Главная › Программы › Светлый вечер › Семейный час

«Отношения с подростками в семье». Протоиерей Максим Первозванский

Протоиерей Максим Первозванский в студии Радио ВЕРА

Гостем программы «Семейный час» был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.

Мы говорили о том, с какими сложностями сталкиваются дети в подростковом возрасте, почему часто возникают конфликты с родителями и можно ли этого избежать.

Ведущая: Анна Леонтьева

А. Леонтьева

— «Семейный час» на Радио ВЕРА. С вами Анна Леонтьева. У нас в гостях протоирей Максим Первозванский, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, отец девятерых детей. Добрый вечер.

Отец Максим

— Добрый вечер.

А. Леонтьева

— А скольки внуков дедушка?

Отец Максим

— Десяти, почти одиннадцати.

А. Леонтьева

— Десяти, ого! В общем нам есть о чем поговорить на семейную тему. И мы решили взять вот эту вот душераздирающую подростковую сегодня тему с отцом Максимом. И до эфира отец Максим подвесил какую-то, совершенно невыносимую интригу, я просто не могу дальше вести программу, если не узнаю, в чем дело. А речь пойдет об «Евгении Онегине» и подростках. Отец Максим, что имели в виду?

Отец Максим

— (смеется) Ну вообще я, конечно, люблен в «Евгения Онегина» со своего подросткового возраста.

А. Леонтьева

— Аналогично.

Отец Максим

— И это книга, с которой я живу, вглядываясь в себя через нее и в свои жизненные проблемы. И, наверное, даже чересчур. Ну есть такое подозрение. Все-таки это не Священное Писание. Ну Пушкин, несомненно, гений, и ответы на многие вопросы там вполне себе можно найти. В бессмертном романе описано два подростка, две девочки, как раз вот в возрасте там тринадцати, двенадцати, четырнадцати лет. Это Татьяна и Ольга.

А. Леонтьева

— Я об этом вообще не задумывалась никогда, что им так мало лет.

Отец Максим

— Ну есть разные взгляды на эту тему. Но, все-таки по оценкам специалистов Татьяне было тринадцать. Значит Ольге было чуть меньше. Ну даже если не совсем так, ну может быть 14 — 15. Вот.

А. Леонтьева

— То есть подростки действительно.

Отец Максим

— Подростки, да, это подростковый возраст. И это проблемы и воспитания, и взаимодействия с родителями, и любовь. И все-таки это роман, да, роман — это книга о любви. И все герои «Евгения Онегина» так или иначе, за исключением, я вот думал: кто ж там, о ком из героев романа «Евгений Онегин» ничего не сказано про любовь. Ну разве что про балерину Истомину, или про секунданта Пушкина, его слугу Гильома. Вот. А все остальные обязательно, даже второстепенные персонажи, даже там Зарецкий какой-нибудь, или еще.

А. Леонтьева

— Даже генерал, за которого выходит, да.

Отец Максим

-Генерал, ну нет, генерал понятно, это один из важных персонажей, да. Родители Татьяны. Ну так или иначе все про, про любовь каждого что-то сказано, поэтому это прям классический роман. А в данном случае к нашей теме про подростков. У нас есть 2 подростка: один трудный подросток — Татьяна и один подросток «легкий», ну в кавычках, который не доставляет сложностей, соответственно, родителям. И казалось бы, для нас, православных людей Ольга должна была бы быть неким идеалом воспитания, идеалом подростка. Давайте вот вслушаемся, например в слова, как описывает Ольгу Александр Сергеевич: «Всегда скромна, всегда послушна, Всегда как утро весела, Как жизнь поэта простодушна, Как поцелуй любви мила, Глаза как небо голубые; Улыбка, локоны льняные, Движенья, голос, легкий стан — Всё в Ольге.». Ну вот представьте себя на месте родителей, да.

А. Леонтьева

— Чудо, чудо.

Отец Максим

-Хотим ли мы такую дочку в переходном возрасте, в подростковом, да: всегда скромна, всегда послушна, без перепадов настроения, да, всегда как утро весела. Вот, с родителями взаимодействует прекрасно. Когда описывается, например жизнь Лариных, мелким эпизодом звучит, что: когда гости к ним приезжали: «Прикажут Ольге чай готовить.», то есть вот с родителями и их гостями вот кто взаимодействовал из двух дочек Лариных? Ольга. А почему не Татьяна? Он же старшая, да. А она, наверное, сказала: фыр, вот еще, буду я вам чай тут носить. Вот.

А. Леонтьева

— Пойду книжку почитаю.

Отец Максим

— Пойду книжку почитаю, да. И другой как бы ребенок в этой семье, это как раз старшая сестра, она находится в очень тяжелом психологическом состоянии, очевидно в контрах сама с собой. Дело не, даже не в том, что ей там рано нравились романы, да, что она жила в некоем выдуманном мире, да, но подростки, как раз трудные подростки. они и живут в выдуманном мире, даже не читая романов. Все эти подростковые субкультуры, все эти крашенные волосы, все эти какие-нибудь там по нынешним временам анимешки, да, для старшего поколения Эмо, готы, там еще кто-нибудь, панки. Рокеры, это все попытка уйти из обычной реальной повседневной жизни в свою выдуманную реальность.

А. Леонтьева

— Да

Отец Максим

— То есть она жила в этой выдуманной реальности. Она находилась в контрах: «Когда же няня собирала для Ольги на широкий луг всех маленьких ее подруг, она в горелки не играла , Ей чуден, ей скучен был и громкий смех, и шум их ветреных утех..», то есть она не в, не компанейская девочка.

А. Леонтьева

— Дичок такой.

Отец Максим

-Она одна: «Она в семье своей родной казалась девочкой чужой.»

А. Леонтьева

— Девочкой чужой.

Отец Максим

— Да. Когда она уже потом, после убийства Ленского, после отъезда Онегина вот такая вся бродит там по полям, мама не понимает, что с ней происходит. То есть она не взаимодействует с мамой, да. Что с ней происходит: «Одна бы няня знать могла, Да недогадлива была.». Вот. То есть вот она сама в себе, она со сложностями, она с переживаниями. Она, ну разве что, как это сейчас бы сказали, да самоповреждающего поведения разве что не дошла. То есть мы вот видим описание двух подростков. Но, но самое то главное всегда в нюансах, да. Вот как бы есть, как это, у него был план, да, но, что бы тут могло пойти не так. А все пошло не так. мы, как результат видим, понятно, что это роман, да, я 100 раз должен оговориться, но все-таки.

А. Леонтьева

— Но, все-таки это очень точный роман.

Отец Максим

— Мы видим, что Татьяна, Татьяна в конце, когда выходит замуж, она, не смотря на то, что продолжает вести себя неправильно, ей тяжело, ей больно, она застряла в этом своем измененном состоянии, она продолжает читать там это письмо Онегина даже через полгода после последней встречи: «И тихо слезы льет рекой.», да, но, она говорит: «Я другому отдана, я буду век ему верна.».

А. Леонтьева

— Ну это воспитание?

Отец Максим

— Нет. А Ольга? Помните, что, не помните.

А. Леонтьева

— Я помню, что она довольно быстро.

Отец Максим

— Я обращаю стих не к вам, а к нашим чит, она вышла замуж за улана, ну дело даже не в этом. Когда Александр Сергеевич описывает, что было бы с Ленским, если бы его не убил Онегин на дуэли, он пишет: «А может быть и то: поэта. Обыкновенный ждал удел. Прошли бы юношества лета: В нем пыл любви бы охладел. И он бы счастлив и рогат носил бы стеганный халат.». Он был бы рогат. То есть Ольга не была бы ему верной женой. И это при том, что до свадьбы у них было ни-ни. Как бы максимум, что они себе позволяли за две недели до свадьбы, это Ленский позволял себе играть с локоном Ольги или касаться края ее платья. То есть правильное воспитание девочки, полная коммуникация с семьей, с родителями, прекрасное добрачное поведение, чистота отношений с будущим супругом. Но, он был бы рогат, как это происходит. И наоборот, поломанный подросток, мы видим, как Александр Сергеевич влюблен в Татьяну и говорит ей: «Татьяна, милый идеал.». А Ольга говорит, что: «Она, как эта глупая Луна на этом глупом небосклоне.», да. И вот это главная загадка нашего отношения тоже с подростками: что мы все можем делать правильно, а результат-то будет очень далек от того, чего бы нам, православным родителям хотелось. Это я про интригу, которую вы хотели.

А. Леонтьева

— Потрясающе. Знаете, что, я вот подумала, что, чем занималась Татьяна: она читала романы, да. Ведь мы все помним, когда нам не разрешали много читать: глаза испортишь, там читали, кто очень любил читать, читали под одеялом с фонариком. Сейчас это было бы, наверное, какой-нибудь, как говорят, дивайс. То есть уходил бы человек в виртуальный мир, правильно?

Отец Максим

— Да, да, так и есть.

А. Леонтьева

— То есть тогда виртуальный мир был романы эти, теперь виртуальный мир — там какой-то отцифрованный.

Отец Максим

— А ничего на самом деле. Пон, как бы понятно, что современные средства коммуникации и вот этого всего ухода в виртуальную реальность, они гораздо более мощные, чем традиционные. Ну по сути ничего не изменилось. И, больше того, у меня совсем недавно состоялся один разговор с близкими мне людьми, на самом деле, и разговор был такой. Они мла, младше меня лет на 20 и, по сути дела, друзья моих уже взрослых детей, у которых свои дети тоже есть. То есть это взрослые, серьезные, состоявшиеся люди с кучей детей. И вот мы с ними как-то пересеклись на воздухе. И жена так при мне говорит мужу: «Вот мы хотели спросить, помнишь, у отца Максима, вот.». Он говорит: «Нет, я не хотел.». Она говорит: «А почему?». Он говорит: «Я знаю, что отец Максим скажет, но я с ним не согласен.». Она говорит: «Ну давай все-таки спросим.». Ну такая вот игра у нас была, очень доброжелательная. И: «ну давай спроси, спроси, спроси. Я же знаю, что он ответит.». Она говорит: «Можно ли давать читать детям ту самую художественную непростую светскую, романтическую в том числе литературу?». Я говорю: «Да, конечно, можно и нужно.». а он говорит: «Нет, я считаю, что не нужно и нельзя. И не будем.». ну он глава семьи, он отец, жена его слушается как бы. Ну вот тут мы с ним расходимся во взглядах. И поэтому, когда вот вы говорите, да: «Ей рано нравились романы; Они ей заменяли всё; Она влюблялася в обманы И Ричардсона и Руссо», это была плохая литература с христианской точки зрения, да. То есть это была романтическая, такая вот, достаточно не очень высокого пошиба любовная литература там XVIII века. Ну чтобы вы понимали, о чем идет речь, ну это, словно говоря, так вот «Три мушкетера» для девочек. Если мы вспомним 3, «Трех мушкетеров», знаете, сейчас такой есть популярный мем в интернете, да, что: во взрослом возрасте прочитал «Трех мушкетеров» и понял, что там единственный положительный герой — это кардинал Ришелье, потому что, значит, четверо алкоголиков и блудников пытаются, значит, покрывать блуд и измену государственную их королевы. И только кардинал, он стоит на страже там добропорядочности, чести и государственных интересов, да. Ну вот Д’Артаньян — любимый герой всех мальчишек. Я сам был, под него косил в детстве и был в него как бы. Он, значит, смотрите, он был влюблен и пытался завоевать Бонасье госпожу, да, это жену своего квартирного хозяина, замужнюю женщину. При чем не просто там какую-то абстрактную, хотя это было бы все, не важно, но человека, дома у которого он жил. Значит, при этом он спал с Миледи и ее служанкой. Значит, ну чтобы вы понимали уровень нравственности, да, того самого любимого нашего Д’Артаньяна. И, и чего? И можем ли мы сказать, что это вот отношение, что чтение подобной литературы там в возрасте 10 — там 12 лет, оно вот мальчиков развратит и превратит их в блудников и бабников? Ну мне кажется, что нет.

А. Леонтьева

— Ну мы-то с вами именно в этом возрасте это все читали.

Отец Максим

— Да, это все так и читается.

А. Леонтьева

-И мало, что читается, я так наизусть это просто учила страницами, потому что.

Отец Максим

— И в результате то, нет, понятно, что взрослому человеку, я 3 или 4 года назад перечитал весь цикл мушкетерский Дюма. Так получилось, я ездил по России вот на поезде. И едешь туда день, оттуда день, и вот что-то надо читать. И я вот решил: дай-ка я перечитаю. И я понял, что та книга, которая нравилась мне меньше всего в детстве, «Двадцать лет спустя», она мне сейчас нравится больше всего.

А. Леонтьева

— Да, кстати, мне тоже меньше нравилась.

Отец Максим

— Да, она.

А. Леонтьева

— Там меньше экшна было.

Отец Максим

— Там меньше экшна, там, но там больше смысла, там больше чести, там больше благородства. А" Три мушкетера" и «Виконт де Бражелон» — это в общем про другое.

«Семейный час» на Радио ВЕРА

А. Леонтьева

— Напомню, что сегодня с нами и с вами протоирей Максим Первозванский, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе. Отец Максим, ну давайте, все-таки какой-то же вывод надо сделать. Вот вы рассказали про двух подростков: Татьяну и Ольгу. Татьяна была трудным подростком, но выросла в такую очень достойную женщину. Описание Татьяны на балу всегда нас поражает, когда она идет и в ней нету ни, ни вот этого кокетства, ни суеты и какая-то тишина, и достоинство в ней считываются.

Отец Максим

— «Того, что в высоком лондонском кругу зовется vulgar. (Не могу... Люблю я очень это слово, Но не могу перевести; Оно у нас покамест ново,

И вряд ли быть ему в чести.».

М. Леонтьева

— Да, да, да. Вот вывод то какой: что трудные подростки могут стать очень достойными?

Отец Максим

— Я не знаю. Я знаю только то, что переходный возраст, он нужен подростку. И у меня гораздо больше тревоги вызывает ситуация, когда у ребенка нет переходного возраста. Потому, что не происходит, именно вот в этом юном возрасте не происходит ну что ли развития определенных.

А. Леонтьева

— Бунта.

Отец Максим

— Чувствилищ души. Они, когда развиваются, они, естественно, приходят в противоречия друг с другом. это совершенно нормально. Ну можно немножко биологических фактов, да?

А. Леонтьева

— Ну конечно. Куда же от них деться.

Отец Максим

-Ну просто, чтобы мы понимали. Это сейчас общее место, я не открываю каких-то там горизонтов людям, но вот в чем суть подросткового возраста. Лимбическая система головного мозга, та самая древняя, которая есть у животных, в том числе, отвечающая за эмоции, за чувства, она уже взрослая у подростков. А человечность головного мозга, та самая префронтальная кора, которая заканчивает свое формирование к 22-м, 23-м, а иногда и даже позже годам. То есть мозг находится в состоянии разбалансированности. Эмоции, чувства, любовь и всякие прочие: там амбиции, какие-то там понты, я не знаю, еще что-то, да, оно уже взрослое. А подумать об этом.

А. Леонтьева

— Нечем, нечем, да.

Отец Максим

— За стратегию, за ответственность, за торможение просто нечем. Они не виноваты, да, это ну примерно, как, знаете: «Хорошо живется, у кого одна нога. И парточина не рвется, и не надо сапога.», да, то есть просто нечем. Вот нет второй ноги, да, вот той самой, в, в мозге только, да. И поэтому это очень сложный возраст. И если ребенок в этом, ну как бы не ребенок уже, но ребенок не разбалансирован, это либо чудо, либо достаточно жесткая привязка, жесткий контроль со стороны родителей. То есть вот ребенок по сути дела не взрослеет, не обретает самостоятельности. Ну либо, вот когда я говорю слово «чудо», я не имею в виду вот прям божественная благодать, которая спустилась и все это покрыла, хотя от этого очень много зависит. Я имею в виду, что удается каким-то образом, в результате внешнего, не обязательно контроля, но внешнего авторитета, обстоятельств жизни пройти этот период максимально мягко. Если же он просто не проходится, то этот переходный возраст откладывается на более позднее время. А дальше, как с ветрянкой: чем раньше переболеешь, тем безопасней, чем позже переболеешь, тем тяжелей последствия.

А. Леонтьева

— Да, да, да, ни дай Бог во, в зрелом возрасте вернется что-то такое с этими корами.

Отец Максим

— Ну, конечно. Да, они все равно, эти флешбеки обязательно прилетят нерешенные внутрь. И, самое главное, я вот об этом, как бы я понял это для себя не так давно, это то, что, я, почему я про художественную литературу, в том числе, говорю, то, что именно в подростковом возрасте ребенок в этом самом выдуманном мире, он проигрывает свои роли, примеряет их на себя, проживает жизнь своих персонажей с той интенсивностью, которая невозможна во взрослом возрасте. То есть любовь, условно говоря, вот в реальном мире, да, любовь Ромео и Джульетты или Татьяны Лариной возможна только вот в 14 — 13 лет. Во взрослом возрасте, ну если ты влюбишься так, то ты просто дурак. Ну как бы это не, ну значит ты что-то там себе отключил, или у тебя отключилось, ты пришел реально в измененное состояние сознания, вот, то в этом возрасте это естественно. Но, идеально, когда это происходит не в реальном мире: не реальные Ромео и Джульетта поубивали там друг друга, ли там на эту тему множество мифов у разных народов есть, это не только Шекспир, да, а когда ты это прожил в книге, когда ты это прожил в сериале, в фильме, еще где-то ты это прожил, твои чувства на этот счет, твои вот, они сформировались. И это, и это здорово. А если ты их не проживаешь, если ты не был там Д’Артаньяном, графом Монте Кристо, это я сейчас по Дюма, да, или там.

А. Леонтьева

— Констанцией.

Отец Максим

— Айвенго каким-нибудь, или, ну не важно даже кем, да, когда ты это не прочувствовал, то и.

А. Леонтьева

— Не выработалось вот это отношение, да, реакция.

Отец Максим

— Не выработалось соответствующего отношения внутреннего. И сталкиваясь с этим же своими уже чувствами или ситуациями во взрослом мире, ты либо прост тупой, как бы, ка бревно, да, либо ты начинаешь их искать, эти чувства, и уже ведешь себя неадекватно, и неуместно. Я говорю, это все тяжелее вообще происходит.

А. Леонтьева

— Все укладывается, отец Максим. Вот у меня сложилось все, когда вы про Татьяну и Ольгу сказали, что: Ольга носила чай гостям, то есть она была наверняка.

Отец Максим

— Послушной девочкой, да.

А. Леонтьева

— Послушной девочкой, родители так все контролировали, ситуацию. и она может эти свои шалости проявить уже в зрелом возрасте.

77797630-0618 • 2Отец Максим

— Да, она просто, соответственно, вот мы видим, да. Понятно, что это предположение.

А. Леонтьева

— Ну да, да, да. Это, это художественная литература.

Отец Максим

— Понятно, что это не учебник по психологии и тем более не Священное Писание. Ну вот все-таки, знаете, герои, особенно гениальных произведений, они живут не потому, что писатель их так написал, а они живут своей жизнью в соответствии с логикой этой самой жизни. И мы чувствуем какую-то правду во всем этом.

А. Леонтьева

— Мы чувствуем правду, и мы, нас зацепляет, потому что они нам близки, да. То есть мы их понимаем.

Отец Максим

— Да, да.

А. Леонтьева

— А если мы их не понимаем, то они, нам неинтересно читать.

Отец Максим

— А дальше, чем гениальнее произведение, тем вот, даже самые поверхностные вещи бывают, бывает, нас цепляют и оказываются для нас важными, особенно в моменты кризисов того, а пере, переходный возраст — это длящийся несколько лет тот самый кризис, и нас может зацепить, что угодно, да. Ребенок хватается и во внешнем мире, да: «Драмкружок, кружок по фото, а мне еще и петь охота», да, или наоборот замыкается в себе, уходит в этот самый виртуальный мир, проигрывая себя, примеряя. Я тут, допустим мне всегда казалось, что я могу отзываться на вновь появляющиеся подростковые там какие-то.

А. Леонтьева

— Запросы.

Отец Максим

— Культурные феномены, да. И когда я понял, что, например там современные подростки «Гарри Поттера» уже не знают, а для них это аниме, вот, а я, для меня они чужды, я все-таки заставил себя какие-то вещи посмотреть. Например, посмотрел «Атаку титанов» с сыновьями, и понял, что это прямо очень крутит, это очень круто, да. Или Фрирен, провожающая — это просто гениально, какие-то вещи. Ты понимаешь, что.

А. Леонтьева

— Я даже не знаю, о чем вы говорите.

Отец Максим

— Просто какие-то формы, которые, то есть все равно мировая художественная литература, в новых формах она создает и отвечает, эти самые образы и отвечает на вечные вопросы. Это важно. Поэтому нам не надо ворчать вот на то, что вот они там не читают «Евгения Онегина», или не знают, не знаю, Пушкина, Достоевского, или, или хотя бы Толкиена с Роулинг, да, вот они там такие, они, значит, смотрят свои бесконечные аниме на тысячу серий, да, и бред какой-то вообще: что это, глаза какие-то большие. Я, я, я сначала, когда смотрел эти, эту «Атаку титанов», я думал: почему они все время орут. То есть герои все время орут друг на друга. Вот почему они орут, нельзя что ли спокойно разговаривать. А оптом понимаешь, что они, ну потому, что все на надрыве, потому и орут.

А. Леонтьева

— Потому, что по максимуму, да, все включено, как-то ручка выкручена, да.

Отец Максим

— Да, потому что чувства выкручены по максимуму, да, они и орут. Вот. И тоже требуется определенное усилие, когда ты в другом культурном как бы вот, в другой культурной среде вырос, и слава Богу. Я думаю: Господи, интересно, когда же я уже не смогу понять очередной какой-то феномен подростковой культуры.

А. Леонтьева

— Ну вы смогли.

Отец Максим

— Да. Ну я не стал фанатом аниме, нет. То есть я не пересматривал. Хотя я думаю: а не пересмотреть ли, я пару обзорчиковмне, там на «Fandom», там посмотрел: чего, куда, почему. То есть этот мир меня зацепил. Но, все-таки, конечно, вот чтобы я теперь дальше смотрел что-то еще. Хотя, если сыновья предложат, с удовольствием посмотрю.

А. Леонтьева

— Вот интересно, я вспоминаю, когда вышел «Гарри Поттер» на экране, и мы с детьми, ну мы такие сильно православные были с мужем, ну это такая, извините, ирония, мы были такие вот горячие неофиты, и мы как-то пытались детей отсечь от «Гарри Поттера» всеми силами, потому что это неправильный как бы фильм. И еще в нашей среде вот, у нас такая была компания православных родителей, мы так синхронно примерно рожали, дети общались. И я помню, вышла какая-то кукла, у которой вот, американский, естественно, вариант, там за Барби и Кеном еще какая-то вот, еще более такая натуральная, вот. И ни один родитель своему ребенку, девчонки все мечтали про такую куклу, никто не разрешил ее купить. И мы, а я что-то поняла, что бесполезно с этим бороться, я купила эту куклу. И все родители мне гордо говорили: А нас такой нету. А все девчонки у моей дочки Дашки значит ее брали тайно.

Отец Максим

— Поиграть.

А. Леонтьева

— Поиграть, да, да, да.

Отец Максим

— Ну мы тоже, когда «Гарри Поттер» начал только выходить, еще в книгах, я купил несколько томов первых для того, чтобы ознакомиться.

А. Леонтьева

— Вы так руку на пульсе держите, да, отец Максим.

Отец Максим

-Да. ТИ я детям не разрешил его читать. Ну они, конечно, читали. Они потом мне рассказывали, как они на даче, на чердаке собирались и читали вслух друг другу. И, соответственно.

А. Леонтьева

— Прелесть какая.

Отец Максим

-Потом, когда я стал чуть-чуть повзрослей, понял, что это, да простят меня особо, особо строгие ревнители, на мой взгляд, это гениальная книга о взрослении. То есть это вообще не про волшебство, не про какую-то школу чародейства и волшебства, это реально гениальная книга. И, кстати, говоря, очень хорошо снятый.

А. Леонтьева

— Фильм

Отец Максим

— И у нас, например на пасхальные дни у нас в семье такая традиция сложилась, мы смотрим «Властелин колец». А перед Рождеством мы смотрим «Гарри Поттера».

А. Леонтьева

— Ну это же вообще христианский совершенно фильм.

Отец Максим

— Всегда пересматриваем вместе. Это такое совместное переживание. И «Властелин колец» о другом, да, но вот «Гарри Поттер» — это как раз о подростках. И моим детям это тоже, ну не всем, конечно, когда это попадает на твое взросление, я тут, например с удивлением. Когда умер Соловьев, наш знаменитый режиссер, я вспомнил тоже и пересмотрел. Из всего его кинематографического наследия меня цепляла не «Асса», или что-то еще, а «Сто дней после детства». И я понял, почему. Потому, что по возрасту оно совпало с моими ста днями после детства. Я смотрел это кино, как про себя. Я был как раз тогда в восьмом, по-нынешнему в девятом классе, вот мои сто дней после детства совпали с выходом этого фильма. И там он на 3 части разделен, по-моему, и третья часть называется «Воспитание чувств», когда ты проживаешь с героем кино или книги ты проживаешь свою, как свои чувства, свою жизнь, ты понимаешь, у тебя возникает эта рефлексия, когда ты осознаешь, что с тобой происходит. И вот для некоторых моих детей, как раз выход книг Гарри, о, о Гарри Поттере, книг о взрослении, когда он поступает в эту школу, ему одиннадцать лет, и, соответственно, это пятый класс по нынешним временам, или шестой. То есть началка закончена и начинается его взросление, вплоть до окончания школы. И ты с ним живешь, а книга то и фильм, они тоже выходят раз в год. И ты раз в год прошел, и ты снова.

А. Леонтьева

— Взрослеешь вместе с ним.

Отец Максим

— Встречаешься с ним, и ты взрослеешь вместе с ним. Ну даже если не так, сейчас, понятно, книги все вышли. И для меня это вот в очередной раз просто подтверждение того, что мировая художественная культура жива, и каждое время порождает вот свои формы.

А. Леонтьева

— Свой феномен, да, какой-то.

Отец Максим

— Который, да, и для подростков, на мой взгляд, я продолжаю спорить вот с этой самой моей семейной парой, для меня это.

А. Леонтьева

— В эфире уже.

Отец Максим

— Да, в эфире. Для меня это крайне важно, чтобы именно с точки зрения православного и вообще человеческого воспитания.

А. Леонтьева

— Чтобы вовремя ребенок.

Отец Максим

— Чтобы ребенок это прожил вовремя. Это надо подсовывать: и ты, ты, ты эту книжку не читай, как нам на. Знаете, как в период сухого закона в Америке, говорят, производили брикеты с виноградным соком, на которых было написано примерно следующее: «Значит, только не вздумайте опустить этот брикет в ведро с водой и поставить его в темное место на 3 недели, потому, что получится вино. А оно у нас запрещено.» (смеются).

А. Леонтьева

— Мы вернемся к этому увлекательнейшему разговору через минуту. Напомню, что сегодня с нами, и с вами протоирей Максим Первозванский, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, отец девятерых детей. У микрофона Анна Леонтьева. Не переключайтесь.

«Семейный час» на Радио ВЕРА

А. Леонтьева

— Продолжается «Семейный час» на Радио ВЕРА. С нами и с вами протоирей Максим Первозванский, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, отец девятерых детей. У микрофона Анна Леонтьева. И мы обсуждаем с отцом Максимом тему подростковости. Кстати, вот как вы, раз мы о литературе заговорили, как вы относитесь к Достоевскому- подростку? Он же там тоже очень яркая такая вот жизнь прожита.

Отец Максим

— Я Достоевского, именно подростка читал уже во взрослом возрасте, мне было лет 40, наверное. И я понял, что эта книга не для детей, конечно.

А. Леонтьева

— Да.

Отец Максим

-Достоевский весь не для детей. Даже вот название «подросток», это первое, что меня зацепило, сколько ему там, ему уже за 20, ну то есть это все-таки не подросток. А во времена Достоевского подростком.

А. Леонтьева

-Это сейчас подросток.

Отец Максим

— Да (смеются).

А. Леонтьева

— Ну все-таки кора то, она, как вы сказали в первой части, также формируется.

Отец Максим

— Ну сложно там. Вообще, ну слушайте, только не бейте меня старыми тапками, или как там вежливо выразиться, я не люблю Достоевского, особенно для детей. То есть вы знаете, вообще феномен русской литературы, классической, почему мы говорим там про Дюма, там про Вальтера Скотта, про Джека Лондона, и именно эту литературу советуем нашим детям, да? У нас наша русская классическая литература — это литература не для детей вообще.

А. Леонтьева

— Не для детей, согласна, совершенно.

Отец Максим

— Она не дает, там нету положительных образов, к которым, ну за исключение Пушкина.

А. Леонтьева

— Да.

Отец Максим

— Вот у Пушкина все прекрасно. А у всех остальных, ну может быть еще у Толстого что-то есть. А так это все какие-то странные люди, которые мучаются странными, непонятными для молодого человека проблемами, да. И самое главное — они не задают образ, которому бы хотелось молодому человеку или девушке подражать. Ну практически нету. Ну то есть у нас есть жемчужины, да, там можно зацепить Наташу Ростову, например, да, или там Андрея Болконского в «Войне и мире», да. А дальше все это проблемы для взрослых.

А. Леонтьева

— Это очень взрослая, я согласна. Дети просто не поймут.

Отец Максим

— Глубоко ре, вообще вся русская литература, она для взрослых. Поэтому мы, мы вынуждены обращаться к мировой художественной культуре. Наша литература просто. как бы это не звучало по нынешним временам антипатриотично, она не создала почти ничего вот такого. Для детей есть, да, советская литература замечательная детская. Вот.

А. Леонтьева

— А для подростков нет, да.

Отец Максим

— А для подростков нету.

А. Леонтьева

-О, как интересно. Интересно, отец Максим.

Отец Максим

— Ну я не знаю, может она есть. Я все-таки не литературовед.

А. Леонтьева

— Надо подумать, да.

Отец Максим

И- Ну вот в массовой такой, в массовом варианте нету, нету.

А. Леонтьева

— Я помню, как я разбирала с младшим «Преступление и наказание». Это он должен был писать сочинение на ЕГЭ — вот это вот. И это было, конечно, очень сложно. Ну мы так разобрались совместными усилиями.

Отец Максим

— Ну современный подросток что, что скажет: Ну вообще Достоевский взял и в самом начале романа убил единственного нормального, интересного персонажа — старуху-процентщицу, да, которая в те времена, когда женщины вообще ни за что не отвечали и ничего не знали, занималась бизнесом, помогала другим людям выживать, содержала больную сестру Елизавету. А какой-то придурок студент взял ее и убил, да. А столько можно было интересного про нее написать. Это вот сказал бы современный подросток, да. А вот все эти метания Раскольникова, они ведь не для подростка.

А. Леонтьева

— Знаете, что сказал вот младший, когда он был в театральной студии, они «Горе от ума» ставили. Он Молчалина играл. И он говорит: «Самый нормальный человек.».

Отец Максим

— Да.

А. Леонтьева

— Все вежливые, всем, всем хорошее говорит. А этот, — говорит, — грубиян, пришел, нашумел. Я не смогла его переубедить.

Отец Максим

— Да это же тоже самое, что моя дочка без всякой моей помощи в свое время написала про Екатерину из «Грозы» в финальном сочинении, что: Она не положительный персонаж. Она покончила жизнь самоубийством, и все такое прочее, вот. И что никакая там не среда, а просто сама она дура была. Вот. Ей снизили оценку. Я вместе с ней ездил на апелляцию. Это было что-то там, лет 10 с лишнем, или даже, наверно, 15 лет назад, и мне не удалось переубедить тамошнюю женщину из комиссии, училку, которая говорила: Нет, это вот.

А. Леонтьева

— Это положительный персонаж.

Отец Максим

— Екатерина — это положительный герой, да. И все, и вы не. И даже мои доводы: А неужели ребенок сам не может со своей точки зрения сказать: кто положительный, кто отрицательный, нет, у нас есть вот канон, так мы проходили, и так она должна, соответственно, знать.

А. Леонтьева

— Вот неудобные у нас подростки получились.

Отец Максим

— Ну да. Вот, ну не, не понравилась ей Екатерина, да.

А. Леонтьева

— Так, отвлекаясь от литературы. Знаете, хотела, как повернуть беседу. Мы с вами несколько лет назад на фестивале «Традиция», помните, встретились.

Отец Максим

— Помню, помню. Хорошая погода была, да.

А. Леонтьева

— Когда я претен, презентовала, да, отличная погода, прекрасный фестиваль, я презентовала книгу «Я верю, что тебе больно! Подростки в пограничных состояниях», потому что у меня девочка была в клинической депрессии. И, и, как правильно написала в начале в вступлении Людмила Петрушевская, наш психолог, она написала, что: Книга ну написана достаточно бестолково. Ну это, по сути, книга мамы, не книга там какого-то человека, который что-то понял в этой жизни, да. Я просто рассказала, как с нами было. Эта книга переиздавалась несколько раз, мне поступают до сих пор звонки. И ее, я не хвастаюсь, я просто удивляюсь этой, этому феномену, ее стали рекомендовать психологи, в каких-то чатах, прочитать, потому что она о долгом пути двух людей: мамы и дочки друг к другу, да. И я вижу, что мне звонят часто мамочки, которые, опять же я не хвастаюсь, что я вот прям замечательная, у нас постоянно, у меня дочка с таким сильным характером, что у нас постоянно какие-то возникают напряжения. Мы их пытаемся снимать, потом они опять возникают. Я могу написать еще одну книжку со, следом уже. И звонят мамочки, и они явно, вот я даже уже научилась по голосу слышать, что они явно вот потеряли эту связь. И в чем это выражается? Ни в коем случае их не осуждаю, потому что нам дан ребенок, но не дана инструкция, как его воспитывать. А особенно, если не 9 детей.

Отец Максим

— А ее и нет.

А. Леонтьева

— Ее и нет, тем более. Не, ну какие-то, знаете, вот в Школе приемного родительства, которую про, проходят люди, которые желают усыновить или удочерить кого-то, там есть такие ценные прямо бриллиантики, вот мне родители приемные рассказывали там какие-то вещи. И это вот ну всем родителям нужно проходить эту школу, потому что там есть какие-то общие сведения, о которых мы вообще и не подозреваем. Так вот, например звонит мама и: у дочки протестное поведение.". Я-то задавала уже этот вопрос, но мне вот вам интересно его задать будет. У дочки протестное поведение: она там что-то покурила, что-то попробовала, пиво какое-то. Мама очень строгая, православная и как бы не хочет так, таких инцидентов. Она начинает говорить, там мягко объяснять, что это вредит здоровью. Я говорю: «Слушайте, вот там в 13, в 14 лет, в 15 это вообще не работает. Вот мне в 20 лет говорили: это будет вредить здоровью. Для меня это было, вот как до Луны, да.

Отец Максим

— Да и в 40.

А. Леонтьева

— Я мол, молодая, полная сил, и в общем неважно, не верю. Вот. И, но что происходит: значит, мама не хо, дочка еще больше ожесточается, она уходит в себя, она начинает там нарочно это все делать там, где-то у подружки. Вот. Но, когда мама представляет себе, что она в общественном месте это сделает, да: выпьет, например какой-нибудь алкоголь, ее заберут в какую-то там, не знаю. полицию там на сколько-то.

Отец Максим

— Заберут. Это правда.

А. Леонтьева

— Да. Это есть такой закон.

Отец Максим

— Конечно.

А. Леонтьева

— Вот мама боится этого. И у меня такая мысль: а может быть эта взаимная связь, что ты что-то сделал, и из этого что-то получилось, может быть она как раз должна быть пройдена. Вот ты совершил поступок и получил последствия.

Отец Максим

— Ну должны быть рамки, да. То есть я бы все-таки был категорически против, чтобы наши дети попробовали вещи, как бы которые ну по сути дела необратимы, имеют тяжелейшие какие-то последствия. Если мы действительно ребенка очень жестко контролируем все время, то, и не даем ему возможности проявлять свою свободу, а суть подросткового возраста не только в том, что у тебя там мозг разбалансирован, о чем мы говорили в начале нашей программы, ну и в том, что происходит сепарация. То есть ребенок отделяется от родителей на фоне того, что он пытается вообще понять себя: что я хочу, что мне нравится. Если говорить про как бы нашу религиозную сферу, да: вот что я верю, кто я.

А. Леонтьева

— Да, да.

Отец Максим

— То есть базовый вопрос, что я, кто я, что мне нравится, где я, вот эти вот базовые вопросы, которые, бытия, да, на которые ребенок отвечает, он пытается отвечать на них сам. А чтобы на них ответить, у него должен быть выбор. Он должен попробовать, да: а, я что люблю: сладкое или соленое, я должен попробовать сладкое, я должен попробовать соленое и, соответственно, выбрать. И это раз. Кроме того, сама возможность выбора является для подростка очень важной потребностью. Не просто вот естественно он хочет пробовать, да, но ему важно выбирать. и поэтому существует множество педагогических приемов, один из которых, я сейчас не учебник нам как бы тут выдаю и не прям вот все способы, да, но какая-то ключевая вещь, типа, это называется «Выбор без выбора», который желательно с детства, не дожидаясь подросткового возраста ребенку предоставлять. Ну например: на чем ты хочешь играть в музыкальной школе: на скрипке или на фортепьяно? Ты можешь выбрать, не то, что я тебе жестко навязываю скрипку, потому что я об этом мечтала.

А. Леонтьева

— Твое мнение спросили.

Отец Максим

— Твое мнение спросили, и его учли. Но, самого выбора не ходить в музыкальную школу у тебя нет. Поэтому это называется «Выбор без выбора». То есть как, ну это, это нормально, это не издевательство, не манипуляция, да. Например, у тебя нет выбора: ходить в школу или не ходить. Хотя в каких-то ситуациях он тоже может быть. Ты можешь быть там на очно-заочном, или на домашнем обучении. Но, по этим базовым вообще вопросам: ходить- не ходить, ро, решение принимают родители. Ребенок не может вот ультимативно потребовать, что: я перехожу на домашнее обучение. Так и тут: ты чем хочешь заниматься: пожалуйста бассейн, борьба, бокс, гимнастика, что тебе нравится, выбирай. И ребенок должен понимать, что у него выбор есть. и тогда сама потребность в выборе у него будет удовлетворена. И этот протестный настрой будет гораздо мягче. Он все равно будет. Но, он не будет так жестко проявлен. У ребенка должно быть обязательно, я понимаю, что я говорю банальности, да, но все-таки должно быть свое пространство, у него должна быть своя зона ненаблюдения с достаточно раннего детства. Допустим, если есть такая возможность, своя комната. И в подростковом возрасте это его территория, туда без спроса заходить нельзя, не то, что там, я не знаю, порядок наводить у него на столе, или в вещах там что-то собрать, выкинуть, там разложить вещи на столе. Если нет своей комнаты, ну свой стол, свой угол, своя полка, да. И эта возможность у него должна быть до подросткового возраста. Тогда ему не придется это завоевывать. А если уже так сложилось, что вот уже всего этого нет, а бунт уже настал, ну надо серьезно садиться и договариваться о том, что ему позволено, что не позволено, в том числе дать ему ощущение, что он завоевал право на что-то, да. А дальше договариваться о границах: да, ты идешь гулять, и я не контролирую, где, ну то есть только, только ты мне говоришь, что вот, только ты мне говоришь, куда, там за пределы района ты не уходишь, или куда-то ты едешь, и ты должен вернуться там, я не знаю, в 9. Если ты не вернулся, то в следующий раз не поедешь. А как не поедешь- ну я тебе денег не дам, или там еще что-то. Все-таки мы, если мы говорим не про 18 — 20-летних детей, да, а там 13, 14, 12, сейчас это все, у девочек месячные в одиннадцать часто начинаются, вот. И, соответственно, это тоже биологическое созревание, оно вот тоже провоцирует соответствующие процессы. У нас есть рычаги. Вы можете что-то дать, что-то не дать, в чем-то поддержать, в чем-то не поддержать. И тут очень важно, чтобы у вас с подростком, крое контакта было что-то, что вы можете отнять без ущерба для общей жизни, да. Ну например, если это, у вас с ним нет никаких вот точек пересечения, есть только телефон, или там компьютер, и ты говоришь: «Я отниму у тебя телефон.». А он такой: «В мне телефон нужен для учебы.», или там еще до чего-нибудь, да. То есть ты как бы отнимаешь что-то, что ему жизненное и важное. А, если ты, например для него чего-то вот постоянно делаешь, важное и значимое.

А. Леонтьева

— Например?

Отец Максим

— Я не знаю, шьешь одежду для его анимешных касплев. И ты говоришь, что ты не будешь ему тогда помогать с этим. То есть вот что-то избыточное, что-то, что.

А. Леонтьева

— Не жизненно-важное, а избыточное.

Отец Максим

— Не жизненно-важное, а избыточное, но для него важное. То, в чем ты его поддерживаешь, то, с чем ты с ним вместе. Пускай ты не вовлечен, как участник, да, но ты ему помогаешь там, тут, да, то есть. И это ты можешь отобрать, так сказать: ну раз ты так, я тогда тоже так. И это можно даже взрослому сказать, да. То есть, когда у нас есть контакт не просто формальный и необходимый с взрослыми детьми, да, то мы, а вот мы более тесно общаемся. То ребенок бу, даже если ему 30, он понимает, что, если мы сейчас поссоримся, он многое потеряет. Это не шантаж. Я тоже понимаю, что я многое потеряю, если мы поссоримся. Это для нас значимо. И в этом смысле, если сейчас вот стратегически фундаментально надо строить отношения устойчивые. То есть вот представьте себе, что у вас есть большая миска и на дне ее шарик, так, что любое вот попытка стукнуть по шарику, он вверх поднимается и потом обратно скатывается, да. Он как бы, у него равновесие внизу, на дне этой миски, да. А неустойчивое равновесие, которое часто бывает вот при отсутствии все, все, всего этого богатства совместной жизни — это шарик на глобусе. Ты его катнешь, и он вжиу, и скатился. Назад уже он просто так не вернется, да.

«Семейный час» на Радио ВЕРА

А. Леонтьева

— Напомню, что сегодня с нами и с вами протоирей Максим Первозванский, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе. Отец Максим, то, что вы говорите, возможно при условии, что у вас действительно есть вот эта общая какое-то дело, территория, как там не назови, да, что-то очень важное и для ребенка, и для вас, ну в первую очередь для ребенка, да. Но, а для вас, как связь.

Отец Максим

— Если для меня это будет неважно, то это мне будет неинтересно.

А. Леонтьева

— Да, да, это я неправильно сказала.

Отец Максим

— Да

А. Леонтьева

— Ну это вот нужно нарабатывать, именно как общее.

Отец Максим

— Конечно, конечно. И поэтому, вообще я понимаю, что я сейчас скажу совсем какую-нибудь, может быть больную вещь для многих, но большая семья, полная, большая семья является залогом более спокойного и правильного, и мягкого прохождения ребенком переходного возраста в силу гра, вот своей цветущей сложности. У ребенка есть старшие. Ведь еще, в чем еще, например еще один аспект переходного возраста. В детстве ребенок обожествляет своих родителей.

А. Леонтьева

— Да, да, да.

Отец Максим

— В переходном возрасте падение богов с этого пьедестала.

А. Леонтьева

— Полное, да.

Отец Максим

— И они падают, и разрушаются с грохотом: голова откалывается, рука, там еще что-нибудь. Как это вообразить, да.

А. Леонтьева

— Ужас.

Отец Максим

— Ужас, да. А когда много детей, у ребенка есть старшие, и он, по сути дела, вот когда ребенок один, и, например вот у, есть там дочка и мама, да. Ребенок маленький и мама большая, она — богиня. И ребенок не понимает, как ему стать этой самой взрослой. Нету этих ступенек, как войти на это небо, на этот пьедестал. А тут понятно, вот мне там 10, да, а вот у меня есть сестра, ей 12. А еще есть сестра, ей там 30, например. А еще есть брат, ему 5, или наоборот 10 тоже, да. И вот, вот нету этой, этого разрыва. А еще есть мама, папа, бабушка, да, значит. И поэтому всегда есть возможность у родителей побыть добрым и злым следователем. Не то, что прям специально, да, ну это естественно происходит. Если мама сторожит, то папа более мягкий. Если папа, наоборот, такой грозный Юпитер, который там определяет судьбу всей семьи, как это полагает, то мама может быть ближе и мягче. Это не значит, да, что мама говорит одно, а папа другое, но иногда, в особо сложных ситуациях, как, как бы это не было обидно второму родителю, да, контакт может сохраняться у одного из родителей, то есть потому, что он естественно занимает более мягкую позицию. А он может ее занять потому, что есть второй, который занимает более строгую. То есть такой триангуляционный эффект возникает, да: несколько ног у этой, у этой как бы конструкции. А когда там одна мама и один ребенок, она одновременно должна быть и строгой, то есть она и запрещает, и понимает, и, и все. И это гораздо все сложнее происходит. Вот. И поэтому это вообще ключевая история про семью. Не просто про подростка, а про семью. И поэтому то, что у нас сейчас семьи создаются однодневками, разрушаются, и люди вообще как-то так вот рожают, и непонятно, без, это, конечно, катастрофа. И это неизбежно сказывается на тяжести прохождения переходного возраста. Особенно, если, допустим развод родителей совпадает с детством или переходным возрастом, все вообще рушиться. И в дальнейшем рушится. Вот мы сегодня с моим коллегой, буквально перед программой у нас был важный разговор, и он поделился. И я говорю: у меня такие же истории, тоже полно, когда, вот у него друг, уже взрослый достаточно человек, у него свои дети, он живет со своей женой в, так называемых, открытых отношениях. То есть они не обещают, заранее договариваются. Что верность друг другу они хранить не будут.

А. Леонтьева

— Ой-ей-ей, какая сложная история!

Отец Максим

— Потому, что нет никаких обязательств. А православные люди то. А почему? А вот в детстве там они тяжело переживали развод, он тяжело переживал развод. И он говорит: «Я такой боли больше я себе не могу позволить, потому что это было так больно, что вот мама изменила папе, — это вот про мужчину, да, или, если же, что там папа изменил маме, — что я понял, что чтобы в моей жизни никогда не было измен, я договорюсь сам с собой и со своим спутником, что у нас никакого, и верности то никакой нет, тогда типа и измены не будет. Понятно, что это обман. Это ерунда.

А. Леонтьева

— Ужасный.

Отец Максим

— Это самообман. Он думает, что не будет больно, ничего подобного, будет еще больней. К сожалению, я должен разочаровать. Но, вот сам подход. Когда ты переживаешь в детстве или в подростковом возрасте разрушение семьи своих родителей, или даже не разрушение семьи, но измену и какое-то вот, это очень страшно сказать.

А. Леонтьева

— И не можешь создать прочные отношения.

Отец Максим

— Это и на переходном возрасте ты уходишь в протест. То есть боги рухнули с пьедестала гораздо жестче. Иногда в мягком варианте боги спускаются с пьедестала, их бронзовость постепенно, знаете, как вот можно.

А. Леонтьева

— Слетает, да.

Отец Максим

— Такую картинку, да: там появ, розовая кожа проступает в, под этой бронзовой краской, и оказывается, что это просто человек. Он берет, тебя обнимает и вместе с собой вдет тебя на этот самый пьедестал. И ты такой идешь, оглядывающийся. Это идеальный вариант, когда ты с родителями можешь вместе стать взрослым. И потом, если ты вдруг, куда-то в сторону, тебя не держат. Но, ты и не хочешь куда-то далеко, потому что тебе нравится, тебя устраивает этот мир. Но, это идеально. Как правило, такого не бывает. Ну если родители, то есть семья родительская разрушается, или испытывает какие-то серьезные такие вот штуки, то, конечно, переходный возраст гораздо жестче. Ребенок полностью отвергает авторитет родителей: что ты мне говоришь там про любовь, что ты мне говоришь про верность, что ты мне говоришь про послушание. Даже если это не умные дети, они это прямо бросят в лицо родителям: кто ты такой, кто ты такая, чтобы учить меня жизни, когда ты сам живешь вот так. Вот.

А. Леонтьева

— Ну да, мы же говорим о том, что, если мы встретили человека, он дает нам какие-то советы, да, то мы должны, как минимум восхищаться его жизнью, да: вот он так классно живет, что мы послушаем его советы.

Отец Максим

— Ну если не восхищаться, то по крайней мере просто понимать, что он знает, о чем говорит. Не просто там по книжкам.

А. Леонтьева

— Так как, как в этой ситуации быть родителям? Например, ну не сложилось такой семьи, вот о которой вы говорите: ни многодетной, ни полной, да. Я сама была, когда муж ушел из жизни, я была в ситуации, когда я, так сказать, и папа, и мама, да, для троих, в очень непростом возрасте находящихся подростков.

Отец Максим

— Да.

А. Леонтьева

— Что делать?

Отец Максим

— Пережить. На самом деле я хотел бы сказать, ну не получиться и не надо драматизировать. Ну то есть, как бы не драматизируйте, но понимайте, что это драма, да. То есть все-таки это не трагедия, подростковый возраст — это не трагедия. Мы знаем отличие драмы от трагедии. В трагедии, что бы ты не делал, все кончится плохо.

А. Леонтьева

— Фатально.

Отец Максим

— Потому, что да, все это, как бы, ну как бы все фатально, ничего сделать невозможно, да. В драме все возможно. Мы — слабые люди, мы совершаем поступки, ошибки и всякие прочие, и получается больно, получается плохо. Ну в конце концов есть надежда, что мы все куда-то вырулим. Есть такой потрясающий феномен, на самом деле. В нем тоже есть своя фатальность. Особенно, если мы сегодня, вот мы говорим о, как бы упомянули про шко, Школу приемных родителей, есть такая интересная фатальность: что чем младше ребенок, тем больше в его жизни зависит от воспитания: его успехи в учебе, его примерность поведения, его психологическое здоровье. И поэтому вот все эти мамочки, которые хвастаются в запрещенных соцсетях своей глянцевой жизнью, своими замечательными, причесанными, воспитанными маленькими детишками, это может быть даже от, отчасти и правда. Вот сколько мы вкладываем в маленького ребенка, тем больше у нас реальный результат, не только вот на глянцевых фотографиях, но и в реальной жизни. Но, при этом к окончанию переходного возраста определяющим оказывается не вложенные родительские усилия, а генетически заложенные факторы. То есть буквально так: врачи долго боролись за жизнь больного, несмотря на это, он остался жив. Поэтому, есть вещи, которые нужно просто пережить. И если в конце концов наши дети вырастают замечательными и достойными людьми, не записывайте это за счет своего гениального воспитания. Вообще мой опыт, достаточно меня травмировавший, состоит в том, что мы можем совершать какие-то дичайшие ошибки в воспитании детей и подростков, делать какие-то вот неимоверные глупости и гадости, за которые потом нам всю жизнь будет стыдно.

А. Леонтьева

— И больно.

Отец Максим

— И ничего, и ребенок: вот плюй в глаза — Божия роса. А можем мельком бросить неосторожное слово, которое мы потом, по размышлении зрелом понимаем, что мы ничего плохого и не сказали, и это прям обрушит ребенка. Мне приходилось слышать от своих детей, что именно в подростковом возрасте, потом, уже когда они из него вышли, что: Пап, помнишь, ты тогда вот что-то такое сказал, и в этот момент я понял, что у меня нет семьи.

А. Леонтьева

— Ого!

Отец Максим

— То есть просто вот у ребенка рухнул мир, он понял, что у него нет семьи. Потом он это прожил, и раз он мне это рассказывает, это значит, что и контакт уже восстановился, он вырос, переболел, закончился переходный возраст. Ну представляете, в каком состоянии в ближайшие после этих моих неосторожных фраз прошла, прошли наши взаимодействия с этим ребенком. А он мне в тот момент об этом не говорил. И я не понимал, что происходит, вот. А это были какие-то, вот для него тогда особым образом прозвучавшие слова. И я не мог этого учесть. И я даже не могу записать это себе вот в педагогическую ошибку. И наоборот, то есть вот.

А. Леонтьева

— Ну и не достижение.

Отец Максим

— Да, и не достижение. Я к тому, что мы можем все делать правильно, и все равно вот все будет плохо. И наоборот мы можем особо ничего хорошо не делать, и получится даже в общем более-менее нормально, и потом всем рассказывать о своих педагогических успехах.

А. Леонтьева

— Ну я должна немножко так маленькую капельку оптимизма бросить в конце программы, что я разговаривала там с психологами, с родителями, мудрыми родителями, у меня есть такая категория: мудрые родители.

Отец Максим

— Класс!

А. Леонтьева

— Я с ними советуюсь, да. Ну я вижу, как у них, да. Вот. И я должна сказать, что в любом возрасте ребенку там в 40, в 50, в 16 очень важно наладить контакт с родителями. В любом возрасте можно подружиться обратно с ребенком. Это будет для него очень важно.

Отец Максим

— Я со своими родителями подружился, когда мне было уже за 50.

А. Леонтьева

— Да!

Отец Максим

— Так что никогда не отчаивайтесь.

А. Леонтьева

— Ну это вот да, это вот очень хорошая информация. Спасибо огромное. Сегодня с нами и с вами протоирей Максим Первозванский, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, отец девятерых детей. Поговорили, начали тему подростков. У микрофона была Анна Леонтьева. Продолжим в следующих программах. Я думаю, очень много вопросов еще осталось. Спасибо, отец Максим.

Отец Максим

— Храни нас всех Господь.

«Семейный час» на Радио ВЕРА

Все выпуски программы Семейный час

Другие программы

Актуальная тема