«Христианин в современном мире». Максим Лавданский

У нас в гостях был руководитель художественной мастерской «БАСМ АРТ» Максим Лавданский.

Наш гость рассказал о том, каким был его путь из медицины в сферу церковного искусства, каким образом ведение бизнеса может совмещаться с христианским мировоззрением, а также что для него значит быть христианином в современном мире.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

Кира Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, дорогие наши слушатели. Меня зовут Кира Лаврентьева. И с радостью представляю вам нашего сегодняшнего гостя. У нас в студии Максим Лавданский, руководитель художественной мастерской «БАСМ АРТ». Здравствуйте, Максим.

Максим Лавданский:

— Здравствуйте.

Кира Лаврентьева:

— Спасибо огромное, что вы нашли время для нас. И давайте сразу поясним. Максим из уникальной совершенно семьи выходец. Его папа известный иконописец, большой мастер своего дела, Александр Лавданский. У них много прекрасных детей. Я так поняла, все поступили в Строгановку, кроме Максима, в свое время. Он пошел по пути мамы, дорогие друзья, и сначала стал врачом. Это очень интересно. Сейчас вернулся к родительскому такому немножко делу. И вот обо всем этом предлагаю сегодня поговорить. У нас сегодня «Вечер воскресенья» — «Путь христианина в светском обществе». Так что вот такой вот уникальный, удивительный христианин у нас сегодня в гостях, который в светском обществе как-то вот уже научился, наверное, жить. Расскажите, как это все было? Как вот вы определялись в жизни? Что за семья у вас была?

Максим Лавданский:

— Моё определение было очень простое. Я был послушным ребёнком. И когда мне мама сказала: «Давай, поступай в медицинский». Ну, я сказал: «Конечно, мама, что вы, какие проблемы?» И поступил. Правда, не с первого раза, но поступил. Началась моя деятельность с работы на скорой помощи. Потом было училище, работа на скорой помощи. Вот, и потом со второго раза после училища я поступил, после армии поступил в институт и почти 20 лет посвятил медицине. Вот, работал в 1-й Градской больнице, работал в 13-й Градской больнице. И, на самом деле, это был такой этап, о котором я не жалею, во-первых, что он был с множеством людей, настоящих христиан, знакомств, особенно в Первой Градской, когда начиналась деятельность братства Храма Царевича Димитрия, и это, конечно, дало такой импульс, это были 90-е годы для развития, становления и дальнейшего процветания, так скажем, моей врачебной деятельности. Долгое время я работал анестезиологом, и это, конечно, особый путь, особая история. Я провел больше нескольких тысяч наркозов и работал в экстренной хирургии. Я думаю, что это отдельная, конечно, передача.

Кира Лаврентьева:

— Нет, это очень интересно.

Максим Лавданский:

— И в целом жизнь в медицине, она особая. И здесь не бывает случайных людей. Особенно когда ты попадаешь в этот социум медицинский, то начинаются, конечно, удивительные встречи. В основном, конечно, люди, когда я уже работал в 13 больнице, это, конечно, не церковные люди, но я считаю, что они к Богу стоят ближе, чем многие христиане, поскольку они делом доказывают, делают дела любви.

Кира Лаврентьева:

— Ну, вы знаете, это так редко, что человек уходит из врачебной профессии. Я, честно говоря, сама из врачебной семьи, поэтому я впервые даже такое встречаю. Я удивлена была, что вы ушли спустя 20 лет.

Максим Лавданский:

— Ну, это была промысел Божий, я так скажу, потому что в какой-то момент вдруг в нашей больнице сократили ставку. И я, как самый молодой, попал под сокращение. И я сначала потыркался, думал, куда-то ещё устроиться. Потом подошёл к духовнику, спросил, как быть. Он говорит: «Ну, ладно, занимайся мастерской, занимайся делом». И на этом моя медицинская деятельность закончилась.

Кира Лаврентьева:

— Вот это да. А вы не скучаете по ней?

Максим Лавданский:

— Конечно, скучаю. Потому что врачи, они на самом деле не бывают...

Кира Лаврентьева:

— Бывшими.

Максим Лавданский:

— Бывшими, да. И в жизни у меня постоянно какие-то случаи...

Кира Лаврентьева:

— Да, вот только хотела спросить.

Максим Лавданский:

— ...которые меня возвращают в медицинскую деятельность.

Кира Лаврентьева:

— Держат в тонусе.

Максим Лавданский:

— Держат в тонусе. Сижу на даче несколько лет назад, прибегает парень с вытаращенными глазами и говорит: «Извините, как здесь попасть в больницу?» Я говорю: «Какую здесь больницу? Никакую, ближайшая больница 30 километров. А что случилось?» «Я, — говорит, — нырял и вывихнул руку. Что делать?» Я так посмотрел, правда, вывих плечевого сустава. Я говорю: «Ну ложись, сейчас попробуем, если тебе повезет, то мы вправим». Ну, с Божьей помощью рука встала на место, и он вскочил в таком полном восторге, что не надо ехать до 30 километров в провинциальную больницу, так что моя деятельность медицинская, она меня... Ну и потом семью надо лечить, у меня большая семья.

Кира Лаврентьева:

— Девять человек детей, да?

Максим Лавданский:

— У меня девять человек детей, и время от времени, конечно, дети обращаются с какими-то вопросами, просьбами. Устроить к врачу, договориться. «А чем здесь помазать?» Это, конечно, всегда приходится брать ответственность на себя.

Кира Лаврентьева:

— Ой, слушайте, Максим, вот это да, вот это интересно. А сколько вы, получается, занимаетесь мастерской?

Максим Лавданский:

— Мастерской мы занимаемся уже почти 30 лет.

Кира Лаврентьева:

— 30 лет.

Максим Лавданский:

— Мы начинали свою деятельность с Андреевского монастыря. Здесь была «Мастерская Сан Саныча», моего отца, и центральный иконостас в Храме Воскресения мы делали совместно с ним, и это была одна из первых наших работ.

Кира Лаврентьева:

— Вот это да. И мы тут сейчас в Андреевском монастыре сидим, на Андреевской набережной.

Максим Лавданский:

— Да, да, да. И поэтому для меня это место родное.

Кира Лаврентьева:

— Сакральное.

Максим Лавданский:

— Да. Всё как-то сюда возвращается.

Кира Лаврентьева:

— Вот это да. Но вы и об этой деятельности говорите с большим теплом. Вы знаете, это так странно наблюдать. Вы и о врачебной деятельности говорите с любовью, и об этой деятельности говорите с любовью. И получается, можно раздвоиться так, вопреки каким-то досужим представлениям.

Максим Лавданский:

— Ну, как известно, были примеры из истории, когда был один из апостолов — Лука, он был и врачом, и художником. Так что я считаю его своим внутренним покровителем.

Кира Лаврентьева:

— Вот это, конечно, удивительно. Ваши родители — многодетные. Я, когда читала интервью вашего папы, он говорил, ну вот мы поняли, что многодетная семья должна спасаться чадородием. Вот мы и спасались. Спасались чадородием. И ваша мама тоже то же самое сказала. Меня так это удивило. Я думаю, это настолько уже сейчас непопулярная такая, да, установка, несмотря на то, что многодетных семей сейчас куда больше, чем в советское время, и люди как-то уже меньше боятся рожать, уже как-то вот у них больше сейчас, третий ребенок, четвертый ребенок, даже в светских семьях может родиться, если ему повезет. Но на самом деле, Максим, все равно же есть какой-то страх. А вдруг, а вдруг, а вдруг ресурсов не хватит, а вдруг денег не хватит, вдруг терпения не хватит, буду на них орать. А вдруг мне не хватит их там развивать правильно. То, сё, пятое, десятое. И этих страхов, их миллиард.

Максим Лавданский:

— Страхов миллиард, и, конечно, если на каждый страх реагировать, то это можно с ума сойти. Вот тут одно — как бы надеяться на волю Божию. Конечно, себя я никак не могу ставить в пример, потому что, ну, действительно, это тяжело. Говорить: «Ребята, давайте рожайте по 10 человек», это я бы никому не сказал. Это должна быть крепкая вера и уверенность, что ты идёшь правильно. Потому что есть многие люди, которые сходят, как говорится, с пути, и потом несчастные дети мучаются и так далее. Поэтому тут должна быть осознанность и ощущение, что ты не один.

Кира Лаврентьева:

— Ну, раз мы эту тему затронули: а как действительно воспитывать детей-то, Максим?

Максим Лавданский:

— Не знаю, как их воспитывать.

Кира Лаврентьева:

— Что с ними делать?

Максим Лавданский:

— Не знаю, что с ними делать. Я на своём опыте наломал много и ошибок, и дров, но в целом, я считаю, что есть и положительный какой-то опыт. Большинство из ребят, они работают в нашей мастерской, то есть как бы фамильное, дело нашего папы, оно как бы начинает развиваться, и многие... старший сын у меня Строгановку закончил, средний закончил строительный институт по конструированию и проектированию. И как-то вместе... Это, конечно, немножко, другое, но такая жизнь семейная, она переливается в работу в мастерской. И это, конечно, очень ответственно.

Кира Лаврентьева:

— Но это ещё и очень сложно, потому что бывает же в семье всякое. А вот если начинается нестроение между братьями, сёстрами, а вы ещё и в одном деле задействованы.

Максим Лавданский:

— Ну, это всё бывает.

Кира Лаврентьева:

— Всё это бывает, и, конечно, здесь... Это непраздный вопрос. У меня муж также точно задействован в семейной системе, да. И поэтому я вот так и спрашиваю вас об этом.

Максим Лавданский:

— Здесь главное не тянуть одеяло на себя и стараться действовать по любви. И благодаря некоторым личностям нашей семьи, такие есть, которые могут пожертвовать собой и дать другим возможность развиться, расти, прогрессировать. И это, конечно, большое благо.

Кира Лаврентьева:

— А как можно прогрессировать, например, вот в иконостасном деле, в деле мастерских церковных?

Максим Лавданский:

— Ну, иконостасное дело, вы неправильно говорите.

Кира Лаврентьева:

— Ну, я неправильно говорю. Да, прикладное церковное искусство, да.

Максим Лавданский:

— У нас, мы же занимаемся, в целом, прикладным искусством. И мы стараемся, наша мастерская старается выйти как бы из рамок такого масс-медиа, потому что сейчас запрос и церковный в том числе, произведения с большим обилием золота, декора, мозаики, и это всё начинает немножко перегружать пространство храма, отвлекать от молитвы, уводить человека из себя изнутри куда-то наружу, на красоту, да, и некую такую экзальтацию. И я думаю, что задача, вернее, как сказать, задача искусства и задача нашей мастерской в том, чтобы постараться найти, во-первых, формы, красивые формы, пропорции, и наполнить эти формы таким декором, который бы твоё сознание не распыляло бы, а наоборот, собирал внутрь. Это, конечно, очень сложная задача, и это, в общем-то, на грани искусства, чтобы твой интерьер стал собирать, а не разбрасывать. Вот мы сейчас такой подобный интерьер делали в Ростове, в Ростово-Богоявленский монастырь, Авраамиев Богоявленский монастырь, где удалось, вот такой удивительный получился проект, где и заказчик, и благотворитель, и мы как-то были в одной упряжке, и игуменья, монастырь, женский монастырь, мать Миропия, покойная сейчас, она дала полную свободу художнику. И это, конечно, дало результаты. На протяжении порядка пяти лет, наверное, делался этот интерьер, и это был и иконостас, и предметы наполнения храма, и всё это получилось довольно цельно. Вот таких похожих интерьеров в нашей практике, пожалуй, что и нет, потому что всегда начинается, вот ты начинаешь делать работу, и возникает: давайте сделаем вот так, и начинает заказчик диктовать свои условия, и это, конечно, очень грустно, потому что наше сознание, оно ориентировано на какие-то массовые, на масс-медиа, так скажем, на торгово-развлекательный центр, на рекламу из каждого утюга. И вот это все отпечатывается и в нашем церковном искусстве, когда мы мыслим не богословием, не молитвой, а мыслим достаточно узко, и такой ширпотреб возникает. Поэтому это, конечно, большая проблема нашей современной жизни.

Кира Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, я напоминаю, что у нас в гостях Максим Лавданский, руководитель художественной мастерской «БАСМ АРТ», мастерская, которая развивалась с 80-х годов прошлого века, работает, я так понимаю, в стиле басменного декора. И вы как раз вот здесь, в Андреевском монастыре, с чего сегодня мы начали разговор, делали басменный иконостас. Вот вы можете немножко рассказать, чем он действительно отличается сейчас вот от современных иконостасов, таких с большим количеством сусального золота, позолотой, там еще чего-то, какого-то декора такого яркого, о чем вы как раз сейчас начали говорить.

Максим Лавданский:

— Да, с Андреевского монастыря, и это был один наших первых проектов, вообще, как такой большой заказ, который нам удалось сделать. В ту пору здесь предстоятелем был отец Борис Даниленко. Он очень живо реагировал на запросы времени и пытался неформально подходить к оформлению, к интерьеру. Ну и вообще он был очень такой неординарный человек, так скажем. И, исполняя его поставленные задачи, мы украсили басменный иконостас. В чём нюанс, в чём я вижу необычность этого приёма? Вообще басма, это отсылает нас к традиции 16-17 веков, когда был расцвет басмы, мы можем посмотреть соборы Кремля, храм Ризоположения весь декорирован басмой. Басма даёт возможность человеку отделить иконопись от этого мира, который... как бы некая граница между миром горним и миром физическим. Некая такая материальность возникает с басмой.

Кира Лаврентьева:

— Ну если есть возможность описать вот так как-то это словами, то это более приглушенные цвета, более серебряного такого оттенка такого, более сдержанные краски. То есть всё очень аскетично и направлено на молитву. Да?

Максим Лавданский:

— И основной взгляд отсылается на икону. Чтобы увидеть изображение, отсылка к изображению и больше направленность на молитву. И этот приём, он был здесь использован, и мы постарались его реализовать. Он, конечно, получился своеобразно и необычно, так скажем.

Кира Лаврентьева:

— Нет, это очень здорово.

Максим Лавданский:

— Но в целом это очень здорово. И когда мы вот совсем недавно пришли, и встал вопрос подновить уже через 20 лет этот иконостас, то нам сказали: вот вы ничего не трогайте, добавьте здесь, здесь, здесь. И мы это сделали, и действительно работа, и весь интерьер заиграл как новый, ну новыми красками, так скажем.

Кира Лаврентьева:

— То есть она ещё и держится хорошо?

Максим Лавданский:

— Держится, да, и создаёт такое настроение внутреннее, такое наполнение этого храма.

Кира Лаврентьева:

— Вы знаете, Максим, вы такую важную затронули тему, ведь фактически ваше дело, оно во многом направлено к тому, чтобы человека современного внутрь себя загнать. Это ведь очень важно. Мы же все так или иначе расплёскиваемся, у нас очень много всего, бешеный ритм жизни. Всё очень красиво. Культура массового потребления тоже запросто. Телефоны, какая-то еда разнообразная, развлечения. Всё, что есть. Даже если у тебя есть немножечко денег, ты всё равно найдёшь какую-то для себя нишу, где можно поразвлечься, грубо говоря. И как-то, с одной стороны, это здорово, у детей миллион секций, всё как-то можно.

Максим Лавданский:

— А с другой стороны, все разобщённые. И все как бы в своём гаджете, я сегодня иду утром, смотрю, мальчик идёт лет 8 с гаджетом, уткнулся туда, что-то там листает, и это такая уже картина.

Кира Лаврентьева:

— Это ужасно.

Максим Лавданский:

— То есть их воспитывает уже не папа, мама, не школа, а гаджет, который его там ведёт куда-то, в свои дали виртуальные.

Кира Лаврентьева:

— И вот вы говорите об этом, да, о внутренней концентрации, в которой тоже располагает вот эта сдержанность красок в храме, и я понимаю, что это большой труд находиться, как говорил Владыка Антоний Сурожский, под своей кожей. То есть это всё-таки большой труд возвращаться к себе, даже во время литургии, у тебя там мысль туда, туда, тут ещё красота, тут ещё хор потрясающе поёт там какой-нибудь академический, да, и ты стоишь, и ты весь вот как бы действительно находишься больше в эмоциях, чем в Духе.

Максим Лавданский:

— Да.

Кира Лаврентьева:

— Это серьезный такой разговор.

Максим Лавданский:

— Да, но я здесь не буду уходить в эту сторону, потому что это такая очень... Молитвенность — это отдельная тема, которая может быть... Серьезный вопрос. Да, святые отцы нам ее лучше осветят. Но просто запрос от отцов, какой интерьер будет: строгий, с красивыми формами, сделан красивым цветом и наполнен цветом? Или будет всё озолочено, зарезано?

Кира Лаврентьева:

— Что тоже, как бы, да, может быть, имеет место.

Максим Лавданский:

— Может быть, да. Это трудно этому противиться. Но должна быть мера. Мера во всём. Должна быть... Должна быть красота. Вообще искусство создаёт красоту, и искусство — это некая такая возможность человека стать причастным творению божественному, быть Богу сотворцом, как бы так можно сказать. И здесь, конечно, много разных путей, которые так или иначе нас к этому ведут.

Кира Лаврентьева:

— Вы сказали, что вы видели мальчика в гаджете в восьми лет. А вы как в своей семье этот вопрос решаете? Не могу не спросить.

Максим Лавданский:

— Ну, мы вообще стараемся... Эта проблема просто тоже стоит.

Кира Лаврентьева:

— У всех стоит.

Максим Лавданский:

— И мы стараемся всячески выключить детей, по минимуму сократить их пребывание в гаджетах, наполнить их время досугом каким-то ещё. У меня сын ходит на резьбу, на чеканку. То есть всякие... Он, конечно, даже этому сопротивляется. И хочет в гаджет.

Кира Лаврентьева:

— Вытащить в реальный мир.

Максим Лавданский:

— В реальный мир, да. То есть какими-то такими простыми средствами. И это, конечно, большая проблема.

Кира Лаврентьева:

— Очень вас понимаю. Максим, а не было желания у кого-то из вашей семьи сказать: «Папа, мама, ну, в общем, я хочу сам решать, кем мне быть, почему я должен заниматься семейным делом? Я вот свободная личность, пойду и научусь другой профессии».

Максим Лавданский:

— Конечно, у нас такие есть, и мы им не препятствуем, а, наоборот, поддерживаем, потому что человек свободен, и он должен развиваться так, как это... наилучшим для него способом он это... как он это чувствует, видит, и как у него это лучше всего получается.

Кира Лаврентьева:

— То есть вы не препятствуете, вы не будете говорить, что давай...

Максим Лавданский:

— Нет, конечно.

Кира Лаврентьева:

— ...будем заниматься, там, мастерской.

Максим Лавданский:

— Нет, нет, нет. Насилия не должно быть.

Кира Лаврентьева:

— А как вам удается, может быть, там вот все-таки свой авторитет как родителя сохранять? Сохраняете ли вы его?

Максим Лавданский:

— Это трудный вопрос, сложный вопрос, и трудно его сохранять, потому что, ну, если касаться работы мастерской, то здесь он, во-первых, конечно, очень важен этот авторитет, потому что какое-то направление, надо задать политику, вот. И здесь приходится опираться на...

Кира Лаврентьева:

— Молитву?

Максим Лавданский:

— Ну да, на молитву, на любовь, на какие-то вот такие... Что-то упрощать, потому что это всегда... Всегда есть почва для конфликтов. Есть какие-то амбиции, есть запросы на что-то большее, чем мы можем себе позволить и так далее. С этим постоянно приходится сталкиваться.

Кира Лаврентьева:

— Вы знаете, Максим, я, когда сталкивалась вот с такими большими, серьёзными организациями, мастерскими, какими-то семейными, всегда прослеживается более-менее одна и та же схема, похожая. Одна похожа на другую. Какой-то основатель такой всей этой истории, вдохновитель, да.

Максим Лавданский:

— Точно, точно. Гуру харизматичный.

Кира Лаврентьева:

— Лидер, значит, скорее всего, его сыновья, которые это дело либо перенимают, либо привносят что-то своё, но там уже варианты возможны. Но это однозначно стопроцентное смирение нужно от всех, потому что иначе невозможно взаимодействовать вообще никак. То есть это, во-первых, всё равно это как видит гуру, как вы его назвали, лидер, как он это видит, всё равно это его исключительное видение, и ты либо его принимаешь, либо ты вообще этим не занимаешься. То есть тут нужно смирение такое определённое. Вам трудно это было?

Максим Лавданский:

— Да, это было очень трудно, и пришлось, конечно, себя поломать, будь здоров, чтобы до этого к этому прийти, потому что хотелось очень такой авторитарности, такой иерархии, чтобы как сказал, так и сделал. Но сейчас я стал понимать, что вот эта иерархическая схема сверху-вниз, она немножко начинает себя изживать, и более гибкие схемы управления, горизонтальные, когда люди начинают не сверху-вниз работать, а горизонтально, т.е. идёт такое подчинение вбок, так скажем. И это работает более жизненно.

Кира Лаврентьева:

— Продуктивно.

Максим Лавданский:

— Продуктивно, да. И вот мы так стали переключаться к такой форме, потому что каждый отвечает за свой какой-то кусок, и его пытается наилучшим образом сделать.

Кира Лаврентьева:

— А если вы, например, что-то по работе не поделили, не согласны с каким-то вопросом, а тут бац, Новый год, и всем надо собираться за одним столом. Это дальше что делать?

Максим Лавданский:

— Кстати, касательно Нового года. У нас в этом году случился корпоратив. Вот, это было, конечно, очень интересное явление. Он уже не первый раз, но вот в этом году было очень показательно. Ну, можно себе представить, собралась часть фамилии, ну, и работники, которые с нами работают, и начался какой-то живой диалог. То есть я встал, такое программное слово, ребята, мы вот тут работаем, церковным делом занимаемся, наша задача не просто обеспечить семью, и не просто заработать денег, а всё-таки это некое служение. И я увидел, что люди стали на это отвлекаться. И стали тоже говорить... Ну, я не говорю, что это идёт процесс какого-то воцерковления, нет. Это идёт вопрос такой команды, когда живое слово, живые люди, они реагируют нормально. Это как раз вызов нашей разрозненности, когда мы все вместе делаем одно дело, когда каждый делает его хорошо, без обмана, и это очень сильно. Всё закончилось пением, причём очень разным. Стали петь русские народные песни, там, «Ямщик, не гони лошадей», стали петь песни, там, какие-то барды, типа Кинчева. Просто это было потрясающе. Я сидел и понял, что вот такая мужская душа, когда поёт, это... Ну, что ещё можно... Чего ещё можно желать от коллектива, когда...

Кира Лаврентьева:

— Да, вдохновение такое.

Максим Лавданский:

— Да. И среди прочих один из ребят встал и говорит, что, ребят, вот я недавно к вам пришёл, и здесь у меня был полный раздрай, я уходил от жены, у меня не было работы, я был в полном таком унынии, вот, и всё, ну, не знаю, что делать. И вот я пришёл к вам и ощутил какой-то новый вдох жизненный, поворот. Я, говорит, вернулся к жене, наладил с ней отношения, стал зарабатывать деньги, нашёл общие слова со своим ребёнком. То есть вот эта живая струя живого дела, она его как вдохнула, дала расправить крылья. И я, конечно, очень этим словам был рад, что такое... что-то настоящее в этом есть, и не фальшивое. То есть не то, что человек для галочки пришел, отпечатал какую-то деталь и пошел дальше, а именно вот это живое дело, оно людей наполняет.

Кира Лаврентьева:

— Действительно. Давайте напомним нашим слушателям, что у нас в гостях Максим Лавданский, руководитель художественной мастерской «БАСМ АРТ», мастерская, которая занимается уже 30 с лишним лет басменным декором храмовым, храмовым обрамлением, благоукрашением храмовым. И обо всём об этом мы можем поговорить ещё во второй части нашей программы. Не переключайтесь.

Кира Лаврентьева:

— Ещё раз здравствуйте, дорогие наши слушатели. «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА вновь приветствует вас. Меня зовут Кира Лаврентьева, и у нас в гостях Максим Лавданский, руководитель художественной мастерской «БАСМ АРТ», мастерская, которая 30 лет, с 80-х годов, занимается басменным декором, басменными иконостасами, храмовым благоукрашением. Мастерскую в своё время основал Александр Лавданский, известный иконописец и папа Максима. И, в общем, об этих всех семейных историях такого прекрасного удивительного дела мы как раз говорим в нашей сегодняшней программе. И, Максим, знаете, мы так вскользь поговорили о вашей работе анестезиологом в больнице, но это всё-таки 20 лет жизни. И я вот о чём хотела спросить. Вот вы человек в многодетной православной творческой семье. Все ваши братья и сестры пошли в Строгановку, как мы уже говорили, вы пошли в мединститут по стопам мамы. Мама у вас врач, невролог, если я не ошибаюсь. И вы оказываетесь совершенно в другой среде, вообще в другой. Это не краски, не эскизы, не масло, ничего такого нет. Есть очень жёсткая реальность, есть реанимация, есть операции, есть жизнь и смерть, которая ходит всё время где-то рядом. И вы оказываетесь во всей этой, на самом деле, такой мясорубке, честно говоря, для психики творческого человека. Как вы это всё переживали? Как вы адаптировались к этому?

Максим Лавданский:

— Ну, на самом деле, я был молодой, и когда человек молод, полон иллюзий и полон надежд, ему легче адаптироваться и встроиться в эту среду. И, конечно, благодаря людям, которые меня окружали. В частности, когда я работал в реанимации, там было сестричество, Свято-Дмитриевское сестричество, и люди работали просто поразительные. Хочу упомянуть о Смирновой Маргарите Михайловне. Это была старшая сестра этого отделения. Она меня взяла на работу, и мы с ней были в таких близких, дружеских отношениях. И с ее помощью, конечно, я легче адаптировался в сложных условиях реанимации. Поскольку нагрузка, я тогда медбратом работал, на медбрата очень большая, как психологическая, так и физическая. То есть это постоянно больные, постоянное движение, постоянный уход, постоянные назначения, плюс какие-то критические ситуации, в которых ты участвуешь и выводишь человека из этих состояний. Ну и коллектив проще, все были православные, молодые, веселые, энергичные. Это, конечно, только молодость может такой фонтан жизни наполнять таким позитивом, и это, конечно, здорово.

Кира Лаврентьева:

— Да, это действительно здорово, особенно когда ты ещё молод, пластичен и можешь адаптироваться под разные трудные ситуации. А были какие-то вот истории, связанные с анестезиологией?

Максим Лавданский:

— Православные?

Кира Лаврентьева:

— Нет, можно просто чудесные или какие-то удивительные, которые запомнились вам.

Максим Лавданский:

— У меня была история уже немножко попозже, когда я уже сам работал врачом, на операцию подали экстренного больного, я поднимаюсь в операционную и вижу, лежит на операционном столе бомж, совершенно опустившийся, с кучей болезней, проблем, какие-то у него синяки, гнойные язвы, ну, в общем, настоящий такой классический бомж. Я подхожу к нему, начинаю с ним выяснять, что с ним случилось, и вдруг он улыбается мне и говорит: «Слушай, всё закончилось, всё», и на этом слове умирает, с улыбкой на лице. И для меня это был просто шок, потому что, ну, такое блаженство у него было на лице, такая радость, вот что он отмучился от этой жизни, и такой момент, который, ну, действительно пережить очень, с одной стороны, тяжело, а с другой стороны, ты понимаешь, что наша жизнь на этом не заканчивается. Да, и его дело, это как бы вопрос уже Божьего суда.

Кира Лаврентьева:

— Божьего промысла и суда.

Максим Лавданский:

— И суда. Так что тут вот, конечно, поразительный был момент. Вот, и, конечно, это всё...

Кира Лаврентьева:

— Ну, вам дал что-то, наверное, очень глубокий этот опыт, конечно, больничный, постоянного такого дела важного.

Максим Лавданский:

— Это живое дело, которое тебя тоже, как и работа в мастерской, она тебя захватывает полностью, и ты уже начинаешь жить и мыслить другими немножко категориями.

Кира Лаврентьева:

— Удивительно. Вы знаете, еще такой вопрос, Максим, хотела вам задать. Когда человек работает в церкви, понятное дело, что у него есть такой момент привыкания к святыне. Ну, если не момент, то риск. Риск привыкнуть к святыне, риск начать относиться к церковной иконописи, знаете, как к работе. Ты заходишь в храм, и у тебя первое чувство не благоговейное — помолиться, а ты сразу смотришь профессиональным взглядом, что здесь как сделано. Смотришь, штукатурку трогаешь, смотришь, как покрашены, как лики прописаны, смотришь, как киоты сделаны, какой аналой, как расписаны стены, и так далее, и так далее. И вот, с одной стороны, казалось бы, ну, что в этом такого? Ну это же наша работа, вот мы так и смотрим. А с другой стороны, это всё-таки Дом Божий, это самое главное, что у нас есть, у христиан. И как вот эту грань сохранять, благоговение?

Максим Лавданский:

— Да, это хороший вопрос, поскольку действительно много приходится смотреть на внешнюю сторону нашей деятельности, но я для себя внутренне отношусь к этому как действительно к Дому Божьему, и многое, и значимость этого невозможно вот так обесценить, поскольку в жизни нашей мастерской случаются чудеса, которые по-другому не назовёшь. Ситуация, там, нет денег, и вдруг они падают с неба.

Кира Лаврентьева:

— Так всегда и бывает.

Максим Лавданский:

— Напряжение, там, как бы, сдача какого-то заказа, все, как говорится, на пределе работают, круглосуточно, надо сдать вот к сроку заказ, и полное изнеможение, и сдача, и счастье. Вот как бы так.

Кира Лаврентьева:

— Точно.

Максим Лавданский:

— Да, и это такой вот момент, который...

Кира Лаврентьева:

— Каждый раз так ты входишь на эту гору.

Максим Лавданский:

— Каждый раз, да, это вот точно. Это удивительно.

Кира Лаврентьева:

— Но ведь вопрос финансирования же тоже немаловажен. Возможно ли вообще вести православный бизнес, как это ни странно звучит, возможно ли вообще его вести?

Максим Лавданский:

— Да, это очень трудно. Постоянно приходится, знаете, как барон Мюнхгаузен, маневрировать между крокодилом и... между заказчиком и рабочим, которому надо платить зарплату. И все время идти на грани, чтобы не схалтурить. Это очень большая проблема. И приходится с этим бороться в ущерб себе порой, потому что никому ничего не объяснишь. Все хотят, чтобы было хорошо, и все хотят, чтобы это достойно оплачено.

Кира Лаврентьева:

— Да, рабочие хотят, чтобы было достойно оплачено, а заказчик хочет, чтобы было не очень дорого.

Максим Лавданский:

— Да, вот, поэтому, ну, слава Богу, как-то есть возможность все-таки и зарабатывать, и какие-то проекты совершать достойно, так скажем, но это, конечно, очень трудно. В нашей ситуации много очень храмов, которые не могут себе позволить наши услуги. И приходится искать здесь какие-то варианты, предлагать им решения, которые они могут себе позволить. Есть заказчики, с которыми мы работаем уже 30 лет. Например, Стефано-Махрищский женский монастырь. Как он открылся, мы с этого момента уже 30 лет, вот в этом году было открытие монастыря, мы всячески так шли параллельно с ними, и я им очень благодарен за то, что они есть, что они терпят наши какие-то огрехи, потому что работы без огрех не бывает. Как-то это тоже любовью покрывают, и готовы на какие-то...

Кира Лаврентьева:

— Уступки.

Максим Лавданский:

— Уступки, да.

Кира Лаврентьева:

— Терпеть, ждать.

Максим Лавданский:

— Терпеть, ждать, готовы, да. Это вот, конечно, я им очень благодарен. И вот матушка Елизавета игуменья, она, конечно, нас любит, и мы её тоже.

Кира Лаврентьева:

— А материалы для производства, они внутри страны добываются, или вам приходится их откуда-то ждать?

Максим Лавданский:

— С материалами очень есть смешная у меня история. Мы в прошлом году делали раку для одного очень такого известного святого, и по техническому заданию надо было найти, её изготовить из кипариса. Как известно, в нашей стране кипарис не растёт. И мы стали думать, как, чего, где это взять. Вот набрали интернет, и вдруг в глубинке человек предлагает: вот у нас есть кипарис, приезжайте. И мы поехали. Это ни много ни мало, это Кировская область. Кипарис там не растёт точно.

Кира Лаврентьева:

— Ну, конечно.

Максим Лавданский:

— Значит, ну мы с такой опаской, сели на поезд, едем, приезжаем, как темень, глушь, какие-то там гаражи.

Кира Лаврентьева:

— Это очень страшно.

Максим Лавданский:

— Трущобы, страшно. Заходим и просто впадаем в изумление, потому что вот склад полностью... уложен кипарисом.

Кира Лаврентьева:

— Да вы что?

Максим Лавданский:

— Открыли двери, и идёт дух прямо от юга Израиля.

Кира Лаврентьева:

— Израиль, точно.

Максим Лавданский:

— Оказалось, там был человек, который занимался кипарисом, и очень любил этот материал, и вёз его специально с юга России, из Абхазии. Вот, и много чего из него делал, и большие были запасы у него. Ну, к сожалению, он скончался, осталось это всё никому не нужно, но первоклассный высококачественный материал. И мы подогнали сразу фуру, купили весь этот материал, привезли его, и он с некоторым запасом у нас лежит на складе.

Кира Лаврентьева:

— На случай еще какого-нибудь заказа подобного.

Максим Лавданский:

— Я считаю, что это чудо. Я считаю, что это чудо, потому что... Там, где не ждешь. Не ждешь в таком месте, и, конечно, чудо то, что мы туда поехали, потому что мы могли сказать: «Ну, ладно, что там, какой кипарис?» Ну, это действительно было так удивительно.

Кира Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, дорогие друзья, давайте напомним, что у нас в гостях Максим Лавданский, руководитель художественной мастерской «БАСМ АРТ». Меня зовут Кира Лаврентьева. Максим, ну смотрите, раньше, как писали иконы в монастырях? Сорок дней пост, какое-то очень строгое житие, потом уже написание иконы. Сейчас понятно, что мы от иконописцев современных такого требовать не можем. Но есть ли какие-то правила внутри вашей компании, чтобы художник и люди, которые делают вот такое вот дело, алтарь там, я не знаю, вот эти вот алтарные двери, алтарную перегородку, всё вот всё, что касается храма, всё-таки сохраняли какое-то благоговение?

Максим Лавданский:

— Да, конечно, такие правила есть, ну одно из таких ключевых правил в мастерской, в работе, мы боремся, чтобы не было матерщины, чтобы сотрудники не матерились, потому что это действительно очень, это несовместимо с трудом на церковь, служением Богу. Хотя, конечно, это трудно, потому что люди идут из мира и несут свои эмоции.

Кира Лаврентьева:

— И привычки.

Максим Лавданский:

— Да, иногда они могут по-другому их выразить, как крепким словцом. Другой случай у нас был лет 8 назад, мы работали с отцом Михаилом Васильевым, такой был известный батюшка, и мы заносили иконы к нему в алтарь, и заносил иконы один из наших сотрудников, который был мусульманин. Он, значит, это дело увидел и сказал: «Как? Он же мусульманин, почему он входит в мой алтарь?» Я говорю, батюшка: «Ну сейчас сделаем, проведём работу». «Так, — говорит, — либо мы сейчас на него наложим штраф, там, 50 тысяч, либо пускай он идёт крестится».

Кира Лаврентьева:

— Вот это да, вот это выбор.

Максим Лавданский:

— Вот это выбор. И, значит, он вышел после этого и говорит: Максим, я, говорит, не могу креститься, потому что меня, говорит, мои родственники порешат. Вот, но, говорит, в алтарь больше заходить не буду. Я говорю: ну хорошо, говорит, ты уж смотри, сам подойди к батюшке, всё ему поведай. Вот, но он так и не крестился.

Кира Лаврентьева:

— У меня была история, мне её рассказывал священник из Иерусалима, когда происходит схождение Благодатного огня в Великую Субботу, накануне Пасхи православной. Всем известно, что на Гроб Господень сходит Благодатный огонь. И, значит, и отправили туда, в Храм Гроба Господня, несколько операторов, чтобы сверху Кувуклию снимать. Там есть оконцы, оконцы такие, углубления, куда может зайти оператор. И над Кувуклией эти четыре или пять, четыре, по-моему, симметрично они и находятся, эти углубления. Ну, а он был изрядно, этот человек-оператор, он был изрядно, в общем, с похмелья, с большого очень. И он еле-еле туда забрался, под купол храма Гроба Господня, Воскресенья Христова храм. И, значит, пока установил камеру, всё, ну, он вообще был, говорит, в неадекватном состоянии, но и так к этому относился как-то, знаете, ну, работа и работа, вот так. Работа и работа. Огонь сходит там, храм Гроба Господня, ну, и он же пришёл поснимать, он же пришёл репортаж сделать. И, говорит: когда сходил огонь, его очень сильно ударило током, очень сильно. Ну, или током, или вот что-то такое, вот вспышка какая-то случилась с ним. Он в момент протрезвел, всё его вот это вот отношение такое расслабленное тут же закончилось, и он как-то очень благоговейно стал к этому относиться, потому что всё-таки, да, действительно, с храмом шутки плохи.

Максим Лавданский:

— Да, дело Божие так нельзя делать с небрежением, так скажем.

Кира Лаврентьева:

— Я с удивлением перечитываю Ветхий Завет, и каждый раз удивляюсь, как Господь давал очень чёткие указания по строительству ветхозаветной скинии.

Максим Лавданский:

— Как сделать храм. Вот сейчас из передача-то идёт по Библии всем, вот как они делали скинию, не слышали? Я просто слушал прям каждое слово и замирал. Я думаю: вот бы нашим заказчикам также хорошо ставить задачи, как Господь ставил евреям.

Кира Лаврентьева:

— Точно.

Максим Лавданский:

— Там прямо чётко всё прописано. Возьми, сделай два кольца, ставь туда. Туда так, потом вот так.

Кира Лаврентьева:

— Это удивительно.

Максим Лавданский:

— Да, я тоже на это обратил внимание.

Кира Лаврентьева:

— Я обратила внимание. И меня это шокировало. Я думаю, это же надо, но это же как бы наше просто прикладное такое действие, а тут сам Бог в него вмешивается. Получается, это крайне важно.

Максим Лавданский:

— Такой вообще там Веселеил такой, он рассказывает, как он был самым лучшим мастером, и как он это всё исполнял все, то, что Господь ему говорил. Это, конечно, меня тоже очень вдохновило, думаю, вот...

Кира Лаврентьева:

— Это вдохновляет. Это вдохновляет. Максим, а вы, когда устаёте, вы как восстанавливаетесь?

Максим Лавданский:

— Ну, во-первых, я езжу, люблю ездить в деревню. У нас есть деревня на Волге, мы туда приезжаем, и там такое место, где плохо работает телефон.

Кира Лаврентьева:

— Это такое счастье.

Максим Лавданский:

— Вот, это счастье. И природа, можно походить, погулять.

Кира Лаврентьева:

— А дети без телефонов в деревне?

Максим Лавданский:

— Дети без телефонов. У них там есть друзья, слава Богу. И они начинают там с ними контактить, играть в футбол. Это очень большое дело, какие-то у них там игры.

Кира Лаврентьева:

— То есть это, конечно, большое дело. И у них настоящее детство сразу появляется.

Максим Лавданский:

— Да, да. Они бегают купаться на речку, там что-то такое придумывают. Это очень классно.

Кира Лаврентьева:

— Это, конечно, здорово.

Максим Лавданский:

— У нас был период, когда случилась пандемия, и мы туда все свалили всей кучей. И это был, конечно, тоже очень такой необычный опыт. Мы жили там больше полугода, получается так, вместе с детьми. Они учились там по скайпу в школе, делали задания, кто-то сдавал ЕГЭ, кто-то еще что-то, кто-то в первом классе учился. В общем, как-то было это очень так удаленно и напряженно. Но в то же время мы заметили, как вот жизнь, которую ты в городе за суетой не замечаешь, как меняются времена года, как начинают там цвести первые цветы, как птицы прилетают. Вот эта смена, это, конечно, потрясающе. Как речка вскрылась, и льдины плывут, какой-то ледоход. Это было, конечно, что-то сказочное. И, конечно, такое оставило глубокое впечатление и так наполнило смыслами жизни.

Кира Лаврентьева:

— Все помнят, наверное, эту весну 2020 года.

Максим Лавданский:

— Да. И Пасха у нас там была. Пасха. Вот.

Кира Лаврентьева:

— А как вы, кстати, её там праздновали?

Максим Лавданский:

— Ну, у нас там храм прям в деревне, мы все...

Кира Лаврентьева:

— Он был открыт?

Максим Лавданский:

— Был открыт, все собрались. Было, конечно, чудесно. Да.

Кира Лаврентьева:

— Это было чудесно. Она была 19 апреля. Это было прекрасно. Ещё было холодно, но было такое счастье.

Максим Лавданский:

— Было счастье, да.

Кира Лаврентьева:

— Удивительно. А у вас есть сейчас духовник?

Максим Лавданский:

— Да, духовник...

Кира Лаврентьева:

— Мы про него не будем, но я, знаете, к чему это всё спрашиваю. Есть такое, что ребёнок советуется с вами, вы не знаете, как поступить, и вы, например, говорите: вот иди посоветуйся вот с тем батюшкой.

Максим Лавданский:

— Да, у нас в школе есть такое, у нас православная гимназия, и там, слава Богу, есть отцы, которые этим занимаются, они могут у них спросить какие-то вопросы и спрашивают, слава Богу.

Кира Лаврентьева:

— И есть интерес. А у подростков?

Максим Лавданский:

— С подростками сложнее, но тоже. У меня дочки все в таком подростковом возрасте, они, конечно, уже начинают, конечно, в жизнь входить. Но, слава Богу, она как-то все-таки в церковном таком направлении развивается, и это, конечно, меня радует.

Кира Лаврентьева:

— А вот эта церковность, благочестие, оно как-то передаётся в вашей семье? Совместная молитва, что-то совместное такое?

Максим Лавданский:

— Ну, вместе в храм ходим, да, естественно, конечно. Нельзя сказать, что передается. Мы стараемся жить вместе, и по-другому нельзя. Родители идут, и дети идут. То есть выбора у них нет по крупному счету.

Кира Лаврентьева:

— Ну а есть такое, что кто-нибудь скажет: «Я сегодня не пойду».

Максим Лавданский:

— Да, мы говорим: конечно.

Кира Лаврентьева:

— То есть вы не говорите: «Ах, ты! Негодник!

Максим Лавданский:

— Не говорим.

Кира Лаврентьева:

— Да, спасибо вам огромное, Максим, такой какой-то тёплый у нас с вами разговор получился.

Максим Лавданский:

— Да, я немножко волновался вообще, как всё это получится, но, на самом деле, здорово.

Кира Лаврентьева:

— Спасибо, спасибо.

Максим Лавданский:

— Дай Бог, чтобы была какая-то польза от этого разговора.

Кира Лаврентьева:

— Я думаю, что обязательно будет. Давайте напомним нашим слушателям, что у нас в гостях был Максим Лавданский, руководитель художественной мастерской «БАСМ АРТ», мастерская, которая уже существует более тридцати лет, работает в стиле басмы, басменных иконостасов, украшения басмой и так далее. И всё это, кстати говоря, можно посмотреть у них на сайте. И в Андреевском монастыре делали они иконостасы. Это замечательная мастерская, делали там басменный иконостас. Я его вспомнила, так как мы как раз находимся сейчас в Андреевском монастыре, студия наша находится здесь, и мы, все ведущие, знаем хорошо, что в храмах, как и где иконостасы находятся. Поэтому я вспомнила, о каком иконостасе речь, поэтому очень интересно будет еще раз посмотреть и рекомендую также нашим слушателям, кто в Москве, посетить Андреевский монастырь.

Максим Лавданский:

— Хотел бы сказать, что у меня жена, она поёт в хоре. И это хор ПСТГУ под управлением Зайцева. И она говорит: «Вот ты будешь, скажи обязательно про этот хор, чтобы люди тоже слушали». И они вот сейчас, кстати, ездили в Казань, выступали. И заняли там от ПСТГУ одно из первых мест.

Кира Лаврентьева:

— Дорогие друзья, обратите внимание, хор Свято-Тихоновского православного университета.

Максим Лавданский:

— Дружественный мастерской «БАСМ АРТ».

Кира Лаврентьева:

— Да, дружественный «БАСМ АРТ», под руководством иерея Алексея Зайцева. Всё, дорогие друзья, да, напутствие получили, будем слушать хор, наслаждаться церковным благоукрашением и слушать нашу программу на Радио ВЕРА.

Максим Лавданский:

— И пением.

Кира Лаврентьева:

— И пением. Всего хорошего, всего доброго, до свидания.

---

Все выпуски программы: Вечер Воскресенья

• «Христианин в современном мире». Серей Рудов
• «Христианин в современном мире». Наталья Смирнова
• «Христианин в современном мире». Наталья Богданова