Темой этой программы стала церковная жизнь в условиях карантина и режима самоизоляции. На вопросы Алексея Пичугина отвечал настоятель храма святого преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках протоиерей Александр Абрамов.
Отец Александр говорил об изменениях в жизни Церкви в связи с карантином и режимом самоизоляции, в том числе о предпринятых мерах предосторожности. Наш собеседник поделился своим мнением по поводу онлайн-трансляций богослужений. Также отец Александр рассказал об инициативе при своем храме, которая позволяет членам общины не терять связь друг с другом, когда личные встречи невозможны. Разговор шел и о причащении болеющих коронавирусом людей.
Ведущий: Алексей Пичугин
А. Пичугин
— Друзья, здравствуйте! «Светлый вечер» на Светлом радио — в таком необычном формате. Хотя Вы, наши постоянные слушатели, наверное, за последние дни уже привыкли к тому, что мы общаемся удаленно. Ну, и понятно, что такая ситуация у нас и во всем мире. Поэтому... Я, Алексей Пичугин, приветствую Вас — хотел сказать «в студии», но нет, не в студии, удаленно. И начинаем мы нашу программу «Светлый вечер». Сегодня я с удовольствием представляю гостя. Этот час с нами и с Вами проведет настоятель храма Преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках протоиерей Александр Абрамов. Отец Александр, здравствуйте.
Протоиерей А. Абрамов
— Добрый вечер.
А. Пичугин
— Соответственно, мы последние дни говорим про сложившуюся ситуацию в разных аспектах. Это касается дел семейных, это касается рабочего пространства, касается, наверное, всех аспектов жизни, с которыми может столкнуться наш слушатель вот в такой непростой ситуации, когда кто-то на самоизоляции, кому-то все равно приходится работать, кому-то передвигаться по городу, но большинство людей все же должно сидеть дома. В такой же ситуации существует и Церковь. Поэтому возникает сразу много вопросов, поскольку можно сразу услышать огромное количество мнений. Несмотря на то, что Патриарх, выступая, призывал людей сидеть дома, кто-то из священников, наоборот, говорит, что надо ходить в храм; кто-то, естественно, говорит, что надо переждать, чтобы хотя бы была Пасха, чтобы потом можно было спокойно прийти в церковь, чтобы не заболеть. Мнений очень много, и поэтому мы хотели бы узнать у Вас, как Вы считаете и какая практика в Вашем храме.
Протоиерей А. Абрамов
— Ну, я вижу две крайние позиции. Одна позиция — это такая, условно, «баррикадная»: «Кто бы что бы нам ни говорил, мы, в любом случае, пойдем в храм, все эти санитарные нормы не про нас, и через это мы с Вами приобщаемся к такому сонму исповедников». Это одна позиция. Другая позиция: «Это наш долг — ходить и спать в маске, бесконечно себя обрызгивать антисептиками». В общем, так тоже постепенно утрачиваем человеческий облик, боясь всего на свете. Я думаю, что ни та, ни другая позиция не содержат в себе христианского зерна: первая — из-за истеричности, а вторая — из-за чрезмерной отцентрованности на самом себе. Я все же думаю, что путь, который Спаситель нам дает, — пусть срединный, путь евангельский. И это значит, что мы, безусловно, следуем призыву Святейшего Патриарха и призываем людей поберечь свое здоровье и здоровье других, с одной стороны, а с другой, мы, конечно, никого не можем выгнать из храма, потому что храм принадлежит не нам, это Дом Божий. И я письмо с одной дамой... С одной дамой, и она мне говорит: «Вот Вы знаете, я вот, конечно, в принципе, ничего не боюсь — вот, может быть, немножечко боюсь за свою дочь, как бы она не заразилась»... И вот она продолжает как бы говорить о самой себе, себе, себе, себе, себе... Я говорю: «Ну подождите, но помимо Вас есть и немало других людей. Почему Вы не беспокоитесь за них? Почему Вы не беспокоитесь за пожилых, почему Вы не беспокоитесь за детей — за уязвимых?». Словом, я думаю, что здесь нам нужно проявить абсолютное трезвомыслие, абсолютно здравое видение границы, которое проходит между необходимостью соблюдать санитарные нормы, с одной стороны, и с другой — оставаться практикующими христианами.
А. Пичугин
— Мне кажется — ну, я вот с кем-то делился уже несколько дней назад этим наблюдением, не знаю, согласитесь Вы или нет, — что есть в такой ситуации, когда человек, может быть, ощущает себя причастным к некоему исповедничеству, ситуация замещения. Мы много лет существовали в такой плоскости, наверное, истории о новомучениках. Нам всегда с момента нашего прихода в храм рассказывали и давали почитать в житиях истории про людей, которые в первые века христианства мучились на аренах, которых убивали за Христа. Мы много знаем про людей, которые в 30-е годы, совсем недавно, страдали. И вот у меня порой складывается впечатление, что это ситуация замещения. В наше время, когда, в общем, можно не страдать, нужно... «А как же? А я тоже хочу пострадать! Ведь это моя возможность стать ближе к Богу!» Вот как Вы считаете, есть здесь такая ситуация?
Протоиерей А. Абрамов
— Один из святых, по-моему, III века, он так говорил: «Мученичества не ищут, а сподобляются». И он приводил несколько очень важных примеров. Один из них такой: слушайте, а почему Святое Семейство бежало к Египет? Почему оно сразу не пошло на то, чтобы открыться и пострадать? Почему Спаситель, когда узнал о том, что Иоанна Крестителя преследуют, не дал себя арестовать, а уклонился от этого? Я добавлю сюда и многие другие примеры: а почему апостола Петра ангел изводил из темницы, а не дал ему сразу принять мученический венец, и так далее? Не пришло время. Спаситель и Сам уклонялся от преждевременного преследования. Поэтому мне очень ясна психологическая подоплека происходящего. Ты оказываешься в настолько непривычной ситуации, а храм тебе так дорог, что ты совершенно искренне хочешь встать на его защиту. И это нельзя никак осудить, в этом нельзя видеть дурную сторону. Но есть и другое — когда ты, например, не воруешь, не лжесвидетельствуешь, не прелюбодействуешь, ты меньшую службу Богу приносишь? Просто не врать — это очень тяжело и каждодневно. Значительно зрелищней прийти в каких-то обстоятельствах в храм и очень подчеркнуто свидетельствовать свое исповедание.
А. Пичугин
— А простите, а вот мне почему-то вспоминается — я не помню, тот это святой или другой, того же примерно времени, то есть ранних гонений, говорил о том, что некоторые христиане, его современники (ну, какие-то провинции там, действительно, были подвергнуты гонениям, какие-то нет) переходили из довольно спокойных в те, где гнали, чтобы принять мученический конец. И вот он как раз осуждал их за это.
Протоиерей А. Абрамов
— Ну, надо сказать, что такое что такое, условно, самовольное мученичество и презрение к тем, кто мученичества не принимает, положило начало одной очень влиятельной ереси — донатизму. И в ереси донатизма действительность таинства прямо соединялась в их представлении с достоинствами или недостатками совершителя. Плохой епископ — таинство не совершается, хороший епископ — таинство совершается. И ведь в этом неприятии людей, которые не шли на такой открытый подвиг, донатисты дошли ведь очень далеко. Возникло такое движение, которое называется «циркумцеллионы», в рамках которого люди, донатисты, начали преследовать богатых, преследовать всякий грех, который им казался неприемлемым, и просто убивать многих из тех, с кем они не согласны. Это такой православный «талибан», условно говоря.
А. Пичугин
— Ранний.
Протоиерей А. Абрамов
— Ранний, да. Причем, интересно, что все ссылались на Священное Писание — вот такая подробность, которая, мне кажется, психологически очень значимая. Циркумцеллионы очень почитали слова Писания «вложи твой меч в ножны, человек». И вывод, который они из этого делали, был совершенно необычным, совершенно непонятным: раз нельзя мечом, они ни в коем случае не прибегали к металлическому оружию и забивали своих противников насмерть деревянными дубинками.
А. Пичугин
— Прекрасно. И камнями, наверное.
Протоиерей А. Абрамов
— Вы понимаете, выводы, которые можно сделать из совершенно ясного и прямого текста Священного Писания, могут оказаться совершенно противоположными. Мне очень близко желание людей быть в храме. Я, со своей стороны, естественно, не могу препятствовать людям. Мы же не магазин — сказать: «Закрыто, не приходите». Если нам дадут распоряжение церковные ли власти или светские, мы подчинимся этому распоряжению с огромной болью и с пониманием того, как ранит это многих и многих. Но, с другой стороны, я, конечно, не хочу никакой нарочитости. Потому что возможностей послужить Богу — очень много. Но каждодневно и скучно бороться со своими мелкими грешками — это не так зрелищно, это не так эффектно. А хочется — раз! — и «в дамках», в нашем случае — в Царствии Небесном.
А. Пичугин
— Но есть и другая ведь сторона — это то, что я часто слышу от многих и уважаемых священников, может быть, не медийно известных, но близких мне как-то по духу, причем, уже людей в возрасте, которые так, знаете, заговорщическим шепотом говорят: «А мы вот решили как раньше, по старинке, всех причащать — ну ведь все-таки Церковь, и ничего не случится». И это транслируется прихожанам — может быть, не явно, может быть, в каких-то личных беседах. Но потом вот мы уже, к сожалению, получаем заболевших, наверняка, замечательных священников в Москве и уже в некоторых других городах.
Протоиерей А. Абрамов
— Ну, я, признаться, спор вокруг методов причастия вообще не понимаю. Я бы очень четко разделил здесь два вопроса: относительно того, возможно ли заразиться через Чашу (и мой ответ однозначен — нет, невозможно), и второй — о методах причастия. Церковь знала десятки методов причастия. Дьяконы носили причастие по домам людей, миряне причащались от дискоса и чаши — в Литургии апостола Якова эта традиция сохранилась. Всякое бывало. И если нужно, для того, чтобы хотя бы подбодрить маловерных людей — маловерных, но они тоже Божьи — в том, чтобы приступать ко Святой Чаше, ради того, чтобы максимально обезопасить присутствующих в храме людей от неприятных неожиданностей, и если для этого нужно нам будет прибегать к дезинфицирующим мерам, мы будем к ним прибегать, потому что в этой ситуации рвение может обернуться изнанкой, прямой противоположностью: когда кто-нибудь заболеет, подчеркиваю, не от Чаши, но в пространстве храма, как бы это не послужило поводом к каким-то репрессивным мерам, к закрытию храмов. И те, кто ратовал за то, чтобы ни к каким дезинфекционным мерам не прибегать, окажутся невольными соучастниками подлинного закрытия того, что будет действительно опасно.
А. Пичугин
— Как мне, опять же, кажется, Тело и Кровь Христовы — это о другом, это о не возможности заразиться, это о возможности преобразить себя.
Протоиерей А. Абрамов
— Ну, это много о чем. Это много о чем. Я вот был дьяконом первые два или три года своего священнослужения, и, как дьякон, я потреблял Святые дары. Я служил в Марфо-Мариинской обители милосердия, туда немало приходило публики такой бомжовой очень, очень неавантажной, я Вам скажу. И я, как дьякон, должен был потреблять Святые дары после этих людей, многие из которых, мы знали, болели туберкулезом. И я потреблял Святые дары последним. И я свидетельствую, что, ну, во-первых, у меня никогда и мысли не возникло о том, что я могу заболеть туберкулезом или еще какой-нибудь заразой вследствие того, что я потребляю Святые дары, а второе — что я никогда и не заболел. Никогда и не заболел. Естественно, если в Чашу причащения бросить цианистый калий, цианистый калий, вероятно, сохранит свои естественные свойства. И поэтому что здесь удивительного, если человек отравился таким образом? Конечно, действительно, это не означает, что Святые дары мгновенно переменят свойства цианистого калия на противоположные, человеку только станет лучше. Но есть какие-то целомудренные пределы рассуждений на эту тему. Потому что, видите, вот в этих словах о цианистом калии или об отравлении живет экспериментаторский зуд.
А. Пичугин
— Ну, которого быть не должно, конечно.
Протоиерей А. Абрамов
— Да. «А вот если вот так? А вот если вот так?» Конечно, этого быть не должно. Просто ни в коем случае, мне кажется — это вот просто я как священник это могу сказать (я не убежден, что все с этим согласятся, но мое видение такое), — мы ни в коем случае не можем людей призвать опасаться у Чаши. Страхование у Чаши, боязни разного рода, фобии и становятся питательной средой для болезни, а не сами Святые дары. Совершенно ясно, что нужно прибегать к разного рода оградительным мерам. Никакой проблемы нет погружать лжицу в спирт, никакой. Никакой проблемы нет пользоваться одноразовыми лжицами или одноразовыми салфетками для того, чтобы утирать губы. Ничего этого не сложно, и все, что мы можем сделать в храме, не отступая от веры, для того, чтобы побороть заразу, все это можно и нужно делать.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня протоиерей Александр Абрамов, настоятель храма Преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках. Да, действительно, можно вспомнить огромное количество священников, в том числе и наших с Вами знакомых — священников, которые служат в тюрьмах, колониях, и куда не просто приходят, а где живут, постоянно живут людей с разными формами туберкулеза, в том числе и открытыми, и, в общем, насколько я понимаю, ни один священник не заразился.
Протоиерей А. Абрамов
— Ну, да, да. И ведь речь идет, в конечном итоге, о том, что они не сидят и не думают: «Вот какой мы подвиг несем». Они делают свое дело — изо дня в день, изо дня в день. Со временем об этом можно будет писать новые агиографические сказания. А пока они просто делают свое дело.
А. Пичугин
— Кстати, можно вспомнить, коль скоро мы тут говорили о разных формах причастия у людей, бытовавших в разное время, что лжица, привычная нам и которую сейчас очень яро отстаивают разные люди вот именно на время карантина, она появилась достаточно поздно — в Византии, ее появление приписывают Иоанну Златоусту (но неизвестно, так это или нет). Но, насколько я помню, она тоже появилась в результате какой-то эпидемии.
Протоиерей А. Абрамов
— Ну, лжица, в конце концов, исходно — это просто столовая ложка.
А. Пичугин
— Да, конечно.
Протоиерей А. Абрамов
— И ее сакрализация связана с тем, что эта лжица больше нигде не используется, кроме как в преподании таинств. И в этом смысле, и ни в каком ином, она сакральна, ибо она соприкасается с Телом и Кровью Христовыми. Все. Поэтому, как очень часто бывает в православных дискуссиях, важно, чтобы форма не возобладала над содержанием. Очень многие люди скажут: «Слушайте, но в нашем случае форма и есть содержание». Нет, содержание — это Святые дары. Форма их преподания может быть самой разной. Мы с Вами видели разного рода циркуляры совсем недавних годов, да? 60-х, 70-х годов, когда, например, была холера в Одессе.
А. Пичугин
— Были циркуляры церковные на эту тему?
Протоиерей А. Абрамов
— Да, они опубликованы, их можно прочитать.
А. Пичугин
— Давайте напомним: это 1972-й, кажется, год.
Протоиерей А. Абрамов
— Мне кажется, 1970-й год — Одесса. Ну вот что — мы читаем инструкцию священноначалия настоятелям действующих храмов. Какие предписания? Не совершать крестные ходы, не крестить в храмах до особого распоряжения, покойников отпевать на кладбищах, а не в храмах.
А. Пичугин
— В открытых, соответственно, условиях, на улице?
Протоиерей А. Абрамов
— Ну да. Святую воду не раздавать, а лишь ею кропить. Были определенные ограничения по причащению и так далее. И, как Вы понимаете, в условиях советского такого жесткого безвременья никаких вопросов эти меры, хотя и строгие, не вызвали. Все понимали, что Вы и так находитесь под прессом советского государства. Попробуйте вот одно малейшее предписание из этих выданных распоряжений не выполнить — и закроют все храмы, даже те, которые находятся очень далеко от очага эпидемии. Мы за эти годы привыкли жить в условиях, когда мы все — «кумовья королю». Что на нас никогда ничего не распространится, многие думают, что нам все обязаны, но государство есть государство, а Церковь есть Церковь. И Церковь может оказаться в обстоятельствах, когда государственные предписания будут к ней применены в полной жесткости. Они и сейчас к нам применяются без ограничений, но зачем создавать повод ищущим повода?
А. Пичугин
— Кстати, спасибо большое, что Вы вспомнили Одессу, 70-е годы. А это было совсем недавно. И я думаю, что, ну, может быть, не очень много, но достаточно священников, которые уже служили тогда, будучи молодыми людьми, служат и по сей день там, в Одессе и в соседних епархиях, которые застали это и которые хорошо помнят, как это было в советское время.
Протоиерей А. Абрамов
— Конечно, конечно, конечно! Здесь не должно быть места никакой самонадеянности, никакому шапкозакидательству. Я совершенно не говорю, что возможен возврат к такому «гонительному» настроению советского времени. Но я говорю о том, что тогдашнее здравомыслие священноначалия, духовенства и верующих привело к тому, что Церковь преодолела это испытание с честью и достоинством.
А. Пичугин
— Да, действительно. Причем, нельзя сказать, что сейчас ведь все эти распоряжения и циркуляры направлены именно на то, чтобы как-то ограничить людей. Ведь, насколько я понимаю, и Патриарху, и кому-то еще — и священно-, церковноначалию — приходится постоянно вступать в контакт с эпидемиологами, с людьми, от которых зависит принятие решений в рамках всего государства, в том числе и по отношению к Церкви, чтобы отстаивать даже те малейшие послабления, которые сейчас в отношении церквей сделаны, поскольку храмы открыты.
Протоиерей А. Абрамов
— Да. Но не решен до конца, да? Он находится в сложном таком статусе. Вопрос о том, храмы открыты, но людям в Москве, например, не рекомендовано туда ходить. Но, с другой стороны, «не рекомендовано» означает: а) не запрещено, б) хождение в храм не входит в список тех четырех или пяти пунктов, по которым выход из дома разрешен. Поэтому здесь, конечно, понятно, что есть у людей смущение и недоумение. Я думаю, что это так или иначе должно быть преодолено. Но приписывать... Есть такая позиция — приписывают священноначалию желание закрыть храмы. Ну слушайте, я 20 лет священник. Вы бы знали, как сложно говорить людям: «Воздержитесь, посидите дома, поберегите себя, пока эта зараза, хотя бы отчасти, схлынет». Великий пост — традиционно, время, когда в храмах больше всего людей. И вот мы служим Благовещенье — а в храме людей почти нет, мы служим воскресные дни — а в храмах людей почти нет. Мы вступаем скоро в дни Страстной недели и Пасхи, и мы пока ничего не понимаем, как это все будет. Но я знаю одно: не надо причитать. Не надо причитать. Мы будем служить, мы будем молиться Богу. Кто придет, тот придет, в соответствии с разрешениями законодательными. Все остальные не будут лишены службы. Мы поедем, причастим тех людей, которых нужно причастить, на дому, пожилых людей, потому что они не могут сами прийти в храм, им не разрешено это сделать. Дело не в трансляциях — это очень поверхностно («вот, смотрите, трансляцию»). Через трансляцию благодать не приходит. Это как... Ну, слушайте, извините за параллель, но если Вы смотрите футбол по телевизору, Вы не становитесь игроком. Если Вы смотрите трансляцию, Вы не можете приобщиться к благодати, иначе это уже прямо какой-то «Delivery club» и «Яндекс-еда» с доставкой на дом. Это же не ширпотреб, не фастфуд духовный. Трансляция — это всегда было для тех людей, кто не может прийти. Возможность хотя бы посмотреть, как-то сочувствовать происходящему. Но это именно крайняя мера. Для того, чтобы крайними мерами не обходиться, конечно, постараемся людей причащать, конечно, постараемся друг друга поздравлять и не терять друг друга из виду. Мы придумали даже, и я вот хочу воспользоваться этой возможностью — мы придумали такую историю: мы предлагаем всем храмам, приходам, общинам: публикуйте в своих социальных сетях, на своих сайтах фотографии людей, особенно пожилых людей, маленьких детей, тех, кто сидит дома. Присылайте свои фотографии. Мы, знаете, запустили у себя такую историю — люди присылают свои фотографии, как они сидят дома. И это, конечно, так мы вместе, что важно не потеряться друг у друга из виду. Община состоит из своих членов. Люди, принадлежащие к общине, если сейчас не в храме, завтра в нем будут, и мы не потерялись.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня протоиерей Александр Абрамов, мы беседуем об условиях, в которых сейчас мы все оказались, в том числе, и в Церкви, — в условиях карантина, самоизоляции, и продолжим говорить об этом с отцом Александром, настоятелем храма Преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках в Москве, после небольшого перерыва.
Напомню, что сегодня мы беседуем с протоиереем Александром Абрамовым, настоятелем храма Преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках. Говорим о событиях, вернее, об условиях, в которых мы все оказались сейчас, в эти дни, в том числе и в Церкви, где христианами это переживается все особенно остро, потому что наша самоизоляция выпала на предпасхальные дни, и пока еще не очень понятно, как будет на Пасху. И вот перед нашим небольшим перерывом отец Александр рассказал об интересной и очень хорошей инициативе, которая была введена в Крапивниках, в храме Сергия Радонежского, о том, чтобы люди могли делиться какими-то моментами своей жизни, фотографиями. Ведь в этом же тоже есть — не просто есть, — ведь в этом же и заключается, во многом, христианство. Оно же заключается не только в богослужениях, не только в храме, но и вот в такой возможности помнить друг о друге.
Протоиерей А. Абрамов
— И терять друг друга о Христе. Это ведь не просто фотки людей, которые снимают самих себя от безделья. Помните — «на фоне Пушкина снимается семейство»...
А. Пичугин
— «...и птичка вылетает».
Протоиерей А. Абрамов
— «...и птичка вылетает», да. А мы просто подаем друг другу сигнал: «Вот мы вместе, вот мы не потерялись. Вот мы преодолеваем эти трудности». Потому что, как оказалось, преодолевать трудности, находясь дома, ничуть не легче, чем пребывая, условно говоря, на переднем крае. Все сложно, все непросто. И очень важно, чтобы мы друг друга чувствовали, чтобы мы были настроены вот на сердца друг друга. Я смотрю на фотографии своих прихожан, молодых и пожилых, бабушек и детей, семей и вижу, что мы не растерялись. И вот бодрость и собранность христианская, общность в молитве и настроенность, крепкое желание, тоска по таинствам, а самое главное, оптимизм христианский и безусловная вера в Господа нас соединяют. И вот такие «маячки», мне кажется, очень важно, чтобы вспыхивали во всех общинах, во всех приходах. Люди будут знать, что духовенство их не бросает, что мы как были семьей, так семьей и остались.
А. Пичугин
— Да, и я не только в Крапивниках — я вижу среди знакомых общин похожие истории, когда люди в Zoom’е... Zoom, напомним, это такая программа, которая сейчас стала особенно популярна в условиях удаленных работ, которой многие пользуются, этой программой... И там устраиваются и трансляции, и какие-то беседы, и общение, и евангельские беседы, в том числе. Вот вчера, например...
Протоиерей А. Абрамов
— Все то, что прервалось.
А. Пичугин
— Да, да, да!
Протоиерей А. Абрамов
— Все то, что прервалось в обычном режиме.
А. Пичугин
— Да. Но я при этом все равно возвращаюсь к тому, с чего мы начинали, — понимаю, начинаю понимать тех священников, которые как бы... не то чтобы не верят в карантин, не то чтобы не верят в самоизоляцию, а, скорее, относятся к этому как к какому-то некоему фарсу, потому что мы все видим, как, например, полны гипермаркеты людьми. Ведь можно же ездить... Нам говорят: «Если Вы не на метро, а на машине, пожалуйста, езжайте в свой любимый гипермаркет, аккуратнее, в масках покупайте продукты, это удобно». И мы все видим, что гипермаркеты полны, парковки перед ними полны, и очереди в кассу стоят такие же точно. И тут создается, конечно, некое смущение и непонимание, почему же мы можем стоять в очередях в гипермаркет, своеобразный «храм торговли», десятками и сотнями, а вот в храме — нежелательно.
Протоиерей А. Абрамов
— Да, вопрос, конечно, есть. И есть и ответ. Потому что, при всех многочисленных разговорах о нравственных ценностях, увы, убедительно в умах людей (я сейчас не говорю о верующих людях) побеждает материалистическая концепция. Совершенно такая прямолинейно марксистская. Если Вы помните, Маркс рассматривал общество как совокупность базиса и надстройки.
А. Пичугин
— Ну конечно.
Протоиерей А. Абрамов
— Базис — это экономика, условно говоря, «брюхо», а надстройка — это все остальное (культура, искусство) — ну, в общем, говоря условно, дух. И выясняется, что в глазах очень многих, в том числе и тех, кто принимает решения, без продовольственных магазинов нельзя, это предмет первой необходимости, а без Церкви — можно, без храмов — можно, потому что это, в их представлении, не предмет первой необходимости. Вот эта материалистическая концепция, очень такая прямолинейная, очень плоская — она берет верх у очень и очень многих, и, к счастью, не у всех. Многие задают себе вопрос: но мы не можем без храма. Почему... Разве храм — вот он сейчас где-то располагается в регистре между продовольственным магазином, у которого есть абсолютная возможность быть открытым... И, конечно, далеко не факт, что в продовольственном магазине эпидемиологическая ситуация лучше, чем, например, в маленьком храме.
А. Пичугин
— Да, явно хуже.
Протоиерей А. Абрамов
— Явно хуже. И есть уже открытые салоны красоты, какие-то СПА, какие-то бани. Они уже открыты, хотя, ну, здравый смысл пока говорит о том, что там тоже не должно быть все дезинфекционно чисто.
А. Пичугин
— Но если они открыты, это уже, получается, нарушение и не очень законная история.
Протоиерей А. Абрамов
— Почему? Разрешено официально открытие салонов красоты, имеющих медицинскую лицензию.
А. Пичугин
— А, да, это правда. Это правда. Ну, а уж как там по медицинской лицензии оказывают услуги, понятно.
Протоиерей А. Абрамов
— Ну да. А где-то там вдалеке располагаются храмы — где-то после непродовольственных магазинов. И это горько. Это горько, когда прошло так много лет после 1988 года, когда Церкви были возвращены все права. Что здесь делать? Вот это важно. Представим себе — это ответ тем, кто считает, что нас водят за нос — представим себе ситуацию, что никакого коронавируса не существует. Представим себе ситуацию, что это все обман. Для христианского сердца это не имеет никакого значения. Если это вошло в наше бытие, то это какая-то особенность разговора Бога с человеком. Бог чуть-чуть отступает от человека для того, чтобы человек начал Христа больше ценить. Не имеет значения, есть вирус или нет. Не имеет значения, хочет кто-то у нас отнять храмы или нет. Значение имеет, как мы себя поведем как христиане. Услышим ли мы ясный сигнал. А сигнал всегда один и тот же — «покайтесь, ибо приблизилось Царствие Божие». Вот в этих обстоятельствах мы должны увидеть приближение Царствия Божия. Не как кликуши, которые по любому поводу говорят о надвигающемся Апокалипсисе, а как трезвомыслящие люди, любящие своего Христа.
А. Пичугин
— Ну вот мы все равно вступаем сейчас, через несколько дней, в Страстную неделю, которая традиционно была для всех для нас не просто важной, но и для многих людей, которые исторически соблюдали, в основном, именно первую, особенно твердо и особенно как-то горячо, первую и последнюю недели Поста. Ну, вернее, Страстная Седмица — ее уже Великим Постом не назовешь, но все равно, первую неделю Поста и Страстную Седмицу... И вот мы вступаем в нее в таких обстоятельствах — мы даже не знаем, что может измениться еще за несколько дней, которые у нас до нее остались. Но все-таки вот у нас большой праздник — Вход Господень в Иерусалим. Он, наверное, пройдет в той перспективе, к которой мы уже привыкли. А дальше начинаются службы Страстной и, в том числе, служба, которую все традиционно очень любят, служба Великого Четверга, когда все идут причащаться. И вот как нам здесь быть, в условиях, что к Вам придет огромное количество людей? Для кого-то это будет большим смущением.
Протоиерей А. Абрамов
— Ну, я, во-первых, очень надеюсь... Видите, каждый день приносит те или иные перемены. Я очень надеюсь, что даже эти несколько дней принесут нам перемены к лучшему. Мне бы очень хотелось на это надеяться. Во-вторых, если негативные вот эти тенденции расширения пока болезни сохранятся, не думаю, что очень много людей будут приходить даже в день Великого Четверга. Я думаю, что нам тогда придется подумать о том, как своих прихожан причастить дома после совершения литургии Великого Четверга в храме.
А. Пичугин
— И вот это очень большой вопрос! Я, кстати , ни одной пока еще дискуссии на эту тему за последние дни в церковном пространстве не слышал и не видел — как можно именно литургически общаться. Если люди пожилые, им, действительно, не стоит ходить, наверное, если им за 70, к 80-ти. Если это люди, которые просто боятся, но, тем не менее, очень хотят причаститься, вот как быть здесь? Мы с такой ситуацией еще пока не сталкивались на нашей памяти.
Протоиерей А. Абрамов
— Но сталкивалась и древняя Церковь, тем не менее. Бывали и моровые поветрия разные, и храмы бывали закрыты, и, порой, очень долго. Но мы из довольно недавнего и совсем не античного времени можем вспомнить и ситуацию, когда по благословению преподобного Сергия закрывались целые регионы на определенное время — храмы, в них не совершались литургии и отпевания. Интердикт — это явление хорошо известно по средневековой Европе.
А. Пичугин
— Причащение, наложенное на общину или храм.
Протоиерей А. Абрамов
— Да, связанное с тем, что, например, в русской ситуации князья нарушали крестоцелование и вступали в междоусобные столкновения. Я лично пока вижу решение этого вопроса следующим образом. Центральнее всего для нас — вера во Христа, центральнее всего для нас — евхаристическое единство, центральнее всего для нас — ощущение себя христианской семьей. Поэтому я думаю, что, например, в Великий Четверг мы причастим тех людей, которые смогут прийти, ничего не нарушая. Мы причастим их, но заранее позаботимся о том, чтобы те наши прихожане, кто находится дома и хотел бы в этот день причаститься, сообщили нам о своем желании. Как известно, в Великий Четверг заготавливаются запасные дары на весь год вперед. И я думаю, что в этой ситуации, если не будет каких-то других особых распоряжений, логично священникам своего прихода поехать по всему городу с запасными дарами, заготовленными на этой литургии — литургии Великого Четверга, и причастить своих по домам.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях у нас... вернее, беседуем мы в таком удаленном режиме сегодня с протоиереем Александром Абрамовым, настоятелем храма Преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках. Да, потому что поехать, как Вы сказали до этого небольшого перерыва, по городу причащать своих прихожан... Есть храмы, особенно в спальных районах, где традиционно причастников в воскресный день больше сотни, а в праздники и Великий Четверг их и до тысячи доходит. Это люди, которые числят себя, даже если они редко приходят в храм в другое время, именно прихожанами конкретного храма — условно, в Переделкино, в Солнцево, в Бутово.
Протоиерей А. Абрамов
— Ну да. Но я думаю, что все-таки, если ничего не поменяется, действует призыв Патриарха воздержаться от посещения богослужений. Когда я говорю «поменяется», это означает одну вещь — улучшение эпидемиологической ситуации. Я очень надеюсь, еще раз скажу, что это произойдет. Не надо искушать Господа, с другой стороны. Если люди ослаблены, если они относятся к группе риска по возрасту, если у них немало болячек и так — ну что ж, мы приедем, причастим. Священники, конечно, тут тоже такая рисковая профессия. Рисковая профессия. Но мы должны и обязаны соблюдать нужные меры предосторожности. Существуют различия между посещением тех, кто достоверно болен коронавирусом и проходит лечение на дому или находится в изоляции после пребывания в иностранных государствах, где эта эпидемия особенно бушует, но большинство людей не болеют этим — они просто немощные, у них естественные для весны обострения, связанные с авитаминозами, например, и мы, конечно, должны просто взять и приехать к ним на то время, пока они лишены храма. Но молитва наша — о том, чтобы это лишение храма прошло как можно быстрее.
А. Пичугин
— Тут надо сказать, что — спасибо, что Вы напомнили — есть специальные службы в Церкви: священники, которые трудятся, насколько я понимаю, в милосердии, в организации милосердия, там есть несколько священнослужителей на всю Москву (если мы говорим о Москве — наверное, в каждой епархии есть какие-то свои)...
Протоиерей А. Абрамов
— Есть специальная Комиссия в Москве, телефон которой существует, и если, например, кто-то болен коронавирусом в легкой форме и проходит лечение на дому, и желал бы причаститься, он может на этот телефон позвонить и попросить прийти священника. Придет не просто священник из соседнего храма, но священник с медицинским образованием и в должной экипировке — для того, чтобы никого не подвергать риску, в том числе и самого этого священника.
А. Пичугин
— Да, есть же фотографии священников в костюмах защиты, что не делает их менее священниками — некоторая перемена образа, — которые могут причастить, действительно, людей, которые болеют коронавирусом, для которых это причастие, кстати говоря, наверное, в первую очередь было бы важным.
Протоиерей А. Абрамов
— Ну, как говорят в нашем народе, «попа и в рогожке узнаешь». Так что и в костюме защиты это тоже будет несложно. (Смеется.)
А. Пичугин
— Ну, и у нас остается еще очень важный вопрос, конечно — это Пасха. Опять это все теория, не знаем, что будет на Пасху, какая будет ситуация на Пасху. Можем только надеяться, молиться, что она будет лучше, но мы ничего не знаем. И вот здесь тоже есть два таких подхода. Первый — от людей, наверное, которые в Церкви давно и хорошо помнят, что на Пасху раньше не причащали. В советские годы и даже не в советские, даже я помню, что в начале 2000-х в Москве даже были храмы (я уже не говорю про область и другие регионы), где на Пасху не причащали. Считалось, что Пасха — без причастия. И есть люди, воспитанные уже в современной церковной ситуации, которые знают, что Пасха, в первую очередь, это возможность быть с Богом в таинстве евхаристии.
Протоиерей А. Абрамов
— Пасха без причастия — это традиция советского благочестия, извините.
А. Пичугин
— Ну да, да, безусловно.
Протоиерей А. Абрамов
— И она связана с внецерковными причинами. Она связана с режимом работы общественного транспорта, она связана с желанием властей, чтобы служба длилась максимально коротко и все быстрее разошлись. И, в конце концов, она связана с желанием властей подорвать бытие Церкви. Поэтому священнослужители этому подчинялись, но эта беспричастильная Пасха, внеевхаристическая Пасха прямо в корне противоречит Посланию Иоанна Златоуста, которое читается в Пасхальную утреню. Прямо противоречит.
А. Пичугин
— «Приидите все».
Протоиерей А. Абрамов
— «Приидите все. Телец упитан. Те, кто был в первый час и в одиннадцатый, насладитесь трапезой». Речь, конечно, о трапезе Господней — о евхаристии, и здесь, мне кажется, двух мнений быть не может. Поэтому Пасха — это пир, торжество победы, и сказать: «Вот, Вы знаете, мы переходим на традицию 1975 года, мы сейчас вот что-то послужим, батюшки причастятся в алтаре, а потом со всеми попрощаемся» — не знаю, как это будет. Я думаю, что найдется какое-то иное решение. Те, кто будет находиться в храмах, если храмы будут открыты, я думаю, будут причащаться, благодаря за это Господа, те же, кто на службе быть не сможет, они дистанционно в службе поучаствуют через трансляцию, а потом будем как-то причащать. Мне кажется, вот такой наихудший из возможных сценариев.
А. Пичугин
— Ну, мы в течение ближайшей недели, я думаю, об этом узнаем. Ну, а как Вы считаете — тут возможна та же самая аналогия с Великим Четвергом, когда можно после службы идти и причащать? Все-таки Пасха — тут другая ситуация несколько. Тут и желающих, наверное, было бы больше. А может быть, и нет. И здесь... И все-таки... Ну, все-таки Пасха, Вы сами понимаете, это немножко другая история.
Протоиерей А. Абрамов
— Да, пока ничего не возможно сказать. Пока ничего не возможно сказать. Я думаю, что надо Бога просто просить, и очень крепко, серьезно просить о том, чтобы Он нам дал решение. Причем, такое решение, которое мы просто увидим и все скажем: «Да, вот так надо поступить».
А. Пичугин
— Ну что ж, спасибо большое, отец Александр! Мне кажется, мы с Вами обсудили основные аспекты ситуации, которую мы сейчас все переживаем в церковном поле. Важно, наверное, еще напомнить, что телефоны и контакты, если Вы вдруг находитесь именно на карантине или проходите лечение от коронавируса на дому, или слушаете нас вдруг в больнице, или Вы просто на карантине, поскольку где-то контактировали с больными людьми, Вы можете найти все необходимые контакты в Интернете, в Синодальном отделе по церковной благотворительности и социальному служению. Там разработаны специальные меры для людей, которые хотят причаститься, будучи заражены коронавирусом, или если они контактировали с такими людьми. Найдите эти контакты, и, если желаете причаститься, то никаких преград для этого нет — можете позвонить, позвать священника, он приедет, соблюдая все меры предосторожности, специальный священник, которого обучили, как правильно во время пандемии служить на дому и контактировать с больными людьми. Спасибо большое, отец Александр, за то, что ответили на наши вопросы. Я напомню, что протоиерей Александр Абрамов, настоятель храма Преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках, был с нами на связи. Мы беседовали о том, как Церковь живет в этой непростой ситуации, в условиях пандемии. Спасибо огромное!
Протоиерей А. Абрамов
— Спасибо, Алексей! Благодарю Вас!
А. Пичугин
— Я — Алексей Пичугин, прощаемся с Вами, всего доброго и до встречи.
Протоиерей А. Абрамов
— Будьте здоровы, всего хорошего!
Брянск (обзор)
Город Брянск расположен на западной окраине Среднерусской возвышенности, на берегах реки Десны. Впервые в летописях город упоминается как Дебрянск, то есть поросший дебрями — непроходимыми зарослями. В 1246 году сюда переселился из разорённого татарами Чернигова великий князь Роман Михайлович. При нём в предместье города был основан Свенский монастырь, который действует и поныне. Эта обитель — узнаваемый символ Брянска. Ещё одна брянская достопримечательность — кремль, срубленный на горе над Десной в тринадцатом веке. В Смутное время семнадцатого столетия эта крепость была форпостом противостояния польским захватчикам. Из всех кремлёвских построек до наших дней сохранился только Покровский собор, построенный в 1698 году. В древнем храме совершаются богослужения.
Радио ВЕРА в Брянске можно слушать на частоте 98,2 FM
Брянск. Благоверный князь Роман Брянский
В тринадцатом веке Брянском управлял благоверный князь Роман, именуемый Старым. Один из древнейших рукописных документов, Ипатьевская летопись, приводит яркий эпизод из жизни святого. Благоверный князь выдавал замуж дочь Ольгу. Свадебный пир омрачили тревожные вести — литовские войска вторглись в Брянское княжество. Правитель оставил праздничный стол и отправился защищать свою вотчину. Летописец подчеркивает, что Роман «показал мужество своё» и вернулся в Брянск «с победою и честью великою». Ещё один фрагмент жития благоверного князя связан с летописью Свенской иконы Божией Матери. Она хранилась в Киево-Печерской лавре. Роман попросил монахов доставить чудотворный образ из Киева в Брянск, когда ослеп. Правитель пешком отправился навстречу святыне. В десяти верстах от города он принял икону на руки и прозрел. На том месте, где произошло чудо, князь основал Свенский монастырь, действующий в Брянске поныне.
Радио ВЕРА в Брянске можно слушать на частоте 98,2 FM
Степан Писахов. «На Мурмане»
— Спасибо тебе, Андрей, что открыл для меня Архангельск! Какая здесь чудесная рыбалка! А люди какие! А музеи! Взять хотя бы тот, где мы сейчас находимся — «Художественная культура Русского Севера».
— Не название, а песня!
— Да что название, картины удивительные! Как правдиво и бережно они передают здешнюю жизнь. Вчера мы с тобой ловили рыбу и любовались природой под Архангельском, а сегодня видим её отражение в работах художников.
— И какое полотно тебе особенно понравилось?
— Трудно выбрать! Да вот, хотя бы это, посмотри. Холодная гладь воды отражает белёсое небо, корявые кустарники сильными корнями держатся за скалистый берег. В простом пейзаже автор воспел любовь к жизни!
— Он и вправду был жизнелюбом, Степан Григорьевич Писахов. И Север понимал и ценил. Вот только на картине, тебе полюбившейся, не окрестности Архангельска изображены, а берег Баренцева моря — Мурман. Работа так и называется — «На Мурмане». Хотя сам Писахов произнёс бы «На МурмАне».
— Почему?
— Так говорили жители Русского Севера, поморы, в ту пору, когда жил художник. Степан Григорьевич родился в 1879-ом, а умер в 1960-ом году.
— Он здешний?
— Да, коренной архангелогородец. Если найти старую карту города и перечеркнуть её крест-накрест по диагонали, то в самом центре окажется деревянный двухэтажный дом на улице Поморской. Там художник появился на свет и состарился. Это здание, к сожалению, не сохранилось до наших дней. Зато на улице Чумбарова-Лучинского стоит трогательный памятник Писахову.
— Трогательный?
— Да. Я тебе покажу потом, сам убедишься. Приземистая фигура в долгополом плаще. Грива густых волос из-под широкополой шляпы. Лицо, заросшее бородой, кустистые брови. Таким и запомнили жители Архангельска своего замечательного земляка. А ещё все, кто видел Степана Григорьевича, отмечали его умные, весёлые, добрые глаза. Очень его любили в городе.
— За картины?
— Не только. Он был живой легендой, носителем уникальной местной культуры, сказителем.
— А что значит «сказителем»?
— Хорошим рассказчиком, или, на местном наречии — баятелем, бахарем. Умение сказывать издавна ценилось у поморов. Во время рыбного промысла хорошему говоруну полагалась два пайка — один за улов, другой за сказывание. А Писахов ещё и записывал поморские были и небылицы от лица персонажа Сени Малины. По этим сказам потом мультфильмы сняли. Может, помнишь, «Смех и горе у Бела моря»?
— Как не помнить! Там Евгений Леонов главного героя озвучивает! Где же Писахов научился так сочинять — колоритно, живо?
— Жизнь научила. Он окончил художественное училище в Санкт-Петербурге, стажировался в Италии, во Франции. Там, вдали от родины, понял, что жить не может без Севера. Вернулся и исколесил Арктику, исходил реки Печору, Пинегу, Онегу, Мезень. Тогда и освоил старинные обычаи, перенял особый говор. Именно в этот период было создано полотно «На Мурмане».
— Чувствуется, что его написал человек бывалый и горячо любящий Русский Север.
— Это правда! Степан Писахов вложил в эту работу всю свою нежность к родному краю. Река, небо и камни на картине светятся серебром, колючие ветви кустарника
Картину Степана Писахова «На Мурмане» можно увидеть в Архангельском Государственном музее «Художественная культура Русского Севера»
Все выпуски программы: Краски России