распоряжение церковного руководства: есть награды – должен их надевать, должен их носить.
В принципе, конечно, нет ничего плохого, нет ничего скверного в том, что за определённые заслуги Церковь даёт награды, уподобленные наградам светским. Потому, что, в течение жизни, кто-то относится к своим обязанностям с леностью, кто-то – спустя рукава, кто-то – в среднем, нормальном, крепком режиме осуществляет их, кто-то – делает нечто большее, у него особенные заслуги, а кто-то относится к своим обязанностям, как подвижник, и знаки этого подвижничества, знаки старания, знаки заслуг – не перед Богом, нет, а перед Церковью и перед социумом – вот, это и есть церковные ордена и медали.
В принципе, у Церкви давным-давно были награды, которые являлись знаками почёта, своего рода, почестями, которые нельзя носить на груди. Ну, вот, для архиерея, например, на Руси, знаком почести был белый цвет клобука. По этому поводу были даже целые дискуссии – кому можно носить, кому не следует носить, кто носит его по исторической традиции, кто напрасно надевает на себя белый клобук – это было довольно сложное, но интересное… скажем так… дискуссионное обстоятельство в истории нашей Церкви.
Те люди, которые глубоко воцерковлены, например, знают, что другое церковное отличие – ношение палицы – совершенно никак не отражается на священнике. Он, на самом деле, носит вовсе не боевую палицу, не булаву, а… так скажем… часть одеяния.
Когда говорят об отверстиях – это тоже не дыры, которые проделаны в священническом одеянии пулями, это тоже, своего рода, награды – знаки почтения, знаки особых заслуг этого священника.
И, вот, эти элементы одеяния – они издревле присущи Церкви, они гораздо более старые, чем ордена и медали, которые пришли потом. Но, во всяком случае, они говорят о том, что Церковь давным-давно размышляла о том, какие могут быть знаки, указывающие на особые заслуги представителя духовенства.
Ну, вот, ещё одну дискуссию затронем в этой сфере. Но, прежде, чем мы к ней приступим, я хотел бы вам, дорогие радиослушатели, представить нашего гостя – сегодня у нас в студии знаменитый специалист по фалеристике, кандидат искусствоведения, доцент Московского Государственного Института Культуры Михаил Михайлович Тренихин.
Здравствуйте!
М.Тренихин:
- Здравствуйте!
Д.Володихин:
- И, пожалуй, Вам я адресую вопрос, для меня самого представляющий определённую сложность.
Ну, вот… в значительной степени, средневековая европейская наградная система выросла из рыцарских орденов, а там добрая половина – ордена не светские, а духовно-монашеские, или духовно-рыцарские. И знаки этих орденов… их устав предполагает определённые достоинства, определённые особые требования, которые возлагаются на человека, и знак принадлежности к ордену – не был наградой за заслуги. Он отмечал то, что человек на себя взял определённые интеллектуальные, духовные и иные обязанности, требования.
Потом из этого развились современные ордена и медали.
Но… давайте-ка задумаемся. У Русской Православной Церкви с орденами всё обстоит совершенно иначе. Западная Церковь, католическая – имеет обилие орденов. У нас этого нет. Соответственно… нет никакого этого обилия… соответственно, знаки орденов для Русской Церкви издревле были звуком пустым. Хорошо это или плохо? Как правильно воспринимать это? Как некоторое отставание, или, наоборот, как особый путь, может быть, более здравый?
М.Тренихин:
- Ну, Вы знаете… насчёт отставания… если мы говорим относительно Православной Церкви… на мой взгляд, вопрос достаточно однозначный, с моей именно точки зрения. Потому, что… ну… в конце концов, католики откололись от Православия, а мы сохраняем древнюю традицию.
Ну, и, если говорить, непосредственно, о монашеских орденах, действительно, которые Вы правильно вспомнили, обратившись к средневековью… ну, тут все сразу вспоминают Крестовые походы – как раз, так, мне кажется… как-то… по учебникам истории… вот… эти орденские рыцари воспринимаются. Ну, или… там… уже – по советским фильмам… если брать Эйзенштейна – «Александр Невский».
Но… да, действительно… Вы, опять же, правильно сказали, что и сегодня существуют эти ордена – уже в виде организаций, которые занимаются благотворительностью, просвещением – то есть, разные есть миссии, разные назначения, и, в этом плане, у каждого есть какая-то своя определённая ниша.
Но надо отметить, что в Православии, в том числе и в России, монашество существует… ну… наверное, не для каких-то определённых целей, а, всё-таки, в первую очередь, для служения… молитвенного служения Богу…
Д.Володихин:
- Причём, существует оно с древности. Монашество у нас утвердилось ещё в XI веке. То есть, у нас – достаточно древние монашеские школы. И… Вы имеете в виду то, что, собственно, молитвенное служение, уединение, предание себя Богу – это первостепенно важная иноческая работа. А, вот, какая-то специализация – это, может быть, конечно, очень хорошо, но это – удаление от главной монашеской работы.
М.Тренихин:
- Ну, на мой взгляд, да. Мы понимаем, что у нас есть разные монастыри, со своими уставами, и можно сказать, что тоже, в этом плане, есть… но это не специализация, это, всё-таки, другое. То есть, того, что есть на Западе, у нас не появилось, не прижилось, и, наверное, это не так плохо, с точки зрения сохранения самости. Это, вот, то, чего мы… ну… понимаете… у нас и так последние триста лет полно реформ, и, всё время, каких-то сломов, надрывов – что-то должно сохраняться. И, в моём понимании, как раз, Православная Церковь и является таким стержнем, вокруг которого, в общем, многие объединяются. Поэтому, может быть, и слава Богу, что у нас такого не возникло.
Д.Володихин:
- Ну, вот… мнение схиархимандрита Гавриила Бунге, настоятеля монастыря в честь Воздвижения Креста Господня, близ швейцарского города Лугана. Он говорит о том, что различные формы посвящения жизни в духовно-монашеских, а, порой, и рыцарских монашеских орденах, конечно, соответствовало различным потребностям церкви, и, несомненно, подобное разнообразие имеет определённые преимущества, однако… цитирую… «главный недостаток заключается в том, что настоящая монашеская жизнь подталкивается к периферии церкви».
То есть, у нас нет монашеских орденов, нет знаков этих монашеских орденов, они не составляют, ни в коей мере, основу наградной системы Церкви, и, наверное, скорее – это плюс, чем минус.
Ну, вот, так или иначе, подходим к тому, когда у Церкви появились награды современного типа. В России они появились при Петре Первом, с введением ордена святого апостола Андрея Первозванного. И – сначала, светские награды – ордена святого Андрея, святой Екатерины, святого Георгия, учреждённые при Екатерине Второй, и так далее, и так далее, и так далее – они не имели отношения к Церкви. Но… в общем… это вопрос довольно сложный, и Церковь, так или иначе, оказалась у Императорской России причастной к наградам светского типа.
М.Тренихин:
- Да, совершенно верно. И Вы правильно заметили, что православное духовенство, как раз, с момента учреждения первого ордена в 1698 году – ордена святого апостола Андрея Первозванного… ну, и с появлением других орденов в наградной системе Российской Империи, в общем-то, могли награждаться следующими наградами. То есть… ну, опять же… здесь важно отметить, всё-таки, несколько иной юридический статус – не награждение, а сопричисление к ордену. Потому, что…
Д.Володихин:
- Вот, это важный момент! Именно – не награждение, а сопричисление.
М.Тренихин:
- Да.
Д.Володихин:
- То есть, характер награды в государственном церковном ведомстве Синодальной Церкви, вроде бы, должен быть государственным.
М.Тренихин:
- Ну, да… мы видим портрет священника с государственной наградой – мы можем увидеть, что это либо орден Андрея Первозванного, или Александра Невского, святого Владимира…
Д.Володихин:
- Но есть определённый момент дистанцирования…
М.Тренихин:
- Да…
Д.Володихин:
- Это – не совсем «то» для Церкви.
М.Тренихин:
- Вы знаете, в данном случае, я думаю, можно сравнить с наградами, с орденскими знаками для тех, кто был в капитуле орденов Российской Империи. То есть, это знаки, которые не являются наградой, а знаки членства в ордене, нахождения на должности, во всяком случае…
Д.Володихин:
- Да-да…
М.Тренихин:
- … можно сказать, должностной знак, в виде изменённого орденского знака. То есть, мы видим такие портреты у канцлеров орденов, например. Не так давно, в музее Тропинина обратили с коллегами внимание на портрет Куракина – так, вот, как раз, вместо знакомого всем косого креста ордена Андрея Первозванного, у него на черезплечной ленте – медальон овальный… вертикально-овальной формы, на котором уже изображён, собственно, этот крест, наложенный на чёрного орла. И коллеги говорят: «Ну, это, может быть, художник ошибся, или что-то…» – но нет, это, как раз, скорее, должностной знак, свидетельствующий о том, что перед нами портрет канцлера ордена.
Д.Володихин:
- Ну, а для Церкви?
М.Тренихин:
- А для Церкви – изменений не было. И наши священники изображаются часто на портретах, на живописных портретах с обычными знаками, соответствующими, собственно, капитульным, выпуска того или иного периода.
Д.Володихин:
- Ну, что ж… я думаю, будет правильным, упомянув орден святого равноапостольного Андрея Первозванного, попросить, чтобы в эфире прозвучал тропарь этому святому.
-ТРОПАРЬ-
«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
Д.Володихин:
- Дорогие радиослушатели, напоминаем вам, что это – светлое радио, радио «Вера».
В эфире – передача «Исторический час».
С вами в студии я, Дмитрий Володихин.
У нас в гостях кандидат искусствоведения Михаил Михайлович Тренихин, заместитель главного редактора в журнале «КОЛЛЕКЦИЯ / SAMМLUNG», и доцент Московского Государственного Института Культуры.
Мы беседуем о наградной системе Русской Православной Церкви – о её истории, судьбе, изменениях, которые в ней произошли.
Ну, уж коли мы затронули награды времён Российской Империи, то я бы попросил уважаемого собеседника рассказать о том, что, и в какой последовательности, мог получить в качестве награды представитель духовенства во времена Российской Империи.
И… давайте, так… вот, есть ордена, медали… а, вот, есть те древние отличия, которые касаются элементов одежды, цветов одеяний священнических – и это мы тоже перечислим… вот… так сказать… в черезполосном порядке с орденами и прочими наградами.
Прошу Вас!
М.Тренихин:
- Спасибо. Ну, тут, конечно, следует отметить, что среди наград могли бы быть и повышения в сане, и, как Вы правильно заметили, элементы облачения, но и, наиболее знакомые уже, непосредственно, ордена.
Ну, вот… к периоду Первой Мировой войны – и это было зафиксировано высочайше, и закреплена такая последовательность награждений – всё начиналось с трёх элементов облачения: с набедренника, далее шла – фиолетовая скуфья и фиолетовая камилавка ( то есть, соответственно, два головных убора ). Вот, потом, на четвёртом месте мог быть наперсный Крест от Священного синода…
Д.Володихин:
- Но это – награда, которая не является ни орденом, ни медалью. Это – награда, чисто церковная по происхождению.
М.Тренихин:
- Но то, на что уже коллекционеры-фалеристы и исследователи смотрят уже с большим интересом… таким… я бы сказал… хищническим… потому, что это уже ближе к наградным знакам… ну, и, всё-таки, входит в наградную систему…
Д.Володихин:
- Это – в духе – почти «наше», да?
М.Тренихин:
- Да. То есть, можно как-то… подойдёт, и… следует обратить внимание.
Далее, на пятом месте, появлялся орден святой Анны III степени…
Д.Володихин:
- Как любопытно… святой Станислав, который был в Российской наградной системе, не входил… и, может быть, потому, что он у нас – заёмный. Он у нас, по-моему, взят из Польской наградной системы.
М.Тренихин:
- Да, совершенно верно. Польский, и был включён, вместе с орденом Белого Орла в 1831 году, после очередного польского восстания…
Д.Володихин:
- А были какие-то ещё…
М.Тренихин:
- Да, совершенно верно… но… польские награды некоторые, хоть и были включены в состав Российских орденов, но…
Д.Володихин:
- … духовенства не касались.
М.Тренихин:
- … духовенства… да, совершенно верно – потому, что это католическая история, в большей степени.
Ну, понятно, что он у нас уже в имперское время поменял, наверное, свой статус, но… тем не менее… священникам их не давали.
Но, вот, далее… после ордена святой Анны III степени давался сан протоиерея – вот, как раз, то, что мы говорили о повышении в сане.
Д.Володихин:
- Я слышал одно остроумное замечание, что для Русской Православной Церкви протоиерей – что-то вроде полковника для армии. С одной стороны, у него нет… вот… такой чёткой субординации, с другой стороны, долгое время на протоиереях Церковь стояла, в особенности в советские времена. И они были одной из главных опор церковного руководства, верхней части церковной иерархии, поскольку епархии-то были – колоссальные по размерам, просто такие, что на территории одной русской епархии могло уместиться десять греческих!
Естественно, что русский протоиерей, иной раз, имел под своим административным руководством священников больше, чем некий греческий митрополит… Но, продолжим…
М.Тренихин:
- Так, это же уже генерал-майор получается!
Д.Володихин:
- Вот… не будем залетать мыслью высоко! Генералы в Церкви – это архиереи.
М.Тренихин:
- Да, соответственно, после сана протоиерея, священник мог быть отмечен орденом святой Анны II степени, потом – орденом святого Владимира IV степени… то есть, опять, мы видим, всё-таки, включение орденов… а, вот, на девятом месте, загадочная вещь, которую вы сегодня уже упоминали – палица, элемент облачения, в виде такого ромба, который вешался на пояс. Действительно, это не та палица, которая является боевым ударным оружием.
Д.Володихин:
- Ну, вот, орден святого Владимира, заметим, для Российской империи – это орден офицерский. И… такой… заслуженный. И, время от времени, его давали – за боевые заслуги.
М.Тренихин:
- Ну… были соответствующие орденские знаки с мечами. Но, опять же, я бы Вас поправил насчёт офицерского ордена. В известной мере, все ордена Российской Империи были для дворян… ну, соответственно, офицеры были дворянами… то есть…
Д.Володихин:
- Я имею в виду, что – младшему офицерству. Да, действительно, Вы правы… младшему офицерству, по-моему, не полагался орден святого Владимира. Получить его было невозможно.
М.Тренихин:
- Да, да… то есть, это уже, всё-таки, высокая награда, не говоря уже о высших степенях. То есть, это, действительно, один из высших орденов.
Но, вот… что могло быть на десятом месте? Золотой наперсный Крест из Кабинета Его Императорского Величества. Но, вот, по поводу наперсных Крестов – мы говорили, что фалеристы ими, всё-таки, интересуются… имеют некоторый интерес… и это – не просто.
Если мы говорим «Крест», сам по себе, то, наверное, это – больше церковная награда, не имеющая отношения к фалеристике. Но, ведь, были и наперсные Кресты для священников на ленте ордена святого Георгия – и это, фактически, одна из наград, которая была сопричислена к ордену. Ну, потому, что мы можем вспомнить Георгиевский статут – ну, уже, вот, последний, перед Первой Мировой войной 1913 года, куда входят у нас и знаки орденские офицерские, четырёх степеней, четыре Георгиевских Креста, которые прежде называли знаком отличия военного ордена, Георгиевские медали, которые были…, и, в том числе, Георгиевское наградное оружие… там… рожки… и так далее… и, в том числе, туда входили и наперсные Кресты на Георгиевской ленте, и эта награда – чрезвычайно интересная и очень высокого статуса.
Д.Володихин:
- А что такое – рожки Георгиевские… что это такое?
М.Тренихин:
- Духовые инструменты, соответственно… награда, которая могла даваться полку.
Д.Володихин:
- Я, так, помню, было ещё и Аннинское наградное оружие… там… некий Анненский темляк на шашку… кажется, так?
М.Тренихин:
- Да, да… совершенно верно. Ну… наиболее известный – Георгиевский, да… но мы, всё-таки, отошли от темы церковных…
Д.Володихин:
- Да, это всё священников не касается… посмотрим, что там дальше…
М.Тренихин:
- А… вот… интересно… да, я, всё-таки, продолжу насчёт наперсных Крестов для священников.
Появились они не позднее 1791 года – то есть, это времена Матушки Екатерины. И давали их священникам за отличия во время военных действий. То есть, жаловались именно на ленте святого Георгия.
И, надо отметить, что до 1903 года таких Крестов – то есть, с Екатерининских времён до Николая Второго – удостоилось всего лишь 194 армейских священнослужителя.
Д.Володихин:
- Здесь мы просто напомним нашим дорогим радиослушателям, что в Российской Империи была чрезвычайно разветвлённая и многолюдная ветвь духовенства – это духовенство армейское. Те священники, которые пребывали в полках, на боевых кораблях, в штабах соединений, и окормляли там солдат, офицеров, командующих соединениями морскими, сухопутными. То есть, таким образом, их нельзя пытаться сравнивать с советскими замполитами… ну… во всяком случае, духовную атмосферу в армии должны были задавать, прежде всего, они, и они должны были напоминать, что это – не просто русское, не просто имперское воинство, а то, что это – воинство православное, и поступать должно в боях, и в отношениях, например, с военнопленными, соответствующим образом. Это был важный момент.
Традиция – древняя. У нас, со времён средневековья, были походные шатровые храмы – шатёр, в котором открывался алтарь, и можно было вести Богослужение.
Ну, вот… возвращаясь к тем священникам, которые получали награды в боевых условиях. Насколько я понимаю, случалось, что они чуть ли не выполняли роль выбитых офицеров. Не то, чтобы они стреляли, убивали… нет, проливать кровь им нельзя. Но, порой, они могли увлечь своим примером за собой солдат…
М.Тренихин:
- Были случаи, действительно, совершенно уникальные. И был такой случай, когда, в Первую Мировую войну, священник, когда выбили всех офицеров, подняв Крест, пошёл в атаку, и дошёл до вражеских позиций, где был сражён пулей в голову – насмерть, естественно. Но все были настолько поражены – потому, что удалось захватить вражеские позиции, по-моему, порядка 1200 германских военнослужащих, что командир, несмотря на то, что по статуту не было положено, ходатайствовал о награждении этого священника посмертно орденом святого Георгия. И это ходатайство… в общем-то… задержалось, и уже, по-моему, в 1915-16 году, в итоге, всё-таки, несмотря на всю бюрократию, дошло, и было Высочайше одобрено. То есть, это, вот – один из уникальных случаев, когда, всё-таки, священник, несмотря на то, что, по статуту не полагалось, был удостоен ордена святого Георгия. И ещё более интересно, что – посмертно. Хотя, вот, такая традиция появилась только в Первую Мировую войну.
То есть, это – то, что нам уже знакомо по современному времени…
Д.Володихин:
- … это – новина такая для Российской Империи.
М.Тренихин:
- … да, да.
Ну, а если говорить, опять же, вот, о наперсных Крестах, то ими награждались, ведь… Вы правильно сказали, по поводу полкового духовенства, не только православные, но и римско-католические, и армяно-григорианские священники. Но, опять же, вот… с 1791 по 1917 годы, вот, эти наперсные Кресты на Георгиевской ленте получили 528 православных священников, 3 армяно-григорианских и 7 римско-католических… то есть, 538 человек за огромный период.
Д.Володихин:
- Но мы пока не дошли до конца вот этой иерархии наград для духовенства Российской Империи – там есть ещё несколько пунктов, и некоторые из них – прелюбопытные.
М.Тренихин:
- Да, да… значит… десятым был у нас наперсный Крест из Кабинета Его Императорского Величества.
На одиннадцатой позиции шёл орден святого Владимира III степени… то есть, мы видим, что степень повышалась с каждым новым награждением.
На двенадцатом месте – золотой наперсный Крест с украшениями из Кабинета Его Императорского Величества…
Д.Володихин:
- Что это за украшения? Бывало, что награды украшались драгоценными камнями… алмазами… это имеется в виду?
М.Тренихин:
- Совершенно верно. Как раз, «кабинетские подарки», так называемые, Кабинет Его Императорского Величества мог выдавать памятные подарки… ну… например… портрет одного, двух, или трёх даже Императоров, при которых служил человек, которые богато были украшены бриллиантами – в общем, тоже вещь, довольно близкая, пожалуй, к орденским знакам, и чрезвычайно интересная… ну… не считая того, что – удивительной ювелирной красоты. Могли быть – перстни с вензелем Императора. Опять же, не только из драгоценных металлов, но и с бриллиантами. Ну, и, соответственно, вот, этот же наперсный Крест, который украшался драгоценными камнями.
Далее… на тринадцатом месте – орден святой Анны I степени…
Д.Володихин:
- Некоторые ордена для духовенства были закрыты… то есть… не ленты Георгиевские, а сами ордена святого Георгия, орден святого Андрея Первозванного, Александра Невского…
М.Тренихин:
- Известны случаи награждения высших иерархов и орденами Александра Невского, и Андрея Первозванного. То есть, тут, вот, в отличие от орденов польского происхождения, каких-то… негласных ограничений не было…
Д.Володихин:
- Но, согласитесь, это шло… как бы… противу обычая.
М.Тренихин:
- Ну… скажем… реже, чем обычно. Потому, что, вот, та структура, которую мы сейчас разбираем – это, всё-таки, было утверждено Высочайше. То есть, да, всё остальное – это… скажем… то, что несколько выбивалось…
Д.Володихин:
- Отступления и добавки.
М.Тренихин:
- Да.
Д.Володихин:
- Ну… а мы, пока ещё, не в самом конце…
М.Тренихин:
- Последняя награда, которая была в этом списке, накануне Первой Мировой войны – это четырнадцатая позиция – то есть, это митра.
Д.Володихин:
- Очевидно, касается архиереев. И было даже такое выражение – митрофорный архиерей – тот, которому позволено носить митру.
Ну, что ж… мы добрались до конца наградной системы духовенства в Российской Империи. Вы видите, что она была разветвлённой, и она применялась массово. Для тех времён было нормальным делом, когда заслуги священника в просветительской, духовной сфере, административной, военной отмечались наградами разного рода, имеющими как чисто церковное происхождение, так и государственное.
Здесь я хотел бы, перед тем, как мы перейдём к советскому периоду, напомнить вам, дорогие радиослушатели, что это – светлое радио, радио «Вера». В эфире – передача «Исторический час». С вами в студии – я, Дмитрий Володихин. И здесь мы с вами ненадолго прервёмся, чтобы буквально через минуту вновь встретиться в эфире.
«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
Д.Володихин:
- Дорогие радиослушатели, это светлое радио – радио «Вера».
В эфире – передача «Исторический час».
С вами в студии я, Дмитрий Володихин.
У нас в гостях кандидат искусствоведения, доцент Московского Государственного Института Культуры, знаменитый специалист в области фалеристики Михаил Михайлович Тренихин.
Мы беседуем об истории наградной системы Русской Православной Церкви, и входим в тёмные воды советского времени.
В сущности, ну, какие могли быть награды, какие могли быть знаки отличия для тех времён, когда Церковь трясло, как в аэродинамической трубе, и безбожная власть постоянно вырывала из всё скудеющего и скудеющего малого стадца священников и архиереев новые жертвы, уничтожала их, мучила их ссылками, лагерями, и, конечно же, к 40-м годам, Церковь сократилась в несколько раз.
Там, насколько я понимаю, Михаил Михайлович, разве что старые награды сохранялись?
М.Тренихин:
- Да, нет… вот… к послевоенному-то времени, как раз, и начинает формироваться наградная система…
Д.Володихин:
- Но это – послевоенная… а я говорю – к 40-м?
М.Тренихин:
- К 40-м – нет. Но если говорить о годах военных, например… то… известны случаи, что священники участвовали также в боевых действиях, и… в общем… могли награждаться совершенно спокойно общесоветскими наградами, которые мы прекрасно знаем. Там и Красные Звёзды «За боевые заслуги», и медали «За отвагу»… то есть… ну… просто, мы действительно знаем такие подвиги. И, в данном случае, священники, хоть и гонимые, но оставались такими же людьми, а часто ещё и… в общем… крепкими воинами.
Д.Володихин:
- Ну, Церковь должна была быть со своим народом – это естественно. Но, конечно, для иерея, знак Красной Звезды на одежде – довольно необычное зрелище. Во всяком случае, для нашего времени, – до крайности необычное.
Может быть, в 40-х годах, когда, после войны, ветераны с гордостью носили всё, что они получили во время войны, и священник мог, без каких-то необычных взглядов, носить те награды. Для тех времён, наверное, необычным был не этот орден на священническом одеянии, а само священническое одеяние.
В 1958 году Церковь начала потихоньку восстанавливать свою наградную систему… Вот, очень необычный момент: в предыдущем году вся советская страна праздновала 40-летие «Великого Октября», как тогда говорили, революции, установления власти большевиков, а Церковь праздновала 40-летие восстановления Патриаршества.
И, вот, начинает она, приурочивая свои действия именно к этой дате, делать важные шаги к воссозданию своей наградной системы.
М.Тренихин:
- Ну… я бы… опять же… Вас немножко скорректировал – потому, что здесь речь идёт не о воссоздании наградной системы, а, как раз таки, о начале сложения…
Д.Володихин:
- О создании новой – Вы имеете в виду?
М.Тренихин:
- Да, совершенно верно… именно, наградной системы Русской Православной Церкви. И, действительно, в 1958 году был создан ( к 40-летию восстановления Патриаршества ) первый орден Русской Православной Церкви – орден святого равноапостольного князя Владимира. Состоял он из трёх степеней. Он существует до сих пор, причём… здесь бы я отметил, как раз, относительно формирования орденов… появления орденов, как созданных в советское время – ну, которые, в основном, были уже созданы к концу советской эпохи, так и тех, которые продолжают учреждать и сейчас, что… в некотором роде, церковная наградная система даже ближе к Императорской.
Д.Володихин:
- Это важный момент. Мы этот момент обсудим… мы к нему вернёмся. Потому, что он – знаковый.
Но, вот, пока хотел бы прервать Вас, и сказать, что второй орден, который был создан внутри наградной системы Церкви – это орден преподобного Сергия Радонежского, и он не тяготеет к наградной системе Российской Империи – там такого ордена не было, это – самостоятельное творчество Церкви. 1978 год.
М.Тренихин:
- Да, совершенно верно. Но следующий этап – это знаковая дата, 1988 год – как раз, год моего рождения, мне очень приятно, но, одновременно, это и важнейшее событие – год 1000-летия Крещения Руси. И тогда было учреждено сразу…
Д.Володихин:
- Три, по-моему… да?
М.Тренихин:
- … аж три ордена, да. Соответственно, орден святого апостола Андрея Первозванного, который стал высшей наградой Русской Православной Церкви, орден святой равноапостольной княгини Ольги, и…
Д.Володихин:
- … орден святого благоверного князя Даниила Московского…
М.Тренихин:
- Да.
Д.Володихин:
- Очень важный момент. Я бы хотел откомментировать, в какой-то степени, ситуацию 1988 года.
Церковь почувствовала от советского руководства некое облегчение. То есть, впервые, за много десятилетий, некоторые вопросы, в отношении Церкви, были либерализированы.
Никто не знал, как будет дальше – хуже, лучше... но, вот, дали глоток воздуха.
М.Тренихин:
- Ну, и этот момент – да, использовали. Но, кстати, я бы ещё отметил, как раз… мы, может быть, просто упомянули, да – высшая награда Церкви, да… в 1988 году… но вдумайтесь – орден святого апостола Андрея Первозванного. То есть, то, что было символом Российской Империи – это восстанавливается в 1988 году.
Напомню, что, как государственная награда, орден святого апостола Андрея Первозванного был учреждён… вернее сказать, восстановлен только в 1998 году, уже в Российской Федерации – то есть, через 10 лет после церковного.
Д.Володихин:
- А святого Владимира – есть сейчас орден святого Владимира в государственной системе?
М.Тренихин:
- Нет, святого Владимира нету…
Д.Володихин:
- Не восстановлен…
М.Тренихин:
- … но, фактически, ему… видите ли, тут такая ситуация, что восстановлен, пожалуй, немножко в изменённом виде. Орден «За заслуги перед Отечеством», в четырёх степенях, фактически…
Д.Володихин:
- Это и есть – святого Владимира…
М.Тренихин:
- … соответствует аналогу, да…
Д.Володихин:
- … но в российской трактовке.
М.Тренихин:
- Но, вот, с орденом Андрея Первозванного получился такой казус, что у нас, одновременно, он существует и как высшая государственная награда, и как высшая церковная награда. Причём, в РПЦ, всё-таки, были… раньше…
Д.Володихин:
- Да, Церковь здесь была первой. И, вот, теперь мы возвращаемся к идее сопричастности церковных орденов наградной системе Российской Империи.
В сущности, Церковь не просто так вводит этот орден – к тому же, орден с алмазной звездой, – и делает его высшей наградой. То есть, выше двух предыдущих орденов – Сергия Радонежского и равноапостольного великого князя Владимира.
Церковь, фактически, показывает то, что она является носительницей традиций дореволюционных. Что она – тот остров, который сохраняет старину духовно, интеллектуально, и готова приступить к работе по реставрации многих вещей, разрушенных в советское время, но относящихся к жизни и быту Российской Империи.
Но орден святой равноапостольной княгини Ольги – вот… это, своего рода… такой… женский орден, да?
М.Тренихин:
- Ну… Вы знаете… я думаю, что, в данном случае, было обращение к тому проекту, который был сделан в Российской Империи, но так и не доведён уже в годы Первой Мировой войны. Я думаю, что, всё-таки, хотели тоже как-то ориентироваться на тот проект.
То есть, фактически, мы помним, что в Первую Мировую было только… одно, по-моему, награждение. То есть, как таковой, орденский институт тогда не сложился.
Д.Володихин:
- Ну, что ж… опять мы видим то, что Церковь, в наградной сфере, способна к самостоятельному творчеству, или к доведению, во всяком случае, идей, которые когда-то разрабатывались и были брошены, на уровень практики.
А, вот, орден святого благоверного князя Даниила Московского – вещь необычная. Не такой это известный большой святой, как Сергий Радонежский, Андрей Первозванный, святая равноапостольная Ольга, креститель Руси Владимир. И здесь важно то, что князь Даниил есть, своего рода, небесный покровитель Москвы.
М.Тренихин:
- Ну… Вы, всё-таки, как всегда, обращаетесь к москвоведению…
Д.Володихин:
- Да, и…
М.Тренихин:
- … в таком… лучшем его смысле… так, как Первопрестольная всегда входила в сферу Ваших интересов, и… как-то… Вы… так… трепетно относитесь и к московским святым, и к символике, которая, так или иначе, связана…
Д.Володихин:
- Ну… да, это, действительно, волнует меня… но для Церкви важно не моё чувство. Для Церкви, очевидно, важно то, что и духовная, церковная столица России – это тоже Москва.
И… ну, вот, мне приходилось слышать, что этот орден, как правило, вручается Патриархам лично, и награждению придаётся особенно торжественный характер, и что дают его за усилия по возрождению духовной жизни России.
Ну… таким образом, вот, у этого ордена, который привязан к московским традициям, духовной жизни Москвы, есть необычное измерение, когда, вот, эта региональность московская становится общероссийской глобальностью.
М.Тренихин:
- Да, совершенно верно.
Д.Володихин:
- Дорогие радиослушатели… ну, вот, мы говорили о священниках, которые ходили с войсками, рисковали жизнью, многие из них погибали на войне, кто-то из них награждался… и, поэтому, я думаю, будет правильным, если сейчас в эфире прозвучит вальс «На сопках Манчжурии», напоминающий о героях и потерях русско-японской войны.
-МУЗЫКА-
«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
Д.Володихин:
- Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио – радио «Вера».
В эфире – передача «Исторический час».
С вами в студии я, Дмитрий Володихин.
Мы продолжаем беседу о истории наградной системы Русской Православной Церкви с кандидатом искусствоведения, доцентом Московского Государственного Института Культуры, замечательным фалеристом Михаилом Михайловичем Тренихиным.
И – перешли, собственно, от истории к современности. Ну, надо сказать, что 90-е годы, нулевые годы – это уже тоже для нас история, это уже – не современность. Я имею в виду постсоветский период. И, надо сказать, что в это время церковная наградная система – при всём том, что она, может быть, более упорядоченная и продуманная, чем государственная, но совершенно так же, как и государственная, просто расцвела обилием новых наград.
М.Тренихин:
- Ну, действительно, если уж говорить о государственных, то у нас, буквально, на днях, был учреждён новый орден. Буквально, 9 августа был указ о введении новой награды – ордена за заслуги в литературе и искусстве.
Но… возвращаясь, всё-таки, к церковным… я уже обмолвился о том, что, в некотором роде, награды Русской Православной Церкви ближе к императорским. Поясню.
Опять же, мы, уже неоднократно, в других передачах говорили о том, что сегодня орден воспринимается только, как орденский знак, как награда… ну, собственно… чуть более старшая, чем медаль, но… в общем… как-то сопоставимая. А, вот, в Русской Православной Церкви, кроме самих наградных знаков – орденов, которые мы тут обсуждаем, и медалей, – есть ещё, например, орденские собрания. То есть, это собрания лиц, награждённых орденами Русской Православной Церкви.
То есть, здесь мы, всё-таки, видим традицию собрания этих лучших людей – именно, кавалеров орденов. Это, мне кажется… именно… такой, красивой имперской традицией.
Орденские знамёна. Наверное, немногие знают, что кроме орденских знаков есть и орденские знамёна, которые представляют из себя такое прямоугольное полотнище большое – почти 2 м на 80 см, но напоминающее, чтобы было понятно, церковные хоругви. И, собственно, цвета орденского знамени повторяют цвет ленты соответствующего ордена. То есть, это… такая… красивая, уже геральдическая, традиция – чтобы быть в единой стилистике. И на лицевой стороне такого знамени орденского изображается орденская звезда соответствующая.
Д.Володихин:
- Ещё немного, и речь пойдёт об орденских сервизах – как это было в Российской Империи.
М.Тренихин:
- Ну… Вы знаете мою слабость – фарфор, и многолетнюю с ним работу… так, что… действительно, сервизы были у нас и в Российской Империи – замечательные сервизы Гарднера, которые потом доделывались и на Императорском фарфоровом заводе.
Сейчас, кстати… опять же… работая с Императорским фарфоровым заводом, восстановившем своё название, могу сказать, что такие проекты были, но не в рамках церковных, а, например, для заказов Кремля. Хотя, они и не получили продолжения, и многие вещи остались, к сожалению, только…
Д.Володихин:
- … в проекте.
М.Тренихин:
- … в проекте… ну, скажем, в пробниках, авторских образцах, ручной работы, которые остались в фонде наследия Императорского фарфорового завода. Хотя, мне и самому довелось как-то участвовать в подготовке памятных… ну, я даже не могу сказать «сувениров»… потому, что это, всё-таки, вещи высокохудожественные… к 60-летию Почётного караула России.
Вы знаете прекрасно – 154 Комендантский Преображенский полк – эти знаменитые «красные грудки», которые носят знамя Победы, участвуют во всех мероприятиях. Ну, вот, как раз, когда эти ребята праздновали… замечательные, красивые офицеры и подтянутые солдаты… действительно, это… вот… тоже… такие армейские традиции с красивейшим церемониалом… они решили себе заказать что-нибудь орденское, и были сделаны чайные пары по эскизам главного художника Нелли Львовны Петровой – как раз, которые предназначались изначально для Андреевского сервиза. Поэтому… это… имею некоторое к этому отношение.
Но, может быть… может быть, нас услышат, и введут такие…
Д.Володихин:
- Это был тираж, или… это не довели до конца?
М.Тренихин:
- Это был небольшой тираж… по-моему, не более 100 штук… сейчас точно не вспомню…
Д.Володихин:
- Так, я готов Вас обрадовать – Церковь и здесь оказалась впереди планеты всей! Во всяком случае, впереди государственных структур.
К десятилетию Патриаршей литературной премии, – которая, кстати, имеет собственный знак, – были сделаны особого рода кружки, с её цветами, её символикой.
Так, что… вот… в общем… ну, не орденский, во всяком случае, и не сервиз… но нечто в этой сфере Церковь делает!
Вернёмся к орденам – новым орденам Церкви. Ведь, их появилось довольно много – новых…
М.Тренихин:
- Я, как раз, не договорил ещё об одной важной параллели с Российской Империей… ну, и, как раз, которая, собственно говоря, и соединяет ордена. Дело в том, что за каждым орденом Русской Православной Церкви закреплён соответствующий орденский храм. И это традиция, которая напрямую соответствует русской Императорской.
Ну, вот, например, мы говорили об ордене святого равноапостольного князя Владимира – к нему относится церковь святого равноапостольного князя Владимира в Санкт-Петербурге, которая находится на Петроградской стороне. А, например, для ордена святителя Алексия, митрополита Киевского, Московского и всея Руси, который был учреждён уже, вот, буквально недавно, в 2004 году… ну, хотя, уже… пожалуй, что… можно сказать, и давно, по нынешним меркам… у него также есть орденский храм – Богоявленский Кафедральный собор в Елохове города Москвы. Ну, тут… я думаю…
Д.Володихин:
- Ну, когда-то – Патриарший собор.
М.Тренихин:
- Совершенно верно… который напрямую ассоциируется с фигурой Патриарха.
Так, что… орденские церкви – это тоже, по-моему, красивая традиция.
Но тут для меня интереснее один из, действительно, недавних орденов, который был создан только в 2012 году. Хотя, опять же… мы уже смотрим-то уже… почти…
Д.Володихин:
- Вот… да-а…
М.Тренихин:
- … почти… почти…
Д.Володихин:
- Болгары в таких случаях говорят: «Яко бързо тече времето» – «Как быстро течёт время»! Всё проходит, всё изменяется… это, казалось бы, было вчера, а, на самом деле, это наш возраст говорит нам, что было вчера…
М.Тренихин:
- Совершенно верно!
Ну, так, вот… вернусь… значит… это орден святого равноапостольного Николая, архиепископа Японского. И это, для меня, награда чрезвычайно интересная. Потому, что святитель Николай – фигура легендарная. Ну… просто… развивать русскую духовную миссию среди самураев, в начале века – это…
Д.Володихин:
- В начале ХХ века…
М.Тренихин:
- … в начале ХХ века, да… ещё во времена Империи, и находиться там в период русско-японской войны, в момент тяжелейшего противостояния, воспитать определённую плеяду русских людей в Японии, среди которых, например, был Василий Ощепков – человек, который изобрёл «самбо»… вот, как раз, персонами Николая Японского, Ощепкова занимается мой добрый знакомый, знаменитый исследователь Александр Куланов. Он постоянно выступает, рассказывает про них. То есть, это персона, которая может быть интересна… собственно, все эти персоны… которые могут быть интересны не только историкам Церкви, или тем, кто занимается ими, а это, действительно, уникальные люди – уникальные для своей эпохи, это подвижники, это люди, которые… я думаю… являются такими столпами русской культуры, которые русскую культуру защищали.
Но, вот, касательно самого ордена Николая Японского, мне хочется отметить, что на орденской звезде имеются надписи как на русском, так и на японском иероглифами. Мне кажется это очень интересным. То есть…
Д.Володихин:
- А за что его вручают? Его вручают за миссионерские какие-то заслуги, или – другое предназначение ордена?
М.Тренихин:
- Его вручают за оказание помощи, действительно, в миссионерском и просветительском служении. И тем, кто им удостоен, поручается попечение о делах миссионерства, о просветительстве, о переводе и издании памятников библейской и святоотеческой письменности на языки других народов.
Так, что… здесь мне, прямо, вспоминаются пушкинские строки: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, исполнись волею Моей…» – это, ведь, действительно, до сих пор… казалось бы, вот, у нас сейчас глобальный мир, а… тем не менее… проникать в другую культуру, и нести культуру свою… причём, нести не завоевательно, а, именно, с точки зрения просвещения – это вещь, чрезвычайно важная. И здесь… в некотором роде… где-то, опережают и МИД, и другие институции культуры.
Д.Володихин:
- Насколько я понимаю, Русская Православная Церковь говорит введением этого ордена то, что, называясь русской, она, по сути, интернациональна.
М.Тренихин:
- Да.
Д.Володихин:
- По происхождению – русская, по сути – интернациональная.
М.Тренихин:
- Ну, да. Мы не забудем, что у нас есть митрополит Токийский и всея Японии. Вот, он, как раз, по своей должности, удостаивается первой степени такого ордена. То есть, как раз, в данном случае, орден становится должностным знаком. В отличие от других людей, которые награждаются за свои, соответственно, заслуги.
Д.Володихин:
- Ну, помимо орденов, есть ещё, как мы сказали, знаки церковных премий – например, Макарьевская премия…
М.Тренихин:
- Ну… это премия, которая была учреждена, ведь, ещё в дореволюционное время – в середине XIX века.
Д.Володихин:
- Да. И её восстановили относительно недавно. Но, вот, с конца 90-х годов, она существует, и знаки наградные за неё постоянно вручаются, и есть, вот, знак также особой медали Макарьевской.
Ну, к медалям мы сейчас не будем спускаться… их так много в Церкви, что нужно делать особую передачу. А, вот, хотелось бы поговорить о том, что существуют, помимо орденов и медалей, совершенно особые наградные Патриаршие знаки.
Это – необычно. Их – довольно много, и надо сказать, что это награда, во-первых, во всех случаях, красивая – потому, что Церковь долго обсуждает дизайн каждой награды, и основательно над ним работает. И, вот, если положить рядом государственные награды Российской Федерации и церковные, то церковные-то, пожалуй, несколько лучше выглядят. В большинстве случаев, они эстетически превосходят.
Ну, вот, давайте… Патриаршие знаки. Что у нас есть из этой сферы?
Ну, вот, Патриарший знак, по-моему, самый первый был введён – храмостроителя…
М.Тренихин:
- Да-да-да… совершенно верно. Знак храмостроителя, знак святой великомученицы Варвары, Патриарший знак Материнства… ну, в данном случае, есть параллель и с советской, и с российской наградной системой – всё-таки, материнство отмечать для многодетных мам – это, пожалуй, хорошая традиция, которая, в общем, появилась ещё в советское время, в годы войны, в 1944 году. Я считаю, что продолжать такую традицию тоже правильно, хотя, мы знаем, что есть и государственная награда – орден «Родительская слава». Всегда были награды материнства, но теперь, вот, государственная у нас, всё-таки, «Родительская слава», которая присуждается обоим родителям. А у Патриарших знаков отличия – именно материнство.
Ну… есть ещё Патриарший знак «За труды по духовно-нравственному просвещению», который был создан уже, опять же, не так далеко от нас, в 2011 году, Патриарший знак «700-летие преподобного Сергия Радонежского», учреждённый в 2014 году.
Из самых близких к нам по времени учреждения, пожалуй, 2019 год – это Патриарший знак «За вклад в развитие русской литературы».
Д.Володихин:
- Это чрезвычайно любопытная награда, вручается она редко. Каждый год, вручается… ну… там… 6-7 таких наград, не больше. Почему?
Когда вручается Патриаршая литературная премия, её могут вручить из отобранных семи-восьми-десяти финалистов не более, чем трём. Иногда и меньшему количеству – двум, одному… но, чаще всего, трём. Те, которые остались среди финалистов, не остаются без награды – им вручают этот Патриарший знак.
Он – очень красивый, я горжусь тем, что когда-то… вот… немножечко имел отношение к его разработке. Поверьте, это был очень сложный процесс, рассматривались разные варианты – более тёмные, более светлые… несколько десятков вариантов дизайна.
М.Тренихин:
- То есть, бюрократические процедуры были, как и… в таких случаях… при государственных наградах? То есть, шёл нормальный какой-то, всё-таки, художественный отбор?
Д.Володихин:
- Да, но не только бюрократический, а чисто эстетический. И, вот, надо сказать, что Церковь очень ответственно к этому подходит. Не бывает случаев, когда церковный знак – смешон, когда он недодуман, когда он безобразен… это всегда знаки, наполненные достоинством.
Кстати, не так давно была выставка церковных наград – о ней подробнее расскажет Михаил Михайлович.
М.Тренихин:
- Да, очень важно то, что Вы говорите о том, как учреждаются награды. Но, вот, можно было посмотреть на них всех в 2017 году на выставке «Награды Русской Православной Церкви за труды понесённые», которая была организована Российским военно-историческим обществом, совместно с Русской Православной Церковью, и открывал её тогдашний министр культуры и сам Патриарх. Так, что – это было… такое… знаковое событие.
Но для меня важно, что тогда были представлены в ряд все ордена на богатых таких, красивых черезплечных лентах, и более низшие знаки отличия… но, вот, чего лично мне не хватает – это дополнительной информации, которая могла бы быть выражена в виде либо каталогов каких-то изданий… ну, всё-таки, историки и искусствоведы книжки любят… либо же – какой-то выставки на постоянной основе. Вот, это было бы, по-моему, очень правильно!
Д.Володихин:
- Ну… Михаил Михайлович, на постоянной основе действуют синодальные отделы и их сайты, и на этих сайтах всё об орденах и медалях сказано. И, кстати, у архиерейских домов есть уже собственные ордена и медали, и там про каждую такую награду чётко всё сказано. То есть, Церковь отличается тем, что всю информацию о наградах она делает открытой.
Ну, что ж… время нашей передачи подходит к концу. Мне хотелось бы надеяться, что история наградной системы Русской Православной Церкви была для вас интересна и познавательна, дорогие радиослушатели.
От вашего имени, я благодарю Михаила Михайловича Тренихина, который был нашим Овидием по кругам истории церковной наградной системы, которые так жестоко пресекались… вот… в начале… в первых десятилетиях советской власти. И мне остаётся сказать вам: спасибо за внимание, до свидания!
М.Тренихин:
- Всего доброго!
Деяния святых апостолов

Апостолы
Деян., 21 зач., VIII, 40 - IX, 19.

Комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
В мире немало преступников, негодяев, злодеев, да и просто дурных людей. Глядя на них, невозможно не задаться вопросом: а почему Бог позволяет им быть? Почему Бог не ограничивает то зло, которое они причиняют другим людям? Неужели Бог не в силах это сделать? Или, может, Бог попросту не видит? А, может, Бога и вовсе не существует? Ответы на эти вопросы нам даст та история, которая рассказана в 8-й и 9-й главах книги Деяний святых апостолов. Отрывок из этих глав звучит сегодня во время литургии в православных храмах. Давайте его послушаем.
Глава 8.
40 А Филипп оказался в Азоте и, проходя, благовествовал всем городам, пока пришел в Кесарию.
Глава 9.
1 Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа, пришел к первосвященнику
2 и выпросил у него письма в Дамаск к синагогам, чтобы, кого найдет последующих сему учению, и мужчин и женщин, связав, приводить в Иерусалим.
3 Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба.
4 Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня?
5 Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна.
6 Он в трепете и ужасе сказал: Господи! что повелишь мне делать? и Господь сказал ему: встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать.
7 Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя.
8 Савл встал с земли, и с открытыми глазами никого не видел. И повели его за руки, и привели в Дамаск.
9 И три дня он не видел, и не ел, и не пил.
10 В Дамаске был один ученик, именем Анания; и Господь в видении сказал ему: Анания! Он сказал: я, Господи.
11 Господь же сказал ему: встань и пойди на улицу, так называемую Прямую, и спроси в Иудином доме Тарсянина, по имени Савла; он теперь молится,
12 и видел в видении мужа, именем Ананию, пришедшего к нему и возложившего на него руку, чтобы он прозрел.
13 Анания отвечал: Господи! я слышал от многих о сем человеке, сколько зла сделал он святым Твоим в Иерусалиме;
14 и здесь имеет от первосвященников власть вязать всех, призывающих имя Твое.
15 Но Господь сказал ему: иди, ибо он есть Мой избранный сосуд, чтобы возвещать имя Мое перед народами и царями и сынами Израилевыми.
16 И Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое.
17 Анания пошел и вошел в дом и, возложив на него руки, сказал: брат Савл! Господь Иисус, явившийся тебе на пути, которым ты шел, послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Святаго Духа.
18 И тотчас как бы чешуя отпала от глаз его, и вдруг он прозрел; и, встав, крестился,
19 и, приняв пищи, укрепился. И был Савл несколько дней с учениками в Дамаске.
Будущий апостол Павел, как мы можем понять из только что прозвучавшего отрывка книги Деяний, был человеком весьма незаурядным: он был гонителем христиан, он деятельно поддерживал попытки иудеев уничтожить весть о Христе Воскресшем, он, пусть и опосредовано, но принимал участие в убийстве первомученика и архидиакона Стефана. Тогда, когда Павел ещё не был Павлом, а был ревностным фарисеем Савлом, он представлял угрозу для христиан, и именно об этом сказал в своей молитве Анания: «Господи! я слышал от многих о сем человеке, сколько зла сделал он святым Твоим в Иерусалиме» (Деян. 9:15). Наверняка христиане, знавшие Савла, могли бы задаться вопросом о том, почему Бог попускает этому человеку творить зло. Таким вопросом можно было бы задаться и в отношении других гонителей христиан, и, конечно же, много вопросов вызывает попущение Божие, из-за которого Господь наш Иисус Христос оказался пригвождённым ко Кресту.
Однако мы не видим, чтобы первые христиане задавали такие вопросы Богу. Они поступали иначе — они просто принимали всё как есть, что, впрочем, не мешало им испытывать опасения по поводу Савла.
История обращения будущего апостола Павла очень показательна: она свидетельствует, что Бог способен буквально в одно мгновение переменить весь образ мысли человека, нарушить все его планы, изменить круг общения, и даже само имя человека. В истории апостола Павла действие Божие было очень быстрым, хотя, конечно, не стоит забывать о предшествующем периоде подготовки к восприятию этого действия — такой подготовкой была вся жизнь святого апостола, и даже его страстное желание уничтожать христиан — это тоже определённый этап подготовки. Можно сказать, что Бог попускал будущему апостолу совершать ошибки и зло ради того, чтобы в будущем Павел стал тем, кем он стал.
Возможно, что и нам Бог попускает совершать наши грехи по этой же причине. Да, конечно, никто не сможет сравниться с апостолом Павлом, но у нас своя мера, и нельзя исключать, что к ней мы движемся в том числе и через впадение в те или иные грехи. То же самое можно сказать и о любом другом человеке: не исключено, что таков его путь к Богу и к святости. Хотелось бы, конечно, чтобы было как-то иначе — без злобы, без греха, без страстей, но, увы, человек искажён грехопадением, и зачастую нам необходимо дойти до своего предела, и лишь после этого мы становимся способны слушать и слышать Бога.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Христианские мотивы в фильме «Сталкер». Иван Перекатов

У нас в студии был режиссер, сценарист Иван Перекатов.
Разговор шел об истории создания и христианских аспектах фильма Андрея Тарковского «Сталкер».
Этой беседой мы продолжаем цикл из пяти программ о христианских смыслах в фильмах Андрея Тарковского.
Первая беседа с кинокритиком Львом Караханом была посвящена фильму «Андрей Рублев».
Вторая беседа с заместителем главного редактора журнала «Фома» Владимиром Гурболиковым была посвящена фильму «Солярис».
Третья беседа с киноведом Августиной До-Егито была посвящена фильму «Зеркало».
Ведущий: Константин Мацан
Все выпуски программы Светлый вечер
«Нравственные ценности и бизнес». Сергей Иванов

Гостем рубрики «Вера и дело» был исполнительный директор Группы компаний «ЭФКО» Сергей Иванов.
Наш гость рассказал о своем пути в предпринимательстве, как на его жизнь и отношение к работе повлиял приход к вере и как удается применять христианские ценности внутри компании и во взаимодействии с партнерами.
Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! С вами Мария Сушенцова и это программа «Вера и дело». В рамках этого цикла мы разговариваем с предпринимателями, экономистами, чиновниками о христианских смыслах экономики. Сегодня нашим гостем будет Сергей Иванов, исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель, автор Telegram-канала «Сергей Иванов из «ЭФКО». Добрый вечер, Сергей.
С. Иванов
— Добрый вечер.
М. Сушенцова
— Вы знаете, я начну, может быть, с необычного вопроса. Где-то в своих выступлениях или текстах вы упоминали о том, что многое из того, что вы сейчас имеете, вы захватили с собой из вашего сибирского босоногого детства, и не могли бы вы с нами поделиться, что особенно ценного вы взяли из этого периода своей жизни? Понятно, что все мы родом из детства, но тем не менее. И что мне особенно интересно: связана ли история вашего детства, ваш детский опыт с выбором пищевой отрасли, как своей основной траектории развития в дальнейшем?
С. Иванов
— Я до шестнадцати лет жил в Забайкалье, в Бурятии. Вообще, мы потомки семейских старообрядцев, но вера закончилась, оборвалась на прабабушках, бабушки уже были советские, а вот моя мама опять вернулась в Церковь. Нас как будто бы прабабушка Аня наша благословила в Московский Патриархат пойти, потому что это была та ветвь, где попов не было – беспоповцев, без священников. И вот наша семья к вере пришла тридцать лет назад примерно. Я до шестнадцати лет жил в Бурятии, потом уехал в Новосибирск, в Академгородок, и как будто бы дальше у меня началась такая дорога «убегания», то есть ты живешь в очень тупиковом селе и у тебя одна мечта – оказаться в большом каком-то городе. Я мечтал сначала в Улан-Удэ уехать, а потом, когда узнал про Новосибирск, то о нём стал мечтать. И вот ты едешь, едешь, едешь, и в какой-то момент так увлекаешься этой гонкой, ты себя сравниваешь с городскими, и ты всегда понимаешь, что ты в этом сравнении проигрываешь, потому что они больше театров посещали, больше музеев видели, и ты их в этом не догоняешь, это формирует такой как бы комплекс. А потом, наверное, в пандемию это произошло, я девять месяцев провел в Белгородской области рядом с нашей штаб-квартирой в Алексеевке, и я впервые оказался на такое длительное время опять в деревне, и это запустило какие-то очень сильные, если честно, процессы внутри меня, я вдруг понял, что то немногое хорошее, что во мне есть, что отклик находит, что мне силы даёт как-то двигаться по жизни, оно на самом деле всё из деревни. А что именно? Ну, во-первых, деревня русская, она очень сильно изменилась. Она далека, наверное, от тех образов пасторальных или каких-то нарисованных, но всё равно есть что-то, что её сохраняет даже сегодня, например, отношения между людьми. В деревне сосед ближе родственника, потому что, если у тебя что-то случилось, ты первым делом к соседу пойдёшь. И соседские отношения могут быть разные, они могут быть напряжённые, вы можете мало общаться, но вот помощь, взаимопомощь и сопереживание соседу – это необсуждаемая вещь. Вот так живёт, так формируется община, когда ты про другого думаешь всегда, не забываешь о нём. И вот этот элемент деревенской жизни, когда ты просто не можешь не подумать о близком, то, что называется сопереживанием, сочувствием, соучастием, вот этот элемент нашего культурного кода или то, что Достоевский называет «всемирной отзывчивостью», он в этой аграрной эпохе и формировался, и в деревне это то, что проявляется ярче, там атомизированности нет, там индивидуализма нет. Даже, например, вот что такое дети в деревне и дети в городе: в деревне, если дети не мои, то это дети общины, дети улицы нашей или околотка, и если ребенок что-то делает не так, то нормально сделать замечание взрослому, старшему, и ребёнок отреагирует, потому что это старший. В городе попробуйте что-то сказать чужому ребёнку – вам глаза выколят за то, что не в своё дело лезете. И вот эта часть нашей культуры, которую можно назвать общиной, я, во-первых, в неё очень верю, мне кажется, что в ней лежит вообще наша энергия, там она произрастает, атомизация и индивидуализация – это то, что её отключает. И вот это, наверное, одно из того самого важного, что мне судьба подарила или семья моя подарила, родня, родственников у нас невероятное количество. Первое моё соприкосновение с городом случилось в Новосибирске и это было открытие, что, в отличие от меня, у всех моих городских друзей родни почти нет. Точнее, у них есть родственники, но что такое у меня родня, в моём понимании: братья, сёстры мамы и папы, их восемь, они между собой как родные. У них есть дети, то есть мои двоюродные братья и сёстры, нас двадцать человек. Ещё есть двоюродные дядья мамин и папин, они тоже родные, и это мои как будто бы деды. Когда меня отправляли в Новосибирск в начале 90-х, 1992 год, денег не было, и наш род собрался на речке, вот Серёжу отправить в физмат школу учиться, и вся родня, в чём сила родни проявилась – все хотели, чтобы Серёжа уехал куда-то, чтобы у него получилось, они забивали скотину, доставали сбережения с пенсионных книжек, все ехали к этой речке с конвертами, я на эти конверты жил год следующий. По-моему, даже ещё на первом курсе мне этих денег хватило. И вот для меня родня – это что-то огромное, большое, двоюродные для меня братья и сёстры как родные, троюродные все очень близкие. А городские про родных начинают говорить так, как у нас про двоюродных, а двоюродных даже не роднятся совсем. И вот это соприкосновение с городом, мне так жалко было моих друзей городских, что у них нет того, что роднёй называется. Когда они в гости к нам приезжали, они никак не могли поверить, сколько их, и эти, и эти, и эти, мы из гостей в гости приезжаем, из застолья в застолье. Поэтому община, семья, род – это всё, что оттуда идёт.
М. Сушенцова
— Сергей, получается из вашего рассказа о детстве замечательном, что идея вот этой сопричастности, соборности, которую вы в ваших выступлениях противопоставляете вот этому индивидуальному атомизму, она черпает своё начало из вашего детства, несомненно? Мне так сейчас показалось.
С. Иванов
— Ну, здесь я точно благодарен своей Бурятии, бабушкам, дедушкам, маме, папе, это точно оттуда.
М. Сушенцова
— Скажите, а то, что вы выбрали своей основной профессиональной траекторией именно пищевую промышленность, вообще вот сферу, где производится еда...
С. Иванов
— Это было случайно.
М. Сушенцова
— Это было случайно, да? Потому что, когда читаешь вашу биографию, кажется, что будто бы это не случайно, потому что, во-первых, всё, что касается производства еды, это вообще, в принципе, очень традиционно для России.
С. Иванов
— Ну нет, не случайно. Я точно понимал, что не хочу финансами заниматься, я не мыслил себя в банках, в этой деятельности. И диплом я писал по управлению промышленным предприятием, мне хотелось на завод пойти, я и пошёл на завод после окончания университета. А оказалось так, что завод занимается растительными маслами, к еде отношение имеет, и вот так меня жизнь в еду привела.
М. Сушенцова
— Надолго, как оказалось. Да, интересно. Наша программа в целом, она посвящена вопросам этики и экономики и мне кажется, вы, как никто другой, можете об этом рассказать, именно руководствуясь своим обширным опытом. И знаете, какой хотелось бы мне вопрос первый задать в связи с этим: а вот какую проблему вы из своего опыта можете сформулировать, касающуюся ведения бизнеса и столкновения этого бизнеса с какими-то моральными принципами, как вы себе видите эту проблему? Наверняка за годы вашей руководящей деятельности и насмотренности вы как-то её уже для себя увидели.
С. Иванов
— Наверное, самое острое и самое такое кровоточащее – это человек. Есть социально-экономические отношения, наш бизнес – это социально-экономические отношения, в которые мы погружаем человека, то есть это эмоционально насыщенные циклические, повторяющиеся отношения, в которых мы зарабатываем на хлеб насущный. И наука подсказывает, и опыт мой об этом говорит, и литература – о том, что как бы нас правильно не воспитывали в семье, как бы общественное мнение не формировало какие-то идеи, но если человек погружается в социально-экономические отношения, приходит на работу, где для того, чтобы ему заработать деньги, для того, чтобы потом родителям помочь со здоровьем или там семья есть, ипотеку надо платить, ну ты не можешь без денег, и вот для того, чтобы ты просто состоялся в этой материальной части, тебе нужно переступить через себя, тебе нужно, например, начинать лицемерить или начинать обманывать. Вот эти социально-экономические отношения, они меняют человека, то есть ты вначале будешь сопротивляться, а потом тебе твоя же боль за близких, она скажет: «ну, куда-нибудь подальше это отодвинь, давай. Это вот тот мир, в котором мы вынуждены жить». И вот этот выбор, который каждый делает, где те красные линии, за которые я переступаю или не переступаю, он на самом деле очень серьезный, потому что он либо включает, либо отключает созидательное начало в человеке. И вот как в нашем бизнесе, особенно сегодня, когда внешние социокультурные тренды, они очень неблагоприятны по подготовке творцов-созидателей, потому что я не знаю, как вы в Высшей школе экономики это идентифицируете, но мы три года назад делали исследование, назвали «ковчеги постмодерна», мы просто начали обращать внимание, что к нам приходят ребята молодые, которым ничего не надо. Точнее так: им надо, но вот напрягаться они готовы. Мы у Гэллапа подсмотрели очень сильное падение эмоциональной значимости чувства долга и запустили исследование большое, на выборке полторы тысячи человек, назвали его «ковчеги постмодерна». Внутри этого мы обнаружили, что 95 процентов ребят молодых, которым 20-25 лет, это Москва, Воронеж, Питер, Белгород, такие города, вот 95 процентов ребят своей мечтой заявляют: «хочу всё и сразу, и чтобы мне ничего за это не было». И только 5 процентов готовы к созидательной деятельности, которая обязательно подразумевает преодоление, ситуационный дискомфорт, эмоциональное напряжение, которые готовы вот к такой самореализации, их всего 5 процентов. И вот это, наверное, главный вызов, он же и следующий шаг развития компании, от него зависит, сможем ли мы создавать условия, в которых ребята, которые предрасположены к созидательной деятельности, оказавшись в которых, они будут раскрывать свой потенциал, творческий в первую очередь и созидательный тот самый, либо мы не способны это сделать. И вот это, наверное, самый главный вызов, он определяет, мы на следующем цикле нашего развития состоимся как социальная система или подвинемся и уступим место конкурентам.
М. Сушенцова
— Дорогие слушатели, я напомню, что это программа «Вера и дело», с вами ведущая Мария Сушенцова и сегодня у нас в гостях Сергей Иванов – исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель. Сергей, вы подняли такую животрепещущую тему, как и вся наша повестка программы в целом. Мне бы хотелось кое-что уточнить: получается, по итогам этого исследования, что молодым ребятам не хватает смысла, на самом деле. Как говорил Виктор Франкл: «Дайте человеку «зачем», и он вам сделает «как». Создается такое впечатление, что когда человек хочет просто что-то иметь, но при этом никак лапками не шевелить, то, может быть, он недостаточно хорошо понимает ту некую мета-цель или даже ценность, вообще ради чего он живёт, ради чего он действует. И у меня такой вопрос, может быть, даже очень практичный: а как вы считаете, по вашему опыту, всё-таки задача формирования этого смысла и вот этой ценностной надстройки – это индивидуальная задача человека? То есть, грубо говоря, в любой сфере человек сталкивается с проблемой морального выбора, так наша жизнь устроена, просто в сфере зарабатывания денег это особенно обостряется, но в целом перед моральным выбором мы каждую секунду все находимся так или иначе, в той или иной ситуации. Или всё-таки здесь больше ответственность той компании или той организации, в которой этот молодой человек работает, и он смотрит на отношения, которые приняты в этой компании, и начинает их, допустим, копировать, или считает, что вот это норма, я буду под это подстраиваться. Вот как вы считаете, здесь центр тяжести, вот он где, он у самого человека внутри (возьмём молодого человека) или всё-таки центр тяжести у руководителей компании, у тех, кто её выстраивает?
С. Иванов
— Очень сложный вопрос, нет на него однозначного ответа. Но если Евангелие вспомнить, там подсказка-то есть, то есть, если «Царство Божие внутри вас есть», тогда всё начинаться должно с человека. И здесь я могу сказать, что, наверное, одно из наиболее дефицитных качеств, которые мы сегодня в рекрутинге ищем, вот нам такие люди нужны – это субъектность. Что такое субъектность – это когда человек точно знает, кто он, куда он по жизни идёт, чего он ожидает от работодателя, с каким работодателем он точно за один стол не сядет, а с каким работодателем он готов работать. У него есть мечта, и он за эту мечту готов обострять, конфликтовать со своим работодателем. Вот когда есть такая субъектность, с таким человеком можно строить отношения, то есть от него можно оттолкнуться, его можно встраивать в разные модели, помогать, вести. Но почему однозначного ответа нет? Это долгий разговор, не этой передачи, но вот есть такое понятие, президент в последнее время часто упоминает: «культурный код русского человека», и что этот культурный код что-то включает, а что-то выключает. Вот есть какой-то внешний контекст, который наполняет жизненной энергией этот самый культурный код. А есть какой-то внешний контекст, который эту жизненную энергию выключает, и как бы он начинает спать, он начинает выпивать, он начинает люмпенизироваться, и вот как Александр Александрович Ауза́н говорит в исследовании своем, что в России два сердца: Россия индивидуальная и Россия коллективная. Вот Россия коллективная, мы называем это «эмпатично-общинная», она, особенно в последние тридцать лет, как будто бы вытолкнута на обочину, то есть ей говорят: «ну, вы как бы вот в стороне постойте», это его оценки. Если это так, тогда не только все с человека начинается, тогда нужно на уровне общественного мнения или среды социальной, в которой он находится, предложить что-то, какую-то альтернативу. Нужно сказать: а вот эта социальная система, она о чем? Она куда идет? Она себе какую мечту заявляет? И у нас в этой части удивительная есть статья в нашей Конституции, номер 13, в ней идеология запрещена. То есть как будто бы нам сказали: «смыслами не надо заниматься, их чем больше, тем лучше», вот выключили. Важно, чтобы компания длинный взгляд имела, если мы сейчас говорим про компанию, я убежден глубоко, что, если вы не имеете ответа на вопрос: зачем вы существуете как бизнес, причем именно в таком длинном-длинном горизонте, вы проиграете борьбу за таланты завтрашнюю, они просто к вам не пойдут, вот эти самые субъектные ребята, которые себя сверяют: «я-то мечтаю, а вы-то о чем? А вы-то куда идете?»
М. Сушенцова
— А если представить ситуацию, что к вам пришел не субъектный человек, он, может быть, к этому в пределе стремится, но не вызрела еще в нем субъектность, то вы, как руководитель компании, можете вырастить в нем эту субъектность?
С. Иванов
— Ну, это педагогика. Мы с вами сталкиваемся с проблемой сегодня: взрослые детины, тридцатилетние, которые о своей семье позаботиться не могут. Что это, субъектность?
М. Сушенцова
— Я думаю, это уже крайний случай. Я, скорее, здесь имела в виду человека, который хочет прийти в компанию, допустим, ему симпатичен руководитель, но он, конечно, не такой безответственный, чтобы прямо не мог совсем на хлеб своей семье зарабатывать.
С. Иванов
— Уровни этой субъектности, они разные очень, это фактически наше развитие и есть внутреннее по жизни, поэтому, с какой точки ты начинаешь это осознавать, как ценность, как важность того, что ясный образ должен быть и меня самого, и жизни моей будущей, он может начинаться в разном возрасте. Поэтому я начал серию текстов у себя, заявил о том, что главная компетенция руководителя сегодняшнего и завтрашнего дня – это вообще быть педагогом, без шансов просто, иначе вы не выживете, потому что система образования готовит ребят, которые не готовы к созидательной деятельности. Вот это сегодняшний вызов образования, причем глобального, не только у нас – такое вот записывающее устройство, диктофоноговорящее, образного мышления нет, эмоционально-чувственного восприятия практически нет, и вот символы, слова, цифры, которые вообще не складываются во что-то цельное. И даже трудолюбивые ребята, даже трудяги, там два образования, два красных диплома, а вот он в практическую деятельность переходит и ничего сделать не может, как будто бы рыба о стену долбится. Это все сложно, конечно, это можно делать, но для начала компания должна осознать, что работа с персоналом или HR, Human Resources, как нам принесли и научили из западных бизнес-школ – это не дело директора по персоналу, это вообще ключевая задача генерального директора или на самом деле – собственника. А если это так, тогда вопросы рекрутинга, оценки персонала, подготовка программ развития, гарантированный карьерный рост, это тоже дело не HRD или там не директоров по персоналу, а дело как раз акционеров, потому что там именно ваши люди и появляются, вот в этих бизнес-процессах.
М. Сушенцова
— Вы знаете, вы рассказываете, а у меня в мыслях проплывают воспоминания о недавнем нобелевском лауреате в области экономики Джеймсе Хекмане, который доказал, в том числе с помощью эмпирических исследований, значимость некогнитивных навыков для будущего развития человека и в принципе, для его успешности, и в материальной части тоже, и для развития общества в целом. И как раз среди этих некогнитивных качеств упоминалась и стрессоустойчивость, и коммуникабельность, и вот та самая эмпатия, о которой, по сути, вы сейчас говорили, такой эмоционально развитый интеллект, об этом много сейчас пишут, но вот наконец-то и экономическая наука обратила внимание на эти моменты.
С. Иванов
— Можно про эмпатию уточнить, потому что я этот вопрос задал в Руанде в феврале этого года. Я предложил необходимые критерии устойчивости бизнес-модели будущего, то есть, что в будущем только такие социальные системы будут конкурентоспособны. Первое – они должны быть человекоцентричны. И сразу задается вопрос: хорошо, красиво. А какого человека-то мы в центр ставим? А давайте о нем договоримся, и там такие вариации. Но тем не менее: человекоцентричны, мультикультурны – уважать и принимать богатство в разнообразии, а не diversity вот в современном ESG-контексте. Социально ответственным. То есть человекоцентричен, мультикультурен и социально ответственен. И задал вопрос: какой компетенции номер, и вот внутри этого есть какой-то особый тип лидерства. Не все люди умеют вот так, потому что это какие-то специфические, личностные свойства должны быть у человека, давайте назовем его «созидательный лидер» – вот свойство номер один, без чего никогда не случится такой человек? Я задал этот вопрос в аудитории и вам его тоже задам: вот вы бы каким назвали это свойство?
М. Сушенцова
— Без чего не случится лидер?
С. Иванов
— Созидательный лидер, да.
М. Сушенцова
— Я бы дала два ответа. Первое – это чувство ответственности за тех людей, которые тебе поручены. А второе – наверное, чувство эмпатии. Вот как-то так.
С. Иванов
— Вот там в зале было 250 человек со всего мира, собственники и генеральные директора, и тоже так «эмпатия», «эмпатия», «эмпатия» прозвучала. А вот вопрос теперь: а какая эмпатия? Потому что мы внутри компании различаем, вот есть эмпатия первого рода, это – я чувствую вашу боль, чувствую, что сейчас вам больно, но я вашу боль в себя не пускаю, я умею от неё защититься. Это определение, более-менее традиционное, сегодня вы прочитаете, это вот психологи, психотерапевты, коммерсанты, политики, манипуляция, она вся вот на этой эмпатии строится. А мне выгодно, чтобы вы сейчас в вашей боли, мне хочется, чтобы вы приняли решение и пошли мне на уступки, я нашёл болевую точку, я на неё буду давить, чтобы вы просто, выскочив из этого разговора, пошли мне на уступку, вот коммерческий поединок на этом строится, такая эмпатия. Или: я чувствую вашу боль, я её переживаю как свою собственную, я с этим ничего сделать не могу, вообще ничего не могу с этим сделать. Мне перестанет быть больно только тогда, когда вам перестанет быть больно. Это вот то, что у нас называется сопереживанием, сочувствием, состраданием и это бессознательное, это вот крест, который ты несёшь, ты с этим ничего поделать не можешь, отгородиться ты от этого не можешь. Мы это называем эмпатия второго рода. Так вот вы, когда произносите слово «эмпатия», какую имеете ввиду, первую или вторую?
М. Сушенцова
— Я думаю, что я имею ввиду первую. И то, что вы назвали «эмпатией второго рода», я сюда вкладываю смысл вот этой самой ответственности, ответственность – это некий клей, который нас связывает, то есть я, допустим, вижу твою боль, но поскольку я чувствую себя связанным с тобой, есть некая целостность, к которой мы относимся, я не могу закрыться от неё до конца, и мне не будет хорошо, если тебе будет продолжать быть плохо, потому что есть какая-то связка, в которой мы общая, в которой мы находимся.
С. Иванов
— Наша версия ответа, и мы на этом строим вообще всю нашу культуру и системный менеджмент – это эмпатия второго рода, как бы это странно и страшно не звучало, потому что она формирует контекст, когда человек может заботиться о другом человеке. Быть руководителем – это заботиться о ком-то, потому что иначе у тебя нет внутренних сил гармонизировать социальное пространство, которым ты занимаешься. И вот об этом надо договориться, о какой эмпатии мы ведём речь. Слово нехорошее, если честно. Оно привнесённое в наш язык, было бы что-то лучше, можно было бы другое использовать. Но мы внутри его используем, потому что правильнее было бы слово «любовь», наверное, сюда поставить, но оно ещё более засорённое, оно включает такие ассоциации не те, мы его убираем, и мы для себя сказали: вот эмпатия второго рода, это мы как личностную компетенцию идентифицируем, мы прямо её исследуем больше двадцати лет. Наши результаты исследования нашего культурного кода, почему они с Александром Александровичем Аузаном-то совпадают, мы тоже эту тему исследуем, она нам интересна, и мы в цифрах совпали: 75 на 25. 75 процентов нашего населения – это как раз носители эмпатии второго рода, а 25 процентов – это рационально-достиженческие индивидуалисты. Они друг друга вообще не понимают, это как инопланетяне. И с точки зрения создания среды, коллективов, первое, что должен осознать руководитель нашей культуры – что это два разных мира, две разных цивилизаций, потому что если вы первых, рациональных достиженцев в одном помещении собираете, они девяносто восемь процентов энергии будут тратить на то, чтобы доказать, кто главный. А если вы эмпатично-общинных сюда добавляете, для рационально-достиженческих эмпатично- общинные – лузеры, неудачники и вообще непонятные люди, что они здесь делают? Но, если вы создаете среду этим коллективистам или эмпатично-общинным, где они себя чувствуют защищенными, где они чувствуют возможность реализовываться – по потенциалу они кратно мощнее интеллектуально и в творческой самореализации, чем первые. У нас вся компания – это вот социальный эксперимент, именно этот опыт реализующий – строить компанию на таких ребятах.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», с вами Мария Сушенцова и наш гость сегодня – Сергей Иванов из «ЭФКО». Мы вернемся после короткой паузы.
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! С вами Мария Сушенцова, я напомню, что это программа «Вера и Дело», сегодня у нас в гостях Сергей Иванов – исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель. Сергей, у нас закрутился какой-то невероятно глубокий философский разговор. Знаете, это крайне, мне кажется, насущная для нас повестка – тема столкновения коллективизма и индивидуализма, и мне очень приятно, что вы упоминали сегодня Александра Александровича Аузана, это декан моего родного факультета, экономического факультета МГУ, который я заканчивала. Я всегда с удовольствием слушала его лекции, продолжаю читать его книги и слушать лекции, и мне тоже очень близки эти идеи. Но вот знаете, какая мысль мне пришла? Когда вы назвали это соотношение вашего исследования: 75 на 25, создается впечатление, что у России всё-таки не два сердца, одно как будто побеждает, то есть всё-таки как будто коллективистов три четверти, на одну четверть больше.
С. Иванов
— Нет, нет – два, потому что… Ну, это сложно.
М. Сушенцова
— Да, да, я поняла, потому что они принципиально разные, их невозможно помирить. А как быть-то с этой проблемой? Если невозможно одних перевоспитать в других, то есть, скажем, рационалистов-индивидуалистов подтянуть в коллективисты, как быть тогда нам с этим? На уровне общества, может быть, это даже слишком большой масштаб для сегодняшней нашей программы, но по крайней мере, на уровне компании, как вы с этой проблемой управляетесь? Какое решение вы видите?
С. Иванов
— Да, вот давайте на уровне общества не будем, потому что это тема большая. Есть какие-то смыслы, о которых еще три года назад мы даже внутри компании не со всеми были готовы говорить. То есть вот ресурсность предпринимателя, есть такой текст у меня, рассуждение о том, что вообще происходит с психикой человека, который себя называет предпринимателем, как его маниакальный истероидно-паранойяльный комплекс, это свойства психики, которые делают таких людей успешными в предпринимательстве, как он его трансформирует, уничтожает изнутри. Ну и еще там серия текстов, мы их написали и внутри сказали так: мы даже в компании об этом будем рассказывать только тем, кто в программы роста подготовки будущих акционеров попадает, чтобы понимали, как акционеры живут, в сейф забрали, убрали. А потом началось что-то такое, что я не только начал об этом говорить вовне, но я даже начал доставать такие смыслы, к которым мы и внутри-то не очень готовы были подступаться, потому что обвинят в одном, в другом, в третьем. И силы говорить об этом, если честно, мне добавили мои поездки за границу, в Коста-Рику, в Африку, как мы сейчас вообще выводим свой бизнес вовне, и как мы думаем. Мы конкурируем там с транснациональными корпорациями, поле битвы – это умы и сердца людей, молодых людей в первую очередь. И еще международное право не очень работает, потому что это просто повод начать передоговариваться, если что-то пошло не так. Поэтому нам нужно искать единомышленников, с которыми ценности разделяем, и свою трактовку вообще происходящего в мире предлагать. И вот мы в Африке, я на ВДНХ рассказывал эту историю, один из вопросов, о которых мы общаемся, о которых говорим – о том, что давайте подумаем, что такое та социально-экономическая система, в которой мы с вами трудимся сегодня, капитализм? Может быть, пришло время как-то переосмысливать его, просто назвать вещи своими именами, что конкуренция, как идея ключевая в этой системе, главная этическая норма: «разрешено все, что не запрещено», то есть в этой системе сильный имеет законное право уничтожить слабого. У нас она в 34-й статье Конституции, кстати, тоже зафиксирована. Фактически можно сказать так, что конкуренция, как социальный институт – это философия добровольного признания обществом, что жадность – двигатель прогресса, и она запускает очень сложные процессы все. И как мы, например, ищем своих единомышленников, что внутри страны среди молодежи, что за границей? Нам Владимир Владимирович подсказал, где смотреть, он в 2012 году выпустил удивительной силы текст, статью. Там, среди прочего, он говорит, что «великая миссия русских – объединять, скреплять цивилизации культурой, языком, всемирной отзывчивостью». А культурный код предложил считать вообще главной причиной конкурентоспособности любой социальной системы. И вот для того, чтобы в этом культурном коде как-то научиться ориентироваться, мы внутри компании используем систему смыслов, в которых мы разное мировоззрение распределяем между тремя цивилизациями и критерий распределения – это имманентность, (да простят меня наши слушатели) естественно, присущность трех явлений: жадности, тщеславия и гедонизма. То есть как к этому мировоззрению относятся? Цивилизация номер один, она говорит о том, что жадность – двигатель прогресса, самые успешные люди в ней те, кто имеют больше всего денег на счету, ну и мечтой можно назвать стать самым богатым на кладбище. Это мировоззрение, которое тридцать последних лет доминирует. Вторая цивилизация, она тоже не отрицает, не борется с жадностью и тщеславием, но она идет еще дальше – она говорит о том, что деньги имеют сакральную силу, они являются мерилом правильного служения Богу и даже признаком богоизбранности. А третья цивилизация, она возмущается. Она не отрицает, что жадность и тщеславие внутри нас живут, но с этим надо что-то делать, это порок! Она называет их пороком. Половина смыслов Нагорной проповеди – это атака на жадность, тщеславие и гедонизм. И это, в основном, христианство, это традиционные религии, это все смыслы, которые духовное выше материального ставят, это третья цивилизация. Мы, как компания – это социальный эксперимент, во-первых, построить не капиталистическую компанию, которая конкурентной была бы в свободном рынке, а во-вторых, и самое главное, – в которой бы представители третьей цивилизации чувствовали себя защищенными и имели возможность творчески самореализовываться. И это то, за что нашу компанию долгое время клеймили разными словами, что, когда ты не понимаешь и не готов принять какие-то идеи, оно уводит в сторону. Так вот, как мы это делаем? Начинать все надо с акционеров, акционерная модель – вся рыба гниет с головы, и все самое доброе, если есть, то оно оттуда идет. У нас ни у кого нет контрольного пакета, у нас все акционеры должны работать. У нас акции не наследуются детям. Они дают право вето. Они не выкупаются, то есть мы деньги не платим за акции, это эквивалент твоей компетентности. У нас 30% нераспределенных акций. Сейчас компанией управляет второе поколение акционеров, и из третьего уже начинают появляться ребята. Мы говорим о том, что пока мы воспроизводим акционеров, мы живем. Как только мы теряем способность воспроизводить, мы перестаем жить. Ты, если уходишь из компании, ты получаешь деньги, и всё, и гуляешь, ну или семья твоя, если что-то с тобой случается, семья получает. Главный элемент эксперимента этого – это отношение к богатству и к капиталу. Вы сейчас, как экономист, поймете. Мы, как любой человек, он ведь работает не за деньги, мы работаем, деньги нам нужны для того, чтобы получать эмоции, которые мы можем позволить себе на эти деньги. И главная эмоция предпринимателя – это создать что-то новое, особенно если никто не верит в то, что это новое вообще случится. Мы делим капитал на две части, есть первая часть, которая помогает воспроизводить пользу или свободу творчества нашего обеспечивает, эти деньги из компании никогда не вынимаются. И то, что личное потребление акционеров. У нас стоимость акции не равна стоимости компании, это формула, которая уровень жизни какой-то обеспечивает достойный, но деньги, воспроизводящие пользу, они внутри остаются. Это дает, с одной стороны, возможность проинвестировать всегда очень много. А с другой стороны, молодежь смотрит, они же видят, как мы живём, они видят, что у нас ничего за границей нет, у нас вилл нет, яхт нет, мы все работаем. Наши «виллы» и «яхты» – это научный городок, это заводы наши, это вот та среда социальная, которую мы строим. И вот это как пример того, как мы это делаем, он, может быть, не очень эффективный, он очень сложный, потому что построить культуру, в которой ни у кого нет контрольного пакета, это огромный вызов. Нам нужно строить собор. У нас есть такое партнерское соглашение, мы называем шесть принципов формирования собора, и вот эти шесть принципов, если они не работают, у вас он никогда не получится. Первый: все участники должны быть референтны друг другу. Мы не деньги зарабатываем, мы жизнь вместе проживаем. Должны уметь подстраиваться снизу. Я даже и старший, но я первый среди равных, и старшинство у нас определяется по компетенциям, то есть, если в этом деле я более компетентен, значит, я в нем сейчас старший, а не сколько у кого акций или какая там формальная позиция. Обязательно должен поддерживаться разумный уровень конфликтности, потому что это обеспечивает эффективность экономическую. Каждый должен быть способен к самоиронии, у нас это называется «иметь вид веселый и немножко придурковатый», потому что иначе психика не выдержит, если только ответственность ваша останется, это просто психику выживает. Ну и последнее: иметь способность к многоаспектному и многоуровневому моделированию, это самое сложное. И вот если этот собор работает, если он запущен, это рождает энергию внутреннюю и молодежи двигаться, и внутри лифты обязательно должны работать. Механизм воспроизводства справедливости в компании должен существовать. В нашей компании нет стены, отделяющей акционеров от простых наемников, «мы барья, а вы наши холопы», у нас такого нет. У нас там сегодняшние акционеры приходили работать аппаратчиком цеха рафинации, менеджером по продажам, бизнес-администратором, аналитиком, начальником финансового отдела – это реальные истории, вступление, с чего карьера начиналась. Ну, я вот залетный, немножечко приблудный, я сразу пришел в компанию в этом статусе и в этом качестве. Это очень интересная социальная система, которая появилась, зародилась в Белгородской области, я с ней знаком с 1998 года, первый раз в компании «Слобода» увидел, в Новосибирске, мы как конкуренты были. Я долгое время считал эту компанию кукукнутой на всю голову, просто секта, вообще ничего не понятно. Потом мы делали слияние в 2008 году, я себе сказал: ох, как интересно Кустов придумал, вот кручу-верчу, запутать хочу, всем акции раздал, чтобы денег поменьше платить, и вообще живут припеваючи. Не поверил. И только когда ты внутрь помещаешься этой среды, видишь, какова культура взаимоотношений, ты понимаешь вообще, какую силу такая социальная система имеет.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня наш гость Сергей Иванов. Невероятное направление приобретает наш разговор, как на американских горках, не знаешь, куда повернет. Знаете, Сергей, так много вопросов мне хочется уточняющих задать, вот так сформулирую: как вы все-таки находите общий язык? У вас, по сути, такая форма товарищества, несмотря на то, что это акционерное общество.
С. Иванов
— Артель, можно сказать.
М. Сушенцова
— Артель, да. Можно разные слова подобрать…
С. Иванов
— Община.
М. Сушенцова
— Да, смысл тот, что есть общинность, нет контрольного пакета ни у кого, то есть нет отношений иерархической соподчиненности. Но как вы все-таки находите общий язык, во-первых? А во-вторых, как все-таки уступить место молодому поколению? Потому что вот я представила себя на месте акционера, и когда ты видишь молодого талантливого, двойственные чувства возникают, с одной стороны – да, ты понимаешь умом, что уступить место было бы логично и продуктивно, но это тяжело. Как справляться с тем, что тебя может заместить кто-то более молодой и талантливый?
С. Иванов
— Посмотрим, какие механизмы социального конструирования помогают находить на эти вызовы ответы. Если вы развиваетесь всегда, а развитие – это же вообще инструмент выживания в первую очередь, то есть ваша социальная система живет, как и любой человек, любой человек живет до тех пор, пока он развивается. Когда он в своем развитии остановился, то стагнация начинается, а потом всё, затухание. И ровно так же про социальный организм, которым компания является: если ваша компания растет, ставит себе цели, задачи амбициозные, большие, тогда вы всегда горизонт своей мечты сдвигаете, горизонт своих амбиций сдвигаете, и у вас всегда дефицит ресурсов управленческих и интеллектуальных находится, у нас такое количество задач, нам людей не хватает постоянно, поэтому вообще даже проблемы такой, если честно, нет. Вот мы замахнулись, года четыре назад мы себе сказали о том, что мы хотим победить сахарный диабет, мы хотим поучаствовать в этой войне против сахарного диабета и найти решение свое. Или: мы хотим создать такие продукты, которые помогли бы человеку чувствовать себя с 60-ти до 80-ти лет так, как он чувствует себя с 30-ти до 50-ти. Или: мы хотим создать такие продукты, и есть опыты уже, я сейчас не фантазирую, это научно доказанная связь нашего микробиома, ось: кишечник и мозг. Здоровый микробиом может в три раза увеличивать память, в три раза увеличить концентрацию внимания и снимать стресс, и это не какие-то антидепрессанты, не БАДы какие-то, просто нормальная, правильная, здоровая бактерия у вас в кишечнике. И есть решения, которые помогают его оздоравливать. И вот когда вы такие задачи ставите, это вас, во-первых, переводит в ситуацию, когда вы понимаете, что вы должны становиться сами большими. Мы шесть лет назад раздали каждому акционеру и каждому топ-менеджеру зеркала, на зеркалах написали: «Мышь не рождает гору». То есть какая диалектика была? Наши конкуренты – транснационалы, понятно, и мы их здесь победили, но это ничего, мы сами должны стать транснациональной корпорацией, мы сами должны стать международной компанией. Для того, чтобы стать большими, каждый из нас должен стать большим, а поэтому посадили за парты всех акционеров и топ-менеджеров, начали учить философию, социологию, нейрофизиологию, психологию, сравнительную теологию – все, что изучает человека и человеческие отношения. Штудировать генетику, химию, физику, чтобы в технологических трендах разбираться. Если ваша система, она динамичная, как самолет летит, то есть это же динамическая система, вы не можете самолет остановить, он упадет, и если ваша социальная среда всегда ставит себе задачи выше или горизонт мечты своей всегда сдвигает, тогда у вас нет такого вызова, о котором вы говорите, вам всегда не хватает талантов. И внутриконфликтность, она про другое, мы не делим дивиденды или там не делим портфели, или не делим кресла, мы понимаем, что все так много работают, что вот кто бы помог мне взять у меня часть чего-то. Ты, молодежь, давай расти, пожалуйста, как можно скорее, потому что ну вообще уже сил нет, язык через плечо, восемь часов на работе, суббота у нас рабочий день. Акционеры у нас больше всего работают и в этом нету надрыва, кстати. Это очень важная часть. У меня жена – театральная актриса, заслуженная артистка России, она однажды в интервью сказала, что такое театр настоящий. Она говорит: «Театр – это образ жизни, чтобы делать этот мир лучше». Простая фраза, удивительная просто по своей силе. И я такой сказал: а почему же вот они могут про свое дело так говорить, а почему мы не можем про свое дело так же говорить? Бизнес же тоже может быть образом жизни, чтобы делать этот мир лучше. А если это образ жизни, тогда это не зарабатывание денег, чтобы потом пожить нормально – нет, это ты вот в нем и живешь. Я поэтому в telegram-канале своем много же пишу странных вещей, вроде как не относящихся к бизнесу, я просто пытаюсь вот эту тему раскрыть, что такое образ жизни, бизнес как образ жизни. А если это так, то тех конфликтов нет просто, о которых вы говорите. Конфликты будут про другое – про культуру, про то, что мы друг другу что-то уступили, в смысле – не заметили, проявление какой-то своей нехорошести пропустили вот внутри этого собора, это нехорошо. Там в коммуникациях что-то забыли, человека отодвинули в сторону, просто переступили для того, чтобы задачу какую-то решить, и вот забыли о том, что каждое решение любой задачи, кроме решения самой задачи, оно должно формировать новых людей, потому что иначе как они формируются? А часто очень лидерский вот этот комплекс: «нет, я сам все сделаю» – да, ты сделал, а люди новые не появились. Вот мы за это будем конфликтовать, просто очень-очень сильно конфликтовать, если такие компромиссы делаются. А те конфликты, о которых вы говорите, их просто в природе не существует. Это очень интересно, я ровно так же думал, когда извне заходил, это вот только почувствовать, соприкоснуться с ребятами нашими, чтобы понять, что так можно тоже.
М. Сушенцова
— Вы знаете, то, о чем вы говорите, напоминает такую парадигму, в которой экономика растворяется в этике, как в общем бульоне, в котором мы живем, если говорить о каком-то их концептуальном соотношении. Очень часто у нас в науке все наоборот, этика там либо сбоку вообще от экономики и между ними непонятно, какие мосты, либо она где-то за заборчиком сидит внутри, ее там выпускают в нужные моменты, и так удивительно, что вы именно своей практикой доказываете обратную точку зрения. И мне кажется, многие мыслители с вами бы согласились великие, вспомним нашу русскую традицию, отца Сергия Булгакова, который написал докторскую на тему «Философия хозяйства», где он говорил о том, что наша хозяйственная деятельность – это, вообще-то говоря, воплощение замысла, и мы себя в этом реализуем непосредственно, как творцы по образу и подобию Божию. С другой стороны, предприниматель, который горит своим делом – Шумпе́тер, известный мыслитель, на эту тему мы тоже много со студентами об этом говорим, они очень зажигаются от этого экономисты и социолога…
С. Иванов
— Шумпетера надо читать сейчас, он невероятно актуален.
М. Сушенцова
— Да многих надо читать, на самом деле, того же Адама Смита с его симпатией, а не эмпатией. В общем, мне кажется, сейчас многие радуются великие. (смеются)
С. Иванов
— Про то, как это все поженить, и про этику тоже. В Коста-Рике, когда я был там с докладом, у меня был слайд в конце. Мне кажется, на Радио ВЕРА об этом надо рассказать, будет странно, если я об этом здесь не расскажу. Консультанты, которые меня готовили, а это был формат TED, сказали: «Уберите этот слайд, это неприлично, некрасиво, так не делают вообще в нормальных обществах». Я убрал его, а потом засомневался, в telegram-канале опрос сделал. У меня же такая особенная аудитория, мировоззрения понятного, и 30% говорит: «Сергей, ну не надо, со своим вот этим не надо туда лезть». А там была цитата из Евангелия. Я обращаюсь к своим товарищам- православным бизнесменам, говорю: «Ребята, я хочу переделать цитату из Евангелия вот так-то. Как вы считаете, это приемлемо-неприемлемо?» И пятьдесят на пятьдесят, пятьдесят процентов говорит: «Сергей, не трогай, пожалуйста». Я обращаюсь к священнику, вы его хорошо знаете, не буду сейчас произносить его имени, говорю: «Отец (имярек», вот можно так переделать Евангелие?» Он говорит: «Так – можно». Я вот с этим благословением еду, но не меняю. И где-то в середине полета думаю: «ну не пригласите вы меня еще раз, больно мне надо! Вообще, может быть, это главное, что я хотел бы вам сказать внутри своего сообщения». И в конце доклада выношу слайд: «Ищите прежде Царства Божия, и все остальное приложится вам». И говорю: «Я православный христианин, я больше двадцати лет в церковь хожу, в церковном хоре пою тринадцать лет, для меня это очень важная система смыслов, но мне кажется, что она касается каждого из присутствующих, потому что в ней зашифрована формула бизнес-успеха завтрашнего бизнеса. Как это можно перевести на современный русский язык: ищите прежде делать что-то полезное для других. Для кого – для других? Для клиентов наших и для сотрудников. И все прочее – что прочее? Бизнес, выручка, прибыль обязательно приложатся вам. Вот вам ваша этика и смысл, и философия в одной простой фразе евангельской.
М. Сушенцова
— Прекрасный финал. Я предлагаю на этой ноте завершить наш увлекательный разговор. Напомню, что эта программа «Вера и дело», в рамках этого цикла мы говорим с предпринимателями, экономистами, чиновниками о христианских смыслах экономики. Сегодня в студии у нас был Сергей Иванов – исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель, автор telegram-канала «Сергей Иванов из «ЭФКО». Сергей, спасибо вам огромное за эту беседу. Мне кажется, надо срочно делать второй эфир, где мы продолжим нашу дискуссию.
С. Иванов
— Спасибо за эфир. Очень неожиданно, необычно, я вещи какие-то произнёс, о которых даже не думал. Слушателям желаю всего самого доброго и дай Бог здоровья всем нам.
М. Сушенцова
— Спасибо. До встречи в следующих выпусках.
Все выпуски программы Вера и дело