Беседа из цикла про образование, который Радио ВЕРА организует совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», которая объединяет учителей, руководителей школ и детских садов, родителей и всех тех, кто работает с детьми и занимается их духовно-нравственным развитием.
У нас в гостях был главный редактор «Издательского дома Мещерякова» Вадим Мещеряков.
Разговор шел о детской литературе и о значении чтения в образовании и воспитании ребенка.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева
Кира Лаврентьева:
— Здравствуйте, дорогие друзья. «Светлый вечер» на Радио ВЕРА вновь приветствует вас. У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Здравствуй, Костя.
Константин Мацан:
— Добрый вечер.
Кира Лаврентьева:
— Сегодня мы будем говорить об образовании. Эти беседы мы организуем совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», который объединяет учителей, руководителей школ и детских садов, родителей и всех тех, кто работает с детьми и занимается их духовно-нравственным развитием. Сегодня у нас в гостях главный редактор Издательского Дома Мещерякова Вадим Юрьевич Мещеряков.
Вадим Мещеряков:
— Здравствуйте.
Кира Лаврентьева:
— Здравствуйте, Вадим Юрьевич. Спасибо вам большое, что вы сегодня к нам пришли.
Вадим Мещеряков:
— Спасибо, что пригласили.
Кира Лаврентьева:
— Я, когда готовилась к интервью, с глубокой радостью обнаружила, что серия книг, горячо любимая моими детьми и всеми нами, родителями, «Малая книга с историей», эти детские прекрасные книги сказок, рассказов, повестей, которые сделаны под старину — это ваше детище. Так что спасибо вам за него. Начнем программу празднично. Вадим Юрьевич, в этом году издательству 19 лет. Конечно, в книгоиздании вы уже немало. Интересно начать с личного вопроса. Мы, конечно же, перейдем к детскому развитию, к чтению, к книгам, к образованию, но хочется спросить, как вы пришли к книгоиздательству, потому что дело это непростое. Мне кажется, что издателем книг, так же как врачом, учителем и священником, нужно родиться в некотором смысле. Расскажите, пожалуйста.
Вадим Мещеряков:
— Да, спасибо. Действительно, чтобы заниматься книгами, надо, во-первых, родиться, во-вторых, иметь определенную смелость. Я даже не знаю, начал ли бы я заниматься этим сейчас, зная все, что произошло за 19 лет. Девятнадцать лет назад мне было лет сильно меньше, ровно на 19, поэтому я и начал этим заниматься. Но если поглубже, то, думаю, там два фактора, два момента сыграло свою роль. Первое, что я с детства понимал, что мне книги очень близки и очень нравятся, как читателю. А с другой стороны, к моменту создания издательства я работал много лет юристом банковским и произошло очень сильное выгорание от работы, которая не создавала ничего, я все-таки родился человеком, который хочет что-то создавать, а не обслуживать что-то.
Кира Лаврентьева:
— Быть первооткрывателем в некотором смысле.
Вадим Мещеряков:
— Первооткрывателем быть, наверное, родителем, прежде всего, чего-то, что появляется на свет, благодаря тебе. Эти два фактора естественным образом вывели меня на идею создать издательство. Почему детских книг? Здесь совсем легко объяснить. Потому что к тому моменту моей старшей дочери было как раз столько лет, когда начинают читать, ей 7 лет было, ну, шесть с половиной. Посмотрев, что есть вокруг в магазинах ближних, а это был 2005-й год, я с грустью понял, что я не хотел бы дочери показывать эти детские книги по многим факторам. Прежде всего, по внешнему виду, по полиграфической составляющей, по эстетической.
Кира Лаврентьева:
— Что именно вам не понравилось, бумага, оформление?
Вадим Мещеряков:
— Там доходило до того, что когда книгу берешь в руки, краска оставалась на руках. Это чисто полиграфический момент. Дальше, глубже все хуже: и содержание меня не устраивало и рисунки. Не то, что отсутствовал вкус, мне показалось, что то оформление, которое главенствовало в то время, портило вкус. Мне кажется, испорченный вкус в детстве — это самое нехорошее, что может произойти, и будет сказываться всю жизнь. Как человек решительный, я был помоложе, я подумал, почему бы мне самому не заняться, и смело решил для себя, почему бы мне не исправить ситуацию и не перевернуть мир. Дайте мне вот тот рычаг... Не знаю, получилось, нет, но...
Кира Лаврентьева:
— Похоже, что да.
Вадим Мещеряков:
— Я думаю, вряд ли получилось мир перевернуть. Но, по крайней мере, в тот момент я себя спас от медленного умирания на предыдущей работе, на предыдущем виде деятельности, когда я был связан исключительно с обслуживанием интереса бизнеса. Мне это, честно говоря, не нравилось. Наверное, никогда не нравилось, но в тот момент я просто даже через соматические проявления понял, что уже предел.
Кира Лаврентьева:
— Что-то надо менять.
Вадим Мещеряков:
— Что что-то надо менять, и пришел к такому решению, что надо создать издательство. Почему Издательский Дом Мещерякова, часто у меня спрашивают? Это нескромность или от чего? Я всегда говорю, что это, скорей, из чувства внутренней ответственности за то, что ты делаешь. Мы же все когда-то уйдем, а книги будут жить гораздо дольше. Чтобы не было соблазна сделать то, за что будет стыдно детям, внукам, я подстраховал себя, назвав Издательский Дом Мещерякова, дав фамилию, я стараюсь эти 19 лет книги делать. Я уж не знаю, хорошие они получаются или плохие, но, по крайней мере, через субъективное собственное отношение мне ни за одну из них не стыдно. Я надеюсь, и представителям фамилии в будущем тоже не будет стыдно за это дело.
Константин Мацан:
— Как происходит отбор книг? Серии разные, я понимаю, но я сейчас в данном случае отталкиваюсь от ваших слов: книги, за которые вам не стыдно. За какую книгу, условно говоря, вам могло бы быть стыдно? Бывали ли ситуации, что приносит текст какой-то, допустим, современный автор, вы понимаете, что с точки зрения продаж и маркетинга это бы сейчас хорошо разлетелось. Но по каким-то иным причинам, может быть, этическим, мировоззренческим, вы эту книгу не берете публиковать. Что-то в ней есть, может быть, не то, хотя у публики она могла иметь успех и принесла бы издательству денег. Бывали ли такие случаи?
Вадим Мещеряков:
— Да, конечно, бывали и такие случаи. Но здесь вот в чем дело. На мой взгляд, если ты издаешь книги, а я издаю книги, а не товар... Я считаю, это две разные вещи можно издавать товар, а можно издавать книги, я стараюсь издавать книги. Поэтому самый лучший критерий и, наверное, единственно возможный в небольшом издательстве, которое издает книги — это субъективное мнение людей, которые работают в этом издательстве. В данном случае, которые принимают решение, я о себе говорю, как о главном редакторе, не как основателе и владельце. Поэтому все решения принимаются на основании собственных представлений о морали, о нравственности, о добре и зле, которые я получил в течение жизни от воспитания в семье, от школы. Я из советских времен по возрасту не трудно догадаться, я учился в школе еще при Советском Союзе. Решения я принимаю субъективные. Здесь почему может быть стыдно, отвечаю на вопрос. Первое, я, прежде всего, смотрю на талант писательский, он же может присутствовать, а может не присутствовать. Если книжка написана дурно, безвкусно, с неумением писать, многие говорят, это графомания, я нечасто употребляю это слово, но, тем не менее, издать такую книгу мне было бы стыдно, это профессионально. А второе это, опять же, возвращаюсь к собственному воспитанию и собственному представлению о добре и зле. Если книга направлена на воспитание не тех ценностей, которые я считаю важным воспитывать у детей, то, конечно было бы стыдно, если бы я такие книги издал, поэтому я их не издаю. К сожалению, часто, вы правильно отметили, что вещи, которые направлены не на самое светлое, не на самое хорошее, вызывают интерес у покупателя. В этом, наверное, сложность современного бизнеса книжного детского, что здесь нужно определить для себя. Либо ты делаешь книги, а ведь книга для детей один из краеугольных камней в воспитании и формировании вкуса и представления о жизни. Причем, ребенок часто в этом возрасте, в дошкольном, не может сам оценить качество, даже не столько качество внешнее, сколько содержание той или иной книги. Тут открывается прекрасная возможность по неосторожности или умышленно испортить этот вкус, или ради продаж, если мы говорим об издании товара, а не книг.
Константин Мацан:
— Владимир Юрьевич Мещеряков, главный редактор Издательского Дома Мещерякова сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Заговорили мы уже о ваших книгах «Малая книга с историей», сделанных под старину. Как родилась идея и в чем смысл такого издания под старину?
Вадим Мещеряков:
— Родилась идея очень просто. Я в детстве часто ходил в библиотеки, книжных магазинов было много, но не всегда то, что нужно было найти, поэтому все мы ходили в библиотеки. Как я выбирал книги в библиотеке? Я пришел к этому выводу путем нехитрых логических умозаключений, что самая растрепанная книга, наверное, чаще... Почему она самая растрепанная? Потому что ее чаще всего берут для прочтения. Поэтому у меня всегда вызывали интерес в библиотеке те томики книжек, которые самые растрепанные, под старину, вы говорите. Может быть, и новые книжки, но уже повидавшие руки многих читателей, прошедшие через многие руки. Это первый фактор. А второе, что я когда-то увидел где-то на просторах интернета книгу старую «История для детей», и мне так понравилась, не смог найти ее, не смог купить, она закончилась, у букинистов не было. Я подумал: почему бы не издать эту книжку для себя самому, сделав ее максимально похожей на старую книжку. Из двух этих вещей родилась такая идея издания книг. А потом уже в серию это превратилось большую. Сейчас, наверное, около ста книжек в этой серии, там и сказки есть и классика. Да, там два направления, классическая литература и детские сказки.
Кира Лаврентьева:
— Это очень интересно Я не люблю превращать программу в такой критический обзор, но, тем не менее, сейчас очень много детской литературы, которая пишется ради графоманства. Я читаю-читаю ребенку, кто-нибудь подарит или он сам выберет в магазине, и не понимаю, а где хоть какой-то смысл. Раньше в нашем детстве такого не было. Хотя я не люблю эти разговоры: вот раньше... Но тем не менее, Вадим Юрьевич, вы, наверное, согласитесь со мной, много литературного мусора, который даже литературой не назвать, даже не чтиво. Это вообще какая-то малоприятная история с точки зрения книги.
Вадим Мещеряков:
— Тут вопрос цели, для чего человек начинает писать? Если человек начинает писать для того, чтобы вызвать ответную реакцию у читателя, достучаться до струн...
Кира Лаврентьева:
— Души.
Вадим Мещеряков:
— Души или, может быть, разума, но пытаться достучаться и вызвать ответную реакцию, это одно. Второе, к сожалению, это всегда было, просто об этих писателях из «раньше» мы не знаем, потому что о них все забыли. Я думаю, это существовало и в 19-веке и в 20-м и раньше. Те, кто пишут ради славы, что называется. То есть, чтобы почувствовать, что я писатель. Сейчас с появлением интернета это все проще для таких людей, можно писать о самом себе, о том, какая у меня интересная задача писательства. В какой-то момент люди перестают писать, перестают помнить, для чего вообще пишут. Как любой вид искусства, а книги, литература — это все-таки искусство, это вызвать ответную реакцию, рефлексию у зрителя, читателя. Превращается это все в непонятно кому нужную...
Кира Лаврентьева:
— Историю.
Вадим Мещеряков:
— Историю.
Константин Мацан:
— Как с вашей точки зрения, сегодня обстоит дело вообще с чтением бумажных книг и с детским чтением, в том числе?
Вадим Мещеряков:
— Сейчас я с огромным оптимизмом вижу, что у детей, у молодежи возвращается интерес именно к бумажным книгам. Это прямо заметно последние годы именно в аудитории детской, подростковой и взрослой. Другой вопрос, какие книги читают. Вот «Малая книга с историей», мы разговаривали только что о ней, эти книжки на выставках на витрине лежат старые, классические книжки, я стал замечать, что стали подходить и интересоваться дети 12-13 лет. Я даже постоянно спрашиваю, я понимаю пенсионер подходит, интересуется с таким оформлением, а вам-то зачем это? Они говорят: а потому что это красиво. Вот это очень большой оптимизм внушает нам, кто занимается детскими книгами. То есть возвращается интерес, причем, возвращается интерес больше к реализму. Если до этого в основном читали фантазийные, придуманные миры, то сейчас большая потребность и большой интерес к тому, что происходит вокруг с твоими друзьями, с твоими школьными, не придуманными историями, которые интересны по сюжету, но находятся не в вымышленном мире. В целом растет интерес к чтению и к бумажным. Он параллельно растет и к электронным книгам, это два процесса, я всегда говорил, один другого не исключают, не мешают. Один другого, я считаю, даже поддерживают.
Константин Мацан:
— А такое явление, как аудиокнига для вас конкурент или, скорее, поддержка?
Вадим Мещеряков:
— Это поддержка, и электронная книга, и аудиокнига, и бумажная книга — это все... Во-первых, издатели сейчас, мы, по крайней мере, стараемся выпускать одновременно сразу в электронном виде, в бумажном носителе и аудиокниги. Это если говорить о конкуренции. А если говорить о глобальном смысле слова «конкуренция», то, я думаю, это поддерживает одно другое, точно не конкурент.
Константин Мацан:
— Почему я так размышляю? Я сам люблю аудиокниги, я очень рад, когда у меня дети слушают аудиокниги, лучше, чем слушать что-то бессмысленное.
Кира Лаврентьева:
— Да.
Константин Мацан:
— Другое дело, что есть такой момент, который меня заставляет задуматься. Учителя русского языка говорят о тотальных проблемах с грамотностью у детей. Мы знаем, что грамотность нарабатывается чтением, когда ты 15 раз встречаешь слово какое-то сложное, ты запоминаешь, как оно пишется. Аудиокнига этого не дает по определению. Я с это стороны думаю об этом, как о проблеме, вовсе не предлагая каким-то образом критиковать аудиокниги, но есть особенности нашего времени в связи с тем, что дети больше слушают, а не читают.
Вадим Мещеряков:
— Это очевидно с точки зрения грамотности, но здесь еще другой аспект, который меня больше пугает, чем аспект грамотности. Все-таки книга не предполагает посредника. Аудиокнига отнимает... элемент непредсказуемости появляется. Есть талантливый автор, есть талантливый читатель, а если...
Константин Мацан:
— Между ними еще чтец, как некое звено. Кстати, есть примеры того, когда, даже я брал переслушивать книги, которые сам люблю, и понимал, что в этой озвучке я не могу слушать.
Вадим Мещеряков:
— Не то.
Константин Мацан:
— А с другой стороны, есть и контрпримеры, когда знакомый, много раз перечитанный текст слушаешь в исполнении реально талантливого актера и очень хорошо поставленный режиссерски — это такая дополнительная радость, открываешь для себя аспекты, которые раньше не замечал. Условно говоря, если послушать, как Смоктуновский читает «Евгения Онегина», то это двойной пир уха.
Кира Лаврентьева:
— Конечно, мы и стихи учим со Смоктуновским, включаем его и учим с ним стихи, которые в школе задают. Но, с другой стороны, я засыпаю под аудиокниги, поэтому я их в машине никогда не включаю. Ну, я реально засыпаю, мне в детстве их столько включали, что они на меня действуют как сигнал ко сну, к тому, чтобы переходишь в спящий режим. Это очень печально. Поэтому бумажная и электронная книга — это мои варианты. Но, кстати говоря, нейропсихологии все чаще говорят о том, что ребенку, что зрелому человеку, что пожилому важно обязательно держать в руках бумажную книжку, перелистывать страницы и смотреть эти печатные буковки. Как ни странно, наверное, и не странно, но для мозга это самая благотворная пища.
Вадим Мещеряков:
— Я думаю, это еще и элемент культурного кода, который существует сколько столетий, с берестяной грамоты.
Кира Лаврентьева:
— Конечно, ты берешь книжку, у нее свой запах, перелистываешь страницы.
Вадим Мещеряков:
— Это невозможно отнять, это обязательно.
Константин Мацан:
— Я бы хотел спросить, мне, правда, любопытно. Есть ощущение, что на рынке детской книги сравнительно большую долю занимают книги скандинавские, шведские и норвежские. С чем это связано, если это так?
Вадим Мещеряков:
— Я думаю, с предпочтениями издателей. Если мы говорим о рынке, то предпочтение издателя... Во-первых, скандинавские книги появились у нас в 90-е годы, скорее даже, в двухтысячных годах в большом количестве. Почему? Потому что страны скандинавские очень сильно поддерживали на государственном уровне продвижение своих книг.
Константин Мацан:
— Переводы.
Вадим Мещеряков:
— В том числе у нас в стране. Целые институты существовали, на уровне посольств поддерживали. Потому вкладывались большие силы, деньги, просто это было выгодно. Появилось большое количество серий авторов финских, норвежских, шведских. Это инерционно идет, воспитали поколение людей, которые сейчас, уже будучи родителями, покупают по-прежнему, политика действует поддержки литературы.
Константин Мацан:
— То есть нет такого, что в скандинавской культуре есть какая-то традиция разговора с детьми или нашли какую-то интонацию верную, начиная с Муми-троллей и Астрид Линдгрен, и сейчас там все дети читают Петсона и Финдуса, все книжки наизусть выучены детьми, спектакли ставят. Это хорошее, увлекательное доброе чтение.
Кира Лаврентьева:
— Хорошая добрая история.
Константин Мацан:
— Я рад, что дети читают это, а не что-то менее талантливое. Или это вопрос, с вашей точки зрения, сугубо маркетинга, позиционирования и поддержки конкретно этих стран и посольств на российском рынке?
Вадим Мещеряков:
— В любой литературе детской любой страны есть, как все в нашем мире делится пополам, есть так и так. Есть черное, есть белое, есть одна сторона медали и есть другая. Поэтому в любой литературе есть книги о добре, о дружбе, есть книги, которые не о добре и не о дружбе. Я не думаю, что в скандинавской литературе одно, первое, больше, чем второе, как в любой другой стране. Я считаю, что это исключительно продукт маркетинга, поэтому я не думаю, что во французской литературе было бы меньше таких книжек, если бы она была.
Константин Мацан:
— Интересно. А русское сегодня детское писательство, детская литература, что вы о ней думаете? Для вас, как для издателя, это обширное море талантливых авторов или это, скорее, обширное море, из которого нужно выловить талантливых авторов и их миру предъявить?
Вадим Мещеряков:
— Я частично уже начал об этом говорить. Всегда во все времена существует море, в котором надо вылавливать, моря талантливых авторов или моря талантливых актеров или моря талантливых виолончелистов не бывает. Здесь надо смотреть. Другой вопрос, насколько это море рождает таланты, способствует рождению или нет. На мой взгляд, сейчас тенденция такова, мне не нравится эта тенденция, потому что больше внимания обращается на внешние проявления писательства, а не на внутренне содержание.
Константин Мацан:
— Что вы имеете в виду, что такое внешнее проявление писательства?
Вадим Мещеряков:
— Успех, рассказать, как мы все писатели собрались, как у нас здорово, как мы на выставке. А вот смотрите, какую я книжку издала или какую я книжку издал, вот у меня вышло. Все-таки в меньшей степени говорят о содержательной части литературы, чем о внешнем проявлении успеха, с точки зрения коммерческой, с точки зрения узнаваемости, а не о содержательной части. Это мне не очень нравится, но, опять же, это естественный процесс, нормальный, к этому надо относиться спокойно, и я для себя принял решение работать с теми писателями, кто пишет не для успешности, а...
Кира Лаврентьева:
— По призванию.
Вадим Мещеряков:
— По призванию, да.
Константин Мацан:
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Вадим Юрьевич Мещеряков, главный редактор Издательского Дома Мещерякова. Скоро вернемся. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаем, что у нас в гостях главный редактор Издательского Дома Мещерякова Вадим Юрьевич Мещеряков. У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы говорим с Вадимом Юрьевичем о его издательстве, о том, как оно 19 лет уже существует и развивается, о радостях и кризисах книгоиздательства и о разных сериях детской литературы. Вадим Юрьевич, нельзя не спросить у вас — у кого еще спрашивать, как не у вас — как вы решали проблему чтения своих детей? Была ли вообще эта проблема для вас? Стояла ли она? Что вы думаете о современных детях, гаджетах, интернете и способах оттуда детей вылавливания?
Вадим Мещеряков:
— Я только хотел сказать «вылавливания».
Кира Лаврентьева:
— Да, да, точно, из сетей.
Вадим Мещеряков:
— Глубокое мое убеждение, ни в коем случае нельзя принуждать к чтению, это может привести...
Кира Лаврентьева:
— К обратной реакции.
Вадим Мещеряков:
— Сто процентов. Не может, а мне кажется, сто процентов приводит. Может быть, это отложенное будет проявление, отложенный эффект, может быть, в зависимости от темперамента ребенка, кто-то скажет: хорошо, я подчинюсь, буду вам читать, а в 18 лет или в 20, когда не будет уже такого влияния, скажет: я никогда больше читать не буду. Принуждение — самое плохое. Мы о моих детях говорили, я ни одну, ни вторую, а у меня две дочери, ни в коем случае не принуждал к чтению. И старшая, которая сейчас генеральный директор издательства и читает много, вообще не читала в детстве, только по школьной программе. Я спокойно к этому относился, не читает, значит, не хочет читать.
Кира Лаврентьева:
— Захочет.
Вадим Мещеряков:
— Обязательно. Я просто понимаю, что человек к книгам... Опять же, я сегодня говорил, что это культурный код все-таки, невозможно его обойти. Его прервать, этот путь, искусственным принуждением можно, и часто это происходит. В том числе, очень спорный вопрос, через школьную программу, которая составлена, на мой взгляд, исключительно не всегда в соответствии с уровнем понимания ребенка, я по себе сужу. «Преступление и наказание» я в школе прочитал через принуждение, потому что это по школьной программе, и осталось у меня впечатление, что это занудная история, совершенно неинтересная. Только усилием воли в 25, наверное, лет я перечитал сначала все пятикнижие, потом не мог остановиться, перечитал всё у Федора Михайловича, и теперь каждый год обязательно пятикнижие читаю по очереди, начиная обычно с «Преступления и наказания», как раз начинаю, заканчивая «Бесами». Собственно говоря, о принуждении, не о школьной программе, я договорю мысль. Прервать этот нормальный естественный ход, когда человек приходит к чтению, можно принуждением, а привить любовь к чтению принуждением, я убежден, что невозможно. Кстати, вторая дочь, младшая, наоборот начала читать очень рано и читает до сих пор. Две дочери, два примера совершенно разных, они пришли обе к чтению, одна раньше, другая позже, но ни одну и ни вторую я никогда не принуждал к чтению. Я сам впервые прочитал книжку самостоятельно с удовольствием, наверное, лет в 13-14, совсем поздно, и считаю это нормально.
Кира Лаврентьева:
— Вадим Юрьевич, тут ситуация несколько проще, потому что не было гаджетов, не было интернета. Если ты не читал, ты шел гулять, а на улице подручные средства, твои игрушки. В соответствии с мнением нынешних нейропсихологов — одно сплошное развитие. Одно сплошное прекрасное развитие ребенка. Сейчас у нас уже эта ситуация поменялась и с развитием и с чтением, это беда. Я с радостью увидела, что мой ребенок полюбил читать, когда я перебирала книжки, подсовывала ему то одну, то вторую, то третью, и вот какая-то ему понравилась, наконец-то, он стал зачитываться. Тогда телефон уже ушел на второй план.
Вадим Мещеряков:
— Вы же не принуждали, вы подсовывали.
Кира Лаврентьева:
— А вот эту вот две странички, две странички, пойдет — не пойдет. Так я делала. Но для меня это настоящее чудо.
Вадим Мещеряков:
— Я, может быть, наивный человек или фаталист, я верю в то, что...
Кира Лаврентьева:
— От судьбы не уйдешь.
Вадим Мещеряков:
— Да, гаджет, который существует три десятка, два десятка лет, да нет, меньше, наверное, и книги, которые тысячелетия существуют, вряд ли сможет за короткое время перебить, еще раз, если не вмешиваться в этот процесс.
Константин Мацан:
— Исходя из работы издательства, вы смотрите, какие книги большим спросом пользуются, меньшим спросом пользуются, что вы можете сказать о вкусах современных родителей и детей. Может, скорее, родителей, родители же покупают. К чему больше тяготеют, к классике, или к книгам практикоориентированным из серии «Юный ученый», что-нибудь такое, что можно занимательно время с книгой провести? Какие тенденции вы для себя выделяете?
Вадим Мещеряков:
— Чтобы выделить какую-то тенденцию или несколько тенденций — люди все разные и интересы разные. Говорю, единственное, что я заметил, и родители и дети стали меньше читать вымышленные миры, то есть фантастику, фэнтези, и в большой степени к реализму стали приходить. А классику, тенденция никогда не прерывалась, всегда читали классику и будут читать. Нон-фикшн познавательный, я вижу тенденцию по нашему издательству, в большей степени интересуются классическим нон-фикшном проверенным. Потому что, видимо, много раз обожглись о какие-то книги современные, которые не очень помогли, может быть, или не оправдали ожиданий.
Константин Мацан:
— А что такое классический нон-фикшн? Это, например, что, кто?
Вадим Мещеряков:
— Мы издаем, допустим, Левшина Владимира, это о математике. Сейчас мы издали четырехтомник, это классический нон-фикшн из Советского Союза еще, наверное, много поколений, кто полюбил математику именно на базе этих книг. Перельман.
Кира Лаврентьева:
— Да.
Вадим Мещеряков:
— Акимушкин о животном мире или Кун «Легенды и мифы». Проверенный годами классический нон-фикшн, который с одной стороны, еще понятен, то есть он не устарел и актуален. А с другой стороны, он проверен не одним поколением. Есть современные хорошие нон-фикшн, но их не так много. И раньше было много плохих книжек. Просто остались проверенные временем, доказали своим существованием, что это книжки хорошие, Перельман Левшин, много таких произведений.
Кира Лаврентьева:
— Как вы думаете, книга может воспитывать, она может сейчас влиять на современных детей, которые куда более продуманные и более просвещенные из-за обилия информации, чем мы, например, в те же десять-одиннадцать лет?
Вадим Мещеряков:
— Конечно, может, вопрос же в той книге, о которой мы говорим. Есть книги, которые ничего не могут, а есть книги, которые обязательно повлияют.
Кира Лаврентьева:
— А какие? Если бы топ-3, топ-5 вы могли сказать?
Вадим Мещеряков:
— Из современных?
Кира Лаврентьева:
— Нет.
Вадим Мещеряков:
— Вообще?
Кира Лаврентьева:
— Из любых. Например, для подростка какая книга была бы правильной?
Вадим Мещеряков:
— Хо, хороший вопрос сходу, топ-3, топ-5.
Кира Лаврентьева:
— Я понимаю, готовиться надо. Я вспоминаю, конечно же, «Человека-амфибию», «Робинзон Крузо». Какие-то вот такие очень правильные. «Три мушкетера».
Константин Мацан:
— Здесь любимые можно перечислять. У меня у сына в школе была очень хорошая программа по литературе. В дополнение ко всем обязательным книгам, которые предписывает школа России читать, они читали Льюиса «Хроники Нарнии».
Кира Лаврентьева:
— Конечно.
Константин Мацан:
— Читали «Хоббита» Толкина. Они читали «Кортик» Рыбакова, с огромных интересом тоже он читал, книги, которые я еще читал, «Кортик», в свое время. Там, наверное, должен Жюль Верн возникнуть.
Кира Лаврентьева:
— А «Мэри Поппинс» со «Стариком Хоттабычем»?
Константин Мацан:
— «Мэри Поппинс» обязательно. И «Мифы Древней Греции», кстати, тоже.
Вадим Мещеряков:
— Недавно мы издали книжку Распутина «Уроки французского». Я в свое время за несколько лет до того, как ушел от нас Распутин, был у него и спросил: почему, когда ваши книги читаешь, слезы наворачиваются. А он мне сказал: а знаете, Вадим, потому что когда автор писал, у него слезы наворачивались. Я постоянно вспоминаю «Белый Бим».
Кира Лаврентьева:
— Это вообще.
Вадим Мещеряков:
— Книги очень многому могут научить, если это талантливо написанная книга.
Кира Лаврентьева:
— У меня сейчас на память «Прощание с Матерой» пришло. На меня это такое впечатление совершенно громадное произвело в детстве.
Вадим Мещеряков:
— Видите, какой у нас диапазон.
Кира Лаврентьева:
— Да, все расширяется и расширяется.
Вадим Мещеряков:
— Мы сейчас говорили о Мюнхгаузен.
Кира Лаврентьева:
— Деревенщики-писатели, Астафьев, пожалуйста.
Вадим Мещеряков:
— «Брестская крепость».
Константин Мацан:
— Ну, «А зори здесь тихие». Я сейчас смотрю раздел, о котором мы говорили «Малая книга с историей»: «А зори здесь тихие», «Уроки французского», «Капитанская дочка».
Кира Лаврентьева:
— «Капитанская дочка» — это же вообще.
Константин Мацан:
— «Каштанка».
Вадим Мещеряков:
— «Три сестры» Антона Павловича.
Константин Мацан:
— «Три сестры», кстати, да. А вот интересно, «Три сестры» пьеса же?..
Вадим Мещеряков:
— Пьеса.
Кира Лаврентьева:
— Пьесу тяжелей читать, чем...
Вадим Мещеряков:
— Пьесу смотреть, конечно, надо.
Константин Мацан:
— А есть, что называется... Как берут?
Кира Лаврентьева:
— Да, есть спрос?
Вадим Мещеряков:
— У нас сейчас второе, может быть, уже третье рождение серии, такой интерес, я сам удивился, насколько много покупают «Уроки французского», насколько много «Даму с собачкой» покупают, насколько много покупают «Капитанскую дочку». «Евгений Онегин» понятно, он всегда в лидерах. «Три сестры», да, я рисковал, мне говорили: ну, ты что, кто будет пьесу покупать? Ее очень много покупают. Тут еще, хорошо, оформлена правильно, удобный формат, хорошие иллюстрации, которые помогают представить персонажа. Но лучше, конечно, пьесы смотреть.
Константин Мацан:
— Я еще радуюсь, когда, допустим, у вас в списке этих книг не стареющей классики вижу «Трое в лодке, не считая собаки», потому что воспитывать чувство юмора в детях тоже очень важно.
Вадим Мещеряков:
— Только в правильном переводе, главное, тоже добавлю, есть переводы «Трое в лодке», которые совершенно не смешные. Это к тому, что, опять, в книге, не на русском языке написанной, у нас появляется посредник. Тут очень важно так же как в аудиокниге, чтобы этот посредник был талантливым человеком. Здесь усложняется процесс, не только финансово усложняется или по времени усложняется, здесь еще важно донести правильно то, что автором было задумано.
Константин Мацан:
— В эту же копилку «Приключения барона Мюнхгаузена».
Кира Лаврентьева:
— Твоего любимого.
Константин Мацан:
— Я помню, у меня старший сын любил перечитывать, я ему читал, вернее, он любил переслушивать.
Вадим Мещеряков:
— Вы просто фанат серии нашей, я уже чувствую.
Кира Лаврентьева:
— Мы тоже. Мы очень любим. «Каштанка» ваша у нас точно есть.
Константин Мацан:
— А вот «Мертвые души» вы издаете, как вам кажется, в каком возрасте нужно читать «Мертвые души»?
Вадим Мещеряков:
— Нет стандартов, я всегда говорю.
Константин Мацан:
— Вы заговорили об обоснованности школьной программы.
Вадим Мещеряков:
— «Преступление и наказание» рановато.
Константин Мацан:
— А это уже 9-й класс «Мертвые души».
Вадим Мещеряков:
— И «Мертвые души», я считаю, рановато. Опять же, я не к тому, что человек не поймет, он что-то поймет, конечно же, в этом возрасте. И я точно не против того, чтобы классику... Когда идет спор о школьной программе, говорят: когда к классике приучать, если мы сейчас все уберем. Я не говорю убирать.
Кира Лаврентьева:
— Возрастная градация.
Вадим Мещеряков:
— Есть у Федора Михайловича куча произведений, которые...
Кира Лаврентьева:
— «Мальчик у Христа на елке».
Вадим Мещеряков:
— Даже хотя бы взять из его основных романов, почему не «Подростка»?
Кира Лаврентьева:
— Тоже хорошо.
Вадим Мещеряков:
— Он глубже, чем кажется, но, тем не менее, он будет интересен и не отобьет желание Достоевского читать. Или «Село Степанчиково и его обитатели» — вообще светлая, смешная история у Федора Михайловича. А почему «Преступление и наказание»? Потому что кто-то когда-то решил.
Константин Мацан:
— Я слышал такое мнение от школьных учителей, что именно этот роман «Преступление и наказание» воспринимается филологами как совершенство стиля художественного. Может быть, баланс мысли, слога, красоты, композиции и всего на свете, это то произведение, через которое можно познакомить с Достоевским школьника.
Вадим Мещеряков:
— Но тогда уже, наверное, характерное для Федора Михайловича произведение, потому что если говорить о стиле, то у Александра Сергеевича стиль сильно интереснее.
Константин Мацан:
— Нет, конечно, внутри авторского разговора. В этом смысле Достоевский вообще не стилист, он антистилист.
Кира Лаврентьева:
— В гостях у «Светлого вечера» главный редактор Издательского Дома Мещерякова Вадим Юрьевич Мещеряков. У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Вадим Юрьевич, сейчас Костя напомнил про «Мертвые души» Гоголя, и я вспоминаю, как моя бабушка литератор исключительно общалась литературными терминами, если человек ей очень чем-то не угодил, она называла его старуха Изергиль. Если ей говорили какие-то нереальные мечты, она говорила: послушайте, ну это же просто маниловщина. Мы собирали вещи лишние, я тащила все в дом, она говорила: ну ты же не Коробочка. Это было, конечно, потрясающе, и даже когда я еще не читала «Мертвые души», я уже знала, какие герои чем там грешили.
Вадим Мещеряков:
— «Мертвые души» — великая поэма, это правда, без сомнения.
Кира Лаврентьева:
— Да, это правда. А «Карету мне карету»?
Константин Мацан:
— «Горе от ума», есть в серии
Кира Лаврентьева:
— «Горе от ума» — это же вообще потрясающе.
Вадим Мещеряков:
— Есть в серии, да. Константин проверяет.
Кира Лаврентьева:
— Константин сидит, все выписывает тщательно.
Константин Мацан:
— Отмечаю, что хочу перечитать.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас интерес взрослых к детской литературе, я специально, когда готовилась к этой программе, смотрела несколько подкастов на эту тему, говорят, что повышается. Потому что хочется что-то перечитать, хочется что-то вспомнить, ты с детьми читаешь. Конечно, детский интерес к взрослой литературе всегда был и будет. Я помню, мне было лет 13-14, мама спрятала от меня «Собор Парижской Богоматери» Гюго и сказала: вот эту книгу ты пока читать не будешь. Это был самый верный способ прорекламировать мне эту книгу. У нас преподаватель в институте говорил: если вы хотите своих детей научить читать, вы им так скажите. Я, говорит, своей дочери сделал именно так, взял книгу и говорю: ты все читай, а вот эту книгу не читай, потому что здесь про любовь, тебе еще рано. Говорит: в эту же ночь, вижу, лежит с фонариком, под одеялом листает.
Константин Мацан:
— Сегодня все придут домой и скажут детям: так, «Капитанскую дочку» не трогай. Это пока тебе рано.
Кира Лаврентьева:
— Там про любовь Петра Андреевича Гринева.
Константин Мацан:
— Когда дети поймут, как ими манипулируют.
Вадим Мещеряков:
— «Дубровский», кстати, в этой серии есть, тоже можно запретить.
Кира Лаврентьева:
— А вот в школе «Дубровского» мне было очень скучно читать. Может быть, я человек ограниченного мышления, но тоже, кажется, не очень для школьной программы. Дорогие, уважаемые слушатели, кто имеет отношение к тому, чтобы вводить или выводить какие-то произведения школьной программы, пожалуйста, подумайте, может быть, действительно, возрастную градацию где-то понизить, где-то повысить, во всяком случае, это можно хотя бы пересмотреть, собрать какой-то совет научный и все это адаптировать под конкретный возраст.
Константин Мацан:
— Мне кажется, люди, которые составляли школьную программу и которые много лет работают по этой школьной программе, намного лучше нас разбираются в том, как ее адаптировать, куда ее вести. Не будем давать всем советы, они тоже не глупы, на своем месте работают так, как считают нужным.
Кира Лаврентьева:
— Безусловно, просто речь о том, что мозг ребенка не всегда воспринимает какие-то глубокие, взрослые вещи, того же Достоевского. Все помнят про то только, что Раскольников бабушку убил.
Константин Мацан:
— Не знаю, у меня был замечательный учитель в 9-м классе, у меня не было ощущения, что Достоевский не про меня.
Кира Лаврентьева:
— У меня тоже, мне повезло.
Константин Мацан:
— Я помню, наша прекрасная учительница Марина Георгиевна в 10-м классе начала наш урок по «Отцам и детям» с того, что давайте мы представим, что мы все с вами режиссеры, мы сейчас снимаем кино по «Отцам и детям».
Кира Лаврентьева:
— Ничего себе, интересно.
Константин Мацан:
— Открываем роман, первое, с чего начинается. Мы все: дорога, по которую смотрит Кирсанов и ждет Аркадия домой. Дорога, магистральный образ русской литературы. Видите, мы как режиссеры, сразу стали снимать главное: дорога, и не случайно. Я сразу внутри этого произведения, я читаю, я хочу его дальше читать. Поэтому много зависит от учителя. Ни Достоевский, ни «Война и мир» Толстого, ни «Мертвые души» не являются чем-то не усваиваемым, если найти, как это подать для ребенка в этом возрасте.
Вадим Мещеряков:
— Ну, я вот, когда начинаю такую дискуссию у себя в соцсетях, у меня миллиард сообщений в пользу моего мнения, что на всю жизнь отбили Достоевского и до сих пор люди пишут, которым 40-50 лет: что, Достоевский? да никогда в жизни не буду читать.
Кира Лаврентьева:
— Это с учителем может не повезти.
Вадим Мещеряков:
— Нет, точно нельзя каких-то скоропалительных решений принимать, главное, не навредить. Федор Михайлович — это величайший писатель, также как Иван Сергеевич, так же, как Лев Николаевич или как Гончаров, или кто еще в школьную программу из классики входит? Грибоедов, Гоголь.
Константин Мацан:
— Можно любое желание отбить, если вести урок в духе: так записываем, образом Коробочки Гоголь хотел показать, что... Тогда, конечно, никакой Коробочки уже не нужно, надо убрать эту книгу и больше не читать тогда.
Вадим Мещеряков:
— А что есть идеальные учителя, они где-то в инкубаторах живут и оттуда выходят?
Кира Лаврентьева:
— Есть хорошие литераторы, мне тоже повезло.
Вадим Мещеряков:
— Есть хорошие очевидно, но они же не могут все...
Кира Лаврентьева:
— Тут еще, кстати говоря, мы переходим к теме образования и воспитания, это же тоже очень важно, как учитель объяснит, с тем ты и останешься, с тем ты и пойдешь дальше. Я помню, именно к Достоевскому у меня появилась любовь в старшей школе, я потом начала все подряд перечитывать. «Идиот», «Белые ночи», «Бедные люди», «Неточка Незванова», все эти короткие рассказы, «Игрок», там уже все пошло-поехало. А «Братья Карамазовы» вообще день и ночь, буквально вообще невозможно оторваться. Его, конечно, тоже надо прочувствовать, в какой-то момент у тебя включается этот огонек, эта лампочка, и ты уже начинаешь испытывать глубокий интерес к Федору Михайловичу. Хотя сейчас он для меня тяжеловат. Вы сказали, каждый год перечитываете пятикнижие, так называемое.
Вадим Мещеряков:
— Каждый год, обязательно. Я без этого не могу, я просто другое ничего не читаю практически. В какой-то момент, года три назад, я пришел к тому, что я читаю Гончарова, Достоевского и Тургенева. Я ни в коем случае не призываю к этому. Я еще очень много по работе читаю рукописей, а для себя я читаю вот. И каждый год я как будто заново читаю, память у меня, вроде, хорошая, я помню сюжеты, о чем читал, а каждый раз как будто заново получается.
Константин Мацан:
— А я слышал такое наблюдение, вы сейчас скажете, верное оно или неверное, или даже статистику приводили, что классика лучше продается, чем современная литература. Поэтому современные писатели, даже детские иногда чувствуют себя в позиции необходимости бороться с авторитетом классиков. Потому что издательству выгоднее еще раз издать Гоголя, еще раз Пушкина, еще раз Бориса Васильева, а вот новое имя, современное имя — больший риск с точки зрения бизнеса. Поэтому меньше мы читаем и видим авторов талантливых. Вы, как издатель, как с этой проблематике соотноситесь?
Вадим Мещеряков:
— Константин, вы хорошо вопрос поставили: бороться талантливым авторам. Очевидно, талантливым авторам надо бороться и помогать, к сожалению, борются не всегда талантливые авторы с классикой. А отвечая на вопрос. Представляете, сейчас появилось такое понятие, как маркетплейс, люди часто называют, масс-маркет, пускай они будут Озон и Вайльдберриз. Раньше книги были ограничены полкой магазина, бывали большие магазины, МДК — московский Дом книги, большой магазин, там несколько тысяч, тысячи четыре метров. Есть Библио-Глобус. Маркетплейс вообще не ограничен полкой. И в год, вы представляете, сколько новинок выходит, это сотни тысяч в ассортименте. Я сейчас пытаюсь защитить чуть-чуть издательское сообщество. В этой ситуации, чтобы выпустить нового автора на рынок, чтобы о нем услышали, если он даже гиперталантлив, нужно минимум год-два вкладывать в продвижение, причем, без гарантии успеха. Издательства все коммерческие и часто не очень большие, которые не могут рисковать. Поэтому нельзя сказать, что никто новых авторов не издает, многие издают, просто это не массовый характер для небольших издательств, которые наиболее внимательно подходят к выбору. Крупные издательства, у которых есть возможность продвигать, и продвигают много, но, не всегда следя за качеством, мягко говоря. А небольшие, средние издательства не могут много позволить себе финансово, и человеческий ресурс ограничен. А жить-то на что-то надо, зарплату платить, аренду платить.
Константин Мацан:
— Безусловно.
Вадим Мещеряков:
— Поэтому издают классику. То есть не из-за того, что все не любят молодых и талантливых современных авторов, все-таки это вынужденная мера.
Константин Мацан:
— Вам, как издателю, наверное, видно, что вот этого автора через 50 лет будут читать, и мы будем говорить, что литература детская 20-х годов 21-го века это время Василия Петровича N. Можете какие-то фамилии назвать, которые вам кажутся значимыми, на которые родителям стоило бы обратить внимание, даже не беря на себя ответственность прогнозировать на 50 лет. Нас же слушают родители, назовите несколько имен, одно-два-три, которые вам представляются такими авторами, о которых не пожалеют мама с папой, если купят, ребенок почитает или сами ребенку почитают.
Вадим Мещеряков:
— Мне сложно назвать несколько фамилий, я готов из своих авторов назвать, потому что я их хорошо знаю и понимаю, а так за рынком я не настолько слежу.
Константин Мацан:
— Нет, из ваших, конечно, что вы публикуете.
Вадим Мещеряков:
— Есть у нас автор Аня Доброчасова, которую мы шестой или седьмой год издаем. Я считаю, что Аня может, я ей всегда говорю: ты можешь больше ничего не писать, ты уже стала классиком, и ты будешь каждый год просто приходить за гонораром, получая на допечатках. Так и происходит. У нее каждая книжка один-два раза в год допечатывается, у нее порядка 12 книжек. И это не случайно, потому что Аня как раз тот случай, что нашла в себе те струны, которые отражаются и играют на струнах души читателя. У нее, казалось бы, очень простые тексты, о семье, о традициях, о добре. Сейчас современная литература часто ищет конфликт. У Ани нет конфликта, вроде как скучно, как же так. Все хорошо, и дедушка есть, и мама с папой не разведены. Дед любит внуков, брат любит сестру, третий появляется, они все любят. Казалось бы, о чем читать-то? Где же тут интерес-то. А читают, ежегодный тираж больше пятидесяти тысяч уже, и каждый год этот тираж увеличивается и увеличивается. Я понял, что это искренность, человек смог передать в своих текстах свою душу, это писатель.
Константин Мацан:
— То, о чем вы сейчас говорите, я вспоминаю неожиданно свой детский опыт одной книги, не помню, что это была за книга, но к вопросу об отсутствии конфликта. Я тоже читал и внутренне понимал, что особенно ничего не происходит, просто милые истории из жизни.
Вадим Мещеряков:
— Маркеса, наверное, читали.
Кира Лаврентьева:
— А, точно.
Константин Мацан:
— Нет, это была детская книга.
Вадим Мещеряков:
— Я пошутил, там тоже ничего не происходит.
Константин Мацан:
— Я помню впервые в жизни свои ощущения, что я не хочу, чтобы она заканчивалась. Мне настолько хорошо в этой бесконфликтной истории, она таким теплом меня наполняет физическим, и так мило, так мило, я хочу, чтобы еще она длилась. Поэтому, да, очень точное наблюдение, я даже, благодаря вам, вспомнил свой инсайт. Хотя, естественно, последние лет 20 о нем не вспоминал. Спасибо огромное. Вадим Юрьевич Мещеряков, главный редактор Издательского Дома Мещерякова сегодня был с нами в программе «Светлый вечер». Я напоминаю, что эти программы, наши регулярные беседы об образовании мы организуем совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», который собирает лучшие, самые интересные опыты работы в области образования и воспитания. Узнать подробнее об этом проекте, стать участником или поддержать его можно на сайте clever-lab.pro. До свиданья. В студии у микрофона была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До встречи на волнах Радио ВЕРА.
Кира Лаврентьева:
— До свиданья.
Вадим Мещеряков:
— До свиданья.
Все выпуски программы Светлый вечер
- Светлый вечер с Владимиром Легойдой
- «Журнал от 22.11.2024». Алексей Соколов, Роман Торгашин
- «Послание апостола Павла к Филиппийцам». Священник Дмитрий Барицкий
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Светлый вечер с Владимиром Легойдой
Гость программы — Владимир Легойда, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, член Общественной палаты РФ.
Темы беседы:
— Служение и подвиг святого Патриарха Тихона;
— Жизнь Русской Православной Церкви в период советских гонений;
— Интерес к личностям Патриархов и истории Русской Церкви;
— Возможность сыграть святого в театре и кино.
Все выпуски программы Светлый вечер
- Светлый вечер с Владимиром Легойдой
- «Журнал от 22.11.2024». Алексей Соколов, Роман Торгашин
- «Послание апостола Павла к Филиппийцам». Священник Дмитрий Барицкий
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Журнал от 22.11.2024». Алексей Соколов, Роман Торгашин
Каждую пятницу ведущие, друзья и сотрудники радиостанции обсуждают темы, которые показались особенно интересными, важными или волнующими на прошедшей неделе.
В этот раз ведущие Кира Лаврентьева и Константин Мацан, а также Исполнительный директор журнала «Фома» Алексей Соколов и Директор Радио ВЕРА Роман Торгашин вынесли на обсуждение темы:
— Феномен группы «Битлз» и творчество Джона Леннона;
— Важность передачи традиционных и христианских ценностей молодым поколениям в России;
— Святыни Великого Новгорода;
— Рекомендации Синодальной комиссии по биоэтике по вопросам, связанным с причащением Св. Таин лицами, страдающими целиакией, псевдоцелиакией и глютеновой аллергией на пшеницу.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева
Все выпуски программы Журнал
Почему мы друг друга не понимаем
Побуду капитаном Очевидность и скажу, что несмотря на такой мощный инструмент общения, как язык, люди не всегда понимают друг друга. Более того — зачастую мы толкуем слова собеседника по-своему, бывает, что и в противоположную сторону. Так проявляется один из инструментов понимания — интерпретация.
С одной стороны, она может мешать общению, поскольку наше восприятие речи другого человека субъективно и зависит не только от интеллекта, но и от фантазии, эмпатии, настроения и так далее.
С другой стороны, этот навык часто помогает увидеть смыслы, которые не высказываются собеседником напрямую. Чтобы научиться правильно интерпретировать, а значит, лучше понимать друг друга, предлагаю освободиться от клише. Мы привыкли типизировать внешние проявления чувств и мыслей: нежность выглядит так, а задумчивость этак. На самом деле, это всего лишь наша так называемая таблица эмоций. Человек может просто волноваться, а внешне мы считываем раздражение. Собеседник задумался и молчит, а нам кажется, он скучает. Лучше не разгадывать, что подразумевал собеседник, а узнать это у него самого. Вам поможет простой вопрос: «Поясни, пожалуйста, я не совсем понял смысл».
Особенно важно правильно толковать слова собеседника в письменном общении. Зачастую мы готовы принять просьбу или предложение за приказ, легкую иронию — за обидный сарказм. Даже молчание собеседника в переписке можем принять за высокомерие. Именно поэтому в онлайн общении огромную роль играют смайлики — они помогают визуализировать послание, уточнить его смысл.
Так, например, фраза: «Ты опять проспал?» может выглядеть как претензия, а если поставить смайлик с улыбкой — это будет невинным вопросом.
Напоследок хочу привести слова одного священника: «Если не знаете точно, как интерпретировать — всегда додумывайте в лучшую сторону».
Я пробовала — это прекрасно способствует взаимопонимание.
Автор: Нина Резник
Все выпуски программы: Сила слова
- Почему мы друг друга не понимаем
- «Намедни, зело и оный». Почему мы сегодня употребляем устаревшие слова
- Авторские неологизмы и как они влияют на язык
Все выпуски программы: Сила слова