В этом выпуске священник Тихон Худяков, преподаватель воскресной школы, многодетная мама Ольга Кутанина и педагог, филолог Ольга Цой размышляли о том, как участие детей в богослужениях сделать удобным для них самих и для окружающих.
Ведущая: Наталия Лангаммер
Н. Лангаммер
— Добрый вечер, дорогие радиослушатели, в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы по традиции в вечернем эфире в «Клубе частных мнений» обсуждаем одну из тем, которые в утреннем эфире подняли авторы программы «Частное мнение». И сегодня это тема — «Маленькие дети в храме». Такая острая тема: как все сделать правильно, чтобы было хорошо и детям, и взрослым. И чтобы обсудить эту тему, мы пригласили иерея Тихона Худякова, настоятеля храма Преображения Господня села Нижние Прыски, руководителя отделов по культуре и взаимодействию общества и СМИ, епархиального древлехранителя. Добрый вечер, отец Тихон.
Иерей Тихон
— Добрый вечер.
Н. Лангаммер
— Ольгу Кутанину, преподавателя воскресной школы храма иконы Божией Матери «Знамение» в Ховрино, члена Российского союза писателей, многодетную маму. Добрый вечер, Ольга.
О. Кутанина
— Здравствуйте.
Н. Лангаммер
— И нашего автора Олю Цой, которая, собственно, и подняла эту тему — педагога, филолога, кандидата искусствоведения. Добрый вечер, Оля.
О. Цой
— Добрый вечер.
Н. Лангаммер
— Я предлагаю начать с того, что мы послушаем программу Оли и поймем, что она думает и чувствует на эту тему.
«Дети на богослужении — тема неоднозначная. С одной стороны, на мой взгляд, нужно с малолетства водить ребенка в храм. С другой — важно, чтобы он там никому не мешал молиться и вел себя хорошо. Но дети есть дети, и их поведение обусловлено очень многими факторами. Главным образом, спецификой возраста. Можно долго размышлять на эту тему, но мне сразу приходят на ум слова Самого Господа Иисуса Христа: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне». Я никогда не забуду одну маленькую девочку лет пяти, которая пришла на литургию вместе с бабушкой. Девочка никак не могла спокойно стоять на месте и все время ерзала и вертелась, но мешало даже не это, а громкий шепот бабушки, которая все время ее одергивала: «Прекрати... Стой смирно... Тише... Перестань... Хватит...». Наконец девочка не выдержала, как-то весело повернулась к бабушке и выпалила: «Сама ты хватит». Потом вырвала свою руку из ее руки. И убежала вглубь храма. Тщетны были все попытки бабушки ее поймать, малышка скрылась в толпе молящихся. Она была словно солнечный лучик, бесшумно и весело перемещаясь по храму и совершенно никому не мешая. А когда стали петь «Честнейшую Херувим», вдруг потихоньку начала танцевать. Она порхала и все ее существо выражало такую светлую радость, что у присутствующих улыбка не сходила с лица. Но только не у бабушки. Она взволнованно выискивала внучку глазами и очень хотела присмирить этот солнечный лучик. Когда началось причастие, бабушка снова начала активно жестикулировать в сторону девочки. А та тем временем оббегала все иконы в храме и нежно к ним прикладывалась. Наконец она добралась до последней иконы, Пресвятой Богородицы, с особым пылом, громко поцеловала ее, словно свою любимую родную бабушку и спокойно подошла на причастие. Я не знаю, должны ли дети пребывать всю службу в храме, ожидать причастия на улице или в специальной комнате, а может, им нужно совмещать все эти способы. Но лично мне совершенно не мешает ребенок в храме, даже самый капризный. Потому что, по евангельскому рассказу, Сам Господь заградил уста Своим апостолам, которые беспокоились, что малолетние дети помешают Его проповеди, а затем подозвал матерей к Себе, чтобы благословить детей. И я очень хорошо понимаю, какой это тяжелый психоэмоциональный труд быть с ребенком на службе, самой суметь помолиться, всей семьей причаститься. Верю и надеюсь, что даже очень непослушный малыш, с Божией помощью, по молитвам родителей, сможет вырасти в настоящего христианина«.
Н. Лангаммер
— Вот. Оля обозначила свою позицию. Могу сказать по своим ощущениям, это какая-то лайт-версия всего, мне кажется, вот это идеальное поведение ребенка в храме, когда, в принципе, и обсуждать нечего, проблемы нет, мне кажется, да? Но, с другой стороны, проблема есть. Оль, ну вот как вы чувствуете, в чем проблема? Если уже как бы мы видим картину очень красивую, благостную и все понятно.
О. Цой
— Да, действительно то, что я описала, это такая очень симпатичная, очень такая добрая зарисовка, когда действительно маленький ребенок такой создает очень такую чудесную, почти сказочную атмосферу. Но и такое бывает не всегда, потому что дети ведут себя по-разному. Они могут и капризничать, и хулиганить, и совершать какие-то вещи тоже. И здесь на самом деле, вот на базе этого случая, тут можно задать такой вопрос: а вот мешала ли кому-то эта девочка? Потому что да, вроде бы она не хулиганила, она вела себя хорошо, но тем не менее своим поведением — и танцами, и перемещением по храму она создавала некий такой шум, который, наверное, в этот момент меня он вдохновлял, меня он как-то радовал, но, может быть, кого-то он и раздражал.
Н. Лангаммер
— Батюшка, вот я смотрю, вы улыбаетесь.
Иерей Тихон
— А бабушке он не давал покоя.
Н. Лангаммер
— Посмотрите, сколько реакций, да, на поведение маленького человека в храме. Мы с Олей про это спорили, что позиции прямо две радикальные: мешает молиться и не мешайте детям приходить к Богу. Все-таки как у вас?
Иерей Тихон
— Как всегда, проблема в крайностях.
Н. Лангаммер
— Да.
Иерей Тихон
— И все всегда индивидуально. Есть разные приходы, есть монастыри, есть приходские общины городские. Есть где многодетных семей много, есть где какие-то люди культурного, можно сказать, сословия, есть где люди из деревни, более работящие такие простые, и они по-разному выражают свое мнение. Ну и от этой проблемы тоже, она такая вечная в храмах — то есть люди, приходя в храм, приносят с собой мир, который имеют вокруг себя, в себе, они все это заносят и там реализуют. Кто имеет самолюбование, вот он смотрит: ой, а как же я выгляжу в глазах других? Моя девочка так себя ведет. Но это мы можем так осудить эту бабушку. А вдруг мотив этой бабушки, например, любовь к своей внучке и страх, что она не имеет благоговения перед Богом.
Н. Лангаммер
— Или страх, что ей что-то скажут резкое и это останется травмой.
Иерей Тихон
— Ну разные взгляды. Мы же не можем вот так, мы обычно что видим — ну то, что в себе имеем. И как меру имеем, мы так и мерим. И поэтому есть удивительные такие слова в нашем фольклоре, можно сказать: со своим уставом в чужой монастырь не лазят. И люди часто выбирают как бы себе приход, как они выбирают? Вот здесь вот комфортно мне с детками, есть детская площадка, не шикают, не ругаются, я вот сюда пойду. А другие, вот более зилотского такого воспитания: я вот туда пойду, там вот мне. Еще есть такие варианты как ранние службы в пять-шесть утра, есть поздние службы, и тоже разный контингент людей на них присутствует, и психологическое у них воспитание мира — одни жаворонки, другие совы, поспать, и все это выражается в поведении семьи. Ну у нас в храме много семей, так вот хоть и деревня, но рядом монастырь Оптина пустынь, и многодетных много. Одна семья десять детей, другие там шесть-семь. Они просто две-три семьи пришли — у тебя уже 20-30 детей, а еще детский приют приходит — их под 50, под 60 в воскресенье бывает, только деток. И, конечно, там не без искушений, и особенно старым прихожанам, бабушкам там, кто имеет такое — как это отец Леонтий, старый наш настоятель, называл их «ваше высоко не перелезешь». Такие бабушки есть, они, конечно, выражают свое мнение по-разному. Но надо всегда, конечно, задаться себе вопросом: какова цель моего рождения, какова цель моего похода в храм? Если мы вспомним, вот святитель Лука, он пишет: не презирайте малых сих, то один из моментов, именно с детками связанный, что такое «не презирайте» — то есть занимайтесь их воспитанием, обращайте внимание на них.
Н. Лангаммер
— То есть это касается всех прихожан. Это не чужие дети.
Иерей Тихон
— Это все, да. И вот я вот всегда задавался вопросом удивительным таким: а можем мы гипотетически встретить такую картину, когда, представьте, ваш ребенок похулиганил — ну вот в силу разных причин, не выспался, вот...
О. Кутанина
— Подсвечник перевернул.
Иерей Тихон
— Ну это часто бывает. Ну это вот просто я сейчас это вывожу в то, что именно наше восприятие этого момента. Вот наш ребенок пришел в храм, ну мой там сын или дочка, и мы его любим, безусловно. И вот он что-то сделал, и подходит эта бабушка или неважно кто, и вдруг строго делает ему замечание. Бывают случаи, за ухо оттаскают — ну бабки-то разные.
Н. Лангаммер
— Чужих детей?
Иерей Тихон
— Ну конечно. Это в наше время все это вот так вот воспринимается сейчас. А я был свидетелем в детстве многих картин. И, естественно, там возмущенные родители начинают выяснять отношения, может, прямо там же — Херувимская, неважно. Ну как, естественно, диавол же делает так, чтобы мы в самый благодатный момент начали все это выяснять. Ну и вот представьте такую идеальную картину: вдруг этот мудрый родитель говорит этому, так сказать, зилоту нашего времени: «Благодарю вас, что вы обратили внимание на воспитание моего ребенка. Скажите, как ваше имя, я за вас помолюсь».
Н. Лангаммер
— А бабушка говорит: «Сыночек, Пелагея. Помолись, а я за тебя».
Иерей Тихон
— Ну вот это же идеалистическая такая картина. Но я был свидетелем, когда я в детстве сам хулиганил — нас мама, нас было пять мальчишек, мы с метро «Фили» ездили на «Кропоткинскую», в храм Илии Обыденного, к отцу такому, Александру Егорову, он был духовником семьи, на раннюю службу, потому что он часто ее служил. То есть мы где-то в пять вставали, надо было ехать уже в шесть с чем-то на службу. Ну там в маленьком возрасте ты спишь где-то там, на лавочке, а потом друг пришел, второй друг — и ты вот сидишь с ним на амвоне уже перед причастием, играешь. У тебя все вот восприятие: ты в храм пошел зачем? Ну мама разбудила, но я же, там же будет мой друг, как же я с ним не увижусь. Ну и вот нас тоже там иногда осекли, сделали замечание. И я увидел, как мило моя мама беседует с человеком, кто на меня наругался.
Н. Лангаммер
— Обидно.
Иерей Тихон
— Ну сначала: как это, что это? А потом, слава Богу, она объясняла. То есть самое важное — это объяснять. И ребенок, он, я не знаю, может быть, в тот момент это эмоциональная реакция, но потом ты вырастаешь, смотришь — это зернышко прорастает.
Н. Лангаммер
— А что она объяснила?
Иерей Тихон
— Она мне объяснила, ну во-первых, дед священник у нас в семье, молимся утром и вечером, и жития святых читаются каждый вечер для детей — ну все как-то объясняется. Но главное — любовь к Богу, и в храм пришли к Богу, предстоим перед Богом. Вот есть человекоугодие — вот как на нас посмотрят молящиеся, а есть мое благоговение перед Богом. И вот эта любовь отца Александра, который выходит и говорит: «Так, дорогие мои, — вот он прямо с амвона начинает с нами, малышами, беседовать. — А что это такое сейчас было? Почему вы во время службы? Вы здесь не одни». И вот он начинает вроде бы, казалось бы, строго, все, и можно обидеться. Но, во-первых, появляется стыд, и ты не знаешь, как просто под землю провалиться уже. Я просто свое восприятие говорю, я не могу говорить за других детей. И я это помню, и я очень благодарен, что это было. Никто за ухи меня, конечно, не оттаскивал. Но в домашних условиях бабушка еще была, которая за нами следила строго, но эта строгость была какая-то, то есть я ее чувствовал, что эта строгость не от ненависти ко мне, а от заботы.
О. Кутанина
— Здорово.
Иерей Тихон
— И простейший пример дедушка священник рассказывал. Вот ребенок, говорит, палец в розетку сует — вы его одергиваете или говорите: это твой выбор, суй, суй, ну ты же хочешь, правильно? Это же безумие. Вот отсюда термин «безумная любовь». Без умная. А если его поведение в храме, что он выработает? Храм как привычка, храм — место тусовки, храм — место встречи, а не благоговейное предстояние перед Богом.
Н. Лангаммер
— И я напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы сегодня обсуждаем тему «Маленькие дети в храме». Как все правильно организовать, чтобы было хорошо всем. У нас в гостях иерей Тихон Худяков, настоятель храма Преображения Господня села Нижние Прыски. Ольга Кутанина, преподаватель воскресной школы, многодетная мама. И Ольга Цой, педагог, филолог, кандидат искусствоведения и автор программы «Частное мнение», которая предложила эту тему. Мы с Олей, когда обсуждали, о чем должна быть программа, у нас дебаты были жаркие в переписке, правда. О чем мы спорили? Мы пытались понять, про что разговор — про то, что мешают дети в храме (ну да, Оль, если выводить узко?) или: а каково детям в храме и нужно ли малышам быть в храме? Потому что а что они понимают? Вот я Олю спрашивала: вот дети до шести лет, вот им в храме быть зачем? И на какой части литургии им быть, что они чувствуют, что они понимают? Это поможет им остаться в лоне Церкви, когда они вырастут или это выработает, наоборот, какое-то отторжение — что мы устаем, ножки устают, бабушки шикают, непонятно чего делать, вот эти песнопения. Вот, Ольга, как вы думаете?
О. Кутанина
— Ну мы приводим детей в храм очень рано, прямо практически с крещения, в первые месяц-полтора. И мне кажется, это какой-то вот такой оптимальный возраст, когда они очень плавно, очень естественно входят в храм. Но не у всех так получается, ситуации бывают разные. То есть если, например, ребенок приходит в храм уже годика в три, мне кажется, его обязательно надо подготовить — то есть что-то рассказать ему, что-то, может быть прочитать, а может быть, от себя рассказать, каким-то заразить интересом.
Н. Лангаммер
— Каким трехлетнего можно заразить? Что там интересного для трехлетнего в храме?
О. Кутанина
— Очень интересно, много интересного.
Н. Лангаммер
— Ну расскажите.
О. Кутанина
— Можно как-то детским языком рассказать жития святых. Не всех, а вот кого вот иконочка висит в храме. Мы даже делали это во время служб, когда ребенок уже устает, и какой-то есть такой период, когда можно пройтись тихонечко по храму, с маленькими детьми мы подходили и вот знакомили его с этими святыми — тихонечко, на ушко. Вот к этому подойдем, вот к этому. Вообще детям очень важно в этом возрасте, да и взрослым, наверное, многим важно, но детям особенно очень важно какое-то дело в храме. То есть вот подойти, поздороваться со святым — это дело, да. Или там, например, когда закончился период, когда нельзя ходить и можно пройти немножечко, у нас запас свечек, мы пройдем, поставим свечки. Таким образом, мы немножко удлиняем их время на литургии, и постепенно они привыкают все больше и больше времени включенно проводить там. То есть какие-то у них появляются такие задания. Ну если уж позволили ребенку там лет семи поухаживать за подсвечником — вот ну это уже вообще счастье. Но такое редко позволяют, но тем не менее вот какое-то маленькое дело такое придумать. Ведь общение со святым...
Иерей Тихон
— Мы находим иногда у подсвечников фигурки — лошадки, мишки.
Н. Лангаммер
— Из воска.
Иерей Тихон
— Из огарков, конечно.
О. Цой
— Игровое задание.
О. Кутанина
— Не то чтобы игровое, наоборот, очень даже серьезное. Мы не берем в храм никогда игрушки, не берем раскраски. То есть если ребенок хочет отдохнуть, лучше выйти, наверное, с ним, чем приучать его во время службы играть в игрушки или сидеть, общаться с кем-то.
О. Цой
— Для него игра все равно будет. То, что вы предлагаете, свечки поставить — это тоже игра. Потому что в данном возрасте ребенок играет.
О. Кутанина
— Да, наверное, это игра, конечно. Тем не менее какое-то вот действие, которое его увлекает. Не обязательно всю службу это делать, он тоже уже понимает в три годика, что вот здесь мы должны постоять, да, а здесь мы можем вот походить.
Н. Лангаммер
— И он помнит это в какие-то моменты?
О. Кутанина
— Нет, ну мама рядом.
Н. Лангаммер
— Говоришь, да?
О. Кутанина
— Ну это же не одинокий ребенок. В этом возрасте это уже старшие ходят там сами. А младшие, мне кажется, очень важно сохранить вот этот вот интерес, какое-то трепетное отношение, чтобы лет в 13 или даже раньше они не сказали, что мы вообще не хотим туда идти, там плохо, на нас там шикают. Хотя на самом деле вот мы во многих очень храмах и монастырях бываем, когда в поездки ездим, и не встречали такого, чтобы нашего ребенка кто-то там одернул, не знаю, отругал.
Иерей Тихон
— Понимаете, все зависит от семьи.
О. Кутанина
— Ну все равно, это чтобы кто-то их там за ухо крутил. Но на самом деле я видела это от их собственных бабушек и дедушек, когда они вот начинают говорить трехлетнему ребенку: «Ты бессовестный, бессовестный!» — и с таким, с эмоцией. А он не может стоять, он просто вертится, вот он поэтому и бессовестный. То есть это очень тяжело.
Иерей Тихон
— И та же самая бабушка и дедушка в нем, генетически говорят, бегают.
О. Кутанина
— А привести в храм, если у него, вот какой у него запечатлеется Бог вот в уме, в сердце.
Иерей Тихон
— Вы знаете, вот встречал на практике семьи, где все было идеально — и поведение деток и родителей, и потом в переходный период улетают в сторону. И наоборот, вот просто оторви и выбрось, а в какой-то момент — раз, и все.
Н. Лангаммер
— От чего зависит, отец Тихон?
Иерей Тихон
— Конечно, от Бога, от благодати. И от сердца, открытого Богу.
Н. Лангаммер
— То есть это их диалог.
Иерей Тихон
— Ведь храм — это средство для нас богообщения. Вот что. И Господь, Он... Как мы можем судить, у кого как сердце открыто. Мы не можем сейчас это увидеть. Но в то же время мы должны иметь грань, то есть Иоанн Златоуст, по-моему, говорил: где любовь, там и свобода. Свобода — то есть, с одной стороны, свобода — как-то раз чиноначалие посмотрело на вещи, когда во время службы кто-то пробежал, говорит: видно, у вас в храме очень много любви. Такое мудрое мне замечание, чтобы я обратил внимание, что в ответственный момент начинается такая суета. Причем что интересно, те кто делают наибольшее количество замечаний — я прямо это обратил внимание, среди старшего поколения, потом начинаешь наблюдать: «Милость мира» началась — они больше всего суеты наводят потом. Как будто ну как вселился товарищ и начинает вот шебуршать. Просишь — ну дошло до одного такого момента, что я попросил одну такую особу в такой момент: вы знаете, ничего не делайте, просто я вас прошу...
Н. Лангаммер
— Постойте.
Иерей Тихон
— Постойте, помолитесь. Ну обида, сначала в храм не пошли, все. Но тишина наступила в храме, и дети перестали баловаться. То есть чем меньше ты на них обращаешь внимания, они меньше, и они же тоже взаимодействуют.
О. Цой
— Они чувствуют атмосферу.
Иерей Тихон
— А есть индивидуальные вещи, есть болезни. Вот был мальчик-заика, например, у него какие-то крики, такие вот моменты были — ну это было больше психологическое, чем врожденное. И мама его, конечно, претерпела. Там понятно, что у нее, может быть, проблемы, свои болезни еще прочие. Она не могла найти себе храма, потому что выгоняли. Ну потому, что невозможно, во время службы крик — так раз, раз, это как будто. Сначала я, когда первый раз услышал, думал: что это, беснование что ли или кто-то притворяется? Потом — нет. Но мы с ней как-то нашли диалог, договорились, что давайте будете посещать, когда немноголюдные службы, что просто бывает, когда неофит заходит в храм — просто уходит, у него свои искушения. И она ходила, все. Потом они непосредственно переехали, как решилось — сейчас я связь с ней потерял, с этой мамой. Ну и с ним беседовал, он уже был школьником начинающим. Он все понимал, но он потерянным был мальчиком, его жалко, его в школе за это еще там все. То есть снизойти — ну у них семейная трагедия, им помочь надо, а мы будем говорить: он мне мешает молиться.
Н. Лангаммер
— Ну это крайняя ситуация.
Иерей Тихон
— Вот я просто привел ее. Для чего мы приводим крайние ситуации? Для того чтобы увидеть, а где царский путь.
Н. Лангаммер
— Ну вот смотрите, я могу сейчас, поскольку все тут как бы родители, да, за свободу детей и все за интересы детей. Давайте я немножко побуду таким депутатом от бабушек. И почему бабушек? Очень много и не бабушек реагируют болезненно на шум детей и, может быть, этих людей тоже есть смысл как-то пощадить, если им не по силам это понести. И их позиция: ну занимайтесь детьми. Потому что бывает так, что действительно народ бегает мелкий и шумит. И у нас в храме, например, куда я хожу, в священномученика Антипы на Колымажном дворе, вышел настоятель, отец Андрей, и сказал, что я вас очень прошу, родные, хотя бы на Евхаристическом каноне с детьми — в притвор. Потому что когда они все кричат внутри храма, прямо перед солеей...
Иерей Тихон
— Конечно, это отвлекает.
Н. Лангаммер
— Это отвлекает. Но тут момент, говорит, не про детей. Тут уже этот момент про Бога. Дайте пообщаться с Богом, потому что вы как бы смущаете всех остальных. Такая же сторона тоже есть, да?
Иерей Тихон
— Конечно. Ну для этого и существуют такие — я не знаю, откуда они взялись, канона такого нет, но как бы как правила общепринятые: младенцев просто приносят к причастию, чуть постарше — уже на полиелей, помазаться, потихонечку приучают. А дальше уже индивидуально. В одной семье, смотрю — малышка стоит и не шевелится, а другой — он носится, уже ему возраст, уже все, а он не может себя удержать.
О. Цой
— Разные дети, разное поведение.
Иерей Тихон
— Поэтому родителю уже: слушай, ну ты ему объясни, не можешь — ну давай, выйди. Но это, конечно, дело родителей.
О. Кутанина
— Ну вот очень правильно говорите, что родители. Потому что родители, если есть контакт с ребенком, если они его вообще, в принципе, знают, то они очень четко будут подмечать моменты усталости. То есть вот когда уже пошли какие-то признаки усталости, что он не может больше стоять, значит, нужно выйти или в следующий раз прийти чуть попозже. Тут как-то надо немножко пожертвовать своей молитвой и посмотреть, как вообще...
Иерей Тихон
— С одной стороны, когда вот видишь, что это из раза в раз уже, становится нормой, надо уже беседовать. То есть у меня, конечно, бывали случаи, как вот вы говорите, настоятель выходит, и я выходил. Часто запричастный стих, причащаться, даже там Святая святым — там как базар, шебуршение. Открываю дверь диаконскую, выхожу: что такое? Ну все по лавкам и: та-та-та... Я говорю: так, стоп. Зачем пришли, что ждем? Ну а насчет детей говорю: ну а почему не объясняете? Есть же замечательные люди, у нас же при Таинстве крещения данные, вообще-то никто с них ответственность — восприемник, там «крестный» нет слова, принимающий — у нас задача-то воспитать, все объяснить, показать, рассказать. И у родителей, конечно, это. Ну вот если вот у меня, ехал сюда, читал, просто ввел так: «поведение в храме» — Лука Крымский, удивительная вот его проповедь к есть родителям. Вот, кстати, насчет этих замечаний, когда мы делаем, бабушки делают замечания: а как оно, если с любовью это сделано, с заботой — ты это чувствуешь. Я вот чувствовал, что меня любят они, даже ругая. А если это раздражение, ненависть человека — я тоже это чувствую, конечно. И вот удивительно, сейчас вот 1 сентября, все молились за детей, кто в школу пойдет, там старославянский язык очень мудрый, слово «да наказание учения восприятия». Наказ — это уже учение. Так вот, оказывается, «люблю и наказую», что такое наказать? Это рассказать, научить, чтобы опыт стал у человека.
О. Цой
— Нет агрессии в этом.
Иерей Тихон
— Конечно. А иначе это ну выражение, вот с чего я начинал эти слова: сейчас человек приносит в храм, что имеет. Но если тебя раздражает дома ребенок, он тебя будет и в храме раздражать.
Н. Лангаммер
— И я напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы обсуждаем сегодня сложную и многогранную тему —"Маленькие дети в храме«. Как все организовать, чтобы всем было комфортно. И я напомню, что в студии у нас иерей Тихон Худяков, настоятель храма Преображения Господня села Нижние Прыски, руководитель отделов по культуре и взаимодействию общества и СМИ, епархиальный древлехранитель. Ольга Кутанина, преподаватель воскресной школы храма иконы Божией Матери «Знамение» в Ховрино, член Российского союза писателей, многодетная мама. И автор программы «Частное мнение», которая и предложила эту тему, Ольга Цой, педагог, филолог, кандидат искусствоведения. Мы вернемся через несколько минут. Не переключайтесь.
Н. Лангаммер
— И мы возвращаемся в студию Светлого радио. Напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы сегодня обсуждаем тему «Маленькие дети в храме». Как все организовать, чтобы и им, и остальным было комфортно. Для обсуждения этой темы мы пригласили в студию иерея Тихона Худякова, настоятеля храма Преображения Господня села Нижние Прыски, руководителя отделов по культуре и взаимодействию общества и СМИ, епархиального древлехранителя. Ольгу Кутанину, преподавателя воскресной школы храма иконы Божией Матери «Знамение» в Ховрино, члена Российского союза писателей, многодетную маму. И Ольгу Цой, педагога, филолога, кандидата искусствоведения, которая и предложила нам обсудить эту тему. Знаете, о чем я думаю? Мне вот хочется отца Тихона спросить — вот этот взгляд ребенка, который вырос в храме. Мы вот обсуждали сейчас разные ситуации — и как с ним играть в храме, и как ему преподносить веру. Но он же в какой-то момент должен понять, что он присутствует на литургии? Потому что прийти в храм — это одно, а он присутствует именно на литургии.
Иерей Тихон
— А если ему никто не говорил об этом, что с него, бедного, взять-то?
Н. Лангаммер
— Вот как у вас было? Потому что я помню отца Димитрия Смирнова, который говорил, что вот дети играют на площадке сейчас, ждут причастия — им глубоко все равно, что здесь происходит, что закалается Агнец, что Тело, Кровь Христова, они вообще многим говорят «компотик пришли выпить».
Иерей Тихон
— Ну это страшно.
Н. Лангаммер
— Вот как у вас было? Вы поняли, что это литургия? Вот какая-то для вас литургия происходила, для маленького, внутри храма?
Иерей Тихон
— Вот как тоже опять-таки притча во языцех, но отец Леонтий, дедушка, говорил, что ребенка надо начинать воспитывать, когда он еще в утробе мамы. Взаимоотношения родителей с Бога непреложны и на детей, они все это видят, считывают. Если есть благоговение у родителей — ты понимаешь, что это уже серьезно. А потом тебе начинают объяснять. Сначала детская Библия, детское Евангелие, просто тебе говорит: тихо, здесь дом Божий, здесь Боженька живет. Как, что это такое? Ты еще малыш. Ты уже идешь куда? Там что-то серьезное, ангелы... В алтарь тебя еще не пускают ребенком. Тихо, тихо, там что-то... И вот не нравоучение, а именно отношение. Когда идет старый дедушка, мой дедушка, он же священник, проходит: тихо, тихо... Пальчиком погрозит: тихо, тихо, здесь Бог, нельзя, пред Богом предстоишь. Что-то такое, что-то случилось, что-то таинственное, что-то такое? Это, можно сказать, на уровне игры вроде воспринимается. А потом всю жизнь, я вот не помню такого, что мне прямо рассказали. ребенка посадили и: знаешь, Евхаристия — это вот такое, это благодарение, это вот Агнец там... Это уже в воскресную школу мы пришли, раскраски первые — там пошло все это. Но это благоговение. Я не помню, что мне так вот прямо так все рассказали и: ах, вот как оно! И я пошел. Конечно, нет. Это есть ощущение, что ты, и к причастию тебе уже дома готовят: слушай, сегодня ты Самого Христа будешь сейчас встречать.
Н. Лангаммер
— Встречать?
Иерей Тихон
— Ну конечно, у тебя встреча со Христом сейчас будет.
Н. Лангаммер
— Или принимать?
Иерей Тихон
— Ну принять — тоже что такое, ты куда идешь? В храм идешь. Ну и причастие —это все об этом же. И у тебя восприятие этого ну как чего-то более реального, не где-то фантазийное что-то, присутствуешь, все пошли, и ты пошел. Как это, что это?
Н. Лангаммер
— А что в ложечке, в лжице?
Иерей Тихон
— Тело и Кровь Христова.
Н. Лангаммер
— То есть это им понятно.
Иерей Тихон
— Ну вот мне было, я не помню, в каком возрасте это стало понятно. Кстати, вот сейчас не могу себе ответить, в том возрасте, когда я уже начал сидеть в воскресной школе за партой или дома слышать чтение либо раньше — не знаю. Но об этом были разговоры. И они очень в детском сознании, вот эти разговоры, то ли это пошли первые фильмы в начале 90-х годов про гонения на Церковь, тоже еще где-то я ребенком услышал, что в советский период кто-то пытался над Дарами издеваться — ну выносили, стреляли в них, кто-то еще что. Господь вот наказывает, все. А у меня было такое внутреннее возмущение: как?! Это же Сам Христос! Я не видел Христа в Чаше никогда как ребенок...
О. Кутанина
— Вы в Него верили потому что, да...
Иерей Тихон
— Но понимание, оно откуда-то вот — раз, и есть. И это не объяснить. Вот есть понятия — совесть, любовь, — вот их рулеткой не померяешь, поэтому сейчас логическим языком не можем себе дать ответ. Но если это есть у родителей, это есть в приходе, у окружающих — благоговение, какое-то представление, оно отразится. Но если этим не заниматься: а, Сам Господь с ними разберется... Преступление. Конечно, преступление.
О. Цой
— Ну на самом деле для возраста, о котором мы сейчас говорим — это младенческий возраст, это возраст от года до семи лет, то есть мы не берем семь лет и выше, когда ребенок идет первый раз на исповедь, мы берем именно младенческий возраст. Для особенностей этого возраста абсолютно нормально верить в чудеса и абсолютно быть уверенным, что эти чудеса реальны для всех нас.
Иерей Тихон
— Будьте как дети и внидете в Царствие Небесное. Это об этом.
О. Цой
— Вот мне очень радостно на самом деле, что здесь прозвучала вот такая мысль, очень добрая мысль о том, что дети впитывают атмосферу от прихожан, и дети перенимают вот это вот доброе отношение. То есть если к ним относятся по-доброму, они начинают заинтересовываться храмом. Если они чувствуют негатив, который исходит от прихожан, они маму берут за руку и говорят: мам, пойдем отсюда.
О. Кутанина
— Я бы даже сказала, от родителей в первую очередь.
О. Цой
— И от родителей, конечно.
О. Кутанина
— Потому что ребенок, он настолько в этом возрасте привязан, он все-таки смотрит на папу и маму в первую очередь.
Н. Лангаммер
— А негатив из-за того, что родители боятся, что сейчас ребенка осудят, и сами его дергают?
О. Цой
— Ну если у родителей какой-то суеверный просто страх, ужас...
Иерей Тихон
— Ну крайности разные бывают. Одна крайность — распущенность, другая — зилотство: вот мы сейчас тебя построим. Ну и с любовью строгость проявленная, она возымеет дело. И с безразличием, попустительство — казалось бы, доброта лицемерная такая, попустительство — это все сыграет в минус человеку и в осуждении нам.
О. Цой
— Мамы приходят, мне кажется, с таким вот глобальным чувством вины изначально.
Н. Лангаммер
— Изначально.
О. Цой
— Потому что они понимают, что если сейчас мой тут начнет что-то вытворять — это я недоучила, не объяснила, не воспитала, не показала. И ты стоишь, конечно, мама уже не молится, конечно, она думает только о том, что...
Иерей Тихон
— Это прекрасно, если мама эту мысль: «Господи, это я пред Тобою, я не воспитываю», — представляете? Но, как правило, у нас это: а как Маша, Паша посмотрит, что же люди скажут? У нас вот это такое лицеприятие или как это сказать, человекоугодие, оно превалирует. Надо просто честно себе отвечать на вопрос: ты стоишь, что ты из мира принес? Где твоя обида, на что ты обижаешься, на что ты обращаешь, стыд почему? Перед Богом или перед людьми? Это же всегда грань, всегда грань в любом выборе. Вот одно и то же действие может быть во благо, вот замечание сделают — спасло ребенка от привычки ко греху. Или, наоборот, сделали это замечание так, что он развернулся и ушел. Действие одно и то же.
О. Цой
— И здесь, наверное, чтобы вот примирить вот две эти стороны — прихожан, которые испытывают...
Иерей Тихон
— Всем надо смириться. И одним, и вторым.
О. Цой
— Ну смирение, конечно, должно быть. Но здесь, мне кажется, еще должно быть знание. А знание это о том, а что это за возраст — то есть вот эта вещь, она должна быть проговорена, мне кажется. Ребенок от года до шести лет, да, как бы младенческий возраст, ведущая деятельность для этого возраста — игра. Это что значит? Что весь мир, все окружение свое ребенок постигает через игру. Он будет играть везде, и в храме тоже. И здесь важно эту его игру, это его естественное, нормальное состояние обращать во благо, чтобы эта игра не мешала людям молиться, чтобы она не травмировала родителей, и чтобы самому ребенку пошла на пользу. Как пример могу привести тоже, вот очень правильное обращение этой игры на дело — это наш храм, вот возвращаясь к бабушкам, чудесным бабушкам нашего храма, куда мы ходим с детьми. Бабушки, тетушки, которые очень много лет туда ходят. Был такой случай, когда тоже мы привели ребенка, ему три года, он начинает уже спустя пять минут, внимания хватает минут на пять, максимум на десять. Все. Потом ребенок начинает ерзать, ходить, потому что его нервная система такая, что процессы возбуждения преобладают над процессами торможения, очень лабильная нервная система. Все, он не будет стоять, слушать. Он себе начнет выискивать какую-то игру, какое-то занятие. И вот здесь был тоже такой случай, когда стоял, он начинал уже ерзать. Мама, то есть я, начинала уже нервничать, потому что что там происходит. Конечно же, начинает дергать ребенка: тихо, стой. Это не действует. И вот здесь подходит одна из наших чудеснейших бабушек, берет ребенка за руку и говорит: «Пойдем со мной. Молитесь, молитесь». Уводит его, начинает ему предлагать тряпочку — давай с тобой иконы протрем. Пшикалку — давай мы с тобой иконы, значит, антисептиком обработаем...
Иерей Тихон
— Можно сказать, опытная бабушка.
О. Цой
— Да, такой труд ему предлагает. А вот тут можно свечечку убрать, смотри. Еще попутно прикладывая его к иконам. Может быть, она там что-то рассказывала о святых, я не знаю. Ребенок в восторге, потому что это здорово — столько дел, занятий, все так интересно, можно потрогать, можно тут все.
Н. Лангаммер
— Ну вот, Оль, то про что мы пытались поговорить, что, получается, пребывание с ребенком в храме — это для мамы труд, это отдельная работа на протяжении литургии. То есть у ребенка своя литургия, у мамы своя литургия. Потому что надо постоянно работать. И, наверное, когда мы про прихожан, которым не нравится, речь шла о том, что родители, как бы не дотягивая этот труд, его сваливают на стоящих людей, и дети начинают там бегать, кричать. В связи с этим вопрос, который мы обсуждали. Отец Тихон, а нужно ли малышей к началу литургии приводить или логичнее, чтобы они поиграли во дворе?
Иерей Тихон
— Все очень индивидуально. Вот в одних случаях логично, потому что он вот не может себя еще сдержать, и он настолько гиперактивен, что даже ему дашь тряпочку, он начнет ей кидаться, например. Ну тоже или другие занятия — тоже как броуновское движение, один забегал и всех завел. А другой ребенок стоит как свечечка. Думаешь: Господи, такое возможно? Откуда он такой взялся? Малыш, а стоит и не шелохнется. То есть индивидуально все.
Н. Лангаммер
— Вопрос: зачем малышу, который просто приходит в храм к Боженьке, ну к святым — то, что мы сегодня перечисляли, зачем ему стоять литургию?
Иерей Тихон
— Зачем? А зачем нам стоять?
Н. Лангаммер
— Мы хотя бы понимаем, что происходит, а он пока нет.
Иерей Тихон
— А всегда ли мы понимали, когда стояли?
О. Кутанина
— Он чувствует атмосферу.
Иерей Тихон
— Серьезный вопрос.
О. Кутанина
— Если он стоит хорошо, значит, он что-то чувствует, у него какое-то внутреннее общение идет.
О. Цой
— А потом он еще будет нас учить и нам объяснять.
Иерей Тихон
— А иногда они такие вещи говорят...
О. Цой
— Выдают, да.
Иерей Тихон
— И пример прямо. Господи, помилуй, откуда малыш такое там... Он так этот мир сейчас воспринял. Вот про преподобных удивительно в тропарях сказано: «от юности Христа возлюбил еси, блаженне». Вот оттуда это идет. А почему такая любовь? Ну там вот так. Но вот индивидуально. И эти бабушки, которые строгие, бывает, на них строится дело спасения этой семьи, что она вот так вот неадекватно, может, лукавый ее там столкнул. Но волос с головы человека без воли Божией не падает. Если вы пришли и началось искушение у вас в семье, делайте выводы: что такое, что я делаю не так? Господи, помоги, открой. А это все средство. Вот как те, кто тебя исцелили любовью, так те, кто кнута тебе дали — это все средства. Господь тебе дал. Пойми, что-то происходит. А вот общение в целом, оно, конечно, вырабатывается свое какое-то. Нет общего рецепта, мы с вами его не выработаем, что во всех церквах вот так.
О. Цой
— А так хочется общий какой-то рецепт дать.
Иерей Тихон
— У любви нет рецепта, она либо есть, либо ее нет. Любовь есть Христос вообще. Евангелие есть. И вот там есть случай — один страшный грех, вот разбойник взял, в Царствие Небесное вошел. Меня вот еще недавно поразили слова Никона Воробьева. Иуда был с Иисусом Христом — пал, попал в ад. А праведный Лот был где? В Содоме и Гоморре — попал в рай. От чего зависит, оказывается? Это очень серьезный вопрос. Вот можно и распустить детей, можно их и плеткой выстегать — и так, и так отведешь от Христа. Что мне, если я любви не имею, апостол Павел говорит, кимвал звенящий. Вот если нет любви к Богу, то ты обводись их в храм и обстойся от начала и до конца. А если есть любовь к Богу —он может и на детской площадке побыть, но зная, что папа с мамой так любят Бога, пришли сюда, он потом придет. Вот все это закладывается в этом, фундамент.
Н. Лангаммер
— Я напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы обсуждаем тему «Маленькие дети в храме». Как все организовать, чтобы всем было хорошо. И у нас на обсуждение этой темы на Светлое радио приехали иерей Тихон Худяков, настоятель храма Преображения Господня села Нижние Прыски, руководитель отделов по культуре и взаимодействию общества и СМИ, епархиальный древлехранитель. Ольга Кутанина, преподаватель воскресной школы, член Российского союза писателей и многодетная мама. И Ольга Цой, педагог, филолог, кандидат искусствоведения. Я вот что хотела спросить: Ольга, а у вас сколько деток?
О. Кутанина
— У нас сейчас пятеро.
Н. Лангаммер
— Пятеро. Они по-разному ведут себя в храме? Вот какой-то уже опыт есть, как они погружаются в эту жизнь церковную?
О. Кутанина
— Ну, наверное, что-то общее есть, но, конечно, совершенно особенный и индивидуальный надо подход к каждому. И возраста разные, и в каждом возрасте свои какие-то есть особенности, и даже пол ребенка имеет значение.
Н. Лангаммер
— Ну пол — конечно.
О. Кутанина
— Да еще как. То есть вот, например, сын у нас очень с какого-то возраста проверял: а можно ли ему? Не пойти в храм, например. И он это говорит: а вот я, говорит, сегодня не пойду. И смотрит на реакцию. То есть видно, я знаю, что он любит. Я знаю, что он хочет. Если его оставить без причастия, он будет плакать...
Н. Лангаммер
— Да?
О. Кутанина
— Но при этом он вот мне в каком-то возрасте: а я, говорит, не пойду. И внимательно смотрит: а что же я ему скажу?
Н. Лангаммер
— И что вы говорите?
О. Кутанина
— Я ему говорю: ну это самый большой праздник. Мне будет очень жаль, если ты не пойдешь. Ну это действительно огромный праздник, это главный день в неделе нашей, да, вот и...
Н. Лангаммер
— А насильно ведете, если не хочет?
О. Кутанина
— Нет, насильно не приходилось просто. Я не знаю, может быть, в каких-то случаях нужно. Но пока не приходилось. То есть уже даже просто вот после такой реакции, когда он понимает, что его никто туда не потащит, он просто пропустит. Нам же жалко пропустить там день рождения друга или еще что-то такое радостное, да. То есть он просто так сразу призадумался, посидел-посидел, потом говорит: что мне сегодня надеть? Или вот какой-то такой бытовой вопрос задал, быстренько собрался и пошел. То есть даже там вот исповедь у него уже началась, он ее на бумажке пишет, пока стесняется так говорить. Подошел тоже, говорит: мам, дай мне бумажку. Я говорю: ты же не хотел. Нет, говорит, мне нужна бумажка. То есть вот совершенно по-разному. С девочками по-другому, с малышами по-другому, с каждым. Ну мы же как бы призваны, наверное, к какому-то сотворчеству, да? Вот мне кажется, тут очень творчески можно подходить, и это действительно интересно. То есть если родители это любят, если им это дорого, если он трепетно относится, и потом вот какие-то творческие искать ходы, чтобы это как-то зацепило и ребенка, чтобы ему это стало тоже важно.
Н. Лангаммер
— Органично, да.
О. Кутанина
— Да. Ну, например, детей маленьких мы в храме всегда пытаемся если угомонить, вообще ведем себя по-особому в храме — стараемся больше их обнимать там, больше гладить, больше целовать, чем в обычной жизни, чтобы они чувствовали, что это место какое-то особое для них, что родители там даже нежнее, чем обычно. То есть вот наоборот.
Иерей Тихон
— Больше любви ощущали.
О. Кутанина
— Да, вот как-то надо самому тоже настроиться что ли, то есть иметь какие-то силы в этот день, подготовиться самому.
Иерей Тихон
— Труд, труд.
О. Кутанина
— Подготовиться самому, чтобы именно в этот день подарить им чуть больше любви, чуть-чуть больше внимания там. Вот, наверное, как-то так.
О. Цой
— Здорово. А мы обычно стоим в напряжении, дергаем ребенка...
Н. Лангаммер
— Меня, знаете, потрясла сегодня какая фраза батюшки, что все равно, как бы мы ни действовали, все равно Господь строит Свои взаимоотношения с ребенком. И вот эти отношения начинаются, получается с того, как его приносят в храм первый раз.
Иерей Тихон
— Ну крещение и жизнь самих родителей друг с другом, все что в доме, как они — молятся Богу, не молятся Богу. Мы же не можем сказать ребеночку: ты не кури, не пей, не матерись, — а сами будем в доме это все воспроизводить. Он, конечно, нас не услышит. Можем: ты Боженьку люби, ты в храме себя смирно веди. А мы Боженьку как бы — ну есть, для нас это ритуал такой, общественный. А еще, кстати, такая, может быть, современная болезнь — вот это вот внешнее восприятие мира, так и духовность — во внешнем все это. И для многих людей храмы становятся как клубом, куда мы сходили, вот у нас традиция семейная. И тут, конечно, свои искушения могут быть. Ну и опять-таки, даже в этой форме, Господь-то знает, Он как-то их привел. И как-то я когда был молодым уже диаконом, священником, от старого священника услышал такую фразу: «Они не к тебе пришли, они к Богу пришли». Твоя задача, вот пришли вот уже, их Господь ведет, не мы. А мы-то, вот опять-таки удивительная еще есть фраза по нашему отношению — смиренномудрие, слышали такое слово? Смиренномудрие. Ну рассуждение, дарование. И вот мы рассуждаем сейчас с вами. И вот дети или бабушки в храме — как вот мы рассуждаем? Осуждаем ли мы бабушку, или осуждаем мы родителей, которые не следят за ребенком, или вот ребенок мне мешает — это от чего? От своего «я». И действительно кто я такой? А я-то еще хуже, может, в детстве был, а я-то вот... У нас есть смирение вообще, мы пред Богом стоим или для самих себя в храм пришли? Детей мы для Господа родили и в храм приводим или для самих себя? Это очень ключевые вопросы, надо на них себе ответить и немножко долу поникшую главу иметь. А тогда и как-то все само по себе устрояется, если мы доверяем Богу этот вопрос. Ну опять-таки как крайность уже — нельзя отдать, ну многие люди так говорят: ну Господь с ними разберется. Пришел вот, стоит, как отец Димитрий Смирнов говорил, пнем стоит родитель, а ребенок бегает. Это же попустительство. Или, наоборот, он стоит и только-только над ним вот и трясется — безумная любовь такая. А где-то середина золотая, царский путь. Вот Христос, Он как-то всегда был без крайностей, как мы знаем. Вот Евангелие открываем — там что-то нет такого, чтобы... Так, разумно. Разум нам дан, чтобы им пользоваться. Правильно? И вот здесь дети. Надо же как-то подумать, остановиться. Ну искушение случилось — ну выйдите из храма, ну подумайте, остановитесь, почему оно случилось. Надо же думать иногда. А иногда — ну вот мы сейчас говорим про мам, здесь присутствуют две мамы — и это подвиг. Вообще женщины, они когда один ребенок, а когда семья — семеро и я, пять, семь, десять — это же подвиг. Вот они спасаются тем, что уже вот просто претерпевают. Макарий Оптинский, такой старец был, он прямо говорил: «Терпение есть начало смирения, а смирение есть начало любви». Вот и люди в монастырь уходят учиться этому. А есть школа сложнее монастыря — семья. Вот детки, мы думаем, их воспитываем, вот мы сейчас к храму приучаем. А может, они нас приучают к храму как-то? Это же очень серьезная вещь. А вот вы говорили сейчас такую вещь, как уговорили ребенка. А страшно, когда представить, у мамы выбор, да: вот пять детей — трое-четверо хотят, а один малыш не хочет. А оставить не с кем. И что же ей сделать? Вот у нее вилка, у нее выбор такой. А если сейчас я передавлю? Но когда вилка — спасти ребенка от розетки, в 220, тут как-то спокойно сразу его выдергиваешь. Вот кажется, спасение — там лечь на операцию, аппендицит вырезать, — конечно. И вот в храм водить, не водить — что выбираешь? Как мне комфортней будет или чуть потерпишь? Пойдем все-таки, дорогой. Ну понятно, что если вы нашли силы и мудрость — это просто чудо Божие, когда Господь вложил такой разум маме, что она сумела его уговорить, расположить. Но, к сожалению, в подавляющем большинстве люди не анализируют, они эмоционально поступают. И, к сожалению, мы все не святые, а в грехах, и многие, часто приходится видеть эти гневные разговоры с детьми. Не только в храме, а поход в храм, как все. Ну и тут это иногда думаю: а как они? Я видел это, в православной гимназии учился, как в одних семьях были вот такая строгость, зилотство — и потом люди уходили и становились атеистами. И в такой же обстановке они потом скромно и смиренно говорили: папа, мама, спасибо, что вы были ко мне строги. Или, наоборот, попустительство — и просто вот люди улетали во все страсти, их не было. Или, наоборот, при таком же добром отношении — нет, все замечательно, все строго. Нет универсального рецепта. Он один — Христос. Будет любовь родителей — все будет. А это индивидуально. В одной семье строгие — ну вот у них генетика такая, что поделать. В другой семье — ну вот так вот. У них, может быть, генетика такая, что не могут сдержаться, ну хорошо, грехи родительские. Но Господь и тем, и тем дает спасение. Отсюда есть разные приходы, есть монастыри. Вот в монастырь приходишь — там монахи молятся, все. Там, конечно, ты следи за детьми, мешают они — стоит там много молящихся, трудников, все. Ну куда ты пришел со своим? Ну сходи в храм, где детки, или принеси его к причастию. Ну чувствуй момент — мешаешь, нет. А если ты момента не чувствуешь, о чем это говорит? А ты не наблюдаешь, что вокруг тебя. Это вот ты «я» свое, оно первее всего. Это к родителям очень важно. Ну и конечно, ответ за эти души пред Богом понесем? Понесем. И священник понесет, кто не сделал вовремя замечание, не разъяснил, не остановил, и родители, и крестные, кто просто подарочки дарили. Все это придет. Все вопрос времени. И бабушка, которая... Нам не судить надо бабушек и не судить родителей — ни тех, кто строг, ни тех, кто слишком мягок. А посудить бы нам самих себя: а кто ты такой судить их? Бабушка и замечания — средство нашего спасения и наших детей, может быть. А родитель пришел — может, у него трагедия там, все. Ну вот мы говорили про мудрую прихожанку, которая взяла — вот вам тряпочку, вот пойди, протри. Ну замечательно. Ну середина. Вот просто нам следить, внимай себе одному. Антонию Великому, по-моему, было сказано: Антоний, не рассуждай о судьбах Божиих, ибо это душевредно, а внимай себе одному.
Н. Лангаммер
— Оля, мы, как ни странно, уже близимся к финалу программы. Вы столько про это интересного сами знаете, но тем не менее предложили тему обсудить. Что-то сегодня прозвучало важное для вас, новое? Или что-то еще мы не затронули?
О. Кутанина
— Очень важные вещи были сказаны и, конечно же, такие откровения. Вроде так все просто, а на самом деле это откровение — это прежде всего любовь, конечно. Любовь — то, о чем говорил батюшка, то, что мы должны любовью детей приводить в храм, атмосфера любви должна быть, потому что они ее перенимают и потом они дальше ее понесут. Бог есть любовь. Господь нас любит и Сам ведет наших детей — и, наверное, тут своя должна быть доля доверия Богу. Доверить наших детей Богу. Может быть, где-то расслабиться кому-то, кто очень строг. Может быть, кому-то подсобраться, кто слишком много попускает своим детям. И, конечно же, тоже про любовь вот говорила Ольга. Потому что для меня было действительно откровением личным, что мы в храме обнимаем, целуем, нежим детей даже больше, чем в обычной жизни. Потому что обычно начинается приструнивание, наоборот, строгость, там мы делаем строгие глаза: ты куда пошел, а ну-ка стой здесь. А оказывается, надо наоборот, его взять там, схватить, обнять — и ребенок поменяет свое отношение. Вот это здорово. Любовь. Вроде все просто, а на самом деле как этого достичь.
Иерей Тихон
— Первая заповедь: возлюби Господа Бога всем сердцем, помышлением. Ну вот возлюбим Бога — дети это увидят, пойдут. Значит, почему наши детки не воспитаны, плохо все? Мы грешим. Все.
О. Цой
— Мы мало любим.
Н. Лангаммер
— Да, вот это вот следить за собой. Я тоже сижу, думаю, какой мне вывод сделать. Я не мама, так вот управилось, но я вспоминаю, как в нашей общине, в общем-то, разницы не было, мама ты, не мама. Мамам-то проще, они вообще берут ребенка, когда община есть, им неважно, чей он — взяли, обняли, поцеловали: что тебе, игрушку дать? У нас маты лежали — на Пасху, на Рождество, клали маты в угол храма, дети вповалку спали до причастия, потому что ночная служба.
О. Цой
— Замечательно.
Иерей Тихон
— Поэтом поднимались, шли к причастию, потом шли на трапезу. Они выспавшиеся — ну да, вот такая у них литургия ночная, но зато они могут на трапезе посидеть ночью.
Иерей Тихон
— Называется «литургический сон».
Н. Лангаммер
— Ну вот мне кажется, для себя самой, да: помоги мамам. Ну сама вот как бы тоже поучаствуй. Потому что нет чужих детей, все приходят не к нам, а к Богу, Соответственно, можно...
Иерей Тихон
— Помоги с любовью. Подойди: вам помочь? Вы не будет против, давайте я возьму на себя.
О. Цой
— Это очень важно. Это просто как вот воздух, это греет.
Иерей Тихон
— Раздели с ней, если ей тяжело. Поучать нас все поучают, и мы всех поучаем. А помочь.
Н. Лангаммер
— Как минимум не судить. И как минимум вот в себе вот это найти ощущение, что это маленькие люди. Это не дети, которые там источники шума. А это маленькие люди, у которых уже в этот момент есть отношения с Богом. Спасибо большое за эту программу, такую тоже пронзительную, интересную, эмоциональную, такую мамскую программу. Напомню, что в эфире была программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы обсуждали тему «Маленькие дети в храме». Как все организовать, чтобы было комфортно всем, и чтобы дети потом не ушли из храма, и чтобы их вера крепла и росла. И у нас в гостях был иерей Тихон Худяков, настоятель храма Преображения Господня села Нижние Прыски, руководитель отделов по культуре и взаимодействию общества и СМИ, епархиальный древлехранитель. Ольга Кутанина, преподаватель воскресной школы храма иконы Божией Матери «Знамение» в Ховрино, член Российского союза писателей, многодетная мама. И Ольга Цой, педагог, филолог, кандидат искусствоведения и автор программы «Частное мнение», которая и предложила эту тему обсудить сегодня вечером. Спасибо, всего доброго. На этом мы прощаемся с вами и вернемся в студию Светлого радио через неделю. Всего доброго. До свидания.
О. Цой
— Спасибо
О. Кутанина
— Спасибо.
.
Все выпуски программы Клуб частных мнений
«Творчество и вера». Богдан Мамонов
У нас в студии был художник, педагог Богдан Мамонов.
Мы говорили с нашим гостем о его пути к вере, как это повлияло на его творчество и что для него значит быть христианином в современном мире.
Все выпуски программы: Вечер Воскресенья
«Мужчина и женщина». Свящ. Ярослав Ерофеев, Ия Батаногова, Елизавета Берназ
В этой программе настоятель храма Серафима Саровского в поселке Уваровка священник Ярослав Ерофеев, регент Елизавета Берназ и супруга священника, мама троих детей Ия Батаногова размышляли о том, какими Господь задумал и создал мужчину и женщину, в чем их особенности и отличия и какими должны быть отношения между ними.
Все выпуски программы Клуб частных мнений
Алексей Корин. «Бабушка и внучка»
— Здесь, в Пермской художественной галерее, меня всегда накрывают воспоминания.
— Почему, мама?
— Потому что меня сюда в детстве водила бабушка. Точнее сказать, прабабушка. Елена Кондратьевна. Я ребёнком часто жила у неё подолгу. Баба Лена говорила тихо, ласково, никогда не ругала и охотно откликалась на мои затеи. Мы жили, как две подружки, старая и малая.
— Как на картине Алексея Корина? Смотри, она так и называется — «Бабушка и внучка». Старушка сидит в кресле, а напротив неё устроилась на скамеечке девочка лет шести. С косичкой, в розовом платьице, держит открытую книжку на коленях.
— Действительно, похоже. Мы так же коротали вечера — я читаю вслух, баба Лена вяжет носки. Слушает, слушает, да и задремлет. А я смеюсь, как эта малышка на картине: «Бабушка, ты опять уснула!».
— На старушке чепец интересный — с рюшами, ленты завязаны в бант у подбородка. У твоей бабушки тоже такой был?
— Нет, это старинный головной убор, в годы моего детства такие уже никто не носил. Видишь, тут указано, что картина была написана аж в 1893 году. Хотя многие детали интерьера как в нашей пермской квартире — ковёр на стене, подушки на кровати уложены пирамидкой одна на другую, обои в цветок. Старинные иконы в углу.
— Интересно, а художник здесь, в Перми, свою картину написал?
— Не знаю. Я даже не слышала такую фамилию раньше — Корин. Придём домой, почитаем про него в интернете.
— Стоил ли откладывать? Я мог бы вам прямо сейчас рассказать об этом замечательном живописце.
— Вот это удача!
— Расскажите, пожалуйста! Алексей Корин — малоизвестный художник.
— Скорее, забытый. До революции 1917 года имена всех участников Товарищества передвижных художественных выставок были на слуху.
— Так он из передвижников?
— Да. Правда, в отличие от других участников творческого объединения, остросоциальным темам предпочитал тёплые семейные сюжеты. Подобные тому, что представлено на полотне «Бабушка и внучка».
— А скажите, это наши землячки на картине? Сам художник из Перми?
— Нет, он родился во Владимирской губернии, в селе Палех. А большую часть жизни провёл в столице — окончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества, позднее там же преподавал. Так что на полотне «Бабушка и внучка», скорее всего, мы видим москвичек.
— А как картина оказалась в нашем городе?
— О, это интересная история! Полотно приобрёл у художника московский меценат Иван Цветков. Его коллекция русских полотен могла сравниться со знаменитой Третьяковской, но была разорена после революции 1917 года. Картина «Бабушка и внучка» попала в государственный музейный фонд. А в 1928-ом стала достоянием Пермской галереи — первого художественного музея на Урале.
— Что очень отрадно!
— А мне жаль, что героини картины не из Перми! Так хотелось, чтоб это были наши родственницы!
— Такое чувство понятно! У всякого, кто смотрит на картину Алексея Корина «Бабушка и внучка», теплеет на душе. И хочется ощутить причастность к той любви, которой дышит старое полотно.
Картину Алексея Корина «Бабушка и внучка» можно увидеть в Пермской государственной художественной галерее
Все выпуски программы: Краски России