«Значение веры в преодолении трудностей в семье». Юрий и Евгения Белонощенко

У нас в гостях были основатели одной из крупнейших сетей детских клубов раннего развития, многодетные супруги Юрий и Евгения Белонощенко.

Наши гости поделились, как непростые жизненные испытания помогли им прийти к Богу и поменять жизнь, а также какое значение в воспитании детей может играть поддержка родителей, в том числе, молитвенная.

Ведущая: Анна Леонтьева

---

А. Леонтьева.

— Добрый «Светлый вечер». Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Юрий и Евгения Белонощенко — руководителя сети «Бэби-клуб» для раннего развития детей, родители пятерых детей. Добрый вечер, дорогие.

Ю. Белонощенко и Е. Белонощенко

— Добрый вечер.

А. Леонтьева.

— Читая историю вашей семьи, я, конечно, чувствовала, что читаю небольшую такую повесть. Ну, она была большая, но потрясающая, и такая биография. Я предлагаю с неё и начать, поскольку Юрий не сразу стал руководителем «Бэби-клуба» для раннего развития детей, а прошёл огромный путь: был директором филиалов «Тройка Диалог», возглавлял «Номос-банк», «Уралсиб», прошёл какие-то потрясающие марафоны, один из которых, если я не ошибаюсь, 250 километров по пустыне Сахара. Да?

Ю. Белонощенко

— Да.

А. Леонтьева.

— То есть есть о чём поговорить. Евгения, собственно, открыла эту сеть «Бэби-клуб», написала книгу по воспитанию детей, которая называется «Рождённые с характером». Ну, в общем, сегодня будет о чём поговорить, говоря о семье. Давайте начнём с того момента, как Юрий и Евгения решили открыть вот эту сеть «Бэби-клуб» для раннего развития детей. А что, собственно, послужило толчком? Вот Евгения, наверное, с вас начнём, поскольку это ваша была инициатива. Вы же экономист по образованию?

Е. Белонощенко

— Ну, это номинальный экономист я по образованию, потому что удивительно, каким образом меня вообще привело в образование, потому что я не особый такой ученик-ученик. Вот я всё время говорю, и детям говорю, что не делайте так, как я, потому что я смогла закончить институт потому, что я хорошо списываю, и поступить тоже. Вот это не чета Юре.

А. Леонтьева

— Это тоже навык, я считаю.

Е. Белонощенко

— Ну да, но такой немножечко нечестный. Он вообще нечестный — назовём это так. У Юры была золотая медаль. Юра закончил авиационный институт. Это совсем другой разговор. И, конечно, это начиналось не как сеть, начиналось как один клуб. И есть две версии. Я вот тоже читаю своё интервью и понимаю, что есть две версии открытия «Бэби-клуба». Одна версия — это для нашей дочки маленькой. Потому что как раз в это время начиналось такое понятие, как раннее развитие, и никто нас никуда не брал. И поэтому пришлось создать самим, чтобы было куда ходить. А второй вариант мне нравится больше. Это было открытие для меня, для реализации, потому что я честно не понимала — вокруг меня было очень много талантливых людей, которые плясали, танцевали, могли делать какие-то невероятные вещи, а мне казалось, что я вообще ничего не могу. И вот когда я поняла, что могу хотя бы одного человека научить читать — стоит ради этого прожить жизнь. И вот так открылся первый клуб.

А. Леонтьева

— Юрий, у меня, когда я читала ваше интервью, в котором вы говорили, что ваш отец говорил вам, что если делаешь что-то, то делай хорошо. Мы в своё время с детьми и с мужем моим прочитали книгу «Богатый папа, бедный папа» — такой был бестселлер в 90-е. Не помню, какой американский бизнесмен написал её. Но там рассказывалось о том, как быть миллионером, как быть успешным предпринимателем. Очень мало, чего я из неё помню, кроме того, что этот миллионер очень мало спал. Больше всего поразило, как он спит там, какое-то у него расписание такое, урывками в поездах, ещё что-то. Наверное, ваш отец как-то сильно повлиял на вашу карьеру такого успешного предпринимателя? Вот можете сказать, открыть мне секретик, как матери, что для этого нужно делать?

Ю. Белонощенко

— Наверное, две вещи, которые я точно помню, что отец спрашивал и чему он меня научил. Первое, с чего вообще начиналось, это фотография. У отца было два фотоаппарата. Один из них был «Зенит-С» — такой полупрофессиональный, как бы любительский, но уже большой. И был прям маленький-маленький плёночный фотоаппарат «Смена-8М». И мне отец сказал: если ты хочешь научиться фотографировать, то надо прочитать инструкцию по применению. И так как инструкции по применению тогда в Советском Союзе были маленькие, или она уже где-то потерялась, я тогда пошёл в книжный магазин, купил там «Краткий справочник фотографа-фотолюбителя» и прочитал его от корки до корки. Там было где-то шестьсот страниц. И вот прочитав вот эту инструкцию по применению до конца, я уже понимал теперь, как проявлять плёнку, как настраивать выдержку, диафрагму и так далее. Тогда после этого отец дал уже свой «Зенит-С» и сказал, что теперь я могу фотографировать. И, в принципе, меня стали приглашать в разные школы, сады. И вот первый бизнес — по сути, я заработал деньги на фотографии, потому что меня приглашали в огромное количество школ, их было очень много.

А. Леонтьева

— Сначала вы делали портреты знаменитостей, продавали их по 10 рублей в школах, как я понимаю.

Ю. Белонощенко

— Да, в школе своим друзьям. Поэтому вот всё-таки первое — это такое простое, наверное, напутствие: читай инструкцию по применению, сынок, если ты хочешь чего-то добиться. И второе, что я точно запомнил на всю жизнь, когда он сказал: «Юрочка, если ты хочешь вообще в этой жизни чего-то добиться, то... вот смотри, что делают, например, твои друзья в школе: кто-то двоечник, кто-то троечник, на 20-30% кто-то что-то делает, кто-то какой-то хорошист, который делает что-то, может быть, на 50%, может быть, на 60-70%. А есть ещё отличники, которые делают что-то на 80%, на 90% и даже на сто. Так вот, пожалуйста, ты смотри, что делают отличники, и делай на 10% больше, чем то, что делают они». И в принципе, вот этот совет я запомнил на всю жизнь. И всю свою остальную сознательную жизнь я как раз и делал просто чуть больше, чем все остальные. Вот эти вот 10% дополнительных как раз очень сильно повлияли, по сути, на мой профессиональный и карьерный рост.

А. Леонтьева

— Дорогие радиослушатели, записывайте. Я ещё заметила — это на самом деле не относится к проблемам семьи, но я же не могу не воспользоваться служебным положением и не послушать советов успешного предпринимателя, вернее, двух успешных предпринимателей. Потому что, ну а вдруг это кому-то принесёт пользу? Я должна сказать, что у вас ещё вот в вашем интервью, которое я очень внимательно прочитала, очень много внимания уделено общению с людьми, правильному обращению с клиентами, вежливости, звонкам. Вот можно немножечко вас обоих про это спросить?

Е. Белонощенко

— Я, наверное, хочу ещё добавить к тому, что Юра говорил про папу. Когда я присоединилась к их семье, мне был 21 год, то я увидела как Юрин папа во всём его поддерживает, то есть я не видела никогда критики. И даже, естественно, мы делали какие то не очень хорошие вещи, как все нормальные люди, но даже при этом он никогда нас не осуждал, он никогда нас не выговаривал. И от него мы чувствовали только поддержку. И реально, когда у нас так получилось, что родители ушли в один год — Юрина мама, Юрин папа и моя мама, — то мы очень сильно ощутили, вот когда уходят родители, когда уходит какая-то такая стена, которая тебя держит. И начались много различных бед в нашей жизни в том числе, потому, что мне кажется, очень долго мы держались на их какой-то невероятной поддержке.

А. Леонтьева

— Я на самом деле вас очень понимаю. Когда ушла мама, я помню, что первое, чего я лишилась, это вот этой вот возможности — мы жили отдельно, она жила со вторым мужем — вот этой возможности взять телефонную трубку, когда у тебя есть свободное время, потому что у мамы всегда много на тебя свободного времени, и долго-долго рассказывать ей о своих успехах. Потому что ни один человек на свете не выдержит больше вот этого длинного рассказа двухчасового. Ты едешь в машине, гуляешь на прогулке, вставил наушничек и рассказываешь, рассказываешь маме о своих успехах. И действительно, когда этого нет, я очень долго ещё хваталась за телефонную трубку, и очень вас понимаю. Давайте немножечко расскажем про такие этапы вашего пути. Началось всё с фотографии, я понимаю. Вот как всё развивалось, как развивалась ваша предпринимательская карьера? И благодаря чему, может быть? Или это очень большой вопрос?

Ю. Белонощенко

— Наверное, если говорить про предпринимательскую карьеру, я уже сказал, да, что первые деньги я заработал на фотографии. И в последующие годы я не занимался предпринимательством, я работал в финансовых компаниях. И вот тот подход, наверное, который я вынес как-то для себя, это как раз и было то, что я делал, может быть, как-то лучше, чем другие. Вначале я был трейдером в Самарском филиале «Тройки Диалог» в Самаре. Потом я очень хотел стать директором, но не получилось. Почему-то взяли другого человека. Мне сказали: Юра, тебе ещё надо расти. И я ушёл в другую финансовую компанию в Самаре — «Атон», открыл там филиал «Атона». И после этого они попросили меня вернуться обратно. И всё, что я делал, в том числе когда вы задаёте вопрос про клиентский сервис и так далее, когда я понял, что для того, чтобы набирать клиентов, нужно им звонить, условно говоря.

А. Леонтьева

— Это даже не клиентский сервис. Я бы сказала, что это человеческие отношения в бизнесе, в деле.

Ю. Белонощенко

— Да, наверное. Вначале как бы человеческие отношения, наверное, складывались уже после того, как клиент приходил к нам, когда подписывал договора и так далее. И опять же, я вот возвращаюсь к этим инструкциям по применению, которые мне когда-то папа посоветовал, я так, в принципе, и в жизни использую. Я думал: а как же звонить клиентам, как бы этому научиться? Опять пошёл в книжный магазин, опять купил книжку «Техника холодных звонков» и начал обзванивать клиентов. Как правильно обзванивать, как-то более бережно, как-то гуманно, чтобы они понимали, о чём я говорю. И после того, как клиентов стало настолько много, что я уже перестал их считать, иногда стал ошибаться и забывал кому-то позвонить. Я не знал, у кого сейчас какой-то отпуск или у кого какой-то день рождения. Тогда я узнал, оказывается, что для того, чтобы сохранять вот эту клиентскую базу, для этого можно использовать программу CRM. Думаю: что такое CRM? Но сейчас-то мы знаем, что такое CRM.

А. Леонтьева

— Я — нет.

Ю. Белонощенко

— Такая определённая программа. И тогда я понял, что есть такая программа CRM. И я нашёл магазин, который тогда был в Самаре. Можно было купить диск для этого. Этот диск стоил тогда, по-моему, триста долларов, если не ошибаюсь. Но у меня тогда не было денег, чтобы купить этот диск. И я тогда позвонил в филиал, точнее в офис «Тройки Диалог» в Москве, и говорю: знаете, мне вот нужен такой диск для того, чтобы я мог обрабатывать клиентов, чтобы не забывать их и так далее. Мне сказали: а вы кто такой? Я такой говорю, что я Юрий Белонощенко, я трейдер из Самарского филиала, просто мне не хватает уже возможности обрабатывать всех клиентов, мне просто нужны деньги, чтобы купить этот диск. Мне сказали: «Юрий, вы что не знаете, что у нас кризис сегодня? У нас сейчас денег нет, до свидания», — и положили трубку. Но мне всё равно нужен был этот диск. Тогда у меня была зарплата, по-моему, 250 долларов в месяц. Мне не хватало 50 долларов, я занял это у жены. И я пошёл и купил этот диск. И я не стал забывать, когда день рождения у клиента, когда отпуск, какие у него там телефоны, почты и всё остальное. И после этого как раз — вот если говорить про клиентский сервис — клиенты стали рекомендовать меня другим, и их стало ещё больше. И вот только когда их стало больше, когда я вначале ушёл в одну финансовую компанию и потом вернулся в другую, и тогда мне сказали: «Юр, ты уже можешь быть генеральным директором филиала, мы тебя можем взять».

А. Леонтьева

— Напомню, что у нас гостях Юрий и Евгения Белонощенко, руководители сети «Бэби-клуб» для раннего развития детей, родители пятерых детей, предприниматели. Мне нравится слово «предприниматель» больше, чем «бизнесмен». Знаете, оно какое-то более созидающее.

Е. Белонощенко

— Вы знаете, мы недавно только давали интервью, и мне очень понравилось, что наконец-то за столько лет предпринимательства мы выяснили, что предприниматель — это, как правило, человек с идеей. То есть у него есть смысл, а потом деньги. А бизнесмен — это всё-таки некий просчёт, расчёт, а потом уже, может быть, идея подтянется. То есть бизнесмену, вообще-то, если бережно сказать, всё равно что продавать, а предпринимателю — нет. Ну, мне так кажется, хотя, может быть, я ошибаюсь.

А. Леонтьева

— Но я тут с вами согласна. Вот мой муж был именно предпринимателем. Довольно такая большая у нас была деятельность, и мы оба гуманитарии. И я должна сказать, что мой муж — он, к сожалению, ушёл из жизни — даже не умел толком считать. Вот честно, вот у него с математикой прям жесть какая-то была. И при этом я видела, что вот он горит какой-то идеей. И вот это горение, во-первых, прошибает стены, оно как-то объединяет людей вокруг, выстраивает вокруг, и оно как бы самое главное. То есть он был очень большим патриотом, он хотел что-то сделать для страны. И поэтому вот на этой волне, собственно, всё и шло. Вот когда его не стало, весь бизнес, к сожалению, тоже разрушился. Ну, то есть я в этом очень согласна. Скажите, два дорогих, Евгения и Юрий, предпринимателя, а как вы умудрились вырастить стольких детей? Сколько лет, кстати, вашим детям?

Е. Белонощенко

— 26, 21, 16, 12, 8.

А. Леонтьева

— Вот есть о чём поговорить.

Ю. Белонощенко

— Четыре девочки и сын.

А. Леонтьева

— Как у вас хватало на это времени?

Е. Белонощенко

— Во-первых, когда мы познакомились, у нас с Юрой такой был разговор, прям в начале практически. Мы сами родились в Самаре. Он говорит: у меня есть такая мечта — я хочу жить в Москве. Я говорю, что и я тоже хочу жить в Москве. Он говорит: я хочу, чтобы наши дети закончили московские школы — почему-то такая была у него идея. И он говорит: я хочу троих детей. Я говорю: слушай, всё совпадает — я согласна. И, честно говоря, для меня самой до сих пор этот вопрос стоит. Не в том, как мы их воспитывали — это понятно. Это тоже такое есть — как бы одна история воспитания старших детей, и есть история воспитания младших детей. Мы были сначала одни родители, и сейчас мы совсем другие родители. Вот это тоже интересный такой парадокс.

А. Леонтьева

— А в чём разница?

Е. Белонощенко

— Очень большая. Сейчас к этому вернёмся. Если вот договорить о...Так, что-то мысль моя сбилась.

Ю. Белонощенко

— Я хотел просто сказать, почему в итоге трое. Потому что, когда мы с Женей познакомились, в нашей семье было двое детей — это я и моя сестра. У Жени тоже двое — это две сестры. И я думал, что трое — мы же должны как-то перевыполнить план по рождаемости.

А. Леонтьева

— Плюс 10%.

Е. Белонощенко

— Да-да. И поэтому у нас, знаете, прям был такой внегласный какой-то момент, когда мы понимали, что прошло уже пять лет — у нас практически между детьми разница пять и четыре года. И вот как-то у нас у обоих — он такой: ну что, да? Я говорю: да. «Ну что, да?» — «Да». И вот как-то понимали. У нас никогда не было — вот то, что я слышу сейчас очень часто у молодёжи, что мы должны что-то заработать, или что мы хотим на себя время потратить. И тогда, может быть, когда мы воспитывали старших детей, наверное, не понимали всю радость общения, которую мы сейчас испытываем от своих младших детей. И если говорить об этой разнице, то, во-первых, мы не были православными людьми, мы не родились с Юрой в православных семьях. Я помню только бабушку, которая тихо молилась...

А. Леонтьева

— Очень часто это бабушки...

Е. Белонощенко

— Да, у бабушки стояла старенькая икона Николаю Угоднику. И вот, ночь — мы были с бабушкой в одной комнате — мы ложимся, бабушка стоит, что-то шепчет, шепчет, раз — легла тоже, ну и всё. Она особо нас никак — ну, видно, родители как бы не поддерживали, поэтому бабушка тоже. Но у меня это в памяти осталось. И поэтому я крестилась где-то в 11-м классе. И первая часть нашего с Юрой проживания, конечно, была во всяких разных экспериментах, которые приводили как бы и к либерализму, и к каким-то свободам, которые выходили за рамки и нашего поведения, и, соответственно, дети видели, как мы. И поэтому сейчас, конечно, в том числе получаем огромный опыт, когда ты живёшь без Бога, когда ты живёшь в своей свободе, мы очень хорошо сейчас видим, как эта свобода нас наказывает через старших детей. Но это очень хороший опыт — именно через наших детей мы пришли к Богу.

А. Леонтьева

— Очень вас понимаю.

Ю. Белонощенко

— Но я бы хотел всё-таки начать и ещё рассказать, как меня крестили. Мне было, по-моему, 10 лет. Крестили в Витебске, в Белоруссии, потому что там была родня. Я помню, что покрестили, облили водой, немножко было холодно, но нормально так — я не особо расстраивался. И, в принципе, всё, и на этом закончилось, и крестик потерялся. И много лет этого ничего не чувствовал. Но единственное, понятно, родители на Пасху готовили куличи — всё. Как бы после этого всё закончилось — на тот момент.

А. Леонтьева

— Это будет не очень интимный вопрос, если я спрошу, как вы пришли к вере?

Е. Белонощенко

— Да, конечно. Это, наверное, важный вопрос, потому что моя жизнь вообще очень сильно поменялась. Она внешне тоже поменялась, но для меня она поменялась внутренне. Я понимаю, что я человек, на самом деле, с такой очень мощной энергией, которую нужно куда-то применить всё время, очень неуёмный. На самом деле, у нас очень много знакомых, друзей, то есть бесконечные были поездки, мы практически полмира объездили с Юрой — были вот такие финансовые возможности, когда Юра работал в финансах, а я занималась «Бэби-клубом». Конечно, вот те свободы, о которых я говорю, когда ты молодой, когда ты красивый, когда у тебя есть деньги, когда у тебя есть власть, то, конечно, неокрепшая душа, честно говоря, не выдерживает таких испытаний. И тогда как бы ты хочешь чего-то больше, ещё чего-то больше. Мы, в том числе, разрушая свою семью, договаривались и о свободных каких-то отношениях. И всё это в конечном счёте привело к тому, что мы были вместе — и это какая-то параллельная такая жизнь. И был случай, когда мы хотели развестись, но мы всё-таки удержались вместе. Но даже это нас не привело тогда к вере. Мы тогда были, как слепые котята, вот реально по-другому это нельзя никак назвать. И даже вот тот случай, наверное, о котором мы поговорим — то, что с Юрой произошло это непонятное заболевание, — и даже это нас уже практически развернуло к вере, но мы не встали на путь воцерковления. Потому что, мне кажется, всё-таки вера подкрепляется путём воцерковления, которое происходит, наверное, всю жизнь. Но именно когда мы увидели свою старшую дочь, которая в тот момент употребляла наркотики, и мы это не понимали. Ну, потому что как бы это была трава, и она не так сильно проявлена, как, например, тяжёлые наркотики. Ну мы это и не знали. И на этом фоне, или не на этом фоне, у неё развилось биполярное расстройство.
Ну, для людей как бы старого поколения — это сейчас по-современному так называют, а раньше это назывался маниакально-депрессивный психоз. До сих пор неизвестно, почему возникает в мозгу такая история. Все, когда говорят слово «депрессия», не знают, что такое на самом деле клиническая депрессия. То есть многие люди плохое настроение называют депрессией. Клиническая депрессия — это когда человек лежит, он не может сходить даже в туалет. И многие родители считывают это как лень, нежелание. Или, наоборот, вдруг наша Наташа может встать и пройти украинскую границу, когда уже никто не может пройти. То есть она делает невозможные вещи: поступить в вуз с полпинка — хочешь на операторский, хочешь на режиссёрский? А потом у неё опять начинается депрессия. То есть ты видишь человека в двух разных ипостасях. Но если это не лечить и провоцировать наркотиками, то ты видишь сумасшествие. И вот именно, наверное, сумасшествие, когда ты видишь, что твой ребёнок сошёл с ума, он видит (может быть, и на самом деле) бесов, она понимает, что надо убегать из Москвы, потому что она грязная. То есть она начинает какие-то вот говорить уже вещи... И в этот момент мы понимаем, что никакие деньги, никакие связи, никакие понимания, якобы, твоего мира, или то, что ты вообще можешь всё в этой жизни. Ты понимаешь, что не знаешь, что делать. Ты обращаешься к врачам, и врачи не знают, что делать. И я помню, что у этой же Наташи я нашла... А у неё, когда начинаются вот такие состояния, она, кстати, становится ближе к Богу. То есть у неё появляется, например, в её рюкзаках Библия, молитвослов. Я в первый раз как бы залезла в её... смотрела её вещи и нашла молитвослов. И просто на интуитивном уровне, я помню, что просто взяла молитвослов и начала читать. Наверное, это было какое-то правило.
И я просто на физическом уровне ощутила выравнивание, то есть у меня прошёл шум в голове, у меня перестал быть испуг. И вот я закрыла молитвослов и пошла в ближайшую церковь. Это был храм Фёдора Студита на Никитских воротах. И вот таким образом потихонечку, именно через воцерковление, моя жизнь на самом деле... я каждый год это отмечаю. В этом году будет пять лет. И вот это просто путь, который, благодаря Наташе... кстати, благодаря Наташе мы открыли «Бэби-клуб», благодаря Наташе мы пришли в храм. Благодаря Наташе я знаю очень много вещей из других разных областей. Но та жизнь, которую я сейчас проживаю внутри себя, это просто несравнимые вещи. И, естественно, воспитание детей уже идёт через православную призму.

А. Леонтьева

— Напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева. Мы говорим о семье с Юрием и Евгенией Белонощенко, руководителями сети «Бэби-клуб» для раннего развития детей, родителями пятерых детей. Мы вернёмся к вам через минуту.

А. Леонтьева

— Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Юрий и Евгения Белонощенко, предприниматели, руководители сети «Бэби-клуб» для раннего развития детей, родители пятерых детей. Тема, которую Евгения затронула в первой части нашей программы, мне тоже очень близка и знакома. Мы с дочерью прошли через клиническую депрессию. Она была в гостях у Радио ВЕРА и рассказала, как это преодолевается при помощи семьи. Я написала об этом книгу, которая называется «Я знаю, что тебе больно». Поэтому очень важные слова сказала Евгения о том, что депрессия — это не какая-то грусть или уныние, а это клиническое состояние (имеется в виду клиническая депрессия). И очень откликнулись ваши слова, Евгения, об этом, на физическом уровне, выравнивании при помощи молитвы. Это же действительно ощущается как другое состояние организма.

Ю. Белонощенко

— Хотел добавить просто, что ещё до того момента, когда Женя открыла молитвослов — как раз я выходил из болезни, если мы попозже об этом поговорим. Я говорю: «Что-то то ли праздник какой-то. Жень, пойду в храм схожу прям через дорогу». Это на Большой Никитской было, большой храм Вознесения. Женя говорит: «Иди, я не пойду». Я пошёл в храм, отстоял... по-моему, это была, я не помню, Пасха или Рождество — какая-то ночная молитва, которая чуть ли не три с половиной часа шла. Я прям отстоял до самого конца, не особо даже, в принципе, наверное, что-то понял. Как бы дошёл, а когда всё закончилось, пошёл домой. И думаю: ну, как-то вот прикольно, надо как-то ходить. И пошёл ещё туда же в храм на воскресную службу. И как раз там кто-то исповедуется, кто-то причащается, какой-то там хлебушек, какой-то там компотик, или что-то. Я так за всеми иду — как-то хочется тоже...

А. Леонтьева

— Компотика.

Ю. Белонощенко

— А мне батюшка говорит: а ты вообще исповедовался? А я говорю: а что это такое? И в этот момент я понял, в принципе, что, наверное, для этого нужно что-то делать. И вот, говоря сейчас о результатах, что, по сути, мы вместе с Женей... Потом женя говорит: я пойду, а ты пойдёшь? И мы стали вместе уже — нашли батюшку, начали вместе ходить в храм и так далее. Всегда вместе, то есть не пропуская. Здесь важно, что если уж семья делает что-то, значит, нужно это делать вдвоём. Поэтому так вот мы в итоге пришли вдвоём. И потом уже потихонечку...

Е. Белонощенко

— Да, начался путь. И мы попали к отцу Всеволоду Чаплину, сделали вместе с ним воскресную школу у нас в офисе «Бэби-клуба». Ко мне подходит прихожанка Машенька и говорит, что так хочет в воскресную школу. Я говорю: «А чего ты? Давай, я тебе помогу. У нас офис есть. Сейчас благословение спросим». Отец Всеволод сказал, что готов приходить Псалтырь с нами читать. То есть вот потихонечку у нас...

Ю. Белонощенко

— И опять же, маленькие дети, если говорить про Володю и Машу, они, наблюдая за тем, что делают родители. Я уже не помню, кстати, когда в первый раз они вдруг просто пришли.

Е. Белонощенко

— Ну да, они в храме чувствуют себя, как дома. Но мы просто начали с ними ходить. Мы же с Юрой очень много путешествуем. Мы любим путешествовать на машине. И мы никогда не пропускаем воскресной службы. Если в деревне мы находимся, то приходим и с бабушками молимся. То есть на самом деле очень большой такой опыт стал набираться. Но это такая как бы, наверное, очень важная часть. То есть мы даже планируем дела, в зависимости от праздников церковных или воскресных. То есть мы никогда не назначим службу или там поработать с утра в воскресенье, то есть для нас это такая вещь: подождите, мы на обед к отцу идём...

А. Леонтьева

— Давайте поговорим вот об этом кризисе, который произошёл в вашей жизни, в связи со здоровьем Юрия, и о неожиданном аутоиммунном, как вы сказали в интервью, приступе, который выключил вас из жизни на 16 дней. Вы можете два слова рассказать про это?

Ю. Белонощенко

— Это было 10 декабря 2016 года. Когда я очень долго сидел в ванной, как раз разговаривал с Наташей, она тогда ещё была в Киеве, в институте Карпенко. И мы что-то очень долго с ней разговаривали, разговаривали — часа два. И в тот момент, когда я стал выходить из ванной (наверное, слишком долго сидел), закружилась голова. Закружилась голова, я как-то сел на стул. И мне нужно встать, а ноги не двигаются, руки не двигаются, и я не могу кричать, потому что нет голоса. По сути, я как бы так застыл. И, во-первых, я не понял, что со мной произошло. Во-вторых, меня стало клонить в сон. Думаю: может быть, я сейчас засну быстренько, проснусь — и всё будет хорошо. Закрыл глаза и отключился, просто отключился. И вот, не знаю, через полчаса, или через сколько, Володя начал кричать «папа, папа, что с тобой?», начал звать. У нас тогда была няня-филиппинка. Она стала выходить на лестничную клетку, кричать «хелп!». Прибежали соседи, вызвали скорую, и меня повезли в больницу. И вот все эти дни, получается даже 19 дней примерно, я лежал на больничной койке с закрытыми глазами. И мне даже после этого всегда говорили: «Юр, ты, может быть, там что-то видел? Может быть, ты ангелов видел или Бога, или что-нибудь ещё?» Я говорю: «Ну, честно, вот ничего не видел. То есть просто чернота, и всё». И вот я отключился, мы проехали три разных больницы. Одна из которых всё-таки выбрала, что нужно сделать, чтобы меня спасти. Это была клиника Бурназяна. Константин Попугаев, врач, который принял такое опасное, но важное политическое решение...

Е. Белонощенко

— Сделать большую дозу иммуноглобулина.

Ю. Белонощенко

— И я открыл глаза как раз 29 декабря 2016 года. Открыл глаза, лежу на больничной койке, вижу такой свет. Вижу, что рядом со мной стоят где-то семь или девять врачей, о чём-то разговаривают друг с другом. Потом они поворачиваются на меня, и я понимаю, что, значит, со мной случилось что-то, со мной что-то произошло. И они начали ко мне подходить, начали задавать вопросы: «А как тебя зовут-то?» Я говорю: «Юрий». — «А отчество?» — «Юрий Олегович Белонощенко». — «Прекрасно. А жена у тебя есть?» Я говорю: «Да, вроде бы есть — Женя». — «А дети у тебя есть?» Они ещё спросили, где я живу — в Москве? Я говорю, что да. Они говорят: «А сколько у тебя детей?» На тот момент было уже пятеро детей. И я тогда говорю: «Ну, не знаю, двое, трое». Они говорят: «Какое „трое“? У тебя пятеро детей!» Я говорю: «У меня пятеро детей?!» — то есть как так? И потом они говорят: «А родители у тебя где?» Я говорю: «Родители у меня в Самаре, живы-здоровы». Они говорят: «Как „живы-здоровы“? Они давно умерли!» И в этот момент вдруг мой мозг начал думать. То есть родители ушли ещё в 2013 году. Я на тот момент, скажем так, нормально перенёс смерть родителей. Им было по 73 с половиной года. Ну, конечно, можно было бы пожить и подольше, но тем не менее есть определённая статистика в России. Я как-то относительно спокойно тогда пережил смерть родителей, и когда мы в Самару приезжали по работе, например (у нас вся управляющая компания, весь офис до сих пор в Самаре находится), или встретиться с друзьями, мы всегда заезжали, конечно, на кладбище к родителям. Но это всегда занимало пять минут: сели, положили цветочки, конфетки какие-то, ну «папочка», «мамочка», «Царство Небесное» — встали и пошли, всё. Естественно, у нас всегда были дела, то работа, то с друзьями в баню в Самаре и так далее.
И вот когда 29 декабря 2016 я открыл глаза, и когда я вдруг понял, что, оказывается, родителей уже нет в живых, наверное, в принципе, тогда я первый раз в жизни расплакался. И после этого шёл длительный процесс восстановления тела, памяти, пришлось заново запоминать и так далее. Потому что я не знал, что такое 12 месяцев... и вот пошёл процесс потихонечку восстановления. И когда я восстановился, где-то в марте в первый раз вышел на работу. То есть первый день прошёл — я сразу домой. Женя мне говорит: «Тебе не надо пока ещё работать, тебе надо восстанавливаться», — и так далее. Так вот, просто что мне всегда интересно, и в том числе аудитории другой рассказать, и чем я делюсь: когда я начал анализировать, то есть, что со мной произошло, как бы я что-то в жизни делал по-другому. В жизни я совершал много разных каких-то, может быть, неприятных историй, которые бы я сделал по-другому: кого-то увольнял резко, а кого-то надо было оставить — я слишком долго оставлял человека. Ну, то есть я был иногда достаточно резким, в принципе, с точки зрения и бизнеса.
И после этого я начал думать: а что я мог бы сделать по-другому, как бы я мог по-другому вести себя с командой, с сотрудниками и так далее? Но самое важное, что я осознал: а как бы я мог себя по-другому вести со своими родителями? Да, у меня были с родителями прекрасные отношения — Женя это уже сказала. Но в тот момент, так как родители были в Самаре, а мы уже были в Москве — разница часового пояса на час. Всегда была разница, что если в Москве было девять часов вечера, то в Самаре уже было десять часов вечера — они там уже ложились спать.

А. Леонтьева

— Это самый для москвичей разгар рабочего дня — девять часов вечера.

Ю. Белонощенко

— И я, например, перестал отцу звонить, когда он звонил мне по телефону. И правильно, как вы начали говорить, родителям всегда интересно, чем занимаются дети. Было ли у меня две минуты просто сказать папе про то, где я сегодня был? Например, что я был на конференции, я был на тренировке или где-то ещё. Ну, конечно же, у меня было время. У нас с вами есть 24 часа, из них шесть часов мы спим, например. И у нас ещё остаётся 18 часов — есть чем заняться. Но я тогда был всё время занят. И в социальной сети у меня до сих пор сохранилась переписка с отцом: «я перезвоню» — пять раз. И я не перезванивал. И на следующий день тоже. И вот я думаю: это же просто — просто хотя бы не забывать звонить родителям, если они хотят просто поговорить с детьми. И вот те выводы, которые после этого я сделал: я понял, что, оказывается, в жизни, в работе, в бизнесе, в предпринимательстве, в общении с клиентами, сотрудниками, оказывается, родители — самое важное. Потому что родители когда-то родили на этот свет, там — памперсы, мыли попу за мной, таскали по клиникам, когда я болел, брали меня на море и так далее. То есть всю мою жизнь они столько в меня вкладывали. Но в какой-то момент, когда человек начинает взрослеть, он уже думает: «Ну, что там мне папа начинает что-то говорить? Я-то как бы умнее, я-то как бы знаю». И в этот момент я осознаю, что это большая, наверное, задача и для тех сейчас слушателей, которые нас слушают — что можете изменить вы по отношению ко своим родителям? Чтобы не совершать такие ошибки, которые делал я.

А. Леонтьева

— Напомню, что у нас в гостях Юрий и Евгения Белонощенко, руководители сети «Бэби-клуб» для раннего развития детей, родители пятерых детей. Очень важную поднял тему Юрий. Но вообще, такая история, как с вами, такая остановка в пути — вот у нас последнюю четверть нашей программы она как-то осмысливается. Это же действительно такое ощущение, что Господь попустил какую-то остановку. Вы бежали марафон, вы бесконечно работали, вы шагали семимильными шагами вверх. И вот есть такое осмысление, что как будто что-то изменилось? И какие-то есть... вот говорят же: зачем?

Е. Белонощенко

— Конечно, интересно послушать историю, как со мной это происходило — то, что видела я. Потому что я видела всё реально, то есть если Юра всё это время был в каком-то состоянии... он, конечно, неспокойно лежал, он как будто боролся с бесами — его привязывали. Потому что я, когда первый раз услышала, когда моя нянечка кричит о том, что «хелп», я понимаю, что она больше ничего сказать не может, понимаю, что случилось что-то непоправимое. И причём я слышу, что плачет один ребёнок, а второй ребёнок не плачет. У нас недалеко был офис, и я бегу и понимаю, что что-то случилось с детьми. У меня даже мысли не возникает, что с таким «марафонцем» в принципе может что-то случиться. И мне звонит помощник, говорит: «Женя, это с Юрой это не с детьми». Если честно, что значит материнское сердце, я выдохнула: фух, с Юрой можно справиться. Прибегаю и понимаю, что Юра на самом деле находится в удивительном состоянии, потому что я вместе со скорой поехала. Понимаете, он как бы ни жив ни мёртв, то есть он как будто находится между небом и землёй. То есть нельзя сказать, что он находится как бы прям совсем в таком состоянии без сознания. И в какой-то момент начали врачи давать один, другой, третий диагноз, и я смотрю в их глаза, они опускают глаза и не знают, что мне сказать. Я принимаю решение забрать его домой. Дети мне говорят: мама, дома он погибнет.
Мы отдаём его в другую клинику. Это уже такая именитая клиника с именем большим. И я смотрю в глаза, и они не знают, что мне сказать. Но они делают МРТ, и вдруг через неделю они начинают понимать, что начинает исчезать кора головного мозга, то есть она начинает отмирать. И они говорят, что не знают, как остановить это. Но МРТ показывает, что идёт как бы... вот когда клетки светятся, то это значит идёт отмирание. И тогда я принимаю решение. То есть, когда мне звонит Юрин друг, и он мне уже изначально говорил, что давай сюда, давай в Бурназяна. И я услышала несколько раз... во-первых, я чувствовала себя внутри очень спокойно. Вот я была на руках у Бога, я по-другому не могу сказать. Знаете, как мне говорят, что это просто шоковое у меня состояние. Слушайте, говорю, в шоковом состоянии человек, может быть, и может действовать, потому что там нужно было принимать очень много решений, потому что у меня дети, у меня компания и у меня Юра. И здесь я реально была внутренне, как будто в таком шаре спокойном.
И я понимала, что должна прийти такая вещь, как вот тебе три раза скажут, например, про какого-то доктора. Потому что у Юры очень много знакомых, за него молились, мне кажется, все конфессии города Москвы. И мне поступало очень много предложений. Потому что на самом деле первая была некоммерческая клиника, а вторая была коммерческая больница. Это были большие деньги. И в тот момент — нас папа всегда ругает, что у нас нет какого-то источника накопления, — и правда, когда я сказала друзьям, что у меня такая беда, то просто в момент у меня оказались очень большие деньги на счёте. Просто я видела, как они прям капали, падали... и именно с этими деньгами я могла расплатиться за всё его лечение. Я перевожу его в третью клинику. И там было удивительно: я зашла в реанимацию, и там сразу висела И там сразу висела молитва Оптинских старцев. И когда я приходила к нашему Константину Попугаеву, говорила: как ваши дела? Он говорит: «Да нет — как ваши дела? Только ваша вера может его спасти. В том состоянии, в котором находится ваш муж, только вера, только Бог его может спасти». То есть мы с вами можем только быть в каком-то состоянии определённом для того, чтобы ему помочь.
Я ещё тогда невоцерковлённая была, пошла на какой-то тренинг. Там встала и сказала, что у меня такая проблема. А там был такой человек — как бы «учитель». И я не помню, что он мне ответил, но ко мне в перерыве подошла женщина, взяла меня за руку и говорит: «Вы знаете, я сейчас нахожусь на четвёртой стадии рака. Я вам так скажу: умолите человека, чтобы он разрешил вам сидеть с ним в реанимации». Я прибегаю к Константину: Константин, можно? Он разрешил — пожалуйста. То есть нам разрешили с Юриной сестрой сидеть в реанимации, держать его за руки. Мы ходили туда, как на работу. Это была небольшая реанимация, там было четыре человека. И там все умерли, кроме Юры. Это, конечно, был такой опыт... но уже тогда Господь управлял такими вещами. То есть ему ставят диагноз, и я нахожу человека, мои друзья помогают найти человека, который открывает этот диагноз. Наш партнёр берёт и везёт анализы его в Испанию. Вот ему поставили диагноз «аутоиммунный энцефалит» — это достаточно сложное новое заболевание, и нету практики. Но именно человек, который его открыл, он понимает систему, по каким-то аспектам он может сказать — это аутоиммунный энцефалит или нет.
Этот человек через две недели говорит, что может дать ответ через две недели, пока пройдут опыты с нашим анализом. И он говорит, что это не аутоиммунный энцефалит. То есть, грубо говоря, любые диагнозы, которые ему ставили, то есть там нет диагноза просто. То есть это вот, правда, как вы говорите, что это Промысл Божий, когда Он нас остановил. Он, наверное, нам так много дал — всякую дичь, которую мы творили до этого. Во-первых, для меня Юра открылся, когда он... представляете, человек, который умножал 378 на 574 — он не знает математики. Сейчас Юрка в ста только может считать — начальная школа, и то он этого не умел. У него исчез английский язык, у него исчезло понятие времени, то есть его сестра заново научила определять время. И он говорит: «В „Бэби-клубах“ дети учат время. Женя, это так сложно!» Понимаете? И вот, понимаете, это другой человек, то есть такое впечатление, что ему как бы душу обновили, почистили — назовите как угодно.

А. Леонтьева

— Перезагрузка.

Е. Белонощенко

— Перезагрузка. Он стал эмпатичным. Потому что на самом деле врачи, которые его спасли, которые остановили этот процесс отмирания клеток, с сомнением очень относились к тому, что он сможет восстановиться. Потому что потеря очень была большая. Потеря даже на уровне того пласта, когда... мы же детей учим говорить самые простые вещи: вода. Но что с этой водой делать — он не знает. Ну как бы он говорит: а вода — пить. То есть первый понятийный уровень: вода, стол, микрофон и так далее. Вот у него эти моменты ушли, то есть он даже иногда сейчас может сказать про вилку — ложка, ложка — вилка. И несмотря на это, я поняла, что я его люблю, вот, наверное, через 20 лет люблю просто как душу. Вот он ничего не умеет, и я не знаю, будет он это уметь или нет. Когда приходили к нам врачи в палату, у нас, по нашей методике, на холодильнике была табличка «холодильник», на телевизоре — «телевизор», всё было в табличках. Они говорят: ну вы даёте, по своей системе восстанавливаете. И когда он начинал говорить что-то, узнавать, они были в шоке. Они говорят, что, наверное, просто ему повезло, потому что после такого нарушения... то есть, видно, всё-таки очень много было в нём информации, то есть он умный человек. И поэтому нейроны начали передавать эту информацию через какое-то время — не знаю, каким образом.

Ю. Белонощенко

— Нейронные связи, да, начали передавать, но с английским пока плохо.

Е. Белонощенко

— Я хочу сказать, что Юра стал эмпатичным, он стал большое сердце. То есть у нас даже родственники, ну из деревень, например, они такие говорят: мы к Юре раньше боялись подходить — ну, то есть он уважаемый человек. А сейчас, говорят, он такой простой человек, с таким простым сердцем. То есть, наверное, Юра стал как бы человек-сердце — я бы так сказала.

А. Леонтьева

— Так вот, на минуточку: всё, что я слышу, это на самом деле рассказ о современном чуде. Это то, что называется современный патерик. И это история не только выживания и преображения, и каких-то новых, вообще, понятий. То, что вы рассказали о родителях, это так вообще трогательно. И можете сказать, вот что ещё появилось, ваши ощущения, чего не было раньше? Захотелось больше времени с детьми проводить?

Ю. Белонощенко

— Ну так, конечно, да. Я раньше с ними так много времени не проводил. И когда дети, например, учились в школе, говорили, что вот у нас там какой-то праздник, допустим. Я говорил: ну, какой праздник? У меня дел много. Пусть кто-нибудь сходит — няня или водитель мой, Женя. И после того, как я начал уже возвращаться в нормальную жизнь, я думаю: у меня маленькие дети, я так хочу с ними проводить побольше времени. Маша идёт в «Бэби-клуб», я раз — вместе с ней пошёл. У неё там полтора часа занятия — я просто там сижу полтора часа. Я могу газету читать в этот момент или что-нибудь там смотреть на телефоне. Но она так вот каждый раз разворачивается и говорит: «Папа рядом». То есть она понимает, что папа не просто где-то там на работе, то есть папе важно. Если он здесь находится, значит, он ценит, в том числе, что ребёнок учится. Поэтому я, конечно, стал больше времени проводить с детьми: и с Машей, и с Володей. И, конечно, я в школу их отвожу сам и потом забираю из школы. Потому что я понял, что, наверное, есть, конечно, много задач, и в работе, и в бизнесе. И слава Богу, что управляющая компания, которая находится почти вся в Самаре, тоже очень много помогает нам с Женей, поскольку они являются таким как бы поддерживающим звеном. И вся наша партнёрская сеть большая, которая находится от Мурманска до Южно-Сахалинска, и не только даже в России, но и в странах СНГ, например, в Казахстане. И, конечно, здесь есть большое количество сотрудников, которые за меня какие-то вещи решают. Поэтому я всегда выделяю время на прогулки с детьми и так далее. И после этого наши дети, как я уже сказал, тоже вместе с нами всегда по воскресеньям ходят в храм. И у нас есть утренние и вечерние молитвы.
И когда мы утром едем в машине, у нас утренние молитвы относительно короткие: «Отче наш», «Богородице Дево», «Символ веры», молитва Оптинских старцев, 90-й псалом и так далее. То есть дети прочитали что-то, утренние молитвы. Вечерние молитвы всегда у нас есть. Конечно, мне очень радостно с ними уже по-другому взаимодействовать, и в том числе, наверное, показывать своим примером. Кстати, я об этом в начале не стал говорить, и про отца я вот рассказывал. Только хочу всё равно сейчас сказать, что всё, наверное, что я делаю для своих детей, и всё, что другие родители могут делать для своих детей, это только своим примером. Если мы, как с Женей, если мы воцерковлённые и верим в Господа нашего Иисуса Христа, и мы ходим по воскресеньям в храм, у нас есть молитвы и так далее, то и наши дети становятся такими же. Если, например, мы не курим и никогда не курили, то и наши дети не курят. И они смотрят на родителей и думают: а зачем это нужно? Это, наверное, не нужно. Женя иногда считает, что я мало читаю книг, но как минимум у меня большая книжная полка, и она всегда растёт. И что-то я читаю и детям, и Чехова читаю вечером — рассказы. И дети смотрят на папу и думают: наверное, надо читать книги, наверное, к этому нужно прикасаться.

А. Леонтьева

— К сожалению, наше время подходит к концу. Это тоже очень важная мысль о том, что если хотите, чтобы дети были какими-то, то будьте такими. И спасибо вам огромное за этот удивительный разговор об удивительном чуде, которое с вами произошло. Напомню, что сегодня с вами была Анна Леонтьева. У нас в гостях Юрий и Евгения Белонощенко, руководители сети «Бэби-клуб», огромной, к слову сказать, сети для раннего развития детей. Спасибо вам, дорогие, за откровенный и потрясающий разговор.

Е. Белонощенко

— Спасибо вам.

Ю. Белонощенко

— Спасибо.

А. Леонтьева

— Всего доброго.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «21-е воскресенье по Пятидесятнице». Священник Стахий Колотвин
• «Роль отца в семье». Протоиерей Василий Гелеван
• «Бутовский реквием». Игорь Гарькавый, монахиня Амвросия (Хромова)