Поэт, переводчик, филолог и педагог Юрий Верховский прожил на белом свете почти восемьдесят лет. Смоленская губерния 1878-го и Москва 1956-го, послесталинского года — вот они, географические и временные вехи его относительно благополучной судьбы, наполненной работой с книгами и рукописями.

Мне очень хочется назвать его образцовым представителем «Серебряного века», каковым он на самом деле и был: всецело преданный старой, дворянской культуре пушкинской эпохи — с одной стороны, и глубоко погруженный в эстетику такого мощного культурного течения рубежа веков, как русский символизм — с другой.

Громким поэтом-символистом Юрий Верховский, тщательно отделывавший свою поэзию с оглядкой на 19-й век — так и не стал, но как своеобразный классик символизма — сложился. Александр Блок, который был на два года моложе Верховского, сочувственно писал ему в стихотворном посвящении 1910-го года (откликаясь на присланную в подарок книгу «Идиллии и элегии»):

И в шуме осени суровом

Я вспомнил вас, люблю уже

За каждый ваш намек о новом

В старинном, грустном чертеже.

...И через три года, в 1913-м, Блок доверительно говорил о том же самом в частном письме к этому своему собрату-поэту, оценивая его работу: «...Странные происходят вещи: сначала стихи мне не понравились, потом бессознательно запомнились наизусть, о чем я догадался только тогда, когда стал их припоминать, не держа в руках текста. Удивительно верный чертеж — и слабый нажим пера. Вы не сердитесь, я ведь не критикую (всё меньше выношу „критику“), а только дружественно и сочувственно думаю вслух...»

Кстати, стихотворное посвящение Александра Блока Юрию Верховскому, — процитированное раньше, заканчивалось в 1910-м году печально-пророчески:

Мы посмеялись, пошутили,

И всем придется, может быть,

Сквозь резвость томную идиллий

В ночь скорбную элегий плыть.

«Скорбная ночь» началась в 1917-м, — после которого Верховский, в отличие от многих своих современников, благополучно переживший революцию, — ещё выпускал одну за другой свои старомодные поэтические книги.

...И вот, в третьей из них, названной «Солнце в заточении», выпущенной в Петрограде 1922-го года, было напечатано удивительное для этого поэта стихотворение. Подобных сочинений его предыдущие сборники не знали.

Написано оно было в излюбленной Верховским форме, то был сонет.

Люблю я, русский, русского Христа,

Русь исходившего, благословляя, —

И всем дыханием родного края

Жила моя любовь, — как Он, проста.

Теперь душе понятна красота

Не тихая, не близкая, иная —

Пред той земной не более ль земная? —

Как окровавленные три креста.

Чьим преданный нечистым поцелуем,

Русь, твой Христос терзаем и бичуем

В обличии презренного раба?

Вернись к Нему скорей тропою тесной,

Освободи Его от ноши крестной!

Люблю и верю: вот твоя судьба.

Юрий Верховский, «Сонет». Из книги «Солнце в заточении», 1922-й год

К советской цивилизации этот поэт, никогда не забывавший о том, что в мире существуют ценности, обретающиеся поверх идеологий и социальных систем, в конце концов мирно приспособил свою жизнь и работу. Его репутация как ученого и литератора всегда оставалась прочной. До конца дней Юрий Никандрович занимался наследием поэтов пушкинской эпохи — Дельвигом и Баратынским, если же и садился писать стихи, то по старинке отдавал предпочтение сонетам.

Все выпуски программы Рифмы жизни

• Михаил Вишняков
• Борис Ширяев
• Александр Переверзин