
У нас в гостях был настоятель храма Святой Троицы города Новотроицка Оренбургской области священник Александр Трушин.
Разговор шел о приходе к православной вере, жизни и духовном наследии основателя монастыря в Америке, миссионера и апологета 20 века — иеромонаха Серафима (Роуза).
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан:
— Светлый вечер на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан. Мы сегодня поговорим в нашей программе об одном из известнейших духовных писателей, миссионеров, апологетов, православных подвижников — об отце Серафиме (Роузе). Я думаю, многим из наших слушателей это имя известно, его книги многие читали, а те, кому неизвестно, вот про него мы расскажем. Ну имя абсолютно необходимое, если мы говорим о православии XX века — это американец, который заинтересовался православием, встретил Христа, принял православие, и потом как бы вернул русскоязычному читателю долг и написал много книг, и дал образ жизни святой, и многих обратил ко Христу. Вот об этом удивительном человеке мы сегодня поговорим. У нас в гостях священник Александр Трушин, настоятель храма Святой Троицы города Новотроицка — это Оренбургская епархия, наш гость издалека. Добрый вечер.
Иерей Александр:
— Здравствуйте, уважаемый ведущий Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые слушатели.
К. Мацан:
— Вы много лет занимаетесь наследием, изучением наследия отца Серафима (Роуза), поэтому вас интересно порасспрашивать об этом человеке, о его жизни, о его взглядах, о его влиянии. Ну вот с этого и начнем, то что я сказал — американец, который открыл для себя православие. Как это произошло, и что так человека в православии привлекло, если угодно?
Иерей Александр:
— Отец Серафим (Роуз) родился в протестантской семье, традиционной, скажем так, для американской среды...
К. Мацан:
— В 34-м году.
Иерей Александр:
— В 1934 году, да, родился в Сан-Диего, в Калифорнии. Я был возле его дома.
К. Мацан:
— Так, и как там?
Иерей Александр:
— Там никто не помнит. Потому что дом перепродавался, конечно, с 34-го года.
К. Мацан:
— Надо будет повесить памятную табличку.
Иерей Александр:
— Они говорят: «ноу, ноу».
К. Мацан:
— Так не принято у них, хотя почему?
Иерей Александр:
— Нет, не табличку, они говорят: мы не помним. Мы купили дом. Ну это отступление. Значит, он родился в такой семье, и когда настал период его критического мышления, он отверг, если сказать кратко, протестантское наследие своих предков, потому что не нашел в нем того огня, который смог бы удовлетворить потребности горения его души. И поле этого он кинулся, можем так сказать, на поиски в разные другие традиции: он изучал дзен буддизм, изучал китайскую философию — изучал не просто поверхностно, а просто предварительно он изучал язык носителей этой культуры, этой традиции. В результате всех этих жизненных поисков он пришел, можно сказать, на грань отчаяния. Потому что он хотел подвига, и по внешним причинам он как бы видел подвиг в этих религиозных и идеологических системах, но, когда он погружался вглубь их, он понимал, что там духовный обман и такая же, если не большая зияющая пустота, от которой он пытался бежать. Он прошел период, как я сказал, вот в этом отчаянии как бы вплоть до само что ли отречения. Был момент, как рассказывает одна из его сокурсниц, Элисон — ну подруга его была по институту, — были моменты, когда он, выпив вина, грозил кулаком небу.
К. Мацан:
— Ничего себе.
Иерей Александр:
— Грозил кулаком Богу. Но она говорит, что этот его порыв, как она позднее поняла, был именно ничем иным, как крайним, на тот момент его понимания жизни, криком что ли или призывом, чтобы Бог ему открылся. Потому что столько он сил посвятил, столько трудов он потратил — и языки изучал, мандаринское наречие — то есть китайский, и не нашел искомого им Бога, которого душа так жаждала. И поэтому вот он так, значит, выражал свой этот протест и недовольство. Поэтому, с одной стороны, по внешним признакам можно было сказать, что он как бы проявлял свой атеизм, такой даже ярый, а по внутреннему устроению это было тоже несогласие — он не хотел соглашаться с вот этим общечеловеческим, таким светским характером жизни, с ее простой размерностью жизни в страстях, и поэтому продолжал таким образом свои поиски. И завершились эти поиски у отца Серафима в тот момент, когда он попал в Русскую Православную Церковь, за границей тогда — это Сан-Франциско, старый храм в Сан-Франциско, старый собор, в котором в тот момент архиепископом местным был владыка Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский — это великий святой сейчас нашего времени, XX века, Николай Угодник наших времен, можно сказать. И когда он зашел в храм, скажем так, особым промыслом Божиим, по совету друзей своих, они сказали: ну туда обратись. Он зашел, и он понял, что он пришел домой. Вот как он сам впоследствии говорил, что, когда за мной закрылась дверь православного храма, я понял, что поиски мои окончены. И в 1962 году он принимает православие и становится чадом Русской Православной Церкви.
К. Мацан:
— А вот как он потом, может быть, и в беседах, это где-то в наследии осталось, в книгах своих описывал, а что он пережил, вот почему православие оказалось домом? Что там было такого, чего не было больше нигде?
Иерей Александр:
— Дело в том, что он был одним из умнейших людей своей эпохи, своего времени, он был представителем интеллектуальной элиты Сан-Франциско и был преподавателем в Беркли. И когда узнал православное христианство, он и почувствовал его своим вот этим горящим духом, живым, почувствовал его истинность, можно так сказать. Ведь понимаете, истина, она не должна быть рациональна всегда доказана. Истина, она ищущим сердцем видится, она есть ответ, когда человек встречается с истиной, он так видит ее красоту, так видит ее силу, что узнает ее тотчас же, но только в том случае, если у него в душе был поставлен об этом вопрос. Поэтому, когда он узнал Церковь Христову, узнал святоотеческое наследие, услышал в конце концов первое богослужение и пережил сердцем вот эту благодать Божественную, которой оно так жаждало, тогда по совокупности этих всех факторов, ну и, конечно, исследовав богословие отчасти христианское первоначально, он просто увидел окончание своего духовного поиска. Он увидел ту цель, ради которой он стремился и возблагодарил за это Бога, скажем так.
К. Мацан:
— И, видимо, быстро пришло решение быть монахом.
Иерей Александр:
— Он, конечно, первоначально, когда был еще Юджин Роуз, когда был православный христианин, этого, может быть, недопонимал первый год или первое время. Но налицо однозначно был такой факт, что как только он пришел в Церковь Христову, он понял, что нельзя терять больше времени. Этим и отличался отец Серафим от многих других людей, и нас даже в том числе, что у него была такая решимость, за которой сразу следовало действие. То есть он в этом смысле походил на своего духовного покровителя в монашестве, Серафима Саровского, который, собственно, об этом и говорил, что не хватает нам именно вот этой черты — решимости. Знания-то мы найдем, они и в книгах, а вот решимости дальше начать жизнь духовную у нас не хватает. Отец Серафим был лишен этого недостатка, когда он видел цель и знал, куда сделать шаг, он тотчас же брал и делал. Поэтому он был очень примерный христианин, он был каноничный христианин в этом смысле. Он, став христианином, узнав первые азы церковного благочестия, сразу воспринял множество добрых христианских принципов и нес их как знамя, можно сказать. Все люди, которые знали его лично в этот период, удивлялись этому, видели его как бы незаурядность в этом отношении, не размениваясь на компромиссы.
К. Мацан:
— Вы сказали о его решимости и о его хорошей, доброй черте быстро принимать решения и двигаться, и не терять времени. У него же есть знаменитые слова, по крайней мере человек, который, что называется, в поисковике имя Серафима (Роуза) введет и что-то вот о нем прочитает, слова знаменитые: сейчас позже, чем кажется, апокалипсис уже совершается.
Иерей Александр:
— Да, внемлите, братия, сейчас позже, чем вы думаете.
К. Мацан:
— Позже, чем вы думаете, да, мы думаем, апокалипсис уже совершается. Вот что он этими словами хотел сказать?
Иерей Александр:
— Эти слова были, можно сказать, выстраданы им, когда он в свете православия понял весь трагизм окружающего его земного мира, с особой остротой это понял. Потому что, во-первых, он увидел пример святости в Русской Православной Церкви, во-вторых, увидел цель христианской жизни как движение души человеческой к Богу, и увидел, насколько внешний мир современной его культуры далеко отстоит от этого, он заметил явные апокалиптические черты, то есть черты последних времен. Последних времен —нужно понимать не в конкретных годах, а как некие духовные эпохи человечества, которые оно проходит в рамках своей общечеловеческой истории. И вот видя, созерцая даже лучше сказать, это состояние умов и сердец современного ему человечества, он прекрасно увидел вектор этого движения неотвратимый для мира, для мира остатного, оторванного от Бога, если он не изменится. И поэтому всеми силами пытался взывать к своем современникам.
К. Мацан:
— Вот вы сказали, что это был представитель интеллектуальной элиты, своих мест — Сан-Франциско, Калифорнии. Вот известно, что в православной среде иногда высказывается разное отношение к такой светской образованности, к светской культуре, считается что, может быть, это не вполне нужно, главное вот — читать Писание и главное знать отцов, знать традицию православную, а все что напрямую с ней не связано, это, может быть, и не вредит спасению, но точно не имеет для него значения какого-то. Вот если я правильно понимаю, у отца Серафима была несколько иная точка зрения, что все-таки вот этот культурный пласт, который в чем-то предшествует духовному, он важен. Вот расскажите об этом, как он об этом говорил.
Иерей Александр:
— Да, были даже случаи, когда как нему приходили — уже мы это видим по свидетельствам более позднего времени, когда они уже с отцом Германом (Подмошенским) организовали монастырь, монашеское житие в лесах Северной Калифорнии, в Платине, к нему приходили люди разного толка, бывало, приходили просто полностью заблудшие, как бы вот хиппи и подобного американского того времени, разлива люди. И он, глядя на каждого, к каждому, конечно, имел свой подход, но если он видел, что человек далек от православной культуры, естественно, он вводил его в это постепенно, сначала через светскую культуру даже порой. Он даже рекомендовал посмотреть такой-то фильм, послушать такую-то музыку, но это было необходимо как ступень, без вступления на которую невозможно подняться на следующую. Потому что люди были совершенно ведь оторваны. И, конечно, он это использовал, но использовал это не абсолютизируя, а миссионерски, то есть просто вот применительно к каждому конкретному случаю.
К. Мацан:
— Священник Александр Трушин, настоятель храма Святой Троицы города Новотроицка, Оренбургской епархии, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». И мы говорим об отце Серафиме (Роузе), чье наследие наш сегодняшний гость глубоко и подробно и уже много лет изучает. А вот сам монастырь, о котором вы упомянули, в Платине, как он возник, из чего эта потребность в таком монастыре выросла?
Иерей Александр:
— Потребность выросла из горячего сердца отца Серафима. Они с его сподвижником, отцом Германом — тогда он еще был Глеб, а отец Серафим был Юджин (то есть Евгений по-нашему) Роуз, они недолго задержались на времени своего, скажем так, христианства в чине мирском, мирянина, они сразу же обратились к просветительской деятельности. Первоначально они организовали лавку близ собора Сан-Франциско, в которой продавали духовную литературу, и начали печатать сначала листки, а потом журнал «Православное слово», уже позже он приобрел свою полную законченную форму, когда уже была у них типография в монастыре. Но и на этом они не остановились. Но они поняли, что сама по себе внешняя церковность и сама по себе даже просветительская деятельность вот такого характера — печатание журнала, распространение литературы, пусть даже с переводами, которых не было на тот момент, не является конечной целью для их души в жизни христианина. Они поняли, что нужно отречение от мира. Собственно, этим и привлекал нас отец Серафим, и в 90-е годы его пример. И они тогда решились организовать монастырь, по подобию древних монастырей, палестинских или египетских, вот ни больше ни меньше. Поэтому они нашли себе место в лесах, на голом месте, в лесах Калифорнии, близ селения Платина, в котором несколько всего десятков, порядка сотни жителей, и туда перебрались. Первоначально они свои кельи строили из подручного материала — из оставшихся бытовок. Ведь Платина это что такое? Город Платина имеет название из-за того, что там во времена золотой лихорадки в Америке старатели обосновывались, строили себе времянки и копали золото в этих местах, были копи. И вот эти старые времянки еще оставались, и из этих досок они себе построили первые кельи. То есть совершенно место на то время было необжитое.
К. Мацан:
— А сейчас как монастырь выглядит?
Иерей Александр:
— Сейчас монастырь выглядит великолепно. Не в том смысле, что он изобилует какими-то совершенными постройками. Нет, так же храм в старорусском стиле, кусок монастырской стены, который...
К. Мацан:
— Деревянный храм?
Иерей Александр:
— Нет, храм каменный, но все полностью построено братьями. Кусок монастырской стены, скажем так, на входе, она не весь монастырь, просто для...
К. Мацан:
— Обозначает вход.
Иерей Александр:
— Да, обозначает вход. Небольшой огород, храм очень благодатный, намоленный, кельи, кладбище. Одно православное кладбище, одно неправославное — за оградой, ниже по лесу, ну тоже они не отказывают тем, кто в скорби о своих ближних из американцев просит похоронить их здесь. И места освященные, еще со времен отца Серафима, в разных местах кресты установлены, на горе крест. Все места имеют названия свои — Гефсимания там или такой-то скит.
К. Мацан:
— А вот для вас как для человека, который много лет изучает наследие отца Серафима и читал, надо полагать, все что им написано, что самое такое согревающее сердце лично для вас? Какая мысль, какая черта, может быть, как-то особенно запала? Вот если бы вас человек, который ничего об отце Серафиме не знает, спрашивал: скажите, вот о чем он учил, что он такого писал? Вот какая мысль первой в голову приходит?
Иерей Александр:
— Ну смотря какой человек еще спрашивал. Ведь он писал по-разному, люди разного менталитета, разного уровня как бы проницательности, каждый найдет у него свое. У него есть и труды вот, допустим, с которых я начинал, ну они тогда были первые в доступе — «Душа после смерти», где он, скажем так, своим анализом сравнительным, со святоотеческим учением, используя медицинские факты возвращения людей от клинической смерти обратно к жизни и свидетельства их о видениях, которыми они сопровождались, раскрывает эту проблематику — о том, что смерти нет, о том что там есть иной мир. Вот это для одного уровня. Потом, допустим, «Православие и лики будущего» — более аналитическая и многогранная работа.
К. Мацан:
— А в ней в чем вот главный смысл?
Иерей Александр:
— Он там собирает разные тенденции отрицательные духовные, которые в мире нашем назревают, назрели, прослеживает их отчасти развитие и вот, как я сказал, проводит вектор, что из этого может произойти, как может родиться в будущем в антихристианском мире синкретическая религия, которая будет, по сути, богоборчеством и отрицанием Бога. Ну это более глубокая книга и такая разноплановая, потому что много в ней материала. Потом у него есть не только, есть его переписка, эпистолярное наследие, то есть его письма сейчас опубликованы к его духовным соратникам, которые были ему близки — отцу Алексию Янгу, сейчас он иеросхимонах Амвросий, живет около Санта-Фе, уже в старых, преклонных летах. Тоже он давал нам свидетельства о фактах проявления благодати по молитвам отца Серафима. То есть его труды разнообразны, его книги разноплановы, в них можно найти и глубокие богословские мысли и нравственно назидательные. Можно видеть, потом одни из его трудов были переводы, допустим, богословия, догматического богословия на русский язык — то есть он трудился разнопланово. Потом жизнеописания западных святых. Вот он хотел показать западному миру, что ваши основы духовные когда-то, когда давно утрачены, но которые были, и нельзя это вычеркнуть из человеческой истории, из вашей западной истории — это древние православные святые, Мартин, ну о многих он. Он автор акафиста святителю Иоанна Шанхайскому — удивительного акафиста, духовно возвышенного акафиста. Его труды совершенно разноплановые, и их охватить или даже вот так описать кратко, я просто боюсь, нам не удастся.
К. Мацан:
— Очень интересно, то что вы говорите, что отец Серафим пытался показать духовный облик западных святых западному же человеку.
Иерей Александр:
— Это было православие.
К. Мацан:
— Ну я не знаю, его слова, когда он говорит, что вот ваши же западные святые, хотя сам он человек западной культуры, американец, но духовно примкнувший к Восточной Церкви, при этом не переставая быть человеком западной культуры — то есть он две культуры в себе объединял, получается.
Иерей Александр:
— Он не то что духовно к Восточной Церкви, он не так мыслил. Он просто увидел, что истина одна — неважно, для Запада, для Востока, то есть на земле существует истина одна, и эта истина хранится на земле в Церкви Христовой. И поэтому он не делал эту Церковь, не мыслил эту Церковь как региональное явление, пусть даже Запад и Восток.
К. Мацан:
— Ну это термин просто. Церковь Православная, то же самое можно сказать.
Иерей Александр:
— И его любовь, когда некоторые обвиняли его, что у него особое, предвзятое отношение, значит, к России, якобы он ее чрезмерно любит. Совершенно это не так. Дело не в России и не в самом фольклоре или там в какой-то национальности. А ценность ведь русской культуры нашей, она тоже объясняется вся только тем, что здесь присутствует Церковь Христова. Если бы ее не было, никакая национальная культура сама по себе не представляла бы ценности больше, чем все остальные, это было всего лишь бы примитивное разнообразие разных оттенков. А когда Церковь Христова присутствует, когда народ является богоносным, тогда вот это и есть высшая оригинальность, высшая уникальность и высшая ценность, просто которая преломляется в той или иной традиции исторической. Вот он что увидел.
К. Мацан:
— Но ему, надо полагать, была ценна вот классическая русская культура, потому что...
Иерей Александр:
— Классическая русская культура ему была ценна опять-таки только в той мере, в которой она несла в себе остатки православия.
К. Мацан:
— Ну я имею в виду, что все-таки там Церковь в Советском Союзе, которой он был современником по годам жизни, была в очень тяжелом состоянии.
Иерей Александр:
— Да, он это отмечал. У него была переписка с некоторыми из духовенства того времени из Советского Союза, за что те, кстати, потом поплатились. В частности, отец Дмитрий Дудко был и арестован, и были преследования. Ну тогда было такое время.
К. Мацан:
— Ну отец Дмитрий Дудко тоже человек исповеднической судьбы и много претерпел здесь, в России, от властей в свое время. А что вот лично вам, скажем так, самое ценное в наследии отца Серафима, вот что в сердце лежит, и с вами оно всегда?
Иерей Александр:
— Ну я хотел бы сказать, для меня наследие отца Серафима, больше уже его акцент даже сместился из теоретической области в область духовно-практическую.
К. Мацан:
— Так.
Иерей Александр:
— То есть ведь мне довелось эти годы — 2017, 2019 год, непосредственно быть на местах подвигов и жизни отца Серафима, на местах его покаяния. Я туда ездил с целью собирать свидетельства о проявлениях благодати по молитвам отца Серафима.
К. Мацан:
— О чудесах.
Иерей Александр:
— Да, о чудесах, то есть свидетельства для канонизации отца Серафима. И поэтому для меня его проявления как бы на реальность, отца Серафима, в этом смысле сместилась из чисто теоретической как бы области...
К. Мацан:
— Текстов.
Иерей Александр:
— Да, его наследия интеллектуального и письменного в область духовно-практического, вот так бы я для себя сказал.
К. Мацан:
— У нас сегодня в гостях священник Александр Трушин, настоятель храма Святой Троицы города Новотроицка Оренбургской епархии. Мы говорим сегодня об отце Серафиме (Роузе) и после небольшой паузы мы продолжим наш разговор в программе «Светлый вечер».
К. Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРАпродолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья, в студии у микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня священник Александр Трушин, настоятель храма Святой Троицы города Новотроицка, это Оренбургская епархии. И мы сегодня говорим об отце Серафиме (Роузе), удивительном известнейшем подвижнике православия XX века, гражданине Америки, который открыл для себя Церковь Христову и стал монахом, и основал монастырь в Платине, рядом с небольшим селением в Калифорнии, вот как мы в первой части программы рассказывали, в калифорнийских лесах. И до сих пор этот монастырь есть, и книги отца Серафима до сих пор популярны, их читают, потому что там глубокое исповедание православия, которое всегда, особенно вот новоначальным помогает, тем кто впервые знакомится с какой-то православной литературой, вот часто, я знаю, рекомендуют, отца Серафима определенные книги. Потому что они обращены к современному человеку, который сегодня, в сегодняшней ситуации ищет для себя ответы на вопросы о жизни, о Боге, о духовной жизни. И вот отец Серафим очень чувствовал, как отвечать, что говорить, как с современным человеком общаться. Ну вот мы в конце прошлой части программы упомянули, что вы последние несколько лет собирали чудеса отца Серафима — это необходимая процедура для канонизации. То есть есть, видимо, какое-то намерение, есть люди, которые выступают за то, чтобы комиссия по канонизации Русской Православной Церкви рассматривала возможность канонизации. Вот расскажите об этом процессе, что сейчас происходит и, может быть, вы расскажете о тех конкретных чудесах, которые вы нашли, и о которых еще никто не знает, а вы уже знаете и могли бы рассказать.
Иерей Александр:
— Да, хорошо, спасибо. Первоначально я скажу, что канонизация — это богочеловеческий процесс в нашей Церкви, и поэтому обе эти стороны важны и необходимы. Что я имею в виду? Что так же, как канонизация не нужна и невозможна, если этот подвижник благочестия малоизвестен, непочитаем, или его жизнеописание как-то не соответствует, или что-то, так же канонизация, вопрос встает о канонизации, когда есть явные проявления Божественной благодати, то есть Сам Бог выводит наружу эти факты, поэтому не отвечать на это тоже было бы неверно. Так вот в вопросе о канонизации существует... Да, и с отцом Серафимом как раз эти факты налицо. Сразу после его кончины начали появляться первые свидетельства, первые чудеса, можно сказать, которыми Бог его начал прославлять как угодника Божия, как подвижника благочестия. Первым свидетельством, первым фактом было так называемое явление лика отца Серафима в момент его кончины или после его кончины. Его кончина последовала в городе Рединге, в больнице, в очень мучительном состоянии — у него была внутренняя утробная болезнь неизлечимая, и он, по сути своей, заканчивал свою жизнь в муках, но сохранил твердую веру. За последние моменты он прикладывался к иконе Божией Матери со слезами на глазах, тем не менее скрепляя, значит, сам себя от того, чтобы как бы преодолевать вот эти муки, мучения. Но после его кончины удивительным образом его лицо изменилось — оно приобрело розовый оттенок, оно приобрело черты полной безмятежности, с чертами улыбки на лице. И этот факт был настолько удивителен, что была нарушена монашеская традиция погребения, то есть закрывание лица почившего инока платом, потому что все смотрели, а дети, которые находились рядом, говорили, что, сейчас он проснется, отец Серафим, может быть, он сейчас встанет, то есть настолько лицо было живо. И помимо этого, при очень сильной жаре в этот период — это сентябрь в Калифорнии, и жаркие времена, 42 градуса по-нашему было в день, когда он пребывал в храме, когда было отпевание, днем. И его тело оставалось мягким, не костенело, не деревенело, то есть налицо были мощи, явление лика — то есть это предзнаменование Божие, это известный опыт в Церкви о загробной участи будущей человека. Это одно из первых явлений, которое было замечено сразу. Потом были другие факты, но первоначально они происходили больше с людьми, его лично знавшими и особенно скорбевшими о нем, плакавшими о разлучении с ним — были факты его явления, были факты, значит, утешения этих людей. А в последующие года начались проявляться и более, скажем так, глубокие что ли, сказать, или более чудесные проявления благодати по молитвам отца Серафима. Так, в частности, стали известны случаи исцелений. Вот, допустим, есть вот у него, был друг и сподвижник, отец Алексей Янг. На следующий год после его кончины у него заболела супруга, он мне сам об этом рассказывал и попросил, чтобы я не забыл этот случай упомянуть, который сейчас иеросхимонах. Заболела супруга тяжелой формой онкологии — у нее была меланома, «царица раковых опухолей» как ее называют, метастатическая, в терминальной фазе. И врач-онколог сказал, что с таким диагнозом он дает ей 20% прожить оставшиеся пять лет, а то и меньше. Тогда они попросили братию монастыря Платинского, значит, принести им маслица с могилы отца Серафима. И он стал ежедневно помазывать свою супругу, матушку Сюзанну, значит, это место на шее, где у нее была вот эта рана. И помазывали они так пять лет. Потом, значит, следующие пять лет помазывали уже не ежедневно. Ну и каждый год обращались, как и положено при таких заболеваниях, за констатацией, ну как происходит процесс. Потом, когда уже прошло 15 лет, врачи сделали вывод, что она полностью исцелена от рака и никаких следов его больше не обнаружено. И сами констатировали факт, что в действительности для них это является чудом при такой форме этого заболевания. Другие рассказы, подобные этим были. Наблюдал я факты мироточения его фотографий. В частности, в одной благочестивой семье в Санта-Розе, город Себастополь (Севастополь по-нашему) — это дети тоже еще одного друга и сподвижника, отца Алексия Полуэктова, сейчас живет семья благочестивая, его сын с супругой. Он меня пригласил для засвидетельствования одного интересного факта, который сейчас я упоминать не буду, но у меня он описан в полном, сводном описании этих чудес. Просто я, когда мы начали разговаривать про этот случай чудесный, и я его записывал на диктофонную запись и, значит, в блокнот частями, то произошло одно событие, которое первоначально мне он не сказал, Илия, сын этого отца Алексея, который, конечно, давно скончался уже. Но позже, уже в середине октября 2019 года он мне позвонил, говорит: отец Александр, я немножко побоялся вам сказать первоначально, но дело в том, что когда мы с вами записывали, 3 октября, значит, свидетельство, у меня в комнате замироточила фотография отца Серафима. Вы не могли бы подъехать. Я еще находился на западе Соединенных Штатов и успел подъехать, и действительно фотография под стеклом и в рамке уже полноценно мироточила, было много подтеков, и то есть представляла из себя уже...
К. Мацан:
— Икону фактически.
Иерей Александр:
— Довольно развитое явление. Да, или икону, можно сказать. Потом у нас в храме в 2021 году, это был ковидный год, так же по поводу того, что мы служили чин Великим постом, в Великий четверг, который служил отец Серафим — мы принесли из Платины этот чин интересный, чтобы подражать отцу Серафиму, как бы попытаться приобщиться к его образу службы, делам. Служили в апреле месяце 2021 года службу, и у меня в алтаре находится его иконографическое изображение — это не икона, потому что он еще не канонизован, а иконографическое изображение. И в тот момент, когда мы совершали службу по его чину, именно как они в Платине служили с отцом Германом — это такой умилительный чин, который они сохранили, из Оптиной пустыни он еще им был передан, с начала века, и в этот момент произошло мироточение иконографического изображения отца Серафима. О чем потом я сообщил своему правящему епископу, и мы засвидетельствовали этот факт с благочинными, с духовенством документально, для хранения в епархиальном архиве и отслужили панихиду в честь этого события по отцу Серафиму. И много других случаев было, связанных с памятью отца Серафима. Был один вообще уникальный случай, обращение одного православного пастыря на острове Кадьяк, который там осуществлял миссию свою протестантскую. Потому что Кадьяк — это Аляска, и там традиционно православные были люди, вот он осуществлял там свою миссию, и ему было в течение нескольких месяцев явление и Германа Аляскинского, и отец Серафим в ночных явлениях являлся. Прямо сказал ему: я Серафим Роуз, — он не знал этого имени. Ты будешь священником, он сказал. Он ему противоречит во сне. Это интересно, если почитать это описание, оно...
К. Мацан:
— Да, это необычная история.
Иерей Александр:
— Он говорит, более того, я не хочу шапку такую, как ты носить, дурацкую. Ну он ему явился со световидным лицом. И, в общем, такие факты и другие, которые просто невозможно все описать за одну небольшую радиопередачу, тем более так факультативно, но они все будут в доступе, эти факты. Мы сейчас создали сайт — нашлись люди, специалисты, — по отцу Серафиму, в котором будут отображены все свидетельства и отработаны все критерии канонизации, то есть все те будут основания, по которым и принимается решение о прославлении в лике святых человека. И этот сайт сейчас пока мы в общий доступ не пускаем, потому что проходит этап наполнения его сведениями. Но я думаю, что примерно к лету он будет в доступе, и тогда вот все наши, значит, труды, вот эти все свидетельства, все сведения, а также интерактивная карта, на которой будет обозначен охват почитания его всемирный — то есть это будет такая выборка репрезентативная, где будут точки, можно будет приблизить и увидеть свидетельства, в каким местах, в каких городах какие люди почитают отца Серафима. То есть это будет всемирное почитание отца Серафима.
К. Мацан:
— Священник Александр Трушин, настоятель храма Святой Троицы города Новотроицка Оренбургской епархии, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». А вот простой вопрос, но важный: а что меняет и изменит прославление отца Серафима, если оно состоится? Мы надеемся и верим, что...
Иерей Александр:
— В лике святых.
К. Мацан:
— В лике святых, как Бог решит, прославление отца Серафима состоится, что меняет вот для его почитателей, для тех, кто его любит, кто его помнит?
Иерей Александр:
— Во-первых, это меняет не только для его почитателей, оно будет иметь, конечно, всемирное значение. Потому что, во-первых, мы видим, что его почитание сейчас уже всемирно как бы, все знают.
К. Мацан:
— Да, я поэтому спрашиваю.
Иерей Александр:
— Ну во-первых, это будет вот что, то есть с появлением нового святого прежде всего происходит еще раз новая констатация факта того, что Церковь наша Христова жива, потому что живость Церкви, она подтверждается как никаким другим способом тем, что она плодоносит своими святыми, она рождает своих святых. Конечно, этот факт сам по себе, это событие будет иметь поэтому общецерковное и огромное значение. Во-вторых, оно будет иметь духовно-практическое значение. Что значит появление нового святого? И для нас с вами, для всех людей, как вы спросили, что значит, для людей будет значить — это значит появление нового ходатая пред Богом, это есть появление, если хотите, новой благодати. Благодать-то, она одна, но теперь через лицо нового святого, если он появится, она будет с еще большей как бы силой в мире нашем чудодействовать, и мы можем через этого человека просить у Бога, скажем, еще большей милости. Вот так вот если просто, простым языком сказать. Поэтому она будет иметь, конечно, значение и общецерковное, и духовно-практическое. Ну и этот факт будет, он если состоится, иметь всемирно-историческое значение, и его можно уже как бы интерпретировать, из него можно черпать любым ковшом — и историческим, и политическим даже, если хотите, и богословским, и духовно-нравственным. То есть понимаете, вот это всемирно-историческое значение, будет появление нового святого иметь такие последствия.
К. Мацан:
— Вот из того, что писал отец Серафим (Роуз), все сегодня актуально или были вещи которые были востребованы, уместны в свое время, были рождены своим временем, а сегодня уже, может быть, устарели?
Иерей Александр:
— Нет, отец Серафим (Роуз) был достаточно глубоким человеком, и он прекрасно понимал, то есть он был не популяризатором только какой-то отдельной идеи, он был не тем, кто как бы интересовался чем-то временным. Его труды, конечно, они были прежде всего предназначены для современной ему эпохи и, может быть, имеют некоторые тенденции характерные, но они нисколько не теряют своей ценности и, скажем так, в общецерковном значении, то есть они все актуальны. Он просто не писал бы труды, которые не были бы на века, скажем так. Единственное, что язык, свои исторические условия, обращение к конкретным лицам, это, конечно, меняется. Но ценность труда отца Серафима гораздо глубже. Когда начинаешь читать его труды, на первый взгляд кажется вопрос одним, а потом оказывается, что он достаточно глубок и оказывает действие в любую историческую эпоху на человека. Ну вот, наверное, так я бы ответил.
К. Мацан:
— Мы время от времени в студии Радио ВЕРАобсуждаем, скажем так, невысокую «популярность» (в кавычки это слово беру) новомучеников в церковной среде. Церковью канонизированы жертвы советских репрессий, но есть сегодня действительно глубокая рецепции обществом этого подвига — вопрос, и что-то делается, и она, безусловно, есть, но вот такой пример: как много ли, много ли заказывается молебнов, например, новомученикам? Вот и у нас даже такое мнение иногда высказывается, человек из глубокого церковного опыта своего сказал: а люди просто не очень понимают, о чем им молиться. Вот святому Николаю Мирликийскому — понятно, о чем. Святому Спиридону Тримифунтскому — понятно, а вот новомученикам — о чем. И я подумал, что если Господь распорядится, и будет канонизирован и в лике святых, прославлен отец Серафим (Роуз), и ему можно будет заказывать молебны, а вот как вам кажется, о чем просить вот такого святого как он?
Иерей Александр:
— Интересно. Святых мы можем просить о чем угодно.
К. Мацан:
— Понятно, что это очень условно, когда мы с долей иронии говорим, что этот святой за это отвечает, этот за это отвечает — этот за недвижимость, этот за поиск квартиры, этот за чудеса, этот за путешественников. Но простая, народная такая, в хорошем смысле слова, религиозность и вера, мы же все люди слабые, нам приятно, что у нас есть заступники вот по этим вопросам. Когда мы говорим о том, что о чем молиться вот этому святому...
Иерей Александр:
— Хорошо, вполне понятно.
К. Мацан:
— Мы скорее спрашиваем себя, вот в чем для нас главная черта его облика, какой стороной своего облика он к нам в первую очередь обращен.
Иерей Александр:
— Я думаю, что это скорее всего зависит, как вы сказали, от рецепции каждым человеком. Для кого-то он интеллектуал был, поэтому кто-то будет молиться о даровании ему ума.
К. Мацан:
— Просвещения ума.
Иерей Александр:
— Для кого-то он был прежде всего инок и строгий подвижник. Поэтому, допустим, иночествующие смело могут ему молиться о ниспослании благодати для строгости своей жизни иноческой. И посмотрите, жил в каких условиях, он жил много лет в абсолютно — это даже садовым домиком назвать трудно, то есть просто-напросто всем ветрам, сколочено из одного ряда досок, расстояние между досками палец пролазит, а ведь и зима была, то есть его жизнь была крайне подвижнической. Отец Серафим занимался умным деланием, то есть он был исихаст, у него в келье так и сохранился после его смерти так называемый «пядельный стулец» — кусок бревна, на котором он творил Иисусову молитву ночами и во времена своего подвига. Он был духовным автором, писателем. Он был утешителем. Многие знавшие его лично, свидетельствовали, в частности епископ Иаков (Корацца), сейчас он епископ Сонорский, он в характерной для американца манере, они именно так любят говорить, свидетельствовал о особой атмосфере присутствии в обществе отца Серафима, он говорил: когда отец Серафим приходил в храм, и мы к нему подходили, как будто успокоительную таблетку мы выпивали, потому что вокруг него простирался такой мир и покой. Дух его был таков. И поэтому молиться будет ему, так же как и многим святым, каждый о своем, кто что увидит в его лице, в его трудах для себя близко.
К. Мацан:
— А насколько для Америки это значимая фигура? И конкретно отец Серафим, и в принципе православная традиция? Это вот по вашему опыту, наблюдению это какое-то значимое явление, скажем так, в религиозном ландшафте? Или что-то сугубо локальное, известное только тем посвященным, которые этим специально интересуются?
Иерей Александр:
— Нет, в Америке Платинский монастырь, монастырь преподобного Германа Аляскинского в местечке Платина, является одним из постоянных и многочисленных мест паломничества. И паломничества не только православных в Соединенных Штатах, туда, в этот монастырь, привлекаются люди всякого сословия, всякого чина и разных вероисповеданий. Я же говорю, неслучайно рядом у них кладбище одно православное, на территории монастыря, скажем так, условно, а одно даже за территорией. То есть на протяжении все этих лет множество, прежде всего из ближайшего окружения, людей приходили и просили о молитвенной помощи, заступничестве братию Платинского монастыря, даже для неправославных и неверующих. Ну, собственно, это неудивительно в нашей Церкви. Вспомните Николая Угодника, ему молились, как известно, и мусульмане. Ну вот такое это место.
К. Мацан:
— Сегодня в медиа востребованы лайфхаки и советы от экспертов. Вот если нас сейчас слушает человек, который никогда раньше не читал труды отца Серафима (Роуза), с чего вы посоветуете начать?
Иерей Александр:
— Пусть начинает с тех книг, которые, наверное, и мы начинали. Допустим, «Душа после смерти», «Православия религия будущего». А может быть, с жизнеописаний западных святых, которых он возлюбил, отец Серафим, православных святых. Он заканчивал дело не успевшего закончить в свое время владыки Иоанна Шанхайского, который начал это дело, своего духовного отца и наставника. Я думаю, что это начало приведет к дальнейшему этих людей.
К. Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшняя беседу. Я напомню, мы сегодня говорили об одном из самых удивительных подвижников православия в XX веке, очень известном духовном писателе, пастыре, миссионере, об отце Серафиме (Роузе). И наш сегодняшний гость, глубоко изучавший и продолжающий изучать наследие отца Серафима, очень интересно об этом рассказывал. Как мы сегодня узнали, есть упование у последователей и почитателей отца Серафима о том, что, может быть, в каком-то обозримом будущем, если будет на то Божия воля, будет поставлен вопрос о канонизации отца Серафима в лике святых. Ну дай-то Бог. Спасибо огромное. Священник Александр Трушин, настоятель храма Святой Троицы города Новотроицка Оренбургской епархии, был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона был Константин Мацан. Спасибо. До свидания.
Иерей Александр:
— Всего доброго. Всех с Великим постом.
Все выпуски программы Светлый вечер
Молчание тысячи стоит

Жил давние времена лев, который был королем тысячи лесов. Взял он себе в жены лису, и родился у них сын, да такой, что и на лиса не похож, и львом его не назовешь.
С виду — могучий как лев, да только вместо того, чтобы рычать по-львиному, он лаял по-лисьи. Но это ещё полбеды: характер у сына льва был лишён всякого благородства. Только и думал он, как бы кого обхитрить, да что-нибудь у других для себя урвать.
Когда сын стал подрастать, отец лев призвал его к себе и сказал:
— Сын мой! Ты велик и силён телом, но от своей матери лисы получил особенный голос. В твоем голосе нет величия, и он не подобает моему царственному отпрыску. Если звери услышат, как ты лаешь по-лисьи, они не будут с тобой считаться. Поэтому ты лучше всегда помалкивай и не подавай голоса. Тогда я смогу даровать тебе тысячу лесов.
Сын запомнил наставления льва, и старался всё время помалкивать. Недаром пословица гласит: «И глупец, когда молчит, может умным показаться». Вот и всем зверям в лесу казалось, что молчаливый сын льва достоин того, чтобы стать их правителем.
Наконец, пришёл день, когда царь-лев решил передать сыну в управление тысячу лесов. По этому поводу на главной поляне был объявлен большой праздник, на который собрались все лесные звери и птицы. Каждый принёс новому правителю какой-нибудь подарок, и по давней традиции дары складывали у ног нового повелителя. С важностью восседал сын льва на троне и молча кивал подданным.
Последней с опозданием на церемонию прискакала белка. Она была очень легкомысленной и забывчивой, вечно всё путала, вот и сейчас положила свой орех к ногам старого царя-льва.
Увидел это сын льва, и громко закричал:
— Эй, куда? Это моё! Это моё!
От жадности он забыл про отцовские наказы и залаял по-лисьи.
Когда звери услышали, как тонко пищит такой большой и сильный зверь, они стали дружно смеяться. А ещё больше их рассмешило, что новый правитель тысячи лесов пожалел для отца одного маленького орешка. Вот так царь зверей! Чего же тогда другим от такого владыки ждать?
Один за другим звери и птицы стали забирать свои дары и перекладывать к ногам старого льва, давая понять, что не будут подчиняться его сыну.
— Если бы ты молчал, как я тебе наказывал, — получил бы тысячу лесов, — сказал лев, когда они с сыном остались наедине. — Но теперь вижу, что не смог ты унять своей болтливости, не хватило тебе силы воли. Но, может, это и к лучшему. Правитель должен быть справедливым и щедрым, а твоя мелочная жадность не подобает царю...
Так и не получил сын льва тысячи лесов, и с тех пор в тех краях говорят: «Молчание — тысячи стоит».
(по мотивам бирманской сказки)
Все выпуски программы Пересказки
Кадетские корпуса

Фото: yasmin peyman / Unsplash
Ещё со школьной скамьи у нас на слуху имена русских героев и полководцев: адмирала Павла Нахимова — героя-защитника Севастополя в Крымской войне или первооткрывателей Антарктиды — Фаддея Беллинсгаузена и Михаила Лазарева. Что объединяет этих людей? Все они были выпускниками кадетских корпусов.
Само слово «кадет» пришло в Россию из Франции и переводится как «младший», «несовершеннолетний». Так французы называли юных дворян, зачисленных на военную службу.
Первый кадетский корпус в России появился в 1732 году по указу императрицы Анны Иоанновны. Туда принимали детей из дворянских семей. Некоторые историки связывают появление кадетских корпусов с императором Петром I: в 1701 году по его распоряжению была открыта Навигацкая школа для мальчиков, где готовили будущих специалистов военно-морского флота. Спустя полвека ученики этой школы были переведены в новый Морской шляхетный кадетский корпус.
За два столетия в Российской империи появилось 26 кадетских корпусов. Их главной задачей была подготовка будущих офицеров, образованных и воспитанных с чувством долга и любви к Отечеству. Унифицированная система образования в корпусах появилась при императоре Николае I.
По достижении 6-10 лет мальчики поступали в корпус на обучение, где на 8 лет становились частью большой воинской семьи. Кроме основных дисциплин, таких, как арифметика, чистописание, Закон Божий и история, кадеты обучались артиллерии, тактике, военной топографии и фехтованию. Ещё выпускники корпусов должны были говорить на нескольких иностранных языках. Особо начальство корпусов следило за поведением: хорошие отметки и исполнительность поощрялись похвальными листами и занесением имени отличника на почётную красную доску. За дурное поведение можно было попасть в карцер. Самым стыдным наказанием ребята считали снятие погон. Для мальчика-кадета погоны были символом их принадлежности к кадетскому братству. У каждого корпуса были свои погоны, свой праздник — день памяти особо почитаемого в корпусе святого и свои герои-выпускники.
Начиная с правления Николая I в кадетских корпусах стали проходить обучение даже дети из царской семьи. Генерал Мелентий Ольшевский вспоминал о том, как после длительного похода среди других кадетов на соломе спал цесаревич Александр Николаевич, будущий Царь-Освободитель.
Кадетские корпуса стали настоящей кузницей военных кадров императорской армии и даже пережили революцию. Несколько корпусов эмигрировали за рубеж: там продолжили обучение кадеты, уехавшие из России. В эмиграции они сохранили дореволюционные правила и традиции, и передали их новым поколениям кадет, рождённым уже за рубежом. Последний эмигрантский корпус прекратил своё существование в 1964 году в городе Дьеп во Франции.
Таинственной кадетской традицией была «Звериада» — кадетская летопись в стихах, где каждый выпуск добавлял куплет от себя. Ребята вписывали новые куплеты в книгу с картинками в роскошном переплёте и передавали её на ночном параде от выпуска к выпуску. Несмотря на то, что стихи писались в полушутливом стиле, они содержали серьёзные идеи, в духе которых воспитывались будущие офицеры: быть верными Отечеству, подставлять плечо друг другу и никогда не забывать о родном корпусе.
За время своего существования императорские кадетские корпуса выпустили целую плеяду героев и полководцев. Немалое число выпускников эмигрантских корпусов приняло священный сан.
В советской России по образцу старых императорских корпусов в 1943 году открыли Суворовские училища, а сами кадетские корпуса были воссозданы уже в современной России и существуют до сих пор.
Все выпуски программы Открываем историю
Псалом 43. Богослужебные чтения

Если вы не смотрели фильм «Молчание», снятый по одноимённому роману японского писателя Сюсаку Эндо — обязательно посмотрите. Это фильм про «молчание Бога» — которое очень сильно описано в 43-м псалме, который читается сегодня в храмах за богослужением — давайте его послушаем и затем снова вернёмся к теме, почему Бог иногда «умолкает».
Псалом 43.
1 Начальнику хора. Учение. Сынов Кореевых.
2 Боже, мы слышали ушами своими, отцы наши рассказывали нам о деле, какое Ты соделал во дни их, во дни древние:
3 Ты рукою Твоею истребил народы, а их насадил; поразил племена и изгнал их;
4 ибо они не мечом своим приобрели землю, и не их мышца спасла их, но Твоя десница и Твоя мышца и свет лица Твоего, ибо Ты благоволил к ним.
5 Боже, Царь мой! Ты — тот же; даруй спасение Иакову.
6 С Тобою избодаем рогами врагов наших; во имя Твоё попрём ногами восстающих на нас:
7 ибо не на лук мой уповаю, и не меч мой спасёт меня;
8 но Ты спасёшь нас от врагов наших, и посрамишь ненавидящих нас.
9 О Боге похвалимся всякий день, и имя Твоё будем прославлять вовек.
10 Но ныне Ты отринул и посрамил нас, и не выходишь с войсками нашими;
11 обратил нас в бегство от врага, и ненавидящие нас грабят нас;
12 Ты отдал нас, как овец, на съедение и рассеял нас между народами;
13 без выгоды Ты продал народ Твой и не возвысил цены его;
14 отдал нас на поношение соседям нашим, на посмеяние и поругание живущим вокруг нас;
15 Ты сделал нас притчею между народами, покиванием головы между иноплеменниками.
16 Всякий день посрамление моё предо мною, и стыд покрывает лицо моё
17 от голоса поносителя и клеветника, от взоров врага и мстителя:
18 всё это пришло на нас, но мы не забыли Тебя и не нарушили завета Твоего.
19 Не отступило назад сердце наше, и стопы наши не уклонились от пути Твоего,
20 когда Ты сокрушил нас в земле драконов и покрыл нас тенью смертною.
21 Если бы мы забыли имя Бога нашего и простёрли руки наши к богу чужому,
22 то не взыскал ли бы сего Бог? Ибо Он знает тайны сердца.
23 Но за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обречённых на заклание.
24 Восстань, что спишь, Господи! пробудись, не отринь навсегда.
25 Для чего скрываешь лицо Твоё, забываешь скорбь нашу и угнетение наше?
26 ибо душа наша унижена до праха, утроба наша прильнула к земле.
27 Восстань на помощь нам и избавь нас ради милости Твоей.
Не буду портить удовольствие от интриги фильма — замечу лишь одно: Бог нередко помещает человека в ситуацию выбора, когда, казалось бы, самое простое и верное было бы дать чёткий, однозначный ответ «оттуда», «сверху», непосредственно от Бога — как правильно? Находясь в острой кризисной ситуации, человек просит, потом молится ещё активнее, потом уже не выдерживает и начинает требовать, он уже буквально кричит к Богу изо всех сил своей души — а в ответ — ти-ши-на. Ни намёка, ни подсказки. В подобной ситуации царь Давид кричит: «Восстань, что спишь, Господи! пробудись, не отринь навсегда. Для чего скрываешь лицо Твоё, забываешь скорбь нашу и угнетение наше?»
В жизни действительно человек порой оказывается перед совершенно открытыми возможностями выбора. Не так часто это бывает, конечно же, — но случается в очень важные, я бы сказал — поворотные моменты жизни. Как решишь — туда и пойдёшь. И обратной дороги уже не будет. Своего рода «точки невозврата». Они — бесценный ресурс, правильно используя который, человек совершает «квантовый скачок», стремительно выходит на принципиально новый уровень. Но вот загвоздка: как же понять, что — правильно, а что — нет? Может, гадальные кости бросить?.. избави Бог даже от мысли подобной!
В «Божественном молчании» скрывается не отчуждение, не нелюбовь, не наказание — а величайшая деликатность Бога по отношению к человеку и вера в то, что сам человек может «перепрыгнуть» себя самого, точнее, своё представление о своих возможностях. Именно в ситуации кажущегося безысходным кризиса вдобавок с Божественным молчанием — то, что на самом деле живёт в сердце человека, его реальные, а не декларативные ценности, предельно обостряются — и через это проявляются. Вот почему Давид и говорит: «Бог знает тайны сердца!» И, как правило, выбор в своём пределе оказывается между двух максимально заострённых ценностей: себя самого — и — любви, обращённой вне себя.
Вот и помещает нас Господь временами в ситуацию выбора: ты где, ты с кем, ты о чём — о себе ли только — или всё же можешь скачком выбраться из липкого самодовольства и развернуть свою израненную душу навстречу целительному свету Божественной силы? Давид вот — смог, значит, и нам тоже — вполне по плечу!