«25-летие возрождения Санкт-Петербургского Воскресенского Новодевичьего монастыря». Игумения София (Силина)

Нашей собеседницей была настоятельница Воскресенского Новодевичьего монастыря в Санкт-Петербурге игумения София (Силина).

Мы говорили о том, как четверть века назад началось возрождение обители, каким образом в монастыре возникли многочисленные социальные проекты, как живут современные монахини, а также матушка поделилась, какое место занимают новомученики в духовной жизни верующего и почему их важно почитать.

Ведущий: Константин Мацан

---

К. Мацан

—"Светлый вечер" на радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан, а в гостях у нас сегодня, на нашем «Светлом вечере» игумения София (Силина), настоятельница Санкт-Петербургского Воскресенского Новодевичьего монастыря. Добрый вечер.

Игум. София (Силина)

—Добрый вечер, Константин и дорогие радиослушатели.

К. Мацан

—Встречаться с вами на волнах радио ВЕРА — это уже такая хорошая традиция. Я скажу нашим слушателям о том, что эту программу мы записываем не в Москве, а в стенах Новодевичьего монастыря в Санкт-Петербурге, у вас в гостях, за что вам тоже отдельная благодарность. Богата эта осень на красивые юбилейные даты. Я напомню, что в прошлый раз на волнах радио ВЕРА мы с вами говорили о 160-летии главного храма Лесного хозяйства России, этот храм является подворьем вашего монастыря. А сегодня мы поговорим о дате, которая касается непосредственно монастыря, обители и вашего служения в этом монастыре — 25 лет с начала работ по возрождению Санкт-Петербургского Воскресенского Новодевичьего монастыря. Я поздравляю вас — наши слушатели тоже присоединяются, и поздравляю всех наших слушателей в Санкт-Петербурге, всех тех, кто является прихожанами монастыря, кто приходит сюда молиться и помогать — поздравляю вас с этой прекрасной датой. Понятно, что хочется говорить о монастыре и о том, как всё это происходило через ваши воспоминания, через ваши истории. Вы же с самого начала принимали участие в возрождении. Как в вашей жизни появился Новодевичий монастырь?

Игум. София (Силина)

—Этот монастырь появился в моей жизни, когда мне было, наверное, 14 или 15 лет. Мы пришли , как помощники Общества охраны памятников, и нам поручили на кладбище Новодевичьего монастыря чистить какие-то памятники. Это был 1987-й год, 1988-й. И на этом кладбище чувствовался необыкновенный мир и покой.

К. Мацан

—Звучит интригующе, конечно. На кладбище — мир и покой чувствовался в 15 лет.

Игум. София (Силина)

—Да, ощущалось что-то неземное, это правда, хотя, конечно, храмов здесь действующих не было. Здесь был институт машиностроения — закрытое учебное заведение, на его территорию невозможно было попамть. А внешне храмы было не узнать, потому что всекупола и кресты были снесены, а храм Казанской иконы Божией Матери, внешне сохранявший свою церковную форму, тоже был закрыт. В России всё-таки нечасто встречается стилистика неовизантийских храмов: мы привыкли к золотым куполам, главкам и крестам — ничего этого не было. Так я в первый раз оказалась в этом монастыре, и так в моей жизни возник этот монастырь.

К. Мацан

—А как вы пришли сюда в качестве послушницы и монахини?

Игум. София (Силина)

—У меня, конечно, было желание личное принять монашество, и благословение старцев. Я просилась к Владыке митрополиту, а про этот монастырь как-то и не думала, хотя звучала тогда тема возвращения монастырей. До этого я работала юристом, ещё раньше проходила практику в Городском совете депутатов, и я помню, что одним из таких поручений мне было разобраться в юридической ситуации, когда община, которая здесь находилась, перешла под юрисдикцию Зарубежной Церкви. Это было задолго до объединения церквей, и являлось антиканоническим действием, когда храм, находящийся на территории Санкт-Петербургской епархии, оказался под властью другой юрисдикции и архиерея. Тем храмом тогда я занималась, и мы приходили сюда с отцом Владимиром Сорокиным, который был тогда ещё и благочинным, и помощником Владыки митрополита, мы занимались этим вместе с городскими властями. Я тогда не была ещё ни послушницей, ни монахиней, но пришлось заниматься судьбой этого храма. Тогда Владыка митрополит Иоанн благословил меня заняться возвращением Новодевичьего монастыря, хотя по благословению Владыки я готова была пойти в любое место, в какое он скажет, в любой монастырь. Владыка благословил заняться возвращением Новодевичьего монастыря, так я начала проходить послушание по аозвращению обители. Ну и впоследствии, конечно, когда я уже стала монахиней, и послушание старшей сестры, а потом игумении.

К. Мацан

—А что из себя в те годы, когда вам поручили заниматься возвращением монастыря, представлял из себя монастырь, что было на этом месте? Надо полагать, это были стены храмов, я не знаю, был ли в это время ещё здесь институт машиностроения...

Игум. София (Силина)

—Ситуация, конечно, была такой, что нормальный человек испугался бы и не стал этим заниматься. Но монахи — это не совсем нормальные люди, поэтому они всегда куда-то идут.

К. Мацан

—Что вы увидели?

Игум. София (Силина)

—Не всё было мрачно, например, храм Казанской иконы Божией Матери, всё-таки, был уже приходом, и богослужения там совершались между станков. Поскольку в алтаре невозможно было служить — там висела какая-то пыльная и грязная завеса, фанерная перегородка была вынесена вперёд, и тут же стояли какие-то не увезённые, там совершались богослужения, были ещё какие-то пределы. А сам монастырский комплекс — это было впечатляющее зрелище. Например, когда мы заходили в Воскресенский собор, это была проходная заводского типа, через неё бегали собаки. И однажды ко мне приехали сёстры, у меня уже благословение заниматься передачей монастыря, Владыкой митрополитом Владимиром я была уже назначена старшей сестрой сестричества, но пока мы никаких дел не приняли, это было вскоре после моего пострига, но ко мне приехали сёстры из Суздальского Покровского монастыря, я их встречала, принимала, где-то размещала и предложила вместе поехать в Новодевичий монастырь, которым Владыка благословил меня заниматься, и помолиться там. Когда мы вошли в Воскресенский собор — а, повторюсь, это была огромная проходная — сёстры запели «Воскресение Христово видевше», сестёр было очень много, целый автобус, 40-45 человек, молодые девушки, чада покойного старца Наума и матушки игумении Софии (Комаровой), которея была первой настоятельницей Суздальского монастыря, духоносная такая старица. И вот, вся эта поющая молодёжь, с красивыми голосами и регентским образованием, все 40 человек грянули «Воскресение Христово видевше». Была полная темнота, вдруг откуда-то выскочил человек с искажённым от ужаса лицом и стал кричать: «Зачем вы здесь поёте?» Это был главный инженер этого института, он почувствовал, что для чего-то мы поём здесь, и это пение может привести к чему-то не оченьдля него приятному. Такие впечатления были у нас, когда мы сюда приехали. Отец Илий (Ноздрин), когда побывал у нас и увидел эту проходную, велел срезать её. Мы не знали, как это сделать, но он посоветовал подогнать трактор, и трактором срезать. Вот, такой был старец боевой, вдохновляющий нас на такие поступки, это было очень в стиле отца Илия. Вот, так мы съездили. Институт здесь находился, какие-то аренды были, какие-то фирмы были. Этот дом, в котором мы находимся, был в полулегальном статусе, неофициально разрешили здесь держать какие-то приходские службы, но подбор людей был очень необычен: тут были и бывшие зэки, какая-то семья, которой, возможно, негде было жить. Как только мы входили в это помещение — тут был станок деревообрабатывающий, стружка летала по всем этажам, и мы эту стружку из борща и супа вылавливали. Обогревались при помощи калорифера, а этот калорифер гнал воздух, такой мощный был, и он загонял эту стружку в супы, во всю еду, в постель. Есть, что вспомнить: воды не было — носили воду в ведёрках из соседних зданий, тепла не было — замерзали, было электричество и был долг за предыдущий год за коммунальные платежи этого прихода. 40 или 50 рублей было в кассе на момент передачи монастыря — и такой вот долг, около 40-50 тысяч, уже в таких деньгах. Вот, так здесь было, интересно по-своему.

К. Мацан

—Вот, вы сказали, что отопления не было. А я, как москвич, когда приезжаю в Северную столицу, часто вспоминаю Пушкина: «И вреден север для меня», потому что голос моментально садится. Я не могу не спросить: а как здесь было жить или выживать, если было холодно? Я ещё понимаю, когда мужской монастырь, как-то мужики суровые накинут бушлат какой-то и лягут спать, привыкнут. А тут приехали монахини, сёстры, девушки приехали. Вот, как здесь было жить?

Игум. София (Силина)

—Ну, в целом, конечно, народ у нас был не избалованный, всё- таки 1997-й год, это сейчас молодёжь другая. Если мы детей куда-то отправляем, на одного ребёнка — один сопровождающий, мы-то привыкли, всё-таки, в то время жить по другому. Тем более, вы спрашиваете, как мы там ночевали — я вспоминаю начало 1990-х в Троице-Сергиевой Лавре: спишь на клиросе на полу, укрываешься курткой, в которой спал, и это может быть не один день, а три и четыре дня. Я помню, мы в Черниговском скиту спали на клиросе, у меня было элитное место в просфорне: там стояла лавка шириной несколько сантиметров, до прихода просфорницы ты должен был, естественно, с неё встать. Спать надо было как в гробу, иначе скатишься. Поэтому мы, в общем, не очень избалованные были, но без тепла было тяжело. И вот наступает осень, холодает, 21 ноября — собор Архангела Михаила — у нас не включено отопление, этот Институт немного измором хотел нас взять. Были, конечно, формальные причины: долги прихода, который тут был до нас, но главная цель была, чтобы мы тут не жили. Я звонила маме, она приглашала нас с сёстрами приехать домой и погреться. Но это было такое острое переживание предательства по отношению к монастырю — бросить обитель из-за какого-то тепла. Мы терпели-терпели, и 21-го ноября, на Архангела Михаила, я звоню инженеру Института, Геннадию Михайловичу, он уже человек немолодой, и напоминаю ему, что сегодня день памяти Архангела Михаила, день именин его папы, и спрашиваю, радуется ли он, по его мнению, на том свете тому, что онмонахинь, бабушек морит холодом?

К. Мацан

—И какая была реакция?

Игум. София (Силина)

—Через несколько часов забурчало в батареях отопление, пустил отопление.

К. Мацан

—Игумения София (Силина), настоятельница Санкт-Петербургского Воскресенского Новодевичьего монастыря сегодня с нами в программе «Светлый вечер». И мы говорим о 25-тилетии с начала работ по возрождению монастыря. Сегодня это — красивейшее место, известное всем в Санкт-Петербурге, я думаю, что жители Санкт-Петербурга знают об этом месте, а слушатели из других городов, возможно, не знают. Приезжайте в Санкт-Петербург, приходите в монастырь и удивитесь этой красоте, особенно, может быть, на фоне того, что матушка рассказывает о прошлых временах. Смотришь на эти храмы, на эти красивейшие стены, как они расписаны, на людей, которые молятся в этих стенах, живут духовной жизнью, и понимаешь, что Господь милостив и не оставляет Своей помощью тех, кто проявляет дерзновение. Вот, мы говорим о том, что именно сейчас, в ноябрьские дни вы празднуете двадцатипятилетие обители. А почему именно сейчас? С какой датой вы это ассоциируете?

Игум. София (Силина)

—Конечно, решение Священного Синода об открытии нашего монастыря было весной, там возникли ещё некоторые эпидемиологические проблемы, но мы решили немножечко, так сказать, перенести на осень, потому что в этом году — память о расстреле сестры нашего монастыря, преподобномученицы Серафимы (Горшковой). Это, пока что, одна официально канонизированная сестра, по ней были собраны документы комиссии по новомученикам, я думаю, что Казахстанской, потому что она в Казахстане была расстреляна. И мы решили к этому памятному дню приурочить ещё и празднование возрождения обители, потому что мы очень остро чувствуем связь с новомучениками, с подвижницами, которые здесь жили. Я, если позволите, расскажу такой необыкновенный сон: это было ещё до открытия монастыря, я тогда ещё трудилась в Духовной Академии, и на приём к митрополиту пришла женщина, Людмила Петровна, и принесла списки репрессированных монахинь монастыря с той целью, чтобы где-нибудь их поминали. И она обратилась к митрополиту. Всё дело в том, что она была крестницей последней игумении нашего монастыря — игумении Феофании (Рендель), которая тоже умерла где-то в ссылках, она была репрессирована вместе со своей келейницей, хотя келейница, насколько я понимаю, добровольно поехала за ней — это была тётя той женщины, принёсшей списки. Раба Божия Людмила потрудилась в архивах ФСБ, составила списки имён репрессированных монахинь и принесла их митрополиту Иоанну. Владыка отправил эту женщину ко мне, она передала мне эти списки, телефонами с ней обменялись. И, в один из дней, мне приснился такой очень яркий сон: парк, деревья в воде, и вода такая, как говорят, наливная, то есть, не река и не озеро, а именно как бы после дождя или снега. И в ней стоят такие колышки, и рядом с водой или из воды выходят монахини, но они все в белом. И я явственно услышала такой голос: «Не бойся, здесь всё заложено для тебя». И были ещё там некоторые моменты: Владыка Иоанн тоже приснился, и ещё какие-то символические вещи, как будто в этом озере я рыбу ловлю руками, там рыба очень большая плавает. И, когда я рассказала об этом своему близкому батюшке, отцу архимандриту Николаю эту историю, точнее, этот сон, и он сказал мне о том, что сегодня после службы поминал синодик с репрессированными монахинями нашего монастыря, который я ему дала. Тогда я спросила, почему они были в белом, и он ответил: «Это же новомученицы, как в Откровении Иоанна Богослова сказано, что белые одежды будут даны мученикам». Поэтому, мы тоже хотим таким образом почтить память нашей мученицы, и в её лице всех исповедниц и мучениц, чьими молитвами, как мы верим, возрождалась и возрождается наша обитель.

К. Мацан

—Я не могу вас здесь не спросить о новомучениках , об этом опыте их почитания, который сегодня, как это слышно из разговоров, представляет особый интерес и тему для размышления, как минимум. Мы знаем о новомучениках, или будем надеяться, что знаем и узнаем всё больше, мы почитаем их, но, на самом деле, если окинуть взглядом пространство вокруг, сколько храмов новых посвящено именно новомученикам? Не так много, как, может быть, хотелось бы. Одна моя знакомая ещё более жёстко задала вопрос в частной беседе:- Почему так мало заказывают молебнов новомученикам? Не очень понятно обычному верующему — и я, в этом смысле, себя не отделяю от обычных верующих — не очень понятно, о чём просить у новомучеников, о чём молиться? Есть великие и известные святые: святитель Николай (Чудотворец), святитель Спиридон (Тримифунтский) — там уже какая-то народная религиозность многовековая сформировала, если угодно, канон. О чём молиться батюшке Николаю? О том-то, в путешествиях обычно молятся, например. И это неплохо, на мой взгляд, потому что, наверное, Господь даже такую нашу наивную религиозность любовью покрывает и откликается на неё. Если просишь святого Спиридона, привыкли просить его о проблемах с недвижимостью — и он помогает обычно. Я знаю по рассказам людей, что в день памяти святителя Спиридона — 25-го декабря — и сделки с недвижимостью закрываются, и какие- то проблемы с квартирой решаются, я знаю на своём опыте, потому что обращался. Но тут очень трудно провести параллель с тем, кто для нас новомученики. Каков для вас их духовный облик, и какова суть их подвига? Какой духовный пример они являют, и с каким внутренним вопросом к ним можно в молитве обращаться?

Игум. София (Силина)

—Ну, вот по поводу того, каких святых почитать. Тех, которые были, новомучеников или ещё что-то. Вы не ставите вопрос: либо — либо? Но я скажу так, что малое почитание новомучеников — это большой укор нам в нашей духовной жизни. Преподобный Симеон-Новый Богослов почитал своего духовного отца Симеона Студита. И у него даже были конфликты с местной властью церковной, потому что он устраивал такие бдения в день памяти своего духовного отца с литиями, и так далее. Его как — то укоряли и говорили: не достаточно ли предыдущих веков, когда у нас уже столько святых? И он резко очень высказывался и говорил: не может быть почитания древних мучеников и святых, если мы не почитаем тех, кто жил рядом с нами и перед нами. Ну, можно даже посмотреть в его творениях, он очень резко говорит. Была даже, на тот момент, одна из идей в Церкви, что достаточно уже канонизированных, хотя тогда и не было официальной канонизации, но святых у нас уже хватает, на что, конечно, Симеон-Новый Богослов говорил, что дело Церкви — рождать святых, и, если она не рождает святых, она уже не жива. И то, что наша Церковь родила в XX веке новомучеников говорит о тои, что это — живая Церковь, и что жизнь Святого Духа в Церкви не закончилась в IV веке или, если говорить об иконоборчестве, в VIII или IX веке. Нет, Церковь рождает святых, и благодать Святого Духа живёт в ней. Конечно, когда до практики доходит, какие препятствия и проблемы существуют? Большевики были образованными людьми, по крайней мере, часть из них, идейные вдохновители, они знали, что такое почитание мощей. Недаром, один из главных указов в 1922-м году, когда разруха, голодуха и жилищный вопрос, какой указ подписывает Совнарком? О борьбе с мощами, об изъятии мощей. Конечно, коммунисты, будучи людьми образованными, знали корни такого явления как мощи, народное почитание мощей, и сделали правильные для себя выводы. Надо в таких местах расстреливать, убивать и уничтожать христиан, чтобы не было никакого почитания их мощей. И в этом есть, конечно, какая-то своя сторона, потому что, ао-первых, места массовых расстрелов находятся там, куда людям очень трудно добраться. Например, если брать Казахстан, я никогда там не была, но на фотографиях мы видим огромную такую степь, поле, где стоят кресты, и мотни тысяч людей расстреляны. Или, например, Бутово в Подмосковье, его ведь недавно сделали.

К. Мацан

—Я, как раз, хотел сказать — пусть это не прозвучит как-то назидательно — какая часть москвичей доехала до Бутовского полигона, хотя это несколько минут на машине от МКАД, а если не на машине, то на общественном транспорте: ходят автобусы и метро рядом, то есть, добраться можно легко.

Игум. София (Силина)

—Большевики — они это всё, видите, очень тайно делали. Они, конечно, в отличие от римской власти, которая соблюдала принятые у них нормы права, хотя и им тоже была свойственна, как мы понимаем, коррупция, когда мы читаем, что христиане выкупали за деньги останки тел, то с этой махиной, так сказать, советского псевдосудопроизводства и псевдоправосудия, с ней договориться было невозможно. Вот, в этом году исполняется 100 лет со дня расстрела священномученика Вениамина. До сих пор мы не знаем точной даты его расстрела и не знаем точного места, где он был расстрелян. Это налагает определённый момент, а другой момент, конечно, это мои размышления, почему нет такого широкого народного почитания? Во-первых, всё-таки, где-то оно есть. Мы можем сказать, что в храмах пишут иконы, в храмах пишут росписи. Вот, у нас, в нашем Воскресенском соборе не сохранилась информация об иконографии, какая она была, и мы можем себе некоторое творчество позволить. У нас написаны все петербургские новомученики, канонизированные на тот момент: это и миряне, и святители, и преподобномученики, и — место позволяло — мы написали преподобномучеников и преподобномучениц, которые у нас на северо-западе пострадали, тоже мы их написали, петербургских святых: Кира Оболенская, и другие. Мы стараемся как-то эту память поддерживать. Есть такое указание и рекомендация Патриархии: делать памятные доски на храмах и на домах, где жили новомученики. Я этим не занималась, но знаю, что это такая гигантская процедура. Мы просто пытались поставить доску на дом, где жил Василий Антонович Косяков, архитектор нашего храма. Нам прислали просто какие-то отписки от городских властей: у нас нет денег, в программе нет, но, если вы хотите за свой счёт поставить такие доски, вот вам процедура на десяти страницах, с кем что нужно согласовать, и так далее. На уровне одного прихода, я думаю, что это крайне сложно. Делают, конечно, например, на Гостином дворе поставили доску, что здесь трудился преподобный Серафим (Вырицкий), но в обычных условиях сложно представить, какой батюшка или какой приход сможет потянуть исполнение всех этих процедур. Это тоже большой минус. И, конечно, думаю я, что, всё-таки, мы очень мало ещё уделяем внимание живым рассказам о новомучениках, потому что отец Дамаскин (Орловский), он издавал такие краткие жития, основанные исключительно на архивных документах. Понятно, что далеко не обо всех людях сохраняются изустные предания, которые можно с достаточным основанием отобразить в житии, должно быть что-то хоть чем-то подтверждённое. И поэтому иногда даже жития новомучеников, которыеимы читаем за трапезой в монастыре — это всё, что известно о человеке: крестился, закончил духовную школу, расстреляли. Очень мало сведений. О древних новомучениках известно куда больше, там были эти мученические акты и в изложении Димитрия Ростовского добавляется пафосность, красочность и живость в стиле 18-го века. Современный человек тоже нуждается в какой-то такой передаче о подвиге, пригодной для современного восприятия. Например, я дала своим нецерковным родственникам книгу «Старец Арсений», они были потрясены, спрашивали, где ещё что-то такое почитать и найти, а это очень скудные сведения. У нас, например, священник нашего монастыря отец Стефан. Его родственники, которые были живы, рассказали о том, как он был арестован. Он праздновал то ли свои именины, то ли именины супруги. Пришли чекисты арестовывать его — какова его реакция как христианина? Он пригласил их пройти, сесть и попить с ними чаю. Они выпили чай, он собрался, они увели его и расстреляли. Видите, такие моменты где-то сохраняются, где-то не сохраняются. Ну и, конечно, самая большая наша духовная проблема, она касается, наверное, всех времён и всех народов. О чём молиться новомученикам? Мы молимся великомученику Пантелеимону о здоровье, а можно ли новомученикам о здоровье молиться? Или по хозяйственным аопросам мы молимся Иоанну Воину. Вот, у меня, например, мы почитаем сугубо священномученика Илариона (Троицкого), и у меня есть такая подшивка свидетельств: кому и в чём помог священномученик Иларион. Кому-то квартиру отстоять для сирот помог без каких-то больших трат, которые люди были неспособны по наследству заплатить — досталась для сирот квартира, или помог там — женщина ехала на трамвае от мощей священномученика Илариона, женщина наклонилась завязать шнурок, и в это время какой-то камень влетел в стекло, разбил стекло в транспорте и пролетел там, где она стояла, этот камень мог попасть прямо в неё. И она пишет о таком чуде священномученика Илариона. Поэтому, угодники Божии, они помогают всем во всём, лишь бы нам просить и чаще обращаться. Но самая главная наша просьба должна быть, конечно, о том, чтобы хоть как-то подвизаться достойно подвига наших священномучеников, это у всех у нас большая проблема, и я себя не исключаю. И от имени всех нерадивых и страждущих могу сказать: как мы далеки от того, чему научали и научают нас своей жизнью святые угодники Божии. Вот, читаешь житие одного из самых почитаемых святых нашей обители — священномученика Илариона: какое смирение, какое нестяжание, какая жертвенность, какая преданность воле Божией, где всё это в нашей жизни? Нас новомученики обличают, а обличения нам не нравятся. Может быть, поэтому мы, к сожалению, не так усердно им молимся. Как священномученик Иларион — я думаю, что все знают эту историю — как они попали в лагерь, где обокрали духовенство...

К. Мацан

—Я думаю, что не все знают эту историю.

Игум. София (Силина)

—Достаточно простой такой пример. Владыка Иларион уже сидит на Соловках, уже отбывает свой срок за стояние в православной вере, за борьбу с обновленчеством, за помощь и верность патриарху Тихону. Прибывает на Соловки группа заключённых, духовенство, и их обкрадывают. В ответ на это, Владыка Иларион посмеялся и назвал Соловки подлинной школой нестяжания. При этом, он сам мог отдать свои вещи, свои посылки от духовных чад мог отдать любому человеку, не только батюшке или архиерею, но и любому нуждающемуся. Вот такие примеры. И, конечно, надо молиться новомученикам, чтобы мы могли хотя бы отчасти осуществить в своей жизни те добродетели, которые имели святые: смирение и слово, растворённое доброй шуткой, которое не режет человеческий слух. Он, например, спрашивал священника, за что его посадили. Священник отвечал: за то, что молебны служил на дому, исцеления бывали — хотя нескромно так говорить, что по твоим молитвам исцеления бывали. Когда Владыка узнавал, что тому священнику дали два года, он с юмором заметил, что за исцеления могли дать и больше. Вроде и не обидел, а по- доброму пошутил. А наше слово часто — и упало каменное слово — и мы бьём этим каменным словом направо и налево, и близких, и неблизких, и своих, и дальних. А священномученик с такой деликатностью пошутил, чтобы не очень обидно было.

К. Мацан

—Мы вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, что сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» игумения София (Силина), настоятельница Санкт-Петербургского Воскресенского Новодевичьего монастыря. Мы вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

К. Мацан

—"Светлый вечер" на радио ВЕРА продолжается. Ещё раз, здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан, а в программе сегодня с нами и с вами игумения София (Силина), настоятельница Санкт-Петербургского Воскресенского Новодевичьего монастыря. И мы продолжаем наш разговор. Я напомню, мы говорим об истории обители, а вернее, о её новейшем периоде, потому что в ноябре нынешнего года, в эти дни, исполняется 25 лет с начала работ по возрождению монастыря, и матушка София участвовала в этом с самого начала, и многое делается. В вашем монастыре много социальных проектов: богадельня, приют для мам с детишками, воскресная школа для детей — то, что сегодня называется социальным служением. И те, кто такими проектами занимаются, рассказывают, что, как правило, такие дела появляются сами собой, притягивают к себе людей и побуждают людей этим заниматься. А у вас с этими делами как обстоит: сели сёстры обители и решили: давайте мы с вами что-нибудь сделаем, приют для деток или школу. Вот, как это было в вашем случае?

Игум. София (Силина)

—Это было абсолютно так, как вы и сказали — оно само всё пришло. Например, школа — это не воскресная, а общеобрвзовательная школа, аккредитованная и лицензированная — она образовалась из детей наших прихожан, у которых были маленькие дети, они водили их в воскресную школу в субботу и воскресенье. Многие дети вместе с родителями так прикипели душой к монастырю, что готовы были тут дневать и ночевать, какие-то праздники организовывали, какие-то рождественские спектакли ставили вместе с нашими сёстрами — все это было, конечно, ново, потому что это был 1996 — 1997 год, не было такого информационного ресурса, литературы ещё тоже было всё-таки мало, да и люди открывали для себя Церковь через монастырь. И, когда дети немного подросли, родители сказали мне о том, что не хотят отправлять их в обычную школу, а хотят, чтобы дети всё-таки при монастыре находились. И у нас появился первый класс общеобразовательной школы, первоначально дети находились на домашнем обучении и были приписаны к каким-то школам, где они сдавали экзамены. Постепенно, всё это разрослось до Свято-Владимирской общеобразовательной школы, которая действует у нас уже много лет, и, надеемся, будет дальше развиваться. У нас трудятся профессиональные педагоги с большим опытом, со стажем, и вот так школа родилась. Богадельня тоже у нас зародилась так интересно: я попросила Владыку митрополита двух батюшек нам назначить, и один из этих священников — отец Евгений — служил на приходе, где уже была богадельня. У него было медицинское образование, и он занимался бабушками, он о них заботился, у него были бабушки и брошенные, и одинокие, даже из других губерний, умиравшие в деревне на печке — он их тоже взял на попечение, и митрополит мне сказал, что он готов перевезти священника, если я возьму его с его приданым — десятью бабушками. И вот началась богадельня, тоже такой прекрасный опыт, и память об этих бабушках — там были и монахини, и старицы, одна из них была такая духовная и прозорливая — часть этой нашей новейшей истории монастыря. Есть, конечно, что вспомнить об этих людях — прежде всего, мы поминаем их молитвенно, но и для назидания других людей тоже, когда я рассказываю, что в наше время есть такие люди, какой Промысл Божий был в их жизни, какой Промысл Божий был в нашей жизни через этих людей, потому что всегда всё обоюдно. Знаете историю из Патерика, когда монах подобрал какого-то калеку и принёс домой, сначала всё ничего, а потом этот калека начал так его изводить своими возмущениями, требовательностью, Он уже не знал, как о нём заботиться. Пришли к авве, авва сказал: «Если ты ради Христа заботишься о нём, то трудись ради Христа, памятуя, что самому Спасителю помощь оказываешь». А тому капризному инвалиду авва сказал: «Что ты имел, пока этот брат не взял тебя на попечение? Умер бы где-нибудь под кустом. А он тебя взял — и ты жив, благодаря ему. Смиряйся и благодари за то, что ты имеешь». И у нас тоже были такие истории разные.

К. Мацан

—Расскажите, что первое на память приходит, какие-то истории, связанные, например, с бабушками? Почему про бабушек спрашиваю? Потому что тема такая не совсем обычная и не совсем традиционная при разговоре в официальных проектах. Мы часто слышим о том, что сердца людей откликаются на помощь детишкам. А что касается бабушек, нужно ещё найти в себе силы, чтобы к этой теме обратиться. Хотя сегодня эта тема, на мой взгляд, существует в общественном пространстве, и вам, как настоятельнице монастыря и представителю Церкви, наверное, есть, что сказать или каким опытом поделиться, духовный или человеческий опыт, который вы приобрели в общении с этими замечательными бабушками. Какая история приходит на ум первой?

Игум. София (Силина)

—Конечно, за все эти годы таким самым близким мне человеком в богадельне была старица Александра Степановна Петрова, она окормлялась у старцев, в том числе, как я поняла по фотографиям — она очень скрытно жила, не рассказывала о себе — это были Сухуми, в те годы там жили старцы Глинской Пустыни. У неё была фотография с Владыкой Зиновием (Можугой), но некоторые вещи открылись после смерти. Она, несомненно, была прозорливым человеком, и она хорошо умела умиротворять обстановку среди людей. Например, решили как-то навести порядок — бабушки принесли нам клопов со своими скарбами, огромными коробками, это уже старческое такое явление, когда надо имущество перемещать, и с этими коробками и тюками всё это приехало. Мы вынуждены были многое сжечь, потому что невозможно было бороться с этим нашествием клопов, хотя там тоже было достаточно смешно: когда клопы поползли уже через электророзетки, я спрашиваю сиделок в богадельне, что это за безобразие, как вы боретемь с этим? Они сказали, что читают молитвы на изгнание всяких мух и ползучих гадов. Я заметила, что молитва у них слабая, это очевидно, потому что они уже приползли ко мне в келью, надо и обычными способами бороться. И вот, мы сожгли вещи, бабушки очень переживали, одна кричала, что раскулачили второй раз, а Александра Степановна была ещё и юродствующая, она мказала бабушке, что ей скоро умирать, а она всё за это держится. У неё были фотографии близких людей, она их все сожгла, ещё и бросила в ведёрко Псалтирь. Для нас это выглядит необычно, мы думаем, как это — бросить Священное Писание в ведёрко с нечистотами? Но она вообще Псалтирь хорошо знала наизусть, а мы вынуждены были сжечь и Псалтирь, потому что там тоже завелись насекомые. И я предложила что-то бабушкам подарить: бабушки уже плохо видят, плохо слышат, можно дать им Псалтирь, чтобы они держали что-то в руках. И она показала, как я уже потом поняла, что всему своё место и своё время. Псалтирь ценна не просто тем, что она напечатана, что это — книга, а только как средство молитвы. Она, конечно, молилась уже непрестанно, и она такие интересные названия давала нашим трудникам, нашим работникам, очень точно проникая в детали поведения людей и в их реакции. И потом мы уже узнали, что она одного человека спасла от самоубийства. Она жила со своей родной сестрой такой подвижнической жизнью на Васильевском острове, и они спасли человека от самоубийства, они предсказали, что он станет иеромонахом и даже назвали его имя при постриге. И это всё, действительно, ротом сбылось. Я всегда тоже к ней приходила и с ней общалась. Со святыми людьми не чувствуешь разницы в возрасте или каких-то других вещах. Я помню, ещё до монастыря я ездила к Любушке, но тогда я ещё не понимала, что такое юродивые или блаженные. Мы приезжали к Любушке, чтобы спросить о чём-то в каких-то жизненных обстоятельствах, но понять глубину блаженного челокека нам было не открыто, не дано. А вот эта Александровна Степановна, к которой я приходила, когда уже жила в монастыре, у неё был пронзительный острый взгляд. Ей было 90 лет или за 90, она таким взором смотрела, как рентгеном тебя просвечивала. Некоторые люди после её смерти приходили и говорили, что она рассказала им всю их жизнь. Некоторых она наставила на путь спасения, предложив отказаться от каких-то греховных помыслов или замыслов неблагочестивых. В первую очередь, о ней вспоминаю. И, когда мы с ней сидели в последние дни перед её кончиной, это очень чувствовалось. Она держала меня за руку, я её за руку держала, не требовалось никаких слов, которые я могла бы сказать этому человеку, да и она мне ничего не говорила — просто держала за руку, молилась, и чувствовалась наша внутренняя близость с этим человеком. И много ещё было случаев таких. Что для меня очень дорого? То, что ни одна из наших бабушек в богадельне не ушла без Таинства Причащения в монастыре. Например, у нас не так давно умерла одна схимница — тоже, люди такие старенькие все, пришли тоже немолодыми, но были большими труженицами и очень любили наш монастырь — схимонахиня Людмила. После ковида её привезли в монастырь из больницы, она лежала в богаднльне, и мне сообщили, что матушка находится уже в полусознательном состоянии. Тогда я велела каждый день причащать её, потому что она в любой день может отойти. И мне сказали, что её не смогли причастить, потому что она лежит с закрытыми глазами. А я спросила, надели ли на неё схиму, когда причащали, мне ответили, что не надели, потому что это тяжело и долго. Действительно, попробуй надень что-то на лежачего человека! А я знала из рассказа одной матушки, как княжну Васильчикову в Мало-Ярославском монастыре тоже не знали, как причастить. Когда по повелению игумена на неё надели схиму, она смогла причаститься, она пришла в сознание. И я велела нпдеть на неё схиму. На неё надели схиму, я пришла с батюшкой, мы начали читать молитвы, когда мы спели Отче наш или Верую, она открыла глаза. Я спросила у неё, будет ли она причащаться, она ответила, что будет, хотя не говорила уже несколько дней. Её причастили, у неё на лице была необыкновенно сладостная и радостная улыбка, она будто вся расцвела. Я говорю: «Мать Людмила, смотри, какая ты крепкая, будем в олимпийских играх участвовать!», в шутку ей так. И она ответила: «Будем!». Монах — он до последнего вздоха находится на ристалище духовной брани. До последнего её причащали: где-то одевали схиму, где-то просто возлагали схиму. Так все наши бабушки уходили, сподобившись Святых Христовых Таин. Вот такие у нас памятные моменты.

К. Мацан

—Игумения София (Силина), настоятельница Санкт-Петербургского Воскресенского Новодевичьего монастыря сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». А есть ли разниуа между теми, кто приходил в монашество 25 лет назад на волне такого открытия веры, тысячелетие Крещения Руси, и многие тогда, как рассказывают современники тех событий, впервые открыли для себя Православие. Было такое большое неофитское горение. И сейчас, не знаю, честно говоря, какой у вас возраст монахинь в обители. Если среди них есть более или менее молодые послушницы или монахини, то что побуждает современного молодого человека отказываться от мирской жизни и уходить в монастырь?

Игум. София (Силина)

—Ну, конечно, очень сложно сказать: не говори гоп, пока не перепрыгнешь, а перепрыгнешь только тогда, когда умрёшь. Можно прийти по каким-то очень высоким мотивам и закончить ничем, а можно прийти по каким-то не слишком возвышенным соображениям, но сподобиться подвтзаться и, дай Бог, спастись. И 25 лет назад, конечно, чувствовалось особое время такого призыва в Церковь, и у людей была огромная жажда духовной жизни, приходило много молодёжи. Речь идёт не только о нашем монастыре, но и о других обителях. Я упомянула монастырь, где отец Наум был духовником, там все были дети — 18-20 лет. Большинство, конечно, сохранили верность обетам и своему избранному пути, кто-то, к сожалению, отпадал на этом пути. Что тут скажешь? Сей род ищущих Господа, ищущих лице Бога Иаковлева. Я думаю, что жажда монашества не иссякнет ни в какие эпохи и ни в какие периоды у некого количества людей. Но, что сказать, мне кажется, что сейчас молодёжь приходит, конечно, более душевно искорёженной и пострадавшей. Потому что то, что было 25-30 лет назад, всё-таки, это было, в некотором смысле, иное общество. Да, конечно, тогда свалилось многое на Россию: беспредел телевидения, и другое, но тогда это всё только начиналось. И люди, еоторые тогда приходили в монастырь, они сформировались ещё до этого, как люди. У нас были сёстры — неважно, с высшим образованием или без него — которые очень много читали, многие интересовались живописью, многие, независимо от образовании, могли какую-то тему из литературы и кинематографии обсуждать. Почему? Потому что до открытия Православия люди всё равно искали зёрна этой истины, которые были рассеяны, их было сложно найти, но они были в каких-то таких проявлениях. А потом наступила эпоха, когда люди родились уже в совершенно другой период, им было 25 — 30 с небольшим лет. Это люди уже совершенно другой эпохи, им намного сложнее себя преодолеть, и тем больше, тем выше их подвиг, потому что: от чего ты отталкиваешься? Опять же, в одном Патерике есть сюжет: один монах был такой бранчливый, недовольный, всем сопротивлялся, а другой был очень покладистый, прекрасный и добрый, его все нахваливали. А авва совершенно по-другому смотрел и говорил, что вот этот, который всем недоволен и конфликтен, он родился в такой семье и у него такой характер, что, если бы он не боролся с собой, он просто поубивал бы всех. Но он так борется, что не убивает никого, а просто ругается и со всеми в конфликт вступает. А тот, который такой мягкий и послушливый, у него в роду 10 святых было, и он совсем не борется, просто он такой по характеру, по рождению, и так далее. Сейчас людям, приходящим из той обстановки и из того мира, который есть, конечно, приходится немало преодолевать. Но блажен тот, кто будет верен до конца, кто понесёт это всё до конца, тому Господь даст венец нетленный. И не важно, от чего человек пришёл, важно, каким путём он идёт в монастыре: если он подвизается, если он следит за своей духовной жизнью, то Господь ему всё подаёт. Я даже по сёстрам это вижу. Когда человек ведёт духовную брань, неважно, от чего он пришёл или от чего он оттолкнулся, сейчас он идёт путём спасения, и Господь подаёт ему силы. Так происходит всегда.

К. Мацан

—Спасибо вам огромное за эту беседу. Настоятельница Санкт-Петербургского Воскресенского Новодевичьего монастыря была сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Мы говорили о двадцатипятилетии с начала работ по возрождению обители, стало уже хорошей традицией с матушкой Софией на волнах радио ВЕРА встречаться, так что, надеюсь, не в последний раз. Спасибо огромное.

Игум. София (Силина)

—Тоже благодарю за беседу и за возможность рассказать о нашей обители людям. Спаси Господи.

К. Мацан

—У микрофона был Константин Мацан. До свидания и до новых встреч на волнах радио ВЕРА.

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Преобразования в современной системе образования». Максим Костенко
• «Донорство крови и костного мозга». Алена Фирсова, Наталья Быстрова, священник Дмитрий Гуров
• «Смыслы Таинства Крещения». Священник Григорий Геронимус