
Осенью 1968 года, на страницах газеты «Литературная Россия», Корней Иванович Чуковский напечатал одну из своих последних статей.
Она называлась «Вечерняя радуга» и была посвящена творчеству безвестного поэта из Тверской области, бывшего школьного учителя Семёна Воскресенского.
…Признаться, я сожалею, что это, едва ли не последнее произведение Чуковского о поэзии сельского стихотворца, не вошло в 15-томное собрание сочинений Корнея Ивановича, изданное в новом веке. Статья не кажется мне устаревшей. Как и оценки — Чуковским — открытого им дарования.
Дадим слово самому Корнею Ивановичу. Вот как он представлял поэта Семёна Воскресенского, читая, нет, декламируя свою статью — в тогдашнем радиоэфире:
«…Первое его стихотворение, которое я прочитал, — о школьнице, идущей по улице, весело размахивая ученической сумкой — в чём, казалось бы, нет ничего поэтичного. Но я не знаю других стихов, где была бы так артистически передана та мажорная музыка, какая поется в душе этой школьницы, еще не замутнённой ни страстями, ни дрязгами: «Еще ничем не потревоженная, / и ни в кого не влюблена, / она идет, и сумка кожаная / как будто птицами полна…»
Вообще он — мажорный поэт, — радостного и благодарного приятия жизни.
Даже стоя на своём сельском погосте, он славит вечную победу животворных, живительных сил над мнимо торжествующей смертью: «…Тянут тополи острые над могилами тень. / Упоительным островом разметалась сирень. / И в обители тления, за оградой ветвей / день и ночь в исступлении голосит соловей. / И любовь зарождается в чьём-то сердце простом, / и цветок поднимается над упавшим крестом…»
Замечу, друзья, что Чуковский пишет и говорит об очень традиционном поэте — на фоне бурного всплеска поэтического новаторства в те годы.
Давайте снова послушаем Корнея Чуковского:
«…Это были простые стихи хорошего простого человека, одаренного ясным и простосердечным талантом… В его искусстве нет и тени искусственности. Он подлинный художник Божьей милостью — без всяких косметических прикрас. Раздребёженность, расхлябанность формы нисколько не прельщает его.
При помощи простейших, зауряднейших слов он умеет порою создавать смелые и сложные образы, так гибки у него эти слова, так властно подчиняет он их своей творческой воле. Чаще всего его стихи выражают, рисуют незатейливую повседневность деревенского быта, которую он всегда озаряет горячим поэтическим светом, так как сила его именно в том, что все обычное он преображает в поэзию…»
Хочу обратить внимание на одну особенность газетной публикации статьи Чуковского о поэте Семёне Воскресенском. В выражении «художник Божьей милостью» — имя Бога прописано с маленькой буквы.
…Да, Корней Иванович не был религиозен. Но его порывистый отклик на чужое творчество, вдохновенные слова о чьей-то одарённости, простосердечности, таланте преображения — кажутся мне отмеченными духовным усилием.
Вместе с врождённым читательским вкусом оно и позволило умудрённому Чуковскому почувствовать своей душою — другую душу. Это, я думаю, дорогого стоит.