«Журналистика, семья, вера». Анна Ершова

Анна Ершова

Наш собеседник — редактор, член союза журналистов Санкт-Петербурга Анна Ершова.

Анна рассказала о своем пути в журналистике, о том, как христианское мировоззрение и вера в Бога повлияло на ее работу, а также о том, как удается совмещать развитие в профессии с воспитанием четырех детей.

Ведущая: Елизавета Горская

---

Л. Горская

– В эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». С вами Лиза Горская и Анна Ершова, которую многие из наших слушателей уже знают по программам, которая находится в Санкт-Петербурге. Здравствуйте, Аня.

А. Ершова

– Здравствуйте.

Л. Горская

– Анна Ершова известный журналист, но говорить сегодня мы будем не только о журналистике, хотя начать я предлагаю все-таки с нее, поскольку Анне приходится преподавать ее. И, в частности, студентами являются не только молодые люди, как вот мы привыкли представлять себе факультет журналистики – горящие глаза, 16–17–18 лет, но и зрелые, состоявшиеся люди, в том числе священники. Аня, расскажите, пожалуйста, вообще зачем это, почему это, что это за тенденция такая современная?

А. Ершова

– Не знаю, насколько это современная тенденция, ну может быть, и действительно современная. Потому что я сама, наверное, тоже не была 16–17–18-летней студенткой факультета журналистики с горящими глазами, а была с не очень, может быть, горящими глазами, студенткой совершенно другого факультета и университета. Я по первому образованию инженер-программист, который просто в свое время не понял, что его такая графоманская страсть и стремление все время что-то писать, записывать какие-то рассказы, писать в стол, что она может как-то профессионально быть востребована. И, возможно, просто в семье так было принято, вот у нас по технической части все, возможно, потому что у меня с математикой было хорошо, но я пошла и поступила в технический университет. Но, как обычно бывает, да, потом поняла, что что-то тут не то.

Л. Горская

– А как это?

А. Ершова

– Ну мне кажется, что вообще кризис второго курса очень у многих людей случается. Потому что, многие, идем куда-то там, нам надо еще в 10 классе, вот как сейчас понять, куда мы хотим идти, какие ЕГЭ сдавать. Потом если мы передумали, уже через два года, как говорится, уже этот маховик запущен, его не остановить. А что там в 16 лет можно решить. Мне кажется, и в 40 лет люди думают и ищут себя, и тому пример – множество сейчас возникших курсов, коучей и так далее, которые вот пытаются, путь к себе и так далее. Что в шестнадцать можно про себя точно знать? Ну и, соответственно, на втором курсе немножко так вкусив этого всего, люди начинают думать: а что вообще я здесь делаю? Собственно, я тоже поняла, что мне единственно, что нравится, это редкие гуманитарные науки, которые у нас были в университете. Но я человек упорный, я все-таки университет, ну и, в частности, под давлением родителей закончила. Ну и получилось так, что через год после этого мне предложили писать в детский журнал, он назывался «Искорка», он был в то время скаутским. Вот я вела там страничку безвозмездно, работая при этом преподавателем. Но и постепенно это стало моей сначала второй, а потом уже первой специальностью. Поэтому училась я уже гораздо позже, и не в 18 лет, но тоже с горящими глазами.

Л. Горская

– А преподавали вы что?

А. Ершова

– А преподавала я по своей первой специальности информатику и компьютерную грамотность на разных курсах, в колледжах, в школе вот так вот.

Л. Горская

– И параллельно вели колонку в детском журнале.

А. Ершова

– Ну там была да, не колонка, такой разворот, рубрика. Ну потом постепенно, а может быть, каким-то вехами были уходы в декрет такие. Уйдешь в декрет, думаешь: а собственно, не начать ли мне жизнь сначала? Ну время есть, ну как бы времени, конечно, нет, но мозговая такая вот активность, она более свободна, не нагружена, как вот в школе ты работаешь, в колледже, там тебе вообще не вздохнуть, там все тебе: «Анна Юрьевна! Анна Юрьевна!..» – тебя как-то все дергают, и ты вот такой весь раздерганный. А тут такая вот тишина у меня была, и после декрета я поняла, что не хочу возвращаться в школу, колледж и так далее, а хочу все-таки заниматься тем, что я люблю.

Л. Горская

– Вот у меня сразу несколько вопросов возникло. Первый личный: откуда у вас ресурс в декрете? Не время, а энергия. Это мы, может быть, попозже поговорим. И второй, собственно, который в развитие темы нашего разговора. Вот вы, имея образование программиста, писали, ну занимались параллельно журналистской работой. И, получается, вам для этого не нужно было никакое дополнительное образование. В чем суть тогда образования журналиста? И чему-то, может быть, вам пришлось впоследствии доучиться, чему? Что такого вам пришлось узнать, чего вы не знали и чему пришлось научиться такому, что вы не умели до этого?

А. Ершова

– Да, наверное, такое какое-то журналистское образование для вот этих вот рубрик, оно не нужно было. Потому что я как раз, там была компьютерная страничка, и что-то связанное, вот тогда было как раз на волне, вот эти компьютерные игры, компьютерная грамотность (это уже было давно), и я вот что-то со своими навыками, вот имеющимися к тому времени и, может быть, обгоняющими навыки среднего такого населения в компьютерной грамотности, я, значит, там как-то про игры какие-то обзоры делали, что-то такое еще – вот оно называлось «компьютерная страничка». Тут, мне кажется, журналистика как таковая не нужна была, потому что это же не относится к публицистике. И просто хорошего школьного курса русского языка и умения писать сочинения, мне кажется, на этом этапе было достаточно, вот мне, например. У меня русский язык очень хорошо шел – может быть, это начитанность, может быть, какая-то врожденная грамотность. Ну, собственно говоря, получалось, что этого хватило, и желания писать, именно такое, от противного, да. Если бы работала восемь часов, от звонка до звонка, мне, наверное, было бы лень, а тут это было для меня такой выход в какую-то новую реальность. И, кстати, я заметила, что вот эта движущая сила: вот я сижу там, не знаю, офисный работник, вот у меня позже училась, она занимается техническими переводами, и все хотят писать. И тут у них первая публикация – им даже деньги не надо платить. Вот мне было деньги не надо платить, мне было классно, что я видела свою печатную страничку, подпись: «Анна Ершова» – это был круто. Потом, конечно, мне уже захотелось, чтобы мне платили гонорары, но это была отдельная уже тема получения гонорара и так далее. А вот, может быть, какие-то журналистские такие навыки, понятие жанра, актуальности, повестки дня, инфоповода, они нужны уже, когда ты работаешь в таком вот не развлекательном журнале, да, а в каком-то уже таком вот, может быть, новостном или околоновостном, или просто следящим за повесткой дня СМИ, вот тут какие-то такие именно журналистские азы все-таки, мне кажется, необходимы.

Л. Горская

– Это то, чему вы сейчас учите или учите другому? Я предлагаю вернуться к тому вопросу: зачем взрослые люди начинают учиться журналистике? Зачем это?

А. Ершова

– Ну да, действительно, смотрите, вот я вела, действительно у меня был такой опыт небольшой. В период карантина Федоровский собор Санкт-Петербурга, он такой сделал, придумал онлайн-проект, там такие очень неленивые священнослужители, они придумали такой проект: «Университет преподобного Михаила Малеина», в рамках которого можно было вести какие-то занятия по Zoom’у. И, может быть, я тоже неленивый человек, я тоже решила попробовать. И два раза у меня был такой онлайн-курс для всех желающих. То есть какое-то определенное количество человек записалось, и это был очень-очень разный, от домохозяек до кандидатов наук, технари, школьница, священник из Португалии со своей супругой и разные другие люди. Ну вот что я поняла, для чего людям это нужно? Например? вот матушка Мария Пискунова из Португалии, она теперь ну вот что-то иногда пишет. Ей хотелось как раз, может быть, она писала, она пишет сказки, ей как раз хотелось понять о каких-то журналистских таких вот терминах, да, вот что такое там объяснительная журналистика, карточки, как вот взять интервью, что такое авторская колонка. Чтобы вот если ты пришел в журнал какой-то, допустим, тебе что-то говорят, и ты не гуглишь там судорожно, что это вообще означают эти слова, а ты уже примерно представляешь, да. И другой тоже вот мой ученик, ученица, она делилась тем, что она теперь понимает, даже смотрит, читает интервью, понимает, что это информационный жанр, это аналитический, это портретное интервью. То есть в принципе вот эти вещи необходимы, если ты хочешь действительно работать в журналистике, а может быть, ты до этого ну просто что-то писал, так вот смутно, как я вот, рассказы в стол. Может быть, они не будут никогда в журналистике, а просто они будут это знать, но пойдут дальше по развитию свой личности.

Л. Горская

– Я вот сейчас пытаюсь понять все-таки, о чем это больше: о профессии как ремесле или об умении выражать себя, выражать свои мысли, как-то реализовывать свои таланты, может быть, высказываться?

А. Ершова

– Ну знаете, вот сравню с собой. Как я поняла про себя какое-то время назад – ну даже еле дочитала эту книгу, ну поэтому сейчас не вспомню автора, но начала, суть основная, охвачу, и статью читала по этой книге – это люди делятся, условно, конечно, на сканеров и дайверов.

Л. Горская

– Ой.

А. Ершова

– Ну вот которые, знаете, дети такие... Все в порядке?

Л. Горская

– Ну как сказать, наверное, в порядке. Я удивляюсь новым словам. Ну то есть они не то чтобы новые, но значение их мне непонятно в данном контексте.

А. Ершова

– Да, ну вот, знаете, ребенок, который записался на один кружок с горящими глазами, на второй, на десять других кружков – понял, что нет, это не его, записался на десять других и так далее. Вот это вот я, потому что вот мне хочется и то, и то попробовать. Если я сейчас буду перечислять, где я училась. где я работала, то мы как раз займем «Светлый вечер».

Л. Горская

– Здесь ухватил, здесь попробовал, здесь посмотрел, как говорил мой папа, «пощупал», но никуда глубоко не ушел с головой, так чтобы все забыть остальное.

А. Ершова

– Ну наверное, да. Вот я продолжу эту тему, скажу, что в свое время, года три назад я училась на курсе понимающей психотерапии у Марины Филоник. Мне так интересна была психология, да, я вот немножко поучилась, и там можно консультировать на приходе после этого. Я даже, по-моему, два месяца раз в неделю консультировала, применяя эти навыки полученные. Это не психотерапевтическая помощь, а это помощь в том, чтобы человек определился, понял, ну что у него не так и куда, может быть, ему идти. Или у него, может быть, все так и вообще там, не знаю, ему нужно в церковь идти. Вот это был очень интересный опыт. Я поняла, что нет. Это здорово, я много что про себя поняла, про людей, может быть, это мне поможет в написании там каких-то статей, но дальше у них там второй поток учебы есть, там третий, можно там вообще образование. Очень многие, кстати, даже в моей профессии переквалифицируются, и кто-то становится да, вот программисты журналистами, а журналисты психологами. Ну мне было интересно.

Л. Горская

– Я знаю физика, который стал журналистом. Причем такого успешного, хорошего, действующего физика-теоретика. Ну правда, он физику до конца не бросил, если честно, он где-то там, по-моему, остался все-таки на полставки. Ой, простите, да, особенности удаленной работы из дома: я вам задаю вопрос – и прилетела синичка и зависла, как колибри, перед окном. Вот она смотрит –видимо, пора сало вешать. Видимо, уже достаточно холодно. В общем, я думаю, что тоже полезная информация для наших радиослушателей, которые заботятся об окружающей природе: пора сало вешать синицам.

А. Ершова

– Пришла зима.

Л. Горская

– Не кормите птиц черным хлебом, кормите белым. Ну, в общем, пользуясь случаем, радио «Вера» сообщает, что не надо кормить синичек и вообще птичек черным хлебом, жареным, соленым, сладким. А можно кормить белым подсушенным хлебом. И посмотрите сами, чтобы не навредить, а сделать хорошо. Впереди зима, зиму обещают, как всегда, аномальную.

Л. Горская

– Я напоминаю, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». С вами Лиза Горская и Анна Ершова, журналистка из Санкт-Петербурга, преподаватель, редактор. Вот об этой деятельности вашей, Анна, я хотела поговорить подробнее. Мы коснулись темы женской... Хотела сказать: доли, но слово «доля» имеет какую-то окраску обреченности в русском языке, судьбы – тоже: «судьбинушка», роли – что-то в этом есть рациональное. Женской темы – темы декрета, темы родов, профессии, работы. И ваш новый проект, в котором вы участвуете – «Пчела». Расскажите пожалуйста, об этом подробнее.

А. Ершова

– Да, действительно, я как-то на такую гендерную тему внезапно для себя села. Я работала до этого на портале «Матрона.ру», и они весной приостановили свою деятельность, и мне пришлось уволиться. И так вот чудесно получилось, что я познакомилась с Натальей Москвитиной, с которой мы уже раньше были знакомы по соцсетям, которая в этот момент уже работала над своим новым женским порталом социальным «Пчела». И она пригласила меня туда выпускающим редактором. И мы стали, вот все лето мы готовили материалы с авторами, рисовали картинки. Вот буквально на прошлой неделе этот портал вышел в свет, и во вторник будет пресс-конференция, на которой Наталья Москвитина выступит и расскажет подробно о концепции. Ну да, это вот женский портал, в принципе, я рада, мне интересны эти темы. Мне кажется, на мужском портале я бы не смогла работать, да, хотя являюсь, например, автолюбителем, конечно, может быть, какой-то сексизм, как сейчас скажу, но почему-то первое, что в мужской теме приходит в голову, это машины. Но вот я как-то не люблю в машине даже бензин заливать в бак. А про женскую тему мне говорить интересно.

Л. Горская

– Почему, это стереотип какой-то. Вот ну я же женщина, у меня ребенок есть, а я так люблю машины, я люблю проводить время за рулем, я с детства это люблю. Я девочкой мечтала, ну может быть, это какая-то глубинная психология, может, что-то не так со мной. Но, правда, честно говоря, я, конечно, папина дочка, и в этом дело. Почему такое разделение, оно актуально вообще еще сейчас? За рулем женщин сейчас не меньше, чем мужчин, и я знаю, что многим нравится.

А. Ершова

– Мне кажется, совершенно это неактуально сейчас на самом деле, это просто я такая вот, такой у меня, не знаю, тип. Может быть, потому что я очень долго училась в техническом вузе, очень сложном, целых шесть лет. И у меня вот после того, как я стала в другой области, гуманитарной, работать, меня как-то от всего сейчас воротит технического – и от компьютеров, которые я изучала, и от машин и так далее. Но вот даже у меня две девочки младшие, одна, у нее интересы такие вот именно: баскетбол, вот не знаю, вот такое все что-то. А младшая – у нее там пироги и так далее. То есть это зависит, мне кажется, просто от типа личности. И вот, кстати, интересный такой пример приведу. Мы с мужем ведем такие супружеские занятия, курс при Федоровском соборе, и у нас есть там, в частности, молодые пары. Ну мы после этих занятий пьем чай. И обратила внимание, что все время два мужчины молодых встают первыми, спокойно идут за вот эту раковину и моют посуду, моют чашки. Вот я первый раз на это обратила внимание, второй раз. Третий раз я, ну так я на фотографиях, фотографировала, говорю: ребята, вы ломаете стереотипы. Они так посмотрели на меня и говорят: а у нас их и не было. Так что вот, я думаю, что нет, неактуальны уже эти разделения, это зависит от типа личности, а не от какой-то вот такой гендерной предрасположенности. Хотя, конечно, стереотипы, они есть и сильны.

А. Ершова

– По поводу этого стереотипа, про посуду, у меня, еще когда я училась в университете, был случай. У нас был не наш однокурсник, но мальчик, с которым мы общались, была общая компания из такой очень, как сказать, патриархальной семьи. Ну вот пример, когда я там при нем огрызнулась преподавателю, как мне казалось, по делу – и я сейчас понимаю, что по делу, но, конечно, нужно было тон смягчить и так не надо было разговаривать. И вдруг со мной человек перестает здороваться. И я его спрашиваю: Мика, в чем дело? Говорит: я тебя очень люблю и уважаю, но женщина не должна так разговаривать с мужчиной, и я пока не могу с тобой общаться. Вот я задела его стереотипы. Но при этом этот мальчик на всяких компанейских тусовках мыл посуду. Он просто это любил. Несмотря на все свое такое патриархальное воспитание. Тоже про посуду сложно, но какой-то есть набор: быт, дом – на женщине, заработок – на мужчине, да, вот, наверное, так. Но сейчас же все поголовно женщины практически работают, без этого никак. Сейчас жизнь, мне кажется, вообще одному мужчине, работающему на одной среднестатистический работе, насколько реально прокормить семью и вообще обеспечить достойное существование, образование, лечение семье, жене, себе, ребенку, сколько ему нужно одному работать? То есть, получается, вообще все поменялось. Вот что вы скажете?

А. Ершова

– Ну тут сложно сказать, именно вот, знаете, меня смущает слово «поменялось». Вот я вспоминаю, я еще ребенок советского времени, я вспоминаю советскую действительность. Она очень далека была от этой такой патриархальности, которая у нас вместе с православием в некоторые умы пришла. Потому что в советское время скорее был матриархат. Это, знаете, такой вот типичный вот фильм, по-моему, забыла, как же он называется, «Осенний марафон», что-то такое. Или другие вот фильмы этой поры, когда муж бочком-бочком в гараж, на рыбалку, значит...

Л. Горская

– В рюмочную.

А. Ершова

– Да, и значит, мама тут. Даже у отца Александра Дягилева, он там плакаты советского времени показывает, там всегда мама, значит, такая всегда она крупная, подбоченившись, с тремя детьми там на руках, или там двое на руках один внизу, и где-то там, знаете, папа маячит или его за дверь вообще выставляют, потому что он выпил. Ну, собственно говоря, вот да, такой был момент. Он, конечно, начался тогда, когда, действительно, послевоенное, возможно, время, мужчин не было или они были как-то, возможно, искалечены, и психически, и физически. Ну то есть вот, знаете, у меня вот такой бэкграунд и патриархальность семьи. А потом, да, у нас, знаете, вот мы стали все играть в патриархальность, когда вот у нас православие пришло – в 90-е там, нулевые годы. И потом мы сейчас уже от этого периода немножко вот так вот отрезвляемся и смотрим вокруг. И вот «Пчела», конечно, вот у нас даже такой девиз мы придумали, что мы хотим сохранить экологию личности. Не хочется чтобы идентифицировали с каким-то феминизмом, не хочется никакой вот этой патриархальности какой-то нездоровой. А хочется действительно вот за здоровую личность выступать и на эту тему писать статьи и поддерживать каких-то женщин, особенно оставленных в беде, потому что это социальное медиа, и выдавать какие-то социальные портреты. В то же время говорить о женской вот этой вот доле, судьбе, теме, но вот с таким здоровым выражением, в здоровой такой тональности.

Л. Горская

– Хорошее выражение «экология личности». Я тут, сразу признаюсь, профан в этих психологических историях, хотя мне тема интересна, и я пытаюсь что-то узнавать, по мере возможности. Что это такое и в чем действительно баланс, с вашей точки зрения? Или он в каждом случае уникален, в каждой семье свой? Чтобы женщина оставалась женщиной, мужчина оставался мужчиной, ребенка воспитывать, работу работать. Работа не в ущерб ребенку, быт не в ущерб работе. Вот как это выстроить? У вас же есть опыт на эту тему наверняка и знания.

А. Ершова

– Ну если говорить вот обо мне лично, то у меня такой вот путь, мне нравится вот эта идея, у меня такой путь к себе, да, вот. С одной стороны, это возвращение к себе, с другой стороны, если говорить в каком-то христианском контексте, это рост личности до, значит, того, такой основы, которая, может быть, задумана, заложена Богом, может быть, это обожение в какой-то степени. То есть вот и возвращение и восхождение, получается. Возвращение к себе в чем, что вот в этом, почему вот тут психологи сейчас выступили на первый план. Потому что у нас очень много то что был в семье, то что вот стереотипы, да вот, разные, то что пишут. А что вот я хочу сама? Если я делаю и живу так, как хочет кто угодно – мама, папа, муж, общество, СМИ – я буду чувствовать очень сильный дисбаланс внутри, и начнутся всякие психологические – вот почему так много депрессий сейчас, биполярных расстройств, да. Когда я живу, понимая, чего я сама хочу, я возвращаюсь и к себе, но в то же время это тот образ Божий, который, в принципе, наверное, задуман. Возможно, там семья, общество мне помогает это увидеть, такие вот пути к себе, возможно, нет.

Л. Горская

– Я хотела сказать, что это же не просто хотелки, какие-то детские хотелки, это еще детские вопросы, детские тревоги, которые не встретили ни ответа, ни поддержки в свое время и остались навсегда с этим ребенком в нас, как Пелевин сказал точно. Я точно его процитировать сейчас уже не возьмусь (кстати, есть стереотип, что женщины не читают Пелевина, вот тоже), что нашего возраста недостаточно, срока нашей жизни недостаточно для того, чтобы повзрослеть, ну и в принципе сорокалетний, пятидесятилетний ребенок мало чем отличается от семилетнего ребенка, и все его тревоги и вопросы с ним. А хотелки он уже забыл, а они были.

А. Ершова

– Ну, мне кажется, все-таки тут речь все-таки не о хотелках, а действительно в таком более глубоком...

Л. Горская

– Да, ну я имею в виду, что мне нравится, кем, кто я – вот это, да, что я хочу на самом деле. Мне общество, получается, стереотипы и кому-то родители помогли это забыть, а мне надо это вспомнить и найти себя, правильно?

А. Ершова

– Ну да, вот смотрите, даже, например, вот мне нравилось писать – я писала письма всем, писала дневники, они у меня томами лежат до сих пор, писала рассказы. Но дальше как бы это вообще не рассматривалось. Ну у тебя хорошая математика – поступай, тра-та-та... У меня не было тогда возможности, зрелости, да, вообще как-то вот понять, что к чему. Я шла, то есть это не я хотела, да, вот мне казалось, что я хочу, я сама решала какие-то задачи, я сама поступала, сама выбирала вуз, сама училась. Но на самом деле да, вот это возвращение к чему я хочу. Хотела-то я, получается, совсем другого. И чтобы понять, чего я хочу, мне нужно было пройти путь, я не знаю, десять лет. Но когда я поняла, чего я хочу, я вот все равно получаю какое-то освобождение. Освобождение от стереотипов, освобождение от того, что обо мне думали, что для меня кто-то другой думал, будет лучше. И вот это освобождение, оно меня делает ближе все равно, даже к Богу. Не все равно, а это вот для меня тоже путь к Богу. Путь к себе истинной – это тоже путь к Богу.

Л. Горская

– Согласна. Но возникает другой вопрос. Сейчас немножко в какую-то психологическую тему ушли, но я думаю, что всем это интересно. Вы говорите об освобождении – это хорошо, о самореализации – это хорошо. Но вот этот человек, который наконец-то освободился и понял, чего он хочет, ему там может быть 40, 50, может быть, 30 может быть, 73, но он уже в определенных обстоятельствах жизни своей находится, которые он сам выбирал и за которые несет ответственность. А ведь иногда получатся так, что, освободившись, он берет там, например, и бросает семью: я теперь свободный, я вообще другого хочу, до свидания, живите, как хотите. Или какие-то другие обязательства с себя снимает в одностороннем порядке. Это же тоже не совсем правильно, да. Ну а с другой стороны, отказаться от самореализации неправильно. Вот выбор такой перед многими стоит, что вы про это думаете?

А. Ершова

– Ну мне сложно говорить о людях, которые, освободившись, бросают семью. Но на самом деле вот была такая волна весной, и я как раз брала интервью на именно эту тему у психолога Петра Дмитриевского. Оно, по-моему, называлась: «Ходил к психологу, все понял, и ушел из семьи». И он там хорошо – я не буду пересказывать уважаемого Петра, – он хорошо, в принципе, там расставляет точки над i и объясняет, да, насколько это возможно в таком жанре, что здесь не так. Мне кажется, что если человек себя до конца не обрел, он может пожалеть потом и об этом шаге, то есть он может сказать потом: этого хотел психолог, и мне стало казаться, что этого хочет психолог. И такие тоже были моменты, когда человек ушел, пришел. Вы знаете, даже я вот работая в одном журнале, у нас такой был какой-то ищущий – 40+, так сказать, – человек, он у нас проработал, вроде бы очень активно, не помню, какое-то время, ушел. А потом, когда через какое-то время эту вакансию выставили, он опять пришел на нее же. Ну, в общем, вы понимаете, да, вот бывает такое, что люди ищут себя и после 40, и действительно, в 73, возможно. Так, о чем мы, собственно говоря, вопрос в чем был? Уходить из семьи или нет?

Л. Горская

– Вопрос в том...

А. Ершова

– А, об ответственности, да, подождите, вы спросили об ответственности.

Л. Горская

– Или о том, есть ли какая-то грань, вот нужно отдаваться этому поиску себя, раз уж так случилось, что мы его производим не тогда, когда положено, да, там где-то в переходном возраста, а в условные 40 лет.

А. Ершова

– Ну вы знаете, да, я вот тоже не стала тут касаться вопроса семьи, да, «что-то понял, ушел из семьи» – у меня не возникало просто такого контекста. И а, допустим, мы говорим о работе, о профессии. Тоже очень интересный такой момент. Тоже буквально недавно я брала интервью у человека, который ну православный, но он сейчас отчасти вот коучем стал, и там суть вот в чем. Вот он говорил очень интересные вещи. Он говорит: я работал на работе, которую не очень любил, но у меня жена и трое детей, я ответственен за нее. И я инвестировал, я сознательно шел к этому. Ну много во что инвестируют: кто-то ипотеку платит, кто-то там в детей и так далее. Он говорит: я какую-то часть дохода инвестировал в себя. То есть это что: либо там учиться на каких-то платных курсах, может быть, либо это просто вкладывать деньги, чтобы, допустим, сейчас он занимается тем, что пишет сценарии. Он пока за это не получает, но он счастлив, потому что он занимается любимым делом. А видимо, вот эти инвестиции каким-то образом сейчас его поддерживает то, что он может получать не так много, и дети подросли. Ну вот он так живет, он себя как бы, убиваясь на нелюбимой работе, будучи ответственным за свою семью, получая там неврозы и какие-то там, не знаю, срываясь на тех же ближних, о которых он заботится, он так не прожил свою жизнь, он поступил более зрело, более вот ответственно на самом деле тут. Конечно, можно сказать, что в меня, я уже мужу говорю своему: спасибо большое, что ты вложил в меня столько средств. Конечно, когда я там шла на гонорары, на какие-то небольшие неоплачиваемые там такие вот должности, у меня был такой крепкий тыл – мой супруг, который меня там поддерживал. Я не знаю, сейчас включен диктофон, который я купила, скажем так, на его деньги, включен компьютер, который я купила на его деньги. Ну понятно, что в семе нет «его», «мои», но если говорить вот уже так вот, такими категориями, то да, он в это время содержал семью. Сейчас, кстати, немножко поменялось, сейчас у нас такие равные вложения. Но я не знаю, смогла бы я быть столь успешной, если бы не был такой вот путь, когда меня поддерживала семья.

Л. Горская

– Ваш супруг при этом занимается любимым делом?

А. Ершова

– Ну, тут сложно сказать. Он работал, конечно, в коммерции, но ему нравилось там работать. Сейчас у него тоже такой вот, как ни странно, может быть, это прозвучит, поиск себя и желание, может быть, что-то изменить, то что так сложились обстоятельства, что есть возможность в своей сфере деятельности. Ну конечно, да, кстати, это вопрос такой очень. У меня тоже другая семья знакомая есть, где супруг решил стать вот художником. И жена с двумя детьми достаточно долго ждала, года три (я бы, наверное, уже не выдержала), когда он работал – ну просто дежурил там в одном месте, не помню, типа что-то сторожем, получал какую-то небольшую базовую зарплату и очень долго учился. Он получил действительно сейчас, получает достаточно нормальные деньги, чтобы содержать семью, работает в хорошей компании, аниматором там или кем-то. Но меня эта женщина поразила. Я не знаю, смогла бы ли я так терпеливо. Получается, да, что если ты ищешь так вот себя, то либо ты должен сам в себя инвестировать, либо это возможно за счет кого-то другого.

Л. Горская

– Либо это дауншифтинг, как принято говорить, хоть и временный, но, по сути, да.

А. Ершова

– Ну возможно, да. Либо это твое хобби. Ты можешь работать просто за деньги, не обязательно работа – ты прямо вот ты должен там летать, творить. Ты можешь хорошо выполнять свою работу, получать деньги, и заниматься каким-нибудь любимым делом. Сейчас всяким там хенд-мейдом все занимаются просто для души и находят большое утешение.

Л. Горская

– Я напоминаю, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». С вами Лиза Горская и Анна Ершова. Оставайтесь с нами, мы вернемся буквально через минуту.

Л. Горская

– В эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». В Санкт-Петербурге находится Анна Ершова, в Подмосковье на даче, на удаленке, Лиза Горская. Мы говорим о жизни, о журналистике, о психологии, так получилось сейчас, вот говорим о поиске себя. Тема для меня болезненная, потому что я вообще врачом мечтала стать в детстве, очень мечтала. И меня родители отговорили, мама сказала, что у тебя не получится, ты слишком добрая, не сможешь делать уколы, ходить в анатомичку. Ну оказалось, что я не такая добрая, ну может, и добрая, но уколы я делать могу, и анатомичкой меня не напугать, но в 40 лет поздно становиться врачом. Поэтому тема для меня болезненная, и я думаю, что все-таки не все профессии ты можешь, найдя себя в таком зрелом возрасте, уже освоить. Есть профессии, которым нужно учиться десятки лет. Вопрос про семьи...

А. Ершова

– Давайте пока, знаете, отвечу вам на личное, вы пока формулируете. У меня есть прекрасная сестра моя родная, старшая, она для меня вообще пример всегда – с горящими вот этими глазами, с которыми за университетской скамьей должны сидеть, она вот за 50 уже, с горящими глазами. И вот она с такими же горящими глазами поступила в медицинское училище – по-моему, ей было там 47, что-то такое. И она его окончила. А мне кажется: почему же нет? Можно лечить своих детей, можно давать консультации своей семье. Вот она у нас первая консультантка, да, у мамы какие-то проблемы со здоровьем, она вот человек грамотный, можно поставить укол кому-то и так далее.

Л. Горская

– Ну я уколы умею ставить, капельницы, я массаж научилась делать хорошо. Просто я как подхожу к вопросу (сейчас, может, я сама себя отговариваю, вы мне скажите): врач – это очень ответственная профессия, которая включает в себя как теоретические знания, так и определенные навыки, опыт. Опыт там регулярно повторяемый, на протяжении длительного времени. Вот для его приобретения нужно время, время – это невосполнимый ресурс. То есть вот этот ресурс, мне кажется, я уже потратила. То есть я могу, теоретически даже много знаю, все эти вещи, связанные с медициной, я очень хорошо запоминаю. То есть у меня было масса случаев, то есть я вообще не забываю, если я что-то узнала, я это помню, когда там какие-то диагнозы там определяла. Но как бы это все дилетантство, а системные фундаментальные медицинские знания чтобы получить, нужно 12 лет.

А. Ершова

– Ну смотрите, все-таки мне вот тоже интересно ответить. Вот я тут недавно услышала такой вот образ, повторю его сейчас, он в разных других контекстах применяется, но «чемодан без ручки». Вот у меня таким чемоданом без ручки было преподавание. Я работала в журналистике, вот редактором – эти тексты, редактором книг, текстов – я уже чувствую, что я уже не могу вот, знаете, буковки кровавые в глазах. Мне надо вот что-то, я не смогу всю жизнь там, знаете, вот в 60 лет сидеть и тексты, а пенсия у нас там, я уж не помню, да, сейчас. Думаю: что мне делать? Я говорила, что я преподавала вначале информатику, мне очень нравится преподавать, я там на волонтерских началах в летних лагерях детям, с детьми делала журналы, преподаю что-то, рассказываю и мне хотелось преподавать. Но не было времени, чтобы как-то этим серьезно заняться, да, куда-то поступить, где-то баллотироваться. Я своим знакомым несколько лет весной спрашивала, нет ли места. Они говорят: да-да-да, мы про тебя помним, но нет. И потом это опять забывалось. И вот мне понравился образ «чемодан без ручки» – я не могла и отделаться от этого желания (а у вас, значит, медицина), и никуда, ручки не было, он стоит, этот чемодан, я не могу, чтобы его не было, он есть во мне. И взять его тоже никуда не могу. Потом как-то тоже я отпустила этот момент. Кстати, как раз я услышала, и вот человек, который рассказывал про чемодан без ручки, он сказал, что его чемодан без ручки все-таки сработал, он ему пригодился в другом совершенно контексте, в другой сфере деятельности, он оказался этим удовлетворен.  И у меня точно так же получилось. Как-то я отпустила уже эту ситуацию, вот отдала ее Богу, думаю: Господь все-таки какой-то план, наверное, имеет, нет так нет. И действительно получилось, что через какое-то время меня вот неожиданно пригласили преподавать в Духовную академию Санкт-Петербургскую, то есть так интересно. Мне очень нравится, и вот ну в каком-то другом контексте, да, в другом ракурсе вот эти вот летние курсы. Ну даже, например я сейчас больше вот не хочу этих онлайн-курсов, ну а Духовная академия – очень здорово. Мне кажется, что, возможно, ну и у вас, может быть, вы будете, не знаю, передачи вести с медицинскими работниками или что-то еще там. Но как-то вот не отпускайте это желание, пусть оно будет, может, оно как-то выстрелит в вашей жизни.

Л. Горская

– Я, кстати, наблюдала, опять же мои наблюдения, что мои врачи там хорошие знакомые, в том числе друзья, они не участвуют в передачах, и у них даже комментария не получишь, потому что им обычно некогда, даже переключаться на это и отмахиваются. Поэтому передачи вряд ли, но что-то наверняка надо с этим «чемоданом» делать.

Л. Горская

– Я напоминаю, что в эфире радио «Вера», программа «Светлый вечер». С вами Анна Ершова и Лиза Горская. И в процессе разговора с вами я сделала такое наблюдение, что вы не то чтобы осторожный человек, скажем так: корректно очень говорите обо всем. Если вы не уверены, вы не отвечаете там или там говорите, что это я не знаю, там другое знаю. Если вы считаете, что по какой-то теме есть человек, который является большим экспертом, чем вы, вы тоже не касаетесь этой темы и так далее. Это качество мне, признаюсь, достаточно странно увидеть в журналисте, потому что оно для журналиста достаточно редкое. Сейчас как-то больше приходится встречать некую нахрапистость, безапелляционность. И, в принципе, для многих скорее даже положительной чертой является умение ответить на вопрос, даже если не знаешь ответа. Я считаю, что это неправильно, но мне кажется, что это сейчас скорее так, чем не так. У меня правильное наблюдение?

А. Ершова

– Ну, наверное, я не знаю, это все-таки со стороны, интересно было послушать ваше мнение. Да, ну, мне кажется, тут два ответа. Во-первых, я же сказала, что я «сканер» – действительно, ни в одну область глубоко не углублялась, поэтому чувствую неуверенность какую-то в этом. Это у меня, знаете, друг есть хороший, он изучает внутренние волны какого-то там океана, я сейчас даже не помню. Вот он просто всю жизнь изучает внутренние волны океана, получает там гранты, ездит по миру, пишет кандидатские – вот он изучает внутренние волны какого-то определенного океана. Ну, может быть, если бы я, может быть, тоже внутренние волны какого-то определенного процесса всю жизнь изучала, я бы, наверное, там вот с апломбом высказывалась по этой теме. Но так получилось, что по-другому. Это первое. А второе, знаете, это вот опыт и возраст говорит. Не зря же говорят: я знаю, что я ничего не знаю. Вот меня как-то приглашали на передачу недавно о воспитании детей, да, –у меня четверо детей, уже двое совершеннолетних, да, казалось бы. Я бы, наверное, знаете, пятнадцать лет назад выступила в этой передаче, всех бы учила, как я точно знаю и понимаю, но сейчас – извините, нет, я вот вообще ничего не понимаю в этих детях, ничего не понимаю в воспитании и ничего высказываться я тут не буду. Потому что опыт, жизнь показывает, что все на самом деле может быть по-другому. И вот – да, я знаю, что я ничего не знаю.

Л. Горская

– Это мешает или помогает быть журналистом? Именно журналистом.

А. Ершова

– Ну мне кажется, что ну смотря какой... Конечно, если бы экспертом, какую-то аналитическую колонку о политике писала, это было бы странно, но я не пишу. А если я беседую с психологами и пытаюсь вообще что-то, какие-то вещи понять, говорят, что это интересно, потому что ну я не то что какие-то сторонние вопросы задаю, а пытаюсь разобраться. И вместе людям оказывается это близко. Я обычно, когда делаю интервью с психологом, мне потом люди часто пишут, что «ой, и у меня так же». Причем я говорю о каких-то вообще личных вещах, ну я как бы так немножко обволакиваю, что это общее, но я говорю о личном, и это отзывается у людей. Поэтому смотря опять же в каком контексте. Ну потом о каких-то вещах я все-таки понимаю, там, знаете, готовясь к лекциям, я про жанры журналистики изучила, чтобы я могла говорить уверенно.

Л. Горская

– А можно говорить о том, что журналистика это форма познания для вас?

А. Ершова

– Ну мне кажется вообще все форма познания, да, и религия форма познания, и любовь тоже форма познания. Ну и вообще на самом деле форма познания, в первую очередь себя. И вот опять же к этой своей идее – может быть, фикс – вернусь, что наш путь в себя, да, вот микрокосм какой-то, вот такой микрокосмос, он конгруэнтен...

Л. Горская

– Что-что?

А. Ершова

– Ну, короче говоря, изучая себя, мы идем к Богу, говоря так вот, другим языком. То есть поэтому что мы там говорили? Способ познания себя через это познание мира.

Л. Горская

– А дидактичность присутствует? Нет, это понятно, понятно. Просто получилось два полюса – и с тем и с другим мне приходится сталкиваться в моих наблюдениях, с одним реже, с другим чаще. При этом первый, тот который вы сейчас описали, я считаю более профессиональным. А второй – более популярным. То есть мы учим и рассказываем – мы сейчас вам расскажем то, расскажем это, посмотрите, как, сейчас я вам все объясню – я все знаю, и я стою на табуретке. Тут как бы большого профессионализма не надо, всех нас учили с детства на табуретку вставать. Это к тому, что вот я так поняла, то о чем говорите вы, и таковы вот мои наблюдения. То есть мне кажется, что журналист, он должен быть сам заинтересован, что он должен сам для себя что-то открывать максимально искренне, и тогда действительно в этом есть смысл. А если нет – то это как погремушка.

А. Ершова

– Ну да, вы ж меня не учите сейчас, вы что-то тут со мной разбираетесь, видите, чуть ли не проблемы детства мы тут вскрываем.

Л. Горская

– Я пытаюсь следовать собственной концепции. Потому что, мне кажется, для журналистов, работающих в православной сфере, эта проблема особенно актуальна. Потому что есть соблазн думать про себя, что ты знаешь, как надо жить.

А. Ершова

– Ой, да. Нет, ну слушайте, это точно не моя тема, вот эти «хайпы» православной журналистики. И даже вот, знаете, вот эти разговоры, как надо причащаться, у какого духовника – вот это вот все, это, мне кажется, к вере вообще не имеет отношения, и ну никто не может говорить, как надо. Для меня вера – это отношения внутренние, опять же отношения с Богом. И там я скорее буду молиться, как это сейчас ни пафосно прозвучит, и слушать, что мне сердце говорит, чем прочитаю какого-то там эксперта ноутбучного, доморощенного, который мне вот будет что-то вещать. Ну мне кажется, это не журналистика, это такой узкий какой-то срез в журналистике. Ну как вот меня учили, например, в первых вот СМИ и вот мои учителя такие, на практике, они говорили даже: перед интервью читай, да, вот о человеке, но не читай слишком много, да. Потому что ты не читатель, ты писатель.

Л. Горская

– Не читай слишком много – то есть...

А. Ершова

– Ты не читай все о человеке. Ну знаете, вот вы бы сейчас, готовясь к интервью, почитали бы все мои колонки, все мот там ну то что я интервью беру, и уже все бы про меня знали, вам было бы, наверное, не так интересно со мной разговаривать.

Л. Горская

– Да, я бы все самое интересное сделала и на потом бы ничего не осталось. Ну это да, то есть готовиться настолько, чтобы не было невежливо, да. То есть к вам пришел, ну вы общаетесь с человеком, и про него какие-то вещи не знать ну невежливо. Но при этом оставить себе поле для исследования, тогда действительно это будет искренне. Мы каких-то, наверное, профессиональных вещей коснулись, которые могут быть не всем наши слушателям интересны. Я поэтому последний вопрос, связанный с журналистикой, вам задам, который, я уверена, будет интересен всем. Вот принцип, мы с вами говорили про врачей, и вот принцип «не навреди», который есть у врачей и много еще в каких профессиях, в журналистике, с вашей точки зрения, должен присутствовать, он актуален?

А. Ершова

– Ну да, тут, мне кажется, все зависит опять же от личности человека. Есть какая-то журналистская этика. Но вы знаете, вы будете разговаривать с кем-то, ну встретите подругу и скажете: «Ой, Машка, привет, ну че, замуж-то не вышла еще? Вышла, да? А где? Ну когда же теперь за там за вторым, за третьим?» Ну, собственно говоря, это же человек вот, да, ты просто вот переходишь границы. Ты вот переходишь границы, ты задаешь неудобные вопросы. Ну я с таким людьми тоже сталкиваюсь, но стараюсь с ними не общаться. Я не знаю, от чего это зависит. Есть собственная какая-то этика внутренняя, личностная. Поучать кого-то с табуретки, если тебя вообще не спрашивают, давать советы – это вот та вот, я не знаю, ну вот это как раз есть экология личности: соблюдай дистанцию. Не говорить, где тебя не спрашивают, не лезть, не наступать на болевые точки человека, не манипулировать – это развитие личности. Если ты с неразвитой вот этой личностью в журналистике, то ты, тебе никакая этика журналиста, ни этика врача, ни клятва Гиппократа не поможет. Ты про диагноз онкологии скажешь так, что люди потом у психотерапевтов лечатся, уже забыв про онкологию. А если ты нормальная личность, ну экологичная опять же, то, собственно говоря, ты в своей профессии будешь человеком, с которым не возникнет вопросов, почему он делает такие странные поступки.

Л. Горская

– Но мы с вами опять вернулись к теме развития личности. И я так понимаю, что это одна из самых актуальных тем для вас, если не самая актуальная. Мне бы хотелось попросить вас, может быть, поделиться опытом, может быть, дать какие-то советы, потому что на самом деле она для всех актуальна, даже если кто-то про это не знает еще. В чем секрет оптимизма, в чем секрет какой-то жизнеутверждающей позиции? Может быть, есть какой-то способ не впасть в уныние, не опустить руки, когда устал и прямо вот есть шанс это сделать. Ну наверняка ведь вам с высоты вашего опыта есть тут чем поделиться. Мне кажется, это для всех актуально, особенно сейчас, когда такие условия нестандартные для всех.

А. Ершова

– Ну вот тут сложно тоже сказать. Я часто слышу о том, что ты такой оптимист, типа сколько у тебя энергии. Ну действительно я мало сплю, в принципе, и мне как-то это пока что не сильно вырубает. То есть в принципе сплю там шесть часов и так далее. И в Петербурге такая вот погода часто кислая, все спят, все вялые, и тут я такой, знаете, вот живчик, который уже всем надоела. Не знаю. Может быть, у меня, вот как близкие говорят, что у меня папа таким был, что ему все было интересно. У него вот была работа, на которой он сидел там допоздна, и дома там тоже ему – вот маме музыкальную школу, Ане там прыжки в длину, а вот поиграть во дворе там в переходящее знамя – «а как это? а, вот так вот!»  и что-то еще, – он с такими горящими глазами, вот его помню, такой вот он сидит, что-то рассказывает. Я думаю: как вообще ему это интересно? Ну вот есть такая черта: многие вещи интересны. Не знаю, откуда это, природное. Ну мне сейчас приятно думать, папы давно нет со мной, и мне приятно думать, что пусть это будет от папы, скажем так. Потому что другого ответа у меня нет. Ну вот такая черта есть, да, многое в жизни интересно. И интересно познавать себя, интересно идти дальше. И, кстати, когда у меня были, помню, в подростковом возрасте какие-то такие вот периоды уныния, я помню, что я на листочке садилась и писала себе: надо первое то-то, второе то-то – какие-то планы у меня всегда были. Вот не знаю. Будем считать, что это от семьи.

Л. Горская

– Интерес к жизни и взгляд в будущее – так можно сказать?

А. Ершова

– Ну вы знаете, вот я сейчас учусь жить настоящим. Мне кажется, это вот уход такой, вот это есть да, такой момент у меня, я в сыне это тоже вижу, все время планирование: а вот так-то, так-то – мы с ними сидим, а на другой день уже все по-другому. Я тоже люблю планировать что-то, вот что будет дальше, что будет завтра, вот эти планы писать, которые я сейчас говорила. Но на самом деле тут, конечно, тревожность большая появляется: а вдруг эти планы не осуществятся? И вот сейчас опять же вот психологи учат и, собственно говоря, и христианство учит, да, вот здесь и сейчас быть – это, скажем так, здесь и сейчас – это именно с Богом. Вот возвращаться к этому. Поэтому даже вот, знаете, мне кажется, тут сейчас тенденция другая: проживать вот этот момент у меня и фиксироваться на этом моменте. И кстати, при работе удаленной за компьютером, тут помогает выйти на природу просто. Походить, посмотреть – вот эти тактильные ощущения, запахи, звуки, визуальная какая-то такая вот картинка другая, не монитор, ну вот она дает многое.

Л. Горская

– Как бы вы сформулировали свое жизненное кредо?

А. Ершова

– Такие сложные вещи. Там прямо сразу же представляешься таким уже, знаете, старцем, который пишет какие-то такие мемуары, и в конце... Ну вот то, что я говорила, наверное: ищи себя, будь собой, делай то, что интересно, разбирайся в себе, не слушай никого другого – что-то такое.

Л. Горская

– Спасибо большое.

А. Ершова

– Не пафосно как-то прозвучало, да, не пафосно.

Л. Горская

– Спасибо. И интересно. Спасибо большое, Анна. Закончилось время нашей программы. Я очень надеюсь еще встретиться с вами в эфире и продолжить. Все темы, в принципе, мы ни одну из тем нашего разговора так и не закрыли до конца, я думаю, оно и к лучшему.

А. Ершова

– Спасибо большое. Может быть, что-то важное все-таки сказали.

Л. Горская

– Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» была программа «Светлый вечер». Ее для вас провела Лиза Горская. У нас в гостях была Анна Ершова, журналист, преподаватель и мама четверых детей из Санкт-Петербурга. Всего доброго.

А. Ершова

– Всего доброго. Спасибо большое за разговор. Хорошего дня.