Поделиться
Артемий Владимирович Арциховский — археолог, благодаря которому в 1951 году весь мир узнал о том, что жители Великого Новгорода в XIII веке использовали бересту для письма.
Археологическая экспедиция под руководством историка и специалиста по славянскому языку Артемия Владимировича Арциховского вела раскопки в Новгороде на протяжении двадцати лет. И именно здесь была найдена древняя деревянная мостовая, а также обнаружены берестяные грамоты за авторством ребенка — мальчика Онфима.
Как об Артемии Владимировиче вспоминал его ученик, археолог Валентин Янин, и что говорили об Арциховском его друзья и коллеги?
Летом 1951 года в Великом Новгороде, в глубоком котловане кипела работа. Уже много лет здесь вела раскопки археологическая экспедиция под руководством историка и специалиста по славянскому языку Артемия Владимировича Арциховского. Была найдена деревянная мостовая XIII-го века. Но Арциховский упрямо продолжал вгрызаться в культурный слой. В один из дней кто-то из рабочих протянул археологу кусок материала, похожего на потемневший от времени картон. Так ему показалось в первую секунду. Но уже в следующее мгновение он широко раскрыл глаза и застыл на месте с поднятым вверх пальцем. А потом, задыхаясь от волнения, закричал: «Я ждал этой находки двадцать лет!» «Кусок картона» оказался древней берестяной грамотой.
Археолог неспроста радовался как ребёнок. Узкая лента берёзовой коры, испещрённая буквами, подтверждала многие его предположения. Прежде всего, о том, что новгородцы всё-таки использовали бересту для письма. Хотя считалось, что жители богатого княжества употребляли для этих целей исключительно пергамент. Кроме того, надпись на новгородской бересте была выполнена не чернилами, а выдавлена острым предметом. И Артемий Владимирович догадывался, каким именно. На раскопках уже давно находили длинные металлические, костяные и деревянные стержни. Идентифицировать их учёные затруднялись. Предположения были разные: возможно, это декоративные булавки, а может быть, сапожные инструменты. Арциховский своей экспедицией внёс в этот вопрос окончательную ясность. Именно этими стержнями — писалами — новгородцы выцарапывали на бересте свои письма.
После первой сенсационной находки берестяные грамоты посыпались на археолога как из рога изобилия. В основном это были письма горожан. Они делились друг с другом новостями, повседневными бытовыми подробностями. На одной из берёст некто Микитка предлагал своей избраннице Иулиании руку и сердце, добавляя, что его друг Игнат Моисеев согласен быть свидетелем на венчании. Всё красноречиво говорило о том, что такой способ общения был у новгородцев в ходу. И значит, читать и писать умели и простолюдины. А вовсе не только высокопоставленные бояре и духовенство, как до этого считали историки.
В 1956 году благодаря Арциховскому весь мир узнал о маленьком жителе древнего Новгорода — мальчике Онфиме. В Новгородском раскопе экспедиция Артемия Владимировича обнаружила берестяные грамоты, автором которых был ребёнок — удивительное, трогательное и важное для науки свидетельство о том, что новгородцы получали образование уже с самых ранних лет. Семилетний Онфим жил на рубеже XII-XIII веков. На берёстах он упражнялся в азбуке и даже рисовал. Самого себя в виде грозного рыцаря. Сказочных зверей. Впервые в истории были найдены детские средневековые рисунки! Арциховский едва не плакал от радости. Двадцать лет, которые он посвятил Новгородским раскопкам, прошли не даром. Он смог послужить отечественной науке.
Беззаветно любящий историю Руси, Артемий Владимирович и других стремился к ней приобщить. Водил для всех желающих экскурсии по Новгороду, Юрьеву и Антонову монастырям. Каждую пятницу устраивал в лагере археологов показ находок, подробно о каждой из них рассказывал. На эти «археологические пятницы» Арциховского собирался едва ли не весь город. «Он умел создавать атмосферу нашего присутствия там, в древности», — вспоминал об Артемии Владимировиче его ученик, археолог Валентин Янин. Друзья и коллеги в шутку говорили, что иногда не могут понять, где же Арциховский живёт: в Советском Союзе или древней Руси — настолько предан он был своему делу.
Все выпуски программы Жизнь как служение
Владимир Стожаров. «На краю села Важгорт»
Поделиться
— У нас с тобой, Андрей, появилась двойная традиция. Махнуть в выходные в Волгоград на рыбалку, и непременно зайти в местный художественный музей.
— Признаюсь, Саша, мне эта традиция очень нравится!
— И я доволен, хотя в живописи не очень разбираюсь. Но по возвращении дочке рассказываю, что видел, что понравилось — и так увлекательно мы беседуем! Она у меня во второй московской художественной школе учится.
— Вторая — это в районе Хорошёво-Мнёвники?
— Да, так и есть.
— Она носит имя художника Владимира Стожарова.
— Правда? Я и не слышал о таком!
— Замечательный московский живописец поколения шестидесятников, мастер пейзажа. Кстати, здесь есть его картина. Пойдём, покажу!
— Ну-ка, ну-ка, очень интересно!
— Вот, пожалуйста, смотри. Называется «На краю села Важгорт».
— Мощная работа! Ранняя весна. Высокий земляной холм, чуть покрытый первой травой. На переднем плане длинная лодка с узким высоким носом. Позади неё дощатые дома с двускатными крышами. Изображение настолько объёмное, почти осязаемое, как будто художник использовал 3D эффект. В каком же году он создал это произведение?
— В 1965-ом. Художник опередил своё время!
— А где находится село Важгорт? Название необычное.
— В республике Коми, на реке Вашка. Село старинное, со своей историей. В девятнадцатом веке там ежегодно проходила зимняя ярмарка, которая гремела на всю Россию. Купцы съезжались в Важгорт не только со всего Русского Севера, но и из Москвы, Казани, Нижнего Новгорода. Торговали пушниной, рыбой, дичью. Многие сделали на этом состояние!
— То-то, я смотрю, дома какие добротные, двухэтажные.
— Что ни дом, то терем! Под одной крышей несколько срубов. Купцы жили на вторых этажах, а внизу держали лавки. Правда, ярмарку закрыли после революции 1917 года. В советское время, когда Стожаров приезжал в Важгорт, дома уже переоборудовали в многоквартирные.
— А зачем художник туда ездил?
— На этюды. Творческие экспедиции были важной частью жизни Владимира Стожарова. По окончании Суриковского художественного института он каждую весну отправлялся в дальний путь. Объездил Сибирь, писал пейзажи на озере Байкал и на Иссык-Куле. И за границей побывал — в Италии, во Франции. Но более всего любил окрестности Архангельска, Вологды, Сыктывкара.
— А что его там привлекало, природа?
— И природа, и народная жизнь с её укладом. Древние сёла с крепкими рублеными домами стали главным содержанием работ Владимира Стожарова. Можно сказать, его творчество — это живописный рассказ о любви к русскому северу.
— Которую ты невольно разделяешь! Смотришь на картину «На краю села Важгорт», и в душе рождаются тёплые чувства. Почему простой пейзаж вызывает такой отклик?
— Может быть, благодаря особому стилю письма? Уверенные, плотные мазки создают эффект осязаемости изображения, или, как ты выразился, 3D. А отсутствие излишней детализации оставляет пространство для воображения. Ты мысленно переносишься в заповедный уголок, жадно всматриваешься, желая рассмотреть подробности, и погружаешься в уникальную атмосферу северного края.
— Даже съездить туда захотелось. Предложу дочке. Она обрадуется!
— Я, пожалуй, с вами поеду. Побродим по любимым местам Владимира Стожарова, порыбачим. Там чудо что за рыба, на севере!
Картину Владимира Стожарова «На краю села Важгорт» можно увидеть в Волгоградском музее изобразительных искусств имени Ильи Машкова.
Все выпуски программы: Краски России
Уборка листьев. Ольга Кутанина
Поделиться
На примере нашей семьи, я часто вижу, как необходимо единство в повседневной жизни. И как важно, что оно основано на любви.
Есть у нас на дачном участке большой раскидистый клён. Красив он и зимой со снегом на ветвях, и весной, с нежной салатовой листвой, и летом, пышно обрамлённый зеленью, в которой он прячет шустрых пичуг, и осенью, когда горит, как костёр желтыми и оранжевым листьями.
Самое печальное — смотреть на него в ноябре: листья уже опали, а снега ещё нет. Только голые ветки клёна беспомощно топорщатся во все стороны на фоне аккуратно причёсанных ёлок. Зато под клёном — ковёр из больших ярких листьев! Идёшь по нему — даже ноги тонут.
Можно побегать вдоволь по этому ковру, подбрасывая листья носками резиновых сапог. Можно брать их в руки и кидать вверх, делая праздничный салют. Можно просто ходить по ним и шуршать, шуршать, радуясь беззаботно, как в детстве.
Но ближе к зиме каждый год этот ковёр приходиться сгребать в большие мешки на удобрение. Иначе не будет под клёном весной лужайки из зелёной нежной травы: не пробьётся она из-под плотного слоя листвы.
Одному столько листьев вовек не собрать. Тут важно объединить усилия всей семьи. Несколько грабель разбирают мама и старшие дети. Им предстоит собирать листья в небольшие кучи, похожие на живописные холмы.
Папа берёт большой мешок и говорит, что это бегемот, которого надо накормить. Малыши с радостью бросаются к собранным кучам листьев, хватают столько, сколько помещается в их детские руки, и наполняют мешок: «Кушай, кушай, бегемот!» Бегемот аппетитно жуёт тканью мешка, охает и нахваливает листья. Младшие в восторге! «Какой голодный!» — радуются они.
Папа утрамбовывает листья, относит тяжёлые мешки к забору. Постепенно вдоль него вырастает стена мешков, плотно набитых осенней листвой, а место под клёном приятно расчищается.
Много работы на даче, но, когда делаешь её вместе, получается и быстрее, и веселее!
Человек создан для совместного труда, совместной молитвы, внимательного общения. Для жизни в любви к ближнему и к Богу.
И наша Церковь основана на принципе соборности. Не случайно «литургия» переводится как общее дело. Единство верующих в любви ко Христу важно в молитве и в храме, и в малой церкви под названием семья.
Автор: Ольга Кутанина
Все выпуски программы Частное мнение
И. Макаров. «Портрет супругов Деллер Грант»
ПоделитьсяПроект «Свидание с шедевром» реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.
— Наташенька! Рада тебя видеть. Проходи, сейчас чай пить будем.
— Ой, Маргарита Константиновна, я, наверное, не вовремя? У вас дома уборка...
— Ну что ты, Наташа! Хорошо, что зашла. А за беспорядок прошу прощения. Решила на досуге художественные альбомы разобрать. Присаживайся, а я пойду на кухню — чай ставить.
— А вот и чай! Наташа! Наташенька!
— Ой, Маргарита Константиновна, я и не слышала, как вы подошли. Взяла с журнального столика альбом, открыла, и засмотрелась на портрет. Такой необычный!
— Вижу, у тебя в руках издание с коллекцией живописи Государственного исторического музея. Ну-ка, давай посмотрим, какой картиной ты так залюбовалась. Ах, это же портрет супругов Теодора и Елизаветы Дёллер, урождённой Шереметевой. Его написал художник-портретист 19-го века Иван Кузьмич Макаров. Интересно, что путь в искусстве он начинал с церковной живописи, а впоследствии стал одним из крупнейших портретистов своего времени.
— Как интересно! А я ничего не знаю об этом художнике... Впрочем, как и о мужчине с женщиной, которые изображены на его полотне. Но вижу, что они очень друг друга любят. В их глазах столько нежности...
— Макаров написал этот портрет после венчания супругов Дёллер в 1846-м году. История их любви — удивительная. Теодор Дёллер был австрийским композитором и музыкантом. Во время одной из гастрольных поездок в Петербург он познакомился с Елизаветой Сергеевной Шереметевой. Молодые люди всей душой друг друга полюбили. Но о браке не могло быть и речи.
— А почему?!
— Такие были времена, Наташенька. Елизавета Шереметева происходила из старинного дворянского рода. Простой музыкант, Теодор Дёллер не мог претендовать на её руку.
— Но ведь всё-таки они поженились! Как им это удалось?
— Теодор служил придворным музыкантом у итальянского герцога Карла Бурбона. Он вернулся из России в Италию и поведал герцогу о своих трудностях. Тогда тот пожаловал Дёллеру титул барона. Теодор стал дворянином, и теперь мог посвататься к Елизавете Шереметевой. Он снова отправился в Петербург, и весной 1846-го года молодые люди обвенчались в Симеоновской церкви.
— И тогда же заказали у художника Ивана Макарова свой первый семейный портрет?
— Совершенно верно. Думаю, на Ивана Кондратьевича выбор молодожёнов пал неспроста. Макаров в середине 19-го века считался одним из лучших в России мастеров портретной живописи. Его техника отличалась не только строгой достоверностью рисунка, но и особым, мягким колоритом красок, который придавал полотнам естественность.
— Да, художнику очень точно и вместе с тем деликатно удалось передать тихую радость, переполняющую молодых людей. Портрет супругов получился, как бы это сказать... неформальный, что ли. Не парадный, как большинство семейных портретов того времени, а такой домашний, уютный. Супруга трогательно и доверчиво прильнула к мужу. А его глаза светятся радостью.
— Наташа, ты совершенно права. Портрет супругов Теодора и Елизаветы Дёллер необычен для школы русского камерного портрета середины 19-го столетия. Полотно эмоциональное, молодожёны не скрывают своих чувств, и художник Иван Кузьмич Макаров намеренно это подчёркивает.
— Смотрю на портрет, и думаю: воистину, неисповедимы пути Господни. Молодые люди были уверены, что им никогда не быть вместе. А потом стали счастливыми мужем и женой.
— Да, Теодор и Елизавета Дёллер прожили долгую совместную жизнь. Кстати, впоследствии супруги много фотографировались. Но первым их семейное счастье запечатлел художник Иван Кондратьевич Макаров.
— Благодаря ему сегодня и мы можем почувствовать это счастье молодожёнов и искренне порадоваться за них.
Все выпуски программы Свидание с шедевром
