У нас в гостях отец 10-ти детей, 8 из которых приемные, Владимир Хавшабо.
Наш гость рассказал о том, почему, несмотря на все возникающие сложности жизни в большой семье с восемью приемными особенными детьми, некоторые из которых нуждаются в медицинской помощи, он испытывает радость и больше всего ценит время в кругу семьи. Владимир поделился, как его семья проводит непростое время самоизоляции, какие мечты детей он помог воплотить в реальность, а также какой волонтерской деятельностью он продолжает заниматься даже во время карантина, и почему это важно для него.
Ведущая: Анна Леонтьева
А. Леонтьева
— Добрый светлый вечер! Сегодня с Вами Анна Леонтьева, и у нас на связи говорит с нами о семье Владимир Хавшабо. Сам Бог велел поговорить с Вами о семье. Владимир Хавшабо просит представить его как приемного родителя. Добрый вечер! Христос Воскресе!
В. Хавшабо
— Воистину Воскресе! Здравствуйте всем, кто нас слушает сейчас! Здравствуйте!
А. Леонтьева
— Владимир, я напомню, что мы как-то в лучший период нашей жизни встречались в студии и говорили о том, что у Владимира тогда было семеро приемных детей и двое (вот поправьте меня, если я что-то не так скажу) уже взрослых.
В. Хавшабо
— Нет, все верно.
А. Леонтьева
— А сейчас уже восемь приемных детей. Это дети-... мы не любим слово «инвалиды», потому что оно как бы от английского слова «invalid», типа, «неспособный». На самом деле, Володя в передаче говорил о особенных детей. Мы говорим — это «особенные дети». И... Ничего, что я с «Владимира» перешла на «Володю»? Я не знаю, почему-то у меня неудержимо как-то вот такое панибратство... (Смеется.)
В. Хавшабо
— Мне это приятно, Аня! (Смеется.)
А. Леонтьева
— Потому что вот настолько такой вот, не знаю, какой-то уютный человек, и хочется вот сказать «Володя». Вообще хочется Вас увидеть в реале. Ну да ладно. Мы сейчас находимся, как всегда, дома, в разных частях Московской области. Я в Тверской области нахожусь. И Владимир самоизолировался, да?
В. Хавшабо
— В Новой Москве. Да, в Новой Москве.
А. Леонтьева
— Володь, Вы самоизолировались в Москве, в домике с восемью детьми, правильно я понимаю?
В. Хавшабо
— Так, надо посчитать... Давайте...
А. Леонтьева
— Так, давайте, ага. Сколько у Вас там?
В. Хавшабо
— А вообще нас всего двенадцать человек.
А. Леонтьева
— О-о!
В. Хавшабо
— Двенадцать человек — это четверо внуков здесь, со мной, шесть... семеро детей, да? Семеро детей и четверо внуков. Ну, я и жена. А, еще зять!
А. Леонтьева
— Семеро детей?
В. Хавшабо
— Еще зять.
А. Леонтьева
— (Смеется.) То есть это Вам старшие дети дали внуков, правильно?
В. Хавшабо
— Нет, старшая дочка одна с внуками здесь, дочка вторая с внуком здесь и с мужем, четверо детишек моих, так сказать, которые постоянно сейчас проживают с нами, и наш студент еще тоже приехал к нам. Пока у него, так сказать, есть возможность учиться дистанционно, он с нами — вот Олег, который учится в Московском университете.
А. Леонтьева
— Так, у Вас очень сложная математика, Володь. Давайте тогда пройдемся немножко по детям. Володя — это...
В. Хавшабо
— Володя — это я. (Смеется.)
А. Леонтьева
— Нет, дистанционно, тот, кто обучается...
В. Хавшабо
— Это Олег.
А. Леонтьева
— Олег, Олег.
В. Хавшабо
— Старший — Олег.
А. Леонтьева
— Да, старший — Олег.
В. Хавшабо
— Да. Он учится в... Ой, Господи, я забыл, как называется этот Университет на Юго-Западной... Я его помню, но... Надо вспомнить, да?
А. Леонтьева
— Да нет, ничего. Я думаю, что при таком количестве народа в одном домике Вам вполне позволительно что-то забыть! (Смеется.)
В. Хавшабо
— Я все время забываю название этого университета. Он находится на Юго-Западе. Он учится там по специальности «муниципальное и государственное управление». Он заканчивает в этом году, выпускается, получает диплом — он у меня отличник круглый. Ну, сейчас они, как и все студенты, находится на дистанционном обучении, поэтому он сейчас с нами. Чтобы скучно не было дома одному, он приехал, как только начался карантин, к нам. Мы вместе сейчас. Плюс, четверо ребятишек — студенты университета, вернее, колледжа при Университете сервиса. То, что находится недалеко от нас, в Подольске — это наш паралимпиец Илюшка. И трое школьников, один из которых в 9-м классе, Дима тот самый, десятый, которого Вы упоминали. Он сейчас готовится к сдаче экзаменов. И Олежка с Анькой 8-й класс заканчивают тоже, пытаются успешно закончить. Плюс... Раз, два, три... Слушайте, у меня такое ощущение, что «опять одного на вокзале оставил» — помните, да, из фильма? (Смеется.) Так... И четыре внука... Три внука и внучка-красавица. Один из них — учащийся 2-го класса. Ну, тоже учимся, тоже учимся. У нас вообще, по сути, все — от детского сада до высшего учебного заведения. Полностью.
А. Леонтьева
— Невероятно, ага. Хороший охват у Вас такой.
В. Хавшабо
— И каким-то макаром умудряемся... Да, и умудряемся пользоваться Интернетом, и заниматься получается почему-то. Обычно нам вечно не хватает, каждому, того Интернета, который у нас есть, той мощности, но вот во время занятий почему-то хватает. Это знак, наверное. Надо учиться, учиться и учиться.
А. Леонтьева
— (Смеется.) Ну, раз уж мы заговорили про Интернет и про обучение, скажите... Вот очень многие сейчас жалуются, что... Ну, во-первых, я напомню нашим радиослушателям (прошу прощения за то, что сразу не напомнила), что те самые восемь детей, которые особенные, Владимир с супругой усыновили. И ну вот такая вот образовалась огромная семья. Сейчас, Вы говорите, все дети учатся. Очень многие сейчас жалуются на то, что какая-то гигантская нагрузка ложится на детей и также на их родителей. В связи с этим дистанционным обучением многие родители даже немножко бунтуют на эту тему. Вот как у Вас с этим? Что у Вас... Как Вы справляетесь с этим огромным количеством многоразличных обучений — от университета до детского сада?
В. Хавшабо
— Ну, начиналось, конечно, тяжело, потому что для всех это было в новинку, не все было отлажено, все это как бы на ходу делалось, поэтому было, конечно, сложновато. Но сегодня это такое обычное, настолько обычное, что даже... Справляемся, справляемся! Тут самая проблема была именно в самом Интернете и в средствах связи. Посадить столько ребятишек в этом доме, и чтобы они могли выйти в Интернет, и еще хорошо, так сказать, кто-то на телефоне... Они у меня в этом плане умные ребята. Это я могу немножко тормозить. А они, каждый — кто-то на телефоне установил вот эту систему для обучения, кто-то на тех ноутбуках и других компьютерах, которые у нас есть, попробовал. Мы достали даже старые компьютеры и попробовали — тоже прошло нормально, как говорится. Была проблема именно организационная. Была проблема вначале — я думаю, что столкнулись с этим все, и школа, и родители — именно отработка, так сказать, систем, по которым проходили уроки. Не все учителя были к этому готовы, да и все мы не были к этому готовы, чего греха таить. А сейчас — да, сейчас все идет хорошо. Да, бывают проблемы, но они как бы решаемые. Огромное спасибо нашей школе — я ей очень благодарен, 2073-я московская, всегда на проводе, и любые вопросы — все очень быстро, оперативно решается. Так что учимся. Но, конечно, пацанам хочется в школу. Хочется в школу, и не только...
А. Леонтьева
— Они скучают по школе, да?
В. Хавшабо
— Ужасно, да. Причем, я понимаю, что они скучают даже не только по друзьям — они скучают и по школе самой. Хочется побегать, попрыгать, и даже по учителям... Я даже как-то вот говорил, что даже те учителя, на которых было страшно смотреть в тот момент, когда ты идешь в школу с несделанными какими-то домашними уроками, боишься, трясешься, они с радостью ждут встречи с ними. То есть как бы отношение немножко поменялось — соскучились дети. Соскучились, и очень хочется в школу. А мы-то как, родители, соскучились! Очень хотим, чтобы дети пошли в школу! (Смеется.) Так что, ну, потихонечку все идет, да. Я думаю, что справимся.
А. Леонтьева
— Такой получился удивительный бонус от того, что мы такие запертые, да? Мы все хотим вырваться, хотим пойти в школу, в церковь, обнять друг друга... (Смеется.)
В. Хавшабо
— Да, да, точно. То, чему не придавали как бы значения, было все обыденно, а тут понимаешь, как это дорого. И, конечно, по этому можно еще и скучать очень сильно.
А. Леонтьева
— Ну да, вот такой философский момент. Может быть, как-то на него немножко отвлечемся? Очень тоже у меня много вопросов по семье Вашей. Ну вот скажите, что Вы думаете, какие у Вас там такие философские есть размышления — почему нас так разъединили? Вот что, какой урок, что ли... Не знаю, как-то вот без пафоса бы об этом сказать... Какие вот у Вас соображения, если они есть, ну если вообще успеваете что-то при таком количестве детей пофилософствовать? Есть ли у Вас какие-то мысли — что мы вынесем из этого карантина?
В. Хавшабо
— Ой, я, наверное, Вас разочарую, потому что я как бы особо-то не испытал вот это чувство... Ну, дети со мною. Я скажу больше — у меня стало как бы больше тех детей, с которыми мы встречались по выходным и на каникулах. Они были сейчас со мной, в основном, чаще выходят на связь. Я хочу сказать, что я особо-то и не почувствовал вот этого разъединения. Ну да, есть проблемы встречи с гостями, с друзьями. Но мы как-то осилили вот эту систему онлайновскую, но для меня (я всегда об этом говорил, ну, на самом деле, это как бы мой такой стержень) главное всегда — семья. А все это главное — оно со мной. Поэтому я особо-то не почувствовал какой-то там проблемы. Мне отчасти даже приятнее, что ли. Больше времени я могу... Конечно, иногда надоедает, хочется всех разогнать. Хорошо, дом большой, там можно гаркнуть — и все разбежались по этажам, по комнатам.
А. Леонтьева
— (Смеется.)
В. Хавшабо
— Но... То есть я как бы не готов ответить на этот вопрос, потому что я не почувствовал какой-то такой вот... какого-то испытания, что ли. Наверное, так.
А. Леонтьева
— Очень Вы хорошо ответили, мне очень понравилось: «раз для меня главное — это семья, и это главное — со мной». (Смеется.)
В. Хавшабо
— Ну да.
А. Леонтьева
— Я, пожалуй, где-нибудь запишу... Как любили с Костей Мацаном, когда вели вместе передачу, — записывали умные мысли. Потому что от передачи всегда получаешь какую-то сплошную пользу. Поэтому эту пользу хочется вынести. Вы знаете, я должна сказать, что вот у меня нет такого бонуса. Наоборот, я сейчас очень разъединена с детьми — они остались в Москве. И такой... Очень организованно, очень радостно — почему-то такое слово есть — очень радостно самоизолируются. Хотя они, конечно, зеленые уже все, но они, тем не менее, продолжают держаться за эту такую гордую городскую изоляцию, потому что, видимо, они чувствуют объединение со всем миром, когда они находятся, так сказать, в этих больших домах, зная, что вокруг так же люди сидят. Такое что-то героическое они в этом чувствуют.
В. Хавшабо
— Вы знаете, у меня почему-то получилось наоборот. У меня дети — как бы само собой разумеющееся — решили, что надо ехать к папе с мамой, надо быть рядом. Ну, мне это очень приятно. Если честно — да, немножко как бы сложновато, сложнее немножко. Но все вот эти проблемы — они разрешились сами собой. И, наоборот, сейчас опять, снова хорошо и спокойно. Самое главное — это спокойно. Что ты знаешь, что дети здесь, и, если что, ты всегда рядом, и они с тобой рядом. Вот если мы с Вами хотели говорить о философии — вот именно этот момент, что они все вот здесь, на расстоянии вытянутой руки. И это очень успокаивает и вселяет надежду и силы.
А. Леонтьева
— Сегодня с нами на связи Владимир Хавшабо. С Вами Анна Леонтьева, мы говорим, как всегда, о семье. Напомню, что у Владимира восемь приемных детей — сейчас я всю математику попробую воспроизвести, — двое своих, четверо внуков...
В. Хавшабо
— Шестеро, шестеро внуков!
А. Леонтьева
— Шестеро внуков... Так, хорошо! (Смеется.) Владимир с семьей самоизолируется в доме, в Москве. Как сейчас принято спрашивать, «как Вы самоизолируетесь?» (вместо «как Вы поживаете?»). Володь, вот хотела с Вами поговорить о такой вот проблеме. Попыталась поговорить о философском, но давайте снизим, так сказать, пафос и поговорим о совершенно бытовых вещах. Ваши особенные дети, наверное, нуждаются в какой-то медицинской помощи. Вот хотелось Вас расспросить об этом, потому что я так понимаю, что людям, которые вообще нуждаются в помощи в Москве, сейчас не очень просто. Вот расскажите, как у Вас с этим обстоит, как Вы решаете эти проблемы, как они возникают... Или не решаете?
В. Хавшабо
— Ну, у нас — мы столкнулись с такой проблемой. Дело в том, что 19 апреля мы должны были вылететь со старшим сыном Олегом в Индию, где нас оперировали с артериально-венозной дисплазией носа. Мы должны были лететь на очередную операцию, уже окончательную, но вот в связи с коронавирусом и с тем, что Индия закрыла свои границы, мы вынуждены были отказаться от этой идеи и перенести ее на другой срок. И в связи с этим, естественно, нам хотелось получить какую-то консультацию, информацию, помощью здесь, в России, дома. Мы обратились в поликлинику по месту жительства Олега — ну, и столкнулись немножко со странной позицией, когда доктор, глядя нам в глаза, говорит... Нам нужно было сделать КТ, чтобы отправить нашим врачам, чтобы они могли посмотреть и сказать, все ли у нас нормально. Потому что были кое-какие проблемы, и нам хотелось бы понять, чего нам ждать, чего бояться, так сказать, и так далее, как действовать. Вот. И мы столкнулись с тем, что это сделать очень сложно, потому что доктор, глядя на нас, четко объяснил, что сейчас не до нас. Хотя мы это понимаем, да, безусловно. Но здесь была такая ситуация, когда речь идет о здоровье ребенка... Ну, ребенка — взрослого ребенка, но все равно, молодого человека. И было очень так обидно и неприятно отчасти. Решили очень просто — просто напомнили доктору, что это не совсем правильно, и мы как-то нашли выход. Выписали направление в больницу, где есть сосудистые хирурги. Вот. Но нас просили позвонить туда, узнать, а есть ли они там вообще. (Смеется.) Пока вот их, к сожалению, нет сейчас. Но вот после праздников, сказали, возможно, они выйдут. Ну, вот так лечимся, выходим как-то из положения, пробуем.
А. Леонтьева
— Володя, напомните, пожалуйста, радиослушателям — Олег это парень...
В. Хавшабо
— Старший.
А. Леонтьева
— ...которому восстанавливали полностью нос, как вот это по-медицински говорят...
В. Хавшабо
— Да, у него дисплазия, артериально-венозная дисплазия лица. У него как бы вот вместо носа была такая блямба, скажем так, которая постоянно кровоточила. Было очень страшно, потому что кровотечение начиналось ни с того ни с сего, могло в любой момент, то есть его остановить было невозможно. Даже когда мы вызывали «скорую», мы сидели и ждали, чем закончится это кровотечение сегодня. Было, конечно, очень страшно. Было очень страшно, и мы пытались как-то это вылечить здесь, в России, выходили на каких-то наших светил в области сосудистой хирургии. Но даже они нам сказали, что «мы это сделать здесь вот так не сможем, и раз Вам Индия предлагает такие условия, то Вам надо ехать». Поэтому мы и оказались на операции в индийском госпитали в Фортисе. И помогли нам тогда очень хорошо. Это «МедИндия» Анны Вербиной, руководителя. И очень много фондов, главный из которых был — «Правмир», который помог нам собрать необходимую сумму, большую для нас сумму. И мы смогли прооперироваться достаточно удачно, очень с благодарностью вспоминаем всех, кто в то время помогал нам и помогает нам сейчас.
А. Леонтьева
— Потрясающая история! А как Олег сейчас себя чувствует?
В. Хавшабо
— Сейчас, слава Богу, все хорошо. Есть моменты, о которых, собственно, мы и знали. Мы знали, что это возможно, мы к ним были готовы. Они несущественные, но как раз по этим моментам нам и нужно было лететь в Индию, чтобы все это исправить. Ну, и заодно все проверить — все ли у нас там хорошо работает и действует.
А. Леонтьева
— Скажите, а вот остальные Ваши детки, Володь, они... Ну как, они нормально? То есть им не нужен какой-то присмотр медицинский? Что у Вас сейчас с этим? Как обстоят дела?
В. Хавшабо
— У меня сейчас последний мальчик — Вы говорите, все детки с ограниченными возможностями, я хотел бы немножко уточнить. Десятый наш ребенок — у него нет проблем со здоровьем, ну, настолько, насколько можно об этом вот так вот заявить, что нет проблем. Плюс, одному ребенку мы сняли инвалидность. У него была инвалидность, но мы ее вылечили, мы вылечились, избавились от заболевания, и инвалидность сняли. И сейчас...
А. Леонтьева
— А можно поподробнее, Володь, об этом? Вот просто как Вы сняли инвалидность?
В. Хавшабо
— А я, по-моему, в прошлый раз это говорил, это было давно. Олег, наш мальчик, у него был папилломатоз гортани. То есть на гортани все время папилломы возникали, и нам приходилось каждый год идти на операцию, чтобы удалять эти папилломы. Мы от них избавились, мы вылечились и сейчас здоровы и снялись с учета с инвалидного. Теперь ребенок не инвалид, а здоровый. Я не знаю, что еще сказать по этому поводу... (Смеется.) Вылечились!
А. Леонтьева
— Ага, ага.
В. Хавшабо
— Вот. А второй ребенок — новый, десятый наш мальчик — у него не было инвалидностей и нет, слава Богу. Очень надеюсь, что никогда не будет. Он в плане такого здоровья, физического, психологического и психического здоровья — ребенок с немножко потрепанной судьбой. Но все это как бы восстанавливаемо. Все будет хорошо.
А. Леонтьева
— Это очень приятно слышать, такой оптимистичный взгляд. Потому что все говорят — «травмы, травмы, травмы, что делать с травмами?», а Вы говорите — «это все восстанавливаемо».
В. Хавшабо
— Ну, я как-то... Я понимаю, что психологи видят, наверное, что-то такое, но я уже и в прошлый раз Вам говорил — я больше полагаюсь на свою интуицию, чем... Хотя уважаю мнение психологов. Но мне кажется, семья — это лучшее лекарство, наверное. Всякое бывает — мы и ругаемся, и воюем, и веселимся, и дружим, и плачем, и смеемся — ну, все, все, как обычно. И, мне кажется, без всего этого вылечить нельзя. У психологов несколько такие советы, которые, ну, не всегда, мне кажется, подходят именно конкретно в моей ситуации. Я стараюсь больше доверять своей интуиции. И должен сказать, что, по крайней мере, не подводила так особо... Бывали, конечно, моменты, когда, наверное, я ожидал чего-то большего, надеялся больше, но получалось немножко по-другому. Ну, будем считать, что это нормально. Это нормально.
А. Леонтьева
— Мне очень тоже понравилась сейчас Ваша фраза — «семья — это лучшее лекарство». Я, знаете, перед встречей, перед записью с Вами посмотрела какие-то Ваши последние публикации на Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), чтобы понять, что у Вас происходит. Но в основном Вы публикуете, кому нужна помощь. Но все равно я нашла такую замечательную видеозапись, как... Вот расскажите про ребенка, который играет на фортепиано сейчас, да? У него какие-то особенности строения кисти такие, что... Еще в прошлый раз мы говорили, что вот он мечтал играть на фортепиано. И он замечательно играет. Можете об этом поподробнее рассказать?
В. Хавшабо
— Да. Это Саня. Это Саня, это наша «звездочка». Саня, кстати... Я не знаю, мы говорили об этом — наверное, нет — в прошлой передаче... Он стал обладателем Гран-при конкурса «Овация» среди ребятишек с ограниченными возможностями, музыкантов. Мы участвовали в этом конкурсе в прошлом году, в 2019 году. Мы стояли на сцене. Помню, когда называли победителей — первое место, второе, кубки уходили со сцены, и когда осталось каких-то два больших кубка, практически, ушел... последнее место — третье, не первое, мы так немножко расстроились. Мы надеялись, что ну хотя бы третье место-то мы завоюем. И вдруг потом председатель жюри лично вышел на сцену и сказал, что есть еще один приз — это Гран-при конкурса, и назвал наше имя, мы, конечно, были просто вот... Я помню, что я стоял внизу, ниже сцены, а Саня стоял на сцене, и мне кажется, что я прыгал выше — выше сцены, выше Санька, от радости. Это было очень приятно и здорово. Саня — очень такой целеустремленный парень. Он, конечно, молодец. Он не только музыкант. Он еще классный... Если чего-то готовим мы, то Саня — лучший повар. Если мы чего-то там творим, вот сейчас собираем кораблик, допустим, большой, огромный... Самые такие мелкие, самые такие ответственные работы — это у нас Саня. Несмотря на его пальчики такие, они настолько... выработана вот эта моторика, мы так много этим занимались, что самые мелкие детали только Саня может вкрутить в этот кораблик и сделать, чтобы это было красиво. Саня... Я как бы занимаюсь волонтерством, и Саня тоже этим заинтересовался. И, в общем-то, как бы все ребята в этом участвуют. Но Саня последователен — постоянно ходил со мной. Он, во-первых, требовал, чтобы я взял его обязательно на выходы свои добровольческие. И однажды я сдался, взял его с собой, и Саня — единственный, который остался со мной на постоянно. То есть он ходил... Ну, только коронавирус, конечно... Сейчас я тоже продолжаю с группой ребят заниматься, но Саня, естественно, по причине такой ситуации... Уговорил, убедил его, что сейчас ему этим заниматься не нужно, что мы справимся с ребятами сами. И школа об этом знала, где учится Саша. Она выдвинула его на участие в конкурсе «Доброволец» 2020 года. И Саня и там получил специальный приз жюри. То есть там были первые места среди общеобразовательных учреждений Москвы. Саня получил в своей номинации отдельный приз и упоминание вот от жюри. То есть если Саня чего-то делает, то он это делает. (Смеется.) То он это делает. И по-настоящему. Если не хочет делать, то без толку это делать. Не хочет — ладно, не надо. Но если он за что-то взялся, то он будет делать это так, что... чтобы было очень здорово и хорошо. Вот...
А. Леонтьева
— Потрясающе! С какой любовью об этом...
В. Хавшабо
— Я о Сане говорю очень много и долго, да, потому что я очень горжусь им. Я очень горжусь им.
А. Леонтьева
— Сегодня с нами на связи Владимир Хавшабо, отец десятерых детей, восемь из которых — приемные (но, наверное, уже так Владимир это не называет), дедушка шестерых внуков. Мы прервемся и будем с Вами ровно через минутку.
Сегодня мы говорим о семье с Владимиром Хавшабо. Напомню, что у Володи десять детей: двое старших — биологические, остальные — приемные, но уже родные дети, о которых мы сегодня рассказываем; шестеро внуков. Все они... почти все они самоизолировались в доме в Москве. И, Володь, вот Вы сказали, упомянули про Вашу волонтерскую деятельность, и это тоже часть моих вопросов, потому что я долго не могла с Вами связаться, потому что Вы все время заняты какой-то вот этой вот еще и волонтерской деятельностью. У меня это в голове вообще никак не укладывается, не умещается, поэтому я спрашиваю Вас: скажите, чем Вы занимаетесь и как Вы вообще умудряетесь это делать?
В. Хавшабо
— Я особенно-то не очень люблю распространяться, но... Просто я выезжал в качестве волонтера-координатора фонда «Предание» помогать в зоны бедствия — как, помните, у нас Приморье, Забайкалье, Иркутская область. Наводнения, и фонд «Предание» оказывал помощь пострадавшим — многодетным семьям, семьям с детьми-инвалидами, просто людям семейным с инвалидами. Оказывали им помощь в такой тяжелой ситуации. И я направлялся в эти районы, выявлял как раз вот эти семьи, организовывал закупку помощи и доставку ее, вручение этим пострадавшим. И после этого — как бы, вроде бы, все это давно уже позади, но люди из регионов продолжают (как бы я оставил свои координаты) обращаться в каких-то там тяжелых ситуациях и так далее. Кому нужна медицинская помощь, еще что-то... И я пытаюсь это все передавать в фонды, которые этим занимаются, ну, как бы стараюсь их соединить, что ли, чтобы помочь этим людям. Но сейчас больше всего я занимаюсь... я волонтерю в фонде доктора Лизы — мы кормим бездомных людей на вокзале. Потому что сейчас как бы этим заниматься стало сложнее, и мы остались чуть ли не единственными, кто этим занимается, хотя есть тоже еще организации, которые это делают. И вот Санька, кстати, со мной тоже ездил, тоже кормил бездомных. Ну, собственно, вот этим мы и занимаемся.
А. Леонтьева
— Вы знаете, следующий вопрос, Володя, он напрашивается сам собой. То есть не могу его не задать, хотя, может быть, он совершенно некорректный. Но буду такой enfant terrible... Вы говорите о том, что Вы ездите волонтерить к бездомным, берете с собой ребенка. У Вас огромная семья, сейчас все на таком, в общем, накале напряжения от вируса. И Вы не боитесь?
В. Хавшабо
— Аня, ну, я, во-первых, помните, сказал, что Саня сейчас в этом не участвует — он участвовал в то время, когда еще карантина не было. Я просто рассказал, что он со стажем такой волонтер. Он занимался со мной этим тогда, когда еще не было карантина. Мы даже не знали с Вами, что это такое. А я сейчас, естественно, продолжаю этим заниматься, но фонд и его помощники обеспечили нас всем необходимым. Мы настолько защищены — мы ходим в этих космических скафандрах, когда выходим это все делать. В этом плане фонд заботится о своих волонтерах, и мы как бы в этом плане полностью защищены... Ну, надеюсь, да? Нельзя сказать на сто процентов — мы все с Вами ходим под Богом и в любой момент, даже сидя дома, можем... Может что-то случиться. Поэтому нельзя сказать на сто процентов, но все, что зависит от фонда, он как бы сделал для того, чтобы защитить нас и всех, кто участвует в этой деятельности.
А. Леонтьева
— Угу. Володь, а тогда ответьте вот на такой вопрос. Мы сейчас получили какое-то количество свободного времени, хотя его, как правило, дико не хватает, все об этом пишут и говорят. Почему-то, действительно, оно как-то... не хватает его. Но, тем не менее, у многих какие-то мысли о том, что бы я мог полезного сделать для Вселенной, для людей, когда есть какие-то ресурсы свои. Вот что бы Вы посоветовали вот сейчас людям? Вот что можно сделать, чем помочь другим людям? Вот Вы, например, помогаете бездомным. Может быть, какая-то онлайн есть помощь, может быть, еще какие-то варианты? Расскажите об этом.
В. Хавшабо
— Сидите дома. (Смеется.) Сидите, пожалуйста, дома. Ну, я как бы занимаюсь этим, потому что я раньше этим занимался. Ну, сейчас существует Союз добровольцев. Есть добровольцы, которые помогают — возят продукты стареньким людям, которые сидят дома. Это можно сделать. Есть даже сайт такой добровольцев, где люди зарегистрируются — и помогают. То есть в этом нет проблемы, это можно сделать, можно найти в Интернете. Ну, Вы знаете, я не могу никому ничего рекомендовать в этой ситуации. Каждый делает то, что он считает нужным. Но вообще я бы тоже, может быть, сидел бы дома — я бы не ходил и не делал бы это. Но просто такой момент, что я как бы занимался этим еще до того, и кто-то должен это делать. Так получается, что... Ну, вот так, наверное. Я не могу ответить на Ваш вопрос. Лучше — все призывают — сидеть дома. Давайте будем сидеть и не будем прибавлять...
А. Леонтьева
— Сидите дома, дорогие.
В. Хавшабо
— Давайте подумаем, да, о наших врачах, которые рискуют своей жизнью, своим здоровьем, чтобы вытаскивать нас из всего этого. Поэтому давайте не будем прибавлять им работы. Давайте, по возможности, будем сидеть дома. Если такая возможность есть, давайте ею воспользуемся.
А. Леонтьева
— Володь, если мы говорим о сидении дома, ну, мы так вот пытаемся как-то друг с другом все равно общаться. Я, например, очень стараюсь хотя бы двум людям в течение дня позвонить, которые пожилые, которые совсем там плотно сидят, и с ними поговорить. Ну, просто чтобы они поговорили с кем-то, да? Вот хотелось представить себе день Вашей большой семьи в Вашем самоизолированном домике. Я часто этот вопрос сейчас на передаче задаю. Вот можете примерно описать, как выглядит день с утра до вечера Вашей, в общем-то, огромной семьи?
В. Хавшабо
— Все очень просто, все как обычно. Проснулись. Я просыпаюсь первым. Иногда, когда на смену... У меня зять — медик, он ездит на работу в детскую больницу. И иногда, когда у него смена, он встает первым, но чаще встаю я. Выхожу на улицу, начинаю... Мы за это время, пока вот мы на карантине, мы наконец-то построили фонтан во дворе с ребятами, посадили какие-то деревья, что-то там перенесли, что-то сделали. Ну вот как-то могу сказать, что вот этот карантин запомнится для меня не только всеми вот этими мучениями и радостями, но и новым таким приятным... приятной площадочкой перед домом. Раньше у нас как-то было так вот, по-деревенски, а сейчас более цивильно и красиво. Кроме того, мы наконец-то собрали, допустим... Ну, мы это делаем вечером, потому что утром я бужу ребят, они завтракают, разбегаются по занятиям, потом у них перемены, они, каждый, занимаются своими делами, связываются с друзьями, общаются и так далее. А вечером — после обеда, вернее — мы собираемся на третьем этаже в нашей мастерской и собираем наш корабль. Или делаем что-то еще, какие-то поделки. Потом бросаем этот корабль, беремся за что-то другое. То есть постоянно в каком-то движении. Ни к чему одному как-то особо не прикипаем, чтобы... как сказать... чтобы не потерять интереса. Готовим — тоже любим. Собираемся, чего-нибудь там наляпаем... Обычно у нас мама готовит, но когда очень хочется чего-то такого хорошего, мама говорит: «Так, хотите — давайте, вперед!». И мы садимся и начинаем чего-нибудь придумывать. Мама это не очень любит у нас, потому что после этого надо убирать же... Вы же понимаете, как мы можем готовить, когда куча народу на кухне...
А. Леонтьева
— (Смеется.)
В. Хавшабо
— Что потом надо... Сколько всего выгребать после нас. Но иногда мы достукиваемся до нее. Последний раз мы лепили манты и с удовольствием съели вместе. Ну, и вечером... У нас каждый вечер заканчивается тем, после того, как мы отдежурим, сдаем дежурство друг другу, мы садимся в зале играть. У нас огромное количество игр, большая игротека. Достаем эти игры все и начинаем «дубаситься». (Смеется.) Вот таким образом. Спать мы ложимся, только когда уроки, допустим, пораньше, да? У нас есть еще же традиция — я как-то говорил о ней, — что в восемь часов все средства связи... Вот поэтому Вы не могли до меня дозвониться, что мы их убираем. Мы их сдаем. У нас есть торжественная площадь для этих вещей, мы туда все выстраиваем, подключаемся, и все — и до утра они у нас хранятся там. Мы общаемся, играем, разговариваем, подводим итоги. Мы скажем друг другу претензии или, наоборот, говорим что-то такое хорошее. Строим планы на будущее, пьем чай, жуем конфетки, там, и все, что угодно — все, что напрятали, вытаскиваем. Такое вот времяпрепровождение. По выходным мы можем заиграться... Ну, вчера, допустим, разогнал уже всех в первом часу ночи. Потому что народу много, им хочется поболтать... Хотя, мне кажется, столько времени — можно было наболтаться. Нет, они все равно находят как бы темы для разговора. Ну, в общем, живем обычной жизнью. У нас все хорошо. (Смеется.)
А. Леонтьева
— Мне очень, Володь, стало тепло от этого рассказа — от того, как вот Вы рассказываете, что Вы в восемь часов все выключаете, начинаете играть в игры, разговаривать. Мне просто потеплело на душе.
Напомню нашим радиослушателям, что сегодня с нами на связи Владимир Хавшабо, отец десятерых детей, дедушка шести внуков, и мы говорим о семье. Володь, вот мы уже встречались в студии, но это было давно, и, Вы знаете, мне хочется такой момент напомнить себе и радиослушателям, но он очень важный. Мы говорили не просто о том, что Вы, там, усыновили восемь детей, семь из которых — особенные. Мы говорили о том, что Вы занимаетесь «сбычей их мечт», вот так, не побоюсь этих слов. И Вы рассказали в передаче, но ведь прошло много времени, многое изменилось. Можно ли Вас спросить, вот какие еще мечты сбылись за то время, пока мы с Вами не общались, у Ваших детей? А может быть, у Вас?
В. Хавшабо
— Ну, вообще-то, все мечты, о которых мы говорили, они как бы осуществлены. Учитывая...
А. Леонтьева
— А давайте еще раз о них поговорим.
В. Хавшабо
— Ну, Олег хотел поиграть... сыграть в шахматы — он шахматист — с чемпионом мира. Его мечта осуществилась, он играл с Карякиным. Карякин делал такую игру — как там называется, когда много игроков? Честно говоря, забыл. А, единовременная игра как бы, да? Чемпион играл с несколькими ребятами. Вот один из фондов Москвы на телевидении вместе с телеканалом «Матч» проводил такую игру, и мы узнали об этом, позвонили, и нас пригласили. И в этом плане — вот там было восемь детишек, и Олежка был самый счастливый от того, что он последний, кто проиграл Карякину. Это был праздник. И это даже отметил чемпион тоже, сказал, что молодец, умничка. Умничка... Илюша мечтал просто поехать и попробовать посоревноваться с паралимпийцами нашими, нашей сборной Ирины Громовой (сборная легкоатлетов и лыжников). Но вот эта мечта превратилась в нечто большее, потому что Илюша сегодня — чемпион Москвы среди юниоров по гонкам на спортивных колясках и бронзовый призер России среди юниоров.
А. Леонтьева
— Ничего себе!
В. Хавшабо
— Вот. Так что... Сейчас готовится к новым соревнованиям. Учится в техникуме и готовится к новым соревнованиям. Саня мечтал о концерте — чтобы ему хлопали, сыграть с оркестром. Ну, вот эта мечта — она как бы немножко трансформировалась у нас, но Саня играл и на сцене, ему хлопали, ему вручали призы. То есть Саня и сейчас востребован, это важно очень для него. Поэтому его мечта продолжает сбываться каждый день и каждое выступление, скажем так. Вот... Старший Олежка хотел тогда еще, перед операцией, еще до операции, у него было желание такое — попробовать быть капитаном яхты. Ну, как бы вот так вот возникло между прочим. Об этом желании тоже узнали мои друзья, и мы не просто покатались на яхте в качестве капитана — для нас устроили регату, где наша яхта пришла второй. Ну, естественно, не только мы в составе этой команды были, но и профессиональные ребята. Но тоже, так сказать, пришлось попотеть, чтобы прийти вторыми и вообще чтобы поуправлять этой штуковиной. Ну вот, собственно, вот такие были мечты. У меня пока еще слабо получается с мечтой... Ну, я уже бросил эту идею, у нас разные другие идеи с новым молодым человеком... Ну, я думаю, что когда-нибудь у него тоже появится такого плана мечта... (Смеется.) Надеюсь, что это все-таки произойдет.
А. Леонтьева
— «Новым молодым человеком» Вы называете нового члена Вашей семьи, да?
В. Хавшабо
— Да, да! Дима, наш десятый ребенок.
А. Леонтьева
— Как зовут, сколько лет?
В. Хавшабо
— Дима. Семнадцать. Он сейчас учится в 9-м классе, мы готовимся к экзаменам и будем поступать в колледж. Дима также — он такой у нас любитель компьютеров, и нам с ним удалось поступить — с помощью тоже наших друзей, клуба «Арифметика добра» — на курсы Cisco. Да, Академия — Cisco, по-моему, называется. Они готовят как раз таких системных администраторов, ну, вообще специалистов в области компьютеризации. Вот он с удовольствием там занимается, делает тоже какие-то успехи — ну, свои, какие-то победы, и очень доволен. У него был день рождения, и я вот решил, что давайте мы ему подарим компьютер, но не совсем компьютер, а подарим ему детали от компьютера разные. Пусть он выберет, какие ему нужны, и пусть он соберет. Ну, и посмотрим, чему его там научили. Вы знаете, он собрал, и у нас теперь... вот у него есть компьютер, собранный собственными руками.
А. Леонтьева
— Потрясающая идея! Володь, потрясающая идея! В голову бы никогда не пришло — собрать компьютер! То есть, ну, подарить детали... Здорово!
В. Хавшабо
— Да, вот и сделали... Дима у нас уже как бы адаптировался более-менее. Ну, естественно, мы с ним воюем еще периодически, еще как бы видно, что не то, чтобы он не освоился — нет, Дима продолжает отстаивать как бы свои позиции, но... Короче, все будет хорошо. (Смеется.) Не в том плане, что какие-то жалобы, нет. Но все-таки Дима еще немножечко отличается, скажем так... Но это здорово — каждый должен отличаться, почему все должны быть одинаковые?
А. Леонтьева
— Да, я помню, в передаче, где мы встречались лично и с Костей, Вы сказали тоже такую очень здоровскую вещь — что дети, которые особенные, Вы говорите им о том, что все люди, в принципе, особенные. Не они отдельно какие-то особенные — мы все особенные. Кто-то рыжий, кто-то вот...
В. Хавшабо
— Да-да-да! Кто-то лысый, я говорил еще, намекая на свою лысину! (Смеется.) Так что... И они это понимают. Они это понимают. Я очень... Они действительно это... Ну, то есть никто не воспринимает себя... Вот если можно говорить о какой-то победе нашей общей, вот я считаю, что вот именно в этом победа — что мы не чувствуем себя инвалидами. Правда. У нас есть инвалидные бумажки вот эти вот, мы иногда ими пользуемся, да, когда в этом есть такая необходимость. Но внутри — и физически, и морально — мы не чувствуем себя инвалидами. Мы живем полноценной жизнью, мы стараемся как бы брать идею по максимуму, все, что можно. Мы, кстати... Еще у нас включилось одно событие между нашими этими самыми... Мы совершили такое дальнее путешествие на Кубу с ребятами.
А. Леонтьева
— О!
В. Хавшабо
— В декабре месяце, да. Мы наконец-то сделали вот такой далекий... Мы часто летаем, ездим и по странам, и по российским регионам, но вот такое дальнее путешествие мы совершили первый раз. И в этом году мы планировали, конечно — ну вот немножко пришлось подкорректировать наши планы, но то путешествие мы совершили на Остров Свободы. Я помню, конечно... Мы там были 12 дней, а потом еще задержали самолет, еще три... Но я очень хотел домой, честно говоря. Я всегда на третий день уже хочу домой. (Смеется.) Но дети все говорят: «А-ай! Ну тебя! Опять начинается!» И когда нам сегодня улетать, на двенадцатый день я такой был счастливый, а они такие грустные... И вдруг нам говорят, что наш самолет задержит туристическая компания до вечера, что у нас появился еще один день. Для меня это была мука, но они были такие счастливые и радостные! По-моему, за этот день они сделали куда больше, чем за те двенадцать.
А. Леонтьева
— (Смеется.) Подарочный день.
В. Хавшабо
— И мы считаем, как бы вот именно вот такой отдых. Нас не очень устраивает, когда можно просто лечь, так сказать, и смотреть на солнышко. Нет, мы стараемся чего-то там куда-то лазить, попадать в какие-то истории и так далее. Живем полноценной жизнью. И это очень важно. Ну, для нас, для ребят. Вообще для нас это очень важно. Вот это ощущение того, что мы нормальные люди, такие же люди, как все.
А. Леонтьева
— Ну мне очень...
В. Хавшабо
— Я, наверное, повторяюсь, потому что я об этом говорил уже и в прошлый раз, но это действительно одна из самых важных таких задач, важных целей.
А. Леонтьева
— Володь, я хочу сказать, что мне очень близка эта позиция. У меня трое детей. Старший сын шесть лет назад потерял правую руку с плечом в страшной автомобильной катастрофе. Но он живет... То есть никак к таким людям не приложимо слово «инвалидность». Он красивый, он живет, работает, веселый он, путешествует. Ну, то есть вот это вот понятие — оно, конечно, действительно очень условное. Я хочу...
В. Хавшабо
— Все зависит от человека.
А. Леонтьева
— Угу. Да, зависит от человека. Но, наверное, еще и от поддержки семьи, так?
В. Хавшабо
— Да, да. Семья — это самое, самое важное. А потом уже — от человека. Ну да, это как семечка — вот мы сажаем с Вами... Если она просто лежит — ну, ничего с ней не будет, она будет лежать сухой. А может быть, когда-нибудь вообще ее выкинут. А если мы ее вот в эту среду... Это я почему так об этом говорю, про семечку вспомнил? Потому что как раз этим занимаюсь сейчас — сажаю и так далее. И оно дает всходы, и ты смотришь, любуешься и думаешь — здорово, красиво! Так что...
А. Леонтьева
— Здорово! Знаешь, не могу не задать... Знаете... Ой, я уже пытаюсь на «ты» перейти... Вот до того как-то я увлеклась Вашим рассказом... (Смеется.) Володь, не могу не задать вопрос, который мы часто задаем на передаче, но он такой, может быть, обычный, но все равно не могу его не задать. Вот эта движуха — ну, такое слово «движуха», которая в Вашей жизни присутствует, которую Вы сами создаете, из которой Вы не выходите, у Вас... Мы говорили, по-моему, в прошлый раз про, знаете. мечты — как в старости у меня будет такое бунгало на берегу моря...
В. Хавшабо
— (Смеется.) Да-да-да, Вы помните? Спасибо!
А. Леонтьева
— «Я буду с бокалом розового вина смотреть на розовый город». (Смеется.) Ну вот, судя по всему, пока это все очень сильно, как минимум, отодвинуто. А где Вы, Володь, вот Вы лично, как отец всего этого большого семейства, находите свою тишину и свой вот этот аккумулятор, чтобы подзарядить его? Свое, вернее, зарядное устройство, чтобы подзарядить им «батарейки» для дальнейшей движухи? (Смеется.)
В. Хавшабо
— Вы знаете, Ань, мне иногда... вот я думаю: как хочется побыть одному! Были такие мысли, не скрою. И у меня даже — я не знаю, рассказывал я Вам эту историю или нет — был такой момент, когда я провожаю куда-то там жену с двумя детьми — в Крым, по-моему, кого-то там — в лагерь и так далее, и вот отвожу последнего своего студента старшего на вокзал, он едет к своим родственникам кровным на неделю. Я думаю: «Господи, все! Вот сейчас я буду один, как же это здорово!» Я еду домой — счастливый, я думаю, как это сейчас все будет: я зайду в дом, там — тишина. Хочу — туда, хочу — это, хочу — готовлю, хочу — не готовлю, хочу — сплю. Ну, в общем, все безразлично, все только о себе... Я захожу в этот дом, свой, родной, который я очень люблю, и я понимаю, что как-то дискомфортно — что никто не бежит, никто не кричит, никому ничего не надо. И вообще — я никому не нужен. Вообще, я сам по себе... И для меня это стало настолько тяжело и трудно... Меня выручили дети, которые живут отдельно, старшие. Они мне позвонили, говорят: «Пап, как ты?» Я говорю: «Мне фигово, ребята. Чего-то прямо... Ну, не пойму я... Как-то мне...» И вот они приехали к вечеру, и я понял, что — нет, одиночество — это только мечта, и она такая обманчивая, мечта. Ну, чтобы было о чем мечтать, да? (Смеется.) Ну, не хочется, не хочется этого. Мне все вот эти вот силы, как Вы говорите, если можно так сказать, я вот черпаю именно в семье. Ну вот такой... Я это не для громкого слова, это не для того, чтобы, там, потом — какой я умница и хороший. Но вот, действительно, для меня вот это вот... Вот они все — плохие и хорошие, противные или, наоборот, там, вредные, или, наоборот, такие сладкие, классные — ну вот они мои. И вот это как раз то самое зарядное устройство. Правда. Правда, Аня. (Смеется.) Я не знаю вот... И кажется, что это так звучит немножко, может быть, неправильно, но так вот, именно так.
А. Леонтьева
— А что делать! (Смеется.)
В. Хавшабо
— Одному не хочется. Ужас просто! Просто ужас! (Смеется.) Просто... Я думаю о том, что вот сейчас они все переженятся, перевырастут и уедут, и вот на этом как бы мне придется думать о том, как жить дальше. Но пока опыт показывает, что они все равно возвращаются. Все равно они приезжают, даже когда они стали взрослыми, большими. И меня это как бы успокаивает, это меня радует.
А. Леонтьева
— Я заслушиваюсь, поэтому даже забываю, какой нужно вопрос задать. Но все-таки спрошу: вот что-то особенное появилось, когда Вы такие запертые дома стали? Какие-то особенности, какие-то, может быть, новые навыки, какие-то традиции? Или, наоборот, что-то ушло из жизни? Вот что Вы приобрели или потеряли во время нашей вот карантинной такой запертости?
В. Хавшабо
— Аня, я Вам уже говорил по поводу того, что вот мы стараемся брать от жизни все, что лучшее... Что она дает, что у нас получается. Как бы, ну, не отставать, жить сегодняшним днем, тем, что есть. И поэтому — да нет, ничего нового. Мы как жили, и живем. И из каждой ситуации получаем то, чего мы хотим, что нам нужно. Настроились... Вообще, я хотел бы по поводу карантина... Сейчас мысль такая пришла, что вот лично для нас это был такой вот какой-то концентрат жизненный такой, вот сгусток жизни, который воплотил в себя все. Вот за этот период мы потеряли очень родного человека, проводили его в последний путь. В это же время один из наших детей образовал свою семью, родилась еще одна ячейка продолжения нашего большого дома.
А. Леонтьева
— Ваш сын женился, правильно?
В. Хавшабо
— Старший, да, старший сын женился. Свадьбы как таковой не было, но было опять, как в нашей традиции... Мы собрались дома и все вместе опять... Конечно, они мечтали о свадьбе, чтобы было много людей, гостей. Но пришлось планы немножко скорректировать, и мы опять в кругу семьи отпраздновали это событие вместе. И сейчас продлится еще немножко карантин, и я чувствую, что это будет именно в карантин, и в нашей семье родится еще один, седьмой внук. То есть вот все, что можно было получить от жизни, то, что люди получают годами, у нас это все уложилось вот в этот промежуток. Так что, как сказать, что у нас там не было и что было... У нас было все. У нас все было так, как всегда, как в жизни. Жизнь у нас не остановилась, не поменялась. Она продолжала течь в правильном направлении. Мы так же ругались, мы мирились... Короче, все как должно быть. Все как должно быть. Ничего не изменилось.
А. Леонтьева
— Прекрасно! Володь, я хочу поблагодарить Вас за очень теплую и очень, я не побоюсь этого пафосного слова, духоподъемную беседу. С нами сегодня был Владимир Хавшабо, отец десятерых детей и, можно я так скажу — скоро уже семерых внуков. (Смеется.) Мне очень важны было в этой беседе два момента, которые я даже написала на бумажке. Володь, Вы сказали про вопрос самоизоляции — «для меня главное — это семья, и это главное — со мной». И также еще одна фраза, которую я записала, — «семья — это лучшее лекарство». Спасибо Вам огромное за эту беседу! С Вами была Анна Леонтьева. Христос Воскресе!
В. Хавшабо
— Воистину Воскресе! Спасибо, Аня!
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер