Поделиться
Баба Фаня жила у нас в отдельной комнате. Все остальные: я, мама, папа, дедушка и бабушка – теснились в двух маленьких комнатушках. У бабы Фани была отдельная самая большая комната с большим отдельным холодильником и даже балконом. Там хранилась ее отдельная еда, которую покупали ей все мы. Баба Фаня редко выходила из комнаты, всегда с палочкой, которую мама шепотом называла клюкой, и всегда делала всем по дороге едкие замечания. Все старались как-то вытянуться во фронт, даже дед одергивал свою домашнюю майку, как будто она становилась наряднее от этого. Баба Фаня пахла какой-то сладкой помадой, которой она пользовалась, и лекарствами. Она, кажется, всех нас недолюбливала. В ее комнату не заходил никто. Соседка тетя Капа раз в неделю мыла там полы, тогда баба Фаня выходила на балкон и делала оттуда замечания о том, как долго можно так возиться с этими полами. По существу, в ее комнату была открыта виза только двум существам: мне и нашей собаке Виньке. Винька мог прийти в любое время суток и ложился у ее диванчика. Я могла тоже прийти и сколько угодно болтать, и я так делала, потому что в комнате было прекрасное трюмо. Пока я болтала, смотрела то на бабу Фаню, то в трюмо, и в трех зеркалах видела себя с трех сторон. Не помню чуда чудеснее! Мне нравилось в бабе Фане, что она могла часами слушать мои импровизации на тему сказок. Я рассказывала ей сказки о животных, насекомых, бесконечные, на ходу придуманные, с ума сойти можно было, наверное, от такого количества моих сказок. Все домашние лезли уже от них на стену. Им было некогда в таких объемах вкушать плоды моего богатого воображения. А бабе Фане они скрашивали ее одинокие дни. «Можно начинать?» – спрашивала я, дрожа от предвкушения хорошего слушателя, и баба Фаня, как ребенок, радостно кивала: «Давай!» И вот мои сказки лились рекой, а если я уставала от слишком уж длинных похождений муравьев, заканчивала внезапно: «Муравьи стали мошками и улетели…» Баба Фаня, видя, что я ухожу гулять с подружками, потерянно спрашивала: «и все?»– «И все!» – уверенно отвечала я и убегала по своим делам. Подозреваю, что баба Фаня терпеливо ждала меня до следующих муравьев или других животных.
Потом баба Фаня стала много лежать и совсем ослабела. Домашние шептались, что она плоха, готовили ей очень вкусную еду, но баба Фаня привычно на всех ворчала. Однажды я в особенном порыве вдохновения вещала прабабушке свои сказки, и она сказала: «Какая ты фантазерка!» – я не знала слова «фантазерка». У меня было ощущение, что это слово ругательное, или пренебрежительное. Я расплакалась от обиды и крикнула: «Сама ты, баба Фаня, фантазерка! Я больше к тебе не приду!» – Первый раз я видела, как баба Фаня, с беспомощными слезами на глазах, почти выбежала за мной из комнаты: «Куда ты?» – Но тут увидела всю семью, которая сбежалась на мой крик. Она молча повернулась и ушла к себе. «Чего ты так раскричалась?» – спросила мама. – «Фантазерка – это похвала, это хорошо». Я вернулась к бабе Фане: «Прости, ба». Баба Фаня была такая счастливая. Через несколько дней она ушла от нас. Куда-то. Она никогда никому ни о чем не сообщала, ушла молча.
Мама и папа заселились потом в ее комнату, но сначала зачем-то отдали кому-то трюмо. Я перестала видеть себя в трех измерениях. Но мне кажется, что все-таки все люди, даже очень с виду вредные, живут любовью. Мы с Винькой это можем засвидетельствовать. Просто им надо почаще и побольше рассказывать сказки!
