Поделиться
За окном сгущались осенние петербургские сумерки. На Невском зажигались огни. Светились двумя жёлтыми квадратами и окна маленькой чайной, где по вечерам любили собираться художники. Рассевшись вдоль длинных деревянных столов, они делились друг с другом творческими находками и пили чай из пузатого русского самовара.
В этот вечер художники Николай Ярошенко и Николай Дубовской оказались за столом рядом. Ярошенко пытался разговорить тёзку, шутил, но Дубовской лишь натянуто улыбался и молчал.
— Да что с тобой такое? — удивился Ярошенко. — Сидишь бледный, как загрунтованный холст!
Дубовской вздохнул.
— Был вчера у доктора, — сказал он. — Катар желудка обнаружили. Сам знаешь, порой и теперь голодать приходится, а уж в молодости и подавно, неделями крохи во рту не бывало. Вот и заработал себе недуг. Боли страшные, говорят, надо срочно лечить. Только лечение-то денег стоит, а где их взять — уж третий месяц, как ни одной картины не покупают...
Ярошенко на минуту задумался. А потом вдруг дружески хлопнул Дубовского по плечу и сказал:
— Не грусти. Будет тебе лечение. У самого хорошего доктора, и денег он тебя не возьмёт!
Художник говорил о Вячеславе Авксентьевиче Манассеине — известном петербургском враче, которого коллеги называли истинным бессребреником. Они недоумевали: как же так можно — не просто не взять платы за визит, а ещё и дать пациенту денег на лекарства! А между тем Вячеслав Авксентьевич поступал так каждый раз, когда видел перед собой пациента, явно принёсшего доктору свои последние гроши.
Врач-терапевт, доктор медицинских наук, профессор петербургской Военно-медицинской академии, Манассеин мог бы стать одним из самых высокооплачиваемых докторов в столице. Но он предпочитал вести скромную жизнь, считая, что врач — это не просто профессия, а прежде всего служение. «Врач должен отдаваться принимаемому на себя долгу всей душой, бескорыстно, с любовью и самоотвержением», — говорил Вячеслав Авксентьевич.
Манассеин всё свое время посвящал работе, почти не оставляя его для личных дел. Лекции в академии, приём в клинике, а вернувшись домой, Вячеслав Авксентьевич наскоро перекусывал и снова облачался в белый халат. К нему на квартиру приходили заводские рабочие, неимущие студенты и бедняки. Таких «домашних» пациентов он принимал порой до глубокой ночи. А утром всё повторялось снова.
Но и этого нагрузки деятельному, горячо радеющему за российскую медицину доктору Манассеину было недостаточно. В тысяча восемьсот восьмидесятом году он учреждает газету «Врач» и становится её главным редактором. В газете печатались не только новости из мира медицины. Огромное внимание Вячеслав Авксентьевич уделял на её страницах и вопросам врачебной этики. В одном из номеров, к примеру, он возмущённо раскритиковал некоего доктора, утверждавшего, что телесные наказания розгами полезны для здоровья.
Кроме того, Манассеин стал публиковать в газете сообщения о семьях врачей, оказавшихся в сложном материальном положении. Поступающие в редакцию пожертвования он тут же отправлял нуждавшимся. А на Четвёртом Пироговском медицинском съезде Вячеслав Авксентьевич выступил с предложением ко всем врачам России ежемесячно перечислять в адрес редакции газеты по одному рублю, формируя таким образом кассу взаимопомощи. Эта идея нашла живой отклик, и вскоре заработала на практике. А маленький и посильный вклад, который, однако, делал большое дело, медики сразу же окрестили «Манассеинским рублём».
Сферы деятельности Вячеслава Авксентьевича были весьма разносторонними. Искренне любивший литературу, сам много писавший, он был председателем Литературного фонда, оказывавшего поддержку бедствующим писателям. Он возобновил работу Общества вспомоществования нуждающимся студентам, а свою огромную библиотеку, полную редких книг, принёс в дар Томскому университету.
«Когда умру, то решительно нечем будет помянуть меня», — с искренним сожалением говорил этот скромный человек, которого называли «совестью врачебного сословия». Он ушёл из жизни в феврале тысяча девятьсот первого года после тяжёлой болезни. В последний путь его провожал весь Петербург.
Все выпуски программы Имена милосердия
Секрет стоп-кадра. Анастасия Коваленкова
Поделиться
Фото: PxHere
Есть в кинематографе такое понятие «стоп-кадр». Когда изображение на экране замирает.
В моей жизни тоже было такое понятие. Я этот «стоп-кадр» сама придумала, для маленького сына, чтобы справляться с его капризами. Сейчас поясню.
В детстве Сашка был иногда невыносимо упрям. Затеит что-нибудь эдакое, и не разубедишь. Ну, например, решит есть свой суп из кошачей миски, с пола, вот никак иначе. Или зимним утром соберётся идти в детский сад в шортах, сандаликах, без колготок. А спорить бесполезно. Плачет, ногами топает. Время идёт, скоро в садик опоздаем. Ну что тут поделаешь?!
Вот тогда я и придумала свой «стоп-кадр». Не хотела я кричать,ругаться. А убедить сына нужно. И когда он вот так однажды «рогом упёрся» — замоллчала я, вышла из детской, заварила чай, и села за стол. Сашка минут через 10 заглядывает на кухню.
— Мама, а мы в садик пойдём?
— Нет, сынок, не пойдём.
— Почему?
— А у нас теперь стоп-кадр. Это, как с мультиками, Помнишь, когда ты в уборную сбегать хотел, просил мультик остановить, на стоп-кадр поставить. Вот и у нас теперь в жизни — стоп-кадр. Всё остановилось.
Сын недоумевал:
— А почему стоп-кадр?
— А потому что зимой на улицу в шортах не ходят. А штаны ты надевать отказываешься. Вот и застопорилось всё. Стоп-кадр теперь.
Он начал волноваться:
— Так мы так в садик опоздаем!
— Обязательно опоздаем. Ничего не поделаешь. стоп-кадр у нас.
Говорю, а сама чай прихлёбываю.
Сашка, нахмурив бровки, размышлял... А потом спросил:
— А если я штаны надену, стоп-кадр кончится?
— Конечно.
— И в садик пойдём?
— Ещё бы. Тут же и пойдём.
Он убежал. Через минуту вернулся в аккуратно застёгнутых штанишках.
— Вот. Уже надел. Ну?
Я рассмеялась, встала, обняла его.
— Слава Богу, — говорю, — стоп-кадр кончился. Бежим скорее в садик.
Подозреваю, он тогда не догадывался о том, что стоп-кадр устраиваю я сама. Он думал, что его устраивает тот, кто главнее меня. Кто-то таинственный, великий. О Боге он тогда уже знал.
Благодаря этим «стоп-кадрам» мне удалось понемногу справиться с его упрямством. Когда он, порой, снова начинал капризничать, мне стоило только сказать «ну что ж, будет стоп-кадр» и он приходил в себя.
Теперь Саша уже взрослый. Иногда мы вместе вспоминаем истории про стоп-кадр. «Сильный был ход», — говорит с улыбкой бородатый сын.
А знаете к чему я это рассказала? Я недавно поняла, что у всех у нас в жизни бывает «стоп-кадр». И придумала его совсем не я. Его Бог придумал, для нашего обучения. Вот посудите сами...
Когда мы никак не можем исправить в себе грех, мешающий нашей жизни, и всё упорно повторяем ошибку — тогда что бывает?
А тогда наша жизнь как бы застревает на этой проблеме. Мир снова и снова подкидывает эту самую задачу. Она появляется в разных вариантах, от разных людей, но она — всё та же. Так это ведь тот же самый стоп-кадр, только посланный Богом.
Вот есть у человека свойство дурное, например, гневается много. И раз за разом будут рушиться его отношения с миром из-за гнева. Работа не ладится, друзья отворачиваются, застревает жизнь на стоп-кадре. Потому что гнев — не годится для жизни. Как шорты зимой. И стоп-кадр будет до тех пор, пока не справится человек с гневом. А когда справится — вот тогда жизнь сдвинется со стоп-кадра, начнется новое, хорошее.
Эх, быть бы нам всем по-внимательнее. Научиться бы замечать, когда Бог говорит: «ну что ж, тогда — «стоп-кадр». Он ведь о нас же и заботится. Потому что все наши грехи — те же самые шорты, надетые зимой. Не годятся они для хорошей жизни.
Автор: Анастасия Коваленкова
Все выпуски программы Частное мнение
Александр Родченко и Варвара Степанова
Поделиться
Фото: PxHere
Художников Александра Родченко и Варвару Степанову называли самой яркой парой русского авангарда. Основоположники искусства конструктиви́зма прожили в счастливом браке сорок лет. Они были вместе в творчестве и быте, в радостях и невзгодах. «Единый организм» — так говорили Александр Михайлович и Варвара Фёдоровна о своей семье.
Степанова и Родченко познакомились в Казани в 1914-м году. Им было чуть за двадцать; оба учились в знаменитой Казанской художественной школе. Увлекались новаторскими идеями: посещали поэтические вечера и художественные выставки футуристов, и мечтали творить новое искусство. Творческие единомышленники, Александр и Варвара много времени проводили вдвоём за разговорами о прекрасном. И очень скоро поняли, что испытывают любовь не только к современному искусству, но и друг к другу. Впоследствии в своих дневниках Родченко назвал знакомство с Варварой Фёдоровной встречей родственных душ.
Однако вскоре Варвара по семейным обстоятельствам уехала из Казани в Москву. Целый год Родченко и Степанова провели в разлуке, обмениваясь письмами. В них молодые художники мечтали о будущем — разумеется, совместном. О том, что встретятся, и останутся вместе навсегда. В 1916-м году Родченко вслед за любимой приехал в Москву. Довольно долго им пришлось скитаться по съёмным углам. Варвара Михайловна вспоминала, что одно время они жили в крошечной комнатушке: копоть от печки, духота, и если кто-то один ходит по комнате, то другой должен при этом влезать на кровать, иначе — не разойтись. Но ни фанерные перегородки, ни общие кухни не могли омрачить счастье супругов. Тогда Родченко и Степанова были ещё начинающими художниками, и не всегда удавалось зарабатывать на жизнь искусством. Но они не унывали. Купили подержанную швейную машинку и шили на заказ. У обоих это весьма неплохо получалось. Варвара Фёдоровна периодически подрабатывала библиотекарем, машинисткой, секретарём и прекрасно справлялась с хозяйством. Родченко называл её своей опорой в делах житейских. Параллельно оба работали над художественными проектами: вместе экспериментировали — придумывали, конструировали, рисовали. Своеобразным отражением их семейной жизни стало кубофутуристическое полотно «Композиция в красном». Мужчина и женщина у стола — на первый взгляд, это рабочее, творческое пространство, где оба они что-то обдумывают и творят вместе. Но если взглянуть на картину под другим углом, то стол из рабочего вдруг превращается в самый обыкновенный. И вот мы видим семью за трапезой — женщина подаёт мужу обед. Родченко и Степанова так и жили: по признанию коллег, они одновременно были и счастливой семьёй, и коллегами-единомышленниками. В 1925 году у супругов родилась дочь, которую назвали в честь матери — Варварой.
Александр Родченко не раз говорил о том, как высоко ценит творчество жены. Однажды Варвару Фёдоровну хотели исключить из Союза художников — мол, недостаточно работ, мало выставок. Тогда Родченко нашёл помещение, лично выбрал картины супруги, и создал из них экспозицию, которая не оставляла ни малейшего сомнения в большом таланте Степановой. Так членство Варвары в Союзе художников было сохранено. А в 1951-м году уже Варвара Фёдоровна хлопотала о муже в аналогичной ситуации. Она организовала его первую фотографическую выставку.
Александр Михайлович Родченко скончался в 1956-м. Варвара Фёдоровна пережила мужа на два года. Супруги нашли последний приют в одной могиле на Новом Донском кладбище в Москве. «Человек не может жить без чуда» — так называлась одна из юношеских работ Варвары Степановой. Главным чудом своей жизни она считала годы, прожитые рядом с любимым мужем. А Александр Михайлович в своих мемуарах называл жену нежной, заботливой, самой дорогой на свете.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
«Строящийся храм»
Поделиться
Фото: Piqsels
Мой путь на работу проходит мимо строящегося храма. Церковь возводится на моих глазах. Ещё совсем недавно на этом месте заливали фундамент, а теперь возвели стены, и на этой неделе будут устанавливать купола!
Несколько лет назад мы с женой брали ипотеку в новостройке и иногда приезжали смотреть, как строится наш будущий дом. Но я почему-то не испытывал тогда такой большой радости, как сейчас, при виде возводящегося храма.
Дом Божий — особое место на земле, здесь совершаются таинства — людей крестят, венчают, отпускают им грехи, отпевают. Наконец, в храме совершается божественная литургия и люди приобщаются Тела и Крови Христовой. И совсем скоро церковь рядом с моим домом откроется, а значит в храм можно будет ходить чаще! Воодушевлённый этой мыслью, я иду на работу.
Все выпуски программы Утро в прозе
