«День памяти Бутовских новомучеников». Прот. Кирилл Каледа

В студии Радио ВЕРА был настоятель храма Святых Новомучеников и исповедников Российских в Бутове протоиерей Кирилл Каледа.

Накануне дня памяти новомучеников, пострадавших на Бутовском полигоне, мы говорили о том, как открывались данные о расстрелянных здесь, о значении подвига новомучеников и о ежегодной Патриаршей Литургии, совершаемой под открытым небом между расстрельными рвами.

Наш гость рассказал о том, как впервые узнал, что его дедушка был расстрелян на Бутовском полигоне, как принимал участие в создании здесь мемориала и как на полигоне появился храм.

Ведущие: Алексей Пичугин, Алла Митрофанова

---

А. Пичугин

— Дорогие слушатели, здравствуйте. «Светлый вечер» на светлом радио. И в этой студии приветствуем вас мы: моя коллега Алла Митрофанова —

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин —

А. Пичугин

— И представляем нашего гостя с удовольствием. Давно вы у нас не были, а может быть, это я так не попадал на программы с вами. Протоиерей Кирилл Каледа, настоятель храма Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове. Здравствуйте, добрый вечер.

Прот. Кирилл Каледа

— Добрый вечер, дорогие радиослушатели.

А. Митрофанова

— И с праздником.

Прот. Кирилл Каледа

— С праздником.

А. Митрофанова

— Потому что завтра четвёртая суббота по Пасхе — традиционно на Бутовском полигоне совершается Литургия под открытым небом. И у этой службы Патриарший статус. И собираются тысячи людей. Одних священников там порядка шестисот, наверное, да?

Прот. Кирилл Каледа

— Это вы немножко преувеличиваете. Будет около 120-150 священнослужителей: священников и, соответственно, ещё будет человек 15-20 архиереев совершать это богослужение. Но, действительно, мы надеемся, что тысячи три-четыре молящихся будут присутствовать, будут участвовать в этом богослужении. Во всяком случае, в последние годы примерно так и было.

А. Пичугин

— А можно сразу уточнить? Туда не нужны никакие пригласительные, просто человек, который хочет посетить эту службу, приезжает в Бутово, знает куда ехать, спокойно проходит?

Прот. Кирилл Каледа

— Да, там не нужны никакие пригласительные. Но поскольку дорога, подходящая к Бутовскому полигону, будет перекрыта — она очень узкая, и там проблемы со стоянками, — мы просим о том, чтобы всё-таки приезжали на общественном транспорте. В этот день автобус номер 18, который идёт от станции метро «Бульвар Дмитрия Донского» и от железнодорожной станции «Бутово» (это тоже один из диаметров, так что можно доехать туда), будет ходить не раз в час, как обычно ходит, а с интервалами 5-10 минут. Так что, пожалуйста, приезжайте.

А. Пичугин

— Диаметры новые тоже удобная штука, потому что там-то вообще поезда ходят с интервалом 10 минут примерно.

Прот. Кирилл Каледа

— Да, то есть это такой удобный путь. Естественно, если кто-то приедет на машине, то где-то метров за 800 вам придётся её оставить в жилом массиве и пройти ногами уже оставшийся путь. На территорию захоронения, где будет происходить богослужение около деревянного храма (мы уже построили навес для алтаря, это всё готовим), вход свободный — пожалуйста, милости просим. Единственное, обратите внимание, что может быть жарко, поэтому, может быть, зонты надо взять с собой — от солнца спасаться. Хотя большая часть молящихся стоит в тени деревьев, так что этого тоже не надо бояться — там как раз тень деревьев. Но вот мы так говорим, что завтра богослужение под открытым небом. Но мне хотелось бы отметить, что это богослужение в день памяти — в четвёртую субботу по Пасхе в нашем церковном календаре совершается празднование памяти Собора в Бутове пострадавших. То есть это вот такой наш бутовский праздник. Это действительно очень значимый праздник вообще для Русской Православной Церкви. Потому что в Бутове на Бутовском полигоне в 1937-38 году было расстреляно более 20 тысяч человек — это те, имена которых мы знаем на основании документов. Это не просто какая-то усреднённая или воображаемая цифра.

А. Митрофанова

— 20762 человека.

Прот. Кирилл Каледа

— Да, 20762 человека. Их имена известны на основании документов, которые хранятся в Центральном архиве КГБ (теперь ФСБ), на основе предписаний на исполнение высшей меры наказания и сопутствующих актов об исполнении этих предписаний, исполнении этих приговоров, приведения их в действие.

А. Пичугин

— Простите, отец Кирилл, у нас есть такая деформация, наверное, внутри и Радио ВЕРА. Я не думаю, что внутри Церкви — может быть, не все всё-таки знают. Но к нам присоединяются люди, которые нас не слышали год назад, два, три, которые знакомы с темой новомучеников просто потому, что где-то икону видели. Поэтому сам феномен Бутовского полигона тоже нужно пояснить. Вы говорите про расстрел 20 с лишним тысяч человек, 20765, но почему там, почему в Бутово, что это за место? Почему это называется «полигон»? Я думаю, что каждый раз это всё равно надо проговаривать и пояснять, потому что далеко не все знают и присоединяются новые люди.

А. Митрофанова

— Собственно, час назад мы с Игорем Гарькавым в эфире об этом говорили. Но опять же, радио имеет такое свойство — те, кто слушали радио час назад, не факт, что слушают нас сейчас, и наоборот. Кто-то ушёл, кто-то пришёл, поэтому давайте, действительно, с самого начала, отец Кирилл, расскажем об этом месте.

Прот. Кирилл Каледа

— Хорошо, да. Мне просто казалось, что, действительно, несколько раз и в «Добром вечере» я выступал, и в каких-то других программах Радио ВЕРА об этом говорилось.

А. Пичугин

— Люди меняются, аудитория очень подвижна.

Прот. Кирилл Каледа

— Всё понимаю, да. Значит, что такое Бутовский полигон? В 1937 году была проведена у нас в стране колоссальная репрессивная кампания, в результате которой было расстреляно по всей стране 700000 человек и примерно такое же количество было отправлено в тюрьмы и лагеря. Причём уникальность этой операции была в том, что по городам и весям, по областям и, соответственно, республикам была дана норма, был дан план, какое количество необходимо людей арестовать, какое количество из арестованных необходимо расстрелять, какое количество необходимо отправить в лагеря. И поэтому местные органы исполнительной власти, соответственно НКВД, выполняли этот план. Ситуация усугубилась тем, что было стахановское движение, и решили местные органы друг друга обогнать. И они стали запрашивать центр об увеличении этих норм. Что они и получали в подавляющем большинстве случаев.

А. Митрофанова

— То есть, условно говоря, пришла разнарядка на расстрел 50 человек в таком-то селе, в каком-то населённом пункте. И органы в этом населённом пункте, руководящие процессом, отправляют в центр телеграмму: «Позвольте увеличить количество расстрелов до ста», — например. И им приходит в ответ, что «подтверждаем».

Прот. Кирилл Каледа

— Шифрограмму отправляют, да. Естественно, это посылали не главы каких-то населённых пунктов, это посылали, обращались главы и секретари обкомов областных и так далее. То есть это вот на таком уровне решалось. Но там уже шёл разговор не об увеличении на 50 человек, а шёл разговор об увеличении на 200-300-500 человек. Если им дано было в разнарядке, например, 800, а они просили ещё 300 расстрелять. А сверху им могли предложить расстрелять дополнительно не 300, а 500.

А. Пичугин

— Социалистическое соревнование такое.

Прот. Кирилл Каледа

— Да, социалистическое такое соревнование. И вот в результате эта кампания длилась, эта операция... Первоначально предполагалось, что она будет проведена в течение трёх месяцев: с августа 1937 года по октябрь 1937 года. Но реально эта операция продолжилась до октября 1938 года. Причём она проводилась на основании нескольких приказов руководства НКВД. Первый приказ — это № 000447, который касался как раз борьбы с бывшими кулаками, духовенством и так далее. А потом было ещё несколько приказов, которые касались репрессирования по определённым национальностям. Если по первому приказу осуждение выносилось на заседании «тройки», то по следующим приказам осуждение вообще было на основании особого совещания, документы которого подписывали два человека. Естественно, ни на заседаниях «тройки», ни на заседаниях особого совещания осуждённые... обвиняемые, скажем так, — ещё надо говорить правильно, — не присутствовали, никакой адвокатуры и так далее не было. И если говорить по практике Бутовского полигона, то осуждённых привозили на Бутовский полигон. И на Бутовском полигоне им объявляли относительно того, что они приговорены к высшей мере наказания. И фактически после сверки документов, буквально в течение часа или несколько часов, в зависимости от размера групп осуждённых, которых в этот день предполагалось расстрелять, их расстреливали.

А. Митрофанова

— Я помню, как познакомилась впервые с Бутовским полигоном — через фильм «Я к вам травою прорасту», где вы, отец Кирилл, тоже принимали участие в качестве одного из экспертов и свидетелей того, что происходило на полигоне. Там замечательные люди рассказывали, как они открыли это место, какой ужас испытали, узнав, что там происходило. Когда постепенно стали открываться архивы, выяснилось, что — вот не знаю, повсеместно была такая практика или здесь, поскольку Бутовский полигон был таким своего рода образцово-показательным, — по его образцу многие другие такие расстрельные места устраивались на пространстве СССР, к сожалению.

А. Пичугин

— Это спорный вопрос, на самом деле. Насколько я понимаю, что полигоны НКВД — это же не именно расстрельное место, это достаточно сложная структура, которая подчинялась Наркомату внутренних дел. Что там происходило? Но таких полигонов просто существовало какое-то количество.

Прот. Кирилл Каледа

— Но давайте мы вернёмся всё-таки к истории.

А. Митрофанова

— Я просто хотела сказать, что людей-то туда везли тоже не просто так — их везли в специальных машинах, где выхлопная труба была направлена в кузов. Для того, чтобы они, когда их будут оттуда выводить, уже минимальное сопротивление могли оказать, отравившись этим газом. И тут вот люди, которые просто вываливаются оттуда обессиленные, им объявляют, что у них смертный приговор и сейчас их расстреляют. Вообще, это волосы дыбом, действительно, на голове, когда это всё слышишь.

Прот. Кирилл Каледа

— Поскольку у руководства было понимание о массовых расстрелах и необходимости массовых захоронений убиенных, то в этом приказе было указано, что необходимо специально подготовить места для расстрела и для захоронений. И в Москве было подготовлено три таких места. Вот Бутовский полигон — до революции там была большая усадьба с большим конным заводом. Но в конце 20-х годов эта территория постепенно перешла в ведение НКВД. Там вначале была сельскохозяйственная артель, а затем, где-то в 1935 году, там был создан стрелковый полигон. Территорию обнесли колючей проволокой и местным жителям объяснили, что здесь будет испытываться стрелковое оружие. Ну, по всей видимости, никаких там испытаний, естественно, не было.

А. Пичугин

— Ну, понятно, что это было сказано, чтобы звуки выстрелов никого не смущали.

Прот. Кирилл Каледа

— Да. Было подготовлено ещё одно место в пойме Москвы-реки около Николо-Угрешского монастыря, поскольку Николо-Угрешский монастырь тоже находился в ведении НКВД — республика ШКИД.

А. Пичугин

— И сам город Дзержинский.

Прот. Кирилл Каледа

— И сам город Дзержинский, да. Но то место не было задействовано. Ещё одно место — это Коммунарка, которая теперь находится на территории Новой Москвы. Вот при выезде по Калужскому шоссе из Москвы буквально километрах в трёх с правой стороны в лесном массиве также до сих пор сохраняется этот объект. Территория передана, так же, как и Бутовский полигон, Русской Православной Церкви. Но представляется, что там, по тем исследованиям, во всяком случае, которые проведены, в том числе и нашими современниками, сотрудниками КГБ и ФСБ, что массовых расстрелов там не было, что туда привозили тела расстрелянных на основании решения военной коллегии. Их расстреливали в Москве и вывозили туда. Но опять же, хотя эти списки тоже есть, понять, кто из них реально лежит в Коммунарке, невозможно, потому что значительная часть тел, расстрелянных по решению военной коллегии, вывозилась в Бутово. По очень простой, так сказать, технической причине: в Бутово был экскаватор, который копал эти погребальные рвы. Вот когда мы так говорим: братская могила и там захоронение — мы что представляем? Братская могила, ну хорошо, 10 на 10, ну пускай там 10 на 20, бутовские рвы — это ширина рва 5 метров, глубина 4 метра, длина до 120 метров. Это длинная траншея. И таких траншей мы обнаружили 13 — мы проводили детальные исследования территории захоронения — общей протяжённостью почти 900 метров.

А. Пичугин

— Друзья, напомним, что в гостях у светлого радио сегодня протоиерей Кирилл Каледа, настоятель храма Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове.

А. Митрофанова

— Отец Кирилл, процесс открытия Бутовского полигона, обнаружение этого места занял определённое время. И, так понимаю, открытие архивов сыграло довольно серьёзную роль в этом и то, что появилось огромное количество людей, которые в качестве добровольцев захотели принять участие в исследовании этого места. Потому что до них доходила какая-то информация, что, может быть, там кто-то из их близких лежит.

А. Пичугин

— Как вообще стало известно широкой общественности, сначала неширокой, сначала специалистам, о существовании Бутовского полигона?

Прот. Кирилл Каледа

— В начале 90-х годов, может быть, даже в 1989 году, во всяком случае на переломе, сотрудниками тогда ещё КГБ был поднят вопрос относительно того, что в Центральном архиве имеется 18 томов с актами приведения в исполнение приговоров о высшей мере наказания. Но нигде в этих документах не было указано место расстрела и место захоронения. Это произошло в соответствии с тем, что в выше указанном приказе было прописано, что места захоронений и расстрелов необходимо сохранять в тайне. И поэтому ни в каких документах этого периода как по Москве, так и по другим регионам Советского Союза, нигде мест захоронений и расстрелов не указывалось. И КГБ провело специальное внутреннее расследование, была создана специальная группа по изучению этого вопроса. И на тот момент оказалось, что были ещё живы несколько пенсионеров, которые в 30-х годах были сотрудниками Московского управления НКВД. И нашли человека — он был исполняющий обязанности коменданта хозяйственного управления НКВД по Москве и Московской области. В хозяйственном отношении Бутовский полигон, так же как и некоторые другие объекты, находились в его ведении. И он дал показания, что, действительно, Бутовский полигон является основным местом, где производились расстрелы и захоронения во время кампании того, что сейчас мы называем «Большого террора», в Москве. И были ещё показания нескольких сотрудников, но главные показания были вот этого человека.

И после этого создалась... к сожалению, сказать о том, что огромное количество людей, я не могу, но нашлись действительно люди, энтузиасты. В основном это люди, у которых пострадали в 30-40 годах их родители. Это дети репрессированных, которые взяли на себя труд по изучению архивно-следственных дел тех, кто проходил по этим спискам. После определённых переговоров на это пошло руководство тогда Федеральной службы контрразведки, потом ФСБ — они допустили их к архивно-следственным делам. И вот эти группы энтузиастов стали составлять краткие справки об убиенных. Потому что, соответственно, по списку есть фамилия, имя, отчество, год рождения — в акте о приведении в исполнение приговора, вернее даже в предписании, — но понять, что это за человек, естественно, невозможно. И стали составлять такие краткие списки, краткие такие справочки. И вот на основании этого как раз и выяснилось, что среди расстрелянных достаточно большое число самых простых людей и достаточно большое число священнослужителей.

А. Митрофанова

— Порядка шестисот.

Прот. Кирилл Каледа

— Да, вот то, что мы сейчас имеем — это около шестисот священнослужителей Русской Православной Церкви. Помимо этого, ещё около трёхсот-четырёхсот человек мирян, которые проходили по церковным делам, то есть у них было обвинение в том, что они участвовали либо в контрреволюционной церковной организации, либо занимались религиозной пропагандой, либо ещё что-то, то есть именно по церковным делам. То есть у нас около тысячи человек в Бутове лежат те, кто проходил по церковным делам.

А. Митрофанова

— Здесь очень важно пояснить, поскольку реалии этого времени от нас уже довольно далеко. То, что на языке НКВД называлось «контрреволюционной пропагандой» или «церковной» какой-то пропагандой, на самом деле что такое было на практике? Это люди просто отказывались отречься от Христа, отречься от своей веры.

Прот. Кирилл Каледа

— Это, наверное, нет. Там вопрос вот в чём: ведь в 37-38 годах совсем не требовалось отречение от Христа — там не клали бумажку. Там основной вопрос был: ваше отношение к советской власти? И надо сказать, что очень многие, начиная от иерархов и кончая самыми простыми, иногда неграмотными бабушками-монахинями, отвечали очень близко, что я, как человек верующий, считаю, что советская власть вещь временная и послана нашему народу за грехи.

А. Пичугин

— Ну а ещё был вариант, особенно это применительно было к сельскому духовенству: «агитировал против вступления в колхозы». А дальше на допросе могли спрашивать: агитировал? Они говорил, что нет, не агитировал. «Ваше отношение к советской власти?» — многие говорили, что абсолютно нейтральное отношение к советской власти. Но всегда находились свидетельские показания, и вот они именно и учитывались. То есть находился человек, который говорил, что агитировал он против вступления в колхоз, а на проповеди он сам слышал, что говорил, что советская власть не от Бога. Ну вот какие-то такие варианты.

Прот. Кирилл Каледа

— Да, и этого было вполне достаточно. Причины для ареста могли быть самые разные. Ну, действительно, некоторые священнослужители и в те очень сложные годы продолжали, можно сказать подпольно, и проповедь Евангелия, работая с молодёжью, организовывали социальную какую-то помощь верующим людям, у которых отцы или кто-то оказался в лагерях, соответственно дети были на грани голодной смерти — это всё было. Но вместе с тем вот, например, отец Константин Успенский служил в храме, недалеко от Орехово-Зуево — село Васютино, если не ошибаюсь. Основным его обвинением, что вот он такое страшное сделал, было то, что он в праздник Преображения Господа нашего Иисуса Христа 1937 года угощал своих прихожан яблоками из своего сада.

А. Митрофанова

— А Татьяна Гримблит была расстреляна за то, что помогала заключённым, в частности священникам. Причём помогала она своими скромными средствами. Сколько она там как медработник получала? — какие-то копейки. Вот на эти деньги она какие-то продукты пыталась им отправлять, переписывалась с ними, поддерживала морально. И вот, пожалуйста, на неё донесли, что она занимается какой-то там агитацией и пропагандой.

А. Пичугин

— Это известный пример, а очень много безвестных примеров. Ведь если мы посмотрим на 1936-38 годы, мы увидим, что духовенства служащего уже не так много, потому что храмы закрывали. И кто-то переходил служить туда, куда мог переходить. Кто-то уходил на светскую работу, но при этом продолжал тайно, подпольно крестить, совершать Литургию иногда. Такие примеры из Подмосковья тоже известны, и не один пример. И надо помнить, что речь идёт ещё ведь не только о священниках, которые служили вот именно в Церкви Патриаршей. У нас в тот момент как раз большой террор практически полностью покончил с иосифлянской церковью, с непоминавшими митрополита Сергия на тот момент. Ещё григорианский раскол существовал, который, несмотря на то, что он был во многом инспирирован органами, и уже потом к нему присоединялись священники, которые по разным причинам переходили, как и в обновленчество тоже, тоже они, естественно, в годы большого террора многие были расстреляны, в том числе на Бутовском полигоне. Ещё были, естественно, и обновленцы, про которых тоже нельзя забывать. И тоже многие из них были расстреляны. То есть это вот такой большой-большой, если мы говорим о духовенстве... хотел сказать «плавильный котёл», но это, наверное, не очень хорошее сравнение.

Прот. Кирилл Каледа

— Священномученик Серафим, который возглавляет сонм наших Бутовских новомучеников, именно так и говорил, что это золото очищается в горниле испытаний. Но я с вами согласен, что, действительно, на Бутовском полигоне, конечно, в основном-то лежат православные. Причём надо понимать, что вот мы сказали о том, что около тысячи человек проходили по церковным делам, но православных там гораздо больше, потому что ведь основное население Москвы и Московской области тогда всё-таки было православным. И пускай кто-то там отошёл, перестал ходить в церковь, ещё что-то такое. И их обвиняли вообще неизвестно, в чём, что они какие-то там шпионы, или участники каких-то контрреволюционных организаций — всё это было вымышлено. Но эти люди были реально православные. Крестьяне подмосковные, конечно, такие были.

А. Пичугин

— Когда мы имена много лет читали, читаешь там: «Иван Петров — машинист московского метро», — это уже не классовая борьба.

Прот. Кирилл Каледа

— Конечно, да. Но вместе с тем, конечно, на Бутовском полигоне лежат и представители и участники каких-то расколов. У нас два обновленческих епископа расстреляно. Естественно, есть представители других конфессий: мусульмане, буддисты, иудеи и так далее. Но их, конечно, значительно меньше. И всё-таки возвращаясь к тому вопросу, который мы подняли в начале нашего разговора и как-то ушли от него...

А. Пичугин

— Мы сейчас, видимо, ещё раз уйдём, но вернёмся к нему в самом начале второй части нашей программы.

Прот. Кирилл Каледа

— Хорошо.

А. Пичугин

— Протоиерей Кирилл Каледа, настоятель храма Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове, в гостях у программы «Светлый вечер» на светлом радио. И мы выходим в эфир непосредственно перед такой знаменательной очень датой — всегда это четвёртая неделя по Пасхе, когда мы вспоминаем новомучеников и исповедников Российских. И вот в Бутово будет Патриаршая служба. В девять часов начало богослужения. И все, кто желает почтить новомучеников таким образом — непосредственно приехать в Бутово, — могут это сделать в субботу, завтра, в девять утра. А мы буквально через минуту вернёмся. И ваши ведущие тоже здесь: Алла Митрофанова и я, Алексей Пичугин.

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаю: Алексей Пичугин и я, Алла Митрофанова, сегодня ведём разговор с протоиереем Кириллом Каледой, настоятелем храма Новомученников и Исповедников Российских в Бутове, накануне Литургии под открытым небом, традиционной уже. С 2000 года, если не ошибаюсь, она совершается. Литургия под открытым небом, где в непосредственной географической близости от рвов с телами жертв сталинских репрессий 1937-38 года лежат там и новомученики Русской Церкви, в частности из тех, кто пострадал в Бутово. Там, если не ошибаюсь, 336...

Прот. Кирилл Каледа

— 332.

А. Митрофанова

— 332 человека. И вот совершается Литургия под открытым небом, уникальная совершенно. И любой желающий может приехать завтра к девяти утра на Бутовский полигон и принять в этом важном событии участие. Отец Кирилл, Бутовский полигон называют «Русской Голгофой». И насколько понимаю, во многом это связано и с тем, что столько святых, сколько в этой земле лежит в таком, в общем, довольно ограниченном пространстве, больше вот так единоместно, простите за корявое слово, не встречается нигде.

Прот. Кирилл Каледа

— Да. В России и, в общем-то, в других странах не знаю подобных мест, где бы в одном таком месте в мощах почивало бы такое количество святых. И это мученики. С древности, с первых веков христианства установилась в Церкви традиция, что Литургия совершается на мощах мучеников. И в антиминс — это такой специальный плат, который освящается архиереем и даётся священникам храма, на котором совершается Божественная литургия (без антиминса мы, священники, не можем служить) — вкладывается, запечатывается частица мощей мученика. Бутовский полигон — это естественный антиминс. Вот как вы сказали, что там 332 новомученика лежат. И действительно, Божественная литургия совершается — вот престол стоит буквально между двумя рвами. От одного рва до престола 20 метров, от другого рва — пускай 30-40 метров. И мы стоим как раз между этими рвами. А эти рвы — это раки, в которых покоятся мощи святых. Вот мы идём с трепетом, подходим к раке преподобного Сергия, делаем поклон и так далее.
А здесь раки, в которых лежат более трёхсот святых. Это действительно одно из самых святых мест на канонической территории Русской Православной Церкви. И поэтому-то Святейший Патриарх Алексий так обратил внимание тогда, в двухтысячных годах... не только в двухтысячных годах, это в середине 90-х годов, когда это место стало известно Русской Православной Церкви. Он сразу, как только ему доложили об этом месте, написал резолюцию, что на этом месте необходимо построить храм. И потом он откликнулся на обращение, чтобы отслужить в двухтысячном году под открытым небом Божественную литургию. И он предложил, чтобы такое богослужение было традиционным. И слава Богу, что Святейший Патриарх Кирилл эту традицию поддерживает. И каждую четвёртую субботу по Пасхе это богослужение под открытым небом на Бутовском полигоне между погребальными рвами совершается.

А. Пичугин

— Отец Кирилл, кажется, мы с вами многажды говорили про Бутовский полигон здесь, в этой студии. Не знаю, может быть, с коллегами вы это обсуждали: а как в вашей жизни он появился?Ведь вы когда-то о нём тоже узнали впервые — наверное, ещё до того, как стали священником, и вас назначили настоятелем туда.

Прот. Кирилл Каледа

— Мой дедушка — это папа моей мамы — священник Владимир Амбарцумов был арестован в 1937 году. Маме тогда сообщили о том, что он осуждён на 10 лет без права переписки. В начале 50-х годов сообщили, что якобы он умер во время войны. Но вот в 1989 году нам сообщили о том, что он был расстрелян, и сообщили дату. На вопрос относительно того, где он был расстрелян и где может быть погребён, было сказано, что это в Москве, но неизвестное место. И вот в 1994 году, в начале этого года, Церкви стало известно, что на Бутовском полигоне пострадало большое количество священнослужителей. И на 8 мая 1994 года Святейший Патриарх Алексий предполагал приехать на Бутовский полигон, и к его приезду на полигоне был установлен крест. К сожалению, он сам не смог приехать, потому что заболел, и этот крест, и панихиду совершал владыка Сергий, теперешний митрополит Воронежский, и владыка Арсений, теперешний митрополит Липецкий. И я был на этом богослужении. И во время этого богослужения ко мне подошла Антонина Владимировна Комаровская, дочь Владимира Алексеевича Комаровского, который был расстрелян по одному делу с моим дедушкой. И она сказала, что знает уже документально, что в списках убиенных в Бутове имя её отца значится. И мне стало ясно, что дедушка там же.
И действительно, вечером, когда мы приехали домой и связались со Свято-Тихоновским институтом, в который передали эти списки, мы обнаружили имя дедушки Володи. Надо сказать, что мы, когда были маленькие, молились — родители от нас не скрывали о том, что дедушка пострадал за то, что был священником. Причём это было в начале 60-х годов, хрущёвская оттепель, которая сопровождалась антирелигиозной кампанией и гонениями на Церковь. Мы знали о том, что дедушка был священником и что он пострадал. И через две недели мы с родителями приехали туда, на Бутовский полигон. Первый раз приехали буквально через день — это получилось на Радоницу. Но на полигон, на территорию захоронения мы не смогли попасть, потому что она была в ведении КГБ, или ФСБ — как они тогда назывались, я уже не помню. И мой папа там отслужил панихиду просто в лесу.

А. Пичугин

— Подождите, это было, ещё раз, когда?

Прот. Кирилл Каледа

— Это был 1994 год.

А. Пичугин

— А как с вами, когда вы были маленький, и с вашими братьями, родители обсуждали эту тему — тему репрессий?

Прот. Кирилл Каледа

— Вы знаете слова «репрессии» у нас как бы и не было, с темой репрессий, но мы воспитывались в вере. Нас с маленького возраста как бы научали. И какие-то проколы, прошу прощения за такое слово, может быть, и случались, но, в общем-то, серьёзного ничего такого не было. Нам объясняли, что говорить о том, что мы верующие, ни с соседями (первоначально мы жили в коммуналке), ни с товарищами во дворе, ни с товарищами по школе нельзя — эта тема там закрыта. Да, мы имеем возможность об этом говорить и общаться на эту тему с нашими знакомыми из так называемого нашего круга. То есть это были верующие семьи, с которыми мы, и родители специально вообще уделяли внимание тому, чтобы мы имели возможность общаться с единомысленными с нами сверстниками. И надо сказать, что эти наши товарищи до сих пор наиболее близкие мои друзья, и моих братьев и сестёр — именно с того времени это заложилось. И, соответственно, нам было сказано о том, что дедушка пострадал за то, что он был священник.
И к нам приходили друзья деда, старшие друзья наших родителей, которые сидели и которые сами претерпели репрессии. И мы знали о том, что у наших друзей их дедушки или бабушки также подвергались репрессиям — то, что сейчас мы называем «репрессиями», такого слова тогда, я повторяю, как-то не использовалось, — что они были арестованы, а кто-то был расстрелян. Мы это знали прекрасно, но мы знали прекрасно, что об этом говорить нельзя — нельзя как бы вот вне нашего круга. И поэтому вот именно было так. Потом мы, естественно, возрастали. Нам объясняли дальше какие-то более глубокие вещи. Когда я папе в каком-то шестом классе сказал, что я хочу быть историком, мне папа чётко сказал в отношении того, что история — это идеологическая наука. И как я с нашим мировоззрением, с моим мировоззрением, имея в виду религиозное мировоззрение, как я смогу в этой сфере находиться? Поэтому я достаточно рано понял, что, да, естественно...

А. Пичугин

— История разная...

Прот. Кирилл Каледа

— Но в тот-то момент как я мог, не комсомолец, поступить на исторический факультет, даже не Московского университета? Я, вообще, закончил Московский университет, геологический факультет. Но понятно было, что это просто нереально. Либо надо было идти на то, чтобы вступать в комсомол и подписывать о том, что я атеист и, соответственно, борюсь с этим пережитком прошлого — с религией. А этого мы подписывать не хотели.

А. Митрофанова

— А вот в Византии люди шли заниматься или, скажем, Платоном, античной философией, тоже как вариант, в принципе, когда находили какие-то... то есть религиозные люди, верующие люди с христианской системой смыслов, они вот для себя находили такие промежуточные варианты, чтобы...

Прот. Кирилл Каледа

— В советское время этих промежуточных вариантов в идеологической сфере не было.
А. Пичугин

— Говорили, что византология, византийское отделение, было самым неидеологическим отделением на историческом факультете.

Прот. Кирилл Каледа

— Ну, можем быть, да. Но я скажу так, что вот как раз из-за того, что геология, в которой я работал, была совершенно неидеологическая наука, там как раз было достаточно много людей — то, что называлось «из бывших». Потому что, понятно, они туда шли и понимали, что там, да, естественно, приходилось нам во время учёбы в университете проходить этот самый курс истории партии и даже научный атеизм и тому подобное. Но, слава Богу, как-то, когда я сдавал этот экзамен, каких-то таких вот прямо прямых вопросов мне не выпало. Я сказал, что вот в учебнике так написано, и я вам так и рассказываю — получил свои пять баллов и ушёл благополучно.

А. Митрофанова

— Фантастика — ещё и пять баллов умудрились получить. Вообще, да, я не помню, кто об этом рассказывал — как раз о том времени, когда возникал вопрос: а как вот, если спросят «что вы думаете по поводу такой-то статьи Ленина?»? И единственная возможность, чтобы не слукавить, чтобы Господа не предать, с одной стороны, а с другой стороны, чтобы как-то всё-таки ответить и продолжить заниматься любимым делом, обучаться любимому делу в университете, люди находили как раз такие формулировки, что «в соответствии с параграфом таким-то учебника, сказано там то-то, то-то и то-то» — такие вот обтекаемые ответы. Вроде как переводятся стрелки, что это не я сам говорю, а вот там-то сказано, а вот у такого-то товарища такой подход, такое-то мнение. И вот с помощью третьих лиц выходили из положения. В общем, приёмы свои были. Вообще, конечно, сейчас, наверное, многим людям эти реалии уже неизвестны, особенно если не читали мемуаров каких-то и не смотрели фильмов.

Прот. Кирилл Каледа

— Они даже непонятны. Потому что часто молодым людям рассказываешь, а они просто даже не понимают, как это вообще может быть.

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаю: в нашей студии протоиерей Кирилл Каледа, настоятель храма Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове. И я надеюсь, что мы продолжим эту традицию — накануне знаменательной, очень важной Литургии на Бутовском полигоне, Литургии под открытым небом (каждую четвёртую субботу по Пасхе она совершается каждый год, и слава Богу, что так), мы встречаемся здесь, в студии, и напоминаем об этом важном событии. Именно со-бытии, потому что это возможность побыть вместе, сопричастными друг к другу, к памяти и вот этой славе новомучеников и исповедников Русской Церкви, пострадавших за веру в ХХ веке. Вы знаете, сейчас, когда вот время от времени какие-то такие бывают, проскальзывают истории, что типа: ну да, суровые были времена, но зато, смотрите, сколько у нас новомучеников!

А. Пичугин

— Ой, это ужасно, когда так говорят.

А. Митрофанова

— Да. Мне кажется, что это в этом есть какой-то цинизм, что ли, прошу прощения. Но, может быть, знаете, митрополит Серафим (Чичагов), проходя через эти страдания, и имел моральное право сказать, что вот так выплавляется золото этой самой веры из человека. А человек, который со стороны пытается это оценить, мы, например, — мы не имеем никакого права на подобные формулировки.

Прот. Кирилл Каледа

— Полностью с вами согласен.

А. Пичугин

— Может быть, есть такой пример, который более даже понятен. Потому что, к сожалению, вот этот нарратив о том, что «зато смотрите, сколько у нас новомучеников», действительно можно встретить. Как сейчас, знаете, мне очень не нравится, когда дети ходят в пилотках военных на День победы, маленькие детишки. Потому что, мне кажется, что для настоящих солдат той самой войны — они больше всего на свете после мая 1945-го не хотели бы никогда это всё надеть на себя. Вот так и здесь: «зато сколько у нас новомучеников» — это от какого-то непонимания. Вот на Бутовский полигон — но это, наверное, история не про завтра, завтра это просто богослужение будет, это отдельная совсем история, — а вот можно приехать в более спокойной обстановке, в тишине, посетить мемориал, прийти туда, посмотреть, познакомиться со всем, что там представлено. Это вот уже совсем другая история — про то, что можно почувствовать.
Уже, по-моему, не раз приводил этот пример, правда, не про Бутовский полигон, а про то, как мы с коллегами с Радио ВЕРА приехали один раз в Смоленск. И ночевали мы — такая небольшая гостиница была, или просто такой церковный дом в Катыни. И вот раннее утро, я раньше всех проснулся и пошёл гулять по этому полигону — там тоже полигон. И солнышко светит, весна такая ранняя достаточно, в смысле уже тепло рано наступило, птички поют, снега почти нет. Я гуляю, и как-то очень всё благостно. И я понимаю, где нахожусь, и в какой-то момент меня вдруг накрывает вот эта жуть, это жуткое ощущение того, что здесь происходило. Я не очень мистически настроенный человек в данном случае, но вот это ощущение — я просто понял, где я нахожусь и что это такое.

А. Митрофанова

— Именно в тишине?

А. Пичугин

— Именно в тишине: и птички, и ранняя весна — это очень обманчивое ощущение. Вот я думаю, что можно и в Бутово приехать, и тоже примерно как-то так вот это ощутить и понять.

А. Митрофанова

— В Бутово по-разному ведь можно приехать. Можно вот так, действительно, чтобы побыть наедине с собой, с Господом в этом месте среди новомучеников. А можно, например, и в качестве волонтёра. Насколько знаю, у вас волонтёры и нужны, и есть, и у них работы много. Прот. Кирилл Каледа

— Ну, конечно, много, потому что вот только территория захоронения — это почти 7 гектар. В общем, какой-то регулярной помощи в содержании этого места приходу никто не оказывает. Да, вот перед Патриаршей службой большое спасибо и местной власти, и городской власти. Полигон находится на территории Московской области, естественно, на территории Ленинского городского округа.

А. Пичугин

— По иронии.

Прот. Кирилл Каледа

— Ну, по иронии или не по иронии, но в этом же округе находятся Ленинские горки.

А. Пичугин

— И Коммунарка находилась — теперь это Москва.

Прот. Кирилл Каледа

— Да, вот эта южная часть вообще была очень насыщенная всякими этими объектами. А в остальное время всё это лежит на плечах нашего прихода. И поэтому, конечно, мы очень благодарны тем, кто к нам приезжает, помогает нам. Мы зовём, приглашаем — пожалуйста, приезжайте. У нас на сайте есть телефоны, координаты, с кем можно связаться. Звоните — мы будем рады, если вы приедете: приедете один, приедете с семьёй — семьи к нам приезжают, приедете с какими-то друзьями. Всегда работа найдётся, всегда найдётся, что надо делать. В конце концов, сейчас траву надо косить, убирать эту траву, полоть грядки с цветами и так далее. Ветки собирать, которые падают, большая часть территории захоронения — такая лесная часть. Это всё необходимо делать. И наших рук просто не хватает.
Но опять же, я возвращаюсь к значению Бутовского полигона — это наша общая святыня. Вот мы так всегда с трепетом относимся к тому, что вот какой-то царь пожертвовал раку для какого-то святого, ковчег, в котором лежат мощи святого. Или какая-то царица — мы с умилением смотрим, что вот она вышила плат на гробницу такой-то праведной княгини. А мы сейчас с вами, дорогие, имеем возможность прийти и привести в порядок, благообразный вид раку с мощами новомучеников. Приходите и участвуйте в этом очень важном, не только внешне важном, но и внутренне важном деле. Потому что когда мы соприкасаемся с этим, как-то поучаствуем своим трудом в прославлении святыни, это очень положительно сказывается на нашем духовном состоянии.
А. Митрофанова

— Кстати, вот сейчас слушаю вас и вспоминаю рассказ Лидии Алексеевны Головковой, как был открыт Бутовский полигон, как она там впервые оказалась? И у неё эта формулировка очень мне запомнилась, она говорит: мы, как с мачете через тайгу, пробирались через заросли самых разных трав и бурьяна. Бутовский полигон ведь был засекречен и заброшен, стояла охрана по-прежнему.

А. Пичугин

— Охрана стояла до 1995 года.

А. Митрофанова

— Причём, по-моему, даже это она рассказывала, как... Лидия Алексеевна — одна из составительниц «Книги памяти», человек, колоссальный вклад внесший в исследование истории Бутовского полигона и новомучеников, которые здесь лежат. И как она даже, по-моему, рассказывала, с солдатиком, стоявшим в качестве охраны, поговорила: а что вы охраняете? А он даже не знал. И когда ему чуть-чуть, в нескольких словах рассказали, он испытал шок, дрожь. Он совершенно был не в курсе, что за его спиной и рядом с чем он находится. И вот как впервые тогда они проходили на Бутовский полигон и ножом срезали траву перед собой, потому что иначе было просто не пробраться. Вот природа — есть у неё такое свойство. Это к тому, что если не прикладывать труда к сохранению этого места, это опять будет такое же забвение.

Прот. Кирилл Каледа

— Да, в 1995-96 годах, когда мы пришли и стали заниматься полигоном, то первые дорожки мы прорубали через заросли борщевика буквально топорами, в прямом смысле этого слова. Сейчас, слава Богу, конечно, этого нет уже на полигоне, но всё равно уход за ним необходим.

А. Митрофанова

— Община ваша — расскажите о ней, как она сложилась. В общем-то, это люди, которые всю основную нагрузку несут по сохранению Бутовского полигона, по устройству — там потрясающий «Сад памяти». Это же невероятно. Я бывала на полигоне, когда его ещё не было, а потом приехала, и Игорь Гарькавый проводил нам экскурсию — мы со студентами приехали. И я была поражена этой красоте, такой любви к этому месту — сколько туда любви вложено и сколько сил вложено. И ведь имя каждого, кто там пострадал, не только 332 новомучеников, а каждому, кто там расстрелян, имя каждого в камне зафиксировано. И можно идти прямо вдоль «Сада памяти», читать эти имена и молиться об этих людях.

А. Пичугин

— Или им.

А. Митрофанова

— Или им, да, если речь идёт о новомучениках.

Прот. Кирилл Каледа

— Первоначальный состав нашей общины почти на сто процентов состоял из родственников убиенных. Либо дети были ещё на тот момент (это 1994 год), либо внуки, как я. Потом, естественно, старшее поколение стало уходить в мир иной. В общем-то, сейчас всё-таки основная часть нашей общины — это жители, которые живут в окрестностях Бутовского полигона. Хотя, естественно, остались и родственники. И сейчас приход, если первоначально, действительно, основная часть молящихся в храме (тогда в деревянном храме, там, соответственно, было немного народу), это были люди, приезжающие на Бутовский полигон именно ради него из Москвы или из Подольска, или из других городов Подмосковья. То сейчас всё-таки основная часть наших прихожан, которые молятся на службах, это жители окрестных жилых массивов. Причём ситуация сейчас резко изменилась, по сравнению с тем, что было в 90-х или 2000-х годах, потому что все окрестные поля застроены огромными жилыми массивами, и храмов рядом больших, кроме Бутовского полигона, нет. И очень многие к нам приезжают. В общем-то, у нас во время Великого поста мы на двух Литургиях причащали по 400-500 человек в день.
Так что у нас приход достаточно большой. Но вместе с тем, действительно, вокруг Бутовского полигона имеется ядро, которое занимается исследованиями. И вот как раз создан у нас Научно-просветительский центр, который возглавляет Игорь Владимирович Гарькавый, действительно большой энтузиаст по сохранению памяти пострадавших. И в значительной степени многие его идеи, которые он предлагал, воплощены. И вот установка Соловецкого креста — крест, который привезён был водным крестным путём в 2007 году с Соловков — это была как бы идея Игоря. Затем его трудами, в значительной степени его трудами, был создан Музей памяти пострадавших, замечательный совершенно. Он небольшой, но очень ёмкий. И по его идее был создан мемориал памяти пострадавших, так называемый «Сад памяти», где в камне высечены имена всех 20672 человек, убиенных в Бутово.

А. Пичугин

— Спасибо большое. Друзья, напомним, что завтра на Бутовском полигоне состоится Патриаршая служба. Все желающие, кто хочет помолиться новомученикам и исповедникам Российским, лежащим в Бутове, все, кто считает, что для них это важно, могут приехать. Отец Кирилл говорит, что лучше всего общественным транспортом из Москвы, потому что с парковкой там сложно. А какой номер автобуса?

Прот. Кирилл Каледа

— Автобус номер 18.

А. Пичугин

— 18-й автобус, или вот МЦД тоже от Курского вокзала, или от любой другой станции, где МЦД.

А. Митрофанова

— 18-й автобус от метро «Бульвар Дмитрия Донского»? Это важно.

Прот. Кирилл Каледа

— Да, от станции метро «Бульвар Дмитрия Донского». И он тоже подходит к станции, потому что всё-таки от станции там километра полтора, всё-таки далеко идти. А он подходит к станции, там можно будет на него даже сесть.

А. Пичугин

— Да, вот спасибо за это уточнение. А начало богослужения — в девять часов утра завтра. Спасибо большое. Мы напомним, что в гостях у нас сегодня был настоятель храма Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове протоиерей Кирилл Каледа. Мы: Алла Митрофанова —

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин —

А. Пичугин

— Всего доброго, спасибо.

А. Митрофанова

— До свидания.

Прот. Кирилл Каледа

— До свидания. Ждём вас завтра на Бутовском полигоне.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Городские святыни». Игорь Гарькавый
• «Путь к священству». Протоиерей Сергий Конобас
• «Городская среда и человек». Рустам Рахматулин

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов