«Храмовая архитектура Северо-Восточной Руси. Юрьев-Польский, Боголюбово». Юлия Ратомская

У нас в студии была главный научный сотрудник музея архитектуры имени Щусева Юлия Ратомская.

Разговор шел о святынях Северо-Восточной Руси, об особенностях архитектуры домонгольской эпохи, кто и как строил тогда храмы, в частности, в районе Юрьев-Польского и Боголюбово.

Этой программой мы продолжаем цикл из пяти бесед о храмах Северо-Восточной Руси.

Первая беседа с Анатолием Оксенюком и Олегом Рыжковым была посвящена истории Георгиевского собора в Юрьев-Польском;

Первая беседа с Анатолием Оксенюком и Олегом Рыжковым была посвящена истории изучения и восстановления Георгиевского собора в Юрьев-Польском.

Ведущий: Алексей Пичугин

---

А. Пичугин

— Друзья, здравствуйте. Это программа «Светлый вечер» на Светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин, я рад вас приветствовать. Мы продолжаем говорить... На этой неделе, напомню, мы генерально говорим про город Юрьев-Польской, Юрьев-Польский замечательный. Повод у нас есть — это выставка, которая до 26 октября будет проходить в Музее архитектуры имени Щусева, она называется «Белый храм. История Георгиевского собора». Прекрасная выставка, я всем нашим слушателям советую туда прийти, в Музей архитектуры в центре Москвы, если вы живете в Москве, если вы собираетесь в Москву, если вы знаете, что будете до середины октября в Москве, до конца октября. Не пожалейте времени, выделите часа полтора-два на то, чтобы посмотреть на эту прекрасную выставку и познакомиться с историей удивительного, такого очень загадочного в череде домонгольских памятников и, в первую очередь, памятников Северо-Восточной Руси, Георгиевского собора в городе Юрьев-Польский. Мы два дня уже подробно говорили об истории собора, об истории его изучения, а сегодня, я думаю, самое время поговорить в целом про домонгольскую архитектуру. И сегодня у нас в гостях Юлия Ратомская, главный научный сотрудник Музея архитектуры имени Щусева. Юлия Владимировна, здравствуйте.

Ю. Ратомская

— Добрый день.

А. Пичугин

— Мы с вами говорили про Новгород, говорили про Калязин, про фрески Калязинского монастыря, которые в экспозиции Музея архитектуры находятся, про выставку, посвященную новгородским храмам, и вот Северо-Восток — Северо-Восток Руси. С одной стороны, кажется, что все это очень логично умещается в разговор о домонгольской архитектуре Древней Руси, но Северо-Восток — он все равно политически отличен. Соответственно, и культурными какими-то традициями и аспектами он тоже выделяется. И домонгольская архитектура — конечно, она во многом близка, особенно галицкой, отличается от новгородской и псковской, но здесь есть о чем поговорить, она разная. Это архитектура и традиции каменного строительства, укладывающиеся примерно в полтора столетия. Вот так — полтора столетия, три крупных княжеских правления... Я даже не знаю, с чего здесь стоит начать. Вот с чего, как вы думаете, надо начинать разговор о домонгольской архитектуре Северо-Востока? Наверное, с географии?

Ю. Ратомская

— Я думаю, что и с географии, и с истории. Потому что, действительно, это земли, которые долгое время не находились в центре политических событий, которые, казалось бы, жили какой-то своей тихой жизнью, однако то, как складывалась история Древней Руси с выделением отдельных владений, отдельных княжеств после того, как единое государство, которое мы сейчас называем Киевская Русь, к сожалению, разрушилось, вот, собственно, с этого времени эти земли начинают приобретать какое-то самосознание, какое-то собственное восприятие, которое на самом деле продолжает те традиции культурные, которые существовали до того, как сложилось единое государство. Потому чтто мы знаем, что Киевская Русь сложилась из огромного количества союзов племен, которые имели свои какие-то особенности и вероисповедания, и какие-то культурные акценты имели, но именно христианство всех сплотило, и после того, как стали выделяться уделы в XII веке (особенно это хорошо видно на примере архитектуры), стали выделяться какие-то отдельные взгляды на религиозное искусство и прежде всего, конечно, на искусство архитектуры. И если мы подумаем вообще о том, какое разнообразие архитектурное было в XII веке, мы поймем, что, конечно, это было связано не только с культурными предпочтениями, но и с политическими событиями. И если начало каменного зодчества в Ростово-Суздальской земле было связано с Владимиром Мономахом, который в свой исторический свой удел, уже будучи киевским князем, отправил киевских строителей — построить первые каменные сооружения, которые строились в Ростове, Суздале, храмы, которые создавались в традициях киевской архитектуры из плинфы...

А. Пичугин

— Но судить об этом мы можем очень теоретически.

Ю. Ратомская

— Условно, да, но, тем не менее, мы понимаем, что есть не только исторические свидетельства, но и все-таки некоторые какие-то моменты археологические, которые дают нам уверенность в том, что все-таки это все было и это не простые какие-то слова. А вот что касается зарождения собственного взгляда на архитектурную традицию, это уже мы перескакиваем через несколько десятилетий, это уже середина XII века...

А. Пичугин

— 50-е годы, да.

Ю. Ратомская

— Это уже правление Юрия Долгорукого, которого, опять же, большинство людей вспоминают как князя, при котором впервые была упомянута Москва. На самом деле...

А. Пичугин

— Юрьев-Польский!

Ю. Ратомская

— Юрьев-Польский, да!

А. Пичугин

— Привязываем к Юрьев-Польскому, да!

Ю. Ратомская

— На самом деле, я как раз хотела сказать, что это такая очень мощная фигура, это очень такая яркая личность, которая проявила себя как в собственном княжестве, так и пыталась показать себя на территории всей Русской земли, потому что он совершил набег на Киев, он пытался утвердиться киевским князем, и вот эти амбиции его — они как раз в его вот этой активной военной деятельности выразились. Но на самом деле на его территории — там тоже было все непросто, и вернувшись к себе, он стал отстраивать города как крепости, строить защитные сооружения — дерево-земляные укрепления.

А. Пичугин

— А почему, кстати (вот простите, что я вас перебиваю, но это очень интересный вопрос), именно Юрий Долгорукий? Вот это же какая-то мысль, видимо, да, была у него стратегическая, поскольку традиции приписывают Юрию Долгорукому основание такого количества городов, что примерно половину из них он просто физически никак не мог основать, поскольку к этим землям не имел отношения. Вот какой-нибудь, я не знаю, небольшой город — например, Касимов — некоторая традиция тоже приписывает Юрию Долгорукому, хотя ну никак он там не мог побывать, ну просто вот никак, там — отношения между землями были таковы.

Ю. Ратомская

— Ну, я думаю, что какие-то выходцы из Ростово-Суздальских земель гордились тем, что они принадлежали к традиции, которая была связана с этим князем. И поэтому придумывали свои истории, которые ведут... Вот как другие правители к Августу возводили какие-то свои происхождения... Ну, а что касается Ростово-Суздальских земель, то здесь следует говорить, что вот эти вот способные обороняться города — они, ко всему прочему, согласно летописи, благодаря ему получали первые каменные храмы. И это была такая, видимо, его программа — это не просто какие-то единичные желания построить здесь или там вдруг храм, что было связано с каким-то там событием из духовной жизни этого времени. Это была такая его программа строительства городов с каменными храмами. И я напомню, что не только в Переславле-Залесском, не только в Кидекше, но и в Юрьеве-Польском появляется...

А. Пичугин

— ...первый храм Юрия Долгорукого.

Ю. Ратомская

— ...белокаменный храм, да, который не дожил до времен, когда его могли бы изучать, но, тем не менее, мы о нем знаем...

А. Пичугин

— Да, он просуществовал совсем недолго, видимо.

Ю. Ратомская

— Да, да. И тем не менее, это говорит о том, что город — он был выделен князем, он имел какое-то особенное значение, потому что он попадает в череду вот главных таких городов, которые ему интересны.

А. Пичугин

— А что такое каменный храм в то время? Ведь, во-первых, христианство только-только приходит, и археологические данные свидетельствуют, что еще Мономахово время во многом — это было городское христианство, а по окрестностям люди только-только начинали становиться христианами. То есть, это вот первое-второе поколение примерно людей, принявших христианство. Соответственно, наверное, в городах уже строятся и деревянные храмы. Возможно, помимо каменных что-то еще появляется: ну вот как Кидекша — мы знаем, что она, фактически, в чистом поле, не в резиденции, конечно, была, а в чистом поле построена почему-то. Ну, до Кидекши мы сейчас дойдем, да? Но в то же время где-то вокруг строились деревянные храмы, строились монастыри. Но вот каменный храм — он как что? Вот что, почему каменный?

Ю. Ратомская

— Ну, во-первых, все-таки в XII веке христианская традиция ну как бы в верхних слоях общества (как в советское время было принято говорить, «дружинная культура» и так далее), вот в верхних слоях общество, конечно же, была очень сильна. Она укрепилась — укрепилась не только благодаря тому, что она насаждалась князем, но и благодаря тому, что сподвижники, духовные сподвижники основывали монастыри. И вот как раз вторая половина XI века — это основание большого количества монастырей. И распространение вот этой монашеской, очень важной тоже, духовной традиции в разные веси и разные части Руси, и XII век, когда каждый князь становится главой своей земли и отстраивает свою столицу, — конечно, он хочет, каждый, в своей столице сделать, ну, если не Константинополь, то Киев и построить каменный храм (ну, если не Софийский собор, то в качестве одного из главных образцов, конечно же, выбирали собор Киево-Печерского монастыря). То есть, это были такие очень важные духовные цели в строительстве каменных соборов, что отразилось, кстати, и во Владимиро-Суздальской архитектуре впоследствии. Но первые каменные храмы — белокаменные, — которые при Юрии Долгоруком, это все-таки городские княжеские соборы, и князь таким образом утверждает свою власть и свое значение на этой территории, и на свои деньги он строит, делая вклады. Таким образом он чувствует поддержку Господа в его деятельности. И эти храмы — они оказываются очень отличными от всего того, что создается в этот период в других княжествах на территории бывшего Древнерусского государства единого. Мы знаем, что в таких местах, как Киев, Чернигов, в таких местах, как, конечно, Новгород, там продолжаются традиции, которые были заложены раньше или набирают обороты вот те темы, которые были внесены киевскими строителями, которые приезжали туда по приглашению, как, например, в Новгород в начале XII века. Либо складываются собственные школы под воздействием греков, которые не работали в Киеве, но которые привозят какие-то новшества, которым предлагают внести еще вот в те образы храмов, которые они предлагают построить, какие-то отдельные акценты на уровне деталей из архитектуры соседних европейских стран. А вот что касается середины века, к этому времени уже размеры храмов сокращаются, потому что огромные соборы уже построены. И уже тема Крещения, которая была очень актуальна, и тема тех, кто ждет принятия Крещения, она уже стала, видимо, не столь актуальной, и поэтому нартексы, в которых помещались и крещальни, и, как считают исследователи архитектуры, те, кто не мог присутствовать на литургии...

А. Пичугин

— Ну, сами оглашенные, готовящиеся.

Ю. Ратомская

— ...оглашенные, да, вот они уже стали не так важны, и поэтому храмы строятся уже компактными, четырехстолпными, одноглавыми, без нартексов, и, собственно, вот эта идея — она востребована и в ростово-суздальской архитектуре при Юрии Долгоруком. Однако, именно в силу того, что он ходил завоевывать Киев, что он там со всеми уже, ну, как мягко сказать... прервал отношения, уже он не мог обратиться к киевским строителям, он не мог их пригласить, потому что он к ним пришел как завоеватель, — он вынужден был искать в других местах. И, по всей видимости, он не удосужился отправить послов в Грецию, как делали другие князья, если у них не было возможности пригласить из Киева, а он просто поговорил со своим военным союзником — галицким князем — о том, не может ли он кого-то посоветовать. А галицкий князь имел соседей — Малопольшу (так называется территория, которая примыкала к Галицким землям), где были свободные бригады каменщиков, которые могли искать себе работу то здесь, то там. Именно такие бригады прибывают в Галич, они умеют строить из белого камня, из известняка, они не владеют кирпичной кладкой, и они, конечно же, являются приверженцами такой традиции романской архитектуры.

А. Пичугин

— То есть, они из Галича уже идут в Переславль, скорее всего, в Кидекшу?..

Еще есть какие-то не сохранившиеся до нас, видимо, постройки...

Ю. Ратомская

— Да.

А. Пичугин

— ...которые до нас, до нашего времени не дошли. Ну, вот из того, что мы можем судить, это Кидекша и Переславль — Спасо-Преображенский собор и храм Бориса и Глеба. Причем, Спасо-Преображенский считается ведь копией одного из галичских храмов, насколько я знаю?

Ю. Ратомская

— Ну, это не вполне так. Здесь следует сказать, что, конечно, абсолютно одинаковых храмов не было, и даже если один копировал другой и один назывался для другого храма образцом, он все равно буквально не переносился. Но здесь мы можем говорить о близости типологической — это тоже были одноглавые четырехстолпные храмы с тремя высокими апсидами — либо равновеликими, либо с небольшим повышением центральной апсиды — и с некоторыми элементами схожести, конструктивными такими, как, например, хоры в западной части. Но это касалось и других четырехстолпных храмов, которые строились в разных землях в этот период. Ну, и с элементами декора романского, который переходит вместе со строителями, потому что они умеют резать по известняку и умеют делать вот такой многослойный декор. Более того, что касается собора в Переславле-Залесском, который почему-то иногда считается более скромным (видимо, потому, что в уровне расположения хор в середине высоты фасадов там нет аркатурного пояса в сочетании с поребриком)... А на самом деле это совершенно замечательный храм, который, к сожалению, сохранил свой верх, свои своды, свой барабан и купол, который осеняет эту постройку, а также он сохранил во многом деталировку оформления верхней части апсид, верхней части алтаря, где мы встречаем совершенно уникальный резной фриз.

А. Пичугин

— Я напомню, друзья, что в гостях у Светлого радио сегодня Юлия Ратомская, главный научный сотрудник Музея архитектуры имени Щусева, и мы говорим о домонгольской архитектуре Северо-Восточной Руси. Вот эта небольшая перебивка прервала нас. Вы рассказывали про детали и особенности Спасо-Преображенского собора в Переславле. Он, конечно, действительно, наверное, на фоне других домонгольских храмов сохранившихся выглядит скромно, но при этом он выглядит, так как стоит в центре города, все же собором.

Ю. Ратомская

— Он выглядит собором, он сохранил, ну, не только свой подлинный облик (хотя к нему примыкали притворы, которые утрачены, к сожалению. В частности, вот на Южном фасаде, который мы видим, когда подходим к храму, там сохранились примыкавшие к этому фасаду следы от сводов, покрывавших притвор. Но этот собор — он сохранил, совершенно удивительным образом, свое внутреннее пространство, и замечательные детали, как я уже говорила, и в верхней части барабана, и в верхней части апсид. И что касается фрагментов, которые мы разглядываем на фотографиях, украшения верхней части барабана, там такой удивительный фриз, который называется «городчатый орнамент» или «городок», состоящий из таких, как бы обращенных вниз, ступенчато-пирамидальных элементов. И вот им и еще некоторым деталям найдены буквальные повторения в памятниках этого времени на территории Малопольши, что подчеркивает близость этих архитектурных традиций, не только проявляющихся в технике кладки, но и в вот в таких особенных деталях, которые в других архитектурных школах на территории Руси не встречается.

А что касается фриза, который я упоминала, фриза, который также рисунком своим очень близок некоторым элементам украшения храмов Малопольши, он на самом деле значительно более сложный и изысканный, и поэтому версия о том, что просто оттуда пришли мастера и нам все здесь сделали, она сейчас выглядит, ну, такой более упрощенной. Потому что кажется, что все-таки памятники, которые созданы при Юрии Долгоруком, они очень высокого уровня, и, возможно, какая-то бригада разделилась и пошла в одну сторону и в другую сторону, и к нам пришли лучшие.

А. Пичугин

— Ну, помимо каменщиков должны были быть еще...

Ю. Ратомская

— Там был еще глава мастерской, там был мастер!

А. Пичугин

— Конечно! По факту, его назвали бы зодчим, архитектором.

Ю. Ратомская

— Зодчим, архитектором, да. Но там, видимо, еще и были разного уровня резчики. И вот здесь оказался резчик очень хорошего уровня. И он владел не только мастерством, но еще он пользовался успешно разными инструментами. И вот эта сложность фриза и его особенности некоторые — они позволяют говорить о том, что, скорее всего, здесь есть связь с гораздо более дальними образцами, и вполне вероятно, что в эту бригаду входил человек, который, например, побывал в Италии и видел то, как работают с рельефами там...

А. Пичугин

— Или сам работал.

Ю. Ратомская

— ...или сам там работал. В частности, он так успешно использует буравчик, такой специальный инструмент, который дырочки вынимает из камня, и так успешно накладывает вот этот сложный орнаментальный мотив на сложно профилированную поверхность фриза, что это мы можем сравнить только с итальянскими постройками, в Малопольше мы такого не видим. Там на плоском камне делают такие фризы. Так что здесь еще много вопросов, и надо сказать, что эти памятники, казалось бы, более скромные, чем памятники, которые создавались вскоре, при Андрее Боголюбском, они несут в себе очень много интересного и задают нам новые вопросы. И, в частности, это связано с археологическими исследованиями. Так, ну, уже какое-то время назад, в прошлом десятилетии уже были раскопки очень интересные проведены в Кидекше, которая, казалось бы, уже исследовалась многократно.

А. Пичугин

— А Кидекша — ее же всегда считают не просто равновременным, но еще и, фактически, близнецом Спасо-Преображенского собора.

Ю. Ратомская

— Да.

А. Пичугин

— Другое дело, что впоследствии разрушений мы не можем ее реконструировать досконально, но, я так понимаю, что все, что вы сейчас говорили про Спасо-Преображенский собор Переславля, оно же адекватно и для Кидекши?

Ю. Ратомская

— Адекватно, за исключением декора. Потому что в Спасо-Преображенском соборе есть вот этот замечательный фриз, о котором я говорила, а в Кидекше он, возможно, был, но его не сохранилось, и, более того, и археологически никак не подтверждается такой декор. Но в Кидекше как раз фасады были дополнительно украшены аркатурным фризом в сочетании с поребриком...

А. Пичугин

— И еще там мордочка такая симпатичная виднеется... Как считается... Седов говорил, что это, возможно, кто-то из строителей такой, вроде бы, автопортрет сделал.

Ю. Ратомская

— Ну, это очень такое смелое высказывание, как мне кажется, но как раз Седов — он сделал совершенно потрясающее открытие. Когда они проводили раскопки, они в средокрестии обнаружили уникальный объект — омфалий.

А. Пичугин

— Омфалий.

Ю. Ратомская

— Омфалий. И традиция-то эта понятна, известна, но в древнерусской архитектуре сохранилось крайне мало свидетельств того, что они существовали. И я могу вспомнить вот так вот сразу, ну, возможно, присутствие его в Десятинной церкви, под большим вопросом, в связи с найденными...

А. Пичугин

— В Киеве. Надо пояснить, что в Киеве Десятинная церковь.

Ю. Ратомская

— В Киеве, да. В связи с найденным орнаментированным фрагментом пола, который, может быть, украшал этот омфалий, и в Чернигове, в Борисоглебском соборе, а больше-то — и все...

А. Пичугин

— Причем, кидекшанский омфалий — не знаю, можно ли так судить, но судя по тому, как он отполирован...

Ю. Ратомская

— И он, во-первых, выполнен из единого куска камня...

А. Пичугин

— Да. Но то, как он отполирован — можно предположить, что им пользовались достаточно часто.

Ю. Ратомская

— Да, да.

А. Пичугин

— Это епископское место. Епископ стоял на этом месте в определенные моменты службы. Но интересно, что... Я вот в Кидекше беседовал с одним из специалистов, он предположил, вернее, он сказал, что есть теория (я ее где-то тоже встречал, кажется), что это были такие переносы. То есть, когда не было епископа, понятно, что какие-то литургические действия, которые только епископ может совершать, священник простой не совершал, но вот, например, служить, в том числе, стоя на омфалии, в какие-то моменты он тоже мог, что как бы косвенно подтверждается тем, что епископ в Кидекше был не так часто, но вот омфалием пользовались.

Ю. Ратомская

— Ну, видимо, он там все-таки бывал, если его сделали так монументально...

А. Пичугин

— Ну, да...

Ю. Ратомская

— А во-вторых, напомню, что Кидекша — это такой как бы княжеский храм, это место княжеского дворца, и раскопки, которые там проводились, к сожалению, не нашли свидетельств нахождения там монументальных зданий, дворца. Но, тем не менее, эта точка зрения о значении Кидекши как вот такого особенного места, где проживал князь, оно сохраняется, и последующее изучение этого места, исторических источников, возможно, даст ответ на этот вопрос. Но, так или иначе, памятник этот уникальный, и это начало Владимиро-Суздальской архитектуры.

А. Пичугин

— Ну, Кидекша — совершенно фантастическая, и, к сожалению, туда... Ну, в последнее время туристы туда стали приезжать — я уж не знаю, насколько это там благотворно сказывается на самом храме, но долгое время, я еще хорошо помню, Кидекша — это, фактически, окраина Суздаля. То есть, от города Суздаля до Кидекши, ну, там, на машине три минуты.

Ю. Ратомская

— Ну там четыре километра пешком.

А. Пичугин

— Ну, четыре километра пешком, да. То есть, это где-то середина села Кидекша, а вот пешком дойти от автовокзала Суздаля совсем недолго. И туристы туда еще лет десять назад приезжали не так часто, а до этого так и вовсе редкие автобусы — кто-то кого-то куда-то завозил, только если самостоятельно. Хотя Кидекша — ну действительно старейший храм Северо-Востока.

Мы буквально через минуту вернемся к нашему разговору с Юлией Владимировной Ратомской, главным научным сотрудником Музея архитектуры имени Щусева. Мы говорим о домонгольском зодчестве Северо-Востока Руси, и говорим в связи с тем, что в Музее архитектуры имени Щусева проходит замечательная выставка «Белый храм. История Георгиевского собора Юрьев-Польского». Приходите, это очень интересная выставка, до 26 октября она будет продолжаться. А мы к нашей программе вернемся менее, чем через минуту.

Возвращаемся в студию Светлого радио. Друзья, я напомню, что у нас в гостях Юлия Ратомская, главный научный сотрудник Музея архитектуры имени Щусева, и говорим мы сегодня о домонгольском зодчестве Северо-Востока Руси. И закончили мы на храме Бориса и Глеба в Кидекше. Кстати, это же первый храм, который был посвящен князьям Борису и Глебу, по крайней мере, из известных?

Ю. Ратомская

— Ну вот Борисоглебский храм деревянный в Киеве, на Подоле был. Но вот каменный — наверное, да.

А. Пичугин

— Ну, каменный — да. Причем, не очень понятно... Естественно, вокруг Кидекши сразу огромное количество легенд, в том числе и легенда, связанная с тем, что на месте храма когда-то были князья Борис и Глеб, и у них там была какая-то стоянка, как-то это в легенде оговаривается. Но так как это легенда местная, и, естественно, никаких подтверждений она...

Ю. Ратомская

— Ну да, там, «споткнулась лошадка, и там они остановились», да.

А. Пичугин

— Да, что-то там такое, да. Понятно, что всем нужно привязать... И когда спрашивают туристы: «А почему Бориса и Глеба?», нужно вот срочно, за секунду найти ответ.

Ю. Ратомская

— Да. Ну, история как бы нам, к сожалению, не несет никаких документальных сведений об этом, но мне хотелось бы все-таки перейти дальше, к следующим страницам истории Владимиро-Суздальской архитектуры, потому что они не просто не менее, а значительно более таинственны и интересны, и они в какой-то степени кажутся более знакомыми и более известными, но несут в себе тоже очень много вопросов и привлекают внимание исследователей и просто людей, которым интересна история Древней Руси. Я напомню, что после того, как престол получил князь Андрей Боголюбский, складывается такая сложная политическая ситуация, что он не имеет возможности управлять своим княжеством так, как он хочет, потому что, ну, как теперь говорят, элита, боярская элита, которая сложилась при Юрии Долгоруком, указывала ему, как ему нужно поступать, а он не стал устраивать каких-то страшных, там, разгромов, как сделал бы какой-нибудь другой, более жесткий человек, попытавшись как-то выстроить взаимоотношения с теми боярами, которые существовали. Он просто сделал очень неожиданный шаг — он, как настоящий шахматист, просто «использовал коня» — он перенес столицу в другое место, абсолютно неожиданное для всех, и всем поставил, в общем, ультиматум: те, кто со мной, те переезжают вместе со мной, а те, кто меня не поддерживает, остаются здесь и уже живут по тем правилам, которые я укажу. И перенос столицы во Владимир — это не просто новый этап в жизни государства...

А. Пичугин

— Причем, Владимир был. Надо сказать, что этот город был на тот момент, но просто его значение уже тонуло в определении «Суздальская земля».

Ю. Ратомская

— Да. Но надо сказать, что Владимир — это тоже был не рядовой город. Это был город ремесленников, город торговли, город, который был невероятно удобно поставлен...

А. Пичугин

— Там был у его папы двор, Юрия Долгорукова — Георгиевский храм, как считается, построенный каменный тоже...

Ю. Ратомская

— Да.

А. Пичугин

— И первая, нижняя часть того самого Георгиевского храма, который есть сейчас, это остатки того собора, который его отец Юрий Долгорукий там строил.

Ю. Ратомская

— Ну...

А. Пичугин

— Ну, так считается, да.

Ю. Ратомская

— Но, тем не менее, все-таки считается, что это было город деревянный, город, в котором не было каменных сооружений...

А. Пичугин

— Да. То есть, Юрий Долгорукий... Все-таки информация о том, что Георгиевский собор построен Юрием Долгоруким во Владимире, это тоже неподтвержденная.

Ю. Ратомская

— Вот был деревянный город, город ремесленников, и, в общем, жители Ростова — они снисходительно, если нее сказать уничижительно, как-то вот называли жителей этого города именно в связи с их деятельностью. То есть, к ним не относились как к равным. И перенос сюда столицы — это действительно был такой очень неожиданный и мудрый шаг, и нужно было эту столицу отстраивать. И здесь начинаются очень серьезные работы. Строятся фортификационные сооружения, очень мощные валы с деревянными стенами, но со своими Золотыми воротами — Золотыми воротами, как в Киеве, как в Константинополе. И эти Золотые ворота создаются из белого камня — из традиционного уже материала, который здесь принят, и, судя по особенностям сохранившихся Золотых ворот, которые перестраивались впоследствии (в XVIII веке очень значительно были перестроены), и, к сожалению, в XIX веке была переделана церковь надвратная, но исследования, которые позволили изучить основание древней церкви, а также исследование техники кладки и особенностей оформления проезда внутреннего, вот этой огромной арки, сквозь которую проезжали попадающие в город люди, они позволяют говорить, что строителями этого сооружения были как раз те самые мастера, которые работали на Юрия Долгорукого. Однако этот замечательный надвратный храм Богородичный, который встречал всех въезжавших в город, он был достаточно скромным и, в общем, не ставил каких-то серьезных художественных задач. А вот строительство главного собора, каким стал Успенский собор города Владимира, это, безусловно, было невероятно важным. И летописи, которые были известны Василию Татищеву, исследователю, историку XVIII века, они говорят о том...

А. Пичугин

— ...о дружбе с Фридрихом Барбароссой (нрзб.)...

Ю. Ратомская

— ...что задачи должны были быть решены каким-то невероятным образом, и именно поэтому вот эта дружба, это такое общение дипломатическое с дальним таким персонажем для нашей истории Фридрихом Барбароссой...

А. Пичугин

— И (нрзб.) он ему присылал еще...

Ю. Ратомская

— Да-да-да, с которым была переписка, была...

А. Пичугин

— А ведь, простите, любопытно, что...

Ю. Ратомская

— Я просто хочу подчеркнуть, что «Фридрих Барбаросса» — для многих словосочетание знакомое, но кто это такой? Это персонаж, который считал себя императором Священной Римской империи — государства, которое, по сути, в общем, им было создано и которое объединило Северную Италию, Южную Германию и прилегающие территории. Это была мощнейшая страна в этот период, в который не только военные амбиции были, но и новые хозяйственные связи. Именно как бы то, что он не сидел все время в Италии, позволило развиваться городам...

А. Пичугин

— Он и умер во время Крестового похода.

Ю. Ратомская

— Да. Он все время как бы передвигался, чего-то искал, о чем-то мечтал и всех заставлял достигать своей цели. В общем, такой вот необычный человек...

А. Пичугин

— При этом он переписывался с каким-то там непонятным князьком из окраины мира.

Ю. Ратомская

— Ну, я думаю, что у него были разные интересы, но, опять же, вот какая-то литература, художественная литература того и более позднего времени говорит о том, как в Европе интересовались дальними землями...

А. Пичугин

— Да, и я к тому, что Андрей Боголюбский не был совершенно никак... его нельзя было характеризовать как непонятного князя из окраины мира.

Ю. Ратомская

— Ну, да, да.

А. Пичугин

— Он состоял в переписке, естественно, с императорами...

Ю. Ратомская

— То есть, это не персонаж из романа «Александрия», а это реальный человек, с которым вели дипломатическое общение.

А. Пичугин

— И про первые 30 лет его жизни мы ничего не знаем. Тут, конечно, сослагательное наклонение, наверное, неуместно, но кто знает, может быть, он и успел попутешестсвовать где-то, а Фридриха Барбароссу...

Ю. Ратомская

— Ну, мы не будем фантазировать, но, тем не менее, именно от Фридриха Барбароссы он получает новых мастеров, которые получают задание конкретное — построить главный собор не только столицы, но и государства, уже теперь Владимиро-Суздальского, и ставит им конкретные задачи. Во-первых, этот храм должен продолжить ту традицию белокаменного строительства, которым эта земля отличается, и эти мастера умеют создавать храмы из известняка, из белого камня. Во-вторых, образцом выбирается уже не местный храм (хотя местные традиции должны там быть видны), а особо почитаемый собор — собор Киево-Печерского монастыря, тоже Успенский собор. И именно благодаря этому Владимирский Успенский собор получает такие вытянутые с Запада на Восток формы. Но, в отличие от киевского прототипа, он имеет хоры только в западной части — не П-образные хоры, которые выделяют внутреннее крестообразное пространство, а только располагающиеся в западной части, то есть, это копирование уже местной традиции. И фасадный декор — он, безусловно, опирается на тот принцип декорирования, который был придуман уже при Юрии Долгоруком, однако это главный храм, поэтому он должен быть очень красивым. Поэтому вместо аркатурных фризов — аркатурно-колончатые фризы, появляются на лопатках дополнительно тонкие колонки с резными капителями и с особенными основаниями, с такими «пальцами», которые тянутся к квадратным таким плитам, на которые эти колонки ставятся. В памятниках времени Андрея Боголюбского исследователи, среди которых я должна выделить по праву Алексея Ильича Комеча и Олега Михайловича Иоаннисяна, они видели как немецкие, так и итальянские прототипы. И, собственно, мы действительно обращаем внимание на некоторое цитирование из итальянской архитектуры этого времени, и эту тему разрабатывал Олег Михайлович Иоаннисян, и он обратил внимание, что, например, в последующих храмах колонки, которые оформляли угловую часть, в отличие от Успенского собора (это мы хорошо видим, например, в церкви Покрова-на-Нерли), они насаживались как бы на угол. Это как раз вот этого периода история, и такое мы встречаем именно в итальянских памятниках, причем, в памятниках, в которых, как мы знаем, итальянцы строили, а немцы рельефы резали. То есть, речь идет о том, что вот эти традиции — они могли соединиться в какой-то бригаде, где были ребята, которые работали в Италии, а какие-то работали в Германии, и вот была такая совместная бригада, такая смешанная, которая пришла сюда и строила русский храм — храм, который копировал Успенский собор Киево-Печерского монастыря, но хотели сделать его таким прекрасным, как они умели бы сделать. И вот здесь я хотела бы на это обратить внимание, потому что говорить о том, что это, там, немецкая архитектура, что это итальянская архитектура, совершенно нельзя, потому что, во-первых, это крестово-купольные храмы — всегда.

А. Пичугин

— Это все-таки византийская традиция.

Ю. Ратомская

— Это традиция, которая не уйдет никогда и которая основополагающая. Это такая идеология. Они никогда не построили бы западный собор, но элементы украшения, элементы оформления порталов, резьба и вообще сама идея помещения рельефных изображений вместо живописных икон или совместно с живописными иконами — это, конечно, могло возникнуть лишь на стыке традиций, что, собственно, и создало вот эту «русскую романику», как мы теперь называем. При этом слово «романика» никак не перевешивает слово «русская».

А. Пичугин

— Друзья, напомню, что Юлия Владимировна Ратомская, главный научный сотрудник Музея архитектуры имени Щусева, у нас в гостях, и мы говорим про домонгольскую архитектуру Северо-Восточной Руси. Успенский собор — да, действительно, наверное, это вершина домонгольского зодчества Северо-Востока. До сих пор это не просто визитная карточка Владимира, но и одна из — простите, да, это банально звучит, но — визитных карточек страны.

Ю. Ратомская

— Я поддерживаю абсолютно такое отношение к нему, но я подчеркиваю, что то, как мы его сейчас воспринимаем...

А. Пичугин

— ...это не время Боголюбского.

Ю. Ратомская

— ...связано с двумя этапами строительства. А сейчас мне хотелось бы вот несколько слов сказать о соборе Боголюбском, который отличался от всего того, что было построено до этого. Дело в том, что этот шестистолпный собор с хорами в западной части имел такое вытянутое объемно-пространственное решение. Он завершался полукруглыми закомарами, как это было принято, и над средокрестием возвышался единственный купол на высоком декорированном барабане — это был одноглавый храм, что повторяло его прототип в Киево-Печерском монастыре. Храм, конечно же, был необычным, и, в частности, исследователи предполагают, что кроме притворов, которые примыкали к его северному, западному и южному порталам, имевшим, конечно, особенное такое оформление, резьбу, при том, что это были перспективные порталы, как бы по такой романской традиции уходящие вглубь, поэтому они получили такое название, ко всему прочему нужно было как-то решить проблему, как взобраться на хоры. И вот люди, которые изучали собор, которые занимались раскопками, в том числе Николай Николаевич Воронин, который опубликовал замечательное двухтомное такое вот серьезное очень сочинение...

А. Пичугин

— Долгое время оно было основным.

Ю. Ратомская

— Ну, я думаю, что оно до сих пор во многом сохранило свои свойства. Это все равно такой базовый свод знаний, который потом корректируется, дополняется...

А. Пичугин

— ...дополняется, археология продолжается, по крайней мере...

Ю. Ратомская

— Да. Появляется, может быть, какое-то новое отношение к каким-то элементам объемно-пространственной композиции или конструкции, но в целом вот это базовая такая история, она большим уважением до сих пор пользуется у исследователей.

А. Пичугин

— Николай Николаевич прожил долгую жизнь, но вот эти работы были им проведены — он, конечно, возвращался к памятникам, но вот эти работы были проведены с конца 40-х до середины 50-х годов, насколько я помню.

Ю. Ратомская

— Да. И впоследствии его находки подтверждались недавними исследованиями. И вот как раз Владимир Валентинович Седов копал по его следам и находил не только то, что он раскопал, но и новые обнаружил очень интересные вещи. Но вот я хотела бы добавить, что, по его мнению, у этого первоначального собора — у него были две баши. Баши, которые примыкали к западным окончаниям боковых стен, которые выходили вперед, и эти башни включали винтовую лестницу, которая позволяла подняться на хоры. И соответственно, этот как бы традиционный храм с позакомарным завершением, одноглавый, который копировал Успенский собор Киево-Печерского монастыря, он получал вот такое почти западное, почти европейское решение — с двумя башнями на западном фасаде. Однако эти башни совершенно не копировали то, что мы знаем про европейскую архитектуру. Они, по всей видимости, ну, в своем декоре как бы продолжали те декоративные членения, которые получались на фасаде. То есть, там как бы на каждой грани башни получалось еще по одному пряслу, и там также в уровне расположения второго этажа, с которого можно было выйти на хоры, там тоже был аркатурно-колончатый фриз, располагавшийся в нижней части. И таким образом этот храм — он получался таким, с одной стороны, очень декорированным, а с другой стороны, он получался таким достаточно легким за счет...

А. Пичугин

— Юлия Владимировна, простите, а тут, получается, у слушателей может возникнуть вопрос: а как археологические данные и исследования стен могут нам помочь в установлении этих фактов? С двумя башнями... То есть, если мы сейчас смотрим на Успенский собор, мы не просто всего этого не видим — мы видим пятиглавие, мы видим, что это собор... Понятно, что он спустя двадцать лет, тридцать лет перестраивался, но вот первоначальные его формы — как их... Этот же вопрос — он справедлив для многих домонгольских храмов. Как мы реконструируем первоначальные формы?

Ю. Ратомская

— Ну, во-первых, фрагменты оформления фасадов сохранились внутри ныне существующего собора, который после пожара, уже при Всеволоде Большое Гнездо, был значительно перестроен. Появилась высокая галерея, которая окружила собор с северо-запада и юга, и в нее оказались встроенными вот эти лестничные башни, частично разобранные. Далее был перестроен алтарь, появилось еще дополнительное членение вима, которое как бы отодвинуло и увеличило алтарь. И на сводах галереи появились четыре главы, которые и сделали этот собор пятиглавым. До этого он был одноглавый. И изменения, которые превратили этот храм вот в такой импозантный, такой действительно запоминающийся мощный, огромный собор, они как бы были обусловлены задачей его перестройки, увеличения и создания у этого храма погребальной функции, а также создания в южной части такого особенного придела, который, возможно, был в лестничной башне изначально, а возможно, был устроен уже после перестройки. Но задача была — и сохранить первоначальные формы собора. Поэтому когда вы приходите внутрь, вы обратите внимание, что не все стены растесаны, и что особенно на северной стене внутри галереи вы увидите не только первоначальный декор этого храма древнего, но даже и остатки древних росписей. Обратите внимание, какие там павлины, какие там птицы райские. И это совсем не Андрей Рублев, это, прямо скажем...

А. Пичугин

— ...за три века до него.

Ю. Ратомская

— ...домонгольские росписи, да, которые остались от того периода. И я напомню, что...

А. Пичугин

— Но Рублев тоже есть.

Ю. Ратомская

— Да, Рублев, к счастью, есть, но не всего мы его можем посмотреть. Но, тем не менее, и слава, может быть, Богу, потому что то, что скрыто за иконостасом, меньше поновлялось и в лучшем состоянии сохранности находится.

А. Пичугин

— Есть фотографии?

Ю. Ратомская

— Фотографии есть, это опубликовано, об этом пишут исследователи. И я хочу еще подчеркнуть, что этот собор — он стал ведь храмом-реликварием. Именно туда Андрей Боголюбский привез свои трофеи после завоевания Киева. Он привез, в том числе, уникальную, почитаемую икону Богородицы, которая впоследствии получила название «Владимирская Богоматерь». И храм этот, конечно, должен был быть невероятно украшен, поэтому его фасады украшают не только аркатурно-колончатые фризы, которые как бы висят, свисают, опираясь на резные маски (к сожалению, не все из них сохранились), но на его фасадах появились еще и не только львы и женские маски, не все мы понимаем, как можно интерпретировать в настоящее время, но там были и целые рельефные композиции. В частности, на северном фасаде галереи ныне существующей, которая как бы определяет фасады этого храма, мы видим фрагмент композиции резной, которая происходит из древнего храма. Это «Три отрока в пещи огненной». Обратите внимание, находясь довольно высоко, она очень хорошо читается с земли. И если вы будете разглядывать северный фасад галереи, то вы можете себе представить, что вот такие изображения были на фасадах храмов. Более того, он настолько был украшен, — а я напомню, что фасады резные, конечно же, были раскрашены, — он не был белым. Эта традиция пришла к нам из романики, где рельефы тоже раскрашивались, и, собственно, если пойти гораздо дальше, то античные храмы тоже ведь не были белыми, там тоже скульптура раскрашивалась. То есть, это традиция очень-очень глубоко уходит в историю...

А. Пичугин

— И следы этого мы находим до сих пор. Ну, вернее, специалисты находят. Человеку неподготовленному или просто первый раз приехавшему, да и не в первый раз, этого не увидеть уже сейчас.

Ю. Ратомская

— Да. Поэтому вот когда мы говорим, что это белокаменные храмы, мы понимаем, что они не были белыми, они были цветными, и вот этот цвет — он как раз был связан с изображениями, прежде всего. Потому что это были такие вот рельефные иконы, по сути. Так что этот храм, Успенский собор — он несет в себе не только историю, историю создания, историю формирования Владимира как столицы, но и, по сути, историю святынь, которые там хранились. Потому что многие иконы из иконостаса Успенского собора, древние иконы, были привезены в Успенский собор Московского кремля и ныне находятся либо там, либо в Третьяковской галерее. Так что вот здесь очень много всего интересного, и, конечно, так вот быстро когда мы разговариваем, мы лишь настраиваем вас на то, что этот храм — он требует того, чтобы к нему отнеслись с большим вниманием, и его разглядывали, его изучали, к нему ехали не только просто произнести свою молитву, но и приобщиться к очень важному — к традициям древнерусской культуры.

А. Пичугин

— Я со стороны... вот часто все-таки, относительно часто бывающий в Успенском соборе, могу сказать, что туда можно приезжать в разное время, чтобы по-разному все это почувствовать. Можно приехать на службу, и тогда вот уже, действительно, во время богослужения ты попадаешь в одну атмосферу Успенского собора — в ту атмосферу, ради которой он строился. Можно прийти в музейное время — то есть, это большая часть работы собора в течение дня. Много туристов — ну, или если будний день, не много туристов, но можно спокойно ходить, везде заглядывать. Во время службы, например, выключают подсветку той части, где находятся росписи Рублева и Даниила Черного. Во внеслужебное время она работает. Можно ходить вокруг очень долго и каждый раз для себя что-то новое открывать. То же самое и с Дмитровским собором, то же самое и с Кидекшей — несмотря на то, что это совсем маленький храм, но вот ходить вокруг него, каждый раз что-то новое находить... Спасо-Преображенский в Переславле... Можно, вооружившись последними публикациями даже просто новостных СМИ, ходить и находить...

Ю. Ратомская

— И читать там важные сообщения...

А. Пичугин

— ...сообщения об убийстве Андрея Боголюбского.

Ю. Ратомская

— И там перечислены имена всех убийц.

А. Пичугин

— Ну, вряд ли мы это разберем просто так, неподготовленными будучи, если мы это видим... Но там, по-моему, какой-то стенд рядом стоит или что-то, что...

Ю. Ратомская

— Об этом издана замечательная книжечка, которая продается в соборе...

А. Пичугин

— А, да?

Ю. Ратомская

— Да!

А. Пичугин

— Про книгу знаю, что в соборе продается... Тем более, тем более, все это открывает нам новые возможности знакомства с этими храмами. Не просто приехать, сделать несколько дежурных фотографий, поставить галочку, что «я здесь был», и поехать дальше, а именно погрузиться в эту атмосферу, и тогда понимание этих городов, как они связаны, как они связаны именами одних и тех же людей... Или вот Переславль-Залесский ну никак нас не связывает с Андреем Боголюбским, но, тем не менее, наверное, главное сообщение, которое нам раскрывает и имена людей, которые участвовали в заговоре, и вообще сообщает о его гибели, находится там. Поэтому, конечно, много всего интересного. А мы продолжим говорить про домонгольскую архитектуру Северо-Восточной Руси с Юлией Ратомской уже завтра. Спасибо большое! Я Алексей Пичугин. Всего доброго, до новых встреч.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «С.С. Аверинцев». Егор Агафонов
• «Семьи святых». Армен Попов
• «Святитель Иоанн Шанхайский». Глеб Елисеев

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов