«Христианин в современном мире». Наталья Лангаммер - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Христианин в современном мире». Наталья Лангаммер

* Поделиться

У нас в гостях была режиссер, тележурналист Наталья Лангаммер.

Наша гостья рассказала удивительную историю своего рода и своей фамилии, а также о том, как после прихода к вере кардинальным образом изменилась её жизнь. Наталья поделилась, каким был её переход от светской журналистики к церковной, как она пришла к тому, что начала снимать православные фильмы, и что помогает ей справляться с неизбежными сложностями в такой непростой и ответственной работе.

Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева


К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», здравствуйте дорогие радиослушатели. У микрофона, как всегда в этом часе, диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева.

И. Цуканов

— Добрый вечер.

К. Лаврентьева

— Здравствуйте, да, дорогие радиослушатели. И знаете, сегодня, вопреки своим обычным правилам нашей программы «Христианин и общество», кстати говоря, в которой мы говорим о пути христианина в светском обществе, о его взаимодействии или не взаимодействии с этим обществом, сегодня мне хочется, чтобы наша гостья представила себя сама. Потому что Наташа — это человек, которого я знаю лет — ну больше десяти, наверное, сильно больше десяти, знаю хорошо, мне кажется, претендую, да, на это. И у нее столько прекрасных талантов, столько занятий было, столько интересных проектов, что мне кажется, что правильнее будет, если Наташа скажет о себе сейчас сама. Как ты себя сейчас чувствуешь? Кем ты себя сейчас ощущаешь?

Н. Лангаммер

— Добрый вечер. Как ты меня, Кира. Я-то думала, может быть, ты сейчас сама что-то выберешь, и мы об этом поговорим.

К. Лаврентьева

— Это было бы слишком просто.

Н. Лангаммер

— Это было бы слишком просто, да. Хотела отдохнуть от журналистики сегодня. Ну я первую очередь тележурналист изначально — многое удалось пройти на светском телевидении, тележурналист. И последние вот лет десять, как мы с Кирой знакомы — это христианская журналистика, православная христианская журналистика, сняты программы телевизионные — будем перечислять? Сняты фильмы...

К. Лаврентьева

— Перечисляй.

Н. Лангаммер

— «Прочитать Евангелие ножками» — был хороший такой фильм, и сестры Горненского монастыря его очень любят, матушка Георгия покойная. Потом был фильм «Иное измерение» — про Николо-Угрешский монастырь. А потом мы вот с Кирой как раз познакомились на проекте «Со-Вы» — это была попытка сделать (ну почему попытка, мы это сделали) ток-шоу, где мы давали слово православным. Потому что, когда приходит батюшка на федеральный канал, и идет обсуждение, и он — батюшка, скажите, — он пытается что-то сказать. Но чтобы объяснить нашу систему ценностей, приходится от сотворения мира. На этом ему говорят «спасибо» через 30 секунд, и ничего непонятно, и странное какое-то представление о священниках. Вот хотелось создать пространство, где превалирует христианство. Поэтому были набрано ведущие, нас было — вас было 12 человек, проект назывался «Со-Вы» — «сострадание», «сочувствие» и «вы». И это были прекрасные ребята, ну лучшие, для меня просто лучшие. Они были внешне абсолютно светские — очень умные, очень красивые, с прекрасным, блестящим образованием, изучившие ну все — и философию, и религию, и там теологию, богословие, кто как, но пришедшие к вере искренне. И это было наше пространство. Вот мы там говорили о страстях, мы там говорили о грехах, мы говорили о светской жизни и как это все соединить. К нам в гости приходили наши оппоненты, к нам приходили «соколы» — мы их называли «со-около», да, —кто более-менее, и там, и тут. Это были интересные дискуссии, 37 выпусков мы сделали — на «Радости моей» они выходили, на «Спасе» потом выходили в эфир, ну и сейчас они лежат все в интернете. А я дальше снимала кино. Ну из ярких таких фильмов — «Свидетельство о любви», в православном сообществе известное. Потом игровое кино стала пробовать снимать, закончив киношколу Митты, Александра Митты. Мы сняли фильм «Чужой Новый год». И мне интересно, что даже про него идут дискуссии в интернете, и я так открываю — все фильмы живут своей жизнью. Ну и сейчас мы пытаемся что-то сделать, может быть, на более широкую аудиторию, не только верующих, но такое более миссионерское распространение. Но, как сказал отец Геннадий Фаст, которого очень ценю и уважаю, если это будет большое колесо, ты не забывай, что в центре спицы и центр всего Христос. Вот этот проект пока, пока висит в воздухе. Если Бог не благословляет, напрасно трудится человек. Ждем благословения.

К. Лаврентьева

— Вот это да, мощное вступление.

И. Цуканов

— Наталья, скажите, пожалуйста, вот вы когда-то сказали в одном из интервью, что ваш любимый жанр — это, собственно говоря, интервью. Ну вы с него в некотором смысле, ну не то что начинали, когда еще в РБК-ТВ работали еще давно, еще до, так сказать, православной журналистики, вы как раз там делали интервью с бизнесменами, с политиками, с депутатами, насколько я помню.

Н. Лангаммер

— Было дело, да.

И. Цуканов

— А вот этот интерес к интервью, то есть к человеку, вот к личности человека, он у вас сохранился и сейчас? Или сейчас у вас немножко поменялся ну что ли любимый жанр, если можно так сказать?

Н. Лангаммер

— Вы знаете, отец Игорь, нет, не поменялся. Чем больше я живу в лоне Церкви, и ходя вокруг лона Церкви, как блудная дочь, я тем больше люблю людей. У меня с этим сложно было с детства, я такой непростой была человек, и поэтому то, что мне Господь открывает вот это трепетное соединение двух душ — это что-то необыкновенное. Это у меня всегда до слез, когда вот с кем-то общаешься, вот это соприкосновение. Люди интересны бесконечно, и ничего нет интереснее, чем думающий человек на экране, чем вот лицо человека, который думает и проживает, и переживает. И, кстати, все фильмы даже построены, там то же «Свидетельство о любви» построено только на интервью. Я ухожу от закадрового текста, чтобы не давать оценок, мне неинтересно самой ничего говорить, я даю людям возможность сказать — это всегда разное, это миры, которые мы открываем. Я когда-то, там еще в двухтысячных годах, закончила повышение квалификации — госдиплом психолога, я не работала, мало работала, практиковала как психолог, сейчас этот вопрос тоже у меня стоит как возможная практика, но человек такой хрупкий, что очень страшно навредить. Поэтому вот эти интервью, это самое, конечно, интересное. И самое главное — при монтаже не перевернуть то, что человек хотел сказать, даже мысль его не перевернуть. А это зависит от нас, от тех, кто монтирует. Да, я очень люблю интервью, вообще люблю с людьми общаться, они прекрасны все.

И. Цуканов

— А вот если говорить про ваш собственный приход в Церковь, я так понимаю, что он был отчасти связан, ну или как-то взаимоувязан с приходом к Богу вашего папы. Вот вы рассказывали такую очень трогательную историю о том, что за несколько, в общем-то, ну даже дней, да, до смерти...

Н. Лангаммер

— За 40 дней.

И. Цуканов

— За 40 дней он принял крещение. Но задумываться о Боге он начал, конечно, раньше, крещение это было, видимо, все-таки какой-то такой ну итог его размышлений, да. Вот насколько ваш папа сыграл вообще большую в вашей жизни, и в частности в вашем приходе в христианство?

Н. Лангаммер

— Вы знаете, говорят, что человек познает Бога по отцу своему, какие отношения с отцом...

И. Цуканов

— Есть такая точка зрения, да.

Н. Лангаммер

— И каким был отец. Может быть, я до сих пор остаюсь такой идеалистичной девочкой, но мой отец для меня — это космос, и в плане интеллекта, да, ну вот я на этом зациклена чуть-чуть, и человеческих качеств. Меня всегда удивляло, когда папе говорила там: папа, это там человек заболел. «Ой, Господи!» — и всегда с такой душой. У меня, наверное, таких глубоких качеств нет, как у него. А вот папа всю жизнь искал. Он сначала закончил МАИ, стал кандидатом технических наук, понял, что нет, не там. Потом он стал юристом со временем, информационным правом занимался. Собственно, и открывал эту сферу в России, в МГЮА был завкафедрой, создавал кафедру информационного права.

И. Цуканов

— Это Юридическая академия.

Н. Лангаммер

— Это да, Юридическая академия Кутафина, и до сих пор по его учебникам учатся. И тоже не то. То есть он все время смотрел в небо на самолеты и говорил: как? Как вот это все? Мама говорила: ну ты же закончил МАИ. Он говорит: нет, я не про это. Как оно, кто это создал? Я знаю всю историю семьи, я сейчас в этом разобралась, в фамильном древе — ему не дали веры в детстве. Вот если бы он с детства верующим был, он бы точно был священником. Его очень любили люди, и он любил, и он очень глубокий был. У нас получилось как: мне дали книжку, простите, «Диагностика кармы» Лазарева.

И. Цуканов

— Она была какая-то такая ужасно популярная.

К. Лаврентьева

— Все ее знают.

И. Цуканов

— Да.

Н. Лангаммер

— Но мне дали сразу 4-ю книгу. А в 4-й книге Лазарев уперся в то, что он может целить, исцелять там, значит, что он делал, все. Но есть сила, с которой он не может справиться. И он ужаснулся, когда он понял, что это Творец мира, Господь. И я как раз вот это прочитала. Ну и первые мысли христианские, они пришли: стараться любить людей. Я со всеми, с кем конфликтовала, стала тепло общаться. А они — опа! — начали улыбаться мне в ответ. Это было очень приятно для меня и неожиданно — оказывается, я могу сама снять этот градус негатива в отношениях. Ну и, наконец, дорожные полосы и светофоры перестали быть «кретинами» и «идиотками» для меня — я немножко успокоилась. Вот об этом мы говорили с папой. Мы гуляли по лесу без мамы. И он даже позволил себе быть немножко ребенком, и я помню, он меня расспрашивал, расспрашивал, расспрашивал: а как же концлагеря? а как же умирающие дети? Что я могла ответить, прочитав Лазарева? Ну я чего-то там говорила. И я видела, как он возм... я его вообще не видела никогда возмущающимся и с повышенным голосом. Но тут он был весь в эмоциях. И когда мы вышли из этого леса, он сказал: и ты так живешь? Я говорю: да. И он очень глубоко задумался. Он уже болел тогда. У него разжижили кровь при шунтировании и не смогла ее собрать врачи в России, в Германии делали операцию. Он уже слабел, потом была операция на желчном пузыре. И он понимал, что он может уйти. И он в больнице сказал: можно я покрещусь? Мы говорим: ну как? Ну помыться бы хорошо там как-то. Он только вышел из больницы и сказал: поехали креститься. И мы поехали в храм на Красной площади, и там нас продержали полтора часа, он еле живой был, ждали общего крещения. Мы что-то не рассчитали. Я говорю: пап, поедем. А он так к стенке прислоняется и говорит: нет. И он такой гордый, в общем-то, человек был, такой княжеского рода, весь там, это в семье помнили. Ну он вообще такой был. И он поднимался в купель, а она стояла на возвышении, и его окунули три раза. И он спускался, весь мокрый, и все белье прилипло. И я представляю, какое для него это было испытание. Я его тут же укутала полотенцем. Единственное, чего я не сделала — я сказала, что можно не причащаться после этого. Потому что я его везла в машине, видела, как он сползает по креслу, и я сказала: да ладно... Но я тогда была неверующей. Я за это очень потом каялась. Я надеюсь, что Господь ему это отпустит. Поэтому папа приходил вместе со мной каким-то образом. И да, для меня это осталось таким отпечатком, что Господь забрал его тогда, когда Он считал нужным, для папы было так лучше. И вот это было такое сильное для меня впечатление.

И. Цуканов

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», дорогие друзья. И сегодня у нас в гостях тележурналист, режиссер, очень талантливый человек во многих сферах, Наталья Лангаммер. И мы говорим о ее приходе в Церковь, уже состоявшемся много лет назад, о том, как это произошло.

К. Лаврентьева

— Наташа, у меня масса вопросов в голове роется, я даже не знаю, с чего начать. Во-первых, фамилия. Я знаю тебя, узнала тебя под фамилией другой. Расскажи немножко, откуда взялось вот это вот, совершенно такой барон, барон фон Лангаммер. Вот это вот откуда взялось, вся эта история?

Н. Лангаммер

— А это так и было, род баронов фон Лангаммеров.

К. Лаврентьева

— Прекрасно.

Н. Лангаммер

— Так и звучит. Ну у меня были непростые жизненные обстоятельства, и в какой-то момент я поняла, что надо себя найти или на что-то опереться. И как раз к тому моменту, так Господь управил, вышла книжка моего брата. Я тогда не знала, кто это, просто в Википедии, племянник говорит: Наташа, расскажи про нашего прадеда Леонида Лангаммера. Я говорю: а что я тебе могу рассказать? Ничего не знаю про него. Он залез в Википедию, говорит: ты видела, там есть страница? Я думаю: ничего себе. Ну понятно, он был землеустроитель и при царском дворе, и потом со Столыпиным работал, но в Википедии откуда это возьмется. Оказывается, ссылка на книжку «История одного рода». Автор Игорь Баринов. Как искать? Нашла одну — Елизавета Лангаммер в Крыму. Я написала: а вы не имеете отношение вот к такому роду? Через три года мне ответила эта Елизавета Лангаммер и сказала: да, я отношусь к старшей ветви. Вы вот Леонида, а мы там от другой веточки. Но я знаю Игоря Баринова, можно дать ваш контакт ему? Я говорю: дайте. И вот я хожу, покупаю подарки к Рождеству по магазину перед Новым годом, и вдруг мне приходит фотография моего папы, молодого, с шампанским, и написано: «Поздравляю с новым 1958 годом». Я пишу: Игорь, это вы? Ну было понятно, у кого могут быть архивы. Потому что в книжке была моя бабушка маленькая, с белым голубком, пятилетняя. Это, конечно, потрясающее ощущение. И мы нашлись с Игорем, оказалось, что мы живем в одном квартале в Москве, мы пешком друг к другу ходим в гости сейчас. Он мой троюродный брат, его мама — двоюродная сестра моего папы. Когда я приехала, у меня, конечно, похолодело, потому что вышла навстречу —наполовину мой папа, наполовину моя тетя, наполовину моя двоюродная сестра, ну на треть, да, и, конечно, это для меня было удивительно, — тетя Ира, родная такая. Мы и сейчас продолжаем между собой взаимодействовать, естественно. Они не сохранили фамилию Лангаммеров. Она была в девичестве тетя Ира Лангаммер. Вета — вот крымская, она по папе Лангаммер. Ну и как бы все, наверное. Кто у нас еще Лангаммеры?

К. Лаврентьева

— Что тебе это дало?

Н. Лангаммер

— Мне это дало опору. Потому что я настолько была потеряна, что мне...

К. Лаврентьева

— Ты к роду своему присоединилась.

Н. Лангаммер

— Да, я оперлась на свои корни. И то, что прожили мои предки, и это была непростая жизнь. Они воевали, практически все мужчины, за Россию. Там по одной из ветвей, Языковых, чуть ли не от Чингисхана и Тохтамыша это были корни. Но это были все, кто присягнули русскому царю, кто приняли христианство и проливали кровь за страну, получили за это дворянство. И потом теряли, и снова потомки получали опять через свои ранения. Это очень сильные люди. В каждом из поколений какой-то вот такой человек-юла есть, который чего-то достигает в своей профессии. И я спросила брата: как ты думаешь, я могу взять эту фамилию и просто жить с ней? Он сказал: ну ты, в общем, представитель рода Лангаммеров, по твоему характеру и укладу. Я говорю: ну и хорошо. И я взяла фамилию Лангаммер, и мне с ней сейчас спокойно.

И. Цуканов

— Вот интересно, чтобы взять фамилию, это нужно... Это же не просто пришел в паспортный стол...

К. Лаврентьева

— Вот я сижу, думаю об этом.

И. Цуканов

— Да, и говорите: поменяйте мне фамилию, пожалуйста. Они говорят: ну пожалуйста.

К. Лаврентьева

— Я, оказывается, барон.

Н. Лангаммер

— Очень просто. Ты приходишь в паспортный стол, в отделение загса, и говоришь: я хочу другую фамилию. Тебе дают бумажку, ты на ней пишешь фамилию, и тебе ее дают через какое-то время.

К. Лаврентьева

— Эта информация, надеюсь, не во вред пойдет нашим радиослушателям.

И. Цуканов

— А то сейчас Лангаммеров появится много.

Н. Лангаммер

— И не только Лангаммеров.

К. Лаврентьева

— Много дворян у нас было в истории империи Российской.

Н. Лангаммер

— Ну Лангаммер — просто так сложилось, что она дворянская. А вообще две версии, что это «длинный молот» — Лонгхаммер или Лангхаймер — как-то мне объясняли...

К. Лаврентьева

— То есть такая немецкая тоже.

Н. Лангаммер

— Да, это «большой дом» — это Южная Бавария. И вот «большой дом» — она меня больше греет.

К. Лаврентьева

— Греет душу.

Н. Лангаммер

— Да, я люблю вот уют, дом — вот это все, гостей.

К. Лаврентьева

— Наташ, так интересно ты рассказываешь, что тебя ни спроси — у тебя целая история, на каждый вопрос.

Н. Лангаммер

— Кто на что учился. Журналист, болтун. Работники лица и языка.

К. Лаврентьева

— Слушай, потрясающе, да. Вот про это я хотела спросить как раз. Ты знаешь, и на РБК-ТВ ты работала, и на НТВ работала, и во всяких разных передовых бизнес-изданиях ты работала — поправь и добавь меня, если я чего-то не знаю. И при этом что происходит дальше. Значит, ты приходишь к вере, происходит твой приход к вере, приход к Церкви, и дальше — ты сама об этом много раз рассказывала, начинается какое-то вот такое совершенное перестраивание твоей жизни, и все вот эти вот телевизионные, журналистские проекты начинают сыпаться, как карточный домик.

Н. Лангаммер

— Да.

И. Цуканов

— Можно я даже процитирую. Вот мне очень понравилось, как вы об этом сказали: «Я стала заходить в храм, чтобы поставить свечку и просить Бога наставить меня на путь истинный. После этого почти все мои телевизионные проекты разваливались, и я не понимала, почему».

К. Лаврентьева

— Ты сейчас понимаешь, почему?

И. Цуканов

— Так часто бывает.

Н. Лангаммер

— Я стараюсь понимать, потому что у меня эта история и сейчас продолжается.

К. Лаврентьева

— Просто, понимаешь, у нас много действительно, ты же понимаешь, тоже как журналист, как работник этой сферы, что очень часто бывает такое, что человек приходит в Церковь, к Богу, и у него жизнь просто кардинально разворачивается, кардинально перестраивается. Все что было, сломалось, и на, строй новое.

Н. Лангаммер

— Да, я просто сейчас прохожу второй раз.

К. Лаврентьева

— Тоже все сломалось, и все строй.

Н. Лангаммер

— Сейчас уже более осознанно.

К. Лаврентьева

— И спокойно.

Н. Лангаммер

— Ну как, просто с доверием. Потому что, когда ты все построил по-своему — пожалуйста, ну нет проблем, строй. Господь дает тебе, строй. Но если Бог не благословляет, напрасно трудится человек.

К. Лаврентьева

— Потом без обид.

Н. Лангаммер

— Нет, оно как бы ну просто нежизнеспособное. Ты что-то строишь, а оно не живет.

К. Лаврентьева

— Ну смотри, а как ты видишь разницу, где здесь разница между тем, что ты строишь по своей воле и между тем, чтобы строить по воле Божией, где эта тонкая грань? Казалось бы, мы все равно должны что-то делать?

Н. Лангаммер

— Да.

К. Лаврентьева

— А как понять, вот ты делаешь это по воле Божией или ты самость свою проявляешь?

Н. Лангаммер

— Ну ты знаешь, тут вообще вопрос отношений с Богом. Мне по многим молитвам очень хотелось почувствовать связь с Ним где-то вот в районе грудной клетки, да, вот это вот ощущение близости. И я своими действиями последние какие-то вот там пару лет от Него ушла на длинном поводке, и я все время говорила: Господи, держи, пожалуйста. Вот у меня собака убегала в семь месяцев, мы ей привязали длинную веревку к ошейнику. И когда она знала, что трехметровая веревка когда-то закончится, и я на нее наступаю, она сразу возвращалась. И я, помня этот опыт, просто сказала: Господи, держи эту веревку, я сейчас тут похожу еще, может, я чего-то еще не доискала в этой жизни на земле. Очень долгие были разговоры — что, Ты не хочешь, чтобы я была счастлива? Ну можно же немножко на земле тоже счастья какого-то получить? Я думаю, что можно.

К. Лаврентьева

— Переговоры такие, торги.

Н. Лангаммер

— Ну я прямо, я и тогда пришла в церковь с тем, что Ты издеваешься надо мной? Это сколько будет продолжаться? Я пришла ругаться на самом деле первый раз к Богу. А потом я понимаю, что ну ты все равно к Нему придешь. Не потому, что Он тебя вынуждает, а потому что с Ним так хорошо.

К. Лаврентьева

— Уже без Него невозможно.

Н. Лангаммер

— Ты выдыхаешь, да, тебе хорошо, спокойно, и прямо радость какая-то. Я тебе, помню, по-моему, давно рассказывала эту историю, что меня мама отпустила в детстве погулять и я песочнице сидела — в какой-то воде, и уже холодало к вечеру, я в этом песке, мне так было интересно эти куличики. А потом мама меня забрала, помыла в теплой водичке, одела косыночку, брючки, и мы с ней пошли в светлую березовую рощу. Нет, мне нравились куличики. Но когда мы с мамой пошли в светлую березовую рощу — это было совсем другое ощущение. Я была в тепле, рядом была любовь, я была уверена, что все правильно, что сейчас вот все правильно, я под защитой. И вот с Богом так же. Очень чувствуешь, когда Его нет — это больно. Когда Он есть, эта боль проходит. И по поводу благословения — я, наверное, острее всего это чувствовала, — я сейчас это рассказываю штрихами отдельными, потому что сложить это в единую систему мне сложно. И, наверное, вообще это невозможно, да, как-то постичь Бога, и эти отношения. Ты их либо чувствуешь, либо нет, либо между вами облака и что-то не то. Хотя это очень трудно понять, что что-то не то. Вроде все то, а потом: а где Господь-то? И вот это вот такое чувство. А когда с Ним — это, конечно, ликующая радость внутри, и тепло, и отсутствие боли. Ну для меня это сейчас так. А острее всего я ощутила Его присутствие, когда я делала фильм «Свидетельство о любви». Вот там я просто все отпустила. Я помню, когда мы монтировали что-то, и я вдруг говорила своему коллеге и соавтору, Диме Протопопову, с которым мы все практически сделали, что я сделала в христианской журналистике. Я говорю: Дим, давай вот это сюда. Ну приблизительно как там, не знаю, копыта кабана привязать к перине младенца — ну то есть это дикая совершенно идея. И он говорит: Наташа, ты уверена? Я говорю: не знаю, мне вот так вот сейчас кажется. Ну, конечно, это не так натуралистично было, в фильме, но оно срабатывало — раз, и повернулось. То есть мой профессиональный опыт подсказывал, что: ну ты чокнулась? Так нельзя! Но я все время вспоминала Петра: Господи, нет рыбы, но по слову Твоему закину. И вот только так. И в какой-то момент я ехала на монтаж, и я думаю: а где Господь? Ведь Он же рядом, Он не на небе. А вдруг Он рядом со мной? И мне, так явственно я себе представила — на моем языке, да, Господь общается с каждым на его языке, — я представила, что Он сидит рядом, вот тут ремнем пристегнулся и со мной на пассажирском сидит. Я помню, я так плакала, у меня просто лились слезы всю дорогу. И: а... здрасте... а что сказать-то? И только: благослови — и благодать невозможная. Ну вот Господь нам, как детям, дает что-то такое чувствовать.

И. Цуканов

— А вообще интуиции вы часто доверяете? Ведь в среде таких православных воцерковленных людей распространено мнение, что там интуиции нельзя доверять, что это прелесть, что там надо обязательно вот пойти, взять благословение у священника.

К. Лаврентьева

— Ну есть интуиция, есть сверхчувствительность. И сверхчувствительность, она тебя, к сожалению, почти не обманывает.

И. Цуканов

— Вот как вы с этим, да, разбираетесь?

Н. Лангаммер

— А у меня интуиции нет, у меня такое ощущение, ее просто нет. У меня есть вот эта вот просьба к Богу управить, как Он хочет. И дальше надо как бы расслабиться, да, как мышцы растягивают.

И. Цуканов

— И дальше как идет уже, да?

Н. Лангаммер

— И как оно идет, и пусть даже самым парадоксальным образом. Конечно, это все время вот это: Господи, это сейчас Ты или это сейчас я? Господи, а можно вот так? Или это я сейчас придумала? А точно Ты мне уже два раза сказал? А может, я это придумала? Бывает, что придумала, конечно. Но если совсем расслабиться, то Господь действует. Просто отдать в Его руки. Может быть, сейчас ошиблась, потом Он вырулит эту ситуацию.

И. Цуканов

— Ну то есть не бояться ошибиться.

Н. Лангаммер

— Ну, наверное.

И. Цуканов

— Потому что Господь поправит, если что.

Н. Лангаммер

— Господь поправит обязательно, просто планы Ему свои приносить.

И. Цуканов

— Дорогие друзья, это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Напоминаю, у нас сегодня в гостях Наталья Лангаммер, режиссер, сценарист, да, можно сказать, или как правильно?

Н. Лангаммер

— Ну учусь сейчас на сценариста. Учусь, да.

И. Цуканов

— Да. И тележурналист, человек, который снял и уже вот игровой фильм, и целый ряд документальных фильмов. В частности, о паломничестве на Святую Землю замечательный фильм — «Прочитать Евангелие ножками». Мы вернемся к вам буквально через несколько секунд, пожалуйста, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера» вновь приветствует вас, дорогие радиослушатели. И напоминаем вам, что у нас в этом часе замечательная гостья, тележурналист, режиссер, Наталья Лангаммер, моя подруга — я вот не успеваю это напоминать. У микрофона диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш разговор. И в первой части программы мы как раз говорили о большой светской журналистике, в которой Наталья была напрямую задействована, о том водоразделе, который произошел после ее крещения, после принятия веры. Водоразделе — имею в виду и в профессиональном плане, и во внутреннем плане. И знаешь, Наташа, когда мы с тобой работали на «Радости моей» — а вот тот проект «Со-Вы», я считаю, для меня лично стал плацдармом, за который я тебе безмерно благодарна, и буду всегда благодарить, потому что именно вот с этого, наверное, начался мой путь в журналистике, — именно в тот момент я поняла, что светская журналистика и церковная, околоцерковная журналистика, это совершенно вот две разные истории. И в светскую меня не тенят от слова совсем, и не тянуло никогда, и отчасти это благодаря тебе. А ты там была долго...

Н. Лангаммер

— Долго.

К. Лаврентьева

— И ты была внутри церковной журналистики тоже долго, и продолжаешь в ней быть, и снимаешь прекрасные фильмы, и занимаешься околцерковными проектами замечательными. Что ты думаешь обо всем об этом? Хотела бы ты вернуться туда? Хотела бы ты позаимствовать что-то из того опыта и принести его сюда?

Н. Лангаммер

— Ты знаешь, вот сейчас, наверное, передо мной стоит выбор, может быть, даже и вернуться в светскую журналистику. Я не знаю, отпустит меня Господь туда или нет. Но, может быть, уже: отпускаю вас, как агнцев. Может быть, в этом смысле что я пойду туда, уже немножко закалившись.

К. Лаврентьева

— Измененной.

Н. Лангаммер

— Хотя, мне кажется, я совсем не закаленная, я еще более такая изнеженная стала и неустойчивая, по моим ощущениям. Но не знаю, как Господь управит.

К. Лаврентьева

— Сила Моя в немощи совершается.

Н. Лангаммер

— Да, абсолютно. Ну только так, только в этом смысле, когда упрешься туда. Что было там интересного для меня? Когда еще в «Вестях» начинала работать, учась на журфаке, такой ведущий Михаил Пономарев был, очень популярный на тот момент. Я все время прибегала, как стажер, и говорила: Миш, ну что мне снимать? Ну дайте мне тему какую-нибудь, мне что-то надо снимать, я же умею там, я как корреспондент должна... Он говорит: слушай, Наташ, но журналист —это не только про то, как снимать, но про то, что снимать. И да, мне так жизнь дала (на тот момент, я считала, что жизнь) поработать в разных жанрах. Это все было очень непросто: я делала проект — он заканчивался. Каждый раз я прыгала с нижней точки куда-то вверх. И, кстати, это началось ровно после крещения. До этого у меня такая карьера была хорошая, гладкая — «Вести» там, АТВ, «Пресс-клуб», редактор, потом НТВ, первый эшелон девочек, которые попали на закрытое тогда, элитное НТВ, а потом — раз, и все. И каждый проект — это прыжок вверх с нижней точки. Зачем-то мне Господь давал вот так делать: я проработала, сделала и ушла. И когда я уверовала, я поняла, о чем наконец я хочу говорить.

К. Лаврентьева

— О чем?

Н. Лангаммер

— О Христе. Я о Нем хочу рассказывать. Это так здорово, это так солнечно, это так классно. А о чем еще есть смысл рассказывать? Мне кажется, ни о чем. Вот в разных преломлениях, даже Телеграм, который я сейчас веду, мне хочется о Нем писать. Да, я пишу что-то по психологии, я пишу еще что-то, даже не знаю, о жизни, но вот чем ближе ты к Богу, тем больше хочется о Нем кричать. Люди отписываются некоторые из моей прошлой жизни, и очень еще такая любимая история: ну и где твой Бог? Да, у меня сейчас вот машина сломалась и я там просила помощи. И я понимаю, что мне дальше скажут: ну и? Ну и через людей Господь и действует, вот через тех, кто согревает, чьи сердца открываются. Спасибо вообще каждому, кто протягивает в тяжелый момент руку. Очень хочется тут же это сделать в ответ, но Господь, я думаю, даст возможность когда-нибудь тоже послужить людям. Послужить людям очень хочется, я так мало этого делала.

И. Цуканов

— Вот сейчас как раз тоже время, когда очень многие люди задают этот вопрос: где же ваш Бог? И все такое прочее. И мне кажется, сейчас как раз ответ на поверхности. Вот действительно люди, которые помогают, которые что-то делают, да, для других — вот, собственно, там и Бог. То есть сейчас видно очень много какого-то вот такого света на самом деле в людях и желания как раз послужить, желание что-то сделать. Поэтому да, я понимаю, о чем вы говорите. У меня вот вопрос, еще тоже связанный со светской журналистикой отчасти. Потому что у меня был тоже похожий опыт, у самого, я тоже долго работал в светской журналистике, потом перешел в православную так называемую. И вот у меня этот переход был очень гладкий, на удивление гладкий. То есть я никогда не думал, что меня легко отпустят там из газеты «Ведомости» уходить там в пять часов дня, значит, на учебу. Но мне сказали: вообще без проблем. Тебе нужно — конечно, мы тебя отпустим. При том что там сдача номера в одиннадцать часов вечера, каждый день. А вот у вас, я так понимаю, этот переход все-таки не был таким гладким, да, то есть вам долго приходилось это как-то совмещать. Или нет?

Н. Лангаммер

— Нет, наоборот. Я, собственно, пришла ругаться к Господу, потому что у меня закрылся очередной большой проект, и это уже была для меня финальная точка. Я знала, что он закроется, он был временный, на два месяца — это был ночной молодежный канал у нас в столице, и мы там оторвались: за 12 дней стартап, такая же история как с «Со-Вами» прототип — несколько ребят постоянно тусовались в кадре, по три часа эфира каждую ночь. Мы выдохлись за 44 эфира на маленьком бюджете совсем. Ну молодые, задорные, без башки, но мы это сделали. И когда закончилось, я просто ходила по комнате, по квартире и билась в стены, и не понимала, что я здесь, в замкнутом пространстве, делаю. И вот тогда я поехала уже в церковь. То есть у меня опять осталась такая история дна, да, высохшей реки, и я поехала ругаться в церковь. И мне, кстати, не дал Господь сразу заниматься журналистикой. Очень много было слов от знакомых: зачем ты будешь это делать? Телевизор — это икона диавола, ты же знаешь все из пророчеств, прочитай про это, зачем тебе это телевидение? А потом отец Иоанн Рубин, он сказал мне такую простую вещь, что вот где тебе хорошо, комфортно, и ты с радостью, спокойным сердцем можешь что-то делать (ну мне еще тогда важно было делать для людей, чтобы это обязательно пользу приносило), тем лучше. А недавно я прочитала, что то место, где ты можешь больше всего любви дать людям, оно и есть твое. И я поняла, что ну жизнь-то короткая, десять тысяч раз переучиваться не получится. Значит, тот багаж, который есть, тот и надо нести людям, там и надо служить. И если я не мама, и я не могу поехать и посидеть с большим количеством детей, потому что не умею это, значит, я буду делать то, что я умею. Вот, видимо, такова воля Божия. Надеюсь.

К. Лаврентьева

— Вот мы и подошли вплотную как раз к тому, что ты умеешь очень хорошо, на мой взгляд, вообще гениально, лучше других — это снимать фильмы христианские. Вот вы знаете, друзья, если вы не видели еще «Свидетельство о любви, вы не видели «Прочитать Евангелие ножками», вы не видели «Хурму» -название специфическое, но наполнение просто прекрасное, — я вам очень рекомендую посмотреть. Все это в широком доступе на YouTube, на Rutube это легко очень найти.

Н. Лангаммер

— «Прочитать Евангелие ножками» надо залить. Это мое горе.

К. Лаврентьева

— Там уже нет? А я когда-то смотрела.

Н. Лангаммер

— Одна серия.

И. Цуканов

— Это сейчас есть.

К. Лаврентьева

— Если не ошибаюсь, у отца Киприана (Ященко) есть, вы с ним на Святой Земле и снимали этот фильм. Но спросить я вот о чем хочу. Ведь когда ты снимаешь фильм, естественно, ты как человек талантливый, эмпатичный, с тонким восприятием мира и людей...

Н. Лангаммер

— У меня сейчас перепончатые крылышки вырастут.

К. Лаврентьева

— И это действительно так, ты очень сильно, конечно, погружаешься в эту историю, и все мы это понимаем. Люди с нашей профессией, не только с нашей, с любой творческой профессией, так или иначе должны погружаться, иначе ничего не выйдет. Но все-таки понятно, что женское здоровье, женское состояние души, нервной системы это такой ресурс не бесконечный. И режиссер, как ни крути, это профессия, ну мне кажется, больше мужская. Тебе нужно иметь мужское устроение души, мозгов, чтобы видеть все это в масштабе — это действительно нужно масштабное мышление, нужно очень быстро оценить ситуацию, нужно увидеть это от начала до конца, и в процессе не бояться стирать то, что снято долгими днями и месяцами. Стирать, перезаписывать перемонтировать, все это сквозь кровь и слезы — я просто знаю, как ты это делаешь. И я знаю, как ты снимала «Свидетельство о любви», это фильм с узнаваемым почерком. И этот фильм, он снят, как на мой взгляд, он открыл целую, я не знаю, целую вот эту вот шкатулку идей, который сейчас могут использовать и используют другие молодые режиссеры. А тогда, когда ты его сняла, это было просто новое слово вот в этом христианском кинематографе. Почему, потому что ты была внутри семьи.

Н. Лангаммер

— Да.

К. Лаврентьева

— Ты была внутри семьи. Ты месяцами жила внутри с семьей. Ты молилась с семьей. Не просто снимала, как они молятся, а трепетала...

И. Цуканов

— Тут надо обязательно сказать, что речь идет о фильме, посвященном семье...

К. Лаврентьева

— Отца Андрея и матушки Ольги Юревич. И их детей, соответственно, и всей их сложной истории с переездом из Сибири в Москву, и всеми вот этими становлениями — это два архитектора, которые стали в итоге православными, а потом священнослужителем отец Андрей стал. И, в общем, как все это у них происходило, как они учились молиться, учились верить. И ты была все это время с ними. И это, ты знаешь, вот этот разрыв аорты, на котором ты была, это действительно под силу не каждому, это под силу единицам. То есть это талант, который дается Богом, и который тоже надо как-то нести. То есть, с одной стороны, мы видим лицевую сторону — мы видим прекрасный фильм, мы видим красивую женщину, которая сейчас сидит у нас в студии — красивую, умную, она так все замечательно рассказывает. И мы, такие, думаем: о, как здорово! Вот женщина-режиссер, снимает такие замечательные фильмы. А я знаю изнанку, и знают твои друзья, твои близкие. И я думаю, что многие из наших радиослушателей, кто так или иначе связан с этой сферой, они тоже знают эту изнанку. Насколько ты потом лежишь без сил, больная, после того как этот фильм вышел, как ты долго восстанавливаешься. Простите меня, Наташа, за эти детали, но это правда, которую надо говорить. И тем не менее ты берешь, встаешь, умываешься и идешь снимать следующий фильм.

Н. Лангаммер

— Ну слушай, спускается шарик, потом там накачивается. Там колодец осушается, как отец Андрей Юревич говорит, потом наполняется со временем. Слушай, ну вот мне кто-то тоже сказал, что тебе бы какого-то организатора рядом. Да нет, меня бы кто бы, как Господь, притормаживал. Потому что расправить крылья...

К. Лаврентьева

— И нестись со всей скоростью.

Н. Лангаммер

— Да и даже в какой-то момент у меня был эфир такой на ТСН, кода я была ведущей на новостях, у нас выключился суфлер и выключился ньюсрум, и выключилось все, и я выхожу в эфир — у меня пустой стол. И я говорю: «Здравствуйте, в эфире ТСН», — и я не понимаю, что делать дальше. Вот я после этого считала, что на полных правах я могу зайти в ньюсрум, открыть рот, и все что у меня было, сейчас накопилось эмоций, выдать в виде страшного звука на всех, кто там присутствовал. Поэтому расправить крылья и полететь как режиссер — да, наверное, я могу. У меня два тормоза, что, во-первых, я учусь, учусь, и мне еще учиться и учиться. Все-таки православная журналистика более щадящая...

К. Лаврентьева

— Конечно.

Н. Лангаммер

— Я все время пытаюсь сравняться с рынком и понимаю, что ого-го еще мне. Ну что я там сняла — это там смешно, я попробовала. Я учусь сейчас в сценарной мастерской одного вообще из самых крутых сценаристов — Александра Гоноровского, и это перепрограмирование сознания — это правда, так. И я стараюсь учиться вот у таких людей, которые в светской профессии, но найти свои инструменты — это тоже очень интересно, об этом можно сказать. Потому что пользуется светское кино, драматургия другими инструментами. А если вернуться к твоему вопросу по поводу истощения, да, я как режиссер этого не чувствую. Я как раз получаю заряд оттого, что фильм сделан. А я очень устаю от оформления документов. И на «Свидетельство о любви» была трудная ситуация, когда композитор согласился все написать для фильма, я говорю: ну познакомьтесь с героями, они очень необычные, они настолько масштабные и духовно сильные, глобальные, что музыка просто «ля-ля-ля» не пойдет. Он говорит: ну поставьте, какую вы хотите. И мы поставили — ну то, что подошло. Мы вот с Димой монтировали, и мы согласились: ну там Циммер, увертюра вначале, потом у нас был Артемьев, Рыбников...

К. Лаврентьева

— Ну что еще, кого еще-то.

Н. Лангаммер

— Крылатов. Ну а что, собственно.

К. Лаврентьева

— Это же идеально.

Н. Лангаммер

— Конечно. Причем мы брали финальные темы, конечно, и самые мощные финальные музыкальные темы более-менее подошли к нашим любимым героям. А потом композитор сказал: э нет, ребят, я такое не напишу. Я говорю: отец Андрей, а что делать? Он говорит: давай композиторов просить. Я говорю: вы вот сейчас серьезно? Ну так, сжимая эту тему, мы попросили действительно композиторов. И мы до сих пор в теплых отношениях с семьей Артемьевых, и с сыном...

К. Лаврентьева

— То есть под фильм специально писали музыку?

Н. Лангаммер

— Нет, мы брали.

И. Цуканов

— Разрешили использовать.

Н. Лангаммер

— Разрешили использовать готовую.

К. Лаврентьева

— Но я знаю, что писали тоже.

Н. Лангаммер

— А писали — да, это история про Диму Маликова, который тоже разрешил использовать свою музыку. Но он посмотрел фильм. Он говорит: пришлите фрагмент, вот где моя музыка звучит. Я ему вырезаю — у меня компьютер дает сбой, я вырезаю — и я весь вечер промучилась с этим, потом думаю: ладно, я отправлю ему всю рабочую версию. И они с супругой посмотрели от начала до конца, позвонили и сказали: мы залипли, этот фильм надо показывать на Первом канале — я цитирую Диму, — и я вам отдам всю свою музыку, если чего-то не хватит я дам денег докупить. И я вам дам своего, значит, коллегу, аранжировщика, и он поможет. И вот коллега Димы, Володя Мухин, сам по себе блистательный совершенно, талантливый, очень глубокий композитор, он просто взял сэмплы, насколько я поняла, у Циммера, как-то он с ними связался, и он сделал нам увертюру, переписал Циммера. Он выдохся сам потом уже. Я говорю: вот это еще сделай. Он говорит: я не могу больше. Но этого было достаточно. И музыка, конечно, Димина, мы композиции чуть-чуть переработали под нас, я там позволила себе: а можно еще басы, а можно хор, а в середине еще вот... И вот мы все это сделали. А недавно мы с Димкой открыли фильм, что-то надо было взять, вот монтажную программу — и мы так оба замолчали: перед нами такой эверест, который вычищали и звукорежиссеры, и там цветокоррекция, музыка, и там вот такая вот глыба. Я говорю: закрывай его, мы не будем. А то я даже боюсь к нему прикасаться, он уже не мой, он просто вот, убери это, пусть он уже живет своей жизнью. Он ушел. Он очень большой, величественный, и уже отдельно от меня существует.

И. Цуканов

— Да, это прекрасная история.

И. Цуканов

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Сегодня у нас в гостях режиссер, тележурналист, Наталья Лангаммер. У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева и я, диакон Игорь Цуканов. Наталья, скажите, пожалуйста, вот я знаю, что фильм о поездке на Святую Землю — «Прочитать Евангелие ножками», вам помогал его снять отец Димитрий Смирнов, если я не ошибаюсь.

Н. Лангаммер

— Да.

И. Цуканов

— Вот вы с ним были вроде бы так неплохо знакомы. Можете немножко поделиться какими-то вашими воспоминаниями, вашим впечатлением об этом человеке, конечно, который стал, я бы сказал, наверное, явлением в нашей Русской Православной Церкви.

Н. Лангаммер

— Да, отец Дмитрий. Я когда только из светской журналистики рванула в православную, было ощущение, что там все очень как-то... ну как-то кисловато. И я к духовнику пришла и сказала: вот я могу! Он сказал: слушай, если бы Господь хотел, наверное, бы было по-другому. А что я, типа, не нужна? Да нет, делай. Я начала смотреть, что есть из православной журналистики, и мне все время встречался один батюшка, везде он мне встречался: в паломническом автобусе включили с ним проповедь, на Пасху сижу у родных, смотрю — он берет благословение у Патриарха по телевизору. Думаю: да что же он мне везде попадается-то? Кто это? Отец Дмитрий Смирнов. И я такая вся важная, такая вся из современной телевизионной такой среды: говорит он хорошо, вот так он прямо, медийный такой — вот я такую оценку ему дала. Где он? А он работал — работал... служил в храме, который как раз мой приходской, моего района.

К. Лаврентьева

— «Динамо».

Н. Лангаммер

— «Динамо», да, а я там живу, на «Динамо». И я, где был этот храм, я в кафе когда-то мороженое ела в детстве. И я пошла к нему. Пришла — а у него день рождения. Я купила три герберы, отстояла очередь. Дарю ему герберы и говорю: мне нужно ваше благословение на то, чтобы я занималась журналистикой православной. Он так на меня смотрит... Я говорю: я без вашего благословения просто не уйду и ничего делать не буду. Он говорит: слушай, приходи ко мне на той неделе, вот договорись там с моим секретарем. И я пришла, он говорит: чего хочешь? Я говорю: хочу вот делать православную журналистику, вот что умею, хочу вот это вот делать. Он говорит: слушай, ну давай так, чем я могу? Я могу тебе дать комнату. Вот у нас есть здание там, при храме Митрофана Воронежского, я могу дать тебе комнату. И он дал мне эту комнату. У меня сразу возник вопрос, как ко всем, когда пришла в Церковь: а чем расплатиться-то? Ну то есть мне помогали там готовиться к исповеди — я думаю: так, надо коробку конфет людям принести, ну как-то надо расплатиться.

К. Лаврентьева

— Ну это такая устойчивая, что надо отблагодарить, ты не можешь как бы безвозмездно что-то принимать.

Н. Лангаммер

— Да, это пока я не поняла, что валюта другая.

К. Лаврентьева

— Простой человеческий долг.

Н. Лангаммер

— Да, у православных другая валюта, и мне сначала показалось, что это «Господь зачтет» — такое немножко католическое восприятие. А потом я поняла, что да нет, это же просто классно помочь другому человеку — ты получаешь от этого, не знаю...

К. Лаврентьева

— Радость.

Н. Лангаммер

— Дыхание просто, да. И отец Дмитрий дал комнату, и я никак не понимала, как его приплести к этой задаче. В этот момент отец Киприан (Ященко) каким-то чудом — мы с ним познакомились каким-то чудом. Думаю: с кем еще можно работать? Мне кто-то говорит: отец Киприан (Ященко) тебе нужен. Ну он там близок к чете Медведевых. Я думаю: ого, и как я его достану? И прихожу на какое-то чаепитие к православным людям — вот это неофитство, да, кто-то с кем-то познакомил, новые люди, и они бегают все, я думаю: а что вы суетитесь? Батюшка сейчас приедет. Кто? Отец Киприан. Думаю: ничего себе. Отец Киприан приезжает, и вдруг говорит: давайте делать телеканал, анонс телеканала. Он вообще к этому на тот момент и вся эта компания не имела никакого отношения. Мы с ним сделали идею телеканала православного «Ника», она тоже есть в интернете, там как раз была задумка «Сов», анонс «Сов». Но это все не имело отношения к отцу Дмитрию. Потому что отец Киприан потом сказал: слушай, а ты вот, типа, поехали со мной на Святую Землю, снимем фильм. Там такой диакон замечательный отец Александр Занемонец, он так рассказывает — поехали, снимем. Я говорю: у меня паспорта нет. Ну, в общем, за 28 дней был паспорт, и я туда поехала, там свои чудеса были потрясающие. Но причем здесь отец Дмитрий? Я никак его не могла отблагодарить. Когда мы в этой комнате обжились, несколько человек команды собравшейся, он пришел к нам чай пить. Табуретки у нас были пластиковые, и я смотрела, думала: сейчас она под ним треснет. Вот. А он ел варенье из малины, очень трогательно, или клубники, и какие-то очень глубокие вещи нам тогда сказал. Потом он мне дал в какой-то момент очень неприятное письмо про меня, которое кто-то написал. Я смотрю и думаю: ну а зачем вы мне это дали? А он никак это не прокомментировал. Но это была огромная работа над собой, когда я все это разобрала, что откуда и почему я это получила. А когда нужно было отдавать эту комнату, я уже там в ней не нуждалась. Он так у меня просил прощения — он меня просто целовал в макушку и говорил: ну прости. Я говорю: батюшка, да и не надо, ну мы все там сделали, в этой комнате.

К. Лаврентьева

— Строгий отец Дмитрий...

Н. Лангаммер

— Строгий. Я вообще первый раз такое видела.

К. Лаврентьева

— Вот ты рассказываешь о нем, и даже я как-то, да, с трудом так воспринимаю эту историю.

Н. Лангаммер

— Ну он еще дал мне несколько благословений моих личных, которых я не послушала. И жизнь показала, что...

К. Лаврентьева

— Что надо было послушать.

Н. Лангаммер

— Конечно. Надо было послушать. Это отец Дмитрий. Ну вот. Он мог и трепанацию черепа сделать на исповеди тебе...

К. Лаврентьева

— И любовью обогреть так, что...

Н. Лангаммер

— И любовью обогреть вот ровно настолько же, насколько и пожурить.

К. Лаврентьева

— Вот люди о нем рассказывают.

Н. Лангаммер

— Да, он был удивительный. И как-то я не даже могу сказать, что он был моим духовником. Но когда его не стало, почему-то запрос такой на то, чтобы я рассказывала о нем, часто. Ну я видела его любовь и тепло, да, такое отцовское, до слез.

К. Лаврентьева

— Наташа, что тебе вообще дал этот опыт съемки православных фильмов? Когда особенно ты кожей к коже прикасаешься к людям, становишься третьей как бы в их семье и наблюдаешь изнутри. Когда ты едешь на Святую Землю, и через свои ощущения снимаешь фильм, который рассказывает людям о Святой Земле, о Христе, о Евангелии. Когда ты погружаешься там в историю, в случае с «Хурмой», там с пожилыми людьми, с историей болезней там, смертей, и светлого конца в итоге, и выхода из многих ситуаций, которые кажутся неразрешимыми — я специально подвешу интригу, посмотрите сами, дорогие радиослушатели.

Н. Лангаммер

— «Хурма».

К. Лаврентьева

— Да, все-таки совершенно три разных темы, но каждый раз снято так, как будто ты вообще всю жизнь только этим занималась. Вот что тебе дал этот опыт? Все вот эти три крупных вот таких съемочных проекта, если можно их так назвать, телевизионных проекта.

Н. Лангаммер

— Ну ты знаешь, на самом деле это не требовало усилий, я просто в этом жила. И мне это бесконечно интересно — погрузиться в этот проект и в нем именно жить. Если не жить — ну это как-то нечестно, понимаешь, это...

К. Лаврентьева

— Конечно.

Н. Лангаммер

— Это нет отдачи, ты не включен, как будто у тебя беруши в ушах или ты в темных очках — то есть чего-то не так. Надо прилепиться полностью, каждой клеточкой. Это не вызывает усилия, об этом не задумываюсь, просто пока я вот так не пристыкуюсь, я не могу начинать работать. Что касается Святой Земли — там было для меня прямо искушение, когда я первый раз вошла в храм Гроба Господня, первый раз в жизни в саму Кувуклию я вошла с камерой и снимала, как люди прикладываются. Меня очень сильно это переклинило, я потом плакала. И был батюшка, отец Георгий, там, он говорит: Наташ, ну положи камеру и пойди, приложись. Потому что наблюдать за тем, как люди соприкасаются с благодатью, и стоять с камерой — для меня это было перебор. Я как будто потеряла...

К. Лаврентьева

— Что-то важное.

Н. Лангаммер

— Как будто я, не знаю, как кощунство что ли. Он говорит: нет-нет-нет, это твое благословение работой, ты это должна сделать. И интересно, что, когда уезжала вся группа, оказалось, что мне перепутали билет, и я осталась еще на один день. И я просто оставила все, отдала камеру, она уехала с оператором, я тоже снимала там. И я пошла читать утреннее правило ко Гробу Господню, просидела там, несколько раз приложилась, и после этого уже я отправилась в Москву. Вот такой подарок мне Господь дал. Что касается «Свидетельства любви» — ну я была в общине у отца Андрея и матушки Ольги. Фильм этот очень долго мы вынашивали, и она все время говорила, матушка: Наташ, пока не время. Мы сняли фильм про одного генерала, частное видео, и очень хорошо сняли с Димой этот фильм. И заодно попробовали с квадрокоптером работать там, как мы можем этот делать, там еще с какими-то приколами, тогда новыми на телевидении. И вдруг вот задача: сними этот фильм — мне просто принесли все кассеты по семье Юревич, у них должно было быть 60-летие — это должен был тоже быть частный фильм. Но зачем же делать частный, если можно сделать на хорошей технике — ровно то, о чем я мечтала: использовать все возможности светской журналистики, для того чтобы круто рассказать христианскую историю. Все что мы на тот момент могли, ну и музыка такая обалденная, мы все в этот фильм вложили. Я так снимала, то что, отец Игорь, вы сказали, вот эти интервью, я всегда их так и делала: 45 секунд синхрон — ну кусочек интервью, в движении в каком-то или просто он небольшой, а потом какая-то возможность отдохнуть, так называемые «пороги внимания» в человеческом восприятии, я всегда их старалась соблюдать. И вот эта фишка была использована в «Свидетельстве о любви». И когда мы его монтировали, у нас не получилось делать классическую историю — там с центральной линией, побочными — ну вот это все. Мы просто сделали главы, то есть весь фильм состоит из кусочков, эпизодов. Сначала они рассказывали о своей жизни синхронно — можно было смотреть, у батюшки взять кусочек или у матушки, одними словами рассказывали всю историю любви. Потом отец Геннадий Фаст о них — мы из трех линий...

К. Лаврентьева

— Их духовник.

Н. Лангаммер

— Да, их духовник. Мы из трех линий кусочки такие заплетали в косичку. А потом, когда матушка с детьми, а батюшка на служение в Церкви — у нас эти кирпичики лежат в двух стопках, и что делать? И мы начали в шахматном порядке их соединять — что-то ушло, что-то осталось, потому что в итоге смотришь, чтобы была эмоциональная линия правильно выстроена. Но я этим жила. И, кстати, на тот момент, может быть, мы немножко сделали сказку. Ну как всегда и делается, в общем, в журналистике. Мне показалось, мы нигде ни разу не слукавили, но моя вот такая любовь к этим людям, она вылилась в то, что вот это вот так, и в конце это на эмоциональном пике, со слезами — все плачут, я сама плачу, если еще мне его раз включить. Еще раз включить — и опять буду плакать. А что касается «Хурмы» — ну тоже не буду раскрывать интригу, раз ты такую историю запустила, но, когда я написала сценарий — это про болезнь, про исцеление от болезни, — моя мама ею заболела. И я сначала прожила это все с мамой. А потом, когда уже мы снимали, и я что-то включала в сценарий, там что вот после этого они там танцуют, я говорю: так, мам, покрутись, можешь танцевать? Можешь. А, значит, можно это в сценарий брать. И «Хурма» рождена — вот это очень важное кино для спасения пожилых. Просто надо посмотреть. Собственно, это ролик, заказывали «Джонсон и Джонсон», заказывали как рекламный ролик, а в результате получился короткометражный фильм. Вот про любовь и про...

К. Лаврентьева

— Исцеление.

Н. Лангаммер

— Самопожертвование.

К. Лаврентьева

— И самопожертвование.

Н. Лангаммер

— Поэтому «Хурма» — самый нежный фрукт.

К. Лаврентьева

— Ну это к разговору о том, что ни один проект, касающийся Бога, касающийся христианства или каких-то христианских идей, он не проходит легко. Ты так или иначе прикоснешься к этому сначала, хоть в каком-то виде. А потом ты уже можешь об этом говорить.

Н. Лангаммер

— Ну это вопрос к тебе, Кира. Потому что, когда мы снимали «Со-Вы», у нас была постоянная история вокруг вот этой грани искренности. Потому что там люди молодые, садясь на место героя, рассказывали, что у них было аналогичного, похожего на его ситуацию, и надо было что-то раскрывать. Кто-то мог рассказать, как он увидел людей на улице и подумал... А кто-то рассказывал про то, какие отношения с мамой с детства — и это очень глубоко. И мы пытались останавливать, что, вы понимаете, это же будет в эфире потом, вам будут писать. Ну что-то где-то, может, и не удалось остановить. Уж не знаю, Кир, тебе виднее, как это отозвалось. Потому что вы открывались.

К. Лаврентьева

— Ну тут как раз к разговору о том, что либо ты делаешь искренне, либо ты не делаешь вообще, вот и все.

Н. Лангаммер

— Да. Потому что люди это видят и считывают. И о Боге говорить вообще...

К. Лаврентьева

— Не вмешивайся тогда в эту историю.

Н. Лангаммер

— Ну видимо, так. Ну да, либо искренне, либо никак.

К. Лаврентьева

— Ну вот, наверное, вот эти слова замечательные пусть станут лейтмотивом сегодняшнего нашего часа, сегодняшней замечательной программы, которую хочется и хочется продолжать. Скажи, отец Игорь?

И. Цуканов

— Да. И я вот думаю, что мы обычно стараемся какое-то резюме подвести в конце передачи каждой, но мне как-то вот его не хочется подводить.

К. Лаврентьева

— Не хочется.

И. Цуканов

— Мне кажется, что эту передачу надо вот просто ну как-то слушать целиком и переслушивать потом еще. Потому что очень много вещей каких-то, штрихов, которые мне кажутся очень важными, очень ценными, очень искренними. Огромное вам спасибо, большое спасибо, Наталья, за эту встречу, за эту беседу. Я напомню, дорогие друзья, что сегодня у нас в гостях была Наталья Лангаммер, режиссер, тележурналист, потрясающе талантливый и такой живой, искрений человек, которая поделилась с нами вот очень ценными мыслями и какими-то событиями своей жизни. Еще раз большое вам спасибо за это, Наталья.

Н. Лангаммер

— Спасибо вам. Спасибо, Кира, за приглашение. Спасибо, отец Игорь. И, наверное, для всех для нас главное, кто занимается этим медиа, это молитва. Потому что без молитвенной защиты сделать что-то христианско-медийное практически невозможно. Баба Яга всегда против.

К. Лаврентьева

— Да, это правда. Огромное спасибо, Наташа. До встречи в следующее воскресенье, дорогие радиослушатели.

И. Цуканов

— С Богом. Всего доброго.

Н. Лангаммер

— Спасибо.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем