Поделиться
Июльский полдень был удушающе жарким. Через подмосковное село Преображенское, что на реке Яузе, медленно тащилась телега, запряжённая понурой лошадёнкой. Кругом царила тишина и, несмотря на лето и жару, ставни домов были наглухо закрыты. Шёл тысяча семьсот семьдесят первый год. В Москве свирепствовала чума...
Но вдруг откуда ни возьмись, прямо перед телегой, вырос человек: невысокий, коренастый, с длинной, аккуратно причёсанной бородой. От неожиданности возница резко натянул вожжи; лошадь недовольно фыркнула ноздрями и встала как вкопанная.
— Ступай, мил человек, за мной, — обратился бородатый мужчина к вознице.
Они пришли в большую деревянную избу. Там находилось ещё несколько путников; стояли большие чаны с тёплой водой, стопками лежало чистое бельё.
— Помойся как следует, переоденься, а потом приходи чай пить, — с улыбкой сказал вознице бородатый, и плотно закрыл за собой тяжёлую деревянную дверь.
Бородатого человека звали Илья Алексевич Ковылин. Изба в Преображенском была карантином, где Илья Алексеевич останавливал всех, выезжающих из Москвы и устраивал своего рода дезинфекцию от чумы.
Всего несколько лет назад Ковылин был крепостным крестьянином у князя Голицына. От природы смекалистый и предприимчивый, он сумел заработать денег на откуп, а получив свободу от крепости, выбился в купцы. Через несколько лет у него уже было два кирпичных завода. Дела шли неплохо, и довольно скоро Илья Алексеевич скопил порядочный капитал. Человеком он был глубоко верующим; искренне считал, что в этом мире следует довольствоваться малым, а потому накопленные деньги на себя почти не тратил, а собирался употребить их на какое-нибудь полезное и важное дело. И когда грянула чума, Ковылин понял, что время настало.
Илья Алексеевич обратился к властям за разрешением устроить на выезде из Москвы, в Преображенском, карантин, который обязался целиком и полностью содержать на свой счёт. Когда разрешение было получено, Ковылин выкупил участок земли, возвёл на нём несколько больших добротных изб, в которых разместил баню, трапезную и лазарет. Здоровых мыли, кормили, а затем беспрепятственно отпускали; больных выхаживали, а тех, кого спасти не удавалось, по-христиански хоронили.
Пришла зима. Перед русскими морозами чума, наконец, отступила. Тогда Илья Алексеевич переоборудовал свой карантин в бесплатную лечебницу для бедных. Рядом он выстроил каменное здание богадельни для престарелых и увечных, возвёл часовню. Так стараниями Ковылина в Преображенском появился целый благотворительный городок. Каждый день там устраивались трапезы для нищих, бедный люд всегда мог рассчитывать на пристанище в ночлежном доме, а стремящиеся к знаниям могли бесплатно пользоваться огромной библиотекой, собранной Ковылиным.
Илья Алексеевич с радостью помогал людям. К примеру, для отца знаменитого писателя Достоевского он выхлопотал место врача в Мариинской больнице. Сам Фёдор Михайлович очень уважал Ковылина, называл его великим русским благотворителем и не раз упоминал о нём в своей переписке с друзьями.
«Человек я неучёный, простец есмь», — говорил о себе Илья Ковылин. И с простотой души и сердца творил добро, о котором помнят вот уже несколько поколений.
