«Церковь и богослужения». Священник Михаил Желтов - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Церковь и богослужения». Священник Михаил Желтов

Церковь и богослужения (28.03.2025)
Поделиться Поделиться
Вид с вечерней улицы на подсвеченные окна

У нас в студии был настоятель храма Рождества Христова в Митино, кандидат богословия священник Михаил Желтов.

Разговор шел о богослужебной стороне церковной жизни и о том, как Литургия развивалась от преломления хлеба по домам до современного храмового богослужения.

Этой беседой мы завершаем цикл из пяти программ о Церкви.

Первая программа с доктором исторических наук Андреем Виноградовым была посвящена истории ранней Церкви.

Вторая беседа с профессором Московской духовной академии игуменом Дионисием (Шлёновым) была посвящена тому, как святые отцы формулировали учение о Церкви.

Третья беседа со старшим преподавателем Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Анастасией Медведевой была посвящена тому, что известно из Нового Завета о первых годах существования христианской Церкви.

Четвертая беседа с доцентом Московской Духовной Академии Алексеем Гагинским была посвящена эстетической стороне Церкви.

Ведущий: Константин Мацан


Константин Мацан

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. Этой беседой мы продолжаем и завершаем цикл программ, которые на этой неделе в часе с 8 до 9 у нас на Светлом радио выходят. Я напомню, что этот цикл программ я назвал «Лики Церкви». Мы говорим о Церкви как о историческом феномене, как о духовой реальности, сквозь разные призмы, сквозь разные точки зрения смотрели в этом цикле на Церковь, как на исторический сюжет, смотрели через призму патрологии, что святые отцы говорили о Церкви, сквозь призму Писания. Сегодня последняя программа, наверное, неслучайно, что она завершающая в этом цикле, мы поговорим о литургии, о Церкви именно через эту ему. Наш сегодняшний гость и проводник в эту тему священник Михаил Желтов, настоятель храма Рождества Христова в Митино, кандидат богословия, заведующий лабораторией историко-литургических исследований общецерковной аспирантуры и докторантуры, заведующий кафедрой литургико-канонических дисциплин Казанской духовной семинарии, доцент Московской духовной академии и секретарь комиссии по вопросам богослужения и искусства межсоборного присутствия Русской Православной Церкви. Добрый вечер.

Священник Михаил Желтов

— Добрый вечер.

Константин Мацан

— Я очень рад, что вы у нас в эфире. Вы не первый раз на волнах Радио ВЕРА. Сегодня есть возможность поговорить, может быть, о самом главном, что в церкви у нас есть — это литургия. Я бы вот с чего начал. Мы с вами до программы общались и переписывались, я как-то ничтоже сумняшеся употребил выражение «Церковь как евхаристическая община». Причем, употребил его как то, что мне казалось совершенно самоочевидным и принимаемым, вкладывая в это простой и, если угодно, психологический смысл, что в Церкви главное литургия. Для меня, как для прихожанина, если сказать, что главное, где стержень, а где то, что вокруг нарастает. Стержень — это евхаристия. Я в церкви ради этого. Но вам показалось из вашей перспективы, что выражение «Церковь как евхаристическая община» требует уточнений, или не нужно его использовать, или оно ведет к каким-то ложным пониманиям. Что не так с этим выражением?

Священник Михаил Желтов

— Это выражение распространилось в богословии второй половины 20-го века с подачи, наверное, прежде всего, протопресвитера Николая Афанасьева, который выстроил некую теоретическую модель того, какой Церковь была в первые века, и какой она, с его точки зрения, должна быть. Но эта модель при всей ее стройности несколько искусственна, и дальнейший ход исследования даже раннего христианства показал, что не так всё в источниках реконструируется, как казалось Афанасьеву. Это некоторая концепция, причем, концепция даже, можно сказать, не совсем афанасьевская. Еще в 19-м веке немецкий историк Церкви, права Церкви, по фамилии Зом сформулировал некоторые принципы, которые затем использовал Афанасьев. Его работу переводил Павел Флоренский, она была известна еще в те годы предреволюционные, революционные. Затем Афанасьев эту идею как свежую, новую развил. Притом, что она действительно повлияла на православное богословие второй половины 20-го века, и мы видим довольно сильное ее развитие, например, в проповедях и словах митрополита Антония Сурожского, мы видим как опирается на эту идею, как и в целом на труды Афанасьева, митрополит Иоанн (Зизиулас) и другие авторы. В то же время она ограничивает и в каком-то плане подменяет реальность. Получается, что Церковь равна этому евхаристическому собранию и вообще, кроме евхаристического собрания, ничто не важно. А это все-таки не так, скорее, перспектива противоположная. Церковь существует как мистическое Тело Христово в невидимом измерении. А в видимом, как собрание христиан. Христиане имеют какие-то дела и земные и духовные, и время от времени собираются вместе для того, чтобы совершить евхаристию, для того, чтобы приобщиться Христу, но это не есть всё, не сводится Церковь отнюдь к этим собраниям. Собрание — это часть церковного бытия, но не оно само. В этом смысле здесь происходит сужение.

Константин Мацан

— То есть часть выдается за целое.

Священник Михаил Желтов

— Да, часть выдается за целое и декларируется, что часть и есть целое, но это не так.

Константин Мацан

— А если позволите, еще один предваряющий личный вопрос перед тем, как мы перейдем к историческим фактам о том, как формировалась литургия, о которых вы, мы знаем из ваших лекций, можете интересно рассказывать. Почему темой ваших научных интересов стала именно литургика? Есть же богословие, систематика, библеистика. Вы для себя именно эту область научной любви нашли. С чем это связано?

Священник Михаил Желтов

— Так сложилось, не знаю, случайно или нет, в связи с моим первоначальным опытом церковной жизни. Я захотел принять крещение в школьном возрасте, я крестился только в последнем классе школы, шел к этому несколько лет. В какой-то момент я прочел всю Библию, еще что-то прочел, труды Меня, которые были доступны. Еще был поздний советский период, не всё было доступно, но что-то печатали. «Сын человеческий» печатали в журнале, какие-то другие труды мне давали в самиздате. Теория христианства мне была не то чтобы хорошо известна, но что-то я знал. Но я думал, крестившись, буду дальше заниматься музыкой, я хотел заниматься музыкой. Но так случилось, что в храме, где я крестился, а я крестился в храме, где был настоятелем отец Дмитрий Смирнов, не допускали до крещения взрослых без предварительных бесед. И во время бесед мне настойчиво неоднократно говорили, что нужно посещать богослужения. Я начал посещать богослужения. Я это не планировал, еще раз повторю, изначально. Я думал, что крещение и дальше моя жизнь и всё. На богослужениях мне стало тяжело находиться, потому что непонятно, непонятный язык, непонятная последовательность, очень долго что-то читается, поется, ничего при этом не происходит. Для того чтобы разобраться, я решил, что было бы неплохо попроситься встать в хор. Тем более, повторю, я себя с музыкой ассоциировал. Я начал петь в хоре, звонить в колокола, это всё очень быстро произошло, буквально в течение нескольких месяцев. Пел я, конечно, сначала совершенно неправильно, доставлял дискомфорт своим коллегам. Тем не менее, я начал знакомиться с порядком службы, с уставом, уже спустя довольно малое время я в принципе мог составлять службу и помогать как уставщик руководителю хора. Так вышло, что можно сказать, мой первый церковный опыт был связан с изучением Типикона.

Константин Мацан

— Вот, пожалуй, главный вопрос, самый общий к нашей сегодняшней теме, о том, что мы узнаем о Церкви, как о реальности, если посмотрим на нее сквозь призму истории литургии. Он такой: как евхаристия как трапеза, которая, как мы знаем из Писания, совершалась первоначально по домам, стала обретать те черты, которые нам напоминают более-менее известную сегодня литургию? Если две точки посмотреть — раннюю и позднюю — очень две разные картины рисуются, просто воображаются. Есть какая-то горница, где люди за столом преломляют хлеб. И есть храм, алтарь, отгороженный алтарной преградой, священнослужители и так далее. Я понимаю, что об этом можно было бы часами рассказывать в подробностях. Но, может быть, самые главные вехи того, как это развивалось.

Священник Михаил Желтов

— Первоначально христиане собирались, действительно, по домам. Мы видим свидетельство об этом и в книге Деяний апостолов, в первом послании к коринфянам. Есть даже известный археологический памятник «Дом христианской общины» в городке разрушенном, но раскопанном археологами, Дура-Эвропос, где приспособленное домохозяйство, довольно большое, богатое домохозяйство. Какой-то богатый христианин предоставил, видимо, свой собственный дом. Приспособлено это домохозяйство под нужды общины. Да, христиане первые два или, может быть, даже три века могли собираться по домам. В то же время уже в 3-м веке начали появляться храмы. В Риме обнаружены в ходе раскопок фундаменты храма 3-го века, еще эпохи гонений. Эпоха гонений была не единообразной, существовали периоды, когда гонения, казалось бы, прекратились. В такие периоды христиане относительно свободно строили свои сооружения и даже храмы. Но, конечно, только какие-то фундаменты, остатки, толком ничего сказать нельзя, но сама идея выделить стол, где происходят таинства, и отделить его от остального пространства храма возникла еще в доникейскую эпоху. Но основной бурный рост и сакрализация церковного пространства происходит в 4-м веке, после того, как Константин Великий установил мир, прекратил гонения. Церкви начали передаваться большие здания либо строиться новые здания с нуля. В этих зданиях необходимо было поддерживать порядок в силу их размеров, иначе никак нельзя было этот порядок поддержать без того, чтобы отделить зону, где находится духовенство, зону, где находятся мужчины, где находятся женщины. В ранней Церкви довольно много упоминаний о том, что старались отделить мужскую и женскую часть, так или иначе, не вперемежку их ставить, и так далее всё это дальше развивается. Поворотным моментом стал 4-й век, безусловно.

Константин Мацан

— Священник Михаил Желтов сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Литургия имеет жертвенный характер, это очень важная тема. Перед тем, как я вас спрошу о том, как это выражается в литургии, я бы все-таки хотел задать вопрос более широкий и фундаментальный, хотя чтобы вы как-то вводно, общо на него ответили. Почему вообще в отношениях человечества и Бога, человеческого сообщества и Бога такую роль играет жертвоприношение? Как это можно объяснить? Я еще поясню, почему этот вопрос задаю. Для человека, может быть, не погруженного в церковную традицию или в любую религиозную традицию, слово «жертва» носит характер достаточно агрессивный. Зачем Богу какие-то жертвы, особенно если вы, христиане, говорите, что Бог есть Любовь, то почему же Бог требует жертв? Как бы вы на это ответили?

Священник Михаил Желтов

— Жертва и идея жертвы пронизывает собой библейскую традицию. Для читателей и людей Ветхого Завета вопрос так не ставился даже, зачем она нужна и почему. Как-то это было самоочевидно. Но, конечно, для современного человека здесь возникают вопросы, такие, как вы задали. Если говорить отвлеченно, вне рамок какой-то конкретной религиозной традиции, существуют разные теории того, почему у тех или иных народов существуют жертвы. Я не буду эти теории перечислять. Только скажу, что самая примитивная из них заключается в том, что это некоторый обмен. Мы Богу даем что-то, чтобы он нам что-то вернул. Эта теория не очень хорошо работает в отношении жертв Ветхого Завета, явно та идеология, которая за ними стоит глубже и сложнее, чем просто такой взаимообмен, ты мне, я тебе. Снова повторю, что изучать весь спектр мнений религиоведов по этому вопросу мы сейчас не будем, но лучше бы я зашел с другой стороны. Жертвы Ветхого Завета выражают некоторые идеи. Я бы ответил не почему, не так, откуда они взялись и почему, а скорее на вопрос, что они значили. Ветхий Завет устанавливает сначала в скинии, потом в храме, который был создан после исхода из Египта — сначала была создана скиния, спустя некоторое время храм — прежде всего жертву всесожжения. Жертва всесожжения должна приноситься ежедневно, утром и вечером, как следует из названия, животное должно сжигаться целиком в этой жертве. Смысл здесь в полной вере, прежде всего, то есть человек верит Богу. Надо понимать, что в древних обществах еда ценилась гораздо выше, чем сейчас. Древние люди часто недоедали, и еды у них было мало. Такой жест, как уничтожение большого животного, которое можно было бы съесть, сам по себе очень значим. Он говорит о том, что человек доверяет Богу.

Константин Мацан

— А кстати, что это за животное обычно было?

Священник Михаил Желтов

— Это должно было быть животное, выращенное человеком, это тоже важное требование. Ветхий Завет не разрешает приносить в жертву диких животных, именно животных, которых человек сам вырастил, то есть человек труд рук своих приносит. Эта тотальность самоотдачи и доверия, что Бог не бросит, Он не оставит, здесь нет идеи того, что я сожгу животное, а Ты мне за это еще что-нибудь пошлешь. Нет. Идея в том, что я полностью Тебе верю, Господи, и эту веру выражаю именно таким образом. Такой язык был понятен людям того времени, не только иудеям, но и другим народам. Собственно, у других народов тоже подобные вещи существовали. Он очень хорошо работал. Кроме того постоянство этой жертвы, которая должна приноситься ежедневно утром и вечером, указывало на то, что связь с Богом не прерывается никогда. Дым, восходящий к Небесам, который Ветхий Завет называет «воня благоухания», если по-славянски, то есть благоухающий аромат, самым наглядным способом выражал связь между Небом и землей, между Богом и Его народом. Помимо этой жертвы, в которой главная идея была полная самоотдача и доверие, а также отсутствие какой-либо корысти со стороны духовенства, потому что с этой жертвы они ничего не получают, она уничтожается, были и другие. Второй вид жертвы назывался «жертва мирная». В ней приносивший то или иное животное мог получить значительную часть от него обратно. Также и священник. Здесь, наоборот, идея трапезы с Богом. В каком-то смысле это преддверие евхаристии. Между прочим, во всех жертвах, кроме животных, обязательно участвовало вино, хлеб и елей, во всех без исключения видах жертв. Но только в жертве мирной допускалось отсутствие животного. То есть она могла приноситься только на хлебе и вине, чем еще более напоминала евхаристию. Кстати, в греческом переводе Ветхого Завета в некоторых местах она даже так и называется «жертва евхаристии». Здесь идея, повторю, в том, что Бог и человек...

Константин Мацан

— Это вкушение части этого животного с хлебом, вином и маслом.

Священник Михаил Желтов

— Предполагалось, что это Богу приносится, Бог, как бы, вкушает, условно говоря.

Константин Мацан

— А человек вместе.

Священник Михаил Желтов

— А человек вместе с ним. Здесь радость, благодарность, поэтому и называется жертвой благодарения. Исповедание, есть такое важное слово в славянском языке — исповедание. Мы говорим исповедь, и понимаем обычно под этим раскаяние в грехах. Но в псалмах, когда мы читаем по-церковнославянски, очень часто говорится «исповедание», «исповедаться». Речь идет о публичном прославлении Бога, то есть о богослужении. Именно не частном, а храмовом. Эта жертва тоже могла называться именно исповеданием, жертва мирная. Она обязательно приносилась по праздникам, а вне праздников по каким-то значимым событиям для человека или по обету, по желанию, как угодно. Также был вид жертвы, который служил избавлением от скверны, эта жертва приносилась обязательно перед жертвой всесожжения для того, чтобы обозначить, что мы люди грешные и всякое наше общение с Богом должно быть сначала очищено. Также она приносилась в определенном случае, когда нужно было от скверны избавиться. Она же приносилась еще и в особый праздник — день гнева или день суда, чтобы за год выразить свое раскаяние в грехах, которые совершены за год и священством и всем народом.

Константин Мацан

— А как она выглядела? Тоже было животное?

Священник Михаил Желтов

— Тоже животное. Там некоторые другие правила. И наконец, жертва была еще за то, что ты нанес ущерб чему-то, что имеет сакральный характер. То есть ты, например, присвоил себе по неведению животное, которое предназначалось уже в жертвоприношение, кто-то отобрал животное для жертвы, а ты, не зная этого, допустим, его украл. Если ты просто украл, это она ситуация, а здесь ты присвоил уже Божие. Или еще какие-то повороты и ситуации, соответственно тоже нужно было возместить. Но что важно? Что ни одна из этих жертв не приносилась за сознательный грех, то есть здесь нет идеи того, что я заплачу индульгенцию. Я согрешу, но за это Тебе, Боже, что-нибудь принесу. Эти все жертвы от скверны, скорее, о грехе как таковом. Жертва, которая возместительная, тоже за то, что ты может быть, не зная или еще как-то, совершил нарушение чего-то сакрального, преступил через запретную грань. Были еще некоторые дополнительные виды жертв, это четыре основные. Вся эта большая система выражала важные мысли и важные идеи, некоторые из них я назвал, некоторые нет. В Новом Завете вся эта система прямо использована по назначению, особенно в послании к евреям. И в других местах Нового Завета, но особенно в послании к евреям, говорится, что всё это было прообразом той самой истинной Жертвы, которую принес Спаситель, войдя в Небесный храм, за Небесную Завесу Небесного храма. И эта связь с Богом, которая уже не может быть разрушена, и искупление за грехи, и радость жизни с Богом — всё это выражается в Жертве Христа, но на языке, который для людей Ветхого Завета был не столько вербальным, сколько языком действия этих самых жертвоприношений. Можно ли было без них обойтись? Это немножко вопрос условный, потому что история не любит сослагательного наклонения. Так оно было сделано, так хотел Господь, так было понятно людям того времени, они вопросов подобных не задавали, им было ясно. В Ветхом Завете также есть критика жертвоприношений, некоторые пророки указывают иудеям на то, что те нарушают Завет и думают, что можно откупиться от Бога жертвами. Они говорят, что нет, это не так. Завет — это завет, жертва это часть завета. Если ты нарушаешь завет, то и жертвы твои не работают, потому что ты оказываешься вне завета с Богом. Одно из таких мест находится у пророка Малахии, Он пишет или говорит, мы это читаем, так что можно сказать пишет: «Вы приносите на жертвенник Мой нечистый хлеб и говорите: „чем мы бесславим Тебя?“ — Тем, что говорите: „трапеза Господня не стоит уважения“» Пропускаю пару стихов, и дальше: «Нет Моего благоволения к вам, говорит Господь Саваоф, и приношения из рук ваших не благоугодно Мне. Ибо от востока солнца до запада велико будет имя Мое между народами, на всяком месте будут приносить фимиам имени Моему, чистую жертву; велико будет имя Мое между народами, говорит Господь Саваоф». Эти строки в раннем христианстве однозначно трактовались как предсказания о евхаристии. Потому что в Ветхом Завете жертвоприношения приносились только за народ иудейский. Приносились они даже не всем народом, а только специально выбранным классом людей, потомством Аарона, священниками, представителями только одного из 12-ти колен Израилевых. Имели они прообразовательное значение, тем более что сами иудеи раз за разом, нарушая завет, тем самым, как говорит пророк, бесславили имя Господне. Поэтому в этом пророчестве сказано, что наступят времена, когда на всяком месте во всякое время среди всех народов, не только в иудейском народе, будут приносить Мне чистую жертву. Вот эти слова как пророчество евхаристии цитируются мучеником Иустином Философом, цитируются они в Дидахе, знаменитом раннехристианском сборнике, цитируются в евхаристической молитве литургии апостола Марка и в ряде других источников. Христиане однозначно связывали евхаристию с учением о жертве, но понимали ее как новую чистую жертву, которая за всё человечество, которая везде и всегда. Вот эти слова «везде и всегда» мы слышим каждую литургию. Потому что в известном возгласе перед освящением Даров «Твоя от Твоих, Тебе приносяще, о всех и за вся», эти слова «о всех и за вся» собственно и означают «везде и всегда».

Константин Мацан

— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, у нас сегодня в гостях священник Михаил Желтов. Мы говорим об истории литургии. Дорогие друзья, скоро вернемся. Не переключайтесь.

Константин Мацан

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня священник Михаил Желтов, настоятель храма Рождества Христова в Митино, кандидат богословия, заведующий лабораторией историко-литургических исследований общецерковной аспирантуры и докторантуры, заведующий кафедрой литургико-канонических дисциплин Казанской духовной семинарии, доцент Московской духовной академии, секретарь комиссии по вопросам богослужения и церковного искусства межсоборного присутствия Русской Православной Церкви. Я это всё в очередной раз выговорил. Что важно знать нам простым людям, простым прихожанам о структуре литургии, как она сегодня в церкви совершается. Возьмем, например, литургию Иоанна Златоуста или литургию Василия Великого. О том, из каких главных частей она складывается, чтобы лучше понимать смысл того, в чем ты участвуешь.

Священник Михаил Желтов

— Литургия развивалась путем обертывания средней части всё новыми и новыми дополнениями. Есть ее центральное изначальное ядро, к которому прибавлено в начале что-то и в конце что-то. Потом к этим прибавлениям прибавлено еще что-то и что-то и так далее. Это первая мысль. Вторая мысль: в литургии следует различить, как это традиционно делается, три разных части. Проскомидия — это отдельная священнодействие, литургия оглашенных и литургия верных. Сначала скажу о литургии оглашенных, поскольку это проще. Литургия оглашенных включает в себя предварительную часть и, собственно говоря, чтение Писания, проповедь и молитву об оглашенных и их уход. Предварительная часть когда-то была отдельной службой, она включает в себя три антифона, три псалма с припевами или без припевов, как сейчас часто бывает, может заменяться чем-то еще. Есть ситуации, когда начальные песнопения отсутствуют. Например, когда мы служим литургию в соединении с вечерней, тогда на место этой части встает вечерня. После этой предварительной части происходил вход в храм. Когда-то он происходил под пение «Святый Боже». Позднее стали его совершать раньше, и «Святый Боже» стал неким отдельным элементом службы. Тем не менее, во время «Святый Боже» происходит окончательное занятие мест участниками службы, потому что во время пения «Святый Боже» духовенство переходит на Горнее место, откуда оно будет слушать чтение. По большому счету, «Святый Боже» — это и есть древнее начало литургии оглашенных, а всё, что до него вступительная, очень хорошая, красивая, полезная часть, потому что она настраивает нас на дальнейшую молитву и созерцание. Когда эти три начальных антифона и следующий за ними малый вход уже вошли в плоть литургии, они тоже получили какие-то символические объяснения. Во всяком случае, после Трисвятого происходит приветствие. Когда-то, как пишет святитель Иоанн Златоуст, с него литургия начиналась. То есть Трисвятое когда-то было преамбулой, входом, в этот момент входили. Кстати говоря, «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный» по самому своему тексту намекает на вход, потому что что за песнопение «Святый Боже»? Это соединение двух библейских стихов: «Свят, Свят, Свят» из книги пророка Исаии и стиха псалма «Возжелала душа моя к Богу Крепкому, Живому, когда приду, явлюсь лицу Божию». То есть псалма о том, что человек стремится войти в храм. «Бог Крепкий Живой» плюс «Свят, Свят, Свят» получился «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный». Ну вот, места заняты, и предстоятель приветствует всех словами «Мир всем». Это когда-то был первый возглас литургии. Сохраняется след этого в случае, если мы присутствуем на хиротонии во епископы. Первый возглас, который произносит новый епископ — это именно вот это «Мир всем». Поется прокимен, то есть некоторые выдержки из псалма и читается отрывок из апостольских либо посланий, либо Деяний. Затем поется Аллилуйя, как ликующая песнь перед Евангелием, и читается Евангелие. Это сердцевина литургии оглашенных. Когда-то после Евангелия могла быть проповедь, сейчас есть некоторые храмы, где эта традиция возрождается. Но на место проповеди давным-давно встала сугубая ектенья, особое моление, оно называется сугубым, потому что в нем многократно повторяется «Господи, помилуй», больше на других ектеньях. Структурно именно она и стоит на месте проповеди. После этой ектеньи происходит ектенья и молитва об оглашенных, и их приглашают покинуть собрание. Потому что оглашенные, то есть некрещеные, пока что не могут видеть таинство. Поэтому говорится: «Елицы оглашенные, изыдите». Вот суть литургии оглашенных, она довольно прозрачная, есть, конечно, много разных тонкостей и нюансов, но в целом вот так. Предварительная часть, «Святый Боже», чтение Апостола и Евангелия, сугубая ектенья и молитва, уход оглашенных. Всё просто и ясно. Главная часть литургии или литургия верных выстроена... если литургия оглашенных выстроена вокруг чтения, то главная часть выстроена вокруг евхаристической молитвы и причащения. Тоже есть середина и вокруг нее дополнения. Наверное, стоит начать с главного, с евхаристической молитвы. Евхаристическая молитва — это весьма продолжительный текст. Существует исторически целый ряд традиционных древних евхаристических молитв, в каждом крупном церковном центре была своя или даже несколько своих таких молитв. В частности в Константинополе использовалось две — Василия Великого и Иоанна Златоуста — именно их мы и используем сейчас. То есть мы наследуем в этом вопросе древнему Константинополю. Константинопольцы не любили другие традиции, это некоторое, может быть, даже естественное отношение людей: у нас есть наша, зачем нам чужая? В 12-м веке даже был вынесен запрет придворным канонистом Федором Вальсамоном, который номинально числился патриархом Антиохийским к тому же. Федор Вальсамон запретил, он говорил не от себя, а от лица Константинопольской Церкви, чтобы использовались какие-то еще евхаристические молитвы, кроме Василия Великого и Иоанна Златоуста. В истории Церкви мы знаем, что их было больше, в разных регионах могли быть разные. Сейчас есть в некоторых местах попытки что-то использовать и другое, допустим, апостола Иакова. У евхаристической молитвы большая интересная логика, которая раскрывает без преувеличения глубины богословия, и о них стоит говорить отдельно, это большая интереснейшая тема. В самой ранней Церкви, можно сказать, литургия к ней и сводилась. То есть читалась эта молитва, после нее хлеб и вино считаются освященными, ими можно причащаться. Священник или епископ, прежде всего — в древней Церкви литургию в норме совершал епископ — читает молитву, преломляет хлеб, все приобщаются хлеба, отпивают из Чаши, и происходит еще одна молитва, благодарственная, которая даже древнее. В иудаизме апостольских времен перед трапезой произносились лишь краткие формы благословения еды, а вот основная богословски нагруженная молитва происходила после еды. А в Церкви такой порядок не совсем подходил, потому что нужно по нашей вере сначала помолиться над хлебом и вином, чтобы они освятились, чтобы причащаться не хлеба и вина, а Тела и Крови Христовых. Соответственно происходит удвоение этой молитвы, древней, восходящей корнями в эпоху Второго Храма. Этот процесс мы можем увидеть, взглянуть за покровы древних веков в Дидахе. В Дидахе приводятся молитвы, структурно напоминающие молитвы, которые существовали в иудаизме во время благодарения после трапезы. Они произносятся и до трапезы и затем повторяются после трапезы. Это удвоение и есть самая древняя фаза совершения литургии. Более того, на самом древнем этапе между первой и второй молитвой происходило не только вкушение хлеба и вина, то есть Тела и Крови Христовых, но и трапеза. Этот порядок соответствует описанию Тайной Вечери у апостола Павла в первом послании к коринфянам и у евангелиста Луки. Там сказано, что Христос произнес молитву, преломил хлеб, а после вечери, то есть после трапезы, была преподана Чаша. Вот такой порядок: молитва, Тело Христово, некая трапеза, общение видимо, и наконец, Чаша Крови Христовой и финальная молитва. Но весьма быстро такой порядок стал неуместен. Уже тот же апостол Павел укоряет коринфян за то, что они не очень понимают, что они делают и тем самым хулят Церковь, недостойно причащаются. Он говорит: давайте это разделять уже, и это очень быстро разделилось, и уже в Церкви 2-го века между вкушением хлеба и вина не было никакой трапезы, хотя какие-то следы этого еще оставались. Например, в памятнике, известном как апостольское предание говорится, что при крещении оглашенных им преподается Тело Христово, затем молоко и мед, вода и только потом Кровь Христова. Вот эта вставка между приобщением Тела и Крови Христовых она еще есть. Но все же это быстро ушло. И появились даже предписания, которые соблюдаются и до наших дней, чтобы ни в коем случае не смешать евхаристию с какой-то едой, сначала причащаться до всякой еды, то есть натощак, затем вкушать что-либо. При этом связь между евхаристией и трапезой так же сохраняется, потому что по уставу Церкви после литургии обязательно положена трапеза. Конечно, устав написан в монастырях, то есть это трапеза монастырская, на приходах такую трапезу в большинстве случаев организовать затруднительно.

Константин Мацан

— Но все-таки когда мы едем семьей после службы завтракать, мы исполняем устав Церкви?

Священник Михаил Желтов

— Да, у вас малая церковь — семья. Вы завтракаете малой церковью, это, можно сказать, ваша евхаристическая община, получается. Потому что вы причастились и потом сидите, разговариваете, обсуждаете за завтраком какие-то вещи. Литургия в самом своем первоначальном виде включает евхаристическую молитву, благодарственную молитву. Когда-то они были равновеликими, равновесными, но постепенно евхаристическая молитва становилась всё больше, всё подробнее, всё тоньше, а благодарственные остались в целом довольно короткими. Мы даже это видим на уровне такого текста, как последование ко святому причащению. Это гораздо более поздние тексты, на много веков младше, чем чин литургии. Но в каком-то смысле он является зеркальным по отношению к литургии. Он читался когда-то — сейчас так делать не следует — но когда-то была такая у византийцев практика, пока священник читает свои молитвы, мирянин читает это последование. В последовании мы видим множество молитв до причащения и только лишь несколько после причащения, примерно тот же феномен и в самой литургии. Между молитвой евхаристической и причащением был со временем добавлен и «Отче наш». Это такой процесс, связанный то ли с необходимостью как-то раскаяться в грехах перед причащением. Мы все знаем, что в русской традиции принято обязательно исповедаться перед причащением, в других традициях эта практика может отсутствовать. Есть даже мнение, что хорошо бы это как-то преодолеть. На самом деле, о необходимости раскаяния в грехах говорит уже Дидахе. Другое дело, в какой форме это должно происходить. Есть теория, ее развивал в свое время Роберт Тафт, что отче наш появилось в течение литургии как небольшая разрешительная молитва перед причащением. Это одна теория. Другая версия, которой я лично придерживаюсь, заключается в том, что Отче наш — это необходимая часть каждой суточной службы, то есть и вечерни и утрени, и часов. Пока литургия совершалась раз в неделю, потому что в самой первой Церкви не было возможности ежедневно собираться у христиан... Первые христиане дневные молитвы исполняли самостоятельно ежедневно, то, что станет со временем часами, вечерней, утреней, но на собрании они могли встретиться только раз в неделю, пару раз в неделю. Хотя, опять же, те же Деяния апостолов говорят о том, что первоначальная община в Иерусалиме, самая-самая первая, собиралась как раз ежедневно. Но это вершина, для того, чтобы так жить, нужно всё оставить, как в той первой общине, иметь всё общее. Условно говоря, это прообраз монастыря. В монастыре, да, это другая история.

Константин Мацан

— Священник Михаил Желтов сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Мы говорим об истории литургии. Итак, мы продолжаем постепенно, благодаря вам, раскрывать ее части подробнее, в каждую из них заглядывать, как она формировалась в истории. Мы сказали сейчас про Отче наш, про благодарственные молитвы после евхаристической молитвы. Что дальше?

Священник Михаил Желтов

— Я про Отче наш только закончу. Когда литургию стали служить значительно чаще или почти ежедневно, то возник вопрос, почему в такой службе, которая напоминает вечерню, утреню, в том смысле, что она часто и регулярно, нет этой вершины, Отче наш, а на литургии появляется Отче наш? Сразу после Отче наш еще идет возглас «Мир всем» и преклонение головы. Причем, диакон почему говорит не «главы наши, Господи, приклоним», как всегда в других местах, а «главы ваши Господеви преклоните». То есть он обращается не к себе, а к кому-то еще, к каким-то другим людям. Как показывает исследование Роберта Тафта, этот элемент был связан с необходимостью отпустить всех, кто не будет причащаться, чтобы они не шумели в храме. Это отпуст не причащающимся. Дальше начинается причащение священников. С причащением связан возглас «Святая святым», то есть святыня — святая переводится в данном случае как святыня — святым, то есть причастникам, тем, кто готов и будет причащаться. Идет сначала причащение духовенства, затем причащение мирян. После причащения мирян и пары песнопений произносится ектенья «про́сти» то есть верные, приемшие Божественных святых Даров, возблагодарим Господа, и благодарственная молитва здесь должна быть. Вот это ядро литургии. Теперь что к нему добавлено. В конец литургии добавлены дополнительно молитвы, которые священник произносил когда-то в центре храма, то есть, уже идя наружу, он останавливался и произносил ее. Сейчас на нее священник выходит из алтаря и спускается по ступеням вниз, она называется заамвонной молитвой. Амвон в древних византийских храмах находился где-то в середине, поэтому собственно там и была эта остановка, за амвоном. После заамвонной молитвы произносится еще возглас «благословение Господне на вас», заключительное благословение, и небольшие песнопения, литургия заканчивается. Вот это окончание литургии. А до евхаристической молитвы, вернемся назад, литургия верных содержит такие элементы, как, прежде всего, общую молитву. У мученика Иустина Философа, у других авторов первых веков мы читаем, что прежде чем епископ произнесет главную молитву, давали возможность каждому из собравшихся тоже что-то свое сказать. Когда Церковь стала массовой, и уже поочередное произношение каких-то молений перестало быть возможным, это превратилось в привычную нам форму ектеньи. Диакон приглашает: давайте помолимся об этом, давайте помолимся о том, о пятом, о десятом. А народ отвечает: «Господи, помилуй», или «Тебе, Господи», «Подай Господи». Это моление перед евхаристической молитвой прерывается несколько раз возгласом «премудрость», которое означает разрыв. Значительная часть этого моления спустя многие века была перенесена в начало литургии. Поэтому в самом-самом начале литургии, еще в начале литургии оглашенных, мы слышим мирную ектенью, это часть древнего моления в начале литургии верных. Зачем прерывать эту общую молитву? Затем, что кроме нее литургия верных имеет в начале еще два элемента. Во-первых, принесение хлеба и вина, когда-то это было действие, скорей, техническое, отобранный диаконами хлеб и налитое в чаши вино приносили и поставляли на престол. Но постепенно-постепенно это стало важным символическим, изобразительным, эстетическим действом — Великий вход. Великий вход прерывает эту серию молитв. Это первое. И второе — священнослужители готовятся совершить евхаристическую молитву. С этой подготовкой священнослужителя — я уж не буду сейчас вдаваться в детали, там много интересного, но, думаю, сейчас не стоит — и связаны вот эти разрывы, когда во время продолжающейся вроде бы ектеньи диакон вдруг говорит, «премудрость», как бы вклинивается священник с возгласом, затем еще раз «премудрость», опять возглас. Затем Великий вход, поется Херувимская, прекрасное песнопение. И, наконец, только после Великого входа молитва эта благополучно завершается. Далее шло лобзание миро, сейчас оно сохранилось, но его совершают только священники, а для народа лобзание миро было заменено исповеданием веры. Поэтому после этой серии молитв идет исповедание веры — Символ веры. И дальше евхаристическая молитва, дальше я уже рассказал.

Константин Мацан

— Какова с вашей точки зрения роль мирян в литургии? Литургию совершает священнослужитель, а мирянин просто присутствует, просто молится?

Священник Михаил Желтов

— Можно вернуться к тому, о чем мы говорили сегодня в начале, к жертвоприношению Ветхого Завета, и сравнить, что такое священство Ветхого Завета и что такое священство Нового Завета, тогда будет понятнее, какова роль мирян в литургии. В Ветхом Завете структура была следующей: Бог заключил с народом Израиля Свой Завет. Этот Завет включает в себя богослужение, но богослужение совершают профессионалы, только представители потомков Аарона. Народу важно обеспечить этих потомков Аарона всем необходимым, то есть они должны сдавать десятину на содержание священников. Они должны сделать так, чтобы в храме было из чего приносить жертвы, дрова, чтобы их сжигать. И на этом, собственно всё. Участие народа в богослужении не регламентируется Ветхим Заветом. Вполне достаточно того, что эту связь с Богом, которая выражается через жертвы, изображают священники своими действиями. А народ может смотреть, может как-то проникаться благоговением, но совершенно не обязан присутствовать, не обязан посещать службу. Есть ситуации жизненные, когда он должен принести какую-то жертву, допустим, жертву за первенца. Но присутствовать требуется всего лишь трижды в году. Причем, только мужчинам, на женщин вообще это право не распространяется. По желанию, пожалуйста, но никакой обязанности. Лишь три паломнических праздника — Пасха, Пятидесятница, и праздник Кущей — требовали того, чтобы все отправились в Иерусалим. Тем самым связь с Богом, или говоря по латыни — религия, потому что религия это и есть связь, поддерживалась священством. А от условно говоря мирян, они так не назывались, но назовем их мирянами, от остального народа, требовалось быть верным Завету, но связь помимо их участия происходила. Что мы видим в Новом Завете? В Новом Завете все верные, все, кто уверовали в Господа и Спасителя Иисуса Христа и приняли крещение, объявляются царственным священством. Это мы видим в первом послании апостола Петра, и это осуществление пророчества, которое есть в книге Исхода. В книге Исхода Бог говорит израильтянам: «Вы будете у Меня царством священников». Можно это понять так, что в Ветхом Завете на каком-то первоначальном этапе народом управляли священники, то есть это было, действительно, царство священников, то есть теократия. Но в Новом Завете это пророчество, понимается как пророчество, переосмысляется, все верующие, все верные имеют участие в царственной стороне служения Христа, потому что Христос Царь всего человечества, и в Его священническом служении, потому что Он принес жертву за всё человечество. И каждый мирянин может желать и входить в царство Божие и быть соучастником жертвы. Как это происходит? Происходит через подражание Христу, через жизнь во Христе. Не только через причащение Святых Тайн, это таинственная, сакраментальная сторона этого, но вообще в том, что вся его жизнь протекает ради Христа. Вот это и есть царственное священство верных. На таком более конкретном уровне это выражалось для первых христиан в том, что они должны были как минимум трижды в день совершать молитву, и она понималась как замещение ветхозаветных жертв. Теперь уже не сжигание животных нужно, а нужно невидимое обращение к Богу, молитвенное, невидимый фимиам, он становится «воней благоухания». Не зря у нас, когда служится та или иная служба, совершается каждение и не только каждение, но в частности каждение, используется это выражение «в воню благоухания», то есть в качестве вони благоухания, символом всесожжения служит наша молитва. Или, допустим, наши священнодействия — каждения. И тогда получается, что нет никакой разницы между христианами, в том смысле, что они все приносят молитвенный, восходящий на Небо жертвенный поток и выражают этим и веру и связь с Богом. Тогда в чем же заключается священство в Церкви? А священство в Церкви заключается в ином. Не как в Ветхом Завете, где были люди, отделенные от всех прочих, которые только и могут приносить жертву и участвовать в них. Я упомянул, что жертву мирную можно было дать или часть от нее тем, кто ее приносил, людям простым. Но, например, жертву от осквернения уже нет. Или Всесожжения, даже сам священник не мог в ней участвовать. У нас же не так, мы все участвуем в Жертве Христа, мы все можем вкусить Его Тела и Крови, принесенные на Кресте за весь мир, и все можем жить так, как заповедал Господь, по крайней мере, пытаться так жить. С этой точки зрения, разницы между священниками и мирянами в Церкви нет. Может быть, разница только в том, что священники по преимуществу лучше с этим справляются, зачастую стараются жить по заповедям. Хотя, опять же, всяко бывает. Но в чем тогда их особенность: Особенность в том, что в Церкви есть разные дарования и в Церкви есть порядок и иерархия. Церковь по своей природе выстроена так, что в ней не каждый может быть каждым. Это читаем у апостолов, у того же апостола Павла, что есть разные члены у одного тела. Во время евхаристического собрания кто-то должен возглавить его, кто-то должен помочь возглавлять, кто-то должен еще что-то сделать. То есть разные служения, так в Церкви было всегда. Епископ — это тот, кто возглавляет. Священники — это те, кто помогает епископу и тоже могут возглавлять, если он этого хочет. Диаконы — те, кто помогает и епископу и священникам. Тогда получается, что во время литургии не то, чтобы ее совершают священники, а миряне глядят, как зрители, и не так, что все вместе ее совершают. Ее совершает Господь. Что такое литургия? Литургия — это наше собрание, это собрание совершаем все мы. Все, кто пришли на собрание, являются его участниками. Можно так сказать, что люди собрались за общий стол на день рождения, но только один из них его реально совершает. Нет, все как-то собрались. Здесь вообще нет как такового совершения, есть собрание. Литургия как собрание — это общее наше дело и священников и мирян. Но в то же время только священник может прочитать молитву над Дарами, потому что таков порядок, он имеет этот дар, а другой не имеет этого дара новозаветного священства, который передается через таинство рукоположения. Тогда с этой точки зрения священник совершает литургию, но с духовной точки зрения, литургию совершает Сам Господь. Не священник же делает хлеб Телом Христовым.

Константин Мацан

— Ну что ж, спасибо огромное. Я понимаю, что за каждым словом, за каждой темой, здесь произнесенной, можно было бы еще по одной лекции прочитать, по тому, как это исторически формировалось. Но мне очень важно в этом разговоре было погружение в историю литургии и ваш лаконичный, но при этом всеохватный рассказ о структуре литургии. Я разрешаю себе надеяться, что это послужит, во-первых, к пользе слушателей, и даже несмотря на то, что что-то, может быть, не сразу с первого раза воспринимается на слух, побудит прочитать, обратиться к текстам и подробнее для себя разобраться в структуре литургии. Тогда присутствие на литургии станет участием в ней в том духе, о котором вы сказали. Спасибо огромное. Священник Михаил Желтов, настоятель храма Рождества Христова в Митино, кандидат богословия, заведующий лабораторией историко-литургических исследований общецерковной аспирантуры и докторантуры, заведующий кафедрой литургико-канонических дисциплин Казанской духовной семинарии, доцент Московской духовной академии, секретарь комиссии по вопросам богослужений и церковного искусства межсоборного присутствия Русской Православной Церкви, был сегодня нашим собеседником. Мы этой беседой завершаем цикл на этой неделе о «Ликах Церкви». Нас впереди ждут другие прекрасные линейки программ. Так что оставайтесь с нами, дорогие друзья, на волнах Радио ВЕРА. У микрофона был Константин Мацан. До свиданья.

Священник Михаил Желтов

— До свиданья.


Все выпуски программы Светлый вечер


Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов

Мы в соцсетях
ОКВКТвиттерТГ

Также рекомендуем