
У нас в гостях был Народный артист Российской Федерации Дмитрий Певцов.
Дмитрий рассказал о своем творчестве, о семье и о месте веры в его жизни. Наш гость поделился, что помогает и дает ему силы в его работе и семейной жизни. Разговор шел также о концерте, который посвящен сразу трем юбилеям: 25 лет совместной жизни Дмитрия со своей супругой Ольгой, 30 лет службы Ольги в театре «Современник» и 55 лет со дня рождения Ольги.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— Добрый светлый вечер!
К. Мацан
— ...и Константин Мацан, добрый вечер! С трепетной радостью нашего сегодняшнего гостя представляю. У нас в гостях народный артист России Дмитрий Певцов.
Д. Певцов
— Здрассте, люди добрые!.. (Смеется.)
К. Мацан
— Здравствуйте!
Д. Певцов
— Я даже, как дурак, заулыбался почему-то, не знаю.
А. Митрофанова
— То есть когда Костя говорит с «трепетной радостью»...
К. Мацан
— Я хотел это слово не произносить еще раз!
(Смеются.)
Д. Певцов
— Не, нормально.
А. Митрофанова
— Да, когда Костя представляет, мне тоже каждый раз хочется улыбаться, причем, абсолютно искренне. Дмитрий, мы сегодня будем на разные темы говорить. Но давайте сразу же обозначим, по какому поводу вы здесь: очень скоро будет концерт вашей супруги Ольги Дроздовой.
Д. Певцов
— Ну да, называется «Ольга Дроздова. Три юбилея». Юбилей творческий, юбилей семейный, юбилей... со дня рождения, так скажем. (Смеется.) Мы решили... Ну, нас же хлебом не корми — дай какой-нибудь повод для концерта сделать. И чем громче повод, тем больше зал. Я думаю — ну, в Кремле мы выступали, но сколько — в принципе, у меня еще через три года будет шесть — ноль в мою пользу, и мы закатим, я не знаю, где — на стадионе «Лужники», наверное, большие формы теперь, идем туда. Вот, собственно говоря, посвященный этим трем датам, мы делаем концерт с таким... Я вообще не люблю никого звать — в смысле, ни из чужих, ни из членов своего коллектива, но тут мы позвали близких людей — ну, Коля Расторгуев, допустим, — он мой кум, поскольку он крестный отец моего сына, и я не мог его не позвать, хотя бы на одну песню. Он, как папа, должен приехать к Елисею. Ну, и Дмитрий Харатьян, с которым мы с тысяча девятьсот... знакомы, Сергей Векслер, Игорь Иванович Сукачев, а также будут там, очевидно, театральные капустники. Будет капустник из выпускников и студентов наших, они вместе воссоединятся, эти психи. Будет капустник театральный из «Ленкома» — у нас такая образовалась группа. Они долго сидели в массовке, не знали, что делать, ребята все талантливые. «Заячий стол» называется. Они хулиганы, они с юмором, музыкальные, и вот, значит, что-то они придумают. Ну, и, конечно же, блистательный совершенно коллектив со скромным и ничего не значащим названием «Певцов-оркестр» будет там на сцене весь вечер рассекать. Ну, я думаю, будет душевно, весело, как мы стараемся обычно делать на концертах. То есть это такой повод... А, ну самое главное и самое волнительное, конечно, для меня, самая больная голова — это, конечно, выступление самой Ольги, поскольку она — человек, любящий петь, но поющий в редких случаях. Хотя вот несколько лет назад она в Питере в Театре музыкальной комедии играла несколько сезонов заглавную роль в мюзикле «Голливудская дева», на минуточку, при этом как бы не являясь поющей актрисой. Ну, там она выучила и пела...
А. Митрофанова
— Это официально не являясь.
Д. Певцов
— Ну да. Вот у нас будет ряд произведений, посвященных, там, маме ее, ну, разным, в общем... Мы исполним с Ольгой несколько песен — отдельно с ней, и отдельно у нас специальный человек такой нам сейчас помогает, блистательный музыкант, музыкальный педагог Василий Пехов, который... Вот сейчас прямо мы с ним занимаемся, как ученики, ходим и работаем над нотами, над конструкцией произведений, потому что у меня жена — у нее... Извините, я так много говорю...
К. Мацан
— Это очень правильно. Мы вас поэтому пригласили.
Д. Певцов
— Ой, нет, вы так смотрите на меня: «Когда уже он замолчит-то?»
А. Митрофанова
— (Смеется.) Нет!
Д. Певцов
— А моя жена, помимо того, что она красивая женщина и талантливая актриса, она — и моя жена. (Смеется.) Она обладает удивительным педагогическим и режиссерским талантом. И она вот, когда мы обучали первый наш курс четыре года, она умудрилась закончить режиссуру, и теперь она магистр по рангу режиссера. У нее абсолютно безумная фантазия. И вот она придумала соединять песни... Когда-то она на «На заре», это в две тысячи каком-то там году, а потом именно вот пять лет назад на «Своей колее», которую в «Современнике» снимали, она придумала соединить две песни Высоцкого — две в одну, причем, мужскую и женскую. И вот мы будем это показывать, повторять, уже с небольшими изменениями. Бог даст, все это сложится. И, конечно, я за юмор, я всегда люблю шутить, смеяться, чтобы потом, наоборот, люди заплакали. В общем, я надеюсь, что, как обычно на наших концертах, люди в конце аплодируют с веселой улыбкой, со слезами на глазах и совершенно забыв о том, сколько денег они потратили на концерт.
К. Мацан
— Концерт переносился с другой даты...
Д. Певцов
— Да!
К. Мацан
— Напомним дату, сейчас уже которая есть...
А. Митрофанова
— Актуальная.
К. Мацан
— ...актуальная — 15 октября. В этой связи не могу не спросить. Все мы пережили эти карантинные месяцы, карантинные недели, и я в социальных сетях на вас подписан, и ваши посты наблюдал там — четыре месяца без работы, три месяца без работы, пять месяцев, когда не было спектаклей у вас в театре «Ленком», и, очевидно, концерты переносились, как и этот. И, знаете, я обратил внимание — ну, не только я, не надо быть очень наблюдательным, — что когда весной нас всех попросили оставаться дома, как грибы после дождя, в разных СМИ стали появляться программы под общей темой «Как не убить ближнего своего». Эта проблема реально оказалась актуальной. У нас тоже на радио такие темы были, потому что оказалось, что это не про каких-то других людей, которых надо наставлять, это вот у нас самих оказалось, что мы сели дома с близкими и, в общем-то, поняли, что мы как-то не готовы были так много с ними времени проводить. Поэтому это не надуманная проблема, и неслучайно программы появлялись. Как вы пережили вместе с женой, с которой вы так много лет уже вместе, и сыном вот эти карантинные недели?
Д. Певцов
— Да я не знаю, как-то так все проскочило очень быстро.
К. Мацан
— Интересно... Не заметили?
Д. Певцов
— Ну да. Ну, я еще имел возможность выезжать, и... Ну, я уже где-то об этом говорил, даже когда-то писал... Просто... На самом деле, я благодарен этому ковиду, потому что у меня была возможность три месяца общаться с мамой так, как я не общался с ней всю жизнь.
К. Мацан
— Потрясающе.
Д. Певцов
— По нескольку часов — я приезжал — мы проводили вместе. Как оказалось позже, это было прощание, и 9 июня она ушла от нас. Но я пытаюсь, отматывая назад... Я понял, что в детстве даже мама очень много работала, папа — спортом, все эти командировки спортивные, сборы, соревнования. Мы выросли — детский сад... Ну, там, ясли, детский сад, школа, свои собственные секции. Вот такого тесного общения, плотного я и не припомню в зрелом возрасте точно абсолютно. Я благодарен Господу за то, что у меня была такая возможность, и я многое про себя понял, конечно, в первую очередь. И проблема, наверное, была не в общении с женой и с ребенком, хотя, там, у нас еще дочка приемная, а именно я узнал себя в общении с мамой. Вот это был для меня такой хороший урок. Но при этом я понимаю, что для нее были три месяца, когда я был рядом с ней, а она уже в положении таком была — все-таки чуть-чуть она до 92 недотянула, поэтому почти обездвижена, в таком обездвиженном положении. То есть она самостоятельно мало что могла делать. Но она видела меня каждый день, и, конечно, я потом уже начал отматывать, насколько это было важно, насколько... Да и для меня, наверное, важно. То количество часов, которое я набрал за эти три месяца, наверное, они перекрыли многие-многие годы в моей жизни. И я вот тогда врубился... Я даже со студентами по этому поводу поговорил... У нас в начале каждого курса такой стандарт — «Как я провел этим летом», и у меня были открытия. Я его не видел. Я сидел в больнице и видел только — ребята сняли на камеру, и смотрел. У меня было несколько открытий по поводу студентов, и мне захотелось им рассказать по поводу себя и мамы. Потому что, ну, мне сейчас 57, и я понимаю какие-то вещи, которые в 20-летнем возрасте очень сложно понять, потому что ты живешь по инерции, что папа с мамой есть, они тебе должны, они тебя обеспечивают, «а я живу своей жизнью». Это, конечно, ошибка, но очень трудно заставить молодежь как-то оглянуться на своих родителей, которым, там, 40, и которые все бодряки, Но вот это время, когда им за 80, оно наступает как-то довольно быстро. Для меня это было, ну, не открытие, а вот такое какое-то узнавание и себя, и мамы, и вообще нашей жизни.
А. Митрофанова
— А если бы сейчас вы... Если бы, гипотетически, была такая возможность, вы с позиций нынешнего своего возраста и опыта говорите себе 20-летнему какие-то вот эти важные вещи, как вы думаете, он бы услышал, вот тот 20-летний, то, что вы бы ему сейчас сказали?
Д. Певцов
— Сейчас подумал — он бы услышал, наверное, пошел бы к маме и сказал: «Мам, слушай, чем тебе помочь?» Она: «Сынок, учись давай».
А. Митрофанова
— Вот-вот.
Д. Певцов
— «Бери гири свои, иди ковер забирай в институт, иди». Это...
А. Митрофанова
— ...неизлечимо.
Д. Певцов
— ...поколение, да, которое... конец 20-х — начало 30-х, они же, которые детьми прошли войну и выросли еще на натуральных продуктах, и которые росли, как сказал Ткачев, «мне нравится, когда советское время — это было библейское время при официальном отсутствии Бога». Жили-то все ан коммунистических принципах — мораль, нравственность, совесть. Они из тех лет, эти люди, и ничего — себе. «Только вам, ребята, дети — давайте, вперед, вперед». И я понимаю, пошел бы я к маме, она сказала: «Нет, сынок, все хорошо. Давай, делай, давай, работай». А я бы забыл, конечно. Через день я забыл бы — и все. Это сложно. Этот возраст — он очень эгоистичен. Ну, я еще по себе сужу. Я, в принципе, эгоист, ну, и частично, может быть, это относится к моей профессии, но... Я понимаю, что для... Вот еще раз вернусь к этим своим трем месяцам общения с мамой — я про себя какие-то вещи понял очень четко — того, чего я раньше... Ну, где-то у меня там были — «надо бы больше внимания», «ну как же — я работаю, я деньги зарабатываю — то-сё, концерты, я должен зрителям». Да ничего я им не должен, на самом деле. Я должен только родителям своим. Ну, вот так — как получилось, так получилось.
А. Митрофанова
— Да. Вы абсолютно правы. Ковид, вот эта вся история с изоляцией стала для многих из нас временем еще и открытий. Не только испытаний, переживаний, но и открытий.
Д. Певцов
— Да, открытий. А по поводу ковида просто фраза... Прошу прощения, что перебиваю... А потом забуду. Я же профессионально ничего не помню.
А. Митрофанова
— (Смеется.)
Д. Певцов
— Еще вот эта вот такая гордынька, типа: «Мы, там, кумиры, выходим на сцену, мы, там...» Я выхожу из машины — кто-то смотрит на меня, кто-то узнает... Вот вдруг оказалось, что за время вот этого ковида без химической промышленности нельзя, без машиностроения нельзя, а без театров — можно. Без вот этой сферы — можно какое-то время, и нормально, и никто не умер и не заболел.
А. Митрофанова
— Ой... Ну это спорный вопрос.
Д. Певцов
— Вот для меня это было таким каким-то... «Чего-то, действительно — чего у тебя за профессия такая странная?» Я все понимаю — да, нужно, душевное развитие, как-то, и т.д. Но Господь, очевидно, вот так ставит людей, этот мир перед выбором. То есть Ему нужно... Вот сейчас Он поставил — нам нужно просто выжить, пройти эту болезнь и не умереть с голоду. А вот это прекрасное, великое... Хотя и то не оставляйте, и это делайте, но это не та история.
К. Мацан
— Вот вы начали с того, что это есть такой личный момент, да? — «я звезда». Но оказалось, что если поле деятельности, в котором я могу быть звездой, отменяется, то оказывается, что надо к себе относиться просто попроще. Потому что есть два разных, мне кажется, тезиса — вот «Без театра можно» или «Без меня в театре можно».
А. Митрофанова
— Не «искусство в себе»...
Д. Певцов
— Я вот перебил, не дал дорассказать... Я сейчас скажу по поводу себя в театре. Я до сих пор... Вот я уже начал работать, но мне до сих пор не хочется.
К. Мацан
— Да?
Д. Певцов
— Это... Я скажу. Может быть, это свойство организма, потому что я, может быть, не до конца артист. Я больше, не знаю, не фрезеровщик или спортсмен... не знаю, кто. У меня в организме нет... Очевидно, или она закончилась, или она выработалась — вот эта потребность: «Ребята, я сейчас хочу на сцену! Я сейчас вам такое... Я сейчас так сыграну!» Вот реально не хочу, честно говорю. И спокойно к этому отношусь. И я прекрасно понимаю, что Господь мне дал какой-то талант, и я обязан его возвращать, выходить на сцену, отдавать оттуда данное мне сюда, зрителям. Но за все это время, за семь месяцев... я не работал семь месяцев вообще в театре. У меня было, там, два концерта. У меня не возникло тоски какой-то или, там... Я прекрасно понимаю... Сейчас вообще прекрасно понимаю, в связи с уходом Марка Анатольевича и с тем, что у нас другая жизнь в театре — молодежь, новые проекты... Я прекрасно понимаю, что через какое-то время без меня там совершенно спокойно обойдутся — вообще без меня. И это нормально. Ничего в этом страшного нет. Есть другие вещи, которые мне нравятся.
А. Митрофанова
— Меня поражает ваше такое, ну, трезвое, что ли, отношение к себе в том плане, что...
Д. Певцов
— Я трезвый приехал сюда.
А. Митрофанова
— (Смеется.) ...не первый раз это отмечаю. Помню, в одном из интервью, где вы были вместе с Ольгой, с вашей супругой, которая, кстати, теперь Певцова... Мы об этом еще поговорим...
Д. Певцов
— Ну да...
А. Митрофанова
— Вы отвечали на вопрос, как вы... 25 лет вы вместе, вообще-то, и 30 лет уже, практически, знакомы, и как сохранять друг к другу вот это уважительное отношение, интерес, любовь и так далее. И вы ответили, что мужчине надо, даже если он прав в каком-то споре, вот эту свою правоту засунуть куда подальше.
Д. Певцов
— М-да.
А. Митрофанова
— И я так удивилась. Думаю: ведь это же практическое — ну, простите, может быть, это не совсем уместно прозвучит, но это такое практическое христианство. Хочешь, чтобы другому рядом с тобой было хорошо — возьми и убавь себя. Я не знаю, вы с этим родились, или вы к этому как-то идете? Или это та планка, которую вы себе только обозначаете? Потому что для артиста-то, в принципе, это катастрофично, это несовместимо с профессией.
Д. Певцов
— Не знаю, я себя не считаю до конца артистом, честно. Это не кокетство. И я понимаю, что вот все, что угодно, я отдам, лишь бы вот была со мной рядом эта женщина. Никакой театр, никакое кино... Да и музыка, которая меня так... не забавляет, а она мне интересна, как другой язык общения с людьми, это все не имеет значения, если у тебя нету... если у тебя нету лада в семье. Все теряет значение. Когда у нас бывают размолвки, и я понимаю, что мне вообще... я ничего не хочу. Мне все это... Зачем мне это все нужно? Если я чувствую, что я виноват, и я сделал больно любимому человеку, и чего я тогда, вот что я с этим ощущением выйду сейчас на сцену и, красивый, встану в гриме и буду петь про любовь? Ну это же неправда, мне кажется.
А. Митрофанова
— Ольга влияла на вас, изменила ваше мироощущение? Вы же помните себя таким, каким вы были до встречи с ней?
Д. Певцов
— Конечно. Ну, я не до конца себя сознавал, конечно, потому что мой эгоцентризм тогда был каким-то...
К. Мацан
— ...равен Вселенной, как говорят в таких случаях.
Д. Певцов
— Не, он был для меня нормой, и я считал себя еще, там... Ну, я мог броситься на помощь, там, товарищей выручать, еще чего-то такое. Внешние вещи такие. Очень легко совершать подвиги, но вот жить каждый день по-христиански — попробуй-ка. Конечно, конечно. Ну, мы вообще прорастаем друг в другу. И... Она... Она... Я не могу сказать, чему она меня научила, но эта учеба продолжается, и я не знаю, в каком я классе — в начальном или, там, перешел в среднюю школу. Но это какой-то нескончаемый путь — ну, наверное, как и в вере. Я продолжаю хохотать над ней, и учиться, и удивляться. А как я сам изменился, мне сложно, сложно об этом говорить. Я понимаю, что я... Ну, осознание того, что надо уступать, и как-то любовь... Я это понял четко: любовь — это работа над собой, в первую очередь.
К. Мацан
— Дмитрий Певцов, народный артист России, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Вот в продолжение той же темы, но теперь я искренне с мужской стороны спрошу.
Д. Певцов
— Так?
К. Мацан
— В одном интервью вы выразились, что вы подкаблучник. Вы так об этом сами сказали — с самоиронией, конечно. Тут можно, конечно, вспомнить афоризм Андрея Кнышева, что «быть подкаблучником — это, в тоже время, иметь крышу над головой, и это неплохо».
А. Митрофанова
— (Смеется.)
К. Мацан
— Но вообще для мужской гордыни или гордыньки это так... требует какого-то внутреннего дерзновения — сказать: «Да, я подкаблучник». Что вы в это для себя вкладываете? Вот это про то, о чем мы сейчас говорим, про умение свое мнение немножко приглушить в нужной ситуации?
Д. Певцов
— Я сейчас попытаюсь сформулировать. Потому что есть в семье ряд вопросов, ряд... сейчас скажу... ряд проблем, которые нужно решать вместе. Которые обсуждаются, о которых говорится, по поводу которых спорится. И я прекрасно понимаю, что большинство каких-то проблем Ольга как женщина... Женщина. Женщина — это... Я всегда говорю: это тост, уже сейчас произнесу его почти: «Спасибо, Господи, что я не женщина».
А. Митрофанова
— (Смеется.)
Д. Певцов
— Потому что я бы не смог. Ну реально, я не смог. И не актриса, тем более, потому что я вообще не понимаю, как вы, женщины, живете. И при этом вы еще рожаете, вы еще детей воспитываете. И вы при этом же, так же, как мужики, летаете в космос, ученые — ну все, что угодно. Я вообще... Еще и выглядите! Для меня это совершенно непонятно. У меня не... Я не понимаю, откуда у женщин берутся эти силы. Ну, это понятно — то есть Господь так создал. Мужики бы не смогли. Вот 37 и 1 — все, все, конец, это все, конец: «А-а, все! Я умираю!» А они, там... Поэтому я прекрасно понимаю, что Ольга в большинстве своих вопросов, о которых мы спорим или которые обсуждаем, она мудрее и глубже, и поэтому она правее. А есть какие-то аспекты, где я говорю: «Будет так». И дальше там женщины запираются в кухне и плачут, а я начинаю, значит, делать то, что нужно, потому что кроме меня это никто не сделает. Это нормальное, ну, некое разделение... Я даже... Там не сферы, а это какой-то ряд вопросов, в которых она лучше соображает, а где-то мне лучше решать. Поэтому не то, что я совсем подкаблучник. Но я иногда из-под каблука, как червяк, вылезаю и говорю: «Секундочку!»
А. Митрофанова
— (Смеется.)
Д. Певцов
— «Приподнимитесь-ка! Я сейчас! А это вот я решу сейчас!»
А. Митрофанова
— Ну, я думаю, что Ольга — она очень мудрая женщина. Жалко, что ее сейчас нет в студии. Передавайте поклон от нас.
Д. Певцов
— Спасибо.
А. Митрофанова
— Я с удовольствием смотрю все ее интервью. И она, конечно, не только как актриса, но и как личность — невероятная. Такая интересная, глубокая и многогранная. И то, как она рассказывает, например, о ваших учениках, заслуживает, по-моему, отдельного разговора. У меня такое ощущение, что вы своими студентами, в каком-то смысле, живете. Вот у вас есть ваш сын, и при этом студентов вы тоже... Вы к ним привязаны, у вас очень теплые с ними отношения, и вы их поддерживаете как-то, окрыляете, и они вам благодарны. У вас вот этот взаимообмен такой постоянный. И от нее вот эта материнская энергия постоянно исходит.
Д. Певцов
— Ну да, конечно же. Они... Это потому, что когда мы набрали в 2013 году первый курс наш, началась другая жизнь. А для Ольги это вдвойне важно, потому что у нее оказался абсолютно педагогический талант стопроцентный. Вот у меня его нету. Я могу, там, научить, там, сделать отрывок, что-то такое. Но у нее талант. И талант именно — он же в чем заключается, в нашей профессии особенно? Понять, чего кому нужно дать и как не испортить. Потому что очень все зависит от индивидуальности, от того, как человек слышит и может понять то, что ты ему говоришь. Индивидуальный подход здесь очень важен, в нашей профессии, и, как это бывает, ракурс, да? Этот рабочий — правый, а левый — нерабочий. Вот зона заразительности. И она это видит, понимает удивительно. И, плюс, абсолютный режиссерский талант, который у нее... Она сделала ряд спектаклей и со студентами, и, в том числе, со студентами, где играли мы. Студенты для нее — это такая другая жизнь театральная, потому что у нее в театре сейчас — ну, так вот — с годами количество ролей уменьшилось, то есть она менее востребована стала (дай Бог, сейчас вот чего-то изменится), а студенты получают прямо по максимуму, по полной от нее вот все, что она может им дать.
А. Митрофанова
— Вот смотрите, ведь часто говорят: школа может поломать. В консерватории, когда вокалисту дают образование, могут сломать его индивидуальность.
Д. Певцов
— Да.
А. Митрофанова
— В актерских школах такое, я слышала, тоже бывает.
Д. Певцов
— Да, бывает. Очень часто.
А. Митрофанова
— А вы говорите, здесь важно вглядеться в эту самую индивидуальность. Это же... По сути, ведь это... Ну, это же христианский тоже подход — разглядеть тот уникальный талант, который каждому человеку Богом дан, и помочь ему, вот этому носителю таланта, его в себе раскрыть, почувствовать, чтобы им потом Богу служить, чтобы его на закопать. Потому что иногда мы свои таланты закапываем не по своему собственному желанию, а, что называется, по стечению обстоятельств и воздействию внешних сил и людей, которые — педагоги, например — тоже волей-неволей могут быть к этому причастны. Поэтому на педагоге, конечно, колоссальная ответственность. То, что вы говорите — это... Ну, я завидую вашим студентам, в таком случае.
Д. Певцов
— А я когда смотрю работы... Я же почти не ставлю, как... Ну, я, типа, такой худрук. Прихожу и говорю: «Ну, это хорошо. Это неплохо. А вот это вот — отвратительно, убрать». А многие работы происходят без меня, ребята ставят. Я прихожу и говорю: «Слушайте, я бы хотел учиться на вашем курсе». Вот это искренне. А что касается предыдущей темы, и Ольга это говорит, и я с ней согласен, — нам важнее... Потому что, ну, артистов мы воспитаем. И ведь у нас такая работа — мы не можем дать тому, кто не сильно хочет. А кто сильно хочет, тот возьмет у нас. Мы это дадим. Профессионально мы дадим. Но нам важнее человеков воспитать. Потому что у меня совершенно четкое... Я в этой профессии давно тоже, больше 30 лет. Я прекрасно понимаю, что она провоцирует на «все мне, мне, весь свет на меня, любите меня, я самый главный, я здесь центр, вокруг меня все крутится». Она развращает. Я артистов не люблю поэтому. Женщин я вообще отставляю в сторону, потому что женщина-артистка — это врагу не пожелаешь. А мужчины, к сожалению, становятся женщинами. Потому что вот эта вот привычка держать внимание — она переходит в жизнь, и, на самом деле, в моей профессии мужчин из тех вот десятков артистов, которых я знаю, ну вот на пальцах одной руки я скажу, что вот это да, это наши парни. Так вот, мы говорим о том, чтобы... об этой опасности и пытаемся... Сейчас, вернусь. Я сейчас держу мысль. Я сейчас трезвый, сейчас все скажу. Я им рассказываю историю: вот когда я был молодым человеком, в киосках «Союзпечать» продавались фотокарточки любимых артистов, которые можно было купить и у театра подписать. И там было огромное количество разных, там — 20-25 всегда было. И популярных, известных артистов — огромное количество. Но любимцев, вот любимцев — Леонов, Папанов, Миронов — их тоже по пальцам можно было пересчитать.
А. Митрофанова
— Никулин.
Д. Певцов
— Никулин. Вот которых просто любили. Вот что бы они ни делали, просто народ обожал. И, как я это понимаю, это происходит только по одной причине — независимо... Да, рядом есть такие же талантливые или более талантливые люди. Но на тонком уровне люди, зрители считывают движения души. И вот эти вот, о которых сейчас сказали, вот эти фамилии, они любили тех, кому они служат. Они любили зрителей. Они любили этот мир. У них любовь — это было главное излучение, что бы они не играли — подонка последнего или самого лучшего героя. А это считывается. Когда зритель: «Ух, какой классный актер!» — он посмотрел спектакль и забыл, и потом говорит: «Я классный артист, замечательный!», а вот когда влюблялись в людей, это другая истории. И это очень важно. Я об этом студентам рассказываю: важно даже не то, как вы заберете от нас, впитаете, как губки, вот эту профессию. Да, это важно. Но что с вашей душой происходит и как она будет развиваться в дальнейшей жизни, куда она пойдет — в цинизм, в окаменелость, в равнодушие или в открытость, в любовь, и это гораздо сложнее в этой профессии. И вот этоо важно. Для нас это архиважно — чтобы они были людями. И мы стараемся, чтобы на курсе... Вот четыре года им, они пролетят так — вжик! — и все. Мы всем талдычим: «Ребята, у вас там разные отношения, группировки — не группировки... Давайте жить в любви, это самое главное». Потому что очень часто эти четыре года становятся самым светлым местом времени в профессии за всю оставшуюся жизнь. Не хотелось бы, но так бывает.
К. Мацан
— Свадьбы у вас на курсе были?
Д. Певцов
— Да, на том курсе у нас... Ну, у нас они все сейчас вот, на том курсе, недавно женились, ребята, там, Герман с Юлей, но они там с первого курса как начали дружиться... И еще там Наташа наша с этого же курса — ну, она вышла, так сказать, за другого, постороннего человека. Ой, Господи, как это мы говорим... Ольга говорит тоже девочкам: «Главное — замуж выйти удачно и детей нарожать. А вот в профессии»...
К. Мацан
— А вас слышат в этом смысле? Человек, который поступает в театральный вуз, мечтает о славе, для него это не какое-то такое провокационное заявление, что главное — семья, или вообще поменьше своего эго? Ведь артисты часто в интервью говорят: «Нет, ну конечно, я должен быть... С семи до девяти я звезда в театре на сцене». В остальное время можно быть простым человеком, но часть профессии — это быть звездой.
Д. Певцов
— (Смеется.)
К. Мацан
— Но правда, очень сложно, мне кажется, с семи до девяти быть звездой, а потом выключить эту звездность и пойти домой, и мыть посуду.
А. Митрофанова
— (Смеется.) Закрыть на ключ в ящик стола, да.
Д. Певцов
— Игорь Иванович Сукачев — смешно, — когда мы «Анархию» репетировали, он рассказывает: «Я жене говорю (у него жена — Ольга тоже), я говорю жене: «Я звезда рок-н-ролла!» А она мне говорит: «Вези шкаф на дачу!»
К. Мацан
— (Смеется.)
Д. Певцов
— И в этом... И она права. А по поводу того, что услышат или нет я не знаю. Кто-то услышит. А я надеюсь, что это не на уровне: «А-ах! Как Дмитрий Анатольевич нам сказал!» — и вот человек на все годы обучения задумался. Нет. Этой информацией мы капаем, капаем, капаем... В ком-то она, я надеюсь, прорастет. Потому что, мне кажется — сейчас подумал об этом, может быть, глупость какая-то... В моей жизни такое было — когда иногда встречаются жизненные ситуации, где вот... Ну, Господь все время дает нам выбор. Самый. От маленьких до больших выборов. И, может быть, где-то вот эта накапанная нами эта информация — она двинет в сторону правильного выбора. Может быть.
А. Митрофанова
— Да, в этом смысле — нам не дано предугадать. Мы не знаем. Но что точно совершенно могу сказать — ведь людей в этом возрасте обмануть совершенно невозможно. На каком-то внутреннем уровне они нас «считывают».
Д. Певцов
— Да, наверное, да.
А. Митрофанова
— Поэтому еще более важно, я думаю — может быть, даже они это и не осознают, — чем то, что вы говорите, ваш пример. Вот вы с Ольгой у них перед глазами, и ваши отношения, то, как вы живете, то, как вы относитесь к ним.
Д. Певцов
— Ну да, это важно, я согласен. Кто-то из психологов детских каких-то говорил, что самое важное — не то, чего родители говорят детям, а то, что дети видят в общении родителей. То есть второе воздействует сильнее, чем слова и вот воспитание. Наверное, это важно, да.
Потом, в принципе, это, мне кажется, удачно — им везет, потому что, ну, обычно, там, один худрук, там — женщина, да? Или один худрук — мужчина. Чаще всего мужчины бывают. А здесь — мужчина и женщина еще дееспособные, они могут посмотреть, грубо говоря, насколько мы дееспособны, и при этом еще семья. Я согласен. Я об этом забываю, не думаю об этом. Это, наверное, пример. Да, согласен.
К. Мацан
— У вас много раз в интервью спрашивали, каково вам работается с Ольгой вместе в кадре или в спектаклях как двум артистам. А вот двум педагогам? Я воображаю себе ситуацию, когда у одного человека одно мнение, у другого другое, и вот это вот такое... Там, с утра поссорились, не знаю, или просто какая-нибудь недомолвка, и вот ты с этим пришел к студентам. И вот супруга советует такой поворот, такое решение сцены, а ты так сидишь и думаешь: «Ну хорошо, ну, хорошее решение, да!»
А. Митрофанова
— (Смеется.)
Д. Певцов
— Значит, я сейчас... Я скажу: я не режиссер. У меня нет режиссерского таланта, равно как и педагогического. Я могу быть просто с ними искренним и попытаться отдать то, что я знаю. У жены моей, Ольги Дроздовой (когда-нибудь она будет Певцовой официально) — у нее талант и педагогический, и режиссерский. Поэтому когда она репетирует, я помалкиваю. И, мало того, у нее нет такого: «Так, я приду, значит, сейчас... Сейчас мы сделаем эту сценку, эту...» Она включается. У нее весь организм включается, и дальше там вот рядом находиться — есть такая зона опасности. Лучше, если она вдруг чего-то покажет и отмахнет рукой, можно там... может зашибить. Потому что она включается. То есть за ней только успевай, успевай это делать. Потому что я с ней работал как с режиссером — тоже непросто. Причем, там не надо думать, надо выполнять тоже быстро. И когда я один раз попытался как бы дать этого... «звезды»...
К. Мацан
— Встать в позу?
Д. Певцов
— ...и сказать: «Секундочку! Подождите, Ольга Борисовна!» (А там студенты и все.) Я попытался и понял, что это бессмысленно, это непродуктивно, нефункционально. Она пробует, она так... Она лепит из этого материала, который — артисты на сцене, из мизансцен. Тут никакой конкуренции нет, потому что я не конкурент.
К. Мацан
— Давайте мы напомним нашим радиослушателям после стольких слов об Ольге Дроздовой и о концерте 15 октября в «Вегас сити холле» — три юбилея: концерт Ольги Дроздовой, в нем, конечно же, примет участие «Певцов-оркестр», ну, и приглашенные друзья. Наверное, правильное слово — не просто звезды, а приглашенные друзья Дмитрия Певцова и Ольги Дроздовой...
Д. Певцов
— Да, друзья. Я забыл сказать...
К. Мацан
— Дмитрий Харатьян, Николай Расторгуев. Гарик Сукачев...
Д. Певцов
— Олег Чилап замечательный будет, вообще гениальный человек. Это отдельная история. Ну ладно, не буду сейчас... Про него можно книжку написать.
К. Мацан
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Напомню, у нас сегодня в гостях Дмитрий Певцов. У микрофонов также Алла Митрофанова и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
А. Митрофанова
— Еще раз добрый светлый вечер, дорогие слушатели. Константин Мацан, я — Алла Митрофанова, и с удовольствием напоминаю, что в гостях у нас сегодня народный артист России Дмитрий Певцов. Мы встречаемся, у нас есть замечательный инфоповод, хотя мы не только о нем говорим, — концерт 15 октября Ольги Дроздовой, юбилейный. Сразу три юбилея, как Костя вот недавно напомнил, будут фигурировать там, и они есть на афишах.
Дмитрий, у меня вопрос по поводу афиши. Фамилия там стоит вашей супруги — Ольга Дроздова.
Д. Певцов
— Да.
А. Митрофанова
— А она теперь — Ольга Певцова. И все об этом знают. Ну, кто не знает, узнает сейчас. Она решила взять вашу фамилию спустя 25 лет семейной жизни.
Д. Певцов
— Да.
А. Митрофанова
— И, как я слышала, она по-разному, в зависимости. может быть, там, от ситуации обосновывает это решение. Меня поразило, как она сказала: «Я прочитала пять томов Паисия Святогорца, и там через слово, через строчку — «чтобы жена прилепилась к мужу». И она решила, вот если я правильно поняла, прилепиться окончательно.
Д. Певцов
— Да, да, да. В том-то и дело. Да, действительно. Это вот та самая информация, которая капала-капала, капала-капала, а потом она, наверное, проснулась и говорит: «Слушайте, так это же ко мне тоже относится, очевидно». Подумала. Не просто так, к каким-то женам.
Мне эта идея нравится. Но проблема — в физическом воплощении. Потому что когда мы пошли в ЗАГС в первый раз, такие радостные, во-первых, мы пришли не в тот ЗАГС...
А. Митрофанова
— (Смеется.)
Д. Певцов
— ...но мы пришли в тот ЗАГС, где мы расписывались, и где меня расписали с «Дроздовым О.Б.».
А. Митрофанова
— (Смеется.)
К. Мацан
— Как интересно! (Смеется.)
Д. Певцов
— Да. И когда... Хорошо, что наши свидетели посмотрели в паспорте — жалко, он не сохранился. Мы так пошли наверх, они нам подтирали этим лезвием: «Извините». Утром, в 10 утра, мы потом разъезжались на работу. Сказали, во-первых, другой ЗАГС, во-вторых, там нужны документы и, в том числе, свидетельство о рождении Ольги, которое, естественно, было утеряно. И вот пока только пришло — зимой, что ли, мы получили из Находки свидетельство о рождении... Нет, секундочку, это было осенью, почти год назад. А потом мы все время заняты — надо поехать, надо вместе... Ну, в общем... Потом ковид... Ну, вот до сих пор мы никак не оформим эти отношения наши фамильные.
А. Митрофанова
— Ну ничего, время еще есть.
Д. Певцов
— Время есть, да.
К. Мацан
— Такой любопытный пример, когда чтение духовной литературы может менять жизнь на практике. Ведь мы часто на эту тему иронизируем: «Вот, она, там, книжки читает умные, духовные — там, Паисия Святогорца». А вот вы рассказываете об очень таком, ну, в высоком смысле слова, трогательном примере, когда человек читал-читал и применил это к себе. А у вас было что-то похожее? Я знаю, вы рассказывали про то, что вас сильно в свое время зацепила книга «Несвятые святые» митрополита Тихона Шевкунова, но что еще? Вот у Ольги такой получился шаг. А у вас было какое-то такое же открытие в своей жизни?
Д. Певцов
— Ну, «Несвятые святые» — это вообще книга, которая переменила мою жизнь просто, перевернула ее.
К. Мацан
— Вы в Церковь пришли на фоне прочтения ее, да?
Д. Певцов
— И да, да, я, может быть, жив, потому что я ее... Так вот мне Ольга ее подсовывала, подсовывала, а потом она попала мне на глаза в нужный момент. А чего-то такого еще более мощного я не знаю... не припомню. Может быть, я и меньше читаю, конечно, чем Ольга.
К. Мацан
— Ну, или все впереди.
Д. Певцов
— Да, кстати, все впереди. Я чувствую, что чего-то должно случиться, что-то такое... Куда-то мне нужно... какая-то реформация душевная, духовная.
А. Митрофанова
— Ну, значит, придет. Если...
Д. Певцов
— Да, Бог даст, придет.
А. Митрофанова
— Да, когда есть запрос, Господь все время посылает, так или иначе. Потом, у меня складывается такое впечатление, что у вас вот эта «оптика» наблюдательная — она очень хорошо разработана, вы видите, слышите, прислушиваетесь, наблюдаете вообще за происходящим. Так что, думаю, вы свою книгу не пропустите, и это очень хорошо.
А вот возвращаясь к вашим студентам, то, что вы сказали про особенности актерской профессии, когда, в общем-то, она, действительно, наверное, в большей степени женской природе органична, чем мужской, есть определенное влияние, она требует сосредоточенности на себе. И то, что, может быть, кто-то назовет эгоцентризмом, не знаю, здесь не мне судить, и так далее. Вы — верующий человек, и вот это... Это в разные стороны векторы направлены, или их можно каким-то образом синхронизировать внутри себя и в своей жизни, чтобы быть и вот таким мужчиной, который воплощение христианина, и чтобы, так сказать, от себя немножечко дистанцироваться и при этом оставаться прекрасным артистом?
Д. Певцов
— Я уже это давно, наверное... Может быть, я давно интервью давал. Я с одним монахом беседовал, и он мне жестко так сказал: «Чего у тебя за профессия такая?» Я говорю: «Ну вот, я артист, я выхожу на сцену». Он говорит: «Вот ты выходишь на сцену, там зрители сидят в темноте, ты — весь в фонарях, и ты все свои страсти там вот... вот им напоказ, значит, а тебе еще за это платят. Вот у тебя такая профессия». И это жестко довольно, но я понимаю — отчасти он прав. Но...
А. Митрофанова
— Не знаю...
Д. Певцов
— Отчасти он прав. Здесь, мне кажется, во-первых, с чем ты выходишь, и потом — кого благодаришь за то, что получается. Вот от этого все зависит. Потому что один батюшка... Сейчас... Я просто пытаюсь отключиться от обстоятельств, которые он мне рассказывал. Какую интересную вещь... Когда жестокие гонения были на Церковь, и вот советская власть, и вот этот страшный атеизм, то многие люди, лишенные возможности пойти в храм, потому что их просто не было там, и запрещения, и гонения, не дай Бог, увидят что-то, страх — многие люди находили то, что они искали в Церкви, находили в театрах, в кино, в книгах, в музыке.
А. Митрофанова
— Да.
Д. Певцов
— И если ты выходишь на сцену в материале, который... Я об этом много раз говорил — произведением искусства можно считать только то, что несет добро, любовь, веру, надежду, радость. Все остальное никакого отношения к искусству не имеет. Если выходишь в таком произведении искусства на сцене и, отдав его и получив оттуда отклик и ответную любовь, благодаришь за это не себя, любимого, а говоришь: «Спасибо, Господи!» и все туда отдаешь, наверх, вот это, мне кажется, выход из этой очень такой опасной профессии. Она действительно опасная, потому что инструментом и палитрой является собственная психофизика, и она же и страдает, естественно, от этого. И редкие единицы из великих артистов — они остаются... Ну вот, допустим, Инна Чурикова. Она великая, величайшая. Я ее обожаю, поскольку много лет с ней партнеры. Она при этом осталась совершенно открытым вот ребенком наивным — и не гениальной актрисой при этом совершенно. И вот... Ну вот Господь поцеловал так, что она вот такая, какая она есть. А такого же таланта, там, и такого возраста, может быть, другие актрисы — не хочется называть — они стали с такими... Даже на лице все видно, в общем, во что они превратились. (Смеется.) Но как-то... Как сказал мой худрук Судакова, «после сорока лет все на лице».
К. Мацан
— Особенно для радио это...
А. Митрофанова
— ...актуально! (Смеется.)
К. Мацан
— Я не могу вас не спросить, раз мы про это заговорили, ну, и в личном плане очень интересно, о Марке Анатольевиче Захарове. Вы в майке сейчас с его фотографией, принтом, что называется. На спине этой майки — все спектакли, которые он поставил. Недавно, 28 сентября, был год, как он отошел ко Господу. Знаете, я даже не знаю, как вот до конца вопрос сформулировать, но мне просто хочется, чтобы вы поделились своим каким-то важным, может быть, значащим для вас воспоминанием о нем. И такой второй вопрос: может быть, я целюсь пальцем в небо, но не случалось ли когда-нибудь у вас с ним разговоров о вере, вот об этом мировоззренческом выборе? Мы знаем, что и храм рядом с «Ленкомом» не без его участия восстанавливался, и «Юнону» и «Авось» он поставил в те годы, вы играли в этом спектакле.
Д. Певцов
— Да, это чудо...
К. Мацан
— И мне помнится один разговор его по телевизору с философом Мерабом Мамардашвили, где они обсуждали юмор, в том числе в Евангелии, и Захаров так, впроброс, сказал, что «если бы я ставил притчи Христовым, я бы шел к ним через юмор, через какую-то игру». То есть он, как человек гениальный и великий, не мог и эту область жизни не осмыслять. Вот что вы обо всем этом помните?
Д. Певцов
— На протяжении вот долгих лет жизни с Марком Анатольевичем в одном театре (я попал в 1991 году в театр, мы почти 30 лет с ним вместе) у нас, помимо совместной работы, было несколько таких бесед, которые вообще не связаны с конкретным спектаклем. И он мне говорил именно... Мы не говорили о вере, хотя одна из его таких шуток или приколов — он, там, обычно... Премьера выпускается, все собираются в комнате переодевания, и он приходит и говорит такие последние слова: «Так, ребята, то-то-то-то-то-то, то-то-то-то-то-то, то-то то-то. А потом говорит: «А впрочем, играйте, как Бог на душу положит. А плохого вам Бог не положит». И всегда говорил: «С Богом!»
К. Мацан
— Ничего себе!
Д. Певцов
— Вот так. Он был...
А. Митрофанова
— Ну то есть это не как фигура речи, это осмысленное?
Д. Певцов
— Нет. Это осмысленно. Причем, он говорил, говорил как режиссер, а потом так снимал — и...
Так вот, он говорил со мной. Его волновало почему-то... И я понимаю сейчас, работая со студентами... Его волновало, куда я иду. Куда я иду по жизни. И он говорил о пути актерском, хотя он говорил и о семейной жизни, как это важно для актера — иметь вторую половину. Несколько раз этот был разговор, потом он уже познакомился с Ольгой. Но он говорил со мной о каких-то вот... Об этой развилке, когда... Во что может превратиться профессиональный хороший артист. И я там на его глазах становился кем-то там — сыграл это, это... Я понимаю, что я на его глазах рос, и он в меня вкладывал, вкладывал свои какие-то творческие капиталы, и они давали дивиденды, и я это понимал. Ему было важно, как я двигаюсь в этой профессии, в том числе и по-человечески. Вот это... Я тогда как-то воспринимал — ну, как-то... А потом, после его ухода мне подарили фотографию, где... Я даже не помню, как это фотографировалось. Мы стоим, и он меня так обнимает — вот прямо как пожилой отец вот так вот на сына опирается. И в этом столько любви... Я понимаю, что он был очень человеком скрытым, и он прекрасно понимал, что как руководитель он не должен свои эмоции... не должен открываться при подчиненных, как бы он их не любил. И для него, там, высшее проявление нежности — это называние по имени. Он всех знал по имени-отчеству, но вот Олега Ивановича Янковского он один раз при мне, я слышал, на похоронах Янковского назвал по имени. В нем такое количество любви удивительное было, которую он все время закрывал. И, кстати, закрывал еще юмором, сарказмом, самоиронией и хулиганством. Вот до последних репетиций это был вот Захаров, который все держал в своих руках, хотя уже плоховастенько ходил, но при этом мог вставить и повернуть так оборот речи, что, там, зал хохотал, а это... Ну, мы стали репетировать, еще что-то... Он был совершенно... На самом деле, его величину и масштаб того, что он сделал, сейчас, наверное, невозможно понять. Чуть попозже это будет. Но для меня вот театр, за что я его люблю и почему... и чем он прекрасен и ужасен, — что ну да, можно снять гениальный фильм, и он останется на все времена. А театр, как и любой театр — рождается какая-то компания («Современник», «Таганка», «Ленком»), встает на ноги, достигает пика, а потом уходит, падает. И также и спектакль поставленный, тоже самый лучший, он может жить какое-то время и умрет. Но каждый спектакль, сыгранный на сцене сегодня, завтра, послезавтра — другой. И невозможно — вот в чем класс, и мне почему нравится, — что невозможно, нет способов, ни видео, ни аудио, никаких, чтобы взять и зафиксировать то, что зрители получают во время спектакля. Можно, да, снять изображение, звук записать, запах можно дать, еще чего-то. Но это невозможно зафиксировать. И поэтому театр вечен, в отличие от Интернета, который — электричества нет, все. Все, ребята! Поэтому когда говорили, там: «Все! Театру конец — кино придумали!» Нет! Телевизор — нет. Интернет — нет. Это невозможно. Люди идут в театр, хотя иногда думают: чего они тут не видели?
К. Мацан
— Со времен Эсхила, причем.
Д. Певцов
— Ну да. Захаров Марк Анатольевич — великий!
К. Мацан
— Дмитрий Певцов, народный артист России, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».
А. Митрофанова
— Дмитрий, поскольку, опять же, я очень сожалею, что Ольги здесь сейчас нет, но, вместе с тем, вы прекрасно и очень трогательно всегда о ней рассказываете. И вы однажды обмолвились, что если бы у вас был писательский талант масштаба Льва Николаевича Толстого, например, вы бы написали о ней многотомник. Ну, то есть такой «роман-река» бы у вас получился...
Д. Певцов
— Сага.
А. Митрофанова
— ...да, сага, как «Война и мир», как, я не знаю, какие-нибудь в стиле Марселя Пруста или Эмиля Золя. Какая Ольга героиня вот подобного романа? Или она разная в каждой главе — настолько, что вы до сих пор не можете ее разгадать, систематизировать, предугадать?
Д. Певцов
— Мы сейчас ехали, завозил ее... Потому что у меня была мысль, что мы вдвоем приедем, но, в итоге, там, не складывается, она говорит: «Нам лучше с тобой»... Вдруг она говорит: «Нам лучше с тобой не ездить никуда на интервью».
А. Митрофанова
— (Смеется.) Почему?
Д. Певцов
— Она права. Потому что не получается. То есть я уступаю ей, она уступает мне. Потом мы вместе что-то хотим сказать и начинаем друг друга перебивать. Нам мало места в одной студии. Она, Ольга Дроздова... Певцова...
А. Митрофанова
— Певцова.
Д. Певцов
— ...она неописуемая в смысле... Ну, если я 30 лет не могу привыкнуть и хохочу над ней. Если я не могу привыкнуть к ее идеям, которые она вдруг... Из нее рождается, я сначала думаю: «Какой-то бред», а потом я вижу, как этот бред воплощается в конкретный какой-то отрывок или спектакль. Она совершенно какая-то многоликая, а при этом она одна. Что... И при этом она женщина. И еще актриса, да еще и мать. И еще меня терпит...
А. Митрофанова
— (Смеется.)
Д. Певцов
— И все это в ней... И еще может... Я на вопрос «ваше любимое блюдо?» говорю «Любое, которое приготовит жена». Количество талантов в ней... Она и дизайнер, она шила, там, в юности платья. Сейчас как она одевает себя, свою дочь, меня... У нее огромное количество тем, которыми она могла бы заниматься. У нее просто какое-то... «Дайте чего-нибудь»... То есть: «Ты умеешь играть на скрипке?» — «Не знаю, еще не пробовал. Может быть». Единственное, что не хватает — наглости моей. Ей бы мою наглость... Ой... Она бы просто... Хотя... Ну вот Господь так укладывает такое количество талантов и не дает самоуверенности. Ну, очевидно, зачем-то так происходит.
А. Митрофанова
— Вы, наверное, в чем-то друг друга уравновешиваете с нею, и, наверное, с точки зрения талантов, у кого какие, тоже, и уравновешиваете, и дополняете. А как вы думаете, вот вы сами от нее что, с точки зрения вот «питательного раствора таланта»?..
Д. Певцов
— Я ее кровь пью. Кровь я ее пью.
А. Митрофанова
— (Смеется.)
Д. Певцов
— Ну... Ну, во-первых, я, как мужчина любой, вытягивает энергию из жены. Это нормальная история. А особенно, там...
А. Митрофанова
— Почему? Поясните, почему это нормальная история.
Д. Певцов
— Почему? О-о... Сейчас... И, причем, она мне потом расскажет... Это сначала не чувствуется, а потом оказывается, что так. И я очень часто... У меня многие есть эмоциональные спектакли, которые требуют вот просто такой отдачи, хотя там есть зритель, который возвращает это, но эмоционально и психофизически просто там уходят килограммы веса, и при этом там, ну, действительно приходится открываться и вот отдавать огромное количество энергии вместе с эмоциями, мыслями. И я прихожу домой с этим, то есть из меня — ф-ф-ф! — выпустили все это. А она дома ждет с ужином. И в конце ужина, значит, я бодряк, а она — м-м... Как сдувшийся... Ну, я забираю у нее... Ну то есть это какая-то взаимная помощь, что ли... То есть она не то, что: «Так, сейчас, он ушел уставший — возьми мою энергию!» — нет. Но это происходит на уровне...
А. Митрофанова
— Само собой.
Д. Певцов
— ...как-то, ну, да, сообщающихся сосудов. Поэтому что я от нее беру? Я не знаю, чего у нее беру. Вот энергию беру точно абсолютно, причем, не специально. А вот так осознанно...
К. Мацан
— А вот к вопросу о том, как брать энергию... (Мы так с Аллой чередуемся — от семьи к творчеству, от творчества — к семье...) Вот я, можно, снова про творчество спрошу, уже двигаясь к завершению нашего разговора? Но это такое... Я воспользуюсь случаем, что вы здесь и мы здесь. Для меня «Ленком» в свое время начался со спектакля «Безумный день, или Женитьба Фигаро» с вашим участием. Вот я был школьником, меня привели на спектакль, и вот как-то было для меня такое очень большое эстетическое и театральное потрясение.
А. Митрофанова
— Событие.
К. Мацан
— Я потом стал ходить в «Ленком» на другие спектакли и очень полюбил этот театр и вас на его сцене. Но вы этот спектакль играете уже сколько?
Д. Певцов
— 27 лет.
К. Мацан
— 27 лет. Где черпать энергию — 27 лет играть один и тот же спектакль, поставленный Марком Захаровым, актеры мне говорили, в память Андрея Миронова?
Д. Певцов
— Знаете, мне очень нравится... Я где-то был на гастролях в театре провинциальном, не помню, где. И там вот такая на стене, рядом с расписанием актерским, такая фотография, и там идут советские еще, советские шахтеры со смены. И лица страшные, потому что они вот грязные, вот потные, в разводах от очков, но у них такая вот агрессия, такая вот глухая ненависть к этой жизни. Вот такие вот лица, несколько человек. И внизу подпись: «Расскажи им, как ты устал на репетиции». Можно играть 27 лет. Эта профессия, в принципе, она требует волевых усилий. И совершенно не обязательно, что ты каждый раз, выходя на сцену, будешь получать удовольствие. Естественно, 27 лет выходя на сцену, тоже не будешь получать удовольствие. Есть некая — ну, там, у каждого свой тренер, но это творчество — оно бессмысленно, если ты не можешь заставить себя чего-то делать. А, извините, батюшки литургию выходят по 50 лет?
К. Мацан
— Я думаю, что это все-таки другое. Есть подобие, но не тождество.
Д. Певцов
— Другое, я согласен, другое. Да, да. Это там все... То есть там все... Но... Я понимаю, о чем речь, и я понимаю разницу. Но я скажу, что нам гораздо легче, чем им.
К. Мацан
— Да.
Д. Певцов
— То есть это даже не сравнимо. И вообще, как живут священники, отдельные люди — я вообще не понимаю, как их хватает на все. Мы просто, как это... «курим бамбук», извините за такую фразу. Не так это страшно — выходить 27 лет, есть посложнее вещи.
К. Мацан
— Ну, я тогда, может быть, уже совсем в конце спрошу все-таки, раз вы сами это сказали, и поскольку мы на радио «Вера»... Вот священники часто признаются, что 50 лет совершать еженедельный минимум, а то и чаще, литургию можно только силой Божьей, когда себя умаляешь, и в тебе, говоря высоко, но точно, иногда других слов нет, кроме высоких, в тебе действует Господь, через тебя. Это другая ситуация. Но, может быть — может быть (тоже вопрос), и у вас вот есть тот ресурс, который есть и у каждого христианина: в момент, когда тяжело и силы на исходе, попросить вот о помощи и сказать: «Господи, я... Вот Ты меня сюда поставил. Я работаю, помоги». Такое бывает?
Д. Певцов
— Ну, мне Марк Анатольевич подарил, вот когда я вводился в «Юнону» и «Авось», подарил мне Казанскую икону Богоматери. И сейчас у меня вокруг нее такой иконостас. И у меня почти нет спектаклей, на которые бы я выходил без молитвы и без просьбы о помощи. Это уже такой, ну, обряд, ритуал какой-то. А особенно когда бывает, там, ну, реально тяжело и нету сил, или здоровья нету. Или вот сейчас — сколько? — семь месяцев я не играл «Юнону», я... У меня какой-то... Я в принципе волнуюсь перед этим спектаклем — единственным вообще в моей биографии. Я больше ни перед каким не волновался никогда. А здесь я всегда волнуюсь. И у меня было... Я очень сильно просил, чтобы... У меня одна просьба — не испортить ничего в этом спектакле. Это для меня способ совершенно. И по окончании спектакля я прихожу, опять же, к тем же иконам — с благодарностью. Иначе нельзя.
К. Мацан
— Спасибо огромное за эту беседу! Мы вам тоже благодарны!
Д. Певцов
— Вам спасибо! Здесь пироги еще дают бесплатные — я на них смотрю так...
К. Мацан
— К ним мы сейчас и обратимся, когда эфир закончится! А пока напомним, что 15 октября в «Вегас сити холле» в семь вечера, да?..
Д. Певцов
— В восемь!
К. Мацан
— Вот!
Д. Певцов
— В 20:00, товарищи!
А. Митрофанова
— В «Вегасе» вообще...
Д. Певцов
— Да! Но главное, что не наоборот. В «Вегасе» в восемь ноль-ноль начало, да.
А. Митрофанова
— Да, ехать далеко, поэтому там всегда в восемь.
К. Мацан
— Чтобы все успели, да, после работы.
Д. Певцов
— Добавлю, что не более двух часов будет, я так думаю. Не более. Но зато очень плотно.
К. Мацан
— Концерт 15 октября в 20:00 в «Вегас сити холл», концерт Ольги Дроздовой, которую мы знаем...
А. Митрофанова
— (Шепотом.) Певцовой, Певцовой!
К. Мацан
— ...что она Певцова уже, но на афишах написано «Дроздова». Тройной юбилей, 30 лет в театре, юбилей со дня рождения, юбилей совместной счастливой жизни с Дмитрием Певцовым...
Д. Певцов
— О-о...
К. Мацан
— В программе «Певцов-оркестр» и приглашенные друзья — Дмитрий Харатьян, Николай Расторгуев, Гарик Сукачев и многие-многие другие. Всех, кто может, наш сегодняшний гость Дмитрий Певцов приглашает на этот концерт. Спасибо огромное за эту беседу!
Д. Певцов
— Спасибо вам большое! И вам всем, люди добрые!
К. Мацан
— Алла Митрофанова, я — Константин Мацан. До новых встреч на радио «Вера».
А. Митрофанова
— До свидания!
10 мая. О подражании святым

В 4-й главе 1-го Послания апостола Павла к коринфянам есть слова: «Подражайте мне, как я Христу».
О подражании святым — священник Захарий Савельев.
Наша вера есть вера подражания. Мы подражаем. Апостолы подражали Спасителю, апостолы подражали Пророку. Допустим, вот эпизод, когда апостол Павел воскрешает юношу, который был на Агапе, упал и умер, и он ложится на него. Это точное такое подражание Пророку Елисею, когда он таким же образом воскрешает мертвого. То есть мы подражаем нашим духовным отцам, нашим наставникам. Они подражали своим наставникам и так до самих апостолов и до самого Спасителя. То есть, получается, наша вера есть вера подражания. Но в то же время Господь оставляет обязательно за человеком свободу, обязательно свободу творчества. Но и эта свобода тоже должна быть в некой форме подражанием. Это и есть традиция, это и есть то преемство от апостолов, которое дошло до наших дней.
Все выпуски программы Актуальная тема
10 мая. О причинах ненависти ко Христу

В 15-й главе Евангелия от Иоанна есть слова: «Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел».
О причинах ненависти ко Христу — священник Павел Гумеров.
В 2004 году при избрании комиссара Европейского Союза была отклонена кандидатура итальянца-христианина только за то, что этот человек исповедует христианские нравственные ценности. И вошел в обиход термин «христианофобия». Но христианофобия, ненависть ко Христу и к христианам, появилась не в XXI веке, а в веке I, когда были воздвигнуты первые гонения на христиан. И Господь дает нам надежду и упование, и объясняет эту ненависть. Господь говорит: «Если бы вы были от мира, мир любил бы вас». То есть христианин является белой вороной, он иной, он другой. И тем, что он живет по правде Божией, по заповедям Божьим, конечно же, он уже обличает мир. Но Господь вселяет в нас надежду. Он говорит, что «Мужайтесь, ибо я победил мир». И поэтому не нужно смущаться и бояться. Это совершенно нормально. «Подражайте мне, как я подражаю Христу», говорит нам апостол Павел.
Все выпуски программы Актуальная тема
10 мая. О подвиге святого Симеона Иерусалимского

Сегодня 10 мая. Церковь чтит память Апостола от 70-ти и священномученика Симеона Иерусалимского, сродника Господня, пострадавшего за Христа в 107 году.
О подвиге святого — священник Стахий Колотвин.
Каждый апостол приближается к Богу, потому что проповедует Евангелие. Именно на это он поставлен Господом. Каждый святитель приближается к Богу, потому что он управляет вверенной ему общиной из православных христиан и ведет их ко спасению, несмотря на все окружающие препятствия. Мы помним, что величайшим иудеем, принявшим Христа, был Иаков, брат Божий, старший из сыновей Иосифа. И вот мы смотрим, он принимает мученическую смерть, потому что уже иудеи начинают понимать — христианская община. Несмотря на то, что иудеи и христиане продолжают соблюдать ветхозаветные заповеди, это явление совсем иное. И здесь кто был тем человеком, который исполнил евангельскую заповедь Христа, который говорит, когда увидите воинов вокруг Иерусалима, когда увидите вот эти все знамения, бегите в горы? Это был святой апостол Симеон Иерусалимский. Симеон Иерусалимский выполнил важную задачу, потому что он сохранил Православную Иерусалимскую Общину, даже когда был город разрушен, когда камня на камне не осталось ни от Иерусалимского храма, ни от домов вокруг, потому что, как говорится, «Церковь Божия, Храм Божий не в бревнах, а в ребрах».
Все выпуски программы Актуальная тема