Гость программы — писатель, кандидат филологических наук Екатерина Федорчук.
Разговор шел о том, как сохраняется память о революции и Гражданской войне в России, и как отображение этих трагических событий в литературе и кино меняется с течением времени.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Д. Володихин:
— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это Светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы сегодня поговорим на тему достаточно сложную, на мой взгляд. Я — профессиональный историк, и я очень хорошо понимаю, что для современного общества факт истории — это не только то, что произошло когда-то, пятьдесят, сто, тысячу, две тысячи лет назад, — это еще и память об этом факте истории, об этом событии. А память может быть разной — иногда прямо противоположной истине. Так сказать, то, что распространено в массовом сознании, может быть расплывчатым, может быть двоящимся, поскольку общество воспринимает историю очень по-разному, и с течением времени это восприятие изменяется. Давайте посмотрим на то, как волны памяти то восходили к зениту, то рушились, то изменяли свое направление, если речь идет о самом, пожалуй, памятном стабильности в России ХХ века — я имею в виду 1917 год и последовавшую за ним гражданскую войну. Сегодня у нас в гостях собеседница из Саратова — писатель, кандидат филологических наук, лауреат премии издательского совета Русской Православной церкви «Новая библиотека» Екатерина Федорчук. Здравствуйте!
Е. Федорчук:
— Здравствуйте.
Д. Володихин:
— Собственно, я позвал на эту передачу Екатерину Алексеевну по той причине, что она автор двух книг, которые прямо соответствуют сегодняшней теме. Ну, во-первых, как раз повесть, которая отмечена была премией Издательского совета Русской Православной церкви «Трибунал», она посвящена гонениям на Церковь, фактически, почти сразу после установления советской власти. И недавно вышедший сборник рассказов «Что ты делал в октябре?» — там в экспериментальной форме показано допущение определенное: что будет, если взять и, фактически, блокировать всю память о 1917 годе, о революции, о том, что за этим последовало? И еще один рассказ замечательный повествует о том, что сделать, если некое пространство странной такой, вычурной мечты о том, чтобы Советский Союз все равно где-то еще существовал, хотя бы, может быть, в параллельном пространстве, вдруг реализовалась в нашей реальности, можно было бы туда шагнуть — вот к натуральному мороженому и колбасе, к сгущенке хорошей и так далее, к хорошим светлым людям, которые нарисованы со знанием дела в старом кино и так далее. В общем, это, конечно, игра обвинительная, и совершенно справедливо обвинительная. Но мы сейчас поговорим не о том, что написала сама Екатерина Алексеевна (хотя эти книги я от души рекомендую — «Трибунал» и «Что ты делал в октябре?»), мы сейчас поговорим о волнах памяти, которые расходятся от событий 1917 года и гражданской войны. И начнем, пожалуй, от того, что происходило, собственно, вот непосредственно после 1917 года, в конце этого десятилетия, в начале 20-х годов — литература, кинематограф как отразили то, что произошло в то время? Это ведь еще не память — это непосредственная реакция на событие.
Е. Федорчук:
— Ну, мне кажется, нужно начать с того, что была еще очень большая подготовка к этому событию, и в культуре — в массовой культуре того времени, в высокой культуре того времени — было ожидание некоей грядущей катастрофы. И когда произошла реликвия, очень многие писатели, поэты почувствовали, что вот эти ожидания наконец-то сбылись и революция пришла как некое исполнение их чаяний. Это действительно большая драма и трагедия, но об этом нужно сказать. Многие поэты, которые являются вершиной, собственно, Серебряного века русской культуры, русской литературы ждали прихода вот каких-то небывалых, ужасных, страшных событий. Они сбылись, и они сказали: «Да, мы были правы».
Д. Володихин:
— Как манны небесной, причем, ждали.
Е. Федорчук:
— Они, да, они видели в этом явлении, уже заранее предвидели и привносили в него некое религиозное содержание — чуть ли не наступление Третьего Завета, начало совершенно новой эры. Ну, из самых ярких, которых вот в школе до сих пор проходят, это, конечно, поэма Блока «Двенадцать» — прекрасное, талантливое произведение, в котором Блок, фактически, сказал, что реликвия — это новое пришествие Христа.
Д. Володихин:
— Ну да, и, помнится, Зинаида Гиппиус очень едко над этим издевалась, что он из двенадцати красногвардейцев сделал новых большевистских апостолов.
Е. Федорчук:
— Ну, издевалась — не издевалась, тем не менее, Блок не придумал это настроение — он уловил его. Уловил и талантливо транслировал. Другое дело, что это было обольщение, страшная иллюзия. Но он ее передал в талантливых формах. Владимир Маяковский — певец революции...
Д. Володихин:
— Но, я извиняюсь, тем вреднее получилось!
Е. Федорчук:
— Тем вреднее получилось, тем ядовитее, тем... И... Ну вот хочу просто сказать в защиту Блока — он понял, что он сделал, и уже после 1918 года он никогда не читал эту поэму вслух, хотя его просили, хотели рукоплескать. Нет, он понял, он смолчал. Он «перестал слышать музыку», вот как он об этом говорил.
Владимир Маяковский — «моя революция», от начала и до конца. Творчество Маяковского, талантливого поэта, так или иначе связано со стихией насилия. Об этом писали многие исследователи, это достаточно разработанная в литературоведении тема. Революция — вот тут вот действительно стала воплощением его чаяний. И поэтому когда наступила, люди были готовы — в кавычках «готовы». Они, конечно, не ждали, какая разразится катастрофа. И насколько вот первая реакция — насколько вот можно назвать ее непосредственной? Мне кажется, что уже в самых первых произведениях, посвященных этому страшному событию, были следы такого мифотворчества, которое началось изначально. Но, безусловно, в ранних произведениях, если к прозе мы перейдем, мы там можем увидеть, ну, элементы авторской свободы, да? Я вот хотела бы вспомнить, например, роман саратовского автора Константина Федина «Города и годы». Это роман автобиографический, он повествует о Первой мировой войне и о первых годах гражданской войны — о голоде, который разразился в России. Роман очень неоднозначный, и позиция автора там, в общем-то, такая... политически не сформулированная. Но роман был тепло встречен в Советском Союзе и, в общем, принес ему славу. Там действительно есть живое слово.
Д. Володихин:
— Ну не могу сказать точно — это что-то 1923-1924 год, это последние, наверное, годы, когда можно было говорить вещи неоднозначные, сложные про революцию. Хотел бы обратить внимание на то, что, может быть, мифотворчество начинается, но пока ткань литературы и желание непосредственно среагировать на то, что произошло, преобладает над мифотворчеством. Ну вот, например, с противоположной стороны появляются постепенно... я не могу это назвать «литературные дневники» — это цельное достаточно литературное произведение в дневниковой форме — «Окаянные дни» Бунина. Совершенно другая направленность.
Е. Федорчук:
— Да, безусловно, другая направленность и совершенно нехарактерные, кстати, настроения для времени. Бунин в данном случае идет поперек тренда, поперек общего направления мысли — очень едко, очень зло, очень справедливо. И когда вот в 90-е годы тема опять всплыла и стало возможно обсуждать ее свободно, конечно, для многих это стало таким откровением о прошлом, «Окаянные дни». И, безусловно, там еще ценно, что это действительно вот по свежим следам.
Д. Володихин:
— Ну да, это то, что, фактически, человек сохранил в своей памяти и едва-едва прикрыл некой художественной формой свой ужас, свой гнев, отчаянье, досаду от того, что происходит со страной, которую он любил. Но вот мне, например, очень любопытной кажется позиция Алексея Николаевича Толстого. Мы потом еще о нем поговорим, а сейчас я хочу поговорить о вещи, которая не очень ассоциируется с революцией, 1917 годом, с гражданской войной — это фантастический роман или, если угодно, большая повесть «Аэлита». Действие происходит на Марсе, и, вроде бы, это фантастика, но это фантастика, в которой сталкивается культура старая, которую, в общем, Алексей Николаевич Толстой показывает как хрупкий фарфоровый домик, и одновременно культура новая, революционная, как нечто ужасающее, хаотичное, отравленное наркотиками — тут он кокаинизацию общества отразил того времени. И, кроме того, еще возбужденная двумя довольно грубыми землянами — грубыми в отношении этой цивилизации. Что в результате получается? Написано это, в общем, в эмиграции. Алексей Николаевич — он как бы сказал: «Чума на оба ваши дома!» И то, о чем мечтали интеллигенты революции, скверно, потому что получилось то, что получилось, и то, что было, тоже не так хорошо. В общем, Толстой не идеализировал того, что было до революции. Вот, как ни странно, эта фантастическая вещь — чуть ли не наиболее взвешенная, там очень точно обо всем сказано.
Е. Федорчук:
— Действительно, еще, мне кажется, очень важно сказать о растерянности. Вот когда говорят: «Чума на оба ваши дома», и те плохи, и эти совершенно ужасающее свое лицо показали очень быстро, наступает растерянность — неизвестно, к кому прислониться, какую занять сторону. И действительно это очень тяжелым бременем ложится на совесть человека. Нужно еще сказать, что в первые же годы после, собственно, уже окончательной победы большевиков, когда уже стало ясно, что власть не поменяется, с удивительной быстротой меняется повестка дня в литературной среде. Ну, например, вот я в свое время писала диссертацию, связанную с имажинистами, и занималась, естественно, исследовала биографию Сергея Есенина. И вот я читала те рецензии, которые писали на его сборники, там, до революции — да, та же Гиппиус, например, очень много писала о Есенине, как ни странно, это факт, который мало известен), и там достаточно такие тонкие и зрелые рассуждения. Там, его возводят к какому-то... Ну, то есть, о его творчестве говорится языком поэтическим, как говорят о поэте. Но наступает новое время — и абсолютно меняется тон, то есть, пролетарский, крестьянский, и начинается такое безумное обсуждение. И это не только Есенина касается — это касается всех. То есть, возникает ощущение, что люди вдруг резко потеряли, я не знаю, там, две трети своего интеллектуального потенциала. И это происходит со страной, в принципе, в целом.
Д. Володихин:
— Ну, там, в принципе, и у второстепенных имажинистов типа Шершеневича, Мариенгофа и стихи-то какие-то ужасающие — жестяные, кровавые.
Е. Федорчук:
— Ну, я бы разделила все-таки Шершеневича и Мариенгофа, чтобы не возводить напраслину на Шершеневича. Шершеневич...
Д. Володихин:
— Собственно, Мариенгоф, да, прежде всего.
Е. Федорчук:
— Мариенгоф... Шершеневич — автор средний... Автор средний, который... Но он, на мой взгляд, не запятнал себя никакой подлостью. Стихи Мариенгофа — я считаю, это самые страшные стихи, которые были написаны на русском языке.
Д. Володихин:
— Это какое-то воспевание жестокости и крови.
Е. Федорчук:
— Не просто жестокости, крови — это...
Д. Володихин:
— Безбожия.
Е. Федорчук:
— ...это кощунство, это глумление над Богородицей. То есть, это совершенно страшные вещи.
Д. Володихин:
— Но это, в принципе, как раз вписывается в реакцию на 1917 год и все, что за этим произошло.
Е. Федорчук:
— Безусловно, безусловно. Потому что он это пишет, искренне полагая, что воспевает революцию.
Д. Володихин:
— Ну, и для того, чтобы было понятно, что такое непосредственная реакция, я хотел бы напомнить вам, дорогие радиослушатели, о том, что тогда была написана картина замечательного художника Юона. Он писал очень много, но в основном писал он природу, городские ландшафты писал. Написал очень известную картину — «Парад в Москве 7 ноября 1941 года». И вот его картина «Новая планета». Нечто огромное, устрашающее, красное появляется на небосклоне, и кто-то склонен молиться тому, что появилось, а кто-то в ужасе бежит от этого. Вот это, на мой взгляд, очень точное отражение того, как складывалась память о 1917 годе и гражданской войне в первые годы после того, как все это начало происходить и происходило на глазах современников. Дорогие радиослушатели, я думаю, будет правильным, если сейчас в эфире прозвучит музыка, которая гораздо лучше, чем миф о 1917 годе, по своему художественному качеству, по таланту, по дару Божьему, но какое-то время воспринималась как наилучшее его отражение. Итак, это фрагмент из сюиты Георгия Свиридова «Время, вперед!»
Д. Володихин:
— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный православный писатель, кандидат филологических наук Екатерина Федорчук. И мы продолжаем говорить о волнах памяти, которые распространились в нашей культуре от 1917 года и событий, которые непосредственно за ним последовали. Вот с моей точки зрения, где-то с середине 20-х годов, года с 1924 — 1925-го начинается целенаправленное строительство мифа. Если сначала реакция, причем, достаточно свободная, общество, в том числе, творческое общество — писатели, художники, кинематографисты — реагируют, в силу привитой им предыдущей цивилизацией вольности, — то здесь происходит медленная, постепенная концентрация на том, как правильно выразить, что надо сказать в условиях победившей революции, что надо сказать для того, чтобы это соответствовало взгляду, ну, скажем, нового революционного правительства. И вот это строительство мифа продолжается, ну, как правило, до конца 30-х годов.
Е. Федорчук:
— Еще нужно, конечно, сказать, что работают комплексно. То есть, здесь у нас не только литературные тексты — здесь у нас еще и кинематограф подключается. Потому что в 20-е годы как раз начинает создаваться такая основа советского кинематографа, и недаром сказано, что важнейшим для нас является кино. Кино — это...
Д. Володихин:
— «Важнейшим из искусств».
Е. Федорчук:
— Из искусств, да. Кино — это очень мощный фактор манипуляции сознанием. И вот эти вот знаменитые сцены («Броненосец «Потемкин»), которые все мы прекрасно помним, да?..
Д. Володихин:
— 1925 год — как раз вот самое начало строительство мифа.
Е. Федорчук:
— ...да, здесь перед нами, фактически, рисуется фантастическая картина — не было такого, на самом деле — фантастическая картина тех событий. И картина очень эмоциональная, картина, снятая очень талантливо. И до сих пор, кстати говоря, во многих документальных фильмах, особенно зарубежных, вот эти кадры, которые были сняты как постановочные, художественные, они даются с таким подтекстом, как будто это документальное кино. Хотя на самом деле ничего подобного не было. И здесь создается картинка, которая теперь у каждого из нас стоит перед глазами, когда нам говорят об этих событиях.
Д. Володихин:
— Ну, у старших поколений — да, несомненно. Я бы еще вспомнил о следующем фильме Сергея Эйзенштейна, а именно о фильме «Ленин в Октябре». Картинка — ворота перед Зимним дворцом, на которые лезут революционные массы, бой, штурм Зимнего дворца, стрельба — в общем, огромное количество фантазий, которые никак источниками не подтверждаются. Но эти ворота, которые берут штурмом, стали действительно символом революции для миллионов людей, которые это кино посмотрели. Или, я уж не знаю, ну вот появляется в 30-х годах текст Погодина «Человек с ружьем», потом появляется фильм «Человек с ружьем», где вот Ленин — самый добрый человек в мире, и человечность вообще на стороне «красных». Ровно так же — «Мы из Кронштадта», рассказ о том, как «белые» бросали «красных», повязав им камни на шею, в воду, убивали их, но «красные» все равно победили. Это все ведь романтизация, романтизация, и не только...
Е. Федорчук:
— Борьба добра и зла.
Д. Володихин:
— Ну вот, Екатерина Алексеевна, вот, насколько я понимаю, в те же годы расцвел цветок Эдуарда Багрицкого, поэта. Что это такое?
Е. Федорчук:
— Ну, вообще поэзия в начале 20-х годов — это поэзия невероятно талантливая, которая питается соком высочайшей русской культуры. И поэтому вот эта талантливая поэзия — она, в общем-то, обращается к вот этому источнику. Да, она продолжает воспевать революцию, гражданскую войну, все, что за этим происходит, как некое религиозное действие, паразитирующее на еще сохраненных религиозных чувствах людей.
Д. Володихин:
— То есть, в общем-то, действие в своей сути в истории абсолютно безбожное, но оно выдается как некая историческая мистерия сил добра, которые побеждают.
Е. Федорчук:
— Мало того, которые побеждают, но которые побеждают ценой огромных жертв. И здесь, как ни странно, несмотря на безбожие и явно антихристианскую направленность вот этой самой власти, они паразитируют на образе Христа, чья жертва, безусловно, этот образ, образ этой жертвы откликается в сердце даже человека неверующего. Причем, опять я хочу сказать, что это началось не в 20-е годы, безусловно. Революционное движение было гораздо раньше, и, собственно говоря, вот образ революционера, который убивает царя, который убивает губернатора, после этого над ним совершается казнь, это образ очень популярный был среди интеллигенции, и это прямо был образ, соотнесенный с образом Христа. Они совершенно этого не стеснялись. То, что происходит в 20-е годы в поэзии, это на новом витке продолжение того же самого процесса — паразитирования на лучших, светлых религиозных чувствах.
Д. Володихин:
— Ну хорошо. Ну давайте припомним то, что тогда появилось. Ведь, ну, например, Серафимович, известный, фактически, одной своей вещью — «Железный поток». И он же был экранизирован, и показано то, что вот огромные толпы людей, охваченные неким энтузиазмом, ведут бой на грани жертвенности.
Е. Федорчук:
— На грани жертвенности, да. И, что, мне кажется, еще очень важным становится в этот момент — вот, собственно, и здесь показано, — вот эти огромные толпы — это же не просто так, это не просто констатация, что много людей было на стороне Октября, да? А это внедряется миф о том, что весь русский народ...
Д. Володихин:
— Ну, в основном, большинство.
Е. Федорчук:
— ...большинство приняли Октябрь как свою веру. А те, кто не принял, это редкостные отщепенцы...
Д. Володихин:
— ...отбросы.
Е. Федорчук:
— ...которые являются врагами народа. Безусловно, да, не апеллируют к таким понятиям — «народ», «народность», наоборот, у них как раз там был «Интернационал», «пролетариат», но, тем не менее, внедрялась вот эта мысль — что отныне ваша страна, ваша судьба и судьба большевиков — это одно и то же. И вот здесь как раз тоже литература — она сыграла свою большую роль.
Д. Володихин:
— Ну я бы помянул бы еще, ну, Артема Веселого с его «Россией, кровью умытой» и множество других не столь крупных и замечательных вещей. Ну вот, например, гораздо более сложная вещь — «Тихий Дон». Это ведь не назовешь строительством мифа — это нечто иное.
Е. Федорчук:
— Да, мне кажется, что вот как раз «Тихий Дон» стоит вынести за пределы ну вот этого разговора... вот этого потока. Здесь все-таки перед нами, во-первых, очень талантливое художественное исследование действительности, написанное пером мастера, человека, который прекрасно знает фактуру, который глубоко проникает в психологию. И это — вот такое произведение, в котором в лучших традициях русского реализма отражается сложность жизни. И вот сложность судьбы, трагедия народа — все там это есть. Конечно, концовка, которая вот в этом романе выведена, она нас выводит к правильным идеям, но сам путь, которым ведет читателя Шолохов, это путь достаточно свободного художника.
Д. Володихин:
— Ну, мне приходилось слышать разговоры о том, что концовка не совсем шолоховская...
Е. Федорчук:
— Мы не можем утверждать. Есть разные...
Д. Володихин:
— Мы не можем утверждать, да.
Е. Федорчук:
— Да. Но, знаете, вот, собственно, много же разговоров — шолоховская, не шолоховская, да?
Д. Володихин:
— Именно концовка. А вот...
Е. Федорчук:
— И не только про концовку. Я не являюсь специалистом по рукописям, да? — Шолохова, не могу говорить так вот предметно по рукописям, но мне кажется, что вот сама эта ситуация, когда начинают сомневаться в авторстве, она основана о том, что уж очень, действительно, не похоже это произведение на то, что было можно, то, что было возможно, и то, что было неким общим фоном разговора на данную тему.
Д. Володихин:
— Ну, очевидно, вообще сильное литературное произведение — то, где очевиден отпечаток дара Божьего, таланта литературного. Оно вообще всегда плохо укладывается ну вот в комбинат по строительству мифов. Там, Шолохов — это, знаете ли, не Константин Федин, не Артем Веселый, в общем, и не Погодин. Это нечто гораздо более значительное в русской литературе. Ну вот, например, также пьесой «Бег» отметился Михаил Булгаков.
Е. Федорчук:
— И «Белая гвардия», безусловно, да? То есть, это действительно выдающееся произведение, вершинное произведение русской литературы ХХ века. И ну вот «Белая гвардия» — то есть, там, практически, дается достаточно правдоподобный, глубокий анализ того, что происходит, и, в общем-то, по большому счету, это работает против создания мифа.
Д. Володихин:
— Ну, а когда появился «Бег», то ведь какое-то время он побывал под запретом. То есть, его начали готовить к постановке, вдруг отменили, потому что главный герой, выведенный в повести «Бег», генерал Хлудов, он имел в реальности несколько прототипов, и главный прототип — это Слащев. Он перешел на сторону большевиков, и все было бы здорово, эту неординарную пьесу Булгакова, может быть, поставили бы на театре в советское время, но тут Слащев получил пулю от своих благодетелей — он народной республике был расстрелян, ему как бы кто-то отомстил за гражданскую войну. Ну и что теперь? Вот в «Беге», фактически, показано, что надо покидать эмиграцию, надо возвращаться, потому что это Россия. А в реальности вышло так — человек вернулся, и он мертв. Все, что можно было... Булгаков очень плохо вписывается в какой бы то ни было миф, он сам по себе. Но вот то, что можно было взять оттуда для мифа, рухнуло в одну секунду.
Е. Федорчук:
— А мне как раз кажется, что вот «Бег» — это то произведение, где очень многое в конце концов стало работать на большевистский миф. Но, может быть, в чуть более позднюю эпоху, в более поздний период. Почему? Потому что нам показывают, фактически, саморазоблачение идеи изнутри. Ведь кто такой Хлудов? Это, безусловно, ярчайшая фигура в пантеоне героев русской литературы. Это человек, который мучим совестью и который, фактически... ну вот он приходит к саморазрушению. И нам показывают... Мы-то понимаем, что это карикатура на те события, которые происходили в действительности в то время, да? Но карикатура очень талантливая. И кажется, как будто сами вот эти люди, сами представители белого движения — они сами отреклись от своей идеи, они сами сложили с себя право и полномочия говорить дальше о будущем России.
Д. Володихин:
— Хотя в реальности — ну вот кто прототипы? — Слащев, как я уже сказал, поймал пулю, переехав в «красную» Россию, и генерал Туркул, который всегда и неизменно был противником большевиков и советской России, последовательным противником, уж он точно ни в каких идеалах белого движения не разочаровался.
Ну что ж, мы констатируем то, что в 20 — 30-е годы огромными массами советских кинематографистов, писателей строится миф о том, что революция 1917 года — это творение подлинно народное, народ поддержал, что это благо, что это прогресс, и что, в общем, фактически, вырос новый Бог для новой веры (на абсолютно, в общем, безбожной «подушке», но вот, тем не менее, миф содержал такой элемент). Работа была колоссальная проведена — на поколения и поколения вперед хватило этого материала. И вот это все уехало в Великую Отечественную войну. А мы с вами, дорогие радиослушатели, буквально на минуту прервемся, чтобы вскоре вновь продолжить наш диалог. Напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, и мы буквально через минутку перешагнем в новый период и в новые волны памяти.
Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный православный писатель, лауреат премии Издательского совета Русской Православной церкви «Новая библиотека», кандидат филологических наук Екатерина Федорчук, приехавшая к нам из города Саратов. И мы продолжаем разговор о волнах памяти, идущих от 1917 года, и, фактически, сейчас въезжаем в относительно спокойные послевоенные времена — сначала голодные, потом относительно стабильные и спокойные. Что изменяется вот с этим самым мифом, что происходит?
Е. Федорчук:
— Ну, во-первых, отдаляется время событий, когда все это происходило, и к мифу к этому уже отношение более спокойное, более рассудочное и, ну, более свободное — в каких-то рамках. А в каком-то ракурсе, наоборот, этот миф затвердевает и становится вот такой... ну, заменяет собой факты, да?
Д. Володихин:
— То есть, фактически, получается, с одной стороны, заматерел, и очевиднцев мало, которые могли бы сказать: «Да все это неправда!», а с другой стороны, огромное количество людей начинает говорить: «Ну давайте так, немножко помягче, почеловечнее. Да, вот правота на стороне «красных». Ну давайте слегка примиримся с "белым"и«.
Е. Федорчук:
— Ну, миф заматерел, и с ним можно теперь работать, как с любым другим материалом — в определенных, определенных, конечно, рамках. Все-таки рамки вообще не снимаются никогда. Шаг влево, шаг вправо — это всегда остается очень опасной такой стезей. Ну просто дорога может быть чуть более узкой — чуть более широкой.
Д. Володихин:
— Ну вот, допустим, там, знаменитый революционный боевик «Неуловимые мстители» или знаменитый истерн Михалкова «Свой среди чужих» — это, конечно, развитие материала на основе уже сложившегося мифа. Но зато появляются такие вещи, как сериал «Адъютант Его Превосходительства», и там «белые» не так страшны, и даже генерал Май-Маевский выглядит довольно привлекательной фигурой.
Е. Федорчук:
— Ну это чуть-чуть уже позже, да, мы берем? То есть, уже перешагиваем через порог «оттепели», да, когда у нас развенчание культа личности происходит, и вот на этой волне происходит как бы вторичная романтизация мифа. То есть, мы возвращаемся, якобы возвращаемся к истокам, к ленинским истокам, которых и не было никогда, и вот на основе этого мифа о религиозном великом значении вот этого события мы творим уже миф вторичный — о чистоте, изначальной какой-то свежести чувств, которая сопутствовала тому времени. Вот это такое «начало времен», начало нашей государственности, да? — такой миф творится, где все было правильно, чисто благородно, и...
Д. Володихин:
— Ну, например, там, сериал «Рожденная революцией» о советской милиции или, там, знаменитые слова Булата Окуджавы о «комиссарах в пыльных шлемах», это вы имеете в виду, да?
Е. Федорчук:
— Да, это я и имею в виду, действительно. Но нужно... Конечно, вот в литературе идет все-таки такая попытка не то, чтобы прямо глубоко проникнуть внутрь этих процессов, потому что невозможно, да? — память ушла, с архивами никто работать не будет, но нужно вспомнить, например, роман «Доктор Живаго», в котором идет поэтическое переосмысление, прежде всего, событий тех лет. И вот роман для своего времени был невероятно смелым, он произвел впечатление взорвавшейся бомбы. Началась травля Пастернака, это была такая очень громкая история. Но если мы посмотрим уже с точки зрения современного человека, который знает, читал и мемуары, для которого открыт, в общем-то, ужас тех лет, тех событий, мы увидим, что в этой книге очень много именно как раз из большевистского мифа — что вот, там, «комиссары с чистым сердцем», которые идут в революцию, потому что жертвуют, опять-таки, собой (Стрельников, да?)... То есть, начинается революция, и главная героиня говорит: «Стреляют мальчики, хорошие русские мальчики» — вот эта фраза. А на самом деле, если мы вспомним, где были хорошие русские мальчики? Хорошие русские мальчики — это были кадеты, которые шли в ледовый поход.
Д. Володихин:
— Ну вот здесь как раз стоит попытаться заново осмыслить то, что происходило тогда в литературе и в кинематографе. Был ведь все-таки целый ряд авторов, которые оказались в эмиграции, которые об этом писали. Писал, например, Шмелев, который создал «Солнце мертвых» — это, фактически, приговор Стране Советов, которая крайне бесчеловечно занималась расстрельщиной в Крыму после того, как его оставила Русская армия Врангеля. Или, например, казачий поэт Туроверов. Здесь любопытно: Туроверов 20 — 30-х годов, который писал о доблести «белых» казаков, для советской страны был абсолютно неприемлем.
Е. Федорчук:
— И неизвестен был.
Д. Володихин:
— И неизве... И как бы его могли бы сделать известным. Если... Наверное, за чтение и хранение Туроверова могли подвергнуть расстрелу. И тут вдруг советский кинематограф после войны неожиданно как бы хороший такой кусок из Туроверова вставляет.
Е. Федорчук:
— Да, действительно, замечательное стихотворение «Уходили мы из Крыма» Туроверова, в котором он очень ярко, лирично описывает момент прощания с родным берегом. И вот главный герой отплывает на корабле, за ним плывет конь. Его нужно застрелить, потому что иначе он утонет. И вот этот замечательный отрывок оказывается вдруг в фильме «Служили два товарища». И, собственно, как он туда попал? Естественно, кто-то прочитал, да? Значит, это стихотворение ходило по рукам, может быть, переписывалось. И мы видим главного героя, который отплывает из родной страны, вот за ним бросается его друг, и герой стреляет, но только не в коня, а в себя.
Д. Володихин:
— Друг — конь, да?
Е. Федорчук:
— Друг — конь, да. И что мы здесь видим? Вот действительно это ярчайший образ, с одной стороны, очень реалистичный, а с другой стороны, в нем сосредоточены большие символические моменты, да? Это и прощание, это и чувство вины, которое было очень свойственно белой эмиграции. Вот «красная» сторона, большевики не мучились угрызениями совести — они не ощущали, что происходит что-то не так. А противоположная-то сторона ощущала ужас братоубийственной войны. И все это вот есть в стихах Туроверова, об этом он пишет. И вот таким интересным способом информация, эмоциональный фон доходит до советского зрителя. И потом даже, в 90-е годы появилась песня, которая стала хитом, Олега Газманова «Есаул», где, собственно, та же самая картина описана. Песню-то все знают — она гремела на всех дискотеках.
Д. Володихин:
— Это переигрывание стихов Туроверова?
Е. Федорчук:
— Да. Ну не стихов — это фильм, переигрывание фильма. Стихи-то он, скорее всего, не знал.
Д. Володихин:
— Ну, этого мы не можем говорить.
Е. Федорчук:
— Ну это мы не знаем, да. Но факт тот, что юноши и девушки 90-х годов услышали эту историю, когда приходили потанцевать на дискотеку. Вот такими странными путями путешествуют образы.
Хочу сказать вот по поводу фильма «Неуловимые мстители». Очень талантливая вещь, замечательные песни, и если знать, видно, что откуда взяты те или иные сюжетные повороты, связанные вот, собственно, с эмиграцией, вот... И безумно вредная вещь. Потому что для, ну, например, любого поколения — просто скажу за себя — именно этот фильм стал образом гражданской войны. Вот для простого человека, который не занимался историей, который вот получил такое простое, обыкновенное постсоветское образование, вот этот фильм — вот она, веселая, прекрасная гражданская война, вот эти... Очень ярко, очень талантливо, и до сих пор говорят: «Да, я понимаю, что это было зло, но люблю это кино».
Д. Володихин:
— Безумно вредный, потому что безумно неправдивый. Вот в чем дело. Я абсолютно с этим согласен. А вот, допустим, попытаемся посмотреть на то, как старые вещи, сделанные в эпоху строительства мифа, но гораздо более адекватные в художественном плане, гораздо более высокие. «Бег» Булгакова и «Хождение по мукам» Алексея Николаевича Толстого. Ну, начал это писать до возвращения из эмиграции, дописал уже в советской России эпопею свою, и вот они проходят через экранизацию. Великолепный фильм «Бег» по Булгакову оканчивается триумфальным возвращением в Россию, и птица-тройка летит по великолепным заснеженным просторам, как бы советской России не существует с лагерями, расстрельщиной, а существует нечто бесконечно прекрасное и ожидающее только «вернись назад». У самого-то Булгакова ничего такого нет — то есть, это за него додумали. Или у Алексея Николаевича Толстого, допустим, его эпопея до такой степени сложна, что в самом конце, когда Толстой, вроде бы, подводит читателя: «Ну надо было как-то встроиться в новую жизнь, и это хороший выход», да? — все равно чувствуется, что он пишет об этом, держа скрещенные пальчики за спиной, да?
Е. Федорчук:
— Отрабатывает работу.
Д. Володихин:
— Ну да. Ну это не та агитка, например, как «Хлеб», которой Алексей Николаевич Толстой спас себя, когда над ним нависла вот сабля карающего палача. Это гораздо более сложная вещь. И вот дважды происходит экранизация. Первая экранизация никого не трогает, а нам очень близкая и сделана в 70-х годах — появляется 13-серийный цикл, в котором «белые» так хороши (тот же Рощин, та же его возлюбленная Катя), и вся эта старая жизнь, в общем, так уютна и приятна, что к концу фильма ты приходишь вовсе не к тому выводу, что, «Боже мой, да, революция должна была победить», а приходишь к выводу «Боже мой, сколько мы потеряли!» 70-е годы!
Е. Федорчук:
— Возможно... Но я вот что хотела бы сказать... Чужими становятся эти образы. Чужие, да? И поэтому уже не страшно с ними поиграть. «Вот мы поиграем в белогвардейцев — они такие... такая выправка у них, такие вот марсиане, такие вот эльфы с другой планеты». Поэтому вот, с одной стороны, да, действительно, появляется такой очень интересный образ, ну, «не отрицательного белогвардейца». Не злодей, да? Это не фашист, не фриц, который убивает все живое на своем пути.
Д. Володихин:
— Белогвардейца Высоцкий играет. Да за это все можно белогвардейцу простить!
Е. Федорчук:
— Да. А с другой стороны, все-таки очень игровая, очень эстетская получается... очень эстетский подход к теме, и даже в чем-то препятствующий рассматривать вот этот вопрос всерьез.
Д. Володихин:
— Я абсолютно с вами согласен. Получается примерно так: «Ну давайте помиримся на эстетической почве, но...»
Е. Федорчук:
— «Давайте полюбуемся на них!»
Д. Володихин:
— Ну и — «суть трогать не будем». Уже все — сложилось, не надо ковырять, не надо копать! Добавим немного любования!"
Е. Федорчук:
— Я вот знает с чем бы сравнила в кинематографе? А это вот «Семнадцать мгновений весны», когда идет Вячеслав Тихонов с этом ужасном костюме, да, и мы смотрим: «Какой красивый немец», да? Потом мы узнаем, конечно, что это русский, да? Но вот первые зрители, когда они увидели первые вот эти, рекламные еще такие нарезки из этого фильма, они были шокированы: как это — наш любимый актер играет такого злодея? И нам показывают вот этих вот фрицев, фашистов — нормальные, человечные, где-то симпатичные...
Д. Володихин:
— Хорошо костюмированные.
Е. Федорчук:
— Где-то страшные, да. И где-то нестрашные. Вот это примерно одного порядка, мне кажется, было явление.
Д. Володихин:
— То есть, мы получили хорошо костюмированных «белых».
Е. Федорчук:
— Да.
Д. Володихин:
— Да. Но, опять же, не трогая сути.
Е. Федорчук:
— Не трогая сути, безусловно.
Д. Володихин:
— Все, суть как бы — она всегда определена, вошла в учебники, вот не будем обращаться — просто сделаем шажок в сторону эстетического примирения. Они были не так уж плохи. Не будем уж говорить о расстрельщине, будем говорить о вещах более приятных.
Е. Федорчук:
— «Всех убили, больше трогать никого не будем» — вот это примерно так.
Д. Володихин:
— «Давайте на кладбище помиримся, не пытаясь рассматривать надписи на могилах». Ну что же, дорогие радиослушатели, я напоминаю вам, что это все же Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, у нас в гостях Екатерина Федорчук, замечательный православный писатель, кандидат филологических наук. И, понимаете, мне хотелось бы, чтобы вы поняли, почему в послевоенное время стало возможным размягчение мифа на этой эстетической почве. Это уж 30-е и 50-е, 60-е, соответственно, были разделены огненной рекой войны. Сейчас вот послушайте мелодию атаки из фильма «Освобождение», и вам будет понятно — жить как в 20 — 30-е, позже было как-то, ну, мягко говоря, затруднительно.
Д. Володихин:
— Дорогие радиослушатели, те, кто из вас выдержали эту музыку, должны понимать: люди стали другими, думать они стали иначе, поступать иначе после войны. Но вот еще один переворот в нашей жизни и рождение новой волны исторической памяти о 1917 годе, совершенно непохожей, чуть ли не прямо противоположной тому, что было до того — разрушение Советского Союза в 90-е, «нулевые», десятые. Напоминаю, что с тех пор прошла треть века, и эта треть века дала ту самую новую волну, о которой мы говорим.
Е. Федорчук:
— Вот здесь я хотела бы немножко обратиться к своим воспоминаниям, к субъективным впечатлениям. 90-е годы — это мое отрочество. Я прекрасно помню вот это ощущение ужаса и растерянности, которое было у меня, когда стало ясно, что все, что нам говорили в школе о дедушке Ленине, это неправда, а то, что нам предлагали в качестве новой правды, это, ну, в общем-то, разрушение вообще устоев русской цивилизации.
Д. Володихин:
— Абсолютно такая же неправда, только в другую сторону.
Е. Федорчук:
— Абсолютно, да. И это была такая волна ненависти и такая волна яда, что мне вот, я помню... у меня было ощущение... у меня было вот... вот какое-то тошнотворное чувство. И я не знала... очень хотела понять, кто прав, кто виноват, не знала, что делать. И вот мне в руки попался замечательный роман, который называется «Побежденные». Это роман, основанный на реальных событиях — ну, такие беллетризованные воспоминания (автор Ирина Головкина-Римская-Корсакова, вот такая у нее сложная фамилия, двойная). И я ее прочитала и была...
Д. Володихин:
— Даже тройная.
Е. Федорчук:
— Да. Ну вот... так сложилось, да. И о чем повествует роман? Он, в общем-то... Действие его происходит в 30-е годы, когда бывшие аристократы, которые пережили вот эту гражданскую войну, не эмигрировали по каким-то причинам, они пытаются тихо, спокойно, мирно жить в Советском Союзе — их всех уничтожают, один за другим. Это вот... ну, часто говорят, что это такой российский аналог книги «Унесенные ветром». Действительно, в этом что-то есть, хотя герои там совершенно иные и настроение другое. И, безусловно, и главная героиня совершенно другая. А вот начало этого произведения как раз относится к описанию гражданской войны. Главная героиня — ее зовут Эллочка — юная девушка, которая... Сначала она служит сестрой милосердия в Крыму, влюбляется в раненого офицера — его убивают, она случайно пережила вот эти события. И вот она живет в Советском Союзе, пытается как-то исполнять свои медицинские обязанности, и оказывается, что он вернулся. Вот такая... Ну, видите, это такой, в общем-то, любовный роман завязывается, там, ничего у них не вышло. Произведение — вот в нем как раз я увидела самое главное: я увидела в нем образ другой России. Я поняла, что она была, что она есть. И что вот, собственно... Белой России, белой идеи. И я поняла, что мне есть к чему прислониться. Вот для меня это было огромным внутренним открытием. Я помню, что меня поразило в этой книге, что главные герои — девочки, юные девочки — обращаются к папе на «вы». Я так пыталась к своему папе обращаться на «вы» — конечно, ничего из этого не вышло. Ну, то есть, я хочу сказать, для меня это был очень важный момент, что есть некий пример. И потом... Потом действительно эта книга — я знаю, что она была довольно популярна, и вот она показывала образ другой. Но на самом деле вот этого единого, цельного такого, светлого образа другой России, альтернативной какой-то духовной сути нашей страны, в общем-то, на мой взгляд, не сложилось, не случилось. Были серьезные споры. Были споры не только, безусловно, о гражданской войне, об Отечественной войне — вообще споры об истории. И вот тут, мне кажется, нужно назвать имя, о котором мы не говорили, — это Александр Александрович Солженицын, второе имя, которое просто потрясло меня в юности. Он, в общем-то, не раскрыл тему революции. И не так... Хотя вот у него... он касается, в «Красном колесе» об этом пишет, но мне кажется, что он там не довел до конца это повествование, хотя, безусловно, там есть очень важные моменты, есть и спорные моменты, на самом деле. Но мне кажется, что вот его «Архипелаг ГУЛАГ» — это, может быть, лучший рассказ о революции, который был написан в ХХ веке. Почему?
Д. Володихин:
— Ну да, «давайте посмотрим на революцию по плодам ее».
Е. Федорчук:
— По плодам ее. Мне кажется, это вообще глубочайшая вещь, которая раскрывает духовную катастрофу русского человека в ХХ веке.
Д. Володихин:
— Ну, это то, что появилось до 90-х, задолго до 90-х...
Е. Федорчук:
— Да, безусловно, но просто мы об этом...
Д. Володихин:
— ...просто в 90-х актуализировалось.
Е. Федорчук:
— Актуализировалось, но актуализировалось очень мощно и стало действительно откровением для многих, многих наших соотечественников.
Д. Володихин:
— У нас появилось кино, которое начало отражать эту ситуацию принципиально иного взгляда на дореволюционную Россию. Это и, там, допустим, сериалы «Гибель империи», поставленные по сценарию безумно талантливого Леонида Юзефовича, это и «Крылья империи», которые были в этом отношении до крайности радикальны и которые завершились тем, что в советской России главный герой находится на грани самоубийства, а другой герой, оказавшийся внутри «белого» движения, в Галлиполи, казалось бы, в безнадежной ситуации, находит выход, обратившись к Богу. Допустим, фильм «Господа офицеры», который абсолютно переворачивает советский миф относительно Николая Второго. И этого довольно много выходило. На мой взгляд, в этом смысле кино, которое не столько выстраивает ряд прекрасной и идеализированной России дореволюционной, которое, скорее, в полный голос говорит правду о том, что произошла катастрофа, причем, катастрофа не в духе «сломали старое, сожгли и на этом месте построили новое», а в том духе, что сломали основу жизни, и она до сих пор пока не выстроена по-настоящему.
Е. Федорчук:
— Да, безусловно, «Крылья империи» — да, прекрасный сериал, где как раз вот идет такой, может быть даже, не столько рациональный рассказ, где даются очень яркие образы. Вот такое ощущение, что здесь нам попытались сделать такого анти-Эйзенштейна, который придумал то, чего не было на самом деле и внедрил эту картинку в наше сознание, а здесь пытаются эту картинку иначе развернуть и по-другому все это скомпоновать. Очень интересная вещь. Но мне все-таки кажется, что несмотря на то, что действительно свобода слова наступила, действительно можно говорить, в общем-то, все, что думаешь (как бы там ни говорили, что «ой, там, у нас, там, что-то запрещают», очень много можно говорить прямо, но вот все-таки единой какой-то картины тех событий и единого мнения, как консенсуса в обществе, не наступило.
Д. Володихин:
— Сейчас происходит довольно странная штука. Происходит... Вот разрушение мифа о 1917 годе произошло, потом появляется картина истины, и сейчас опять массовое историческое сознание поворачивают в сторону «нет, давайте вернем все-таки СССР в какой-то форме». И вот это движение мысли — оно довольно влиятельное и в искусстве тоже находит отражение.
Е. Федорчук:
— Безусловно, в искусстве, в средствах массовой информации, и в кино это все просачивается.
Д. Володихин:
— Ну, например?
Е. Федорчук:
— Ну, например, вот роман Захара Прилепина «Обитель». Собственно, вот роман вышел, имел огромный успех, получил, там, множество премий, он был резонансным произведением. Очень неплохой сериал, кстати, сняли на основе этой книги — сериал «Обитель». Что могу сказать? В романе «Обитель» показаны, как ни странно, эпизоды, которые могут служить на восстановление «красного мифа» — и они очень яркие и, в общем-то, талантливо написанные, и там же можно при желании найти эпизоды совершенно противоположные. В сумме все это не складывается ни во что, на мой взгляд. Вот я прочитала роман внимательно, я писала рецензию на это произведение. В сумме получается, как мне кажется, такая интересная очень штука, в которой каждый может вычитать то, что ему нравится.
Д. Володихин:
— Но все-таки Захар Прилепин — это незаурядный писатель, и он сложнее тех людей, которые вот, как мы говорили, строят миф или возвращают миф.
Е. Федорчук:
— Но, тем не менее... Тем не менее, все-таки в основе этого текста лежит вот — даже вот сейчас не о фактах говорю... Какая там лежит эмоция? Это восхищение властью и силой. И все-таки восхищение властью победителей.
Д. Володихин:
— Может быть...
Е. Федорчук:
— При всем при том, что, при желании можно найти в этой книге как бы... В ней спрятаны как бы разные... как вот разные ракурсы.
Д. Володихин:
— Но просто Прилепин не склонен к тому, чтобы предаваться какой-то откровенной лжи. Он рисует то, что было, но дает тому определенные акценты.
Вот попроще, допустим. Вот в современной культуре существует определенное соревнование мифов — тех, кто не хотел бы восстановления «красного» мифа, и тех, кто хотел бы. Но вот та же самая фантастика: появляется сборник «СССР-2061», который говорит о том, что каким классным было бы наше будущее, если бы Советский Союз сохранился и продолжился.
Е. Федорчук:
— И параллельно появляются сборники как раз, которые, наоборот, призывают нас: «Посмотрите, как было бы здорово, если бы сохранилась империя или восстановилась в будущем и полетела бы в космос». Сборник... Идея была интересной, на мой взгляд. Идея была интересная, но вот исполнение вот было очень робким.
Д. Володихин:
— Ну не то слово.
Е. Федорчук:
— Уж если берете такой мощный концепт, как восстановление Советского Союза, то работать нужно очень-очень-очень на крупных обертонах.
Д. Володихин:
— Дара Божьего было скудновато. Наоборот, сборники, которые говорили о том, что, в общем, сохранение Российской империи, сохранение исторической России дало бы самый положительный результат, их много, и они, в общем, посильнее, на мой взгляд: «Российская империя 2.0», «Русский фронтир», «День коронации», «1917 год. Красные не победили» и два последних романа, кстати говоря, Елены Петровны Чудиновой. Там, первый победитель — это утопия, своего рода, ретро-утопия, которая рассказывает о современной России, которая уходит корнями в победу в 1917 году над революцией. Или, там, последний ее роман, посвященный семье Гумилева, когда он уже мертв, и эта семья — она представляет собой иную Россию, которая вкраплена в советскую реальность 30 — 40-х годов, и она вся погибает в эпоху Великой Отечественной войны, во время блокады Ленинграда. Что мы, в сущности, видим? Мы видим, что у нас история как бы двоит. И вы правы — общество до сих пор не имеет четкого взгляда на то, что есть истина.
Е. Федорчук:
— Четкого взгляда на самих себя. Мне кажется, это связано с тем, что сейчас к нам возвращается травма, которую наше общество получило в гражданскую войну. Травма, которая закончилась амнезией, и сейчас нам предстоит заново ответить на вопрос, кто мы такие и куда хотим двигаться дальше.
Д. Володихин:
— Ну, а поскольку мы находимся на православном радио, на Радио ВЕРА, хотелось бы сказать, что то будущее хорошо, в котором будет православие, в котором будет вера в Христа, в котором будет Церковь и в котором не будет безбожия. Во всяком случае, оно будет минимизировано. Кстати, есть романы, которые великолепно показывают то, что эпоха становления советской власти — она губительная была и для веры, и для Церкви. Ну, собственно, ваш роман, Екатерина Алексеевна, «Трибунал», роман Натальи Валерьевны Иртениной «Багряные ризы» очень хорошо это показывает, с большим знанием дела написан. И, в общем, рассказ Николая Блохина «Спецотряд имени товарища Диоклетиана» — все это показывает, что, в общем, «красная» идея, советская идея с христианством не имеет ничего общего. Но мы не будем с вами окунаться в политику. Я думаю, что мы сказали достаточно о том, как 1917 год и последовавшие за ним события гражданской войны отразились в культуре, литературе, искусстве, кинематографе. И настало время завершать нашу с вами передачу. Дорогие радиослушатели, от вашего имени позвольте мне поблагодарить Екатерину Федорчук за то, что она открывала перед нами страницы литературы прошлого в ее отношении к 1917 году, и сказать вам: спасибо за внимание, до свидания!
Е. Федорчук:
— До свидания.
Все выпуски программы Исторический час
Стать добровольцем - ремонтником и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.