
Гостем нового выпуска цикла «Вера и дело» стал Сергей Заборов — управляющий партнер консалтинговой компании «Триада». В беседе он рассказал о профессиональном пути, принципах работы и о том, как вера изменила его взгляды. Он считает, что в бизнесе важны кооперация, преемственность и развитие.
В своей работе он стремится принимать только те решения, за которые не будет стыдно, — это помогает ему оставаться честным и сохранять внутреннюю целостность.
Тема веры и её влияния на жизнь стала ключевой в разговоре. С детства Сергей знал церковные традиции, но к осмысленной духовной жизни пришёл спустя годы. Он рассказал, как этот шаг изменил его приоритеты: работа перестала занимать всё пространство, а в жизни появились паломничества, участие в приходской жизни и благотворительность.
В «Триаде» он инициировал проекты, направленные на поддержку образовательных и социальных учреждений, а также на восстановление культурного наследия.
Отдельно поговорили о балансе между карьерой и семьёй. Сергей — многодетный отец, и он признаётся, что в работе легко потерять ощущение времени. «Нужно заранее выделять островки для семьи, планировать праздники и ценить возможность быть рядом с близкими», — делится он.
Этот выпуск «Светлого вечера» ещё раз напомнил, что вера — это не только убеждение, но и действие. Слова апостола Иакова «вера без дел мертва» проходят через весь разговор, делая его особенно близким ценностям программы.
Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова
М. Сушенцова
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. У микрофона Мария Сушенцова. И сегодня мы продолжаем беседы из цикла «Вера и дело», в рамках которых мы встречаемся с предпринимателями, экономистами, чиновниками и обсуждаем с ними христианские смыслы экономики. Я с радостью представляю нашего сегодняшнего гостя. Его зовут Сергей Заборов, управляющий партнер компании «Триада». Добрый вечер, Сергей.
С. Заборов
— Добрый вечер, Мария.
М. Сушенцова
— Вы знаете, Сергей, у вас путь такой длинный, успешного человека. И я в таких случаях всегда люблю заглядывать немного в прошлое, и хочется спросить: а кем вы хотели стать в детстве?
С. Заборов
— В детстве у меня было, мне кажется, очень много вариантов, кем стать. Я вот когда попытался об этом задуматься, вспомнил только, наверное, в какой-то момент появилась биржевая торговля, и как-то мне захотелось акциями торговать, я помню, до какого-то, условно, класса девятого это было. И потом еще у меня большое искушение было, это товарищ звал меня в военную стезю, поступать в командное училище, не ниже десантного, а лучше спецназ. Вот как-то вот эти две вещи запомнились. И каким образом я потом оказался в финансовой академии при правительстве Российской Федерации, лучше не спрашивать, как-то так получилось.
М. Сушенцова
— В итоге вы попали в финансовый спецназ, и им до сих пор, в некотором смысле, успешно занимаетесь.
С. Заборов
— Отлично сказано. Ровно так мы себя и воспринимаем.
М. Сушенцова
— Да, вы больше 20 лет занимаетесь стратегическим консалтингом. Вот не могли бы вы для наших слушателей и для меня пояснить, в чем особенность этой области, в отличие от других направлений, скажем, бизнеса или производства, или банковской сферы. Вот чем отличается эта сфера, каких компетенций она требует, и в конечном счете почему вы выбрали для себя именно эту стезю?
С. Заборов
— Стратегический консалтинг — это прежде всего сфера профессиональных услуг. То есть сам по себе он ничего как бы не производит, но зато он призван помогать компаниям и вообще организациям самым разным, бывает и государственным, более успешной сделать их деятельность и одновременно более успешной сделать, наверное, экономику, в которой они присутствуют. То есть базово, конечно, это экономически направленная деятельность на улучшение результатов деятельности субъектов экономики, среди которых есть как частные, так и могут быть даже там частично или полностью государственные. С точки зрения работы, это точно навыки аналитического мышления, это знание экономики, поскольку любые, большинство решений будут связаны так или иначе с экономическими результатами, чем-то подобным. И это в значительной степени то, что называется мягкие навыки или soft skills — это то, что касается навыков взаимодействия, донесения информации, поскольку в стратегическом консалтинге клиенты совершенно разные, это разные люди прежде всего — с разными характерами, разными судьбами, разными интересами. И для того, чтобы, как у нас в шутку выражаются, причинить им пользу, иногда приходится налаживать с ними не всегда с простого начинающиеся отношения. Поэтому это такой вот сплав навыков. И в стратегическом консалтинге клиентами компаний являются в основном какие-то крупные игроки. Наверное, тоже такая особенность.
М. Сушенцова
— А в какой отрасли находятся те крупные игроки, с которыми вы в основном работаете? Наверняка у вас есть такая профилизация.
С. Заборов
— Профилизация в определенный момент наступает. Конкретно в моей области как-то так получилось, что большую, но не всю часть жизни у меня занимали компании тяжелых отраслей — то есть это горнодобывающая, металлургическая, другая обрабатывающая промышленность. Не ограничиваясь, но вот как-то получалось, что в эти области мне попадать приходилось чаще. Правда, с разной тематикой. Иногда, соответственно, с тематикой суперсовременной, например, цифровые трансформации и как раз повестка ESG, которая стала захватывать до определенного момента все пространство.
М. Сушенцова
— А не могли бы вы, раз уж вы упомянули это довольно-таки модное сейчас слово в экономике — ESG, не могли бы вы для наших слушателей пояснить, а что это значит?
С. Заборов
— Исходя из понимания, которое у меня сложилось за год почти руководства этой практикой в одной из ведущих консалтинговых компаний, ESG — это система принципов устойчивого развития компании, которая позволяет, скажем так, с минимальным негативным воздействием на окружающую среду, в широком смысле слова окружающей среды, действовать компании, и, с другой стороны, максимизировать как раз пользу для этой окружающей среды. И здесь под окружающей средой понимается очень широкий спектр, начиная от природы, на которую компании, так или иначе, воздействует, социумом, причем во всех его проявлениях — социум как внешний для компании, так и социум, который с ней взаимодействует в лице подрядчиков, клиентов или сами сотрудники компании, например. Ну и третьим составляющим являются принципы корпоративного управления, которые позволяют взвешенно, скажем так, вести бизнес, учитывая интересы всех заинтересованных сторон. Вот так вот. Не стал говорить слово «стейкхолдеров», стараюсь избавляться от довольно большого количества англицизмов в речи — профдеформация как раз пребывания в консалтинговой компании.
М. Сушенцова
— Да, действительно, как-то хочется нам всем возвращаться к более литературному русскому языку. Потому что это действительно улучшает понимание, и, честно говоря, чувствуешь больше уважения к себе самому. В этом что-то есть.
С. Заборов
— Наверное, полезно еще сказать про стратегический консалтинг, про особенность одну, что так или иначе ведущими компаниями в этой области даже до сих пор считаются крупнейшие транснациональные корпорации, которым удалось выстроить сеть присутствия по всему миру, и которые настроили эффективную систему обмена знаниями. Потому что в консалтинге это одна из важнейших составляющих не персонального навыка человека, а как бы навыка компании, то есть возможность использовать передовой международный опыт для того, чтобы помочь какому-то из клиентов в другой географии. Вот это важный момент. Поэтому, собственно говоря, и англицизмы, поэтому и вот эта профдеформация. А то может быть непонятно, откуда они вообще берутся.
М. Сушенцова
— Да, я напомню нашим слушателям, что у Сергея большой опыт, я так понимаю, около 20 лет работы как раз в одной из крупнейших международных консалтинговых компаний — не будем сейчас называть названия, как бы это не принципиально. И скажите, вот я правильно понимаю, что в стратегическом консалтинге это работа, прежде всего, такая, командная, это не работа консультантов-одиночек, там все строится на принципе преемственности, то есть возможности передать своим коллегам необходимые навыки и знания, чтобы они могли... Как бы некий алгоритм делегирования, который позволяет не делать ставку, условно говоря, на одного человека, чтобы не было незаменимых людей.
С. Заборов
— Вы абсолютно правы. Во-первых, в основном там так называемая партнерская система управления и владения — то есть не существует одного отдельно взятого какого-то руководителя, а компанией управляет группа партнеров, которые обычно не возникают снаружи, а вырастают изнутри, то есть там действует система карьерного роста, которая максимально приближена к принципам меритократии. И в какой-то момент, соответственно, человек при определенных достижениях становится одним из партнеров компании, и таким образом он, помимо того, что занимается своей основной деятельностью, он принимает участие в принятии ключевых решений по направлениям развития компании. И, безусловно, вы абсолютно правы, это командная работа. То есть обычно для любого проекта формируется команда, состоящая из руководителя проекта, консультантов, аналитиков, и еще достаточно большого количества поддерживающих, соответственно, сил компании, которая как раз нацелена на одну задачу. А одной из функций партнера и каждого на самом деле из сотрудников является развитие своих коллег, и это учитывается и в системе оценки регулярной деятельности, и, таким образом, это важная составляющая карьерного роста. То есть, не развивая своих коллег по команде, вырасти не получится.
М. Сушенцова
— Вы знаете, вы сейчас рассказываете так интересно. У меня такой образ пришел, что можно ли сказать, что в этой сфере преобладает принцип кооперации над принципом конкуренции внутри таких компаний?
С. Заборов
— В идеале — да. Ситуации бывают разные, но наиболее успешным компаниям удалось так настроить систему внутренней мотивации, чтобы она максимально способствовала кооперации и старалась минимизировать вот этот вот жестко-конкурентный аспект, то, что в английских терминах называется rivalry, а не competition — то есть именно когда конкурируют жестко коллеги. Наиболее успешным я бы сказал, что это больше удалось, и мы это видим на практике, когда они ушли с российского рынка.
М. Сушенцова
— Я напомню, что у нас в гостях сегодня Сергей Заборов, управляющий партнер компании «Триада». И с вами я, Мария Сушенцова. Мы остановились на как раз в драматическом таком моменте, который коснулся вообще всего мира и нашей страны в частности — несколько лет назад, в переломный момент, мы понимаем, какой, из нашей страны многие специалисты и в сфере IT, и в сфере консалтинга, и многих других передовых достаточно сфер, стали уезжать за границу. А вы принципиально решили остаться, хотя на тот момент вы как раз были сотрудником ведущим, я так понимаю, или партнером одной из таких вот трансатлантических корпораций, которая имела свое присутствие в России. Почему для вас принципиальным было решение остаться на родине?
С. Заборов
— Транснациональных, действительно партнером, — я на всякий случай уточню. Во-первых, нужно сказать, что сама компания сотрудникам, всему офису — а это было там практически тысячи человек, — московскому офису, предоставила, в принципе, достаточно беспрецедентные возможности для покидания страны. Мы не будем сейчас обсуждать морально-этическую эту составляющую, но они делали то, что считали нужным. Вот как бы оценивать это мы не будем, но возможности действительно были беспрецедентные, особенно для партнеров, поскольку они являлись такой выращенной ценностью для этих компаний. И изначально человек, который становился партнером даже московского офиса этой компании, важной составляющей его выбора партнером и являлось международное признание — то есть то, что он способен делать работу не только на территории Москвы или Российской Федерации, а также на территории всего мира. Ну и что означало, что при каких-то условиях он может просто спокойно взять и переехать. Многие приняли положительное решение, рассмотрели это как какие-то интересные для себя возможности. У меня на самом деле было несколько составляющих для принятия решения. Если честно, решение было принято очень давно. Мы с женой, наверное, порядка десяти лет назад до там конфликта, под давлением, назовем так, ну не под давлением, под воздействием моих коллег по цеху, решили исследовать вообще это направление. И, кстати, это было еще до моего такого воцерковления. И его надо было исследовать — типа, какие географии подходят, и вообще, а почему бы нам вот не сняться и куда-нибудь не переехать и не посмотреть, как в других местах люди живут. На тот момент мы по ключевым странам, так сказать, для эмиграции из России решение приняли практически сразу. То есть мне удалось с ними ознакомиться, я приехал со своими впечатлениями, поделился с женой и, вкупе с другими факторами, даже тогда там без сильного, наверное, фактора и веры, стало понятно, что нам там неинтересно. Это раз. Два — совершенно точно просто, наверное, нам здесь нравится. Ну, это наша родина. Здесь может быть как-то местами сложно, местами непонятно, но есть расхожий анекдот по поводу, знаете, скамейки в парке — на ней вырезаны наши имена. Хотя и ветер дует, и, соответственно, занозы вроде у нее бывают и так далее. Это первый фактор родителей, безусловно. В какой-то мере фактор детей, хотя не проблема. Еще нам очень повезло, кстати, уже в бытность работы вот в этой самой, так сказать, заключительной, крупнейшей консалтинговой компании, нам удалось на одном из проектов, который я лидировал, всей семьей поехать и пожить за океаном. Потому что это серьезный гештальт у очень многих людей — что вот там-то как раз вообще все возможности мира и так далее. Ну, я думаю, могут многие там процитировать многие источники, включая «Брат 2». И, соответственно, после этого нам прямо вот уверенно стало понятно, что, может быть, для кого-то, но точно не для нас. Ну и финально, конечно, был определенный страх и неопределенность — такое получилось масло масляное, и все же было совершенно очевидно, что это не повод страну сейчас покидать. И особенно в том смысле, что ей может оказаться тяжелее, чем нам кажется. А кто тогда, собственно говоря, здесь останется и будет ее поддерживать?
М. Сушенцова
— Кто, если не мы?
С. Заборов
— Ну да. Звучит так, как будто бы якобы пафосно, но это правда. То есть действительно, вот в том числе так мы и подумали. Но в конце концов когда началась, не дай Бог, там Вторая мировая или еще что-то, у кого-то, наверное, тоже были возможности уехать, но кто-то не уехал. Когда началась гражданская война, простите, Булгаков «Бег», — то есть мы все это читаем, знаем и понимаем, и никого не осуждаем, ни в коем случае. У всех были очень разные жизненные ситуации и очень разные состояния сознания. Но были люди, которые сознательно остались, да еще причинили, назовем так, не то что пользу стране —среди них и великие святые, и великие ученые, и великие военные. И уверен, что они свое решение тоже принимали не от безысходности и невозможности уехать. И как-то в том числе хотелось бы иметь больше общего с ними.
М. Сушенцова
— Слушайте, как это радостно звучит. Если честно, для меня очень срезонировал аргумент, что здесь могилы наших отцов. Во-первых, здесь живые наши родители, да, и здесь как бы вот наша родословная, мы отсюда выросли, да, на этой скамейке вытесаны наши имена. Да, так здорово, мне кажется, и сейчас это очень важно, может быть, для подрастающего поколения — не может быть, а точно, — и для нас самих, для подрастающего поколения иметь, знать и помнить те образцы подвижников во всех сферах. Мы не говорим только вот даже в чисто духовной сфере, как вы упомянули, и военной, во всех других сферах культуры и экономики. Помнить и знать те образцы, к которым хочется действительно приобщиться и стать их продолжением, хоть в каком-то отблеске, да, может, конечно, не во всей полноте. Но вот мне тоже кажется, что важно помнить, что у нас есть свои великие, и вообще-то они на нас рассчитывали, когда свои подвиги совершали, да, и как бы там костьми ложились там, где они могли лечь. Вообще-то это должно быть не напрасно. И тогда все, что мы делаем, оставаясь в нашей стране, тоже имеет вообще-то смысл, и вот эта линия преемственности выстраивается. Мне очень близки такие соображения. Ну действительно это так. Мы живем не только здесь и сейчас, мы являемся тканью вот этой истории, если мы ее чувствуем. Важно ее чувствовать и помнить.
С. Заборов
— Ну и когда начинались — это же, наверное, волнами у всех шло, такие волны страха и неопределенности, в данном случае у меня уже была там довольно сильная поддержка со стороны своих духовных отцов. И когда у меня возникали, условно, психологические проблемы с такого рода страхами и так далее, у меня было к кому обратиться. И несмотря на то, что некоторые из них даже не россияне, они очень четко формулировали правильный ориентир, который лежит в основе решения, а не те шумовые завесы, которые, соответственно, потом уже на него накладываются. И это тоже очень помогало, так отрезвляло.
М. Сушенцова
— Безусловно.
С. Заборов
— Потому что если на правильные ориентиры, которые, в общем, корнями и к Евангелию в том числе уходят, накладывается огромное количество фона, искажений и так далее, вот тогда и начинается неопределенность, страх и прочее. А если вернуться к этим корням, то все рассеивается, и решение оказывается очень простым и понятным.
М. Сушенцова
— И в этой точке нашего разговора, мне кажется, настало время спросить о глубинном, центровом вопросе нашей программы. Она называется «Вера и дело» — то есть она посвящена тому, как ваши ценности и ваша вера проявляются в вашем деле, в вашей сфере деятельности. Но, может быть, интереснее было бы предварить это вопросом о том, а как вы в принципе к вере пришли. Вы уже упомянули в ходе беседы, что это было у вас во взрослом, очень сознательном возрасте. И, знаете, мне особенно дороги такие примеры, потому что это сложнее, чем когда ты вырос, тебя вот водили за ручку. Ну, мне так кажется. И, во-первых, это очень осознанно, это очень смелый самостоятельный шаг, и потому об этом всегда хочется слышать, эти истории.
С. Заборов
— Ну да. Вот тут так приятно себя еще дополнительно смирить и немножко вас подразочаровать, а то звучит прямо очень героически. На самом деле я «бумеранг» — знаете, такой есть термин, когда человек два раза в одной и той же компании возвращается, например, на работу. В данном случае точно совершенно я «бумеранг», потому что у меня в детстве были очень хорошие все предпосылки, то есть, у меня было старшее поколение — не родителей, но бабушек, которые как раз были воцерковленными, верующими, настоящими, правильными людьми. И у меня прекрасные воспоминания в возрасте там четырех, пяти, шести, наверное, даже лет, когда я проводил с ними время в Советском Союзе и вполне себе в церковной жизни. Слава Богу. Потом так случилось, что, во-первых, бабушек не стало, они потихоньку ушли. И в возрасте подростковом я оказался в разгар тех самых девяностых и всех вытекающих из них событий. И какое-то время еще, так сказать, старался удерживаться за насажденные, в хорошем смысле, во мне принципы и правила. Но в какой-то момент — я этому посвятил уже какое-то время собственного такого размышления и рассмотрения, как же это так получилось, —были какие-то цепочки событий, которые привели к тому, что я перестал регулярно ходить в храм, я перестал регулярно прибегать к таинствам — и все, я остался таким интересным спортсменом-теоретиком. У меня осталась способность читать по-церковнославянски и удивлять всех друзей во всех музеях, когда лежит раскрытая книга, никто ничего не понимает, а я могу прочитать. Но при этом ключевые события жизни нормального православного человека — то есть посещение храма и прибегание к таинству, оно меня покинуло. И причем на достаточно долгий период, в общем-то, на почти 20 лет. Но через 20 лет так получилось — и это предмет, наверное, точно не то чтобы очень долгого обсуждения, но так получилось, что просто я вот взял и вернулся к вере. И вот на тему разочарования. В тот момент тот священник, который просто непосредственно в этом процессе участвовал, назовем так, после того как это свершилось, я никогда не забуду — это было такое ранее-ранее утро, на отдаленном острове, в очень уединенном скиту, после ночной очередной службы, и вот мы вышли из храма, такой брезжит рассвет ранним августовским утром, и он говорит: только, говорит, Сергей, не думайте, что это вы все сами себе придумали и вот это героическое усилие сделали. Вот вы рассказывали про своих бабушек — вот это они за вас молятся, помните это. Тем более это и поставило меня на рельсы. Назовем это так. На рельсы, скажем так, жизни того, что сейчас принято называть воцерковленным человеком.
М. Сушенцова
— Спасибо большое, что поделились с нами. Скажите, ваше возвращение в лоно Церкви изменило каким-то образом ваш взгляд на основное дело, ваше профессиональное? Вы что-то стали менять резко или потихонечку? Не хочется говорить о сознании, потому что у вас это все-таки с детства тоже было. Но, может быть, какая-то ревизия у вас принципов произошла, связанных с этим? Или для вас это скорее более такие параллельные линии, не очень-то пересекающиеся? То есть духовная жизнь — это духовная жизнь, а там, допустим, профессиональная — это профессиональная, и между ними не очень-то много общего. Вот как вы на это смотрите?
С. Заборов
— Отличный вопрос. Значит, первое. Мне очень повезло. Стратегический консалтинг на самом деле является такой скорее нейтральной деятельностью, которая в общем-то не противоречит, или по крайней мере сейчас я так вижу, не противоречит ценностям христианским и православным. Забегая вперед, более того, в какой-то момент обнаружилось, что существует даже такая группа, она просто была очень слабо выраженная и очень малочисленная, которая называлась христиане в... — ну и дальше название компании, соответственно. Я с ними столкнулся всего лишь один раз, их было не очень много, но тем не менее они тоже существовали, пытались как-то коллаборировать. Неважно. Дело в том, что да, основная деятельность не противоречит принципам. То есть да, я, скажем так, стал задумываться о том, какие направления проектов, скажем так, могут противоречить или быть компромиссными с этими ценностями, чтобы в них не участвовать — ну условно, это выбор каких-то спорных отраслей, знаете, связанных там с вредом для физического и морального здоровья. Но у нас таких компаний не очень много на самом деле, я бы сказал, а если и много, то они не являлись в основном клиентами вот этой моей компании. В отношении основной деятельности, в принципе, я бы не сказал, что что-то сильно поменялось.
М. Сушенцова
— Я напомню нашим слушателям, что сегодня у нас в гостях Сергей Заборов, управляющий партнер компании «Триада». У микрофона Мария Сушенцова. И мы обсуждаем нашу тематику цикла «Вера и дело», разговариваем о христианских смыслах экономики. Не переключайтесь, вернемся после короткого перерыва.
М. Сушенцова
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Мы обсуждаем в рамках сегодняшней программы стыковку веры и дела на примере нашего гостя, Сергея Заборова, управляющего партнера компании «Триада». И беседую с Сергеем я, Мария Сушенцова. Мы остановились на интересном рассказе как раз Сергея о том, как возвращение в лоно Церкви, как бы еще раз воцерковление, но уже в осознанном возрасте, повлияло на его взгляд на собственную профессиональную деятельность.
С. Заборов
— Да, продолжаем. По взаимодействию с командами, в общем-то, тоже все принципы той самой меритократии, о которой мы говорили, принципы менторства, обучения коллег, они также, в общем-то, являются такими общепринятыми и точно ничему не противоречащими. Наверное, какая-то часть изменений произошла в отношении управления временем. Дело в том, что стратегический консалтинг — это настолько захватывающая и увлекательная область деятельности, что ей при желании можно посвящать все 24 часа в сутки и семь дней в неделю. Вот сколько можно заниматься, там океан возможностей, и над ними можно, еще используя невероятные ресурсы фирмы, в которой ты работаешь, можно ими заниматься просто бесконечно. В какой-то момент появляется семья, и нужно балансировать с ней. И в какой-то момент, когда появляется вера, у нее появляются какие-то важные моменты, в которые нужно быть с ней. То есть, может быть, я какими-то стал управлять праздничными днями, праздничными для Церкви, и в календаре стали появляться какие-то у меня ограничения или блоки, связанные как раз с тем, что я какое-то время провожу в церкви или вот в других, скажем так, занятиях с этим связанных. Немножко удалось поменять на время паломнических поездок систему взаимодействия с командами. То есть, когда я не оказывался с ними там в одном офисе в доковидное время, конечно, да, а потом это стало вообще распространенным, просто больше стало там аудио каких-то конференций. Но при этом фирма регулирует всегда, скажем так, уровень качества твоего и поддерживает его — то есть, если бы это как-то негативно влияло на работу, то вряд ли мне бы удалось успешно с этим продолжать. Просто стали появляться какие-то занятия, дела, связанные с верой, которые я в счет своего свободного времени стал уже посвящать самой вере назовем тогда, в широком смысле слова, а не, соответственно там, рабочим сто процентов интересам. Правда, как показывает практика, там в случае со стратегическим консалтингом потом бывает, и кажущиеся какими-то нерабочими активности потом могут сработать и в основной деятельности.
М. Сушенцова
— Да, в общем, в вашем случае вера совершила экспансию в ваше дело и оттуда забрала самый ценный ваш ресурс — это время.
С. Заборов
— Да, наверное, еще нужно упомянуть, что так как у нас в офисе появилась — ну она и всегда была, инициатива, то есть направление так называемых, такое слово, благотворительных, но, в общем-то, грубо говоря, не связанных с основной деятельностью проектов. Скажем так, связанных с основной деятельностью, но не связанных с оплатой этой деятельности...
М. Сушенцова
— Коммерциализацией.
С. Заборов
— Да, прямо с коммерциализацией. И в какой-то момент, мне кажется, я занял лидерскую позицию этого направления и его развивал, как в части стратегии — то есть, что мы делаем как компания для разных групп, классов и в разных видах активности, вовлекая своих сотрудников, так и самостоятельно реализуя какие-то проекты, вместе с заинтересованными ребятами, для очень разных организаций.
М. Сушенцова
— А вы не могли бы подробнее рассказать об этих благотворительных направлениях, чем занимались? Может быть, не о всем многообразии, но вот то, что вам особенно запомнилось, казалось важным.
С. Заборов
— Ну вот разделим их на две категории. Одна категория — это непосредственно профессиональная деятельность. То есть это значит, мы, например, делали стратегию развития для одной православной школы. Мы организовывали благотворительные выезды, соответственно, команд, но такие волонтерские, то, что называется, в лечебные учреждения и так далее. Наверное, многие это делают, но просто я перечисляю то, что мы точно делали. Была группа ребят, которые регулярно, каждый год ездили на Русский Север восстанавливать деревянное зодчество. Такие вот были проекты. Вот не подготовился, то есть там точно были еще проекты и причем немало, но как-то вот основные какие-то вспомнил, как примеры.
М. Сушенцова
— Мы еще вас на эфир позовем, у вас будет время вспомнить. Да, вы знаете, очень интересно вы рассказываете, прямо так автобиографично очень, с одной стороны, а с другой стороны прослеживаются какие-то вещи, которые универсальны достаточно. Поскольку наша программа в целом посвящена беседам с предпринимателями, людьми, занимающими такую проактивную позицию в экономике, очень часто в этом разговоре мы слышим как раз рассказы о благотворительности, о том, как перестраивалась система взаимодействия с сотрудниками. Вот у каждого из гостей есть какая-то своя особая, ну то что вот для них руководящий принцип, как взаимодействовать со своими, допустим, коллегами, а как не надо с ними взаимодействовать, и у всех какие-то свои такие особенности. Вы, когда рассказывали о ваших принципах работы в команде, в компании, вы упоминали такой термин — «меритократия». Наверное, многие знают его значение, но лучше все-таки проговорить, чтобы было более понятно. Тем более, что это как раз касается вопроса ценностей тоже, как мне кажется, того, как устроено взаимодействие внутри.
С. Заборов
— Ну попробую вспомнить такое близкое к классическому определению.
М. Сушенцова
— Ну или как вы это понимаете, по-простому.
С. Заборов
— Ну вот если демократия — это от слова «демос» и там власть народа, назовем так, то меритократия — это, скажем так, власть или принцип передачи управления самым, скажем так, умным — то есть тем, кто, соответственно, демонстрирует лучшие результаты, лучшие способности и результаты. Вот я бы так, наверное, это сформулировал. Я, кстати, не уверен, что это классическое определение, может быть, нужно было бы покопаться. Но определенно мы это вот воспринимали как из серии самым достойным, способным, который на деле доказывает свои способности, то есть им и управлять. Этим ребятам, я имею в виду.
М. Сушенцова
— А есть какая-то внутри компании система, может быть, коллегиальная, кто будет решать — а судьи кто, как говорится, — у кого компетенции больше, тому и дать полномочия?
С. Заборов
— Да, есть конкретно и в этой компании и, мне кажется, в других компаниях, то есть достаточно интересная система сбалансированной оценки деятельности каждого сотрудника. И этой системе уделяется очень много и значения, и очень много времени. То есть, обслуживанию даже этой системы, поскольку компания относительно небольшая, то есть не сравнить с гигантами промышленных, например, или ритейловых отраслей, где трудятся десятки, а там порой и сотни тысяч человек. Здесь, условно, в одном офисе там тысяча человек, в московском, это достаточно значительная цифра. И, тем не менее, вот этой системе оценки уделялось очень повышенное внимание, поскольку от точности ее настройки и исполнения фактически зависит будущее компании. Потому что она стимулирует и продвигает либо тех, кто, соответственно, смогут дальше компанию развивать, либо тех, кто балансирует между там собственным интересом и интересом компании в другую сторону, ну и несут какие-то, как сейчас принято говорить, деструкторы или, в общем, каким-то другим образом способны нарушить успешное развитие компании. Поэтому да — короткий ответ. То есть система оценки там достаточно сложная, включает в себя и 360, то что сейчас называется, — то есть оценку со всех сторон, включая подчиненных, ну так сказать, подчиненных. Но здесь мы переходим к принципам управления — это из серии, как я бы их сформулировал для себя, например, помимо там меритократии.
М. Сушенцова
— Да.
С. Заборов
— Мне кажется, у всех и у этой компании, конечно, индивидуальный стиль. Мне всегда нравился принцип — во-первых, быть примером. То есть если чего-то ожидаешь от сотрудников, особенно чего-то сложного, то, в общем-то, нужно продемонстрировать, что это не твои ожидания от них, а это, в принципе, ожидания в том числе и от тебя, и ты их так же отрабатываешь, только в других ситуациях. Вот это первое. Принцип демократии, который мне тоже очень нравился. То есть, несмотря на разницу в опыте между партнером, например, и аналитиком, в общем обсуждении какой-то задачи или проблемы у каждого равное право высказаться. Поскольку, так как человек оказался в этой компании, он претендует на определенные ментальные, в том числе и интеллектуальные способности и обычно всегда может привнести какую-то пользу. Вот это два. Ну дальше я, наверное, в каком-то смысле более демократичен, может быть, по сравнению со многими другими моими коллегами, то есть мне как-то импонирует большая прямолинейность и меньше, скажем так, ритуалов каких-то, связанных с иерархией корпоративной. Вот, наверное, третий принцип. Ну и, когда я спрашиваю у коллег, вроде бы им тоже это импонирует, то есть, наверное, это не самое плохое, что можно делать. Вот три таких принципа. Придут какие-то другие в голову — поделюсь.
М. Сушенцова
— Спасибо большое. Сейчас у нас был экскурс в корпоративное управление, пронизанное идеями ценности. Так что будем считать, эти выкладки, мне кажется, очень по повестке нам подходят. Скажите, вот есть ли у вас какой-то такой один генеральный абсолютный принцип, в соответствии с которым вы там что-то отсекаете в своей деятельности, допустим, то, что сулит потенциальные перспективы или выгоды? То есть вот какое-то ваше кредо такое, да, которое универсальное и применимо ко многим ситуациям, и вы, допустим, в соответствии с ним можете себя там остановить и сказать: нет, я вот это делать не буду или я вот это так делать не буду. Вот можно ли его как-то сформулировать?
С. Заборов
— Кредо у меня одно в данном случае — это моя внутренняя репутация. То есть я не готов пойти на что-то, что мое внутреннее — ну православному человеку это сложно говорить, — уважение к себе, но, скажем так, мой внутренний хотя бы взгляд на себя подвергнет компромиссу. То есть это, наверное, звучит не очень как будто бы практично, но наша жизнь — это в том числе, как можно представить, набор решений. Мы каждую секунду, каждую минуту принимаем какие-то решения. И мое кредо в данном случае — не принимать таких решений, за которые мне уже сейчас или когда-нибудь будет стыдно перед собой или кем-то еще другим. Наверное, не очень по-деловому звучит, вот, но других как-то... Над другими я даже пока не подумал.
М. Сушенцова
— По-моему, очень лаконично и очень жизненно.
М. Сушенцова
— Я напомню, что у нас в гостях сегодня Сергей Заборов, управляющий партнер компании «Триада». И с вами я, Мария Сушенцова. Сергей, вот продолжая, может быть, или развивая предыдущий вопрос, хочется еще у вас спросить: а есть ли у вас какие-то любимые места или места из Евангелия, которые вот вы любите перечитывать или часто вспоминаете, как-то вот это применяется к жизни? Потому что Евангелие — это, конечно, такая книга глубочайшая, наверное, в плане смыслов, но каждый, открывая ее, там находят что-то свое. Несмотря на то что там написано для всех одно и то же. Для каждого какие-то места откликаются, а какие-то не очень, может быть, понятны. Или вот в данный момент жизни кажется, что не так... ну не то чтобы не так применимы, но не так отзываются внутри. И многие служители Церкви тоже писали об этом. В частности, вот Антония Сурожского недавно перечитывала, он прямо об этом говорил, что это совершенно нормально, что мы Евангелие читаем — что-то вообще не понимаем, что-то нам вообще не по силам понять и принять, а что-то для нас становится вот буквально руководством к действию, то есть настолько это нам близко и вот зажигает нас.
С. Заборов
— Преподобный Варсонофий Оптинский в одном из своих писем пишет, что у всех книг, написанных человеком, есть дно, а у Евангелия дна нет. То есть, оно настолько бесконечно, что его можно читать бесконечно и никогда не остановиться в своем интересе и в чем прочем. И просто настолько мне отзывается эта мысль. Это не то, чтобы уйти от вопроса, какое место мне нравится, это к тому, что мне кажется, человек в своем духовном пути, он проходит через разные периоды и времена, причем, может быть, даже каждый день. Конечно, можно выделить большие периоды, а можно более короткие, и в разные периоды ему открываются разные как раз части Евангелия в том числе. Это, наверное, как раз выглядит в виде таких вспышек внезапного понимания или отзывания, или, если употребить, не дай Бог, какой-то англицизм, таких инсайтов, знаете, то есть каких-то вот внутренних озарений — то есть вот оно что значит, так это же оно! И это к тому, что стабильно вот какой-то части такой Евангелия, которая вот с детства у меня навсегда была и до сих пор отзывается, наверное, нет. Но, например, в настоящий момент как-то так получается, что перечитываю я больше Евангелие от Иоанна. Из курса богословия, который я сейчас прохожу, я знаю, что это Евангелие, оно позже всех, оно очень сильно отличается — и все, кто читали Евангелие, конечно, видят и знают, да, и по событийному ряду, и по стилю изложения. Но вот сейчас мне отзывается оно. Ну вот, знаете, если ориентироваться на первое, что мне пришло в голову, то мне первое, что пришло в голову, это вот притча, которую, которую, кстати, считают некоторые спорной, и как она попала в Евангелие от Иоанна, это событие не описывается никак в других синоптических, в трех синоптических Евангелиях — это как раз событие с женщиной, которую застали в прелюбодеянии и собирались побить камнями. И когда ее привели к Христу и сказали: ну вот у нас есть закон, а вот есть, собственно, подзаконный человек. И Он поднял взгляд, да, и сказал, что кто из вас без греха, тот пускай первый бросит в нее камень. Ну и в итоге все разошлись. Ну не будем завершать, там есть завершение, конечно, вот Он еще и к женщине этой обратился. И вот почему-то мне сейчас это в голову пришло. А так, если честно, потрясающее соборное послание Иакова, да, в котором как раз говорится о том, что вера без дел мертва есть — это то, что, мне кажется, у нас такой лейтмотив важный деятельности. Ну и лично мне еще — вот вы спросили о Евангелии, а я что-то, начиная, наверное, с середины января вот до сейчас возвращаюсь почему-то к Апокалипсису, Откровению Иоанна Богослова. Но не потому, что у нас тут какие-то события происходят, а потому что почему-то возник интерес его изучить. И, может быть, все знают, а я вот для себя открыл, что там есть не только, так сказать, апокалиптическая страшная часть, а есть и часть, касающаяся Божественной литургии. И эта часть, она тоже довольно глубокая и интересная, ну и плюс очень красиво описана. Так что так.
М. Сушенцова
— А знаете, еще такой вопрос, мне всегда очень интересно задавать его людям таким очень активным. Вот как вам удается находить баланс между вашим делом, вашей семьей, отдыхом и хобби? Я знаю, что у вас есть хобби, возможно, вы о нем сами расскажете. Но вот как бы вы ответили?
С. Заборов
— Так как этот вопрос конкретно, вы меня о нем предупредили за недолгое время, то у меня было время позвонить жене и спросить: слушай, а как на этот вопрос отвечать, я как нахожу баланс между работой и отдыхом?
М. Сушенцова
— Я вообще его нахожу?
С. Заборов
— Вот, да. И она говорит: расскажи им правду. Вот, я говорю: точно, это, наверное, самый лучший способ. Значит, номер один. Работа бесконечна. То есть то, что называется деятельностью, которая тебе нравится, ей и в ее разных ипостасях можно заниматься практически все время просто с удовольствием, но главное, чтобы вам нравилось, да, — в данном случае мы имеем дело как раз с этим. Это первое. Поэтому задача на самом деле — в этом океане наслаждения работой и сопутствующими делами выкроить какие-то островки. И у меня есть семейные островки — то есть такое предварительное планирование семейных хотя бы отпусков, если уж не мероприятий. И я стараюсь его сделать заранее и сделать неподвижным. Потому что, к счастью, семья большая, и менять планы всех было бы очень-очень накладно. Ну это на долгосрочном горизонте. На краткосрочном — это ровно такая же работа с календарем: то есть это застолбить какие-то окна, которые ты проводишь с семьей или занимаешься хобби. И еще один есть момент, наверное, связанный с паломничеством, с паломническими поездками — то есть они просто не всегда на сто процентов семейные. А бывает и, соответственно, в такие места, куда семьей по тем или иным причинам попасть не удается. Лично для меня они важны. Настоятель одного афонского монастыря, Царствие ему Небесное, он рассказывал, что в детстве любил сидеть у моря и бросать в море камни, потому что ему нравилось, как расходятся круги по воде. Но, говорит, когда бросишь камень, круги вначале расходятся сильные и много, а потом потихонечку стихают, и стихают, и стихают. И нужно бросать снова камни. Вот для меня как бы паломнические поездки — это определенная калибрация духовного состояния, которое подвергается мирскому воздействию в ходе событий. И это важная часть, я ее тоже столблю, стараюсь в календаре, чтобы не пропускать, и как бы ни казалось невозможно и сложно, все равно этим заниматься.
М. Сушенцова
— Я знаю, что большую роль в вашей жизни играет музыка. Расскажите, пожалуйста, об этом. И я знаю, что это связано с храмом, с клиросным пением.
С. Заборов
— Да, вот это интересная тоже трансформация как раз, как меняется, бывает, жизнь человека после воцерковления. С самого детства, то есть буквально там по воспоминаниям мамы, с года, вот я уже пел так или иначе. И если были другие хобби в моей жизни — а было их достаточно много, к счастью, помимо консалтинга, — то они приходили и уходили, а вот пение оставалось всегда. То есть я там освоил вначале акустическую гитару и, соответственно, с удовольствием, аккомпанируя себе, там везде и всюду пел. Вплоть до того, что до сих пор одноклассники говорят, что вообще мы тебя сложно можем без нее представить, ты че, сейчас, типа, ее куда-нибудь не берешь? Потом в тех компаниях, в которых я работал, собирались музыкальные коллективы, и я с ними старался вместе выступать и, бывало успешно. Ну, кстати, в том числе и в последней компании в этой, которая у нас была крупная и стратегическая, и консалтинговая. И, в принципе, так и продолжалось до момента как раз воцерковления. А в тот момент оказалось, что в церкви-то тоже поют, да, еще, соответственно, как-то довольно возвышенно. И, в общем, в какой-то момент я это слушал, а потом, соответственно, подумал: а, собственно, почему бы этим не заняться? И, в общем, встал на путь освоения такого вот церковного пения, по которому путь бесконечный, практически, там совершенствовать свое искусство можно вообще, так сказать, цель настоящий север или где-то там в другой галактике. И поэтому это, кстати, не фрустрирует, а просто стимулирует к тому, что здорово, и можно в этом тоже развиваться. Ну и плюс активно участвовать в богослужениях, то есть петь на хоре, и стараюсь все большие праздники не пропускать с точки зрения вот такого своего участия.
М. Сушенцова
— Хочется нам всем этого пожелать. Вы знаете, если бы сейчас вместо меня тут оказался молодой человек, находящийся там, не знаю, выпускник университета на перепутье, обуреваемый тревогами, ветрами — что будет со мной, что будет со страной, куда мне себя деть, куда мне себя применить, как мне быть полезным, нужен ли я? Вот что бы вы как уже с позиции не только консультанта, но и ментора, могли бы такому человеку сказать? Почему я спрашиваю об этом? Потому что есть такая боль, не только у меня, конечно, вообще у руководства нашей страны, у многих людей о том, как же удержать вот утечку мозгов, да, как же вот молодых наших ребят — наша страна умеет производить качественный человеческий капитал, это мы знаем точно, знаем на цифрах, выращивать гармонично развитую личность, но вот как удержать эту гармонично развитую личность, так нужную сейчас стране. Вот что бы вы в назидание потомкам, извините за пафос, могли бы сказать, чем убедить?
С. Заборов
— Начнем с того, что с потомками мне эти темы приходится непосредственно обсуждать прямо сейчас. К счастью, Бог нас благословил уже семью детьми, и некоторые из них достаточно старшего школьного, а некоторые даже и уже университетского возраста. И те, которые как раз старшего школьного возраста, они задают вопросы как раз, а чем мне заняться, и, собственно, где и почему, и чем при этом руководствоваться. Я думаю, что первое, конечно, важную роль играет индивидуальность этого молодого человека, который обращается с вопросом или девушки — то есть к чему у него или у нее есть расположение, чем интересно было бы заниматься, — и ориентироваться во многом на это. Потому что практика показывает, что, соответственно, это дает больше счастья в жизни, назовем так. Если это даже с такой просто примитивной позиции рассматривать. Это первое. И если нет в этом определенности, то лично мой рецепт — пробовать. То есть как-то вписываться в активности, которые связаны с этой деятельностью, будь то стажировки или просто возможность что-то попробовать, посмотреть, порешать связанные с этим задачи и понять, скорее нравится или скорее не нравится. В отношении перспектив и возможностей — там в сравнении в нашей стране и за рубежом, в каждой сфере, мне кажется, ситуация может несколько отличаться. Но, в общем и целом, мне кажется, что у нас есть такое уникальное ценностное предложение как страны, которое, может быть, и конкурирует с другими в части представления в возможностях и масштабах вот так вот, но в качестве старта и позиции с точки зрения образования, например, высшего вот у нас точно есть вузы, которые не уступают по своему качеству ведущим мировым каким-то вузам. Но при этом с минимальным, наверное, с минимальными затратами на адаптацию к другому образу жизни и с минимальными сложностями, связанными с отсутствием родного языка, и с минимальными сложностями перестроения к чужому менталитету. Скажем так, это не то, чтобы нужно всех уговорить остаться. Потому что кому-то, наверное, суждено уехать. Во все времена это происходило. Скорее, не нужно скептически недооценивать потенциал как бы нашей страны. У всех стран в мире есть свои сильные и слабые стороны. И это, на мой взгляд, не повод руководствоваться жесткой логикой в выборе своего пути между странами. Потому что есть в том числе и определенные компромиссы, которые при таком решении можно сейчас очень серьезно недооценить. И в отношении себя самого, и в отношении своей будущей семьи.
М. Сушенцова
— На такой судьбоносной теме для нас и нашей страны как семья мы завершаем этот интереснейший эфир. Управляющий партнер компании «Триада» Сергей Заборов был сегодня с нами в этом часе, и я, Мария Сушенцова. Обсуждали мы христианские смыслы экономики, то, как приход к вере и христианские ценности влияют на дело, которым занимается Сергей. Спасибо вам большое за этот искренний разговор. Я признательна вам за то, что вы приоткрыли дверцу и в вашу внутреннюю жизнь, и в вашу деятельность, и даже немного в вашу семью и хобби. Спасибо вам большое.
С. Заборов
— Спасибо большое, что пригласили.
М. Сушенцова
— Дорогие слушатели, до свидания. Встретимся через неделю.
Все выпуски программы Вера и дело
- «Нравственные ценности и бизнес». Сергей Иванов
- «Вера и дело». Диакон Никита Гимранов
- «Христианские основы в управлении». Сергей Бочаров
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Христианские мотивы в фильме «Сталкер». Иван Перекатов

У нас в студии был режиссер, сценарист Иван Перекатов.
Разговор шел об истории создания и христианских аспектах фильма Андрея Тарковского «Сталкер».
Этой беседой мы продолжаем цикл из пяти программ о христианских смыслах в фильмах Андрея Тарковского.
Первая беседа с кинокритиком Львом Караханом была посвящена фильму «Андрей Рублев».
Вторая беседа с заместителем главного редактора журнала «Фома» Владимиром Гурболиковым была посвящена фильму «Солярис».
Третья беседа с киноведом Августиной До-Егито была посвящена фильму «Зеркало».
Ведущий: Константин Мацан
Все выпуски программы Светлый вечер
«Нравственные ценности и бизнес». Сергей Иванов

Гостем рубрики «Вера и дело» был исполнительный директор Группы компаний «ЭФКО» Сергей Иванов.
Наш гость рассказал о своем пути в предпринимательстве, как на его жизнь и отношение к работе повлиял приход к вере и как удается применять христианские ценности внутри компании и во взаимодействии с партнерами.
Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! С вами Мария Сушенцова и это программа «Вера и дело». В рамках этого цикла мы разговариваем с предпринимателями, экономистами, чиновниками о христианских смыслах экономики. Сегодня нашим гостем будет Сергей Иванов, исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель, автор Telegram-канала «Сергей Иванов из «ЭФКО». Добрый вечер, Сергей.
С. Иванов
— Добрый вечер.
М. Сушенцова
— Вы знаете, я начну, может быть, с необычного вопроса. Где-то в своих выступлениях или текстах вы упоминали о том, что многое из того, что вы сейчас имеете, вы захватили с собой из вашего сибирского босоногого детства, и не могли бы вы с нами поделиться, что особенно ценного вы взяли из этого периода своей жизни? Понятно, что все мы родом из детства, но тем не менее. И что мне особенно интересно: связана ли история вашего детства, ваш детский опыт с выбором пищевой отрасли, как своей основной траектории развития в дальнейшем?
С. Иванов
— Я до шестнадцати лет жил в Забайкалье, в Бурятии. Вообще, мы потомки семейских старообрядцев, но вера закончилась, оборвалась на прабабушках, бабушки уже были советские, а вот моя мама опять вернулась в Церковь. Нас как будто бы прабабушка Аня наша благословила в Московский Патриархат пойти, потому что это была та ветвь, где попов не было – беспоповцев, без священников. И вот наша семья к вере пришла тридцать лет назад примерно. Я до шестнадцати лет жил в Бурятии, потом уехал в Новосибирск, в Академгородок, и как будто бы дальше у меня началась такая дорога «убегания», то есть ты живешь в очень тупиковом селе и у тебя одна мечта – оказаться в большом каком-то городе. Я мечтал сначала в Улан-Удэ уехать, а потом, когда узнал про Новосибирск, то о нём стал мечтать. И вот ты едешь, едешь, едешь, и в какой-то момент так увлекаешься этой гонкой, ты себя сравниваешь с городскими, и ты всегда понимаешь, что ты в этом сравнении проигрываешь, потому что они больше театров посещали, больше музеев видели, и ты их в этом не догоняешь, это формирует такой как бы комплекс. А потом, наверное, в пандемию это произошло, я девять месяцев провел в Белгородской области рядом с нашей штаб-квартирой в Алексеевке, и я впервые оказался на такое длительное время опять в деревне, и это запустило какие-то очень сильные, если честно, процессы внутри меня, я вдруг понял, что то немногое хорошее, что во мне есть, что отклик находит, что мне силы даёт как-то двигаться по жизни, оно на самом деле всё из деревни. А что именно? Ну, во-первых, деревня русская, она очень сильно изменилась. Она далека, наверное, от тех образов пасторальных или каких-то нарисованных, но всё равно есть что-то, что её сохраняет даже сегодня, например, отношения между людьми. В деревне сосед ближе родственника, потому что, если у тебя что-то случилось, ты первым делом к соседу пойдёшь. И соседские отношения могут быть разные, они могут быть напряжённые, вы можете мало общаться, но вот помощь, взаимопомощь и сопереживание соседу – это необсуждаемая вещь. Вот так живёт, так формируется община, когда ты про другого думаешь всегда, не забываешь о нём. И вот этот элемент деревенской жизни, когда ты просто не можешь не подумать о близком, то, что называется сопереживанием, сочувствием, соучастием, вот этот элемент нашего культурного кода или то, что Достоевский называет «всемирной отзывчивостью», он в этой аграрной эпохе и формировался, и в деревне это то, что проявляется ярче, там атомизированности нет, там индивидуализма нет. Даже, например, вот что такое дети в деревне и дети в городе: в деревне, если дети не мои, то это дети общины, дети улицы нашей или околотка, и если ребенок что-то делает не так, то нормально сделать замечание взрослому, старшему, и ребёнок отреагирует, потому что это старший. В городе попробуйте что-то сказать чужому ребёнку – вам глаза выколят за то, что не в своё дело лезете. И вот эта часть нашей культуры, которую можно назвать общиной, я, во-первых, в неё очень верю, мне кажется, что в ней лежит вообще наша энергия, там она произрастает, атомизация и индивидуализация – это то, что её отключает. И вот это, наверное, одно из того самого важного, что мне судьба подарила или семья моя подарила, родня, родственников у нас невероятное количество. Первое моё соприкосновение с городом случилось в Новосибирске и это было открытие, что, в отличие от меня, у всех моих городских друзей родни почти нет. Точнее, у них есть родственники, но что такое у меня родня, в моём понимании: братья, сёстры мамы и папы, их восемь, они между собой как родные. У них есть дети, то есть мои двоюродные братья и сёстры, нас двадцать человек. Ещё есть двоюродные дядья мамин и папин, они тоже родные, и это мои как будто бы деды. Когда меня отправляли в Новосибирск в начале 90-х, 1992 год, денег не было, и наш род собрался на речке, вот Серёжу отправить в физмат школу учиться, и вся родня, в чём сила родни проявилась – все хотели, чтобы Серёжа уехал куда-то, чтобы у него получилось, они забивали скотину, доставали сбережения с пенсионных книжек, все ехали к этой речке с конвертами, я на эти конверты жил год следующий. По-моему, даже ещё на первом курсе мне этих денег хватило. И вот для меня родня – это что-то огромное, большое, двоюродные для меня братья и сёстры как родные, троюродные все очень близкие. А городские про родных начинают говорить так, как у нас про двоюродных, а двоюродных даже не роднятся совсем. И вот это соприкосновение с городом, мне так жалко было моих друзей городских, что у них нет того, что роднёй называется. Когда они в гости к нам приезжали, они никак не могли поверить, сколько их, и эти, и эти, и эти, мы из гостей в гости приезжаем, из застолья в застолье. Поэтому община, семья, род – это всё, что оттуда идёт.
М. Сушенцова
— Сергей, получается из вашего рассказа о детстве замечательном, что идея вот этой сопричастности, соборности, которую вы в ваших выступлениях противопоставляете вот этому индивидуальному атомизму, она черпает своё начало из вашего детства, несомненно? Мне так сейчас показалось.
С. Иванов
— Ну, здесь я точно благодарен своей Бурятии, бабушкам, дедушкам, маме, папе, это точно оттуда.
М. Сушенцова
— Скажите, а то, что вы выбрали своей основной профессиональной траекторией именно пищевую промышленность, вообще вот сферу, где производится еда...
С. Иванов
— Это было случайно.
М. Сушенцова
— Это было случайно, да? Потому что, когда читаешь вашу биографию, кажется, что будто бы это не случайно, потому что, во-первых, всё, что касается производства еды, это вообще, в принципе, очень традиционно для России.
С. Иванов
— Ну нет, не случайно. Я точно понимал, что не хочу финансами заниматься, я не мыслил себя в банках, в этой деятельности. И диплом я писал по управлению промышленным предприятием, мне хотелось на завод пойти, я и пошёл на завод после окончания университета. А оказалось так, что завод занимается растительными маслами, к еде отношение имеет, и вот так меня жизнь в еду привела.
М. Сушенцова
— Надолго, как оказалось. Да, интересно. Наша программа в целом, она посвящена вопросам этики и экономики и мне кажется, вы, как никто другой, можете об этом рассказать, именно руководствуясь своим обширным опытом. И знаете, какой хотелось бы мне вопрос первый задать в связи с этим: а вот какую проблему вы из своего опыта можете сформулировать, касающуюся ведения бизнеса и столкновения этого бизнеса с какими-то моральными принципами, как вы себе видите эту проблему? Наверняка за годы вашей руководящей деятельности и насмотренности вы как-то её уже для себя увидели.
С. Иванов
— Наверное, самое острое и самое такое кровоточащее – это человек. Есть социально-экономические отношения, наш бизнес – это социально-экономические отношения, в которые мы погружаем человека, то есть это эмоционально насыщенные циклические, повторяющиеся отношения, в которых мы зарабатываем на хлеб насущный. И наука подсказывает, и опыт мой об этом говорит, и литература – о том, что как бы нас правильно не воспитывали в семье, как бы общественное мнение не формировало какие-то идеи, но если человек погружается в социально-экономические отношения, приходит на работу, где для того, чтобы ему заработать деньги, для того, чтобы потом родителям помочь со здоровьем или там семья есть, ипотеку надо платить, ну ты не можешь без денег, и вот для того, чтобы ты просто состоялся в этой материальной части, тебе нужно переступить через себя, тебе нужно, например, начинать лицемерить или начинать обманывать. Вот эти социально-экономические отношения, они меняют человека, то есть ты вначале будешь сопротивляться, а потом тебе твоя же боль за близких, она скажет: «ну, куда-нибудь подальше это отодвинь, давай. Это вот тот мир, в котором мы вынуждены жить». И вот этот выбор, который каждый делает, где те красные линии, за которые я переступаю или не переступаю, он на самом деле очень серьезный, потому что он либо включает, либо отключает созидательное начало в человеке. И вот как в нашем бизнесе, особенно сегодня, когда внешние социокультурные тренды, они очень неблагоприятны по подготовке творцов-созидателей, потому что я не знаю, как вы в Высшей школе экономики это идентифицируете, но мы три года назад делали исследование, назвали «ковчеги постмодерна», мы просто начали обращать внимание, что к нам приходят ребята молодые, которым ничего не надо. Точнее так: им надо, но вот напрягаться они готовы. Мы у Гэллапа подсмотрели очень сильное падение эмоциональной значимости чувства долга и запустили исследование большое, на выборке полторы тысячи человек, назвали его «ковчеги постмодерна». Внутри этого мы обнаружили, что 95 процентов ребят молодых, которым 20-25 лет, это Москва, Воронеж, Питер, Белгород, такие города, вот 95 процентов ребят своей мечтой заявляют: «хочу всё и сразу, и чтобы мне ничего за это не было». И только 5 процентов готовы к созидательной деятельности, которая обязательно подразумевает преодоление, ситуационный дискомфорт, эмоциональное напряжение, которые готовы вот к такой самореализации, их всего 5 процентов. И вот это, наверное, главный вызов, он же и следующий шаг развития компании, от него зависит, сможем ли мы создавать условия, в которых ребята, которые предрасположены к созидательной деятельности, оказавшись в которых, они будут раскрывать свой потенциал, творческий в первую очередь и созидательный тот самый, либо мы не способны это сделать. И вот это, наверное, самый главный вызов, он определяет, мы на следующем цикле нашего развития состоимся как социальная система или подвинемся и уступим место конкурентам.
М. Сушенцова
— Дорогие слушатели, я напомню, что это программа «Вера и дело», с вами ведущая Мария Сушенцова и сегодня у нас в гостях Сергей Иванов – исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель. Сергей, вы подняли такую животрепещущую тему, как и вся наша повестка программы в целом. Мне бы хотелось кое-что уточнить: получается, по итогам этого исследования, что молодым ребятам не хватает смысла, на самом деле. Как говорил Виктор Франкл: «Дайте человеку «зачем», и он вам сделает «как». Создается такое впечатление, что когда человек хочет просто что-то иметь, но при этом никак лапками не шевелить, то, может быть, он недостаточно хорошо понимает ту некую мета-цель или даже ценность, вообще ради чего он живёт, ради чего он действует. И у меня такой вопрос, может быть, даже очень практичный: а как вы считаете, по вашему опыту, всё-таки задача формирования этого смысла и вот этой ценностной надстройки – это индивидуальная задача человека? То есть, грубо говоря, в любой сфере человек сталкивается с проблемой морального выбора, так наша жизнь устроена, просто в сфере зарабатывания денег это особенно обостряется, но в целом перед моральным выбором мы каждую секунду все находимся так или иначе, в той или иной ситуации. Или всё-таки здесь больше ответственность той компании или той организации, в которой этот молодой человек работает, и он смотрит на отношения, которые приняты в этой компании, и начинает их, допустим, копировать, или считает, что вот это норма, я буду под это подстраиваться. Вот как вы считаете, здесь центр тяжести, вот он где, он у самого человека внутри (возьмём молодого человека) или всё-таки центр тяжести у руководителей компании, у тех, кто её выстраивает?
С. Иванов
— Очень сложный вопрос, нет на него однозначного ответа. Но если Евангелие вспомнить, там подсказка-то есть, то есть, если «Царство Божие внутри вас есть», тогда всё начинаться должно с человека. И здесь я могу сказать, что, наверное, одно из наиболее дефицитных качеств, которые мы сегодня в рекрутинге ищем, вот нам такие люди нужны – это субъектность. Что такое субъектность – это когда человек точно знает, кто он, куда он по жизни идёт, чего он ожидает от работодателя, с каким работодателем он точно за один стол не сядет, а с каким работодателем он готов работать. У него есть мечта, и он за эту мечту готов обострять, конфликтовать со своим работодателем. Вот когда есть такая субъектность, с таким человеком можно строить отношения, то есть от него можно оттолкнуться, его можно встраивать в разные модели, помогать, вести. Но почему однозначного ответа нет? Это долгий разговор, не этой передачи, но вот есть такое понятие, президент в последнее время часто упоминает: «культурный код русского человека», и что этот культурный код что-то включает, а что-то выключает. Вот есть какой-то внешний контекст, который наполняет жизненной энергией этот самый культурный код. А есть какой-то внешний контекст, который эту жизненную энергию выключает, и как бы он начинает спать, он начинает выпивать, он начинает люмпенизироваться, и вот как Александр Александрович Ауза́н говорит в исследовании своем, что в России два сердца: Россия индивидуальная и Россия коллективная. Вот Россия коллективная, мы называем это «эмпатично-общинная», она, особенно в последние тридцать лет, как будто бы вытолкнута на обочину, то есть ей говорят: «ну, вы как бы вот в стороне постойте», это его оценки. Если это так, тогда не только все с человека начинается, тогда нужно на уровне общественного мнения или среды социальной, в которой он находится, предложить что-то, какую-то альтернативу. Нужно сказать: а вот эта социальная система, она о чем? Она куда идет? Она себе какую мечту заявляет? И у нас в этой части удивительная есть статья в нашей Конституции, номер 13, в ней идеология запрещена. То есть как будто бы нам сказали: «смыслами не надо заниматься, их чем больше, тем лучше», вот выключили. Важно, чтобы компания длинный взгляд имела, если мы сейчас говорим про компанию, я убежден глубоко, что, если вы не имеете ответа на вопрос: зачем вы существуете как бизнес, причем именно в таком длинном-длинном горизонте, вы проиграете борьбу за таланты завтрашнюю, они просто к вам не пойдут, вот эти самые субъектные ребята, которые себя сверяют: «я-то мечтаю, а вы-то о чем? А вы-то куда идете?»
М. Сушенцова
— А если представить ситуацию, что к вам пришел не субъектный человек, он, может быть, к этому в пределе стремится, но не вызрела еще в нем субъектность, то вы, как руководитель компании, можете вырастить в нем эту субъектность?
С. Иванов
— Ну, это педагогика. Мы с вами сталкиваемся с проблемой сегодня: взрослые детины, тридцатилетние, которые о своей семье позаботиться не могут. Что это, субъектность?
М. Сушенцова
— Я думаю, это уже крайний случай. Я, скорее, здесь имела в виду человека, который хочет прийти в компанию, допустим, ему симпатичен руководитель, но он, конечно, не такой безответственный, чтобы прямо не мог совсем на хлеб своей семье зарабатывать.
С. Иванов
— Уровни этой субъектности, они разные очень, это фактически наше развитие и есть внутреннее по жизни, поэтому, с какой точки ты начинаешь это осознавать, как ценность, как важность того, что ясный образ должен быть и меня самого, и жизни моей будущей, он может начинаться в разном возрасте. Поэтому я начал серию текстов у себя, заявил о том, что главная компетенция руководителя сегодняшнего и завтрашнего дня – это вообще быть педагогом, без шансов просто, иначе вы не выживете, потому что система образования готовит ребят, которые не готовы к созидательной деятельности. Вот это сегодняшний вызов образования, причем глобального, не только у нас – такое вот записывающее устройство, диктофоноговорящее, образного мышления нет, эмоционально-чувственного восприятия практически нет, и вот символы, слова, цифры, которые вообще не складываются во что-то цельное. И даже трудолюбивые ребята, даже трудяги, там два образования, два красных диплома, а вот он в практическую деятельность переходит и ничего сделать не может, как будто бы рыба о стену долбится. Это все сложно, конечно, это можно делать, но для начала компания должна осознать, что работа с персоналом или HR, Human Resources, как нам принесли и научили из западных бизнес-школ – это не дело директора по персоналу, это вообще ключевая задача генерального директора или на самом деле – собственника. А если это так, тогда вопросы рекрутинга, оценки персонала, подготовка программ развития, гарантированный карьерный рост, это тоже дело не HRD или там не директоров по персоналу, а дело как раз акционеров, потому что там именно ваши люди и появляются, вот в этих бизнес-процессах.
М. Сушенцова
— Вы знаете, вы рассказываете, а у меня в мыслях проплывают воспоминания о недавнем нобелевском лауреате в области экономики Джеймсе Хекмане, который доказал, в том числе с помощью эмпирических исследований, значимость некогнитивных навыков для будущего развития человека и в принципе, для его успешности, и в материальной части тоже, и для развития общества в целом. И как раз среди этих некогнитивных качеств упоминалась и стрессоустойчивость, и коммуникабельность, и вот та самая эмпатия, о которой, по сути, вы сейчас говорили, такой эмоционально развитый интеллект, об этом много сейчас пишут, но вот наконец-то и экономическая наука обратила внимание на эти моменты.
С. Иванов
— Можно про эмпатию уточнить, потому что я этот вопрос задал в Руанде в феврале этого года. Я предложил необходимые критерии устойчивости бизнес-модели будущего, то есть, что в будущем только такие социальные системы будут конкурентоспособны. Первое – они должны быть человекоцентричны. И сразу задается вопрос: хорошо, красиво. А какого человека-то мы в центр ставим? А давайте о нем договоримся, и там такие вариации. Но тем не менее: человекоцентричны, мультикультурны – уважать и принимать богатство в разнообразии, а не diversity вот в современном ESG-контексте. Социально ответственным. То есть человекоцентричен, мультикультурен и социально ответственен. И задал вопрос: какой компетенции номер, и вот внутри этого есть какой-то особый тип лидерства. Не все люди умеют вот так, потому что это какие-то специфические, личностные свойства должны быть у человека, давайте назовем его «созидательный лидер» – вот свойство номер один, без чего никогда не случится такой человек? Я задал этот вопрос в аудитории и вам его тоже задам: вот вы бы каким назвали это свойство?
М. Сушенцова
— Без чего не случится лидер?
С. Иванов
— Созидательный лидер, да.
М. Сушенцова
— Я бы дала два ответа. Первое – это чувство ответственности за тех людей, которые тебе поручены. А второе – наверное, чувство эмпатии. Вот как-то так.
С. Иванов
— Вот там в зале было 250 человек со всего мира, собственники и генеральные директора, и тоже так «эмпатия», «эмпатия», «эмпатия» прозвучала. А вот вопрос теперь: а какая эмпатия? Потому что мы внутри компании различаем, вот есть эмпатия первого рода, это – я чувствую вашу боль, чувствую, что сейчас вам больно, но я вашу боль в себя не пускаю, я умею от неё защититься. Это определение, более-менее традиционное, сегодня вы прочитаете, это вот психологи, психотерапевты, коммерсанты, политики, манипуляция, она вся вот на этой эмпатии строится. А мне выгодно, чтобы вы сейчас в вашей боли, мне хочется, чтобы вы приняли решение и пошли мне на уступки, я нашёл болевую точку, я на неё буду давить, чтобы вы просто, выскочив из этого разговора, пошли мне на уступку, вот коммерческий поединок на этом строится, такая эмпатия. Или: я чувствую вашу боль, я её переживаю как свою собственную, я с этим ничего сделать не могу, вообще ничего не могу с этим сделать. Мне перестанет быть больно только тогда, когда вам перестанет быть больно. Это вот то, что у нас называется сопереживанием, сочувствием, состраданием и это бессознательное, это вот крест, который ты несёшь, ты с этим ничего поделать не можешь, отгородиться ты от этого не можешь. Мы это называем эмпатия второго рода. Так вот вы, когда произносите слово «эмпатия», какую имеете ввиду, первую или вторую?
М. Сушенцова
— Я думаю, что я имею ввиду первую. И то, что вы назвали «эмпатией второго рода», я сюда вкладываю смысл вот этой самой ответственности, ответственность – это некий клей, который нас связывает, то есть я, допустим, вижу твою боль, но поскольку я чувствую себя связанным с тобой, есть некая целостность, к которой мы относимся, я не могу закрыться от неё до конца, и мне не будет хорошо, если тебе будет продолжать быть плохо, потому что есть какая-то связка, в которой мы общая, в которой мы находимся.
С. Иванов
— Наша версия ответа, и мы на этом строим вообще всю нашу культуру и системный менеджмент – это эмпатия второго рода, как бы это странно и страшно не звучало, потому что она формирует контекст, когда человек может заботиться о другом человеке. Быть руководителем – это заботиться о ком-то, потому что иначе у тебя нет внутренних сил гармонизировать социальное пространство, которым ты занимаешься. И вот об этом надо договориться, о какой эмпатии мы ведём речь. Слово нехорошее, если честно. Оно привнесённое в наш язык, было бы что-то лучше, можно было бы другое использовать. Но мы внутри его используем, потому что правильнее было бы слово «любовь», наверное, сюда поставить, но оно ещё более засорённое, оно включает такие ассоциации не те, мы его убираем, и мы для себя сказали: вот эмпатия второго рода, это мы как личностную компетенцию идентифицируем, мы прямо её исследуем больше двадцати лет. Наши результаты исследования нашего культурного кода, почему они с Александром Александровичем Аузаном-то совпадают, мы тоже эту тему исследуем, она нам интересна, и мы в цифрах совпали: 75 на 25. 75 процентов нашего населения – это как раз носители эмпатии второго рода, а 25 процентов – это рационально-достиженческие индивидуалисты. Они друг друга вообще не понимают, это как инопланетяне. И с точки зрения создания среды, коллективов, первое, что должен осознать руководитель нашей культуры – что это два разных мира, две разных цивилизаций, потому что если вы первых, рациональных достиженцев в одном помещении собираете, они девяносто восемь процентов энергии будут тратить на то, чтобы доказать, кто главный. А если вы эмпатично-общинных сюда добавляете, для рационально-достиженческих эмпатично- общинные – лузеры, неудачники и вообще непонятные люди, что они здесь делают? Но, если вы создаете среду этим коллективистам или эмпатично-общинным, где они себя чувствуют защищенными, где они чувствуют возможность реализовываться – по потенциалу они кратно мощнее интеллектуально и в творческой самореализации, чем первые. У нас вся компания – это вот социальный эксперимент, именно этот опыт реализующий – строить компанию на таких ребятах.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», с вами Мария Сушенцова и наш гость сегодня – Сергей Иванов из «ЭФКО». Мы вернемся после короткой паузы.
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! С вами Мария Сушенцова, я напомню, что это программа «Вера и Дело», сегодня у нас в гостях Сергей Иванов – исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель. Сергей, у нас закрутился какой-то невероятно глубокий философский разговор. Знаете, это крайне, мне кажется, насущная для нас повестка – тема столкновения коллективизма и индивидуализма, и мне очень приятно, что вы упоминали сегодня Александра Александровича Аузана, это декан моего родного факультета, экономического факультета МГУ, который я заканчивала. Я всегда с удовольствием слушала его лекции, продолжаю читать его книги и слушать лекции, и мне тоже очень близки эти идеи. Но вот знаете, какая мысль мне пришла? Когда вы назвали это соотношение вашего исследования: 75 на 25, создается впечатление, что у России всё-таки не два сердца, одно как будто побеждает, то есть всё-таки как будто коллективистов три четверти, на одну четверть больше.
С. Иванов
— Нет, нет – два, потому что… Ну, это сложно.
М. Сушенцова
— Да, да, я поняла, потому что они принципиально разные, их невозможно помирить. А как быть-то с этой проблемой? Если невозможно одних перевоспитать в других, то есть, скажем, рационалистов-индивидуалистов подтянуть в коллективисты, как быть тогда нам с этим? На уровне общества, может быть, это даже слишком большой масштаб для сегодняшней нашей программы, но по крайней мере, на уровне компании, как вы с этой проблемой управляетесь? Какое решение вы видите?
С. Иванов
— Да, вот давайте на уровне общества не будем, потому что это тема большая. Есть какие-то смыслы, о которых еще три года назад мы даже внутри компании не со всеми были готовы говорить. То есть вот ресурсность предпринимателя, есть такой текст у меня, рассуждение о том, что вообще происходит с психикой человека, который себя называет предпринимателем, как его маниакальный истероидно-паранойяльный комплекс, это свойства психики, которые делают таких людей успешными в предпринимательстве, как он его трансформирует, уничтожает изнутри. Ну и еще там серия текстов, мы их написали и внутри сказали так: мы даже в компании об этом будем рассказывать только тем, кто в программы роста подготовки будущих акционеров попадает, чтобы понимали, как акционеры живут, в сейф забрали, убрали. А потом началось что-то такое, что я не только начал об этом говорить вовне, но я даже начал доставать такие смыслы, к которым мы и внутри-то не очень готовы были подступаться, потому что обвинят в одном, в другом, в третьем. И силы говорить об этом, если честно, мне добавили мои поездки за границу, в Коста-Рику, в Африку, как мы сейчас вообще выводим свой бизнес вовне, и как мы думаем. Мы конкурируем там с транснациональными корпорациями, поле битвы – это умы и сердца людей, молодых людей в первую очередь. И еще международное право не очень работает, потому что это просто повод начать передоговариваться, если что-то пошло не так. Поэтому нам нужно искать единомышленников, с которыми ценности разделяем, и свою трактовку вообще происходящего в мире предлагать. И вот мы в Африке, я на ВДНХ рассказывал эту историю, один из вопросов, о которых мы общаемся, о которых говорим – о том, что давайте подумаем, что такое та социально-экономическая система, в которой мы с вами трудимся сегодня, капитализм? Может быть, пришло время как-то переосмысливать его, просто назвать вещи своими именами, что конкуренция, как идея ключевая в этой системе, главная этическая норма: «разрешено все, что не запрещено», то есть в этой системе сильный имеет законное право уничтожить слабого. У нас она в 34-й статье Конституции, кстати, тоже зафиксирована. Фактически можно сказать так, что конкуренция, как социальный институт – это философия добровольного признания обществом, что жадность – двигатель прогресса, и она запускает очень сложные процессы все. И как мы, например, ищем своих единомышленников, что внутри страны среди молодежи, что за границей? Нам Владимир Владимирович подсказал, где смотреть, он в 2012 году выпустил удивительной силы текст, статью. Там, среди прочего, он говорит, что «великая миссия русских – объединять, скреплять цивилизации культурой, языком, всемирной отзывчивостью». А культурный код предложил считать вообще главной причиной конкурентоспособности любой социальной системы. И вот для того, чтобы в этом культурном коде как-то научиться ориентироваться, мы внутри компании используем систему смыслов, в которых мы разное мировоззрение распределяем между тремя цивилизациями и критерий распределения – это имманентность, (да простят меня наши слушатели) естественно, присущность трех явлений: жадности, тщеславия и гедонизма. То есть как к этому мировоззрению относятся? Цивилизация номер один, она говорит о том, что жадность – двигатель прогресса, самые успешные люди в ней те, кто имеют больше всего денег на счету, ну и мечтой можно назвать стать самым богатым на кладбище. Это мировоззрение, которое тридцать последних лет доминирует. Вторая цивилизация, она тоже не отрицает, не борется с жадностью и тщеславием, но она идет еще дальше – она говорит о том, что деньги имеют сакральную силу, они являются мерилом правильного служения Богу и даже признаком богоизбранности. А третья цивилизация, она возмущается. Она не отрицает, что жадность и тщеславие внутри нас живут, но с этим надо что-то делать, это порок! Она называет их пороком. Половина смыслов Нагорной проповеди – это атака на жадность, тщеславие и гедонизм. И это, в основном, христианство, это традиционные религии, это все смыслы, которые духовное выше материального ставят, это третья цивилизация. Мы, как компания – это социальный эксперимент, во-первых, построить не капиталистическую компанию, которая конкурентной была бы в свободном рынке, а во-вторых, и самое главное, – в которой бы представители третьей цивилизации чувствовали себя защищенными и имели возможность творчески самореализовываться. И это то, за что нашу компанию долгое время клеймили разными словами, что, когда ты не понимаешь и не готов принять какие-то идеи, оно уводит в сторону. Так вот, как мы это делаем? Начинать все надо с акционеров, акционерная модель – вся рыба гниет с головы, и все самое доброе, если есть, то оно оттуда идет. У нас ни у кого нет контрольного пакета, у нас все акционеры должны работать. У нас акции не наследуются детям. Они дают право вето. Они не выкупаются, то есть мы деньги не платим за акции, это эквивалент твоей компетентности. У нас 30% нераспределенных акций. Сейчас компанией управляет второе поколение акционеров, и из третьего уже начинают появляться ребята. Мы говорим о том, что пока мы воспроизводим акционеров, мы живем. Как только мы теряем способность воспроизводить, мы перестаем жить. Ты, если уходишь из компании, ты получаешь деньги, и всё, и гуляешь, ну или семья твоя, если что-то с тобой случается, семья получает. Главный элемент эксперимента этого – это отношение к богатству и к капиталу. Вы сейчас, как экономист, поймете. Мы, как любой человек, он ведь работает не за деньги, мы работаем, деньги нам нужны для того, чтобы получать эмоции, которые мы можем позволить себе на эти деньги. И главная эмоция предпринимателя – это создать что-то новое, особенно если никто не верит в то, что это новое вообще случится. Мы делим капитал на две части, есть первая часть, которая помогает воспроизводить пользу или свободу творчества нашего обеспечивает, эти деньги из компании никогда не вынимаются. И то, что личное потребление акционеров. У нас стоимость акции не равна стоимости компании, это формула, которая уровень жизни какой-то обеспечивает достойный, но деньги, воспроизводящие пользу, они внутри остаются. Это дает, с одной стороны, возможность проинвестировать всегда очень много. А с другой стороны, молодежь смотрит, они же видят, как мы живём, они видят, что у нас ничего за границей нет, у нас вилл нет, яхт нет, мы все работаем. Наши «виллы» и «яхты» – это научный городок, это заводы наши, это вот та среда социальная, которую мы строим. И вот это как пример того, как мы это делаем, он, может быть, не очень эффективный, он очень сложный, потому что построить культуру, в которой ни у кого нет контрольного пакета, это огромный вызов. Нам нужно строить собор. У нас есть такое партнерское соглашение, мы называем шесть принципов формирования собора, и вот эти шесть принципов, если они не работают, у вас он никогда не получится. Первый: все участники должны быть референтны друг другу. Мы не деньги зарабатываем, мы жизнь вместе проживаем. Должны уметь подстраиваться снизу. Я даже и старший, но я первый среди равных, и старшинство у нас определяется по компетенциям, то есть, если в этом деле я более компетентен, значит, я в нем сейчас старший, а не сколько у кого акций или какая там формальная позиция. Обязательно должен поддерживаться разумный уровень конфликтности, потому что это обеспечивает эффективность экономическую. Каждый должен быть способен к самоиронии, у нас это называется «иметь вид веселый и немножко придурковатый», потому что иначе психика не выдержит, если только ответственность ваша останется, это просто психику выживает. Ну и последнее: иметь способность к многоаспектному и многоуровневому моделированию, это самое сложное. И вот если этот собор работает, если он запущен, это рождает энергию внутреннюю и молодежи двигаться, и внутри лифты обязательно должны работать. Механизм воспроизводства справедливости в компании должен существовать. В нашей компании нет стены, отделяющей акционеров от простых наемников, «мы барья, а вы наши холопы», у нас такого нет. У нас там сегодняшние акционеры приходили работать аппаратчиком цеха рафинации, менеджером по продажам, бизнес-администратором, аналитиком, начальником финансового отдела – это реальные истории, вступление, с чего карьера начиналась. Ну, я вот залетный, немножечко приблудный, я сразу пришел в компанию в этом статусе и в этом качестве. Это очень интересная социальная система, которая появилась, зародилась в Белгородской области, я с ней знаком с 1998 года, первый раз в компании «Слобода» увидел, в Новосибирске, мы как конкуренты были. Я долгое время считал эту компанию кукукнутой на всю голову, просто секта, вообще ничего не понятно. Потом мы делали слияние в 2008 году, я себе сказал: ох, как интересно Кустов придумал, вот кручу-верчу, запутать хочу, всем акции раздал, чтобы денег поменьше платить, и вообще живут припеваючи. Не поверил. И только когда ты внутрь помещаешься этой среды, видишь, какова культура взаимоотношений, ты понимаешь вообще, какую силу такая социальная система имеет.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня наш гость Сергей Иванов. Невероятное направление приобретает наш разговор, как на американских горках, не знаешь, куда повернет. Знаете, Сергей, так много вопросов мне хочется уточняющих задать, вот так сформулирую: как вы все-таки находите общий язык? У вас, по сути, такая форма товарищества, несмотря на то, что это акционерное общество.
С. Иванов
— Артель, можно сказать.
М. Сушенцова
— Артель, да. Можно разные слова подобрать…
С. Иванов
— Община.
М. Сушенцова
— Да, смысл тот, что есть общинность, нет контрольного пакета ни у кого, то есть нет отношений иерархической соподчиненности. Но как вы все-таки находите общий язык, во-первых? А во-вторых, как все-таки уступить место молодому поколению? Потому что вот я представила себя на месте акционера, и когда ты видишь молодого талантливого, двойственные чувства возникают, с одной стороны – да, ты понимаешь умом, что уступить место было бы логично и продуктивно, но это тяжело. Как справляться с тем, что тебя может заместить кто-то более молодой и талантливый?
С. Иванов
— Посмотрим, какие механизмы социального конструирования помогают находить на эти вызовы ответы. Если вы развиваетесь всегда, а развитие – это же вообще инструмент выживания в первую очередь, то есть ваша социальная система живет, как и любой человек, любой человек живет до тех пор, пока он развивается. Когда он в своем развитии остановился, то стагнация начинается, а потом всё, затухание. И ровно так же про социальный организм, которым компания является: если ваша компания растет, ставит себе цели, задачи амбициозные, большие, тогда вы всегда горизонт своей мечты сдвигаете, горизонт своих амбиций сдвигаете, и у вас всегда дефицит ресурсов управленческих и интеллектуальных находится, у нас такое количество задач, нам людей не хватает постоянно, поэтому вообще даже проблемы такой, если честно, нет. Вот мы замахнулись, года четыре назад мы себе сказали о том, что мы хотим победить сахарный диабет, мы хотим поучаствовать в этой войне против сахарного диабета и найти решение свое. Или: мы хотим создать такие продукты, которые помогли бы человеку чувствовать себя с 60-ти до 80-ти лет так, как он чувствует себя с 30-ти до 50-ти. Или: мы хотим создать такие продукты, и есть опыты уже, я сейчас не фантазирую, это научно доказанная связь нашего микробиома, ось: кишечник и мозг. Здоровый микробиом может в три раза увеличивать память, в три раза увеличить концентрацию внимания и снимать стресс, и это не какие-то антидепрессанты, не БАДы какие-то, просто нормальная, правильная, здоровая бактерия у вас в кишечнике. И есть решения, которые помогают его оздоравливать. И вот когда вы такие задачи ставите, это вас, во-первых, переводит в ситуацию, когда вы понимаете, что вы должны становиться сами большими. Мы шесть лет назад раздали каждому акционеру и каждому топ-менеджеру зеркала, на зеркалах написали: «Мышь не рождает гору». То есть какая диалектика была? Наши конкуренты – транснационалы, понятно, и мы их здесь победили, но это ничего, мы сами должны стать транснациональной корпорацией, мы сами должны стать международной компанией. Для того, чтобы стать большими, каждый из нас должен стать большим, а поэтому посадили за парты всех акционеров и топ-менеджеров, начали учить философию, социологию, нейрофизиологию, психологию, сравнительную теологию – все, что изучает человека и человеческие отношения. Штудировать генетику, химию, физику, чтобы в технологических трендах разбираться. Если ваша система, она динамичная, как самолет летит, то есть это же динамическая система, вы не можете самолет остановить, он упадет, и если ваша социальная среда всегда ставит себе задачи выше или горизонт мечты своей всегда сдвигает, тогда у вас нет такого вызова, о котором вы говорите, вам всегда не хватает талантов. И внутриконфликтность, она про другое, мы не делим дивиденды или там не делим портфели, или не делим кресла, мы понимаем, что все так много работают, что вот кто бы помог мне взять у меня часть чего-то. Ты, молодежь, давай расти, пожалуйста, как можно скорее, потому что ну вообще уже сил нет, язык через плечо, восемь часов на работе, суббота у нас рабочий день. Акционеры у нас больше всего работают и в этом нету надрыва, кстати. Это очень важная часть. У меня жена – театральная актриса, заслуженная артистка России, она однажды в интервью сказала, что такое театр настоящий. Она говорит: «Театр – это образ жизни, чтобы делать этот мир лучше». Простая фраза, удивительная просто по своей силе. И я такой сказал: а почему же вот они могут про свое дело так говорить, а почему мы не можем про свое дело так же говорить? Бизнес же тоже может быть образом жизни, чтобы делать этот мир лучше. А если это образ жизни, тогда это не зарабатывание денег, чтобы потом пожить нормально – нет, это ты вот в нем и живешь. Я поэтому в telegram-канале своем много же пишу странных вещей, вроде как не относящихся к бизнесу, я просто пытаюсь вот эту тему раскрыть, что такое образ жизни, бизнес как образ жизни. А если это так, то тех конфликтов нет просто, о которых вы говорите. Конфликты будут про другое – про культуру, про то, что мы друг другу что-то уступили, в смысле – не заметили, проявление какой-то своей нехорошести пропустили вот внутри этого собора, это нехорошо. Там в коммуникациях что-то забыли, человека отодвинули в сторону, просто переступили для того, чтобы задачу какую-то решить, и вот забыли о том, что каждое решение любой задачи, кроме решения самой задачи, оно должно формировать новых людей, потому что иначе как они формируются? А часто очень лидерский вот этот комплекс: «нет, я сам все сделаю» – да, ты сделал, а люди новые не появились. Вот мы за это будем конфликтовать, просто очень-очень сильно конфликтовать, если такие компромиссы делаются. А те конфликты, о которых вы говорите, их просто в природе не существует. Это очень интересно, я ровно так же думал, когда извне заходил, это вот только почувствовать, соприкоснуться с ребятами нашими, чтобы понять, что так можно тоже.
М. Сушенцова
— Вы знаете, то, о чем вы говорите, напоминает такую парадигму, в которой экономика растворяется в этике, как в общем бульоне, в котором мы живем, если говорить о каком-то их концептуальном соотношении. Очень часто у нас в науке все наоборот, этика там либо сбоку вообще от экономики и между ними непонятно, какие мосты, либо она где-то за заборчиком сидит внутри, ее там выпускают в нужные моменты, и так удивительно, что вы именно своей практикой доказываете обратную точку зрения. И мне кажется, многие мыслители с вами бы согласились великие, вспомним нашу русскую традицию, отца Сергия Булгакова, который написал докторскую на тему «Философия хозяйства», где он говорил о том, что наша хозяйственная деятельность – это, вообще-то говоря, воплощение замысла, и мы себя в этом реализуем непосредственно, как творцы по образу и подобию Божию. С другой стороны, предприниматель, который горит своим делом – Шумпе́тер, известный мыслитель, на эту тему мы тоже много со студентами об этом говорим, они очень зажигаются от этого экономисты и социолога…
С. Иванов
— Шумпетера надо читать сейчас, он невероятно актуален.
М. Сушенцова
— Да многих надо читать, на самом деле, того же Адама Смита с его симпатией, а не эмпатией. В общем, мне кажется, сейчас многие радуются великие. (смеются)
С. Иванов
— Про то, как это все поженить, и про этику тоже. В Коста-Рике, когда я был там с докладом, у меня был слайд в конце. Мне кажется, на Радио ВЕРА об этом надо рассказать, будет странно, если я об этом здесь не расскажу. Консультанты, которые меня готовили, а это был формат TED, сказали: «Уберите этот слайд, это неприлично, некрасиво, так не делают вообще в нормальных обществах». Я убрал его, а потом засомневался, в telegram-канале опрос сделал. У меня же такая особенная аудитория, мировоззрения понятного, и 30% говорит: «Сергей, ну не надо, со своим вот этим не надо туда лезть». А там была цитата из Евангелия. Я обращаюсь к своим товарищам- православным бизнесменам, говорю: «Ребята, я хочу переделать цитату из Евангелия вот так-то. Как вы считаете, это приемлемо-неприемлемо?» И пятьдесят на пятьдесят, пятьдесят процентов говорит: «Сергей, не трогай, пожалуйста». Я обращаюсь к священнику, вы его хорошо знаете, не буду сейчас произносить его имени, говорю: «Отец (имярек», вот можно так переделать Евангелие?» Он говорит: «Так – можно». Я вот с этим благословением еду, но не меняю. И где-то в середине полета думаю: «ну не пригласите вы меня еще раз, больно мне надо! Вообще, может быть, это главное, что я хотел бы вам сказать внутри своего сообщения». И в конце доклада выношу слайд: «Ищите прежде Царства Божия, и все остальное приложится вам». И говорю: «Я православный христианин, я больше двадцати лет в церковь хожу, в церковном хоре пою тринадцать лет, для меня это очень важная система смыслов, но мне кажется, что она касается каждого из присутствующих, потому что в ней зашифрована формула бизнес-успеха завтрашнего бизнеса. Как это можно перевести на современный русский язык: ищите прежде делать что-то полезное для других. Для кого – для других? Для клиентов наших и для сотрудников. И все прочее – что прочее? Бизнес, выручка, прибыль обязательно приложатся вам. Вот вам ваша этика и смысл, и философия в одной простой фразе евангельской.
М. Сушенцова
— Прекрасный финал. Я предлагаю на этой ноте завершить наш увлекательный разговор. Напомню, что эта программа «Вера и дело», в рамках этого цикла мы говорим с предпринимателями, экономистами, чиновниками о христианских смыслах экономики. Сегодня в студии у нас был Сергей Иванов – исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель, автор telegram-канала «Сергей Иванов из «ЭФКО». Сергей, спасибо вам огромное за эту беседу. Мне кажется, надо срочно делать второй эфир, где мы продолжим нашу дискуссию.
С. Иванов
— Спасибо за эфир. Очень неожиданно, необычно, я вещи какие-то произнёс, о которых даже не думал. Слушателям желаю всего самого доброго и дай Бог здоровья всем нам.
М. Сушенцова
— Спасибо. До встречи в следующих выпусках.
Все выпуски программы Вера и дело
«Маршал Жуков». Выпуск 2
Программа посвящена истории начала Великой Отечественной войны и роли в подготовке победы наших войск Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова. Мы приглашаем Вас посетить «Музей Жукова», расположенный в городе Жукове, на родине великого военачальника, и познакомим со страницами «Воспоминаний и размышлений», книги мемуаров Маршала Победы. Звучат отрывки из документов военных лет, из писем прославленного полководца. В программе принимают участие экскурсоводы «Музея Жукова» Татьяна Петровна Бутрина, экскурсовод Денис Дмитриевич Мартыненков, а также, Председатель Комитета памяти Маршала Советского Союза Г.К. Жукова Алексей Анатольевич Павликов. В программе звучит голос самого Георгия Константиновича Жукова.
Вечная память нашим российским воинам! Слава героям!


Источник фото: museum-zhukov.ru

Все выпуски программы Места и люди