Поделиться
Фото: PxHere
Как трудно, как тревожно бывает жить в нашем мире!
Размотает все нервы городская суета, рабочая гонка... Не знаешь, как и притормозить. Наметишь отдых в выходной, да и то — как наметишь?
«Туда съезжу — на выставку, оттуда — в парк прогуляться, потом — с подругой встречусь!» Опять круговерть...
Как же остановить эту «белку в колесе»? Озадачилась я.
И вспомнился мне один деревенский мужик из моего детства, Боря Мазаев, по прозвищу Мазай.
Случилось это летним полднем, давным-давно, я тогда ещё девчонкой была. Шла как-то по тропинке, за деревней. Смотрю, в траве — дядя Мазай лежит. Лежит он на животе и то приподнимется на локтях, то снова к земле прижмётся, то голову вверх, в небо закинет. «Странно, — думаю, — что же это он делает?» Спросила. А он поманил меня рукой, мол, рядом садись, и говорит:
— Вот, смотри туда, — и указал на деревню, — видишь — целый мир там наш, жилища, огороды человеческие. И звуки там свои, слушай.
Дядя Мазай замер. Я прислушалась.
— Вон, — шепнул Мазай, — колодец дребезжит цепью, воду берут. Пес Полкан лает, видно, чужие идут. Точно, чужие, во — куры расшумелись. А теперь...
Он лёг в траву, перевернулся на живот.
— Сюда гляди: муравья видишь? Во-он лезет по стеблю, ему ещё лезть и лезть, там-то наверху тля пасётся, коровки их муравьиные. А вот там, травинка, вон-вон она, гляди, укорачивается, и слышишь, — шептал Мазай, — хруст? Это её мышь подгрызает.— А теперь — вон туда гляди-слушай. — Он перевернулся на спину и махнул рукой в небо.
И тогда, давно, в детстве, мы с дядей Мазаем лежали в траве и глядели вверх. Там, высоко-высоко, чертили по воздуху ласточки
— Ещё мир... — вздохнул Мазай. По его голосу слышно было, что он улыбается. — Вот прихожу сюда, гляжу, слушаю — и через это соединяюсь с ними, с мирами этими. Понимаешь? Смиряюсь я тут. И потом — всё это уже во мне живёт. И на душе спокойно. Ровно на душе — понимаешь?
Да, теперь, много лет спустя, я поняла, о чём говорил Боря Мазаев.
И что он там делал поняла. Этот мудрый человек, там, в траве, уравновешивал душу. Он находил Божью гармонию мира и сливался с ней. Это соединение он и называл «Смирение». Просто? А как мудро.
Знаете, вспомнив ту историю, я решила сразу же сама попробовать.
Я тогда у моря жила. Так вот, спустилась к морю. День холодный, пляж пустой. Села на гальку, прислонилась к валуну... затихла я. Волны сердятся, набегают, бьют о камни. Чайки мечутся, кричат. Стая голубей кружит над пляжем. Беспокойно. Но я решила быть тихой, как Мазай, тогда, в траве. Достала краюшку хлеба, покрошила рядом. Голуби приметили, спустились. Сперва остерегались, потом осмелели, стали клевать. Чайки тоже подтянулись, осторожно подошли, я им куски покрупнее наломала.. А сама всё медленно делаю, мягко, будто растворяюсь среди них. В руке крошки голубям протянула — жду...
Через несколько минут голуби стали осторожно клевать с руки, чайки наевшись, замерли, глядя в даль. Шум моря превратился в шорох. А ещё, пришла серая кошка, аккуратно устроилась на полотенце рядом со мной, зажмурилась и замурчала. Я тоже закрыла глаза.
И вот так мы все, голуби, кошка, чайки, море и я — тихо были вместе. А я лежала и думала: «Господи, ведь ты всё дал. А я просто пользоваться не умею. Вот — учусь, когда уже пол жизни позади. Должно быть, вот так жили люди в раю — с птицами на плечах, со зверями у ног...»
И ещё думалось: как хорошо, что встретился мне Боря Мазаев. Он, небось, теперь уже там, у Бога. Спасибо, дядя Мазай. За урок смирения, за покой души. Царствия тебе Небесного, Божий человек.
Автор: Анастасия Коваленкова
Все выпуски программы Частное мнение
Схиархимандрит Виталий (Сидоренко) и его семья
Поделиться
Фото: Mihail Tregubov / Unsplash
В семье крестьян Сидоренко из краснодарского села Екатериновка ожидалось прибавление. Супруги Николай Гордеевич и Александра Васильевна горячо молились о том, чтобы Господь даровал им здорового ребёнка. В праздник Святой Живоначальной Троицы, 3 июня 1928 года, малыш появился на свет. Господь послал родителям сына.
На восьмой день после рождения мальчика окрестили и нарекли Виталием. Александра Васильевна удивлялась спокойному, тихому младенцу. Плакал он очень редко, и почти всегда улыбался, лёжа в маленькой деревянной кроватке, которую смастерил для Виталия отец. Однажды поздним вечером мать убаюкивала малыша, напевая колыбельную, и не заметила, как уснула. Из дрёмы её вывело прекрасное пение. Оно звучало прямо над кроваткой младенца. Невидимые голоса славили Бога, и под эти звуки Виталий мирно спал. Впоследствии, вспоминая об этом случае, Александра Васильевна говорила: «то ангелы баюкали моё дитя». Чудесный случай убедил родителей мальчика в том, что Господь уготовил ребёнку особый путь.
Подрастая, Виталий только подтверждал это предположение. Уже в пятилетнем возрасте он начал строго соблюдать все православные посты. Время тогда и без того было голодное. На столе у Сидоренко обычно стояла картофельная похлёбка да ржаной хлеб. Виталий брал себе корочку, а от похлёбки отказывался. Николай Гордеевич и Александра Васильевна переживали за сына. Но мальчик рос здоровым и весёлым. Впрочем, он любил уединение. Порой, когда Виталий долго не появлялся дома, родителям приходилось отправляться на поиски сына. Часто его находили на берегу реки, в зарослях камыша, погружённого в глубокую молитву.
Когда Виталию исполнилось 8 лет, родители отдали его в сельскую школу. Едва научившись грамоте, мальчик взял у матери Евангелие. Он не расставался с ним — носил Священное Писание с собой в класс и на переменках читал ребятам. Николай Гордеевич и Александра Васильевна были верующими людьми, однако время тогда наступило безбожное, и за открытую проповедь могли даже арестовать. Опасаясь за сына, родители пытались спрятать от него Евангелие. Но Виталий снова и снова находил его. И это было единственным его непослушанием. В девятилетнем возрасте Виталий стал помогать отцу и матери — на каникулах подрабатывал в колхозе пастухом. Шёл 1937 год, — процветали доносы, шли аресты. Тем летом Николай Гордеевич принёс домой с колхозного поля пару початков кукурузы. Кто-то увидел, пожаловался, и Сидоренко осудили на 6 лет — по статье «Хищение государственного имущества». Из мест заключения в 1942 году он отправился прямиком на фронт — шла Великая Отечественная война. Вскоре почтальон принёс в дом Сидоренко похоронку... Теперь Виталий стал главой семьи. Он старался помогать матери. Понимал, как трудно ей без отца, и всем сердцем жалел. А душа его неудержимо стремилась к Богу. Он уже давно и твёрдо решил стать монахом. Так сбылась материнская молитва о том, чтобы сын избрал в жизни путь служения Богу. В 1948 году 20-летний Виталий Сидоренко стал послушником Глинской пустыни — монастыря близ украинского города Сумы.
Впоследствии он принял монашеский постриг, много странствовал с проповедями. Люди почитали отца Виталия как подвижника веры и мудрого духовного наставника. Часто в беседах старец Виталий (Сидоренко) с любовью рассказывал о своих родителях. И в наставлениях учил всегда почитать отца и мать, слушаться их и любить.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
Сергей Фудель и его отец, священник Иосиф Фудель
Поделиться
Фото: Annie Smurova / Unsplash
В творчестве писателя, богослова и литературоведа середины ХХ столетия Сергея Фуделя особое место занимает мемуарная проза. Судьба его была непростой — гонения за веру, аресты, ссылки, лагеря... Но в воспоминаниях Сергея Иосифовича все жестокие перипетии его жизни отходят на второй план, а вперёд выступает фигура отца — протоиерея Иосифа Фуделя, настоятеля Покровской церкви при Бутырской тюрьме, а позже — московского храма Николая Чудотворца в Плотниках. Отец был для Сергея Иосифовича не только самым близким человеком, но и высоким образцом пастыря, примером подвижнической христианской жизни.
Говоря об отце, Сергей Фудель прежде всего сосредотачивался на его духовных качествах. Домашних, бытовых подробностей, в автобиографических произведениях Фуделя найдётся, пожалуй, не много. Но они всё же есть, и по-настоящему трогательны. Например, Сергей Иосифович вспоминает, как накануне Рождества 1905 года он, пятилетний малыш, вместе со старшими сёстрами Машей и Ниной отправился в магазин канцелярских принадлежностей. В кулачке маленький Серёжа сжимал двугривенный. Эти деньги он сэкономил на сладостях. Тогда он купил для папы первый самостоятельный рождественский подарок — перьевую ручку. А летом того же года родители взяли мальчика с собой в монастырь Оптину пустынь. Сергей Фудель с теплом вспоминал эту поездку: «Есть особое чувство детского благополучия, когда всё хорошо и папа с мамой рядом. Это чувство живёт у меня от крестного хода среди полей под широкий монастырский благовест». Запомнил он и паломничество в Шамордино, женскую обитель под Калугой, в 12 верстах от Оптиной пустыни. В пролётке мальчик сидел, крепко прижавшись к отцу. И наблюдал как тот, в рясе, с наперсным крестом, благословляет по дороге кланяющихся ему богомольцев. Поля, луга, леса, синее небо над головой — первые ощущения Родины и красоты Божьего мира навсегда остались для Сергея Иосифовича связанными с образом отца.
В детстве и юности Сергей видел, как деятельно заботится отец о своей пастве. Фудель вспоминал, что в их доме, в прихожей, отец Иосиф повесил медную кружку с надписью: «Приходским бедным». И все, кто приходил в гости, мог пожертвовать на благое дело. Сергей часто бывал на богослужениях, которые свершал его отец. На Пасхальную службу каждый год семья Фуделей собиралась в отцовском Никольском храме. Правда, однажды, лет в пятнадцать, Сергей нарушил эту традицию, и уехал на Пасху в Зосимову пустынь. Позже он делился в своих воспоминаниях, как сильно тогда его потянуло домой, к отцу, служившему в своём храме Пасхальную заутреню.
Священник Иосиф Фудель отошёл ко Господу в октябре 1918-го года во время эпидемии «испанского гриппа». После его кончины Сергей часто возвращался к одному и тому же воспоминанию, как он стоит в толпе на паперти Николо-Плотниковской церкви в Москве. И отец, в отблесках свечей, запевает пасхальный канон. Любимому отцу Сергей Иосифович Фудель посвятил трогательное стихотворение:
Когда капель весны покажет,
Что начался Великий Пост,
Ты на божественную стражу
Шёл сердцем тих, душою прост.
И не сказать теперь словами,
Как жизнь была с тобой тепла,
Когда в Четверг Страстной над нами
Свой счёт вели колокола.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
Священник Николай Боголюбов и его сыновья
Поделиться
Фото: Chris Lawton / Unsplash
Братья Боголюбовы — Николай, Алексей и Михаил — известные учёные ХХ века. Николай Николаевич — физик. Алексей Николаевич — математик. Михаил Николаевич — филолог, языковед. Все трое — академики. И верующие люди. Братья не раз говорили, что открыл им двери в науку и научил вере отец — священник Николай Михайлович Боголюбов.
Он и сам был учёным — выпускник Московской духовной академии, вольнослушатель курсов по истории раннего христианства Берлинского университета, Николай Михайлович был профессором богословия киевского Императорского Свято-Владимирского университета. А ещё служил настоятелем университетского домового храма. Другими словами, человеком отец Николай Боголюбов был крайне занятым: богослужения, преподавательская деятельность, научная работа. Но даже при таком напряжённом графике он старался как можно больше времени проводить с семьёй: супругой Ольгой Николаевной и тремя сыновьями, Мишей, Алёшей и Котей — так по-домашнему ласково родители и братья звали Николая. Средний сын, Алексей Николаевич, впоследствии оставил мемуары, в которых рассказал о семейных буднях Боголюбовых.
С самого детства мальчики помогали отцу во время богослужений — читали Псалтирь, прислуживали в алтаре. Ранним утром, взявшись за руки, они шли в храм. По пути обсуждали с отцом Николаем эпизоды из Священной истории. Мальчики рано научились читать, и к своим 6-7 годам прекрасно знали Библию. На Рождество ребята ходили по домам славить Христа в красивых костюмах, которые специально к этому дню шила им мать. Ольга Николаевна Боголюбова тоже была глубоко верующей женщиной. Она окончила Нижегородскую консерваторию и работала учительницей музыки. Занималась она и с сыновьями — всех троих научила неплохо играть на фортепиано. И всё же с самых юных лет научная деятельность привлекала братьев куда больше музыки. Примером служил отец. Для работы над докторской диссертацией по богословию отец Николай дома оборудовал себе уголок в общей зале. В семье, когда рядом были самые близкие люди, ему работалось лучше, чем в уединении. Мальчики видели, насколько увлечён работой их отец. И делали выводы: значит, научная деятельность — это очень интересно! Подражая отцу, они тоже писали «научные работы» — брали из библиотеки какую-нибудь книгу, садились за стол и с важным видом старательно что-нибудь оттуда переписывали. А начинали они свои диссертации одинаково, со слов: «Папа сидит и пишет книгу». В свободное время отец занимался с Колей, Алёшей и Мишей — учил их иностранным языкам и практически всем предметам начальной школы. Так что в гимназию они поступили хорошо подготовленными.
В начале 20-х годов ХХ века страну охватил голод. Чтобы прокормить семью, священник Николай Боголюбов занялся сельским хозяйством. Его сын, Алексей Николаевич в своих мемуарах вспоминал, как дети помогали отцу молотить зерно специальными ручными орудиями — цепами, как в старину. Николай Михайлович научил сыновей не чуждаться тяжёлого физического труда, заботиться о хлебе насущном ради ближних. Отцовские уроки академики не забывали никогда.
Уже будучи крупными советскими учёными, братья Боголюбовы не перестали посещать храм, регулярно исповедовались и причащались. В гуще общественной жизни, в постоянных научных трудах, они оставались христианами. И, несмотря на непростое для верующих людей время, не скрывали, что отец их был священнослужителем. Наоборот — подчёркивали, что именно он своим примером указал им жизненный путь.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
