«Музей царя-страстотерпца Николая II и его семьи». Александр Ренжин - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Музей царя-страстотерпца Николая II и его семьи». Александр Ренжин

* Поделиться

У нас в гостях был основатель московского музея Императора Николая II и его семьи, художник, иконописец, реставратор Александр Ренжин.

Мы говорили с нашим гостем о его коллекции предметов, связанных с семьей императора Николая II, о том, что они говорят о личности царя-страстотерпца и о его семье, а также о том, как сохранение памяти о прошлом может помочь избежать непоправимых ошибок в будущем.

Фильм «Музей Императора Николая II в Усадьбе Струйских» можно посмотреть на YouTube канале радио Вера по следующей ссылке:

Ведущий: Константин Мацан


К.Мацан:

— «Светлый вечер» на радио «Вера».

Здравствуйте, уважаемые друзья!

У микрофона — Константин Мацан.

В гостях у нас сегодня Александр Васильевич Ренжин — художник-реставратор, эксперт-искусствовед в области древне-русского искусства, директор музея Императора Николая Второго.

Добрый вечер!

А.Ренжин:

— Добрый вечер, друзья!

К.Мацан:

— Очень радостно в студии Вас приветствовать — особенно, учитывая географическую близость нашей студии к музею. В одной усадьбе Струйских, за одним забором мы находимся, и, вот, наконец-то, Вы, как «наш сосед сверху», что называется, спустились к нам в студию.

Ну, вот, я, когда к программе готовился, смотрел фильм про музей, Вами организованный, и сразу скажу нашим радиослушателям, что на ю-туб-канале радио «Вера» этот фильм выложен. Ищите там фильм про музей Императора Николая Второго.

Более 2000 экспонатов — музейных единиц — в этой коллекции. Коллекция разделена, насколько я знаю, и часть этой коллекции — в этом музее. И это — Ваше личное собрание?

А.Ренжин:

— Да...

К.Мацан:

— И это поразительно — как Вам удалось столько собрать? Где Вы это брали?

А.Ренжин:

— Ну... во-первых, собрание складывалось не в одночасье — этому посвящено 35 лет моей жизни. Поэтому, вот... если мы будем говорить о разделённости собрания, конечно, можно упомянуть и о том, что в 2008 году около 2000 предметов мною было передано в Николо-Угрешский монастырь, и там находятся те вещи до сих пор.

А то, что мы видим сейчас в музее — это, главным образом, собрано... вот... за последние двенадцать с небольшим лет. И здесь — уже более 3000 единиц хранения. Ну, я, конечно, включаю и мелкие вещи — там... такие, как... скажем... фотографии, какие-то открытки, и так далее. Ну... важен сам факт. В музее может быть и два, и три предмета, которые могут образовывать главное достоинство музея.

Но тут надо признать многочисленность самих объектов хранения — она, конечно, совершенно не зачёркивает их достоинства. Здесь собраны, главным образом, вещи, которые, так или иначе, отражают память русского народа о последнем нашем Государе.

Вещи эти, как правило, сохранялись людьми дома, и люди, порой, рискуя всем на свете, сохраняли портреты... какие-то сакральные вещи... там... иконы... и так далее, берегли их, и, поэтому, их довольно много — вот, как я Вам сказал, порядка трёх тысяч здесь находится, но все они представляют собой некую совокупность предметов, которые, в целом, конечно, являют собой... такой... памятник Государю, сохранённый силами народа.

К.Мацан:

— Расскажите подробнее... вот, Вы начали говорить о том, что это вещи, которые хранились у людей дома... не боялись ли они их отдавать? Где Вы их искали? Как Вы на них... натыкались? Это же — очень большая коллекция, и... каких сил это требовало?

А.Ренжин:

— Ну, надо сказать... когда ты стремишься к чему-то, когда твоё сердце лежит к этому делу, дело стало любимым... вот... и, в общем-то, дело собирания предметов, вещей, реликвий, связанных с Семьёй Государя Императора — это... теперь уже, можно сказать, главное дело моей жизни. Хотя, совершенно я не сбрасываю со счетов своей профессии — я художник-реставратор, который более сорока лет занимается реставрацией русский икон.

Но эти два направления, видит Бог, пересекаются. Потому, что целый ряд предметов, который попал ко мне в руки — это, всё-таки, иконы, так или иначе, связанные с Семьёй Государя Императора. И историческая вот эта среда, антикварная среда, в которой мне доводится и реставрировать иконы, и для своей коллекции какие-то собирать вещи — она содержит так же и вот эти предметы, так или иначе, связанные... ну... как бы... осколки Империи, связанные с Семьёй Государя Императора Николая Второго.

Поэтому, поиски продолжаются параллельно, и, в общем, я сейчас могу сказать, что уже сформировался какой-то... ну, такой... пул людей, вокруг меня... я совершенно, как бы, не один, и есть попутчики на моём пути, которые мне помогают уже не первое десятилетие находить эти вещи — и за рубежом, и здесь, в России. То есть, в разных городах — и в Петербурге, может быть, в первую очередь, да, которые идут со мной, что называется, в ногу, в одном направлении. И не будь такого количества моих друзей, соратников, помощников, я бы, конечно, не смог собрать такую коллекцию, которая сейчас представляет собой некое целое.

Это целое — оно, в некотором смысле, отражает взгляд этих людей — вот, тех, кого я, как бы, собрал под условной такой, вот, крышей музея — что нужно обязательно... обязательно... вот, пока мы живы — вот, моё поколение живо — собрать те самые осколки Империи, которые, может быть, как зеркало, сложатся, и мы в них увидим, отчасти, может быть, своё будущее. Вот.

Это уже не громкие слова, а это — реальные дела, и можно прийти сюда, и увидеть в этих предметах... в совокупности этих предметов... некое... такое... пространство, которое, так или иначе, может характеризовать дореволюционную Россию — ту эпоху, в которую правил Государь Император.

К глубочайшему сожалению, наши крупнейшие государственные музеи сторонятся этой темы до сих пор. И даже празднование 100-летия этих трагических событий, когда убита была Царская Семья, в наших крупнейших музеях... ну... таких, например, в Государственном Историческом музее — всё это прошло под знаком... такого... холодного, безразличного взгляда на само это страшное, трагическое событие. И комментарии в этих самых экспозициях... вот, в частности, я говорю про ГИМ, в котором крупнейшая была экспозиция... комментарии к предметам, которые были представлены — разумеется, это собрание не чета моему, частному собранию, ГИМ имеет сокровища просто, вот... самого высшего класса, самого высшего достоинства — это прекрасные портреты, фотографии, одежды... и, так сказать, всё... всё это вместе было представлено, очень хорошо, красиво подано, но с такими ужасающими комментариями, что даже в советское-то время таких гадостей и мерзостей не писали.

Поэтому... сейчас мы, вот... я ещё раз возвращаюсь к тому, как складывалась коллекция моего музея... мы, конечно же, исповедуем более справедливый... такой... человеческий взгляд на эту эпоху.

Наверное, ангелом по плоти не был Государь Император Николай Второй... но, и... уж, ни в коем случае, не был таким злодеем... или... как... «бесхарактерным слюнтяем», как его подают до сих пор некоторые.

Мы видим живого человека, глубоко верующего человека, несущего ответственность за то Отечество, которое он возложил себе на плечи.

Ну, и... мне надо сказать... вот... слова огромной благодарности моим друзьям, которые помогают мне до сих пор собирать вот эти вещи.

К.Мацан:

— Множество вопросов возникает... и хочется задать... из того, что Вы говорите... начну, наверное, вот с чего... с самого, может быть, такого... главного.

Собственно говоря, то, о чём Вы начали говорить — про тот образ, тот облик Императора Николая Второго, как человека, который может складываться, если ознакомиться с Вашей экспозицией.

Вот, помимо того, что Вы сказали, что это — глубоко верующий человек, ответственный, на себе несущий бремя монарха — что ещё? Что более конкретного можно разглядеть в тех предметах? Как связан облик... и... как те предметы, которые Вы собрали, говорят о человеке?

Ведь, там, в Вашей коллекции... я просто нашим слушателям расскажу — тем, кто ещё пока не посетил музей... очень много всего — и фотографии, и портреты, и личные вещи... скатерть... книжка... кружка... какие-то вещи, которые жили, вот, такой, повседневной жизнью, вместе с Императором.

Каков его облик, что Вы о нём заключаете... вот... исходя из того, что Вы собрали и узнали?

А.Ренжин:

— Тут, наверное, нам... помощник, в ответе на этот вопрос — тот объём фотографий, которые удалось собрать. Я удивился сам... со временем, удивлялся, каждый раз, что оказалось — очень много сохранилось фотографий Императора и Семьи.

Потом я уже узнал, что все Дети снимали — у них фотоаппараты были, сам Государь Император фотографировал, и эта любовь к фотографии — она была унаследована от дедушки. Ещё Александр Второй при Дворе сформировал целый пул фотографов — ну, среди них, самый известный был Левицкий, конечно... Сергей Левицкий. Это был целый ряд талантливейших людей, которые фотографию — особенно, портретную фотографию — возвели в ранг искусства.

И, благодаря этому, мы сейчас видим большое количество сохранившихся фотографий, отвечающих, вот, как раз, на этот вопрос — каким он был, Государь? И мы видим фотоснимки... один из них мне очень нравится... девяносто шестого года снимок, привезённый из Англии. Сейчас я его... ну... это было уже четверть века назад... я его распространяю везде — больше двадцати изданий. И там он — в гражданской одежде, в галстуке... портрет — ну, просто потрясающей глубины! Достаточно посмотреть на этого человека, который прямо, спокойно, уверенно смотрит вам в глаза, и вы понимаете, что такому человеку можно довериться... да... в самом высоком смысле этого слова.

И, вот, такая высококачественная фотография — она... ну... вот... буквально... с самых младых ногтей детей, конечно, фотографировали, и — до самых последних дней. Есть фотоснимки, где мы можем отследить всю историю правления Императора Николая Второго. Очень красноречивы. Порой, не надо даже никаких комментариев. Смотришь — и понимаешь, с какими чистыми, благородными людьми ты имеешь дело.

И... вот, я могу сказать, что... некоторые портреты такие... там... Государыни Императрицы — они характеризуют её, как женщину... такую... стойкую, с хорошим... таким... крепким, устоявшимся характером. Детей — замечательных, любознательных, у которых огонёк в глазах. Дети — с непустыми лицами. Из них из всех возрастали прекрасные личности. Они... дал бы Господь им, конечно, пожить... да... из них получились бы замечательные люди, которые были бы славой нашего Отечества.

Так, что — вот, фотография, может быть, в первую очередь, она... как бы... вот... помогает понять, что же это за люди были.

Разумеется, портреты — очень неплохие сохранились портреты живописные. У меня, правда, в собрании их немного — у меня, всего, живописных семь полотен, так или иначе, связанных с Семьёй.

Ну, и — есть хромолитографии. Это, практически... такие... лубочные работы, многотиражные, которые тоже воспроизводят те или иные — либо фотографические, либо художественно созданные образы.

По ним можно составить... как бы... такой... огромный групповой портрет Семьи, который... вот, чисто визуально даже... может характеризовать это, как единое такое, любящее, взаимно любящее Семейство, где Дети души не чают в своих Родителях, и они — просто свет в окне для них, и, разумеется, любовь Государыни Императрицы к Царю, и Царя к Императрице — тоже.

К.Мацан:

— Меня ещё так поразило, и как-то запомнилось... обратил я внимание в этом фильме, о котором мы сегодня уже упоминали — про Ваш музей — Вы говорите, что в понятие Семьи Императора Николая Второго Вы вкладываете не только его Супругу и Детей, а и его Отца и Деда, и, может быть, более широкое окружение — всех тех, кто формировали личность последнего Российского Императора.

А, вот, почему это важно?

А.Ренжин:

— Да, конечно, это важно. Посмотрите, ведь, фактически, первые тринадцать лет жизни, будущий... ещё тогда не наследник цесаревич, но сын наследника цесаревича — он же воспитывался при Дедушке, при Александре Втором.

То, как правил этот Император страною, то, каким он был реформатором — уже, для этого юноши, могло быть определённым примером, и указанием к тому, как относиться к собственному Государству, именно... Государю, как человеку, как ответственному самому первому лицу в стране — и это всё, конечно, образчики. Равно, как и Государь Император Александр Третий, в не меньшей степени, унаследовавший это достоинство своего Отца, человек твёрдого характера. Быть может... ну, мы знаем... либералы окрестили его «реакционером», но, на самом деле, это глупость. Никакая это не реакция, это... ну самом же деле, это — утверждение исконных основ Государства.

В некоторой степени, Александр Второй, в своём реформаторском, таком, порыве, очень важном для страны — он, всё-таки, удалился... в структуре управления страной — удалился от каких-то первооснов нашего тысячелетнего Государства. И тут, мне думается, Александр Третий внёс определённую коррективу... правил, правда, немного он... ну, что он правил... фактически, с восемьдесят первого года до девяносто четвёртого... да... 13 лет — это очень мало для правления государей, но даже он смог вот эту национально ориентированную ноту в правлении страной — внести. И указать даже своему сыну... вот почему и говорим, что Николай Второй унаследовал и от него, конечно, тоже... и указал своему сыну, что без ориентации на народ... ну... главный... как бы сказать... народ, в широком смысле слова... не обязательно, вот, говорить о том, что только русские все... русский, в моём понимании, это — всякий человек, который живёт на нашей земле, и любит Отечество наше, гордится им, и жизнь готов отдать за него — вот, он русский человек. И это совершенно не говорит о том, что, вот, он обязательно должен быть русским по национальности. Иной татарин может быть в тысячу раз более русский, чем... вот...

За всем за этим, и Государь Император тоже видел национальный вопрос не как адресацию к национальности, а как национальный интерес — то есть, интерес страны, в которой проживает огромное количество народа, и, вот, именно интерес этого самого народа — и нужно было отстаивать. Что, собственно, и впитал Николай Второй. Я думаю, что лучшие черты правления и Александра Второго, и Александра Третьего он, конечно, впитал. Поэтому, обойти молчанием... как бы, вот... обойти стороной эту тему стало невозможно.

Хоть, я... кстати говоря... начинал-то — с чего? Что я собирал только связанные объекты с самим Николаем Вторым, или, непосредственно, с его Семьёй. А уж обойти Александра Второго и Александра Третьего стало невозможно.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

К.Мацан:

— Александр Васильевич Ренжин, художник-реставратор, эксперт-искусствовед в области древне-русского искусства, директор музея Императора Николая Второго в Москве, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

Вот, как раз, Вы обмолвились, только что, что начинали Вы с того, что собирали вещи, связанные именно с Императором Николаем Вторым. И, до этого, Вы сказали, что это уже теперь стало делом Вашей жизни. А как оно начиналось? Из чего первоначально вырос этот интерес, этот импульс к тому, что потом стало делом жизни, и даже превратилось в целый музей?

А.Ренжин:

— Ну... даже в стенах вашей радиостанции... я уж не первый раз гость у вас, за что безмерно благодарен, что вы уделяете внимание моей скромной персоне... уже мне доводилось говорить о том, как, собственно, начиналось это всё. Но — я повторюсь.

К.Мацан:

— Давайте, напомним тем, кто, может быть, тот эфир не слышал.

А.Ренжин:

— Я, в 80-е годы, в конце 80-х годов, консультировал, как антиквар, антикварный отдел Московского Дома Книги. Все «стекляшку» эту знают, на Новом Арбате — тогда ещё Калининский проспект. И, уже тогда, проявился мой интерес к Государю Императору, и... как-то даже... Там же, можно сказать, из ближайшего... вот этого вот... Арбатского района Москвы — все ходили в Дом Книги. Это было такое культурное место, куда обязательно приходили... хоть даже посмотреть, не обязательно купить книжку.

И, так или иначе, со многими познакомился — с местными жителями, и с антикварными книжками. Приходит какое-то новое знание и об истории нашей — я и ею интересовался, в первую очередь.

И, однажды, значит, пришла ко мне старушка, которой явно... там... за восемьдесят лет уже глубоко было. И она пришла с таким... саквояжем, с помощью которого вынимали письма из синих почтовых ящиков на улице. Он — брезентовый, и у него... значит... такая, вот... арматура металлическая.

Вот, с таким вот чемоданчиком она пришла, и говорит: «Александр Васильевич, я слышала, что Вы интересуетесь Императором Николаем Вторым. А я, всю свою жизнь, поверьте, проработала на фабрике по уничтожению ценных бумаг КГБ СССР. И, вот, на днях, вышла на пенсию.

Вы не поверите, Александр Васильевич, я ни одной бумажки, за эти 50 лет, оттуда не вынесла».

Ну, во-первых, жёсткий, конечно, там режим...

«А сейчас, — говорит, — началась вот эта перестройка-перестрелка... у нас ходят англичане, американцы по территории этой фабрики, и ногами пинают ящики с совершенно секретной...» — там... бумажками какими-то.

«Это, конечно, видеть было невозможно, но... за те 50 лет, что я проработала, были какие-то вещи, которые уничтожить, сжечь — рука не поднималась. И я их складывала в свой рабочий стол. И, конечно, когда стала увольняться, думаю: «Ну, что же... надо их взять с собой тогда, эти вещи».

И, вот, она взяла, в этот саквояж это всё сложила... Там множество было фотографий.

Например, Есенина, лежащего в гробу, с совершенно изуродованным лицом. Когда нам рассказывают о том, что он... там... сам повесился — это ложь, конечно. Его... там... и мучили, и пытали, и, конечно, убили его.

Ленин, сфотографированный, что называется, без ретуши. Рябой, какой-то... перекошенный, там... на всех этих фотографиях стоят штампики «Не подлежит публикации», или, например, «Подлежит уничтожению», и так далее, и так далее...

Сталин... какой-то, такой... ну... в общем, короче говоря, много было чего.

И, в числе прочего, я увидел фотографии Государя Императора Николая Второго, который... насколько я помню... на Воронежском заводе... значит... разговаривает с рабочими. При этом, Государь Император стоит ниже всех, рабочие стоят сверху, на постаменте, и обращаются к нему, отложив, только что, вот, инструменты в сторону, обращаются к нему, как к родному отцу — смотрят ему в глаза, что-то ему такое рассказывают... и я увидел совершенно какого-то другого Царя. Царя, как человека. Который... видимо... настолько, вот... ну... для человека вот этого, работящего, был важен и дорог, что к нему, вот... такое, вот, обращение.

Потом — несколько снимков, где Император, вместе с Сыном, на линии фронта. А мы же знаем, что наш Наследник Цесаревич Алексей, вообще, от царапины мог умереть. А тут — он, оказывается, по линии фронта, с Отцом несколько раз проехал. Вот...

К.Мацан:

— Это — в Первую Мировую?

А.Ренжин:

— Да, Первая Мировая война. Там... 1914-15 год. И эти фотографии — я вижу, что... на линии боевых действий — тут Отец с Сыном, и так далее... тут — доклад какой-то ему делают... То есть, какими-то другими совершенно мне стали открываться гранями... вообще... так сказать... вся, вот, эта картина, связанная с эпохой правления Николая Второго. Среди этих фотографий, она мне показалась уже какими-то новыми сторонами.

Да... ну, я, конечно, этой старушке был благодарен — какие-то даже там документы были, подписанные первыми лицами Государства. Ну, вот... короче говоря... так я увлёкся изучением того, что эта старушка принесла, что... конечно... подвигло меня, сразу же, интересоваться больше и больше. Тогда, вот, книжка Касвинова вышла «23 ступеньки вниз», когда впервые, фактически, признавалось то, что Царская Семья была уничтожена. Да, написана-то, была книжка, конечно, с коммунистических позиций, понятно... но, тем не менее, признавалось, что — да, ни в чём неповинную Семью уничтожили.

Если даже, допустим, судили бы Государя — если б нашли, за что его судить, а судить-то его было не за что... да... то это было бы какое-то... ну... по крайней мере... какое-то условно-правосудное явление. А когда, без суда и следствия, уничтожено целое Семейство, включая малолетних Детей — это же... просто... страшнейшее злодеяние!

Всё это накладывало... как бы, такой, отпечаток на мой взгляд на эту историю — надо было её как-то изучать. Её нужно было познавать больше и больше. Собственно, вот, это и было таким побудительным мотивом.

А потом — каждый предмет, который ко мне попадал, так или иначе, связанный с судьбой Царя, он ещё раз подчёркивал, что мы ничего этого не знаем. Наши крупнейшие музеи нам ничего этого не показывают.

Оказывается, русский народ сохранил огромное количество вещей, предметов, которые... вот... связаны, например, с Коронацией, да? Коронационные... там... кружки, тарелки, и так далее. Придите в наши крупнейшие музеи — вы нигде этого не увидите, никто вам этого не покажет. А люди это хранили у себя дома. Вот.

И, вот, год от года, интерес возрастал, расширялся... попадали и документы какие-то... и так далее.

Ну, и, как я уже сказал, на моём жизненном пути попадались люди, которые знают больше меня... там... и в истории... там... и так далее. Я, с удовольствием, внимал тому, что мне удавалось от них узнать, и так далее.

Сейчас я могу сказать, что... вот... среди огромного количества и разнообразия предметов, пожалуй, неважных-то уже и нету. Это — и посуда, и стекло — то, что люди хранили — с вензелями, допустим, Царя. Хранили дома у себя, да... Какие-то вещи, совершенно... там... утилитарные — ну... там... портсигары, например, да? И так далее...

Когда-то, за портсигар, на котором... там... было написано, что это — подарок от Государыни Императрицы — к стенке! Без суда и следствия. А уж если на стене висел портрет Царя — в 20-30 годы всю семью могли расстрелять!

Поэтому, пронеся через горнило восьмидесяти лет советской власти... люди это пронесли, донесли до нас, и мы обязаны, конечно, это всё сохранить, и показывать грядущему поколению.

К.Мацан:

— Подвиг... подвиг людей. А что-то об этих людях... вот... которые передали эти экспонаты Вам, для будущей коллекции, ещё известно? Ну, понятно, что Вы с ними знакомы, Вы с ними виделись... кто это? Чем они мотивировали, вот, такое... своё... какую-то решимость свою всё это сохранять? Что это за люди? Каков их... скажем так... социальный портрет, социальный срез? От кого Вы черпали состав будущей коллекции?

А.Ренжин:

— Ну, вот... я могу сказать, что... всё-таки... это зёрнышко — оно упало на... такую... благодатную почву — я счастливый человек, и мои два деда — и по маминой, и по папиной линии — они ровесники ХХ века. И они дожили до 90 лет. Прошли уж и огни, и воды... там... всё... а один — так, просто... дедушка... герой... такой... да... Он был единственным рядовым, за всю историю Великой Отечественной войны, который был кавалером трёх орденов Отечественной войны.

К.Мацан:

— Ничего себе!

А.Ренжин:

— Сержантов было — множество, было много офицеров, очень много офицеров, которые получили три, и даже четыре, и пять орденов Отечественной войны получили, а рядовой он такой был — один.

И я ему как-то задал вопрос: «Дед, а что ж ты... рядовым-то... тебе даже какого-то... там... ну, этого...

К.Мацан:

— ...ефрейтора...

А.Ренжин:

— ... лычку бы дали... ефрейтора хоть какого-нибудь!» — «Санькя... а, ведь, неграмотному-то, никаких званий не давали!» — а дед был неграмотным, он ни читать, ни писать не умел. Но разговаривать он... он, видимо... вот, одно другое компенсировало... устное творчество было развито, да. И, конечно, послушать деда — это... так сказать... было всегда в удовольствие.

Так, вот... я от них, от дедов — от одного и от другого — конечно же, узнал о том, какой была Россия в дореволюционную эпоху. Ну, скажем... там... в 1917-18 годах они вполне уже взрослые мужчины были, и они осознавали, что вокруг них происходит. Хотя... наверное... толком понять не могли. Да... государственный переворот, который произошёл в 1917 году, был для большей части населения России — я рискну это сказать — да... для большей части населения России, был совершенно непонятен. Что происходило в стране — было неясно. Да. И этой... смутной, вот, такой, обстановкой, конечно, пользовались люди, которым абсолютно недорога была наша страна, и они делали здесь социальный эксперимент, который, вот, продлился 80 лет. К глубочайшему сожалению даже, мне кажется, он и до сих пор ещё не закончился. Да.

Но я — о другом. Так, вот... дедушка Иван Евстигнеич, который Гребнев, по маме — вот, он такую фразу сказал, что: «По-настоящему счастливо жили только тогда, когда жили единолично», — то есть, это, вот, до 1918 года. Они оба вятские крестьяне были.

Вообще, надо сказать, в Вятской губернии и крепостного права-то, практически, не было. На момент отмены крепостного права, 93% крестьян были, так называемые, «государевы». То есть, это были — вольные люди. И, вот, эта... может быть... «вольница» — она там в крови жила, у этих вятских крестьян. Отчасти, вот, я и думаю, что... и что-то на подкорке и у меня осталось... что, вот, это... да... то время — оно и было самым драгоценным, и... в общем-то... когда... ну... развивались семьи так... пять-шесть-семь в семье — это норма была! Это — никто не считал, что это... да... а, ведь, завести такое количество детей — нужно было иметь какую-то возможность. Значит, ты имел возможность их прокормить, воспитать, дать им какое-то, там, образование... и так далее...

За всем за этим стоит взгляд, вот, тех вятских крестьян, который я унаследовал, и на него наложился, видимо, вот, этот новый слой знаний, мною полученных, как реставратором, как человеком, имеющим общение с древними предметами, ну, и, конечно... вот... та среда антикварная, которая мне помогла узнавать больше и больше о Царе. И, надо сказать, что эти открытия не прекращаются до сих пор.

К.Мацан:

— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы.

Напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» Александр Васильевич Ренжин — художник-реставратор, эксперт-искусствовед в области древне-русского искусства, директор музея Императора Николая Второго в Москве.

У микрофона — Константин Мацан.

Не переключайтесь!

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

К.Мацан:

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается.

Ещё раз, здравствуйте, уважаемые друзья!

У микрофона — Константин Мацан.

В гостях у нас сегодня Александр Васильевич Ренжин — художник-реставратор, эксперт-искусствовед в области древне-русского искусства, директор музея Императора Николая Второго. Фильм об этом музее, я напомню, ищите на ю-туб-канале радио «Вера».

Мы продолжаем наш разговор об этом музее, о фигуре последнего Российского Императора.

Вот, Вы такую фразу произнесли... мы, отчасти, к этой теме уже, как раз, подходим... и в том, что Вы сказали, только что, до перерыва — что в экспозиции этого музея, как она сложилась в некую единую целостность, можно разглядеть наше будущее. Или — можно попытаться как-то образ будущего угадать, его как-то построить. Вот, что Вы имеете в виду?

А.Ренжин:

— В первую очередь, это — то, как Государь ответственно правил страной. Я, вот, вижу — и многие мои друзья тоже разделяют это мнение, — что никакого другого устройства общества для России — невозможно, чтобы оно созидательно развивалось, кроме монархии. Почему? Я могу это аргументировать.

В какой-то такой... извращённой форме, каждый период правления, после 1917 года, он, всё равно, превращался в какой-то эрзац-монархический строй, когда одно лицо брало на себя ответственность за управление страной. Но, при этом, не было у этого лица никакой ответственности перед Богом.

Православная же монархия — это, в первую очередь, ответственность Царя перед Всевышним. И эта ответственность — выше всех остальных, даже самых значимых, его назначений.

Тут нам Император Николай Второй — просто, вот, прямое указание. Он и по времени ближе всех к нам, и мы видим, как последовательно, планомерно развивалось Государство с 1894 года.

Посмотрите... вот, нам пример такой. На все времена... ну... я думаю, всем народам пример.

Когда путешествовал, ещё будучи Царевичем, наш Наследник на Восток, в 1891 году, во Владивостоке, он заложил Транс-Сибирскую железнодорожную магистраль — и построил её за 16 лет. Ещё при живом Отце, при Александре Третьем, ему было поручено возглавлять весь вот этот строительный комплекс железнодорожный, и он с ответственностью взялся за это.

Этот юноша — тогда ещё 23-летний — взялся за гигантскую задачу, и решил её успешно. Ведь, построить железную дорогу — это не просто проложить две линии... там... шпал и рельсов. Это — строительство городов, развитие, так называемых, вылетных магистралей автомобильных — ну... тогда ещё просто дорог — из тех точек, которые образовывались на карте России. И, не создав вот эту самую Транс-Сибирскую магистраль, мы, наверное, не смогли бы, вообще, выиграть даже в войне 1941-45 годов. Это — артерия, которая снабжала... она, во-первых, соединила всю страну, и она снабжала фронт. Неизвестно, чем бы всё это кончилось.

И... каждое дело, за которое брался Государь, он считал делом ответственности перед Богом, в первую очередь. За своё Отечество.

Ведь, посмотрите... первая перепись населения, которая была сделана по инициативе Семёнова-Тян-Шанского, замечательного нашего исследователя — Государь Император поддержал, нашёл деньги на эту перепись... да...

В этом самом Переписном листе — что пишет Государь о себе? Ну, это уже такая... может быть... не всем известная... но я...

К.Мацан:

— «Хозяин земли Русской».

А.Ренжин:

— Да, «Хозяин земли Русской»! Как много в этих словах! Что человек взял на себя ответственность за всю эту землю, за всех тех людей, которые на ней живут. Как отец — в самом высоком смысле этого слова.

И я думаю, что Православной монархии никакой альтернативы — нет. И, когда мы говорим о том, что... вот... в собранных осколках этого зеркала мы можем увидеть — мы можем увидеть, как раз, вот, тут самую форму правления, которая — единственно, может быть, возможная для нас, чтобы Государство наше не угасло.

К.Мацан:

— Ну, вот... не могу Вас, в этой связи, не спросить. Я встречал и иные мнения, даже касающиеся, вот, этой фразы в переписи населения. Что, когда Император Николай Второй пишет о себе: «Хозяин земли Русской», — он... как бы... умаляет... ну, если угодно, право народа на эту землю, право людей. То есть, он — хозяин, они — подчинённые, и, вот, это — та... такая... недемократичность, неуважение к правам личностей, которые эту землю, на самом деле, пашут, обрабатывают, и, реально ею владея, делают так, чтобы она плодоносила. Это — мнение, но оно тоже есть. Что Вы об этом думаете?

А.Ренжин:

— Я легко его опровергну.

Возьмите большую семью, которой хозяин — мужчина, несущий ответственность за эту самую семью. Он её содержит, он находит возможности воспитывать, давать образование детям... там... и так далее, он печётся о ней, о своей семье. Вот, он — хозяин. Понимаете?

К.Мацан:

— То есть, для Вас, хозяин — это не про власть, а про ответственность.

А.Ренжин:

— Совершенно верно. В первую очередь.

К.Мацан:

— Ещё один момент, связанный с тем, о чём мы говорим.

Очень интересную тему мы обсуждаем, и важную... Не возникает ли, как Вам кажется, в том, что мы сейчас обсуждаем... ну... некоторой такой идеализации дореволюционной России? Мы тоже об этом часто слышим. И даже те, кто сегодня иногда, с ностальгией такой... какой-то... исторической, с симпатией говорят о том времени, иногда склонны мыслить о нём, как о... такой... эпохе Золотого века.

Между тем, революция не взялась ниоткуда. Те же люди, которые вчера прославляли прежний строй, или как-то в нём чувствовали себя на своём месте, радостно приняли новый строй. Потом, может быть, разочаровались... или нет... но... те, кто творил революцию, не были людьми, которых завезли с другой планеты, чтобы её сотворить.

Вот... не нужно ли нам как-то более трезвенно относиться к тому, что такое была дореволюционная Россия — с её успехами, и с её неустройствами, в том числе?

А.Ренжин:

— Да, пожалуй, есть элемент идеализации. Но это, ведь, реакция... это — вполне естественная реакция — на что? На то, что, до сих пор, вот этот вал лжи... подлой лжи... он продолжается. Страна оболгана, Государь оболган — до сих пор.

Ведь, посмотрите — до сих пор Государственная Дума не признала государственным преступлением убийство Царской Семьи. Ну, уж, казалось бы — чего очевиднее-то? Нет. Не признают!

Замечательный вышел фильм — вот, только что я его посмотрел по телевидению, и всем рекомендую его посмотреть. Называется он «Жена Рубенса и чёрное золото». О том, как разграбили Эрмитаж.

В нашем Эрмитаже были крупнейшие живописные и скульптурные сокровища мира, разграбив которые, создали такие музеи, как в Соединённых Штатах... там... в Англии... и так далее... по всему свету! За гроши! Вот, это — характеристика тем людям, которые пришли на смену царской власти. Один только единственный штрих — Эрмитаж. Посмотрите — и всё сразу станет ясно, как распродавали Россию.

И не надо тут какой-то «теории заговоров», не надо, там, какого-то... ну, я уж не буду... там... говорить... иудо-масонского какого-то... там... ничего этого не надо! Не надо об этом говорить, это глупости всё. Посмотрите — на дела тех, кто распорядился нашим Государством так! И этих дел — страшных, кровавых этих дел — море.

Почему нам навязывают 1937 год? Ребята, а с 1917 по 1937 год? Десятки миллионов людей были уничтожены — что же вы об этом не говорите?

Поэтому, да — есть элемент романтизации, есть элемент какого-то преувеличения. Может быть, отчасти, мы тут перестарались. Но это всё — во благо. Это хоть как-то, хоть чем-то компенсирует ту грязь, которая льётся до сих пор.

Смотрите, «Матильду» — просунули! Опять её сейчас показали по телевидению! Назвали «Коронация» этот фильм, и его показали по ОТР. Кто это делает? Ведь там, от первого до последнего кадра — всё измышление, всё ложь! Всё! Так, теперь это сопровождается ещё чем? «Основано на реальных исторических событиях» — и показывают это нашим детям.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

К.Мацан:

— Александр Васильевич Ренжин — художник-реставратор, эксперт-искусствовед в области древне-русского искусства, директор музея Императора Николая Второго, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

Ну, давайте, не будем слишком сильно обсуждать фильм «Матильда». Но один аспект, важный, который вытекает из того, что Вы сказали — что этот фильм, как минимум, непочтителен тем, что Император Николай Второй канонизирован Русской Православной Церковью, со своей Семьёй, и это, вообще, разговор о святом.

А, вот... в этом смысле... я спрашиваю не о фильме уже — позабудем про него — а о Вашем... ну, скажем так... Ваших отношениях с Императором Николаем Вторым. Ведь, наверняка, за годы собирания вещей, связанных с его Семьёй, как-то формируется внутренний диалог, может быть, какой-то с этим человеком. Тем паче, что ему можно молиться, как святому, как страстотерпцу, канонизированному Русской Православной Церковью.

Вот, насколько Вам это важно? Насколько этот диалог внутренний со святым Императором Николаем сложился?

А.Ренжин:

— Ну, я, конечно, не дерзну сказать, что у меня какой-то... вот... такой... духовный диалог с Государем. Но... вот... хочется верить, что... взирая Оттуда, с Небес, на нас, он... хоть как-то надеется на то, что мы, всё-таки, лучшее возьмём из того, что было в его эпоху, сохраним. Явно — Государь надежды не теряет, и помогает нам. Вот, надо признать. Помогает.

Когда-то помыслить невозможно было, чтобы мы сделали экспозицию, посвящённую Государю Императору! Тогда, в 2008 году, когда я передал столько предметов в Николо-Угрешский монастырь, мы создали эту экспозицию. Ну... первые лица Государства не были, но... так сказать... весьма известные люди всё это посетили, посмотрели, были поражены тому, что они увидели... Вот.

И сейчас я вижу, что... Государь, всё-таки, нам помогает. Вот, смотрите... то здание, которое над нами... мы сейчас находимся...

К.Мацан:

— Усадьба Струйских в Москве.

А.Ренжин:

— Да. Замечательные люди — сами приходят, и подставляют плечо. Такие, просто выдающиеся люди, как Анна Витальевна Громова, например, которая возглавляет Елизаветинско-Сергиевское просветительское общество. Она, просто, вот, по собственной инициативе, сказала: «Давайте, я буду помогать — тем, другим, третьим...» — и эта помощь видна, и она — неспроста. Государь, видимо, взирая с Небес на наши дела, благословляет их. Вот, это я чувствую точно. Да.

К.Мацан:

— Иногда возникает вопрос, вообще, о нашем отношении к новомученикам, к которым и Императорская Семья принадлежит, и кто-то иногда с горечью замечает, что очень мало молебнов заказывается новомученикам, люди им мало, на самом деле... сравнительно мало... молятся. И, размышляя о том, почему так происходит, те, кто об этом думают, предполагают, что мы просто не до конца понимаем, о чём просить новомучеников, о чём молиться, с просьбой о чём к ним обращаться, если даже предположим, что молитва — это просьба.

Вот, как Вам кажется, какой духовный запрос... в помощь... о чём мы можем попросить Николая Второго и его Семью? Именно, как прославленных Церковью святых страстотерпцев.

А.Ренжин:

— Ну... тут, наверное, не обойтись без упоминания слов старца отца Николая Гурьянова. Я имел честь быть его духовным чадом, до определённой поры. Ну, и, вот, он, на эту тему, сказал, что... в общем... молиться-то надо ещё и научиться.

Если человек говорит «я молюсь»... «я могу помолиться»... я думаю, он, всё-таки, много на себя берёт. Дерзает.

Наверное, иной раз... простое такое обращение... знаете, вот... когда человек стоит у черты — вот, сейчас смерть, или страшная трагедия какая-то будет — он говорит такие слова: «Господи, помилуй!» — и в этих словах глубина и сила молитвы такая, которая, может быть, в тысячу раз больше любой многословной молитвы. Потому, что... надо уметь ещё... помолиться.

В этом смысле, конечно, Государю Императору... мы должны ещё научиться ему молиться. Вот, так я думаю.

К.Мацан:

— Но Вы сказали... и спасибо Вам за эти слова, они, действительно, очень важны, что нужно ещё научиться молиться. Но... предположим, мы не дерзаем назвать себя молитвенниками. Но, тем не менее, нам, по-человечески, как мне кажется, понятно, что есть святые, которые особенно отзываются на какие-то конкретные внутренние просьбы.

Ну, условно говоря... образ преподобной Елизаветы Фёдоровны связан с делами милосердия, с любовью, с подвигом любви, с какой-то сияющей красотой этой любви, и милости, и прощения, с которыми она по жизни шла, уже в поздний период жизни, когда стала заниматься духовным служением, образовала Марфо-Мариинскую обитель.

Не знаю... путешественники, как это знают, молятся Николаю Угоднику.

Это, конечно, тоже такая... момент... такой... какой-то наивной религиозности, но...

А.Ренжин:

— ... утилитарность в молитве, в общем, она никогда не приветствовалась, на самом деле...

К.Мацан:

— Что Вы говорите?...

А.Ренжин:

— Утилитарность в молитве никогда не приветствовалась...

К.Мацан:

— Согласен, да... мы молимся Богу, а не святому, конечно, но... даже от священников, людей духовно опытных, я слышал истории, когда... они всё знают, что... что такое молитва... уж они-то умеют молиться... но, вот, в тяжёлой ситуации какого-то путешествия, и какого-то стресса, какого-то... какой-то критической ситуации... ну... даже из такого сердца взывается именно к Святителю Николаю — ну, потому, что... ну, вот... «Отче Николае, мы знаем, что ты помогаешь путешественникам! Всё знаю, понимаю... но помоги сейчас — очень нужно!» И эта такая... какая-то наивная религиозность, мне кажется, в конкретном отдельном случае, Господь и её принимает, и покрывает.

Вот, как Вам кажется, с какой просьбой, в этом смысле, мы можем обращаться к Императору Николаю?

А.Ренжин:

— Я Вам отвечу совершенно конкретно на этот вопрос.

Год назад, прошлой осенью, очень остро стоял вопрос с нашим вот этим зданием. Настолько, что нас, в буквальном смысле, отсюда выбрасывали, да. И дочь моя Анна говорит: «Папа, ну, вот, смотри... совсем сгущаются над нами тучи. Давай-ка мы у портрета Государя Императора отслужим молебен!»

И мы пошли в ближайший наш храм, к отцу Георгию — а он почитает Государя Императора... сейчас он...

К.Мацан:

— Это — храм на Гороховом поле...

А.Ренжин:

— Да. Вознесения, на Гороховом поле. И он говорит: «Конечно! Конечно, отслужим молебен! Сейчас, вот, грядёт Воскресенье — прямо после воскресной службы, мы к вам придём и отслужим молебен».

Пришли. И кто, Вы думаете, пришёл? Ну, наверное, человек 30 было взрослых, и человек 40 было — детей.

К.Мацан:

— Да...

А.Ренжин:

— Господь нам просто, вот... Государь Император, Господь — они просто вот послали нам этих детей! А что такое — детская молитва? Она же — чище, в тысячи раз — сильнее, чем... и так истово молились детишки! Некоторые... я прямо видел... они прослезились!

К.Мацан:

— Потрясающе...

А.Ренжин:

— Да... Так, что... вот!

К.Мацан:

— Ой... ну, на этой ноте, лучше которой не найти для завершения нашего разговора, нам, к сожалению, приходится прощаться. Спасибо огромное за наш сегодняшний разговор!

Александр Васильевич Ренжин — художник-реставратор, эксперт-искусствовед в области древне-русского искусства, директор музея Императора Николая Второго, был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

Я напомню, что фильм об этом музее Императора Николая Второго можно посмотреть в ю-туб-канале радио «Вера».

У микрофона был Константин Мацан.

Спасибо! До свидания! До новых встреч на волнах нашей радиостанции!

А.Ренжин:

— Всего доброго! До свидания!

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА».

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем