Апостол Фома

Поделиться

Рембрандт Харменс ван Рейн.
Неверие апостола Фомы, 1634

«Господь мой и Бог мой», - эти слова звучали в сердце Фомы с тех пор, как он увидел Иисуса впервые после Распятия. То мгновение расширилось до бесконечности, заполнило собой прошлое, настоящее и будущее – всю жизнь без остатка. Но какие страшные дни предшествовали ему! Фома прикипел к Учителю душой с тех пор, как сопровождал Его в странствиях по Галилее. Иисус проповедовал в синагогах нечто, неслыханное доселе, и слушать Его было страшно и радостно. То, что раздражало фарисеев, Фому приводило в детский восторг. Верилось, что таинственное Небесное Царство не за горами и чудеса, какие только возможны на свете, доступны Иисусу, а значит, и им, Его ученикам, тоже!

Впервые тревога кольнула, когда Учитель сказал, что должен идти в Вифанию – в путь Его повлекла весть об умершем друге Лазаре. Идти было опасно. Первосвященники всерьёз были настроены против Иисуса, и ученики понимали, что ждать от них можно чего угодно. Наставника уговаривали, чтобы Он не рисковал, поберег себя. Но Он пресекал попытки Его остановить. И тогда Фома неожиданно для самого себя воскликнул: «Пойдём и мы умрем вместе с Ним!»

Потом, когда Иисуса арестовали, Фома удивлялся себе – куда же девалась эта его решимость, готовность умереть с Учителем? Он сбежал, чтобы не видеть Казни. Он удалился в родные Пенеады, чтобы там в родительском доме утешиться общением с близкими. Но не тут-то было! Оказалось, что роднее Иисуса нет никого на свете.

Фома вернулся в Иерусалим через несколько дней после Распятия и направился в дом, где, как ему стало известно, собрались ученики Иисуса. Он шёл, чтобы разделить с ними скорбь.

Фома:

Мир дому сему!

Иоанн:

С миром принимаем, брат! С миром и радостью!

Иоанн:

Ведь ты ещё ничего не знаешь, Фома! На следующий день после Распятия женщины – Мария Магдалина и Мария Иаковлева, Иоанна – жена царского домоправителя Хузы и моя мама - Саломия, отправились к пещере, в которой Иисус был похоронен, чтобы умастить Его Тело благовониями. Но гробница оказалась пустой! Огромный валун, закрывающий вход в неё, был отвален, а на месте погребения лежал лишь саван! Женщины рассказали нам, что видели ангела, который открыл им, что Учителя нет среди мёртвых!

Фома:

Но где же Он был? Где Он сейчас? Я ничего не понимаю!

Иоанн:

Мы тоже не могли понять и поверить. Но вскоре Учитель Сам явился нам. Он был вот здесь, в этой комнате!

Фома:

Наверное, вы видели призрак!

Иоанн:

Нет, Фома, это был не призрак! Иисус Воскрес из мёртвых! Он был живой – ел рыбу и мёд, и раны от гвоздей на Его руках ещё не затянулись!

Фома:

Вот пока я не вложу персты свои в эти раны – не поверю ни за что!

Фома был раздосадован. Ему казалось, что братья проявляют малодушие – разве не честнее принять горе во всей его полноте, чем питать утешительные иллюзии? Ему очень хотелось поверить в Воскресение, разделить радость друзей, но только не ценой самообмана! На молитвенных собраниях царил праздничный дух. Фома держался в стороне и молчал. Он ждал, что недоумение его разрешиться, но как – не представлял.

В тот вечер все уже собрались, и двери в дом были заперты. Вдруг Фома услышал, что в горницу вошёл еще кто-то. Он поднял глаза, и… остолбенел. Иисус – прежний, живой, радостный – ласково смотрел на него и улыбался. «Ну что же ты, Фома? – прозвучал родной голос, самый лучший голос на свете, – подойди ко Мне, вложи персты в Мои раны…». Слезы облегчения хлынули из глаз. «Господь мой и Бог мой…», - только и смог вымолвить счастливый Фома.

Эти слова стали для апостола молитвой. Они помогали помнить, что бессмертие реально и осязаемо. Они были ключом, который открывал любые двери. И через много лет, стоя перед палачами в далёкой Индии, Фома доподлинно знал, что стоит на пороге Небесного Царства. И врата его распахнутся, если до последней минуты жизни удерживать в сердце образ Воскресшего Христа.