"Коневец-квартет". Светлый вечер с Игорем Дмитриевым и Дмитрием Верховским (15.06.2016)

У нас в гостях были представители хорового ансамбля "Коневец-квартет" Игорь Дмитриев и Дмитрий Верховский.

Мы говорили об истории коллектива, об исполняемых песнях и песнопениях, а также о том, почему популярный за рубежом коллектив пока мало известен в России.

 

______________________________________

А. Пичугин

— Дорогие слушатели, здравствуйте! Я — Алексей Пичугин. Здесь также в студии моя коллега Лиза Горская.

Л. Горская

— Здравствуйте!

А. Пичугин

— Сегодня будем говорить о музыке. У нас в гостях представители коллектива, которые исполняют духовную, народную музыку. Это «Коневец-квартет», в лице его руководителя — Игоря Дмитриева. Здравствуйте!

И. Дмитриев

— Здравствуйте!

А. Пичугин

— И продюсера — не только «Коневец-квартета», но и различных других ансамблей, групп и музыкальных людей — Дмитрий Верховский. Здравствуйте, Дмитрий!

Д. Верховский

— Здравствуйте, Алексей.

А. Пичугин

— «Коневец-квартет» существует с 92-го года. Правильно?

И. Дмитриев

— Да, всё верно.

А. Пичугин

— С 92-го года, то есть уже, на секундочку, почти четверть века. Давайте начнём с того, почему он так называется. Я так понимаю, что это географическая привязка в большей степени? Про Валаам, действительно, знают многие, мне кажется, почти все. Начиная с того, что хор Валаамского монастыря, валаамские распевы — это всё, что знают православные о Валааме. Кто-то там был, все прекрасно понимают, что это огромный монастырь. А про Коневский монастырь известно не так много, я думаю, что большинство наших слушателей просто могут быть не в курсе, что это за монастырь. Поэтому буквально в двух словах, если возможно, о его истории, почему он там, почему он посреди огромного озера на острове.

И. Дмитриев

— Совершенно верно, и это объяснимо. Дело в том, что монастырю 600 лет, и в царское время он был очень известен, туда часто приезжала царская семья и поддерживала его. Но в советское время остров был снят с карт географических, поскольку там располагалась военная база и там испытывались торпедные установки. Соответственно, ни о каком монастыре и ни о каком острове речь не шла. Если вы посмотрите карты советского времени, то там просто безымянный остров и всё. Соответственно, после Перестройки, когда стали возвращать церкви, точнее в 90-91-х годах остров вернули монастырю. Армия оттуда ушла, и там стала возобновляться монашеская деятельность. Туда приехали несколько монахов во главе с настоятелем подворья Валаамского монастыря игуменом Назарием, который сейчас является епископом Кронштадтским уже. Он в то время был игуменом Коневского монастыря. И там началась такая тяжёлая работа по началу восстановления, люди должны были что-то узнавать об этом. У них не было хора, и нас пригласили петь на службах, на праздниках, по выходным. Это был 92-й год, я знал отца Назария по подворью Валаамского монастыря, где я пел до этого в хоре.

А. Пичугин

— В Петербурге?

И. Дмитриев

— В Петербурге, да. И мы ездили на протяжении, наверное, двух сезонов, то есть это был 92-93-й год, ездили каждый выходной на остров. Остров находится в пяти километрах от берега, поэтому это не как Валаам — туда проще гораздо попасть.

Л. Горская

— А Валаам в двадцати?

И. Дмитриев

— Валаам километрах в сорока от берега, это гораздо дальше. То есть на Валаам обычно плывут ночь.

А. Пичугин

— По крайней мере из Петербурга. На «ракете» часа три.

И. Дмитриев

— Из Петербурга, да, но это сейчас, в последнее время — часа четыре. И «ракета» очень зависит от погоды.

А. Пичугин

— Я помню! Маленькая зарисовочка, как мы возвращались с Валаама, из командировки: эта «ракета» сломалась посреди Ладожского озера, а у нас билеты на поезд в Москву...

Л. Горская

— И тишина.

А. Пичугин

— Нет. К нам пришвартовался сухогруз «Волга-Дон», пытались что-то починить, потом выслали из Петербурга другую «ракету». В общем, там отдельная история. Но вот она сломалась прямо посреди Ладожского озера.

И. Дмитриев

— Да, бывает такое. Ладожское озеро славится неожиданными штормами. И можно, приехав на Валаам в сентябре, когда начинается период штормов, можно остаться там на несколько дней или на неделю. Просто из-за высокой волны и сильного ветра корабли не выпускаются с острова — там можно остаться надолго. С Коневцом попроще — он поближе, более того, в то время, когда мы туда ездили, значит, сначала поезд, электричка, потом автобус рейсовый, и дальше мы ждали корабль, который раз в день туда ходил. Сейчас это проще — сейчас есть всякие частные таксисты на катерах, которым можно позвонить, и они в любую погоду тебя туда отвезут. Об этом я узнал буквально год назад — тоже нововведение. А в то время, когда мы там начинали деятельность, туда приезжали финны. Поскольку в ранее советское время, когда Ленин дал автономию Финляндии, до финской войны это была финская территория. И Коневский монастырь, когда началась война, они эвакуировались в Финляндию по льду озёра, поскольку знали, что монастыри разорялись в то время, священников репрессировали. И в то время была очень холодная зима, это был 39-й год или 40-й даже, наверное, зима 39-40-го года. И как мы знаем, на 54 грузовиках валаамские монахи и монахи с Коневского монастыря уехали, забрав всё самое ценное, тем самым сохранив это, уехали в Финляндию и там основали Ново-Валаамский монастырь. Но об этом я расскажу позже, потому что это тоже часть нашей деятельности. А первые два сезона, как я сказал, работали на острове Коневец, пели службы в субботу-воскресенье, пели небольшие концерты для паломников и трудников, которые там были, и для групп туристов — сначала это были в основном финские туристы, которые помогали восстанавливать остров.

А. Пичугин

— Вы уже тогда воспринимали это именно как свою церковную деятельность?

И. Дмитриев

— Да, мы все имели какую-то работу. Сразу скажу, что все мы закончили Хоровое училище имени Глинки, то есть это с семи лет пение в хоре — хор мальчиков. Потом это была консерватория — мы все дирижёры хора. Я ещё закончил композиторский факультет, поэтому ещё теоретическое композиторское образование. И для нас была работа в то время — мы пели в церквях. Как известно, в крупных городах России в церквях профессиональные хоры — за это платят деньги, и благодаря этому почти каждая церковь, тем более монастыри, имеет очень хороший хор, который не стыдно сходить и послушать. Поэтому, наверное, у нас эта культура сохраняется. Единственное что, когда я учился — это было ещё в советское время, — конечно, ничего этого не было. И для нас это стало открываться только тогда, когда церковное стало не стыдно называть церковным. То есть мы пели те же самые песнопения, в частности 10 февраля каждый год, в день памяти Пушкина — в день его смерти. Рядом с нашим хоровым училищем есть дом Пушкина на Мойке-10, и мы туда ходили и пели песнопения. И мы пели Рахманинова «Тихую мелодию». Потом только я узнал, что это «Тебе поем...», оказывается из Литургии.

А. Пичугин

— Переложение такое.

И. Дмитриев

— Да, и во всём мире это знают. Сейчас мы тоже это знаем. Но раньше на церковные тексты писали разные поэты о травке, о птичках, музыку сохраняли. Потом мы стали выезжать за рубеж с концертами и узнали, что, оказывается, очень многие песни, которые мы знали как песни Гражданской войны или какие-то советские песни, они, оказывается, существовали раньше, но совсем с другим текстом.

Л. Горская

— Например?

И. Дмитриев

— Например, «Мы смело в бой пойдём». Мы знаем «...за власть советов. И как один умрём в борьбе за это», а раньше было: «Мы смело в бой пойдём за Русь Святую и как один прольём кровь молодую», в частности. И таких песен много.

А. Пичугин

— Давайте будем слушать песнопение. Явно не «Смело в бой пойдём», а что-то другое. Что у нас первое?

И. Дмитриев

— Я хотел тогда кратко сказать, что мы поём в основном или музыку православную традиционную и разных жанров, и другие жанры — или народные русские, украинские песни; музыку композиторов-классиков, написанную на слова русских поэтов. Но возвращаясь к церковной музыке, мы часто обращаемся к песнопениям братских православных церквей, то есть это может быть болгарские, сербские, греческие, грузинские песнопения, которые бытуют у нас в нашей Церкви, в наших монастырях. И мы хотели дать вам послушать грузинское песнопение, точнее песнопение карталино-кахетинского распева «Цминдао гмерто», что в переводе «Святый Боже» — то, что поётся у нас часто на Литургии.

Л. Горская

— «Трисвятое».

И. Дмитриев

— Да, «Трисвятое» всем известное, но оно очень красивое. Карталино-кахетинский распев один из самых красивых православных распевов, поётся обычно на три голоса. И вот, пожалуйста, послушайте!

Звучит песнопение карталино-кахетинского распева в исполнении «Коневец-квартета».

А. Пичугин

— И мы возвращаемся в нашу студию, где сегодня говорим с руководителем «Коневец-квартета» Игорем Дмитриевым и продюсером Дмитрием Верховским. Вот мы уже в начале программы говорили о том, что коллектив хорошо известен за границей, у нас в меньшей степени. Несколько лет назад, Дмитрий, я так понимаю, что несколько лет назад, или это совсем недавно произошло?

Д. Верховский

— Это совсем недавно произошло.

А. Пичугин

— Вы стали работать с «Коневец-квартетом».

Д. Верховский

— Меньше года.

А. Пичугин

— Меньше года? А как произошло ваше знакомство, почему вы именно с «Коневец-квартетом» решили поработать?

Д. Верховский

— Дело в том, что у нас планировался — но он ещё в работе — проект с православными песнопениями, концертный проект. И мы стали думать об участниках этого проекта, слушать различных исполнителей. И нашли «Коневец-квартет». И как только мы его услышали, совершенно единогласно все, кто участвовал в этом проекте, так сказать, запали на музыку, на пение. У «Коневца» есть самое главное, что я считаю показателем: когда слушаешь их музыку, независимо от того, какой ты конфессии, у всех людей по спине идут мурашки. Это показатель качества, проникновенности, умения передать чувство, что для артиста самое главное. И мы решили познакомиться поближе. Мы встретились с Игорем, поговорили, выяснилось, что они много очень гастролируют по всему миру, начиная от Китая и заканчивая Америкой, всю Европу объехали. И начали думать, почему, каким образом Россия и наш слушатель теряет столько и не слышит этот коллектив. И вот мы потихонечку сейчас занимаемся, показываем, стараемся — вот к вам на радио пришли, чтобы люди услышали. Я думаю, что шаг за шагом и скоро... Хотят вот на мероприятие в Кремль взять коллектив, пригласить. Всё идёт хорошо, в хорошем направлении и в нормальном темпе.

Л. Горская

— А что значит «нашли» ансамбль? То есть это как-то непросто было, сложно?

Д. Верховский

— Нашли естественным совершенно для современного человека путём — в интернете.

Л. Горская

— То есть всё-таки была музыка там представлена?

Д. Верховский

— Да, была музыка там представлена.

Л. Горская

— Вот вопрос: казалось бы, всё доступно в интернете, можно всё найти, послушать, а почему неизвестен ансамбль в России? Ленивая аудитория?

Д. Верховский

— Нет, аудитория не ленивая, она очень активная, но очень подвержена установкам: если по телевизору какой-то продукт есть, я вижу и тут же на уровне автоматизма начинаю набирать это в интернете. Если нужно взять и придумать себе какой-то процесс пошаговый, то есть: я люблю такую-то музыку, мне нравится, давайте я поищу или посмотрю что-то новое — это уже, к сожалению, недоступно...

Л. Горская

— Это мало кто делает, скажем так, наверное.

Д. Верховский

— Это мало кто умеет делать, потому что этому надо учить. Учат этому плохо.

А. Пичугин

— Смотрите, я захожу на сайт: http://konevetsquartet.com — и вижу, что он исключительно англоязычный. Или есть русскоязычная версия?

И. Дмитриев

— Дело в том, что именно наша деятельность до недавнего времени никак не была связана с Россией, к сожалению нашему.

А. Пичугин

— Вот объясните, почему? Почему так исторически сложилось? Что, нет пророка в своём Отечестве, не было любви к отеческим гробам, как так вышло?

И. Дмитриев

— Нет, вышло всё просто, потому что самое трудное — это, как вы только что справедливо выразились, донести до человека, что ему интересно куда-то сходить и что-то послушать, то есть организация процесса. Как известно, в России в каждом городе, в каждом селе есть церковь. Я, например вырос в самом красивом, на мой взгляд, музейном городе...

А. Пичугин

— В Санкт-Петербурге. Мы тут с Лизаветой начинаем спорить... Но мы любим Петербург.

И. Дмитриев

— Всё, что можно, я здесь видел и... А, извините, я забыл, что я в Москве!

А. Пичугин

— Нет, я очень люблю Петербург!

И. Дмитриев

— Я хотел сказать, что во время моего учения мы посмотрели всё, что можно, мы ходили, где только можно, на все концерты. Чтобы меня заставить сходить на какой-то концерт, я или должен знать, куда я иду — мне это интересно, или мне должны это как-то объяснить и вложить. Тогда я пойду, потому что мне есть чем заниматься. Соответственно, в других местах тоже самое — кто-то должен провести эту работу и людям объяснить. Тем более сейчас тяжёлое время и люди не ходят по концертам. Раньше работала самодеятельность, сейчас она не работает, сейчас трудно заставить какую-то женщину после работы пойти петь в хоре, предположим, в Доме культуры — её дома не правильно поймут. Раньше это всё работало. На Западе же наша культура для них — это экзотика, у них ничего подобного нет. Всё, что им показывают, для них это восторг. То есть дело случая. Сначала нас услышали просто люди, приезжающие на Коневец, какие-то гости — не знаю, женщина из Парижа с русскими корнями. Наше звучание на службе ей напомнило звучание хора, в котором она пела 20 лет назад в Париже.

А. Пичугин

— В русском православном, да?

И. Дмитриев

— В русском православном хоре в соборе Александра Невского на улице Дарю. Она очень захотела нас туда вывезти, чтобы нас послушали там. Поскольку регент тот сменился, у них уже, на её усмотрение, звук совсем другой, это уже не так молитвенно, как она представляла.

А. Пичугин

— Это конкретно в её переложении, а кому-то...

И. Дмитриев

— В её переложении, но она представляла определённый слой русского населения. Параллельно с этим мои друзья попросили меня свозить на Коневец одну английскую писательницу, которая приехала сюда писать книгу о культуре Петербурга. Я её свозил на Коневец. Она была очень восторжена и захотела, чтобы мы съездили в Англию. Через год, скооперировавшись, одна сделала концерт во Франции, вторая в Англии — мы поехали в поездку вместе с игуменом Назарием. Это была наша первая большая поездка. Там все, кто нас слышал, нас стали приглашать. Значит, во Франции после этого мы были лет 10-15 каждый год, выступали где только можно — в Париже в крупнейших соборах. В Англии, в первой же поездке, нас случайно услышал наш будущий менеджер английский, который по радио услышал рекламу, решил просто послушать. С тех пор мы лет 20 каждый год ездили в Англию — везде где можно выступали, на всех фестивалях, объездили всю Англию. Побывав в городе Шекспира — Стратфорде, — мы случайно зашли в собор, где он был похоронен, и решили попробовать акустику — просто попеть там. В это время в церкви находилась американская пара туристов, которые нас услышали опять же. Они захотели, чтобы мы в Америку съездили, чтобы там нас услышали. Через год — это был 96-й год — мы в первый раз приехали в Америку с концертами. С тех пор мы как минимум раз в год в Америке выступаем. Говоря о публике, почему нас слушают, какая публика нас слушает, я могу сказать, что...

А. Пичугин

— Буквально через несколько мгновений мы продолжим говорить про публику! У нас сейчас время песнопения. Что мы послушаем?

И. Дмитриев

— Я бы хотел, чтобы мы послушали песню другого жанра, что мы поём. Это русская песня времён русско-японской войны 1904-05 годов «На сопках Маньчжурии». И в двух словах я хочу сказать, что это та песня, которую, как мы удивились... Изначально мы её узнали по мотивчику из «Служебного романа» — «Тихо в лесу».

Л. Горская

— Да-да-да, большинство её знают по этому мотиву!

И. Дмитриев

— Пол-России улыбается, когда начинает её слушать. А когда услышат весь её текст, они начинают плакать — люди, которые сентиментальные, поскольку песня очень серьёзная и с историей.

Л. Горская

— С трагической историей.

И. Дмитриев

— Но эту песню знают, как мы выяснили, вся эмиграция знает, её знают хорошо в Америке.

А. Пичугин

— Там разные варианта текста ведь есть.

И. Дмитриев

— Вот разные варианты текста, это, например, в Финляндии. Оказывается, в Финляндии эта песня очень известна. Нам было это очень удивительно, но они улыбаются на ней. И мы стали выяснять, оказывается, они знают её с совсем другим текстом — там какой-то такой романтичный и любовный текст, вальсок.

А. Пичугин

— Да, это ведь очень распространённая история. Вот «Не для меня» знаменитая, которую все знают как казацкую песню, она ведь отнюдь не казацкая. Но это уже другой разговор! «На сопках Маньчжурии» — «Коневец-квартет». Слушаем.

Звучит песня «На сопках Маньчжурии» в исполнении «Коневец-квартета».

А. Пичугин

— «На сопках Маньчжурии» в исполнении наших гостей — «Коневец-квартета». Я напомню, что представляет «Коневец-квартет» его руководитель — Игорь Дмитриев. Также в этой студии продюсер Дмитрий Верховский. Мы: Лиза Горская —

Л. Горская

— Алексей Пичугин —

А. Пичугин

— Через минуту снова вернёмся в эту студию. Никуда не уходите!

А. Пичугин

— Снова возвращаемся в нашу студию, студию светлого радио, где беседуем сегодня с участниками «Коневец-квартета», вернее, с участником — руководителем Игорем Дмитриевым. Также в этой студии продюсер Дмитрий Верховский, который сейчас как раз занимается продвижением «Коневец-квартета» в России, как мы выяснили.

Л. Горская

— Игорь хотел нам рассказать что-то интересное про аудиторию.

А. Пичугин

— Да, как мы выяснили, почему собственно про аудиторию — в России «Коневец-квартет» не так хорошо, да даже совсем почти неизвестен, в отличие от западных стран.

Л. Горская

— Пока неизвестен.

А. Пичугин

— Сейчас будет — после нашей программы.

И. Дмитриев

— Я как раз начал рассказывать, как наша история связана с цепью событий, когда какой-то случай приводил нас к разным интересным встречам, к знакомствам с разными менеджерами , и почему мы в основном выступаем за рубежом. Ну, наверное, потому, что нас никто не пригласил на уровне организаторов концертов по России. Хотя всегда у меня на душе оставалось такое ощущение неприятное, что мы бы хотели петь и в России, мы в России поём, но какие-то, скорее, благотворительные выступления, когда нас приглашают куда-то — и Попечительский совет Коневского монастыря, праздники какие-то.

А. Пичугин

— В Петербурге хотя бы — в родном Петербурге случается?

И. Дмитриев

— Да, даже, скорее, не в Петербурге, а на острове Коневец или в Выборге, когда приезжают какие-то финские помощники, скажем, восстановления Коневского монастыря, игумен нас просит туда приехать и спеть. Потому что всё надо организовывать. И пригласить людей в России на концерт гораздо сложнее, как выясняется, чем за рубежом. Потому что опять же — дальше я отклонюсь, может быть, немножко — организовать концерт в крупном городе гораздо сложнее, наверное, тоже это знаете, чем сделать его в какой-нибудь небольшой деревне, где находится одна церковь, и у людей какой-то культурный голод — им хочется на что-то сходить. В городе всегда есть выбор: на что людям потратить время, куда сходить, и что им интереснее. Что говорить о публике, которая ходит на наши концерты? Если русская публика есть, то, как правило, если им интересна эта тема — то, что мы делаем, — они приходят. И, как правило, им это очень нравится. Если мы поём службу какую-то, а мы стараемся петь, если мы в выходные дни находимся где-то — возьмём, к примеру, Америку. Если мы в выходные дни находимся, скажем, в Калифорнии, я смотрю, какие церкви в зоне досягаемости православные есть, и предлагаю выступать в этой церкви.

А. Пичугин

— Соглашаются обычно?

И. Дмитриев

— С удовольствием соглашаются, поскольку, в отличие от России, там, на Западе, везде хор — это прихожане, которые приходят в свободное время и поют. Более того...

Л. Горская

— В России тоже... В России много где так, на самом деле.

И. Дмитриев

— Много так, да? Но я, допустим, крупные города сравниваю. Если человек хочет петь, но у него это не получается, то регенту очень трудно сказать, что «прости, пожалуйста, ты портишь картину хора. Можно без тебя?» Он вынужден как бы дать возможность человеку петь, потому что этот человек ходит в церковь много лет, он хочет петь. В результате хор не такой, как хотелось бы слушать. Поэтому когда мы приезжаем где-то петь службу, нас с удовольствием ждут и приглашают. И на службу приходят, как правило, если это воскресенье, то приходит максимальное количество прихожан, которые приходят в церковь. Они не на нас приходят, они приходят помолиться или в церковь пришли. Вынужденно они нас слушают, после этого, я не знаю, но 95% придут на наш концерт, если мы там будем выступать, потому что они нас услышали. Они хотят нас услышать снова. Если люди нас не знают, конечно, они не придут. Если, допустим, это не говорим про Православную Церковь, а говорим про местную аудиторию — те же американцы, то тоже самое. Если, допустим, это храм, то это какой-то священник, он пользуется авторитетом. Если он просит людей прийти и они его слушают, они придут. Как правило, им это нравится — второй раз они снова придут. Если священнику достаточно просто открыть церковь и — приходите, пойте, то может быть пустая церковь. То есть это всё от организации зависит. Скажем, мы уже шесть раз приглашались на Русский фестиваль в Сан-Франциско. Там другая история: там три дня в году происходит Русский фестиваль. То есть это Русский центр, ничего не связанное с церковью — мы поём там только народные песни. Но там выступают всё, что связано с Россией... Даже не с Россией — неправильно — с русскими, которые живут в эмиграции: любая самодеятельность, любые певцы и кухня русская. Хорошо это всё рекламируется, и в течение трёх дней туда идут, наверное, 90% американцев. Они идут прежде всего поесть, потому что там вкусная традиционная русская кухня. И они слушают там какую-то музыку...

А. Пичугин

— А не обидно выступать перед людьми, которые пришли поесть в первую очередь?

Л. Горская

— Ну вот что ты сразу?

И. Дмитриев

— Нет. Это с нами никак не связано. Это людей побуждает прийти, соприкоснуться, потому что то, что они слышат о России, это не слишком, может быть, лицеприятно. Они не побегут слушать русскую музыку, потому что они её никогда не слышали.

Л. Горская

— Это фестиваль, это комплексная программа! Это культура, это кулинария, это одежда... Алексей.

А. Пичугин

— А мне всегда было интересно... Мы не берём, конечно, во внимание клубы, куда люди приходят — ну, там по умолчанию концерт, но они, в первую очередь, на концерт приходят. А когда такой фестиваль, там пойди пойми, зачем человек пришёл. Наверное, чтобы познакомиться с культурой в целом. И тут по-быстрому ему и концерт духовной музыки, и борщ, и квас...

Л. Горская

— Народной музыки.

А. Пичугин

— Народной музыки. Борщ, квас, кокошники и ещё что-то.

Л. Горская

— Окрошка.

И. Дмитриев

— Я поэтому и начал про это рассказывать, что человек, который идёт, не зная русской музыки, он идёт сначала попробовать поесть русскую пищу. Потом ему предлагают за те же деньги послушать концерт. В этом концерте мы занимаем очень маленькую часть времени, потому что я говорю, что там выступают все русскоязычные, которые могут выступать, кто что-то может: дети танцуют, кто-то поёт, кто-то занимается вокалом, может быть, второй год в жизни своей — их слушают. И мы там выступаем. Фестиваль из трёх дней. И к третьему дню, как правило, люди уже начинают приезжать специально на нас. То есть они уже узнают, в какое время мы выступим, чтобы специально приехать нас послушать. И дальше он начинают просить, что в следующий раз, в следующем году пригласили именно нас. А мы — единственный коллектив, который приглашается из России. То есть они раз в год приглашают какой-то один коллектив из России, поскольку бюджет им не позволяет пригласить больше. И сейчас уже пришло к тому, что нас просят туда приехать каждый год, потому что люди, в частности американцы, специально будут приходить, если знают, что мы там будем выступать. Это никак не было связано с нашим выступлением, то есть если бы было объявлено, что «Коневец-квартет» приезжает с концертом, никто бы из них не пришёл. А волей случая они нас услышали, и в следующий раз они придут.

Л. Горская

— А эти люди, они прям американцы-американцы или это всё же эмигранты из России?

И. Дмитриев

— Ну, американцы-американцы, как известно, живут в резервациях.

Л. Горская

— Но это американцы-американцы-американцы живут в резервации!

И. Дмитриев

— И дальше уже начинаем копать, кто этот американец, в каком колене он туда приехал. Поскольку это страна эмигрантов, то как раз в Америке люди не чувствуют себя эмигрантами, они все называют себя американцами, и просто у кого-то корни из какой-то страны...

Л. Горская

— Российского происхождения.

И. Дмитриев

— Да, кстати, могу сказать — тоже из моего наблюдения, — что русская эмиграция, которая в Нью-Йорке и на Восточном побережье, сильно отличается от эмиграции, которая на Западе Америки — в Калифорнии.

Л. Горская

— Там и климат отличается.

И. Дмитриев

— Да. Но как они туда попали? То есть это в основном первая волна эмиграции, приехавшая, кто жил от Урала и до Дальнего Востока — они эмигрировали через Китай. Как известно, наша более европейская часть эмигрировала через Турцию, и дальше там во Францию, и по Европе растекались. Эти же попадали в Китай, и благодаря известному, самому почитаемому святому в Америке, это Иоанну (Шанхайскому) — он помог вывезти очень много семей русских из Китая при режиме Мао. И вот их уже раскидывали по всему миру. Как нам говорили, приходил корабль в Америку с эмигрантами русскими, был остров недалеко от Америки — как бы пересылочный пункт. Их туда выгружали, и дальше большая очередь расходилась к трём столам. Один стол шёл на Австралию, другой в Южную Америку и третий в Соединённые Штаты. И семья подходила к этому столу, очередь подходила — одного к одному столу, другого к другому, третьего к третьему. То есть люди потом лет через 20-30 своих детей, своих матерей собирали по всему миру. Так это происходило раньше — это мы узнали от самих эмигрантов. Поэтому русские рассеяны по всему миру, особенно на Западном побережье — в Калифорнии. Они очень любят Россию, они очень сочувственно к России относятся, и очень тёплые к нам.

А. Пичугин

— У меня вот к Дмитрию вопрос: вы, когда начали заниматься «Коневец-квартетом», предполагали какой-то интерес со стороны русской аудитории? Всё-таки здесь, в России, хватает, очень много ансамблей, творческих коллективов народных, духовные песнопения которые исполняют. Вы, действительно, считаете, что «Коневец-квартет» может стать популярным здесь? Или он может просто занять какую-то свою нишу среди множества других?

Д. Верховский

— Вы знаете, «Коневец-квартет» уникальное явление по многим параметрам. Это не просто исполнители какого-то репертуара, это собиратели, которые очень серьёзно относятся к выбору песен. Я вот знаю, что Игорь собирает у эмигрантов старинные песни казацкие, которые, в общем-то, никто и не слышал в России, и их никто больше не поёт.

А. Пичугин

— То есть ваши гастроли это ещё и этнографическая экспедиция?

Д. Верховский

— В какой-то мере да. И очень интересно то, что... большинство артистов могут исполнять только тот репертуар, который они отрепетировали на сегодня. Вот есть в концерте 20 песен. Когда слушатель или продюсер, или промоутер попросит: «А исполните — вот вы пели пять лет назад». Человек скажет: «А мы не репетировали». А «Коневец» сможет спеть сразу огромное число песен. И может произойти так: в одном городе православные песнопения; следующий концерт народный; ещё один — военных казацких песен и так далее. Со всех сторон коллектив уникальный — повторений нет.

Л. Горская

— Скажите, у вас, я так понимаю, весь репертуар исполняется а-капелла, то есть без музыкальных инструментов?

И. Дмитриев

— Как правило, да. Но поскольку мы профессиональные музыканты, мы легко читаем ноты. Бывает, что нас просят спеть какие-то проекты. В частности, в Америке живёт мой друг, с которым мы вместе учились, он органист в одной из церквей не православных. И он попросил: «Не могли бы вы поучаствовать — спеть «Мессу» Брамса?» — с какой-то солисткой. Он выслал мне ноты с разными инструментами, на немецком языке. Нам было интересно, поскольку это для нас музыка новая, мы редко поём такое. Но вот спели. Поскольку мы ноты читаем, мы можем спеть любую...

Л. Горская

— А вот из вашего репертуара — я просто смотрела, он очень, действительно, обширный. Ведь многие песни предполагают аккомпанемент. Я так понимаю, что вам приходится делать переложения, да, для акапельного исполнения композиций некоторых? Вот кто их делает?

И. Дмитриев

— Да, многие песни написаны для большого хора, например. Там тоже надо адаптировать для маленького состава. Но у меня композиторское образование, я специализируюсь на аранжировках и хорошо знаю возможности каждого певца, и перекладываем потом. Существует уже несколько как бы тоже таких путей: что-то ищем через интернет, что-то через личные контакты; какие-то руководители хоров обмениваются аранжировками — я даю свои аранжировки для исполнения моим коллегам из других коллективов; мне дают что-то такое тоже новенькое.

Л. Горская

— А кстати, мы слушали «На сопках Маньчжурии», а что там за тенор такой замечательный был?

И. Дмитриев

— Это наш первый тенор Максим Мостовой. Он у нас поёт давно очень.

А. Пичугин

— А вы, кстати говоря, — сейчас мы будем слушать следующую композицию, следующее песнопение, вернее, — вы одним составом выступаете все 25 лет?

И. Дмитриев

— Нет, конечно. Дело в том, что это очень трудно. Мало коллективов могут похвастаться тем, что...

А. Пичугин

— Сумели сохранить?

И. Дмитриев

— Во-первых, это очень тяжёлый режим, прежде всего для семей — мы отсутствуем, наверное, месяцев пять дома. Это, конечно, наездами, то есть не больше месяца стараемся где-то быть. Но не каждая жена, например, согласится отпускать мужа на такой срок. Поэтому кто-то уходил из коллектива по этим соображениям, кто-то хотел заниматься какой-то своей деятельностью сольной. То есть периодически...

А. Пичугин

— А сколько вот человек, из вас четверых сейчас, с 92-го года?

И. Дмитриев

— Я один.

А. Пичугин

— Вы один?

И. Дмитриев

— Да.

А. Пичугин

— У-у, ничего себе! Продолжаем знакомиться с творчеством «Коневец-квартета». Что будем слушать?

И. Дмитриев

— Я бы хотел, чтобы мы послушали песнопение «Богородице Дево, радуйся» композитора вашего, московского. Это очень известный церковный композитор — дьякон Троице-Сергиевой лавры Сергий Трубачёв. Он уже почил, к сожалению.

А. Пичугин

— Да, он очень известен, конечно!

И. Дмитриев

— Он очень известен, его поют везде, во всех церквях.

А. Пичугин

— И у вас в Питере тоже?

И. Дмитриев

— У нас его очень любят и почитают.

Л. Горская

— В Санкт-Петербурге!

А. Пичугин

— В Санкт-Петербурге, простите!

Звучит песнопение «Богородице Дево, радуйся» в исполнении «Коневец-квартета».

А. Пичугин

— Ну что же, мы продолжаем нашу программу с «Коневец-квартетом». Сегодня у нас руководитель этого коллектива Игорь Дмитриев и продюсер Дмитрий Верховский. Аудитория, которая приходит на ваши выступления — судя по тому как вы рассказывали, как вас приглашали из страны в страну, с чего это всё начиналось, — всё-таки у немцев, у американцев, у англичан большой интерес к творчеству, к другой культуре. Но всё-таки большинство в зале это наши бывшие соотечественники?

И. Дмитриев

— Нет.

А. Пичугин

— Нет?

И. Дмитриев

— Опять же нет, потому что те очень многие эмигранты русские, которые живут на Западе, к сожалению, хотят поменьше ассоциироваться с Россией — те, кто уехал не так давно. Они пойдут послушать поп-музыку, звёзд каких-то, более того, они с удовольствием на Жванецкого сходят — это как бы очень хорошо. Но слушать русскую церковную музыку — многим это просто неинтересно.

А. Пичугин

— Но это и здесь многим неинтересно, ну, честно.

И. Дмитриев

— И здесь многим неинтересно.

А. Пичугин

— Я не знаю: показатель чего это? Точно так же, как многим неинтересен Чайковский. Кто-то не пойдёт в консерваторию.

И. Дмитриев

— Я могу сказать, что в Финляндии, например, на нас ходит 1% православных финнов, как правило. Они сознательно придут нас послушать.

Л. Горская

— Извините, я перебью! Что значит: кто-то не пойдёт в консерваторию? Ты попробуй туда абонемент купить! Там их расхватывают, как пирожки горячие!

А. Пичугин

— Да, но вот эти горячие пирожки, понимаешь, эти абонементы всё равно расходятся по 1-2%, даже считающих себя культурными, москвичей.

Д. Верховский

— А почему должно быть по-другому?

А. Пичугин

— А не должно быть по-другому, нет, я как раз не говорю, что должно быть по-другому.

Л. Горская

— Вот и хорошо бы, чтобы так расходились билеты, наверное, на концерты народной музыки! Вот о чём мы говорим.

А. Пичугин

— Да, да, да! Вот у нас на днях здесь был пианист Борис Березовский — знаменитый пианист. Он говорит: «Мне уже не так интересно играть ту классическую музыку, которую играл много лет. Мне гораздо больше сейчас интересно народное творчество. Я его изучаю, я его стараюсь как-то продвигать».

И. Дмитриев

— Для фортепиано?

А. Пичугин

— Да. Но он переложения какие-то делает.

Д. Верховский

— Человек хочет, видимо, расширить свой спектр. Работал в одном ключе, но нельзя же всю жизнь?

Л. Горская

— Мы придём когда-нибудь к такому же спросу на народную музыку, хотя бы как к спросу на классическую музыку? Так, говоря языком продаж.

Д. Верховский

— В самом деле, зная Россию, в общем-то, целиком, я могу сказать, что всё очень неоднородно. В одних местах есть, где занимаются продвижением. Где-то есть начальники отделов культуры, серьёзно занимающиеся и профессиональные люди, там есть спрос. Там, где нет таких людей, спроса нет.

Л. Горская

— То есть всё зависит от человека опять?

Д. Верховский

— От пастыря.

А. Пичугин

— Угу. Но вот вы занимаетесь, я так понимаю, что у вас есть ещё проект «Русская награда»?

Д. Верховский

— Есть.

А. Пичугин

— То, что я читаю на сайте — тут много всего, много различных целей, но одна из них — это культура. Я так понимаю, что проект сильно связан с Черногорией, соответственно, с Балканами.

Д. Верховский

— Да, это балканский проект.

А. Пичугин

— Так вот, почему, когда я приезжаю на Балканы, я в первую очередь сталкиваюсь с тем, что да наши те же самые славянские народы, они воспринимают свою культуру, как нечто естественное? Как нечто впитавшееся уже настолько, что люди 2-3 года...

Л. Горская

— Нечто очень дорогое.

А. Пичугин

— Дорогое и естественное. Мы почему-то этого стыдимся здесь, в России.

Л. Горская

— Почему стыдимся?

А. Пичугин

— Ну стыдимся.

Л. Горская

— Мы не знаем просто.

А. Пичугин

— Лиза, ну стыдимся!

Д. Верховский

— Дело в том, что был период, когда было огромное количество псевдонародного продукта. Он и сейчас присутствует, но было засилье. И от всего псевдо сначала все открывают глаза и уши, а потом начинает подташнивать. А в Сербии, допустим, не было никогда вот этой волны псевдонародности.

Л. Горская.

— У нас это псевдо было как следствие войны с тем же фольклором и целенаправленного уничтожения народно-музыкальной культуры, вплоть до физического уничтожения некоторых инструментов. Тех же домр считанные единицы остались, их восстанавливали с трудом. Какие-то там утеряны были.

Д. Верховский

— Не важна причина, важен факт.

Л. Горская

— Такого же не было в Черногории, да?

Д. Верховский

— Не было. Вот именно про это я и говорю.

А. Пичугин

— Причём у нас стыд пропадает только после ста пятидесяти, когда мы все собираемся, начинаем петь «Чёрный ворон».

Л. Горская

— 150-и лет?

А. Пичугин

— Нет, 150-и грамм, к сожалению, грамм.

Л. Горская

— Ну, знаешь, если после 150-и пропадёт стыд... Ну, ладно. Вопрос репертуара, мы его коснулись вскользь, но давайте поговорим подробнее. То есть это духовные песнопения, это авторские произведения, а вот, собственно, фольклорные?

И. Дмитриев

— Вы знаете, то же самое я согласен с Дмитрием. Я вообще согласен, что вы подняли эту тему: должны ли мы давать публике то, что она просит, или мы хотим пытаться её как-то...

Л. Горская

— Развить.

И. Дмитриев

— Да, дать им что-то, что они не знают. Просто у нас был такой опыт — мы выступали в Азии: один раз были в Китае, два раза в Японии. И всё это время мы на себе чувствовали как бы такое давление по репертуару. Я понимал, они не хотят слушать нашу церковную музыку, потому что у них совсем другая религия. Но прежде всего они её не знают. Они присылают мне прямо список, что они хотят услышать из народных песен. И это, как правило, дежурный набор того, что им привозила Алла Борисовна — это, в частности, «Миллион алых роз» и всё остальное. То, что когда другие коллективы не выезжали, а кто-то выезжал, они просто на этой музыке... Да, и ансамбль, конечно, Александрова военный, который у них на пластинках.

А. Пичугин

— А «На сопках Маньчжурии» если им спеть? Это примерно то же самое, как если бы...

И. Дмитриев

— Нет, в Японии, естественно, мы это не поём, потому что это не по теме.

А. Пичугин

— Это хорошо. А почему они не хотят, скажем, церковных песнопений? Ведь это же не обязательно воспринимать людям другой культуры, другого религиозного мировоззрения как нечто сакральное?

И. Дмитриев

— Я объясню. Они этого не знают. Они хотят продать, говоря этим языком, продать то, что они знают — то, что люди знают эти песни, им проще людей пригласить послушать эти песни.

Л. Горская

— «Калинка»! (произносит с иностранным акцентом).

И. Дмитриев

— Да, «Калинка», например. Которую в России, например, считается петь просто зазорно для коллективов серьёзных. Лубочная такая псевдоматрёшечность.

Л. Горская

— Дурной тон. А танцевать?

И. Дмитриев

— Но на Западе именно это: «Подмосковные вечера», «Калинка»...

Д. Верховский

— «Подмосковные вечера» неплохое, на самом деле, произведение.

А. Пичугин

— Я как раз тоже хотел сказать!

И. Дмитриев

— Да-да! Мы поём её, да. Но я вернусь к Японии и Китаю. Вот этот вот список, который мне дают из 10-20 произведений. Дальше я пытаюсь его расширить: «Хорошо, мы это споём. Но дайте ещё нам спеть вот это, вот это, вот это, потому что мы уверены, что публика это оценит и им будет это интересно. Это часть нашей культуры, и в конце концов, это наше условие: мы бы хотели это спеть, сохранить». В конце концов они соглашаются, предположим, поторговавшись, сократив ещё церковную часть. В результате, после нашего церковного отделения народ приходит и просит купить наши церковные диски, потому что им именно эта программа понравилась, потому что они её никогда не слушали, это действительно интересно для них, это новое всё.

Л. Горская

— Открытие.

И. Дмитриев

— Для них это открытие. В следующий раз они, может быть, где-то на какой-то другой коллектив или услышав что-то, они скажут: «А можно нам послушать ещё русскую церковную музыку, например?»

А. Пичугин

— Нам, к сожалению, пора заканчивать. Последний вопрос: когда у вас будет концерт в России ближайший?

И. Дмитриев

— Это вопрос к Дмитрию. Мы пока над этим работаем.

Д. Верховский

— Мы над этим работаем. И работаем, в общем, широким полем. Нам сейчас самое главное не когда будет какой-то единичный концерт, нам сейчас самое главное — про то, что говорил сейчас Игорь: чтобы коллектив узнали. А концертов будет достаточно. Главное, чтобы количество нашей работы, объём, перешло в качество.

А. Пичугин

— Хорошо. Я напомню, что сегодня мы говорили с представителями замечательного квартета «Коневец» — «Коневец-квартет» он называется: его руководителем Игорем Дмитриевым и продюсером Дмитрием Верховским. Спасибо большое, что пришли сегодня к нам! Сейчас мы послушаем последнюю песню. Что это будет за песня?

И. Дмитриев

— Спасибо, что позвали, было очень приятно познакомиться.

Д. Верховский

— Зовите ещё!

Л. Горская

— Приходите ещё!

И. Дмитриев

— Я хочу, чтобы мы послушали народную песню «Вечерний звон». И в двух словах расскажу интересный эпизод, связанный с этим. Эту песню мы записали в церковной акустике, что бывает очень редко. Но вот эта песня, я считаю, она как раз очень хорошо звучит в такой акустике — она помогает. И писали мы её на Новом Валааме — монастыре, про который я говорил. Мы каждый год, уже лет 10, там поём летом, помогаем — собираем деньги для Коневского монастыря. И в частности, мы записывали диск с церковными песнопениями. И получили разрешение от игумена записать одну народную песню в церкви там. Когда мы записывали эту песню, когда она уже заканчивалась, и мы пели в конце «бом-бом», включились часы напольные, которые там стоят, и они именно вот этот «бом» естественным образом сыграли.

Л. Горская

— Вам подыграли.

А. Пичугин

— И он остался на записи.

И. Дмитриев

— Да, он остался на записи. Мы решили это не вырезать. И вы, если послушаете песню до конца, то услышите это.

А. Пичугин

— Спасибо ещё раз! Игорь Дмитриев — руководитель «Коневец-квартета»; продюсер Дмитрий Верховский. Лиза Горская —

Л. Горская

— Алексей Пичугин —

А. Пичугин

— Всего хорошего! Будьте здоровы!